Ордубади Мамед. Тавриз туманный

   - Где вы его взяли?
   - На твоем письменном столе.
   - Да, я писал.
   - Вспомни теперь, когда народ изгнал из Тавриза Мирза-Гасан-агу и Мирза-Кязим-агу, зачем тебе понадобилось ехать в Гызылджа Мейданы к Мирзе-Керим-аге?
   - Я ездил, чтобы купить у него хлеб.
   - Можешь ты это доказать?
   - Да, могу!
   - А письмо Мирзы-Керим-аги к тебе? Что в нем было написано?
   - Какое письмо?
   - А вот послушай, я зачитаю его.
   "Уважаемый господин Рзабала!
   Сведения, которые вам удастся раздобыть, и письма передавайте через Гаджи-Сеид-Язды и мучтеида Гаджи-Мирза-Асадуллу. Они работают на пользу государства и величия ислама.
   Имам Джума Керим".
   - Теперь скажи суду, являются ли контрреволюционерами люди, названные в письме?
   - Да.
   - Поддерживаешь ли ты с ними связь?
   - Да.
   - Когда в доме Гаджи-Мохаммед-хана Сартиба в армянском квартале открылся Энджумен, ты вместе с другими купцами и именитыми людьми поклялся на коране быть верным маршруте* и народу. И ты поклялся первым. Правда это или нет?
   ______________ * Маршрута - конституция.
   - Да.
   - Почему ты изменил своей клятве?
   - После этого я не совершал никакой измены.
   - Ты говоришь правду?
   - Клянусь своими убеждениями, это правда.
   - Врешь! Первого числа месяца мохеррем 1325 года, когда толпы людей ходили по улицам и читали синазан, злодейской пулей был сражен член Энджумена Гаджи-Мирза-Гасан Милани. Кто организовал это преступление?
   - Не знаю!
   - Если ты об этом ничего не знаешь, зачем писал ты Мохаммед-Али-шаху такое письмо:
   "Светлейший! Ваш преданный раб и верный слуга исполнил ваш приказ. Член Энджумена Гаджи-Мирза-Гасан Милани убит.
   Рза".
   Опустив голову, Рзабала молчал.
   - В контрреволюционной организации "Исламие" ты состоял?
   - Да.
   Я показал ему еще несколько изобличающих его документов. Он понял, что никакие проволочки ему не помогут: он пойман с поличным, и признался, что все время был ярым контрреволюционером, что находился в тесной связи с Рагим-ханом, его сыном Беюк-ханом, Эйнуддовле, Низа-мульмульком и Ферманферма и из ставки Саттар-хана посылал им шпионские сведения. Ему больше ничего не оставалось, как взывать к милости революционного суда. Он упал на колени, бил себя кулаком в грудь, клялся и молил о прошении.
   Я задал ему еще два-три вопроса:
   - Список демократов ты дал Сардар-Рашиду?
   - Нет.
   - Хотел дать?
   - Да, собирался.
   - Кто еще занимался шпионажем заодно с тобой?
   - Разве мало в Тавризе контрреволюционеров?
   - Я спрашиваю у тебя о шпионах-демократах. Скажу яснее: кто из тех, кто работает с нами, стал на путь измены и предательства, как ты?
   - Джорабчи Мешади-Мугим и Ага-Гулам Шабустари. Эти два человека действуют активно. Больше я никого не знаю.
   - Теперь ты должен ответить еще на один вопрос. В начале 1909 года снабжение революционеров продовольствием было поручено тебе. Сколько денег ты тогда прикарманил?
   - Я не украл ни одного шаи. Я зарабатывал. Разве другие тогда не зарабатывали?
   - Тогда были тяжелые времена для партии. Каждый выполнял какие-то обязанности. Не так ли? Разве не использовал ты дело, порученное тебе революционным комитетом, в личных выгодах?
   - Тогда я заработал двадцать пять тысяч туманов. Если вы считаете это злоупотреблением, я могу их вернуть.
   - Хватит. Все совершенно ясно. Кто хочет высказаться по поводу предательства и измены Рзабалы делу революции и народа?
   Тутунчи-оглы встал.
   - Мы всегда боремся с врагами открыто. Некоторых мы давно простили, потому что они осознали свои ошибки, поняли, что шли по неправильному пути Нам не раз приходилось встречаться в боях с несознательными людьми, которые не в состоянии были понять, на чьей стороне правда, и поэтому выступали против революции. Но есть у нас враги, которые, как червь, точат партию изнутри. Разоблачить их очень трудно. В дни сражений у нас не было возможности с ними бороться. Сотни жертв - результат их предательской деятельности. Из-за измены таких ублюдков, как Рзабала и Мушми, наших товарищей, преданных народу и революции, резали, как овец, в домах дивичинских контрреволюционеров. Эти заядлые враги проникли в наши ряды под маской демократов. Их нельзя равнять с теми, кто борется против нас по несознательности. Это махровые контрреволюционеры. Поэтому-то с ними не может быть мира, нет им пощады. Мириться с ними - значит, самим стать врагами революции, которой мы посвятили всю свою жизнь. Смерть изменникам и предателям! Никакой пощады шпионам!
   Все присутствовавшие на этом заседании потребовали для Рзабалы смертной казни.
   Он понял, что с ним не шутят и за предательство ему придется заплатить жизнью. Упал на колени, предлагал все свое состояние, все, что у него только есть. Чуть не плача, он говорил:
   - У меня сто тысяч туманов наличными и векселями сто пятьдесят тысяч, пять собственных домов, пять фруктовых садов, мельница, я засеял двести батманов хлеба, все это я отдаю в пользу революции, только простите мне мои прегрешения Я горько каюсь, что стал на нечестный путь. Пощадите меня, дайте возможность искупить свою вину. Заклинаю вас именем революции, светлой памятью Саттар-хаиа, не убивайте меня!
   Он трясся, как осиновый лист. Я поднялся.
   - Суд приговаривает предателя, шпиона, матерого врага революции Рзабалу-Гаджи-Гусейн-оглы к смертной казни.
   Я направился к выходу. Не успел я переступить через порог, его бездыханное тело с глухим стуком повалилось на пол.
   ЗАКУЛИСНЫЕ ИНТРИГИ САРДАР-РАШИДА
   Махру не забывала о наших поручениях. В этот же день, вечером, она сидела в своей комнате и ждала, когда ее позовет Сардар-Рашид, у которого вошло в привычку не есть и не пить без нее Он не выпивал бокала, налитого кем-то другим
   Было уже одиннадцать часов, когда слуга пригласил Махру в столовую. Почему-то сегодня ужин запаздывал Когда Махру вошла, Сардар-Рашид что-то писал в своем блокноте. Увидев ее, он отложил перо в сторону.
   - Моя ненаглядная, наполни радостью и сегодняшний вечер. Я боялся, что ты легла спать и лишила меня своего общества.
   - Разве когда-нибудь я заставляла тебя ждать напрасно? Я всегда стараюсь поступать согласно твоим желаниям. Не так ли?
   От этих слов Сардар-Рашид пришел в восторг.
   - О, какая ты сегодня умница. Неужели ты будешь теперь снисходительной к моим просьбам, украсишь мою жизнь, наполнишь ее радостью?
   - Да, но с условием - не выходить за рамки сложившихся между нами отношений! А они должны быть такими как между братом и сестрой. Только тогда я согласна выполнять все твои требования, даю слово.
   - Но ведь на самом деле мы не брат и сестра
   - Если бы ты не представлял меня людям, как свою сестру, я вела бы себя иначе. Отвергнув тебя, я ушла бы из этого дома или подчинилась бы тебе, осталась с тобой навсегда. Теперь поздно. Все в Тавризе, даже русские и армяне, считают меня твоей родной сестрой! Если народ узнает, что это неправда и в доме у тебя чужая женщина, твое положение пошатнется. Ведь это будет козырь в руках твоих врагов. Думаешь ли ты об этом, учитываешь ли печальные последствия нашего сближения, которого добиваешься?
   - До чего же ты умна! Все, что ты говоришь, - сущая правда, но учти, я мужчина. Любовь и страсть не считаются с условностями. Мое бурное влечение к тебе не подчиняется никакой логике. Махру, налей в мою рюмку коньяк, дай, я осушу ее из твоих рук. Хоть раз откликнись на мою любовь, не будь такой жестокой!
   - Налить коньяк я могу, но отношения наши не должны выходить за рамки братских.
   Сказав это, она наполнила его рюмку и села напротив. Сардар-Рашид жадно выпил, потом еще одну, еще и еще. Он заметно захмелел, но старался держать себя в руках, лишь изредка целовал Махру в лоб. На большее у него не хватало смелости. Он хорошо знал ее крутой нрав.
   - Ты выполнила мое задание? - вдруг спросил он.
   - Какое задание?
   - Передала Нине то, что я просил?
   - Подумай сам, можно ли женщине делать такое предложение, если муж ее, Абульгасан-бек, жив и здоров? Разве ты сам не знаешь, как она к нему привязана? Можешь ли ты надеяться, что она ему когда-нибудь изменит?
   - Если ты хочешь, чтобы я разрешил тебе оставить этот дом и выйти замуж, ты должна сделать одно из двух: или выяснить, где Ираида, или помочь мне завоевать Нину. Одна из вас троих должна быть моей. Понимаешь?
   - Что ж, постараюсь, чтобы это была не я.
   - Самое лучшее, чтобы это была третья. О Махру, не уходи из моего дома! Мне страшно даже подумать, что ты когда-нибудь покинешь меня. Мне кажется, счастье уйдет вместе с тобой. Ну, кто такой Асад, почему ты предпочитаешь его мне? Я властелин целой страны, а он?
   - Если ты не будешь предъявлять мне других требований, кроме того, чтобы я всегда относилась к тебе, как сестра, я обещаю не уходить из этого дома и не венчаться с другим. Ты доволен?
   - Я согласен. Только будь всегда со мной. Счастье и радость мира сосредоточены для меня в лучезарном лице твоем, в твоих черных очах, полных глубокой тайны. Удовольствие и наслаждение, которое дают мне наполненные тобой чарки, недоступны даже шаху Ирана. Я согласен, Махру, только дай мне торжественное обещание, что не выйдешь за Асада.
   К концу ужина Сардар-Рашид уже не в состоянии был самостоятельно двигаться. Его отвели в спальню и уложили спать. Теперь Махру могла посмотреть, что делается у него на письменном столе. В блокноте она обнаружила несколько черновиков.
   "Принцу Абульфату-Мирзе*.
   ______________ * Абульфат-Мирза - в прошлом был переводчиком германского консульства в Тавризе.
   Господин принц, ваше предложение превосходно, хотя со второй его частью я согласиться не могу".
   На другой странице Сардар-Рашид писал царскому консулу:
   "Господин генерал!
   В ближайшие дни я представлю вам список членов подпольного революционного комитета в Тавризе, а также всех членов демократической партии. Один демократ Рзабала Шешгиланлы дал согласие сотрудничать с нами. Сейчас он выехал в город Кавкан по своим делам. В ближайшие дни он возвратится в Тавриз и, с божьей помощью, выполнит мое задание"
   Еще одно письмо было составлено на имя садр-азама*.
   ______________ * Садр-азам - премьер-министр.
   "Его превосходительству высокому покровителю нашему садр-азаму.
   Письмо Ваше я прочел. Разделяю Ваше недовольство последними действиями русского консула. Должен заметить, что во многих вопросах он вообще не считается с суверенитетом Ирана, вмешивается во все финансовые дела Азербайджана и всех, кто отказывается платить налог, берет под свое покровительство".
   Последнее письмо снова было адресовано царскому консулу
   "Господин генерал!
   Сегодня получил письмо от садр-азама, полное упреков. Он предписывает мне заявить протест против вмешательства русского консульства в финансовые дела Ирана и требует, чтобы вы перестали оказывать покровительство уклоняющимся от уплаты налогов, иранскому государству. Ваш покорный раб не будет реагировать на требования тегеранского правительства. Конечно, я рассчитываю, что господин генерал не откажется также помочь мне, если это понадобится".
   Из всех этих писем было ясно, что Сардар-Ргчшд служил сразу нескольким хозяевам, не будучи искренним ни с одним из них.
   Махру сняла копии со всех черновиков, а потом, воспользовавшись тем, что ящики стола были открыты, переписала еще много документов. Сложив все бумаги в том же порядке, в каком держал их Сардар-Рашид, она удалилась в свою спальню. Было три часа ночи.
   ВОЗВРАЩЕНИЕ ГАДЖИ-САМЕД-ХАНА
   Опасная игра, которую вел Сардар-Рашид, могла иметь весьма тяжелые последствия для Азербайджана. Положение было гораздо серьезнее, чем при Гаджи-Самед-хане. Тот, по крайней мере, действовал в интересах двух иностранных государств: России и Англии. А новый губернатор решил, очевидно, обезопасить себя со всех сторон. На всякий случай он одновременно заигрывал и с англичанами, и с русскими, и с турками, и с немцами. Такая политика, в момент, когда турки и немцы под видом освобождения Тавриза от русских готовились вступить на территорию Азербайджана, была не что иное, как авантюра. Демократическая партия приняла решение всемерно разоблачать как истинные замыслы турок и немцев, так и двурушнические действия Сардар-Рашида. Революционный комитет выпустил обращение:
   "Герои-тавризцы!
   С незапамятных времен вы мужественно и храбро отстаивали независимость своей родины, грудью защищали ее от арабских и греческих захватчиков. Вы не позволили турецким феодалам надеть на вас ярмо рабства. Целый век боролись вы с ними и понесли в этой жестокой борьбе большие потери. Вы грудью отстояли свой город от тирана Мохаммед-Али-шаха и заставили его бежать без оглядки, спасая свою шкуру.
   Никакие трудности, никакие лишения не смогли сломить вас. Вы всегда побеждали. Ваш боевой дух, ваша неустрашимость стяжали вам неувядаемую славу.
   Сейчас наша страна вновь переживает тяжелый момент. В жизни азербайджанского народа наступают тревожные дни, нам снова грозит опасность.
   Бывший губернатор уничтожил тысячи отважных и благородных сынов нашей родины. Без стыда и совести грабил он страну, а сейчас, набив карманы золотом, покинул Азербайджан. На его место тегеранское правительство назначило его бывшего заместителя Сардар-Рашида.
   Тавризцы! Вы знаете Сардар-Рашида еще с того времени, когда он был правителем Ардебиля. Он и тогда был предателем нашего народа, а сейчас совсем обнаглел: он служит англичанам и царскому правительству, Турции и Германии, лавируя между этими двумя группировками империалистов, одинаково грозящими целостности и независимости нашей страны. Он готовит новую петлю на вашу шею, тавризцы.
   Турецкие паши под лозунгом единения ислама куют новые цепи для азербайджанского народа. Они хотят захватить и разграбить Тавриз. Не верьте их посулам, когда они говорят, что "идут оказать вам братскую помощь". В недалеком прошлом они не раз подвергали. Тавриз опустошению. Они никогда не собирались и не собираются предоставить нам независимость. Братья! Не верьте обещаниям ни старых ни новых реакционеров, сгруппировавшихся вокруг Сардар-Рашида. Не ждите помощи от тегеранских министров. Учтите: все они служат колонизаторам.
   Тавризцы! Удесятерите геройство и отвагу, проявленные вами в борьбе с Мохаммед-Али-шахом, Эйнудловле и Рагим-ханом. Будьте бдительны, разоблачайте козни этого предателя, стоящего на службе у четырех империалистических государств одновременно.
   Революционный комитет".
   Турецкие и германские контрразведки, узнав об обращении Революционного комитета к населению Тавриза, поспешили расклеить свои прокламации на стенах и воротах домов. Они призывали горожан примкнуть к сторонникам движения за единение ислама. Но народ встретил эти воззвания равнодушно.
   В последние дни листовки стали обычным явлением. Даже отдельные лица, не входившие ни в какую организацию, писали памфлеты на Сардар-Рашида и вывешивали их на улицах. Когда-то такие памфлеты писали на Музаффереддин-Мирзу, позже на шаха, теперь острие их было направлено против Сардар-Рашида.
   Милый мастер, я стараюсь что есть сил,
   Видишь головы как быстро я побрил?
   Ты оценишь ли старание мое?
   Увеличишь содержание мое?
   Я красивенький, уступчивый к тому,
   Будь отрадой, мастер, сердцу моему.
   Про усердие мое не позабудь.
   Увеличь мои доходы как-нибудь.
   Разве нет у нас достойнее людей,
   Что вали* стал мальчишка-брадобрей?
   ______________ * Вали - правитель, губернатор.
   Не забыта парикмахерская прыть
   День и ночь он будет головы нам брить.
   Подмастерье - работящий человек.
   Он без отдыха работает весь век.
   Снова мастеру он плакаться начнет,
   Чтобы как-то увеличить свой доход.
   Сардар-Рашид метался в поисках силы, на которую он мог бы опереться, чтобы укрепить свою власть. Царский консул не мог бы защитить его. Ему было не до того. Престиж русского императора падал день ото дня. Где уж там было думать о поддержке непопулярного в народе губернатора. Не до жиру, быть бы живу. Ничем не могло помочь бедняге и центральное иранское правительство, представителем которого он считался. Оно само не пользовалось никаким авторитетом в Азербайджане.
   В последние дни Сардар-Рашид носу не показывал на улицу: стоило ему переступить порог своего дома, как со всех сторон появлялись уличные мальчишки, во весь голос распевавшие строки из памфлета.
   Содержание этих песенок стало известно русскому консулу, и Сардар-Рашид прикидывался больным, боясь показаться ему на глаза.
   * * *
   Между тем политическая обстановка осложнялась. Стало известно, что добровольческие отряды, сформированные Гаджи-Мирза-агой Биллури и Кербалай-Гусейном Фишенкчи при помощи и под начальством турок заняли Савудж-булаг.
   Новость эта встревожила царского консула. Он понимал, что на Сардар-Рашида рассчитывать не приходится. Чтобы вывести страну из создавшегося затруднительного положения, нужна была чья-то более крепкая и уверенная рука. И консул пришел к выводу о необходимости возвращения Гаджи-Самед-хана, ибо только он мог поднять беков и ханов на борьбу с наступающими турками.
   Сегодня Нина, как только вернулась из консульства, вызвала меня в свою комнату и показала копию секретной телеграммы, полученной от кавказского наместника. Тот сообщал о выезде из Тифлиса Гаджи-Самед-хана, которому поручено все силы, имеющиеся в Тавризе, двинуть против турок.
   Это был предлог для восстановления Гаджи-Самед-хана на посту правителя Азербайджанской провинции. Момент был как раз подходящий. Уезжая в Тифлис после назначения Сардар-Рашида, он говорил, что будет жаловаться наместнику. Теперь его возвращение можно было представить как прощение. Не было никакого сомнения, что в случае победы Гаджи-Самед-хана над турками он займет свой прежний пост, а Сардар-Рашиду придется с позором бежать, из Азербайджана.
   Сардар-Рашид ничего об этом не знал. Выслуживаясь, перед царским консулом, он ежедневно отправлял ему списки невинных людей, якобы занимающихся крамолой и ведущих борьбу за уничтожение существующего строя.
   Революционный комитет выпустил прокламацию, в которой говорилось о последних мероприятиях царского правительства. Этим преследовались две цели: во-первых, разъяснить населению Тавриза действия и намерения русского правительства и, во-вторых, вселить смятение в душу Сардар-Рашида.
   Царское правительство, - было написано в этой прокламации, разочаровалось в Сардар-Рашиде, который не сумел справиться с возложенными на него обязанностями и в связи с этим решило призвать Гаджи-Самед-хана обратно в Тавриз. В то же время революционный комитет предупреждал население о наступлении на город отряда, возглавляемого Гаджи-Мирза-агой Биллури.
   В тот день, когда прокламация была расклеена на стенах домов, Тутунчи-оглы нашел меня в конторе Мешади-Кязим-аги и сообщил, что Махру ждет меня дома по очень важному делу. Когда я приехал, Махру встретила меня с очень серьезным видом и показала копии, снятые ею с последних писем Сардар-Рашида.
   Первое было адресовано министру внутренних дел тегеранского правительства.
   "Ваше превосходительство!
   Сегодня в городе распространяются листовки, из которых нам стало известно, что царское правительство собирается вернуть Гаджи-Самед-хана Шуджауддовле в Тавриз. Русский консул ничего не сообщал об этом провинциальному правительству его величества шаха. Покорнейше прошу Ваше превосходительство сообщить нам свои соображения по данному вопросу"
   Сардар-Рашид наивно надеялся на помощь Тегерана, забывая, что судьба Азербайджана решается не там, а в Петербурге. Но он знал, что тегеранский кабинет будет его защищать, потому что для осуществления его политики Сардар-Рашид на посту губернатора удобнее, чем Гаджи-Самед-хан.
   Второе письмо было написано царскому консулу.
   "Господин генерал!
   В одной из прокламаций, расклеенных на стенах города, мы наткнулись на известие, которого совсем не ожидали. Возвращение Гаджи-Самед-хана в Тавриз не может не подорвать авторитет человека, который под покровительством его величества императора взял бразды правления Азербайджанской провинцией в свои руки, человека преданного Вам и Вашему правительству. Мне очень хотелось бы узнать мнение господина консула по этому поводу"
   Третью копию Махру-ханум сняла с ответа консула, в котором он отчитывал Сардар-Рашида:
   "Господин губернатор! Первым долгом хочу напомнить о том, что Вы не предпринимали и не предпринимаете никаких мер, чтобы пресечь появление бесчисленных листовок и прокламаций, которые роняют достоинство Вашего превосходительства не только в глазах народа, но и императорского правительства.
   Мы давно своими силами прекратили бы эти безобразия, если бы общественность не сочла наши действия вмешательством во внутренние дела Азербайджана и подрывом Вашего авторитета.
   Мы надеемся, что Вы немедленно примете все необходимые меры дабы сделать невозможным дальнейшее появление подобных листовок, которые есть не что иное, как средство пропаганды, направленной против императорского правительства. Я хотел бы напомнить его превосходительству, что хладнокровное отношение к этой пропаганде может подвергнуть опасности дружбу, которую мы питаем к нему. Если безобразия и хаос в Тавризе будут продолжаться, его превосходительство может потерять положение, которое он занимает в данное время.
   Что же касается возвращения Шуджауддовле, то этот вопрос целиком относится к компетенции штаба действующей армии его величества. Приезд Гаджи-Самед-хана в доверенную Вашему превосходительству провинцию никоим образом не связан с административными делами Азербайджана, а потому сообщать Вам об этом мы сочли излишним.
   Шуджауддовле приезжает в Тавриз в качестве царского офицера и будет командовать армейскими частями, ибо, как Вашему превосходительству небезызвестно, согласно Туркманчайскому договору, царское правительство обязано защищать территориальную целостность Ирана, если какое-нибудь государство нападает на него. Сейчас создалось как раз такое положение: турецкие войска заняли Савудж-булаг, вступили в Иран, тем самым нарушив его суверенитет. Верное своим обязательствам, русское правительство будет защищать его от посягательств Турции. По прибытии в Тавриз Гаджи-Самед-хан немедленно будет направлен на фронт".
   Четвертое письмо было, пожалуй, самым интересным. Оно было обращено к Гаджи-Мирза-аге Биллури и Кербалай-Гусейну Фишенкчи.
   "Господа!
   С помощью всевышнего вы высоко подняли флаг ислама. Да поможет вам в вашей трудной борьбе наш великий сосед - турецкое правительство, проявляющее такую горячую заботу о процветании нашей веры. Мы надеемся, что нашим братьям по религии удастся освободить мусульманские земли от посягательств неправоверных. Их благородная инициатива заслуживает самой высокой похвалы и наполняет наши сердца радостью и верой в светлое будущее.
   Ваш покорный слуга от души желает успеха их оружию и с молитвой обращается к творцу вселенной, чтобы он ниспослал им победу. Мы выражаем нашим братьям по религии полное сочувствие и обещаем выполнить свой долг перед нашими освободителями.
   Милостивые государи должны сообщить мне, чем я могу быть полезным. Я был бы очень благодарен, если бы вы сообщили, на какое число бойцов нужно приготовить провиант и казармы. Может быть, нашим братьям, идущим нам на помощь, понадобится амуниция, соблаговолите сообщить и об этом.
   С нетерпением ждем наших дорогих и желанных гостей.
   Преданный вам Сардар Рашид".
   Это письмо лишний раз показывало подлинную сущность этого предателя. Одним выстрелом он хотел убить двух зайцев: обезопасить себя в случае, если турки займут Тавриз, для чего он прикинулся их другом и доброжелателем, и выведать, какие отряды наступают на город. Это нужно было ему, чтобы выслужиться перед царским консулом. Пожалуй, это была основная цель, которую он преследовал своим письмом.
   Я горячо поблагодарил Махру. Все, что мы узнали из этих писем, было весьма важно.
   * * *
   На следующий день, в сумерках, я сидел у камина и занимался с Меджидом. На улице было очень холодно. Давно уже старожилы не помнили таких морозов в октябре. От жаркого огня по всему телу разливалась приятная истома, я уютно устроился в кресле, лениво задавал Меджиду вопросы и не очень внимательно слушал, что он мне отвечал.
   Вдруг в комнату, запыхавшись, вбежал Гасан-ага. Не заметив меня, он обратился к Нине:
   - Где дадаш*?
   ______________ * Дадаш - старший брат.
   Я отозвался вместо нее.
   - Дома, дома! Заходи. Какие новости?
   - Только что я проходил мимо консульства. Гаджи-Самед-хан приехал туда в сопровождении двух офицеров.
   - Садись, обогрейся, потом отправляйся прямо в резиденцию Сардар-Рашида, посмотри, что там делается. Интересно, как он реагирует на приезд Гаджи-Самед-хана.
   Гасан-ага ушел. Я снова занялся с Меджидом, ожидая Тутунчи-оглы, но он что-то запаздывал. Мы должны были отправить его в Савудж-булаг. Он пришел лишь в начале второго.
   - В городе волнения. Появление Гаджи-Самед-хана переполошило всех. Враги его с семьями поспешно уезжают. Освобожденные из тюрем после его отъезда и эмигранты, возвратившиеся с чужбины, бегут, боясь его мести и гнева. Зато сторонники и приспешники Гаджи-Самед-хана распоясались во всю, кричат, ликуют, толкутся у русского консульства. В городе безвластие. Ни одного полицейского или жандарма не видно на улицах. Нужно быть начеку. Я поручил ребятам ближайшие несколько дней держаться поближе к вам и оберегать вас.