Ордубади Мамед. Тавриз туманный

   В семь часов у наших ворот остановились два фаэтона. Прибыли Сардар-Рашид и его телохранители. Сардар Рашид был принят в комнате, где находился я, его же телохранители в соседней комнате.
   После поклонов и приветствий ему был подан кальян. Он высказал желание переговорить со мной с глазу на глаз.
   - Несчастье, обрушившееся на нас, очень велико, - начал он печально. Я не могу придумать никакого объяснения внезапному отъезду ханум. Ни разу до сих пор ханум не высказывала ни малейшего недовольства своей жизнью. Если она и говорила вам что-либо по этому поводу, я об этом не знаю.
   - Мне она ничего не говорила! Господину сардару великолепно известно, что наши отношения с Ираидой-ханум были натянутыми. В последнее время мы не встречались.
   - Не может ли Нина-ханум сообщить что-либо по этому поводу?
   - Я не встречаюсь и с Ниной Вам известно, что Махмуд-хан препятствует нашей жизни и старается жениться на ней, я же не горюю об этом. Если она хочет, пусть выходит за него, я ничего не имею против. Да и что я могу сделать?
   Ответ мой развязал язык Сардар-Рашида.
   - Сударь, клянусь вашей головой, если Нина-ханум выйдет за Махмуд-хана, это будет вашим счастьем. По правде говоря, эта нация не может отнестись к нам сердечно. Сама жизнь доказала это. Они и мусульманство принимают только для видимости и символ веры они произносили только напоказ. Я Ираиде-ханум разъяснил все вопросы нашей религии и специально для этого пригласил в дом ученую особу. Ираида совершала намаз, она знала и сифати-сельбия, и сифати-сибутийя, и исулидин, и фруиддин*, да что утомлять ваше внимание, словом, знала все. Однако я знал, что она не сумеет стать настоящей мусульманкой, ибо она не могла, как следует, произнести слова символа веры "эшедю энла илахэ-иллэллах". У нее при этом язык заплетался.
   ______________ * Заповеди, молитвы и т. д.
   Я с трудом сдержал смех.
   - О да! - подхватил я. - В этих словах заключено все. Почему-то и у Нины при их произношении заплетается язык, и она не может выговорить эти слова так, как мы
   - Правильно, правильно! - протянув мне руку, сказал Сардар-Рашид. - Так оно и есть, и она приняла мусульманство не от чистого сердца. Такова была и ее сестра. Сударь, знайте, что шутить с религией ислама нельзя. Того, кто изменит ей, постигнет кара господня! По словам господина консула, Ираида перед уходом написала несколько неподобающих слов, и письмо это находится у вашей милости. Как бы то ни было, подобные письма могут запятнать честь и достоинство нашей фамилии.
   - Оснований к беспокойству нет. Я сам отобрал письмо у Нины и сжег. Содержание письма известно лишь мне, Нине и господину консулу.
   - Хвала вашему роду, вашей чести, вашему благородству, - сказал он, посветлев. - Я не сомневался в вас. И поэтому с того дня, как возник вопрос о Махмуд-хане, я пришел к другой мысли: если б ваша милость согласилась, вы вступили бы в нашу семью. Полагаю, что Махру-хануы ни в чем не уступит Нине; это красивая и порядочная женщина.
   - Без сомнения! Об этом не может быть и речи. Но мы собирались иначе разрешить вопрос о Махру-ханум. В нее влюблен мой брат. Мне думается, что Махру-ханум не будет возражать против этого.
   Сардар-Рашид призадумался. Видно было, что он не совсем доволен моими словами.
   - И это своего рода счастье, - сказал он, деланно рассмеявшись. - Это опять-таки близость с вашей милостью. Если Махру согласится, какие могут быть возражения. Но я очень просил бы вас, чтобы никто не узнал об этом злосчастном письме. Иначе наша честь будет запятнана.
   - Будьте спокойны! Даю слово!
   В это время вошел Тутунчи-оглы. Я еще раз представил его Сардар-Рашиду.
   - Мой брат! Это честный, порядочный и деловой молодой человек.
   - Это-то нам и нужно! - сказал Сардар-Рашид.
   Слова эти были как бы согласием сардара на брак Махру.
   Разговор был окончен. Вместе с Сардар-Рашидом мы пошли к столу. Во время ужина Сардар-Рашид окончательно сдался в вопросе Махру. Он весьма сердечно беседовал с Тутунчи-оглы.
   - Чем занимается господин? - обратился он ко мне.
   - Имущество наше нераздельно, и он занят коммерцией.
   Эти слова еще раз подкрепили согласие сардара. Мое обещание Махру вырвать ее из рук Сардара-Рашида было близко к осуществлению.
   В половине первого ночи, распрощавшись, сардар уехал.
   * * *
   Я был болен. Сидя у моей кровати, Гасан-ага рассказывал о порученном ему деле.
   По его рассказу, в последующем дополненному мисс Ганной, авантюра, сплетенная вокруг нее, закончилась следующим образом.
   Мисс Ганна, вернувшись с работы в половине четвертого, по обыкновению ждала Шумшад-ханум. Шумшад-ханум явилась к пяти часам, и они пообедали вдвоем.
   - Отправимся сейчас или прежде отдохнем? - спросила ее мисс Ганна после того, как со стола было убрано.
   - Нет, мы слишком бросаемся в глаза. Мы должны пойти в такое время, когда нас никто не может заметить на улицах. Не дай бог, чтобы папа, мама или Рафи-заде узнали, что я пошла к гадалке. Сначала мы немножко отдохнем. Самое лучшее, если мы пойдем вечером, часам к восьми. Там мы не задержимся. К девяти мы вернемся домой!
   Обе они легли отдохнуть. В восемь часов вечера они проснулись и выпили чаю.
   Шумшад-ханум не торопилась. Стоя перед зеркалом, она надевала свои драгоценности. Мисс Ганна во всем подражала ей. Она сложила и завязала в салфетку все свои драгоценности, чтобы захватить их с собой.
   При выходе мисс Ганна предупредила служанку, что она несет в консульство сдать свои ценности на хранение, и в случае моего прихода предупредить, что к десяти часам она будет дома.
   Ровно без двадцати пяти минут десять они вступили в Гарачи-мэхлэ. Они постучали в дверь одной из самых известных в Тавризе гадалок Таджи-кызы-Зулейхи.
   Немного погодя высокая смуглая женщина отперла дверь и впустила их. Пройдя через низенькую полутемную переднюю, они вошли в довольно большую комнату. Хотя комната и была характерна для гадалок, но в глаза бросалась роскошь.
   - Присядьте, да перейдут ваши недуги на недругов, - заговорила женщина, впуская их в комнату. - Добро пожаловать, выскажите свое горе. Коль у вас враг - уничтожу, коль потеря - разыщу, о находящихся в пути - расскажу, злословит кто за вашей спиной - язык укорочу, если покинул любимый - ворочу, во всем пособлю, все напасти отведу, путь к счастью укажу, все расскажу... Все могу, все знаю, лишь мертвых не воскрешаю.
   Шумшад-ханум и мисс Ганна уселись на мягких тюфяках, и Шумшад-ханум начала:
   - Послушай, Зулейха-хала*, все наши надежды на бога - в небесах, а на земле - на тебя. У обеих у нас горе. В надежде на тебя мы пришли сюда, ты должна вернуть нам счастье.
   ______________ * Тетушка Зулейха.
   В это время в дверь постучали и в комнату вошла Сэлима.
   Ничто не вызывало подозрений мисс Ганны. Она внимательно прислушивалась к словам Зулейхи и, когда чего-нибудь не понимала, обращалась к Шумшад-ханум.
   Таджи-кызы-Зулейха решила погадать раньше Шумшад-ханум. Шумшад-ханум разложила перед собой все свои драгоценности и не сводила глаз с губ Зулейхи.
   - На тебе не должно остаться ни единой ценности! - властно сказала Таджи-кызы-Зулейха.
   Шумшад-ханум вынула из ушей сережки, сняла с рук браслеты, кольца, расстегнула колье и положила все это перед собою на пол.
   Мисс Ганна, подражая ей, также начала снимать с себя драгоценности и украшения и положила их рядом с принесенными.
   - Ох, ты моя умница-разумница, да стать бы мне жертвой твоих очей, раскрасавица моя, - обратилась Зулейха к мисс Ганне. - И ты развяжи-ка свой узелок, да разложи перед собой свои вещички, я заодно прочту над ними, молитвы и заклинания.
   Мисс Ганна развязала узелок и положила рядом с вещами Шумшад-ханум свои драгоценности.
   - Позолотите же мне руку, да будет вам жертвенным даром ваша Зулейха-хала.
   Шумшад-ханум вынула из своего ридикюля пять турецких лир и положила их в правую ладонь Зулейхи. Следуя ее примеру, и мисс Ганна дала гадалке пять лир.
   Таджи-кызы-Зулейха, протянув обе руки над разложенными на полу драгоценностями и проводя по ним, что-то тихо пробормотала и затем начала дуть на них. Затем она стала поочередно дуть в лица Шумшад-ханум и мисс Ганны, приговаривая при этом:
   - Над Тавризом проносятся туманы, по дорогам бредут караваны. Одна деньга, две деньги, три деньги... пять; что упало, что пропало к нам вернись опять. Черт, черт пошути, что взял - вороти... На дереве зеленая алыча, под деревом черная халча...* Злой язык пускай отсохнет, у врага дурной глаз лопнет... На дереве урюки, да сгинут недруги... Замуж выйдут пусть девицы, в рот к ним шербет заструится... Пусть желанного достигнут, злые ж недруги погибнут! На гряде укроп, лук, мята... Наше место чисто, свято... Угольки трещат, горят, у врагов глаза болят... В Багдаде финики, сабза, пронесись быстрей гроза...
   ______________ * Коврик.
   Заклинания Таджи-кызы-Зулейхи тянулись бесконечно.
   В половине двенадцатого дверь вдруг приоткрылась, и в комнату вошел Рафи-заде, за ним показался Махмуд-хан.
   - Маленькая мисс, добро пожаловать! - обратился Рафи-заде к девушке. Вы можете быть уверены, что никто не узнает о том, что вы были здесь и провели с нами несколько часов!
   - О чем вы говорите? Вы с ума что ли сошли? Я с вами... провела время? - воскликнула мисс Ганна, уставившись на него изумленным взглядом.
   - Вы девушка благоразумная. Поймите, уйдете ли вы отсюда или останетесь, - безразлично, - ответил ей Рафи-заде. - В настоящее время вы находитесь в доме одной цыганки. Вы никого не заставите поверить, что вас туда заманили. Если вы откажетесь от нашего предложения, я завтра же расскажу в американском консульстве, что вы шатаетесь по цыганским вертепам. Самое благоразумное и безопасное - это провести здесь с нами несколько часов. Если вы согласитесь - вы сумеете унести с собой все ваши драгоценности, иначе неизбежно их потеряете!
   Мисс Ганна больше ни слова не проронила и, обернувшись, посмотрела на Шумшад-ханум.
   - Что делать? - успокоила ее та. - В конце концов не умрем же мы, если проведем здесь часика два...
   В это время Таджы-кызы-Зулейха стала собирать разложенные на ковре драгоценности мисс Ганны.
   - Не стоит раздумывать, - снова заговорил Рафи-заде, - не теряйте время! Наша дружба весьма ценна. Мы обещаем вам хранить всю эту историю в тайне. Вы сумеете остаться на работе. В противном случае, вы не выберетесь отсюда. Не напрасно же Усния-ханум привела вас сюда?
   - Какая Усния-ханум? - спросила мисс Ганна. - Я ее не знаю.
   - Вот Усния-ханум! - указал Рафи-заде на Шумшад-ханум.
   - Разве вы не Шумшад-ханум? - обратилась мисс Ганна к цыганке, глядя на нее полными изумления и страха глазами.
   - Теперь я стала Уснией-ханум, - ответила та. - Да это безразлично. И тогда я была женщиной и теперь я женщина. А в чем назначение женщины? Обнять мужчину, прильнуть к его устам и жить душа в душу!
   Рафи-заде и Махмуд-хан, сбросив верхнюю одежду, сели. Усния-ханум подошла к стенному шкафу, достала оттуда бутылки с вином и бокалы и расставила все перед ними. Немного погодя, явились Пэрирух и Шухшеньг и тоже присели к скатерти.
   Гасан-ага, следивший за мисс Ганной и цыганкой с момента их выхода из дома, о дальнейших событиях рассказал следующее:
   "Еще до начала кутежа я отворил дверь и с маузером в одной руке и с бомбой в другой вошел в комнату.
   - Ни с места! - крикнул я - Иначе я взорву весь дом! Произнесете хоть одно слово, я уничтожу вас!
   Все так и застыли на своих местах.
   - А, ты цыганская потаскуха! - обратился я к Усние-ханум - Что приказал тебе Кулусултан?
   - Я не отказываюсь от своего обещания, - дрожащим голосом пролепетала Шумшад-ханум. - Девушка здесь. Пойди и сообщи ему. Пусть придет и Кулусултан!
   - Молчи! Кулусултан не нуждается в объедках этих ничтожеств... Вставай, живее!
   Усния-ханум поднялась и стала в ожидании моих приказаний.
   - Расстегни их пояса и свяжи им руки! - сказал я, указывая на Махмуд-хана и Рафи-заде. - Да смотри, покрепче! Если замечу, что ты не так хорошо скрутила их, разделаюсь с тобой!
   Усния-ханум подошла сначала к Рафи-заде, а затем к Махмуд-хану и крепко связала их по рукам.
   - А теперь накрепко свяжи руки этой гадалке и этим тварям! - прикрикнул я на Уснию-ханум.
   Она связала руки Таджи-кызы-Зулейхе и цыганкам. Мисс Ганна сидела, как изваяние. Она ожидала своей очереди.
   - А ты поднимись и свяжи руки этой потаскухе! - обратился я к американке, указывая на цыганку
   - Чем? - спросила мисс Ганна трепещущим от страха голосом.
   - Ступай, вынь кинжал из ножен сидящего в том углу мужчины и отрежь волосы приведшей тебя сюда проститутке.
   Мисс Ганна поднялась на ноги, но от страха не смела подойти к Махмуд-хану.
   - Живее! - прикрикнул я на нее. - Приказываю тебе! Девушка, не побоявшаяся явиться в цыганский притон, не побоится связанной лисы.
   Мисс Ганна вынула из ножен кинжал Махмуд-хана и направилась к Усние-ханум.
   - Зачем ты хочешь обезобразить меня? - взмолилась Усния-ханум - Ты человек молодой, я вся в твоей власти. Вот и девушка сочная, как зернышко граната. Садись и кейфуй! Тут найдется все, что пожелаешь!
   - Так приказал Кулусултан. Нужно обрезать тебе косы!
   - Хотя бы не отрезай все! Отрежь две. Двух вполне достаточно.
   - Нет, я отрежу все двенадцать! Они нужны нам.
   Мисс Ганна отрезала все косы Шумшад-ханум и сложила их на полу.
   - Протяните ноги! - крикнул я, обращаясь к Махмуд-хану, Рафи-заде, Таджи-кызы-Зулейхе и другим и затем, обернувшись к Усние-ханум, приказал: Подними свои косы и свяжи им ноги.
   Усния-ханум выполнила и это мое приказание и, вся дрожа, стала передо мной.
   - А теперь, - сказал я мисс Ганне. - Ты должна срезать косы гадалке и связать ими Уснию-ханум!
   Девушка молча выполнила мое распоряжение. И Усния-ханум была связана по рукам и ногам. Я с маузером в руке обошел всех и проверил, насколько хорошо выполнен мой приказ. Затем, подойдя к Рафи-заде и Махмуд-хану, обезоружил их и, отобрав находящиеся при них деньги и ценности, присоединил к вещам мисс Ганны.
   Обыскал и Шумшад-ханум. Я отобрал и сложил все одетые на нее, а также принесенные к цыганке ценности. Очередь дошла до Таджы-кызы-Зулейхи.
   - А теперь скажи, где находятся все награбленные тобой или полученные за обман, ворожбу и сводничество деньги? - спросил я. - Если хочешь остаться в живых, говори, не медли!
   Зулейха принялась уверять меня, что, кроме полученных ею недавно турецких лир, у нее ничего нет
   - Отвернись к стене и заткни уши! - обратился я к мисс Ганне. - Я сейчас расправлюсь с этой потаскухой!
   - Не убивай! - взмолилась Зулейха. - Я все скажу. Убери одеяла и тюфяки, что лежат направо, все, что есть, запрятано там, в камине.
   Из камина я вытащил маленький сундучок Он был доверху наполнен звонкой монетой и золотыми украшениями Я высыпал содержимое в узелок, в котором были сложены драгоценности Уснии-ханум. Все было кончено.
   Я подошел к Рафи-заде.
   - Остается выполнить последнее поручение Кулусултана, я должен сбрить тебе ус.
   Он заплакал.
   - Виноват, оплошал вместе с отцом своим Рафи, все по недомыслию, не позорь меня среди людей. Ведь я не посмею показаться людям на глаза, - молил он, и не дождавшись от меня ответа, обратился к мисс Ганне: - Пожалейте меня, маленькая мисс. Он послушается вас; не допустите, чтобы он срезал мне усы!
   Мисс Ганна не могла сказать ни слова; она была неспокойна за собственную участь и не знала, что ее ждет.
   - Ни с места! - крикнул я, достав нож и подойдя к Рафи-заде, - иначе я отхвачу и твою губу. Если ты останешься в Тавризе дольше, чем на одну ночь, я отхвачу и другой твой ус заодно с губой.
   Затем, подойдя к Махмуд-хану и залепив ему звонкую пощечину, я сказал ему:
   - А теперь узнай, что в Тавризе есть молодцы почище Махмуд-хана! Не чета ему. Ступай и молись за Кулусултана. Я, как собаку, уложил бы тебя на месте, да жаль, он не велел этого делать.
   Затем я обратился к американке:
   - Следуй за мной!
   - Куда?
   - Это не твое дело! Если ты осмелишься заговорить, знай, что ты пропала.
   Забрав деньги, драгоценности, оружие и собираясь выйти вместе с мисс Ганной, на пороге я обернулся.
   - Если вы осмелитесь где-либо заикнуться об этом, я вынужден буду встретиться с вами вторично!
   Мы вышли во двор, заперли двери снаружи и, оставив их там, ушли.
   - Пощади меня! Не веди меня к Кулусултану. Ты храбрый человек. Пожалей слабую, беспомощную девушку! - умоляла тихим дрожащим голосом мисс Ганна, едва мы вышли на улицу.
   - Ни слова, следуй за мной! - отвечал я на ее мольбы. Дорога, по которой мы шли, была хорошо знакома ей.
   Пять часов тому назад той же дорогой она пришла в дом Таджи-кызы-Зулейхи. Эта дорога вела к ее собственному жилищу.
   Мы остановились у ворот дома американки.
   - Войди! - сказал я. - Если ты кому-либо расскажешь об этом случае, я разделаюсь с тобой. Ты знаешь, что для меня закрытых дверей не существует! Завтра же я начисто рассчитаюсь с тобой, да так, что в Тавризе и костей твоих не разыщут".
   Гасан-ага закончил свой рассказ. Он смотрел мне в лицо, ища одобрения. Моя улыбка и движение головы рассеяли его сомнения. Успокоившись на этот счет, он раскрыл принесенные узлы.
   - А вот и отобранное у цыганок золото! - сказал он, сложив отдельно ценности мисс Ганны. - Это пригодится на карманные расходы товарищам, вынужденным бежать из Тавриза.
   * * *
   Рано утром Тахмина-ханум вошла ко мне. Она передала печальную новость. Вчера вечером супруга генерального консула лично привезла и оставила Нине посланные Махмуд-ханом кольцо и подарки. Консульство дало Нине недельный отпуск для приготовлений к свадьбе
   - Приняла ли Нина присланные подарки и кольцо? - спросил я Тахмину-ханум.
   - Она ни слова не сказала, но жена консула оставила подарки и уехала. Нина хочет покончить с собой. Она дает мне тысячи поручений насчет Меджида. Нужно что-нибудь придумать, иначе бедняжка погибнет.
   - Ступай и передай ей от моего имени, чтобы она не выходила из дому и никого не впускала к себе. Пусть и в консульство не ходит. Все уладится. Пока мы еще живы!
   Я проводил Тахмину-ханум. Мысли одолевали меня. Я был окружен интригами и хитросплетениями. Особенно возмущала меня наглость консула, выказывавшего мне фальшивое внимание, называвшего Нину дочерью и в то же время с такой легкостью продававшего ее Махмуд-хану.
   Я вышел из дому и не успел отойти от ворот, как заметил бегущего мне навстречу маленького слугу мисс Ганны. Он протянул мне записку. Она не была написана рукой мисс Ганны "Маленькую мисс постигло несчастье", - писала служанка.
   Я направился к Ганне, зная, в чем дело.
   Увидев меня, служанка расплакалась и повторила:
   - Маленькую мисс постигло несчастье.
   Я вошел в спальню мисс Ганны. Цвет лица говорил о её нездоровье.
   - Маленькая мисс не согласилась на приглашение врача! - ответила служанка на вопрос, был ли вызван врач.
   Взяв стул, я сел у кровати больной. На лбу у нее лежало мокрое полотенце. Лицо ее пылало. По щекам разлился яркий румянец. Мне и раньше приходилось видеть ее больной, принимать в ней участие, жалеть. Все эти картины одна за другой оживали в моей памяти. Но ни разу мне не приходилось видеть ее такой расстроенной. И главной причиной этого был я. Вот почему я не находил себе извинений.
   "В чем ее вина? - задавал я себе вопрос. - Это ли награда за все услуги, которые она нам оказала?"
   Я взял ее руку. Она открыла глаза и, увидев меня, расплакалась...
   - Прости меня, я наказана за то, что скрывала от тебя свои поступки, еле сдерживая рыдания, проговорила она.
   Мисс Ганна от начала до конца рассказала мне все, что с ней произошло.
   - Пусть он и унес с собой все мои драгоценности, зато он спас меня от позора и бесчестия, - сказала мисс Ганна, рассказывая о Гасан-аге. - Его смелость поразительна. Что за храбрый неустрашимый молодой человек! Несмотря на то, что был один, он всех их заставил повиноваться себе. Он слуга Кулусултана, по распоряжению которого все это сделал. Если тому вздумается теперь приказать доставить меня к нему, без сомнения, перед ним не устоит никакая сила. Ах, до чего была страшна вчерашняя ночь! Теперь я героиня страшного приключения. Еще и теперь при воспоминании о происшедшем, я дрожу от страха. Я боюсь, что вдруг Рафи-заде расскажет об этом в американском консульстве и погубит меня.
   - Не бойся, - стараясь успокоить ее, сказал я. - Рафи-заде не останется в Тавризе и не посмеет показаться в консульстве. Здесь существует такой обычай - человек, которому сбрили ус, не смеет показаться в обществе. Он должен скрыться и выехать из города. Что касается того, что Кулусултан может приказать привести тебя, об этом не тревожься! Если б он имел такое намерение, молодой человек не проводил бы тебя домой. Но ты должна строго выполнить все, что приказано: никому не рассказывай о происшедшем, да это и в твоих интересах. Тебе следует помнить, что Тавриз - туманный город. Теперь ты можешь убедиться, что сказки "Тысячи и одной ночи" не вымысел, а почерпнуты из жизни. Я бы очень хотел, чтобы ты строила свою жизнь не по прочитанным книгам, а на основе жизненного опыта. Милая девушка, быть ученым легко, но быть опытным - трудно. Гаданием, ворожбой и поклонением святым занимаются люди слабые, не умеющие бороться за существование. Ты же вполне культурная девушка и не должна верить всему этому. Что касается пропажи твоих драгоценностей, можно приобрести еще лучшие. То, что твоя честь и имя спасены от позора, дороже всего.
   Я просидел долго, занимая ее разговорами. Наконец, она улыбнулась, выпила чашку молока. Убедившись, что девушка успокоилась, я распрощался с ней и вышел.
   ПРАВАЯ И ЛЕВАЯ РУКИ ГАДЖИ-САМЕД-ХАНА
   Этой ночью все должно было разрешиться. Вражда, посеянная между Махмуд-ханом и Кулусултаном, должна была привести к развязке. В отрицательном случае Тутунчи-оглы по моему поручению должен был убить Махмуд-хана.
   Я был уверен, что Махмуд-хан и Кулусултан схватятся, в результате их ссоры один из них должен погибнуть, а другой - подвергнуться заточению. Несмотря на это, Тутунчи-оглы принимал нужные меры и с утра не упускал Махмуд-хана из виду.
   "Вчера в два часа дня, находясь в районе Сурхаба, - рассказал мне Тутунчи-оглы сегодня, - я увидел, как Махмуд-хан в сопровождении одного из своих слуг подъехал к воротам парка Низамуддовле.
   Фаэтон хана долго стоял у ворот парка. Они были заперты, и привратник никого не впускал.
   - Его превосходительство болен и приказал никого не принимать, объявил привратник.
   - Этот приказ ко мне не относится! - надменно ответил Махмуд-хан.
   - Господин мой, не гневайтесь. Кто я? Я последняя собака у ваших ворот, я прах у ваших ног. Мне так приказано.
   - Какой сукин сын передал тебе этот приказ? Какой бесчестный поручил тебе...
   - Сары-Ага-Бала-хан!
   - Ступай и позови его сюда.
   Привратник сам не пошел, а послал одного из помощников, приговаривая:
   - Что я за сукин сын, чтобы осмелиться запереть ворота перед такой особой, как Махмуд-хан. Будь проклята эта служба, она заставляет человека краснеть перед такими уважаемыми лицами.
   Спустя немного появился Сары-Ага-Бала-хан.
   - Почему вы с утра заперли ворота? - строго обратился к нему Махмуд-хан.
   - Конечно, ворота заперты не для вас и к вам это не относится, - с большой осторожностью и опаской ответил Сары-Ага-Бала-хан. - Это общее распоряжение Его превосходительство чувствует себя очень плохо и лично распорядился никого, кроме врачей, к нему не допускать.
   - Приходил ли сюда Кулусултан?
   - Да, мой господин, приходил.
   - Его превосходительство принял его?
   - Да, принял, так как он явился по весьма важному делу. Он написал записку. Его превосходительство изволил прочесть и приказал допустить его к себе. Если у вас серьезное дело, вы напишите, а я доложу.
   - Не надо! Порог, который переступил трус Кулусултан, не пристало переступать таким честным людям, как я. Ну, что ж пусть будет так!
   Сказав это, Махмуд-хан сел в фаэтон.
   - Вези в погреб "Сона-баджи"! - приказал он кучеру.
   Я отправился следом. Несколько часов мне пришлось простоять перед погребом, ожидая выхода Махмуд хана. Наконец, хан, шатаясь, вышел и сел в фаэтон
   - Вези живей, вези к этой русской! - крикнул он кучеру пьяным голосом.
   - Какой русской девушке? - спросил ничего не разобравший кучер.
   - Вези, вези к златоволосой девушке, к той, что в консульстве!
   - Да, да, господин, понимаю, знаю! - ответил кучер и погнал лошадей.
   Я подозвал стоящего неподалеку Бала-Курбана, сел в фаэтон и последовал за ними. Бала-Курбану заранее были даны инструкции, и в нужный момент он с оружием в руках должен был помочь мне.
   Пьяный Махмуд хан, покрикивая - "Эй ты, малый, тише!" - то останавливал кучера, то, рассердившись, приказывал гнать лошадей.
   Кучер почему-то вез его не по шумным, многолюдным улицам, а окольными путями, по тихим улочкам, и тем самым удлинял дорогу.
   Махмуд-хан, достав из кармана бумагу с посвященными Нине стихами поэта Бина, декламировал вслух. Часть стихов я услышал:
   О, русская девушка, моя душа принадлежит тебе.
   Увы, как жаль, что в тебе нет милосердия.
   Одним взглядом порази тавризцев,
   Кровью влюбленного соверши омовение.
   Я иду к тебе с пустыми руками,
   Но несу к твоим стопам жизнь всех тавризцев.
   Фаэтон остановился у ворот Нины. Махмуд-хан, что-то мурлыча под нос, сошел с фаэтона, подошел к дверям Нины и сильно постучал.
   Я, потеряв терпение, достал револьвер, чтобы тут же покончить с Махмуд-ханом.
   - Асад, нам это не приказано, - образумил меня Бала-Курбан. Остановись!