Страница:
Тут обнаружилось, что законная невеста пребывает в Нижнем в полном
здравии. На всякий случай снарядили выездной консилиум. Диагноз: здорова,
годна к строевой. Такие чудесные излечения на Руси были еще в новинку,
поэтому назначили следствие. И были получены показания:
1. Интриганы Салтыковы отравили невесту из-за ссоры с ее дядькой
Гаврилой. Тот, дескать, хвастал, что русские мастеровые могут сделать
точь-в-точь такую саблю, как турецкий экспонат Грановитой палаты.
2. Рвота случилась у невесты от непривычного дворцового меню.
3. Невеста считает, что ее былой недуг - "от супостату".
4. Гаврила Хлопов считает, что от неумеренности в сладких блюдах.
5. Отец невесты сам видел, как Салтыковы дали Марье водки из дворцовой
аптеки - "для аппетиту".
Салтыковых сослали по деревням, но и Хлопову оставили в Нижнем, правда,
на двойном "корме", как желудочно-пострадавшую.
Царя женили на Марье Владимировне Долгорукой. Идиосинкразия рюриковская
проникла и в романовский дом.
Снова Маша Долгорукая, ну-ну...
Вот-те и ну! - Маша снова скончалась. Конечно, не в брачную ночь от
ревности на воде, но в тот же год - от порчи. И женили царя снова. На
Евдокии Стрешневой. Родился наследник - Алексей, Алешенька, сынок.
Теперь дела пошли еще лучше. Войны не было. Дипломатия процветала.
Послы от шведского и датского королей, от голландских Штатов и Людовика
XIII, от шаха Аббаса и австрийского императора прибывали один за другим. И
мы воевали только с крымцами.
В 1632 году умер наконец польский король Сигизмунд III. В Польше
началось межвластие, ссоры, предвыборная кампания, и наши сразу объявили
всеобщую мобилизацию. Нужно было возвращать свое.
"Война началась счастливо!", - зарокотал Историк. Он перечислил нам
несметное количество микроскопических "городов", которые с наскоку были
захвачены воеводами Шеиным и Прозоровским. Потом 8 месяцев топтались под
Смоленском, который от голода уж хотел сдаваться, но случилась беда, - в
Польше "устроились дела". То есть, кончились дрязги вокруг Сигизмундова
наследства, и Белый Орел снова превратился из сентиментальной курицы в
боевую птицу. Королевич Владиґслав стал королем, навалился на Смоленск, а
польские дипломаты науськали на Русь крымских голодающих. Канцлер Радзивил
писал в ставших уже модными мемуарах: "Не спорю, как это по-богословски,
хорошо ли поганцев напускать на христиан, но по земной политике вышло это
очень хорошо".
Конечно, "хорошо вышло", пан. Крымцы налетели на окраинные поместья
русского дворянства. Дворяне сразу - штык в землю и порысили спасать свои
закрома. "Немецкие" наемники Маттисона частью перебежали к королю.
Шеин перешел к обороне. Получил указ царя: засесть и не высовываться.
Русские ушли в "табор", запалив шнуры к зарядам в заминированных пушках. Тут
же прошел осенний дождичек - дело было в сентябре 1633 года - фитили
погасли, и пушки достались молодому королю. Он их сам лично и осмотрел.
Поляки заняли все дороги, захватили в Дорогобуже все армейские склады,
стиснули кольцо окружения. Наши выскочили было подраться, но потеряли 2 000
человек. Становилось совсем худо. С окрестных холмов била польская
артиллерия, еда закончилась, настал декабрь с холодами. Наши 500 человек
пошли в лес по дрова, и все были вырублены под корень. "Немцы" наемные
распсиховались, стали обвинять друг друга в измене. Лесли пристрелил
Сандерсона прямо на глазах у главкома Шеина. Короче, дисциплина упала до
нуля. И начались переговоры. 19 февраля 1634 года русская армия сдалась.
Кампания эта так не задалась еще и потому, что
1 октября 1633 года у нас умер Филарет. Четко скомандовать было некому,
и армия князей Черкасского и Пожарского медлила под Можайском. Теперь
"неустройства" снова грозили нам самим.
Из-под Смоленска вернулся Шеин, - как раз поспел к собственной казни.
Ему прочитали обвинение в военной бестолковости, потом - в корыстных делах,
потом - в строгости к солдатам, которым он мешал грабить местное население,
чем подрывал боеспособность армии. Припомнили Шеину и прежний плен, и
"гордость при отпуске" в поход, и столько всякого-разного, что отрубленная
его голова не успела ничего толком запомнить.
Остальным воеводам тоже не поздоровилось. Измайлова казнили за болтовню
при сообщении о смерти Филарета, других перепороли и сослали в Сибирь за
неудачную кампанию. Вернее, за компанию.
Писец определенно отметил, что дело Шеина вышло политическим, что
покойный Филарет ввел небывальщину - "немецкое" командование русскими
войсками, а Шеин перед иноземцами возгордился, вот они его и оклеветали.
Переговоры с поляками закончились 4 июня 1634 года договором "о вечном
мире" и почти дружбе, поляки предлагали даже завести "одинакие деньги". В
знак доброй воли король выдал русским послам тела бывшего царя Василия, его
брата Дмитрия и братниной жены, скончавшихся в придворном плену. Наши имели
полномочия выкупить эти тела за 10 тысяч, но Владислав отдал их бесплатно, в
шикарных гробах. За это получил ответную любезность - 10 сороков соболей на
3 674 рубля, - по 9 рублей с копейками за шкурку. Шуйского доставили в
Москву и с честью похоронили среди царей в Архангельском соборе. Он и сейчас
там лежит, можете зайти и посмотреть.
А Михаил "Филаретович", как его с подколкой называли поляки, остался
править нами один одинешенек.
Так в буднях и праздниках, казнях и проказах родилась вторая наша
великая династия - Романовская. И дальше уже она потащила Россию цугом своих
царей и цариц, погоняя нашу колымагу плетьми, кнутами да батогами через
последние 300 лет ее великой истории.
Если коротко обозначить более чем тридцатилетнее царствие Михаила, то
можно обнаружить в нем три основные дела: многостороннюю дипломатию - раз уж
воевать не получалось, внутренние разборки с казаками и дела сватовские.
Дипломаты спорили о границах, но еще более настойчиво пререкались о
правилах написания государева титула и протокольных отношениях.
Поляки с ласковым выражением лица хотели доконать Россию нелепыми
нововведениями:
- А давайте мы будем нанимать ваших солдат в нашу службу? Вам --
валюта, нам -- проверенное войско, народам нашим -- дружба и соединение.
Ответ:
- Никак нельзя! Воин окажется на чужбине без православного попа,
перестанет ходить к службе и, будучи нечаянно убит, попадет прямо в ад!
Следующее предложение:
- Парень девку полюбил, так пусть себе на ней женится.
Ответ:
- Да вы с ума сошли! Наш парень -- на вашей девке? Грех! - Ах,
наоборот, ваша девка -- на нашем парне? Извращение! Нет, браки с
иностранцами нужно запретить настрого и навеки.
Теперь русская претензия:
- Чего это ваши приграничные шляхтичи государев титул в переписке
полностью не пишут?
Ответ:
- Титул вашего государя слишком "просторен", наши воеводы -- люди не
шибко грамотные, так вы уж их извиняйте.
Наши:
- Как это "извиняйте"? Мы своим уездным грамотеям сразу разослали
инструкцию, как писать титул короля, и спрашиваем с них строго, вплоть до
сечения. А ваших извинять? Вот, паны Калиновский и Жолкевский-младший
назвали нашего царя не "самодержцем" всея Руси, а "державцем", так дайте ж
им кнута, в конце концов!
Паны отвечают:
- Эти провинившиеся уже наказаны очень строго. Их в сейме публично
"похулили, назвали людьми простыми, неучеными", и им стало стыдно до
обморока. А "кнутить" вольного шляхтича по-московски, - это "дело
несбыточное".
- А называть государя то Михаилом Филаретовичем, то Федором
Михайловичем, - это ли не преступление? И опять -- без наказания?
- Так они ж нечаянно, без злого умысла. Мы их пожурили, а вину доказать
нечем. Римское право. Презумпция невиновности.
Вот вам и Европа! Ну, как общаться с дикарями? Разве что жениться?
У царя были дети, и хотелось их пристроить за бугор. Нравились нашим
западные свадьбы да балы.
Вот, король Владислав женился на сестре "римского" императора
Цецилии-Ренате. Звал в Вену наших, соглашался даже свадьбу отложить до
приезда дорогих гостей. Но наши уперлись: грязь, дорог нет. Потом послали
подарки, чтобы снять неловкость: братину золотую с крышкой за 2000 рублей,
всю крытую яхонтами, лалами, изумрудами и жемчугом, так что не видно было,
куда пиво наливать; 4 сорока соболей на 1500 целковых, да два соболя живьем
для зверинца или игры. Послы в прибавку к подаркам получили инструкцию, как
государей величать, да как к ручке королевы прикладываться, да чтоб вы не
упились, как свиньи, и за столом сидели "остерегательно", без мата. А мелочь
свитскую за стол с собой не брали, ибо ее от пьянства и бесчинств все равно
не удержишь. Еще велено было заказать заграничным мастерам "лица" Филарета,
Михаила и бывшего царя Шуйского. Как уж несчастный живописец рисовал этих
дальних и покойных господ, не понятно. Видать стоял с ним рядом наш Писец и
подсказывал: "Бородку государю ...", - следует "просторный" титул, -
"поприбавь, любезный, поприбавь. А власы на голове царя Василия Иоанновича,
поубавь". Так что фотороботы, небось, получились узнаваемые.
И были красивые торжества. И послов наших посадили по праву руку от
королевы, а легата папского задвинули налево -- откуда крестится. И все
вместе восторженно глядели на невиданное действо -- "комедию".
Хотелось так жениться и самим. Тут же возник подходящий случай.
Датский король Христиан попросил вернуть "кости" принца Иоанна,
скончавшегося от сватовства к дочери Годунова. Останки принца датского с
честью отправили восвояси и стали разведывать, какие еще принцы там
остались, - три дочери подрастали у царя, и старшая Ирина уже нервничала.
Дальнейшая история приводится в затянутом изложении не потому, что она
в чем-то необычна, она необходима для иллюстрации разницы в поведении и
мировоззрении двух взаимодействующих сторон, европейской и русской. Опускаем
многотомные описания посольских переездов по тысячеверстной грязи,
пробрасываем многомесячные ожидания аудиенций, ежечасные обмороки и вопли от
неправильного склонения и спряжения царского имени. Оставляем только
очищенный продукт.
Становится известно, что у датского короля есть неженатый, молодой сын
прекрасных достоинств - Вальдемар (Вольмар). Посылается разведка - тайно
срисовать портрет королевича. А для отвода глаз заказать и портреты короля с
другими сыновьями. Художников обнаруживают и укоряют:
- Как же вы рисуете заочно? Нужно же стоять прямо перед объектом, кисть
держать в правой руке, ну, и так далее.
Король дарит русским несколько приличных портретов и только потом
спрашивает, зачем они царю. Наши изворачиваются: "Государевы мысли в Божиих
руках".
Христиан не отстает:
- Если вам королевич нужен для воинской службы, то -- пожалуйста. А он
у нас еще и по-французски знает, и по-латински, и по-итальянски, и
по-верхненемецки.
Летом 1641 года Вальдемар неожиданно сам появляется в Москве в составе
посольства. Жуть, что началось тут. Пришлось посольские хоромы и конюшню
"хорошо осмотреть, вычистить, худые места починить, окончины повставлять" и
даже навоз со двора вывезти.
Хотел Вальдемар представиться царю по-европейски -- при шпаге.
Отказано.
Хотел добыть портретик принцессы Ирины Михайловны, - фигу. "У наших
великих государей российских того не бывает, чтоб персоны их государских
дочерей, для остереганья их государского здоровья, в чужие государства
возить". Просто посмотреть тоже отказали.
Но следом тут же послали сватов с соболями на 2000 целковых.
Соболя быстро кончились, но эффект произвели. Королевич согласился
жениться втемную. Наши стали приставать, чтобы он в Москве перекрестился в
православие. Тут уж все благородные рассмеялись и уперлись. Послы оставили
это дело на потом. Их за это поменяли с укоризной.
Новый царский посол Марселис объявил в Копенгагене царское обещание
отдать королевичу Ярославль и Суздаль, в вере препятствий не чинить, личную
лютеранскую церковь разрешить.
Датские знатоки московской жизни забеспокоились: "Как это, королевичу
ехать в Москву, к диким людям, там ему быть навеки в холопстве, и что
обещают, то не выполнят". Король забоялся надеяться на голое царское слово и
запросил ответы по 5 пунктам - как царевич будет жить в Москве? Получен был
ответ. По всем пунктам -- полное согласие: и о приданом, и о вере, и о
наследовании, и о форме одежды. Верь, во что хочешь, носи, что модно,
ешь-пей, сколько влезет. Точка. Подпись. Государева гербовая печать.
Поверили.
В декабре 1643 года принц Вальдемар переехал русскую границу. Россия
встретила его радостно. Везде вручались хлеб-соль и взятки на будущее --
соболями и золотом. Принц опешил. Ему сказали, что надо брать, таков обычай,
а то хозяева обидятся. В Опочке с дверцы кареты дорогого гостя ловкие люди
вырезали аршин бархата. Так что, гостеприимство обрело привычный баланс.
Приехали в Москву. Тут было опять хлебосолье, приемы, подготовка
договоров о торговле хлебом. А как же свадьба? Где невеста? Дайте ж хоть
глазом ее охватить. Молчание. Пауза до 8 февраля 1644 года. Меж лопатками
начинает чесаться: за хлебом-солью могут что-нибудь и вырезать.
Правильно! Приходят от патриарха и начинают мягко настаивать на
вступлении жениха в православие. Жених вежливо и удивленно отказывается, --
обо всем же договорились! Начинается усиленное давление. Королевич
отказывается упорно. Душат неделя за неделей - и сам царь, и люди патриарха,
и каждый встречный. Королевич отказывается решительно, стыдит царя перед
Европой:
- Вас и так считают дикими людьми. Вы же слово давали, печать ставили!
- Так мы ж и не отпираемся. Но жениться вам можно только по-нашему.
- Тогда отпустите меня домой, - команда жениха начинает укладывать
чемоданы.
- Никак мы вас отпустить не можем. Ваш папаша вас нам отдал.
- Так он же нас "отдал" жениться а не му-му водить!
Диалог тянется и тянется.
Чтобы задурить возмущенную Европу, обнаруживаются жуткие преступления
датчан и прочих. Они, оказывается, возами (!) провозят на Русь табак,
настрого запрещенный церковью. И кто-то этот табак покупает и курит, курит,
курит! Короче, все кругом виноваты.
Тогда Вальдемар пытается бежать. Его ловят. Он вырывается у стражи.
Происходит ночная схватка на шпагах. Шпага против бердыша не тянет.
Королевич снова оказывается под домашним арестом. Угрожает самоубийством. Не
верят. У него начинаются сердечные приступы - симуляция!
И "брак по-русски" длится еще год -- до смерти настырного "свекра".
А вот, еще один случай государева упорства (такое упорство, да в мирных
бы целях!).
Спит государь, и во сне желает наблюдать русалку или единорога. Ан,
нет. Снятся ему одни только кровавые мальчики. И все в цвете, с
душераздирающей озвучкой и титрами типа: "Всенародно избранный государь,
царь всея Руси...", - окончание титула вонзается клином меж звезд, отчего
там сразу начинаются звездные войны, - "...наказывает ближним боярам строго
стеречь малолетнего преступника, государева вора и самозванца Ваньку, чтобы
оный из темницы не сбежал, но к приятной казни своевременно был
приуготовлен".
И пробуждается государь, и вздрагивает. Не от того, что младенца
повесил, а от того, что всех этих проклятых младенцев не перевешаешь. Вон,
коллега Ирод перебил 44 тыщи сопливых, а главного гада все равно проморгал.
Как бы и у нас не было беды.
И точно! Входит сонный дьяк и докладывает, что наши люди в Польше на
базаре слышали, будто некий польский дворянчик Луба в раннем детстве, в
Москве числился сыном ихнего полка и был утвержден польскими оккупантами на
роль малютки Лжеивана Лжедмитриевича. Хотели коварные паны настоящего
Ванюшку выкрасть, а Лубенка подсунуть под петлю. Но сорвалось, наши
караулили крепко. Теперь парнишка подрос, почти состарился, ни на что не
претендует, но история его всем известна, и осадок от нее какой-то
неприятный.
Царь-отец, естественно, приходит в ужас. А ну, как этот Луба назовется
натуральным Ванькой? Нет, надо это дело завершить. Тут же следует демарш
полякам:
- Собирались отдать гаденыша на повешенье, так отдавайте!
Поляки возражают:
- Это было на войне, шляхетское самопожертвование предназначалось во
спасение жизни законного царевича, сына нашей любимой царицы Марины. А
сейчас у нас с вами вечный мир. Луба -- честный польский шляхтич. Сам - за
малолетством тех времен - ничего не помнит, вины на нем нет. Как же его
вешать?
- А вешать его так. Строим подставку из неструганных досок. Сбоку
устанавливаем деревянный "глаголь"...
- Да нет. Мы не о технике. Мы об этике.
- Просим не выражаться! - продолжают наши настаивать на
разбирательстве, грозят разрывом дипломатических отношений, требуют Лубу на
Лубянку, хоть поглядеть, каков он есть.
Полякам отношений жаль. Они отправляют Лубу с посольством. По приезду в
Москву послы обнаруживают всенародное предвкушение и оживление у Лобного
места. Послы держат Лубу в помещении посольства, на казнь не выдают. Наши
ежедневно требуют неявного самозванца "на государево рассмотрение", но
штурмовать посольство не торопятся. Дело тянется полгода и тоже
заканчивается без крови только со смертью самого пострадавшего -- его
величества царя.
А вот еще пример его же "величества". Костью в горле государства и
государя торчали казаки.
История казачества -- по сей день - пример величайшего двуличия
государственной мысли.
Что есть казак? Слово это происходит -- по наиболее распространенному
мнению -- от "козар", "хазар". Этими словами в древности называли не только
вольных граждан хазарского каганата, но и бродячих степных жителей без роду,
племени и социальной принадлежности. Постепенно казаки из существ
разномастной азиатской породы превратились в более или менее русских, - по
мере массового бегства на южные окраины крепостных, бандитов в розыске,
монастырских крестьян, религиозных уклонистов, обиженных сильных людей и
другого асоциального элемента. Жили казаки грабежом, потому что спасались от
земледелия и уголовных преследований. Молились казаки на вербу, потому что
не ладили с церковью. Все это было московскому государству противно, но на
казачество долго закрывали глаза. Потому что грабили казаки чаще турок, чем
русских. Иногда их удавалось даже натравить на врага, иногда -- нет.
Первым решил уничтожить фигуру умолчания Годунов. Он относился к
казачеству однозначно: вор должен сидеть в тюрьме. На границе Дикого Поля
даже хотели построить казачью резервацию -- город Царев-Борисов, но не
успели. В Смутное время казачество показало себя во всей красе: оно,
собственно, и было главной движущей силой самозванства.
Михаил Федорович, царь пуганый и сквалыжный, старался о казаках забыть,
ничего решительного не предпринимать и вообще все дела по казачеству передал
в посольский приказ -- разбираться с вольным Доном, как с заграницей. И
стали казаки сами проводить "внешнюю политику". Они совсем измучили
турецкого султана набегами на черноморское побережье. Султан жаловался
Михаилу. Михаил уговаривал и пугал казаков. Казаки слушали, но кушали.
Тогда турки стали укреплять Азов -- свою главную крепость на нашей
стороне Черного моря. Каменные стены были обновлены, прокопаны новые водяные
рвы, насыпаны валы, построены башни. Внутри возведен прочный замок, на
берегах - передовые крепости. Отборный четырехтысячный отряд янычар
приступил к охране Азова...
Весной 1637 года казаки собрали круг, и атаман предложил войску
совершить великий подвиг: "Смыть вины свои перед государем, сделать то же,
что сделал Ермак, открыть Москве свободный доступ к морю, дать ей
возможность торговать со странами всего света, пойти посечь басурмана, взять
город Азов и утвердить в нем православную веру".
Атаман Иван Каторжный поехал в Москву с донесением о намерении взять
Азов и подарить его государю. Москва аппетитно промолчала.
Казаки осадили Азов. Три недели вели земляные работы. Получили сведения
разведки, что к Азову идут наскоро собранные в Керчи, Темрюке и Тамани
турецкие отряды. Бросились на них. Произошел скоротечный конный бой. Казаки
разогнали турецкие полки и снова принялись за осаду. Под руководством немца
Ивана Арадова начали рыть подкоп, который 17 июня был готов. В 4 часа ночи
грянул взрыв. В проломе началась страшная сабельная схватка. Весь следующий
день не прекращалась борьба на улицах. Везде валялись убитые, от пролитой
крови земля стала скользкой. К вечеру 18 июня турки не выдержали, оставили
город и в панике бросились в степь. Конные казачьи станицы понеслись за
ними. Еще три дня продолжалась осада внутреннего замка, наконец, он пал, и
защитники его были вырезаны.
В Москве на взятие Азова сделали радостное лицо. Казакам даже выслали
повышенное жалованье. Эти шесть тысяч рублей, предназначенные для раздачи,
решением общего собрания были истрачены на укрепление Азова.
Турки предприняли несколько безуспешных попыток отбить город. Новый
султан Ибрагим поклялся взять Азов и собрал огромную армию. Казаки все еще
пытались достучаться до небес и просили царя "взять Азов под свою руку".
Наконец, их заметили. Последовал строгий выговор с занесением в бумагу
посольского приказа: ступайте восвояси от греха! В Константинополь Михаил
послал извинения: "Донские козаки издавна воры, беглые холопи... И вам бы,
брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать". Далее по тексту царь
обещал за казаков не вступаться и советовал, как их взять "в один час".
А наивным станичникам жаль было пролитой крови, и они поцеловали крест,
что не сдадут города. Цена этого поцелуя оказалась невпример выше княжеской.
Началась великая, трагическая эпопея, именуемая в истории Азовским сидением.
Атаманы Наум Васильев и Осип Петров с 5365 казаками приготовились к
непривычной войне в осаде. 800 казачьих жен отказались покинуть город и с
детьми присоединились к защитникам.
Весной 1641 года войско под командованием сераскир-паши Гуссейна
двинулось посуху и на судах из Константинополя. 24 июня турки подошли к
Азову. Одних мастеров осады у них было 6000 - больше, чем всех казаков с
бабами и детьми. Турки наняли венецианских кораблестроителей, немецких
знатоков подкопа, французских строителей земляных фортификаций, греков и
шведов для прочих нужд. Видимо, эти посланцы объединенной Европы были не
слишком обременены христианской совестью...
Собственно турецкого войска пришло 100 тысяч. Да еще пригнали вдвое
больше рабов для ведения земляных работ. Трехсоттысячная толпа окружила
Азов. Получалось - один к пятидесяти! Турецкая артиллерия включала 129
тяжелых орудий, 32 мортиры, 674 легкие пушки. С моря Азов блокировали 45
больших кораблей и "несметное" количество мелких судов.
Для начала турки предложили казакам 42.000 червонцев за тихую сдачу.
Последовал отказ и встречное письмо турецкому султану с матерными анекдотами
и вежливыми угрозами. На рассвете 25 июня оскорбленные янычары без
подготовки бросились на приступ. Им дали ступить на скрытые рвы, по которым
были заранее пристреляны казачьи пушки. Турецкие толпы провалились и
застряли во рвах. По ним ударили со стен густой картечью. Началась страшная
бойня. Все жители города - даже женщины и дети - принимали участие в
обороне. Турки не считались с потерями, но не смогли взять города - их
сбросили с уже захваченных стен.
В этот день были убиты шесть янычарских командиров и шесть тысяч
немецких наемников. Трупы лежали вокруг города в несколько сплошных слоев -
высотой по пояс. За выдачу каждого убитого янычара казакам предлагали по
одному золотому, за каждого командира - по сто серебряных рублей. Опять не
взяли казаки турецких денег, но и погребать мертвых не мешали...
Два дня турки хоронили убитых, потом навалились снова. Были вырыты рвы
и насыпаны валы выше городских стен.
Тогда казаки простились друг с другом и напали всем войском на
трехсоттысячную турецкую толпу у стен Азова. От наглости налета среди
воинов-интернационалистов началась паника и давка, случились страшные
потери. Казаки захватили 28 бочек пороха, которым тут же взорвали
многотрудные инженерные сооружения.
Турки отошли и насыпали новый вал длиной 5 верст, на гребне которого
были установлены тяжелые пушки. Началась бомбардировка Азова.
Казаки зарылись в землю, устроили землянки, подкопы за стены, через
которые совершали партизанские вылазки. Турки рыли встречные подкопы. При
смычке происходило подземное фехтование.
Последовали 24 дня бомбардировки и непрерывных атак. Однако,
значительного успеха они не принесли, а в перенаселенном турецком лагере
закончилось продовольствие и начались болезни. Гуссейн-паша запросился у
султана отложить осаду до следующей весны. "Возьми Азов или отдай голову" -
был ответ...
В течение двух недель сентября предпринимались ежедневные 10-тысячные
атаки на стены Азова. Ночью 26 сентября после четырехмесячной осады казаки
опять стали просить друг у друга прощения, они обессилели полностью и решили
выйти из города - умереть под его стенами.
Вышли... И сквозь утренний туман увидели пустой турецкий лагерь, а
вдали -- посадку последних турок на корабли. Нормальные осажденные на
цыпочках вернулись бы в крепость. Казаки бросились в бой, захватили еще
восемь знамен...
Так закончилась Азовское сидение. Казаки потеряли 3000 убитыми, все
здравии. На всякий случай снарядили выездной консилиум. Диагноз: здорова,
годна к строевой. Такие чудесные излечения на Руси были еще в новинку,
поэтому назначили следствие. И были получены показания:
1. Интриганы Салтыковы отравили невесту из-за ссоры с ее дядькой
Гаврилой. Тот, дескать, хвастал, что русские мастеровые могут сделать
точь-в-точь такую саблю, как турецкий экспонат Грановитой палаты.
2. Рвота случилась у невесты от непривычного дворцового меню.
3. Невеста считает, что ее былой недуг - "от супостату".
4. Гаврила Хлопов считает, что от неумеренности в сладких блюдах.
5. Отец невесты сам видел, как Салтыковы дали Марье водки из дворцовой
аптеки - "для аппетиту".
Салтыковых сослали по деревням, но и Хлопову оставили в Нижнем, правда,
на двойном "корме", как желудочно-пострадавшую.
Царя женили на Марье Владимировне Долгорукой. Идиосинкразия рюриковская
проникла и в романовский дом.
Снова Маша Долгорукая, ну-ну...
Вот-те и ну! - Маша снова скончалась. Конечно, не в брачную ночь от
ревности на воде, но в тот же год - от порчи. И женили царя снова. На
Евдокии Стрешневой. Родился наследник - Алексей, Алешенька, сынок.
Теперь дела пошли еще лучше. Войны не было. Дипломатия процветала.
Послы от шведского и датского королей, от голландских Штатов и Людовика
XIII, от шаха Аббаса и австрийского императора прибывали один за другим. И
мы воевали только с крымцами.
В 1632 году умер наконец польский король Сигизмунд III. В Польше
началось межвластие, ссоры, предвыборная кампания, и наши сразу объявили
всеобщую мобилизацию. Нужно было возвращать свое.
"Война началась счастливо!", - зарокотал Историк. Он перечислил нам
несметное количество микроскопических "городов", которые с наскоку были
захвачены воеводами Шеиным и Прозоровским. Потом 8 месяцев топтались под
Смоленском, который от голода уж хотел сдаваться, но случилась беда, - в
Польше "устроились дела". То есть, кончились дрязги вокруг Сигизмундова
наследства, и Белый Орел снова превратился из сентиментальной курицы в
боевую птицу. Королевич Владиґслав стал королем, навалился на Смоленск, а
польские дипломаты науськали на Русь крымских голодающих. Канцлер Радзивил
писал в ставших уже модными мемуарах: "Не спорю, как это по-богословски,
хорошо ли поганцев напускать на христиан, но по земной политике вышло это
очень хорошо".
Конечно, "хорошо вышло", пан. Крымцы налетели на окраинные поместья
русского дворянства. Дворяне сразу - штык в землю и порысили спасать свои
закрома. "Немецкие" наемники Маттисона частью перебежали к королю.
Шеин перешел к обороне. Получил указ царя: засесть и не высовываться.
Русские ушли в "табор", запалив шнуры к зарядам в заминированных пушках. Тут
же прошел осенний дождичек - дело было в сентябре 1633 года - фитили
погасли, и пушки достались молодому королю. Он их сам лично и осмотрел.
Поляки заняли все дороги, захватили в Дорогобуже все армейские склады,
стиснули кольцо окружения. Наши выскочили было подраться, но потеряли 2 000
человек. Становилось совсем худо. С окрестных холмов била польская
артиллерия, еда закончилась, настал декабрь с холодами. Наши 500 человек
пошли в лес по дрова, и все были вырублены под корень. "Немцы" наемные
распсиховались, стали обвинять друг друга в измене. Лесли пристрелил
Сандерсона прямо на глазах у главкома Шеина. Короче, дисциплина упала до
нуля. И начались переговоры. 19 февраля 1634 года русская армия сдалась.
Кампания эта так не задалась еще и потому, что
1 октября 1633 года у нас умер Филарет. Четко скомандовать было некому,
и армия князей Черкасского и Пожарского медлила под Можайском. Теперь
"неустройства" снова грозили нам самим.
Из-под Смоленска вернулся Шеин, - как раз поспел к собственной казни.
Ему прочитали обвинение в военной бестолковости, потом - в корыстных делах,
потом - в строгости к солдатам, которым он мешал грабить местное население,
чем подрывал боеспособность армии. Припомнили Шеину и прежний плен, и
"гордость при отпуске" в поход, и столько всякого-разного, что отрубленная
его голова не успела ничего толком запомнить.
Остальным воеводам тоже не поздоровилось. Измайлова казнили за болтовню
при сообщении о смерти Филарета, других перепороли и сослали в Сибирь за
неудачную кампанию. Вернее, за компанию.
Писец определенно отметил, что дело Шеина вышло политическим, что
покойный Филарет ввел небывальщину - "немецкое" командование русскими
войсками, а Шеин перед иноземцами возгордился, вот они его и оклеветали.
Переговоры с поляками закончились 4 июня 1634 года договором "о вечном
мире" и почти дружбе, поляки предлагали даже завести "одинакие деньги". В
знак доброй воли король выдал русским послам тела бывшего царя Василия, его
брата Дмитрия и братниной жены, скончавшихся в придворном плену. Наши имели
полномочия выкупить эти тела за 10 тысяч, но Владислав отдал их бесплатно, в
шикарных гробах. За это получил ответную любезность - 10 сороков соболей на
3 674 рубля, - по 9 рублей с копейками за шкурку. Шуйского доставили в
Москву и с честью похоронили среди царей в Архангельском соборе. Он и сейчас
там лежит, можете зайти и посмотреть.
А Михаил "Филаретович", как его с подколкой называли поляки, остался
править нами один одинешенек.
Так в буднях и праздниках, казнях и проказах родилась вторая наша
великая династия - Романовская. И дальше уже она потащила Россию цугом своих
царей и цариц, погоняя нашу колымагу плетьми, кнутами да батогами через
последние 300 лет ее великой истории.
Если коротко обозначить более чем тридцатилетнее царствие Михаила, то
можно обнаружить в нем три основные дела: многостороннюю дипломатию - раз уж
воевать не получалось, внутренние разборки с казаками и дела сватовские.
Дипломаты спорили о границах, но еще более настойчиво пререкались о
правилах написания государева титула и протокольных отношениях.
Поляки с ласковым выражением лица хотели доконать Россию нелепыми
нововведениями:
- А давайте мы будем нанимать ваших солдат в нашу службу? Вам --
валюта, нам -- проверенное войско, народам нашим -- дружба и соединение.
Ответ:
- Никак нельзя! Воин окажется на чужбине без православного попа,
перестанет ходить к службе и, будучи нечаянно убит, попадет прямо в ад!
Следующее предложение:
- Парень девку полюбил, так пусть себе на ней женится.
Ответ:
- Да вы с ума сошли! Наш парень -- на вашей девке? Грех! - Ах,
наоборот, ваша девка -- на нашем парне? Извращение! Нет, браки с
иностранцами нужно запретить настрого и навеки.
Теперь русская претензия:
- Чего это ваши приграничные шляхтичи государев титул в переписке
полностью не пишут?
Ответ:
- Титул вашего государя слишком "просторен", наши воеводы -- люди не
шибко грамотные, так вы уж их извиняйте.
Наши:
- Как это "извиняйте"? Мы своим уездным грамотеям сразу разослали
инструкцию, как писать титул короля, и спрашиваем с них строго, вплоть до
сечения. А ваших извинять? Вот, паны Калиновский и Жолкевский-младший
назвали нашего царя не "самодержцем" всея Руси, а "державцем", так дайте ж
им кнута, в конце концов!
Паны отвечают:
- Эти провинившиеся уже наказаны очень строго. Их в сейме публично
"похулили, назвали людьми простыми, неучеными", и им стало стыдно до
обморока. А "кнутить" вольного шляхтича по-московски, - это "дело
несбыточное".
- А называть государя то Михаилом Филаретовичем, то Федором
Михайловичем, - это ли не преступление? И опять -- без наказания?
- Так они ж нечаянно, без злого умысла. Мы их пожурили, а вину доказать
нечем. Римское право. Презумпция невиновности.
Вот вам и Европа! Ну, как общаться с дикарями? Разве что жениться?
У царя были дети, и хотелось их пристроить за бугор. Нравились нашим
западные свадьбы да балы.
Вот, король Владислав женился на сестре "римского" императора
Цецилии-Ренате. Звал в Вену наших, соглашался даже свадьбу отложить до
приезда дорогих гостей. Но наши уперлись: грязь, дорог нет. Потом послали
подарки, чтобы снять неловкость: братину золотую с крышкой за 2000 рублей,
всю крытую яхонтами, лалами, изумрудами и жемчугом, так что не видно было,
куда пиво наливать; 4 сорока соболей на 1500 целковых, да два соболя живьем
для зверинца или игры. Послы в прибавку к подаркам получили инструкцию, как
государей величать, да как к ручке королевы прикладываться, да чтоб вы не
упились, как свиньи, и за столом сидели "остерегательно", без мата. А мелочь
свитскую за стол с собой не брали, ибо ее от пьянства и бесчинств все равно
не удержишь. Еще велено было заказать заграничным мастерам "лица" Филарета,
Михаила и бывшего царя Шуйского. Как уж несчастный живописец рисовал этих
дальних и покойных господ, не понятно. Видать стоял с ним рядом наш Писец и
подсказывал: "Бородку государю ...", - следует "просторный" титул, -
"поприбавь, любезный, поприбавь. А власы на голове царя Василия Иоанновича,
поубавь". Так что фотороботы, небось, получились узнаваемые.
И были красивые торжества. И послов наших посадили по праву руку от
королевы, а легата папского задвинули налево -- откуда крестится. И все
вместе восторженно глядели на невиданное действо -- "комедию".
Хотелось так жениться и самим. Тут же возник подходящий случай.
Датский король Христиан попросил вернуть "кости" принца Иоанна,
скончавшегося от сватовства к дочери Годунова. Останки принца датского с
честью отправили восвояси и стали разведывать, какие еще принцы там
остались, - три дочери подрастали у царя, и старшая Ирина уже нервничала.
Дальнейшая история приводится в затянутом изложении не потому, что она
в чем-то необычна, она необходима для иллюстрации разницы в поведении и
мировоззрении двух взаимодействующих сторон, европейской и русской. Опускаем
многотомные описания посольских переездов по тысячеверстной грязи,
пробрасываем многомесячные ожидания аудиенций, ежечасные обмороки и вопли от
неправильного склонения и спряжения царского имени. Оставляем только
очищенный продукт.
Становится известно, что у датского короля есть неженатый, молодой сын
прекрасных достоинств - Вальдемар (Вольмар). Посылается разведка - тайно
срисовать портрет королевича. А для отвода глаз заказать и портреты короля с
другими сыновьями. Художников обнаруживают и укоряют:
- Как же вы рисуете заочно? Нужно же стоять прямо перед объектом, кисть
держать в правой руке, ну, и так далее.
Король дарит русским несколько приличных портретов и только потом
спрашивает, зачем они царю. Наши изворачиваются: "Государевы мысли в Божиих
руках".
Христиан не отстает:
- Если вам королевич нужен для воинской службы, то -- пожалуйста. А он
у нас еще и по-французски знает, и по-латински, и по-итальянски, и
по-верхненемецки.
Летом 1641 года Вальдемар неожиданно сам появляется в Москве в составе
посольства. Жуть, что началось тут. Пришлось посольские хоромы и конюшню
"хорошо осмотреть, вычистить, худые места починить, окончины повставлять" и
даже навоз со двора вывезти.
Хотел Вальдемар представиться царю по-европейски -- при шпаге.
Отказано.
Хотел добыть портретик принцессы Ирины Михайловны, - фигу. "У наших
великих государей российских того не бывает, чтоб персоны их государских
дочерей, для остереганья их государского здоровья, в чужие государства
возить". Просто посмотреть тоже отказали.
Но следом тут же послали сватов с соболями на 2000 целковых.
Соболя быстро кончились, но эффект произвели. Королевич согласился
жениться втемную. Наши стали приставать, чтобы он в Москве перекрестился в
православие. Тут уж все благородные рассмеялись и уперлись. Послы оставили
это дело на потом. Их за это поменяли с укоризной.
Новый царский посол Марселис объявил в Копенгагене царское обещание
отдать королевичу Ярославль и Суздаль, в вере препятствий не чинить, личную
лютеранскую церковь разрешить.
Датские знатоки московской жизни забеспокоились: "Как это, королевичу
ехать в Москву, к диким людям, там ему быть навеки в холопстве, и что
обещают, то не выполнят". Король забоялся надеяться на голое царское слово и
запросил ответы по 5 пунктам - как царевич будет жить в Москве? Получен был
ответ. По всем пунктам -- полное согласие: и о приданом, и о вере, и о
наследовании, и о форме одежды. Верь, во что хочешь, носи, что модно,
ешь-пей, сколько влезет. Точка. Подпись. Государева гербовая печать.
Поверили.
В декабре 1643 года принц Вальдемар переехал русскую границу. Россия
встретила его радостно. Везде вручались хлеб-соль и взятки на будущее --
соболями и золотом. Принц опешил. Ему сказали, что надо брать, таков обычай,
а то хозяева обидятся. В Опочке с дверцы кареты дорогого гостя ловкие люди
вырезали аршин бархата. Так что, гостеприимство обрело привычный баланс.
Приехали в Москву. Тут было опять хлебосолье, приемы, подготовка
договоров о торговле хлебом. А как же свадьба? Где невеста? Дайте ж хоть
глазом ее охватить. Молчание. Пауза до 8 февраля 1644 года. Меж лопатками
начинает чесаться: за хлебом-солью могут что-нибудь и вырезать.
Правильно! Приходят от патриарха и начинают мягко настаивать на
вступлении жениха в православие. Жених вежливо и удивленно отказывается, --
обо всем же договорились! Начинается усиленное давление. Королевич
отказывается упорно. Душат неделя за неделей - и сам царь, и люди патриарха,
и каждый встречный. Королевич отказывается решительно, стыдит царя перед
Европой:
- Вас и так считают дикими людьми. Вы же слово давали, печать ставили!
- Так мы ж и не отпираемся. Но жениться вам можно только по-нашему.
- Тогда отпустите меня домой, - команда жениха начинает укладывать
чемоданы.
- Никак мы вас отпустить не можем. Ваш папаша вас нам отдал.
- Так он же нас "отдал" жениться а не му-му водить!
Диалог тянется и тянется.
Чтобы задурить возмущенную Европу, обнаруживаются жуткие преступления
датчан и прочих. Они, оказывается, возами (!) провозят на Русь табак,
настрого запрещенный церковью. И кто-то этот табак покупает и курит, курит,
курит! Короче, все кругом виноваты.
Тогда Вальдемар пытается бежать. Его ловят. Он вырывается у стражи.
Происходит ночная схватка на шпагах. Шпага против бердыша не тянет.
Королевич снова оказывается под домашним арестом. Угрожает самоубийством. Не
верят. У него начинаются сердечные приступы - симуляция!
И "брак по-русски" длится еще год -- до смерти настырного "свекра".
А вот, еще один случай государева упорства (такое упорство, да в мирных
бы целях!).
Спит государь, и во сне желает наблюдать русалку или единорога. Ан,
нет. Снятся ему одни только кровавые мальчики. И все в цвете, с
душераздирающей озвучкой и титрами типа: "Всенародно избранный государь,
царь всея Руси...", - окончание титула вонзается клином меж звезд, отчего
там сразу начинаются звездные войны, - "...наказывает ближним боярам строго
стеречь малолетнего преступника, государева вора и самозванца Ваньку, чтобы
оный из темницы не сбежал, но к приятной казни своевременно был
приуготовлен".
И пробуждается государь, и вздрагивает. Не от того, что младенца
повесил, а от того, что всех этих проклятых младенцев не перевешаешь. Вон,
коллега Ирод перебил 44 тыщи сопливых, а главного гада все равно проморгал.
Как бы и у нас не было беды.
И точно! Входит сонный дьяк и докладывает, что наши люди в Польше на
базаре слышали, будто некий польский дворянчик Луба в раннем детстве, в
Москве числился сыном ихнего полка и был утвержден польскими оккупантами на
роль малютки Лжеивана Лжедмитриевича. Хотели коварные паны настоящего
Ванюшку выкрасть, а Лубенка подсунуть под петлю. Но сорвалось, наши
караулили крепко. Теперь парнишка подрос, почти состарился, ни на что не
претендует, но история его всем известна, и осадок от нее какой-то
неприятный.
Царь-отец, естественно, приходит в ужас. А ну, как этот Луба назовется
натуральным Ванькой? Нет, надо это дело завершить. Тут же следует демарш
полякам:
- Собирались отдать гаденыша на повешенье, так отдавайте!
Поляки возражают:
- Это было на войне, шляхетское самопожертвование предназначалось во
спасение жизни законного царевича, сына нашей любимой царицы Марины. А
сейчас у нас с вами вечный мир. Луба -- честный польский шляхтич. Сам - за
малолетством тех времен - ничего не помнит, вины на нем нет. Как же его
вешать?
- А вешать его так. Строим подставку из неструганных досок. Сбоку
устанавливаем деревянный "глаголь"...
- Да нет. Мы не о технике. Мы об этике.
- Просим не выражаться! - продолжают наши настаивать на
разбирательстве, грозят разрывом дипломатических отношений, требуют Лубу на
Лубянку, хоть поглядеть, каков он есть.
Полякам отношений жаль. Они отправляют Лубу с посольством. По приезду в
Москву послы обнаруживают всенародное предвкушение и оживление у Лобного
места. Послы держат Лубу в помещении посольства, на казнь не выдают. Наши
ежедневно требуют неявного самозванца "на государево рассмотрение", но
штурмовать посольство не торопятся. Дело тянется полгода и тоже
заканчивается без крови только со смертью самого пострадавшего -- его
величества царя.
А вот еще пример его же "величества". Костью в горле государства и
государя торчали казаки.
История казачества -- по сей день - пример величайшего двуличия
государственной мысли.
Что есть казак? Слово это происходит -- по наиболее распространенному
мнению -- от "козар", "хазар". Этими словами в древности называли не только
вольных граждан хазарского каганата, но и бродячих степных жителей без роду,
племени и социальной принадлежности. Постепенно казаки из существ
разномастной азиатской породы превратились в более или менее русских, - по
мере массового бегства на южные окраины крепостных, бандитов в розыске,
монастырских крестьян, религиозных уклонистов, обиженных сильных людей и
другого асоциального элемента. Жили казаки грабежом, потому что спасались от
земледелия и уголовных преследований. Молились казаки на вербу, потому что
не ладили с церковью. Все это было московскому государству противно, но на
казачество долго закрывали глаза. Потому что грабили казаки чаще турок, чем
русских. Иногда их удавалось даже натравить на врага, иногда -- нет.
Первым решил уничтожить фигуру умолчания Годунов. Он относился к
казачеству однозначно: вор должен сидеть в тюрьме. На границе Дикого Поля
даже хотели построить казачью резервацию -- город Царев-Борисов, но не
успели. В Смутное время казачество показало себя во всей красе: оно,
собственно, и было главной движущей силой самозванства.
Михаил Федорович, царь пуганый и сквалыжный, старался о казаках забыть,
ничего решительного не предпринимать и вообще все дела по казачеству передал
в посольский приказ -- разбираться с вольным Доном, как с заграницей. И
стали казаки сами проводить "внешнюю политику". Они совсем измучили
турецкого султана набегами на черноморское побережье. Султан жаловался
Михаилу. Михаил уговаривал и пугал казаков. Казаки слушали, но кушали.
Тогда турки стали укреплять Азов -- свою главную крепость на нашей
стороне Черного моря. Каменные стены были обновлены, прокопаны новые водяные
рвы, насыпаны валы, построены башни. Внутри возведен прочный замок, на
берегах - передовые крепости. Отборный четырехтысячный отряд янычар
приступил к охране Азова...
Весной 1637 года казаки собрали круг, и атаман предложил войску
совершить великий подвиг: "Смыть вины свои перед государем, сделать то же,
что сделал Ермак, открыть Москве свободный доступ к морю, дать ей
возможность торговать со странами всего света, пойти посечь басурмана, взять
город Азов и утвердить в нем православную веру".
Атаман Иван Каторжный поехал в Москву с донесением о намерении взять
Азов и подарить его государю. Москва аппетитно промолчала.
Казаки осадили Азов. Три недели вели земляные работы. Получили сведения
разведки, что к Азову идут наскоро собранные в Керчи, Темрюке и Тамани
турецкие отряды. Бросились на них. Произошел скоротечный конный бой. Казаки
разогнали турецкие полки и снова принялись за осаду. Под руководством немца
Ивана Арадова начали рыть подкоп, который 17 июня был готов. В 4 часа ночи
грянул взрыв. В проломе началась страшная сабельная схватка. Весь следующий
день не прекращалась борьба на улицах. Везде валялись убитые, от пролитой
крови земля стала скользкой. К вечеру 18 июня турки не выдержали, оставили
город и в панике бросились в степь. Конные казачьи станицы понеслись за
ними. Еще три дня продолжалась осада внутреннего замка, наконец, он пал, и
защитники его были вырезаны.
В Москве на взятие Азова сделали радостное лицо. Казакам даже выслали
повышенное жалованье. Эти шесть тысяч рублей, предназначенные для раздачи,
решением общего собрания были истрачены на укрепление Азова.
Турки предприняли несколько безуспешных попыток отбить город. Новый
султан Ибрагим поклялся взять Азов и собрал огромную армию. Казаки все еще
пытались достучаться до небес и просили царя "взять Азов под свою руку".
Наконец, их заметили. Последовал строгий выговор с занесением в бумагу
посольского приказа: ступайте восвояси от греха! В Константинополь Михаил
послал извинения: "Донские козаки издавна воры, беглые холопи... И вам бы,
брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать". Далее по тексту царь
обещал за казаков не вступаться и советовал, как их взять "в один час".
А наивным станичникам жаль было пролитой крови, и они поцеловали крест,
что не сдадут города. Цена этого поцелуя оказалась невпример выше княжеской.
Началась великая, трагическая эпопея, именуемая в истории Азовским сидением.
Атаманы Наум Васильев и Осип Петров с 5365 казаками приготовились к
непривычной войне в осаде. 800 казачьих жен отказались покинуть город и с
детьми присоединились к защитникам.
Весной 1641 года войско под командованием сераскир-паши Гуссейна
двинулось посуху и на судах из Константинополя. 24 июня турки подошли к
Азову. Одних мастеров осады у них было 6000 - больше, чем всех казаков с
бабами и детьми. Турки наняли венецианских кораблестроителей, немецких
знатоков подкопа, французских строителей земляных фортификаций, греков и
шведов для прочих нужд. Видимо, эти посланцы объединенной Европы были не
слишком обременены христианской совестью...
Собственно турецкого войска пришло 100 тысяч. Да еще пригнали вдвое
больше рабов для ведения земляных работ. Трехсоттысячная толпа окружила
Азов. Получалось - один к пятидесяти! Турецкая артиллерия включала 129
тяжелых орудий, 32 мортиры, 674 легкие пушки. С моря Азов блокировали 45
больших кораблей и "несметное" количество мелких судов.
Для начала турки предложили казакам 42.000 червонцев за тихую сдачу.
Последовал отказ и встречное письмо турецкому султану с матерными анекдотами
и вежливыми угрозами. На рассвете 25 июня оскорбленные янычары без
подготовки бросились на приступ. Им дали ступить на скрытые рвы, по которым
были заранее пристреляны казачьи пушки. Турецкие толпы провалились и
застряли во рвах. По ним ударили со стен густой картечью. Началась страшная
бойня. Все жители города - даже женщины и дети - принимали участие в
обороне. Турки не считались с потерями, но не смогли взять города - их
сбросили с уже захваченных стен.
В этот день были убиты шесть янычарских командиров и шесть тысяч
немецких наемников. Трупы лежали вокруг города в несколько сплошных слоев -
высотой по пояс. За выдачу каждого убитого янычара казакам предлагали по
одному золотому, за каждого командира - по сто серебряных рублей. Опять не
взяли казаки турецких денег, но и погребать мертвых не мешали...
Два дня турки хоронили убитых, потом навалились снова. Были вырыты рвы
и насыпаны валы выше городских стен.
Тогда казаки простились друг с другом и напали всем войском на
трехсоттысячную турецкую толпу у стен Азова. От наглости налета среди
воинов-интернационалистов началась паника и давка, случились страшные
потери. Казаки захватили 28 бочек пороха, которым тут же взорвали
многотрудные инженерные сооружения.
Турки отошли и насыпали новый вал длиной 5 верст, на гребне которого
были установлены тяжелые пушки. Началась бомбардировка Азова.
Казаки зарылись в землю, устроили землянки, подкопы за стены, через
которые совершали партизанские вылазки. Турки рыли встречные подкопы. При
смычке происходило подземное фехтование.
Последовали 24 дня бомбардировки и непрерывных атак. Однако,
значительного успеха они не принесли, а в перенаселенном турецком лагере
закончилось продовольствие и начались болезни. Гуссейн-паша запросился у
султана отложить осаду до следующей весны. "Возьми Азов или отдай голову" -
был ответ...
В течение двух недель сентября предпринимались ежедневные 10-тысячные
атаки на стены Азова. Ночью 26 сентября после четырехмесячной осады казаки
опять стали просить друг у друга прощения, они обессилели полностью и решили
выйти из города - умереть под его стенами.
Вышли... И сквозь утренний туман увидели пустой турецкий лагерь, а
вдали -- посадку последних турок на корабли. Нормальные осажденные на
цыпочках вернулись бы в крепость. Казаки бросились в бой, захватили еще
восемь знамен...
Так закончилась Азовское сидение. Казаки потеряли 3000 убитыми, все