Страница:
спать. После шампанского их еженощно навещал призрак французского короля
Филиппа Красивого, который еще во времена нашего татарского ига отменил
сельское рабство в своих владениях. О том, что он также сжег за
экономическое самоуправство целую ватагу вот таких же демобилизованных
тамплиеров, почему-то не вспоминалось.
Царь этих мечтаний вовремя не пресек. А тут еще свежеприсоединенная
Польша, сохранившая Конституцию, торчала в теле России заразной щепкой.
Александр на открытии польского Сейма в 1818 году из вежливости брякнул о
"возможности распространения конституционного устройства на все страны,
провидением моему попечению вверенные". Многие поняли это правильно: "было
бы сказано...", но немногие разгорячились всерьез.
Спустить пар по-тихому победитель не сообразил, и на правительственную
поверхность снова всплыл Аракчеев. Должен же был кто-то вонзить стальные
челюсти в размякшую Россию, пока великий государь предается мечтательности,
перемежаемой укоризнами больной совести?
Последовали указы:
- о запрещении крестьянам "отыскивать вольность" (1815);
- о праве помещиков ссылать крепостных без суда в Сибирь (1822);
- о монополии дворян на владение крепостными (1823).
Ну, и в армии начался беспредел. Стали создавать военные поселения,
чтобы и солдаты были как бы крепостными. Армия гладиаторов имени московского
Спартака...
Конституции стало хотеться еще сильнее. Но мы бы не решились ничего
предосудительного предпринять, не тамплиеры же мы, не франки развратные! Но
судьба русская сама подтолкнула нас, разговорчивых да нерешительных, на
крестный путь. Или Империя наша почувствовала, что необходима ей смена
крови?...
Что может подвигнуть русских на решительные действия? Вот такой
примерно список причин:
1. Полный житейский беспредел. Чтобы нас прямо жрали с детьми живьем,
по-татаро-княжески.
2. Что-нибудь космическое. Комета, дождь из лягушат, три луны на
небосводе.
3. Лишение привилегий, типа московской прописки (см. главу "Казнь
Стрелецкая"); принудительное насаждение медных и бумажных денег.
4. Или рождественская какая-нибудь ситуация, вроде похода на Индию,
явления патриарха Никона московским бомжам, прихода доброго, истинного царя
Лжедмитрия и проч.
Вот, примерно по четвертой схеме у нас в этот раз и пошло. Правда, с
модификациями и доливом изо всех приведенных выше пунктов.
Беспредел, как обычно, был налицо.
Привилегии шатались и рушились. Того и гляди, могли отменить заветный
постулат Петра III о вольности дворянства. Космическая ситуация также
сгустилась к Рождеству 1825 года.
Римский Император Тиберий на закате дней своих удалился на Капри и
успешно предавался развратному отдыху, - так нам пишет Светоний. Империя
болталась без руля, в провинциях завелось вольнодумие, объявились учителя и
пророки. В честь одного из них мы до сих пор под Новый год покупаем елку.
Так что, самоволка Тиберия дорого обходится человечеству...
Этот единственный в истории случай добровольного отказа от высшей
власти, - не ясно, бывший ли на самом деле, - с тех пор будоражит умы
самодержцев. Он опасно щекочет им нервы, оставляя некую лазейку для отхода:
"Ужо уйду в скиты!" -- а вам, смерды, достанется первый встречный, вот, хоть
Симеон Бекбулатович!
Но пугать земство опричниной да скитом, это одно, а на деле сойти с
трона, - это нет. Это верх декаданса. Такого не может быть. Империя не
дозволяет, - мы с вами точно знаем из опыта веков.
Но наша Империя к 1825 году уже была совсем нездорова. Я думаю,
доконал-таки ее поверженный Париж. И возник сюрреальный сюжет типа
Новгородского переполоха...
В сентябре 1825 года государь Александр Павлович Благословенный
выезжает с семьей в Таганрог. Он намеревается зимовать на юге ради здоровья
супруги. Тут ему не сидится, он едет в Новочеркасск к казакам, потом
посещает Крым, где будто бы присматривает себе некое пристанище, куда
намеревается по-тибериевски "переселиться навсегда". По дороге из Крыма царю
становится дурно, и он умирает в Таганроге 19 ноября при туманных
обстоятельствах. Все Рождество тело находится в соборе Александровского
монастыря, потом начинает двухмесячное путешествие в Питер через Харьков --
Курск - Орел -- Тулу - Москву. 13 марта 1826 года его погребают в
Петропавловском соборе.
За время этого последнего путешествия происходят памятные события,
которые нам с вами известны гораздо лучше обстоятельств смерти царя.
Случается Восстание Декабристов.О нем нам многократно рассказывали наши
учителя, поэтому буду краток.
"Народ" в лице просвещенного дворянства желает конституции. Тайные
кружки придумывают, да никак придумать не могут, как им этой конституцией
заняться. Тут Россия остается без царя. Средний брат Константин "народу"
годится. Он вполне пропитался соответствующим духом в Варшаве, кружась меж
конституцией и проституцией. Но Константин в первое не верит, а второе
утратить не решается. И якобы ОТКАЗЫВАЕТСЯ!!! от трона. Он, понимаете,
давным давно составил тайный документ об отречении (только не показывал
никому), женился на случайной паненке и грешит помаленьку назло династии.
Царское семейство в шоке. Семейный позор скрывают от прессы и читающей
публики. Поэтому 27 ноября 1825 года, как только скорбный фельдъегерь
поспевает в Питер, народ (в кавычках и без кавычек) приводится к присяге
Константину. Новый император Константин I налицо! Лицо это быстренько
штампуется на новой монете и выставляется на портретах во всех
продовольственных витринах. Народ и "народ" пускают конституционные слюнки.
Константин, тем не менее не воцаряется, но и медлит с отречением, держит
паузу -- ждет оглашения завещания...
Нам с вами ясно, как день, что Константин блефует. Он пытается
разыгрывать годуновскую схему. Основания для этого есть. Грешным браком,
длинным и вольным языком, нецарственной развязностью Константин отодвинул
себя от престола примерно на годуновское расстояние (как, например, нынешний
английский принц Чарльз). Теперь ему нужно, чтобы его троекратно попросили,
повалялись всенародно, поупрашивали в завещаниях и церковных посланиях.
"Братья играют короной в волан", - острят бородинские ветераны в своих
тайно-анекдотных обществах. Ясно и драгунскому коню, что поломавшись,
Константин согласится. Подходит черед действовать младшему брату Николаю...
Младшие братья в русской сказочной тройке, как известно, на первый
взгляд дураковаты. Вот "народ" Николая и не хочет. Но в семье-то Константин
уже пропасованРодичи разговаривают с Николаем почтительно, так чего ждать?!
Николай делает сильный ход -- забирает себе нашу бесхозную Империю, надевает
Шапку, назначает повторное голосование -- "переприсягу" на 14 декабря 1825
года. Чтобы успеть к Рождеству...
Мы понимаем состояние народа. Вот так бы нас, единогласно
проголосовавших за товарища П..., нет, возьмем абстрактнее -- за товарища А,
теперь пригласили бы через две недельки прийти и переголосовать за товарища
Б! Мы приходим? Да. На Сенатскую площадь...
Итак, придворная канцелярия народным мнением не интересуется, Николай
принимает нечаянную радость, Конституция, бывшая у "народа" в кармане,
оборачивается обыкновенным кукишем. В ответ офицеры выводят Московский полк
на Сенатскую площадь, зарубив его командира барона Фредерикса. Намечено
шугануть мелкотравчатого Николая, запретить сенаторам "переприсягать". Некий
Каховский по подначке Рылеева должен еще и прирезать (пристрелить) нового
царя где-нибудь в дворцовом коридоре. Но Каховский в смертники пока не
захотел.
Короче, к 11 часам утра полк становится в каре у памятника Петру. Петр
неодобрительно взирает на это построение. Не укладывается в его медной
голове Манифест декабристов о свержении династии, о республиканском
правлении, о свободе бульварной прессы...
Тут на площадь при полном параде выскочил на коне герой войны 1812 года
генерал Милорадович, личный друг Константина. Он объявил, что присяга
Николаю, братцы, - правильнаяВот об этом и на моей сабле в личной
дарственной надписи Константина значится. Служивые сразу засомневались в
своих вождях. Кому им было верить -- боевому командиру и соратнику или
пестелям штабным? Запахло жареным.
Тогда главари восстания "громким голосом" гонят Милорадовича с площади.
Он не едет, и Каховский разряжает-таки свой пистолет, припасенный для царя.
"Опасность, нависшая над восставшими, была устранена!", - радостно и
преждевременно охает наш Историк -- к этому времени уже кандидат в
действительные члены Политбюро ЦК КПСС.
На площадь подходят морячки из флотского экипажа, лейб-гренадеры, всего
собирается 3000 солдат и 30 офицеров. Но главного действующего лица --
избранного демократическим голосованием во всех партъячейках "диктатора"
Сергея Трубецкого -- нету! Он мучается интеллигентскими раздумьями у себя в
канцелярии Главного штаба. Собственно, страдать было о чем. Выходило, что
нужно объявлять штурм Зимнего. Страшно, аж жуть!
Тем временем, на площади началась вялая перестрелка, потом, к сумеркам
(в 3 часа дня перед Рождеством в Питере уже темнеет), царская сторона
ударила картечью. Декабристы побежали по невскому льду, вслед полетели ядра.
На площади осталось 80 трупов.
На Юге дернулись было члены Южного общества, но их переловили. Поднятый
ими Черниговский полк также побывал под картечью.
Царь лично вел следствие. Не возглавлял обширную комиссию, а именно в
одиночку под охраной своего генерал-адъютанта Левашова допрашивал врагов
престола.
Под следствие попало 600 человек. Головную пятерку "поставили вне
разрядов", то есть на этих злодеев и статьи подходящей не было, и хотели
сначала их четвертовать, - просто посечь топором на мелкие части. Но потом
устыдились Европы, побрезговали гильотиной и решили обойтись обычной
веревкой. С первого раза на рассвете 13 июля 1826 года три из пяти веревок
оборвались. Пришлось ждать открытия магазинов (!), чтобы купить новые! Кино!
Впрочем, в кино эта посудо-хозяйственная суета не попала.
Большое количество народу оказалось во глубине сибирских руд.
Николай укрепился на троне, конституцию понимать отказался, с
бунтовщиками был жесток, и т.д. и т.п. - стихи Пушкина и музыка к фильму
"Звезда пленительного счастья". Ну, это мы немножко вперед заскочили...
Проходит странное Рождество 1825 года, случается Новый 1826 год, в
Питер привозят и стремительно хоронят Александра. Когда гроб на короткое
время устанавливают в Петропавловском соборе, его вскрывает комиссия из 4
близких покойному человек, в которую не допускают даже родственников и
представителей духовенства...
Это -- совершенный нонсенс. По тем временам не пустить попа к
православному телу -- все равно, что не пустить председателя ВЧК на расстрел
нашкодившего коммуниста...
Народ в подозрении складывает сказку, что "Государь Александр I не умер
в Таганроге в 1825 году, а стал сибирским отшельником и долгие годы прожил в
покаянии под именем старца Федора Козьмича"...
Ну что тут скажешь? Имперская теория наша такого исхода не
предусматривает. Это -- как кипение воды при 90 угловых градусах. Да и уши
торчат изо всей этой истории -- отчество "Козьмич". Небось, произвел на свет
причудливого старца писатель Козьма Прутков, которого самого, как нам
доподлинно известно, тоже на свете не было...
Развеять легенду по нынешним временам не просто, а очень просто. Берем
пробу из-под петропавловской плиты и сличаем генетический код таинственного
покойника с кодами его потомков. Благо, они у нас имеются в избытке, -
компьютеры и реторты еще не остыли от многодетного семейства правнучатого
племянника Александра Благословенного -- Николая Кровавого. Так что анализ
крови нам обеспечен...
Тут православная братия набычивается против гробокопательства. А мы ей
врезаем аргументом про спектральный анализ Туринской Плащаницы,
сохранившейся со времен Тиберия и служившей оберткой покойному Христу. Вот
показал же анализ, что липовая эта обертка...
Так что, вся надежда теперь на науку. Будем ждать...
Вот главный мотив возникшей тридцатилетней николаевской эпохи в
изложении Историка: "Николай с детства любил военную службу. Будучи
наследником, он отбывал обязанности унтер-офицера и младшего офицера,
отлично знал службу и уставы. Он лично проверял полки. Наблюдал за обучением
кадетов, требовал от офицеров точного исполнения долга. Русские солдаты в
его время были стойки и непобедимы, честны и исправны. Молодым безусым
рекрутом приходил солдат в полк из деревни и седым стариком возвращался
домой"... Такие таланты армии и ее императора следовало применить в
походе...
И походов было много. "С 1801 года велась непрестанная война на
Кавказе. В 1826 году началась война с Персией, а в 1828 году с Турцией".
Николай объявил войну Турции 14 апреля 1828 года. 8 октября
турецко-египетские корабли были уничтожены объединенной эскадрой России,
Англии и Франции под Наварином. "Великие европейские державы наказали
турецкого султана за те обиды, которые испытывали богомольцы, ходившие ко
гробу Господню. Султан, взбешенный этим, приказал всем своим подданным
готовиться к войне с Россиею"... Тут обратим внимание, что наказывали турок
за гроб Господень три великие державы, а отдуваться пришлось одной России,
да к тому же, французы и англичане еще и помогали туркам исподтишка.
Наши двинулись в Турцию пятью армейскими корпусами. Три корпуса шли на
Дунай, один на Кавказ, один - на кораблях через Черное море.
В конце мая 3-й корпус подошел к Дунаю возле Браилова. Сюда же прибыл
император, и все вместе преодолели Дунай. За Дунаем война пошла большей
частью под крепостями. Осаждали и брали постепенно Варну, Силистрию, Шумлу.
На Кавказе наши увязли в россыпи мелких горных крепостей, зато здесь,
на Балканах уже стояли под Константинополем. Готовились щиты на ворота
прибивать. Все командование, вся армия, а пуще них, - государь-император,
давились, по моим расчетам, сентиментальной слезой. Ведь еще их дед-прадед
Иван Грозный клялся освободить Царь-град. Баба Катерина намеревалась. Все
внучки и жучки дворняжьи божились лечь за православие. Все кошкины-романовы
порывались. И вот, пожалуйста, осталось маленькое, мышиное усилие, чтобы
выдрать репчатый купол Софии Константинопольской из грязных лап. "Турции
грозил полный разгром!"...
Ну?..
Ну!..
Пауза...
Отступил бы Олег?
У него бы Турция до сих пор валютному фонду наши долги выплачивала.
Отступил бы Грозный?
У него турки всенародно варились бы в котлах и жарились на кострах
вокруг Черного моря для смягчения курортного климата.
Отступил бы Петр? -- Нечего даже спрашивать!
Но император Николай "великодушно возвратил почти все завоевания в
Турции и только на Кавказе к нам отошел богатый край с городами Поти,
Анапою, Лхалцыхом и Ахалкалаки. Турецкий султан потерял свое могущество, и с
этой войны Турция начала слабеть и падать"...
Как бы не так, господин Историк, как бы не так!
80 тысяч русских погибло на этой войне только от болезней, а от пуль и
ядер -- немеряно! И для чего? Чтобы Государь курорты и винные места
приобрел, да великодушие выказал?
Слабина не прощается. Не забиваешь ты, забивают тебе. На табло
вспыхивает известие, "поразившее всю русскую столицу: 17 ноября в Варшаве,
главном городе царства Польскаго, вспыхнуло восстание. Поляки убивали
генералов, офицеров и солдат, покушались и на жизнь родного брата
государева, цесаревича Константина Павловича, бывшаго наместником государя в
Царстве Польском". Чем-то сей конституционалист полякам не полюбился...
Против 130000 жолнержей генерала Хлопицкого завернули отступающую
из-под Константинополя оскорбленную армию генерала Дибича. К ней добавились
полки из Петербурга, и всего собралось до 190000 человек.
25 августа началась бомбардировка Варшавы. Мятежники сдались на третий
день -- не стоило и гвардию из питерских кабаков выковыривать.
Тут православный государь заметил, что "Палестина, где провел земную
жизнь Спаситель, где Он учил и где Он для спасения мира принял крестную
смерть, находится на земле, принадлежащей туркам"! -- вот ужас-то!
А там "по приказу турецкаго султана, обиженнаго на императора Николая
за тот разгром, который сделали наши войска в Турции в 1828 году, турки
начали притеснять и обижать православных христиан", сволочи. А мы их жалели!
Союзники наши бывшие - Англия и Франция -- завидовали "успехам на
Кавказе и в Сибири, где русское государство подходило к Восточному океану",
и начали подбивать турецкого султана против России, обещали ему помощь.
Война началась в 1853 году - опять на Дунае и в Закавказье. Наши наседали на
подножие Арарата, хотелось им, если уж не гроб Господень, то хоть пристань
Ноя на вершине святой горы завоевать. В конце-концов на Кавказе удалось
нахватать много всякой всячины, но удовольствие от этого было испорчено
Крымской войной.
В этот раз началось с того, что 18 ноября 1853 наш черноморский флот
уничтожил в Синопской бухте все турецкие корабли. Тогда за Турцию вступились
англичане, французы и итальянцы. Просвещенная Европа отправила свои пароходы
и войска во все русские моря.
14 мая 1854 года эти пароходы разрушили Керчь, вошли в Азовское море и
22 мая приблизились к Таганрогу. Впереди шло восемнадцать паровиков, за ними
- еще 50 парусников и плавучих батарей. Явились парламентеры с ультиматумом:
уходите миром, мы зайдем, снесем тут все к чертовой бабушке, гражданских не
тронем. "Наши ответили соответственно". Видимо матом.
Началась непрерывная бомбардировка города, десант высадился и пошел в
атаку на крутую гору у церкви св. Константина. Ну, этих 300 человек сбросили
штыками в залив. Эскадра отошла на горизонт.
12 июля в мелководной луже Азовского моря поднялась буря. Англичане
убрались на черноморские глубины.
2 сентября 1854 года союзная англо-французская эскадра начала высадку
войск у маленькой деревушки Евпатория, и к 6 сентября на Крымском берегу уже
загорало 30000 французов с 68 пушками, 22000 англичан с 54 орудиями и 7000
турок с 12 орудиями. У нас для этих туристов набиралось только 36000 человек
обслуживающего персонала да 84 орудия. 8 сентября на берегах реки Альмы
произошло тяжелое сражение. Англичане и французы, вооруженные нарезными
ружьями, били издали, а наши гладкоствольные тульские до них не добивали.
Пришлось нам отступать до самого Севастополя и сесть в осаде. 8 же сентября
русские моряки утопили свои суда в горле Севастопольского залива. Парусники
все равно не могли сражаться с пароходами.
Вся корабельная артиллерия была расставлена по склонам. Агрессоры
готовились к штурму ровно месяц. б октября началась тяжкая бомбардировка и
встречная перестрелка. Жертвы на позициях множились с пугающей скоростью.
Ночью Европа выходила на берег из пенного прибоя и шла в штыки. По утрам обе
стороны занимались развозкой трупов тележными вереницами. В этих хлопотах
наступила и прошла теплая зима. 27 марта 1855 года в очередной раз, в
отличие от погибших в этой войне, воскрес Христос. Праздновали прямо в
окопах. Сюда же пришли гражданские дети и женщины в белых платьях.
Бомбардировка, однако, не прекращалась. Десяток невинно убиенных отправились
к виновнику торжества. Прошла весна, настало лето. Штурмовка русских позиций
продолжалась, принося ежедневный урожай по нескольку тысяч трупов с обеих
сторон.
28 июня французский снайпер по отблеску на золотых эполетах выследил
адмирала Нахимова и прострелил ему голову.
С 24 августа бомбардировка Севастополя стала непрерывной. То есть,
артиллеристы сменяли друг друга, а пушки работали без перерывов. "По одному
Малахову кургану действовало 110 больших орудий. Гул и рев пушек ни на
минуту не прерывался. Смерть была всюду". Наши стояли крепко, к тому же в
окопах распространялась сплетня, что император дарует победителям
освобождение от крепостного рабства. Имело смысл воевать храбро.
"27 августа в ужасном кровопролитном штурме союзники овладели Малаховым
курганом". С его потерей Севастополь уж никак нельзя было удержать, но наши
не сдавались, вопреки всем правилам. "Они зажгли все, что можно, разрушили
батареи, взорвали пороховые погреба и уцелевшие суда, а сами переправились
на северную сторону" залива. И 30 августа Севастополь пал. Союзники,
потерявшие 73000 человек, замерли в Севастополе до конца войны, но их
мобильные группы беспокоили русских по всему полуострову.
12 февраля 1856 в Питер пришло известие о разгроме наших войск под
Евпаторией. От этого поражения император Николай I Павлович слег и 18
февраля 1856 года скончался. Есть, конечно, обширный мемуар о том, что царь
винил себя за крымскую неудачу, склонял лейб-медика Мандта дать ему яду, в
гробу лежал в трехцветных сине-зелено-фиолетовых пятнах, разлагался
стремительно, бальзамирования не принимал.
В строевом народе сохранилась кличка Николая - "Палкин" - за
приверженность телесным наказаниям, а просвещенная братия в лице Фридриха
Энгельса заклеймила царя обвинениями в армейской непригодности. Дескать, он
кроме барабанного боя ничего не понимал, не развился в командном отношении
выше унтер-офицерского чина. Ну, это, конечно, товарищу Энгельсу, большому
знатоку русской армии, виднее!
А вот чего действительно Империя не может простить Николаю, так это
пассивного созерцания крамольной эпидемии. У какого настоящего царя-генерала
так расплодились бы пушкины, лермонтовы, гоголи и щедрины, непроспавшиеся
герцены и прочие?..
На престол вступил сын покойного - Александр II Николаевич -- "Царь
Освободитель". Ему и пришлось разгребать всенародную кучу-малу.
Сразу же, 18-го марта 1856 года был заключен мир по крымским и
кавказским делам.
Кто-то из претендентов в Императоры толково заметил, что захватить
власть важно, а удержать ее - архиважно. По-нашему это звучит так: трудно
построить Империю, но еще труднее -- не дать ей развалиться. А для этого
нужно неусыпно работать вокруг главного вопроса: "НУ, А ДАЛЬШЕ-ТО ЧТО?". И
работать нужно сразу с двух сторон. Первое -- задавать этот вопрос себе и
своим подручным. Второе, -- а это как раз и упускают из виду юные
Императоры, -- не позволять любознательным подданным задавать этот вопрос
тебе.
Но человек так устроен, что задавать вопросы -- это его любимое дело.
Это -- гораздо проще, чем просто работать, пахать, сеять, косить и молотить,
а лишь потом печь пироги. Задать вопрос -- лишь чуть-чуть пошевелить воздух,
а результат можно получить нешуточный.
- Что делать?
- А вон под тем деревом, мужик, копай на три аршина и найдешь серебряну
гривну, и сразу -- в лавку за пирогами! И водки прихвати.
Так что, отучать людей от любопытства, да еще на Руси -- дело
бесполезное. Ну, значит, нужно смириться с осквернением нашего благородного
вопроса подлыми, капустными устами. И отвечать -- соответственно эпохе.
Поначалу годился ответ "Подрастешь -- узнаешь!", потом пришлось
покрикивать "Не ваше собачье дело!". Ну, а дальше-то что? Нельзя же
бесконечно отбиваться и отгавкиваться от ходоков и челобитчиков. Ну,
запретили под страхом порки и смерти соваться лично к государю с жалобными
грамотами, но вопросы-то остались, ушли в самиздат. Поэтому умные люди всех
времен следили, чтобы главный вопрос у народа не оставался безответным.
Писец и Историк старались вовсю.
Долго принимались объяснения о грядущем царстве божьем. Многие верили.
Хорошо складывалось:
греши -- кайся,
трудись -- терпи,
надрывайся -- болей,
унижайся -- подыхай.
Ну, а дальше-то что?
А дальше -- царство небесное!
Сплошные удовольствия -- без греха, труда и унижений. Расслабленная
игра на арфе по самоучителю, ленивое перепархивание с облака на облако,
небесный нектар о сорока градусах, периодические инспекции грешной Земли --
оторваться с некрещеными утопленницами в майскую ночь.
Потом в этой благодати усомнились -- прямых свидетелей счастливого
небытия не нашлось, а теоретикам как-то опасно стало верить. Количество
скептиков на сотню лопухов перевалило критическую отметку. Возник неприятный
исторический промежуток -- Главный Вопрос стал частенько зависать в воздухе
или срезаться нигилистическими репликами: "Современная наука, милостивые
государи, не дает объективных оснований предполагать наличие астральной
субстанции", - или проще: "Бога нет, истинный крест!", "Библия ваша -
бре-ехня!".
Пришлось теологическую известь в имперской кладке подкрепить цементом
земного, мирового господства. Кстати и земля наша разрасталась. Удачно
присоединялись к матушке Москве ханства и улусы, призывным криком кричали
из-за Дарданелл насилуемые болгарки и гречанки, а русские мужики как раз
осваивали чукотские и сахалинские края. Руки наши просторно вытягивались от
Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей, и обратно -- до
границы с Турцией или Пакистаном. И все дороги вели в Рим, - наш, Третий,
московский...
Но вот, ровно через тысячу лет после пришествия Рюрика случились на
Руси две новые утраты:
1. Народ потерял ярмо крепостного рабства.
2. Имперской идее собирания земель был нанесен тяжкий удар, -- Россия
Филиппа Красивого, который еще во времена нашего татарского ига отменил
сельское рабство в своих владениях. О том, что он также сжег за
экономическое самоуправство целую ватагу вот таких же демобилизованных
тамплиеров, почему-то не вспоминалось.
Царь этих мечтаний вовремя не пресек. А тут еще свежеприсоединенная
Польша, сохранившая Конституцию, торчала в теле России заразной щепкой.
Александр на открытии польского Сейма в 1818 году из вежливости брякнул о
"возможности распространения конституционного устройства на все страны,
провидением моему попечению вверенные". Многие поняли это правильно: "было
бы сказано...", но немногие разгорячились всерьез.
Спустить пар по-тихому победитель не сообразил, и на правительственную
поверхность снова всплыл Аракчеев. Должен же был кто-то вонзить стальные
челюсти в размякшую Россию, пока великий государь предается мечтательности,
перемежаемой укоризнами больной совести?
Последовали указы:
- о запрещении крестьянам "отыскивать вольность" (1815);
- о праве помещиков ссылать крепостных без суда в Сибирь (1822);
- о монополии дворян на владение крепостными (1823).
Ну, и в армии начался беспредел. Стали создавать военные поселения,
чтобы и солдаты были как бы крепостными. Армия гладиаторов имени московского
Спартака...
Конституции стало хотеться еще сильнее. Но мы бы не решились ничего
предосудительного предпринять, не тамплиеры же мы, не франки развратные! Но
судьба русская сама подтолкнула нас, разговорчивых да нерешительных, на
крестный путь. Или Империя наша почувствовала, что необходима ей смена
крови?...
Что может подвигнуть русских на решительные действия? Вот такой
примерно список причин:
1. Полный житейский беспредел. Чтобы нас прямо жрали с детьми живьем,
по-татаро-княжески.
2. Что-нибудь космическое. Комета, дождь из лягушат, три луны на
небосводе.
3. Лишение привилегий, типа московской прописки (см. главу "Казнь
Стрелецкая"); принудительное насаждение медных и бумажных денег.
4. Или рождественская какая-нибудь ситуация, вроде похода на Индию,
явления патриарха Никона московским бомжам, прихода доброго, истинного царя
Лжедмитрия и проч.
Вот, примерно по четвертой схеме у нас в этот раз и пошло. Правда, с
модификациями и доливом изо всех приведенных выше пунктов.
Беспредел, как обычно, был налицо.
Привилегии шатались и рушились. Того и гляди, могли отменить заветный
постулат Петра III о вольности дворянства. Космическая ситуация также
сгустилась к Рождеству 1825 года.
Римский Император Тиберий на закате дней своих удалился на Капри и
успешно предавался развратному отдыху, - так нам пишет Светоний. Империя
болталась без руля, в провинциях завелось вольнодумие, объявились учителя и
пророки. В честь одного из них мы до сих пор под Новый год покупаем елку.
Так что, самоволка Тиберия дорого обходится человечеству...
Этот единственный в истории случай добровольного отказа от высшей
власти, - не ясно, бывший ли на самом деле, - с тех пор будоражит умы
самодержцев. Он опасно щекочет им нервы, оставляя некую лазейку для отхода:
"Ужо уйду в скиты!" -- а вам, смерды, достанется первый встречный, вот, хоть
Симеон Бекбулатович!
Но пугать земство опричниной да скитом, это одно, а на деле сойти с
трона, - это нет. Это верх декаданса. Такого не может быть. Империя не
дозволяет, - мы с вами точно знаем из опыта веков.
Но наша Империя к 1825 году уже была совсем нездорова. Я думаю,
доконал-таки ее поверженный Париж. И возник сюрреальный сюжет типа
Новгородского переполоха...
В сентябре 1825 года государь Александр Павлович Благословенный
выезжает с семьей в Таганрог. Он намеревается зимовать на юге ради здоровья
супруги. Тут ему не сидится, он едет в Новочеркасск к казакам, потом
посещает Крым, где будто бы присматривает себе некое пристанище, куда
намеревается по-тибериевски "переселиться навсегда". По дороге из Крыма царю
становится дурно, и он умирает в Таганроге 19 ноября при туманных
обстоятельствах. Все Рождество тело находится в соборе Александровского
монастыря, потом начинает двухмесячное путешествие в Питер через Харьков --
Курск - Орел -- Тулу - Москву. 13 марта 1826 года его погребают в
Петропавловском соборе.
За время этого последнего путешествия происходят памятные события,
которые нам с вами известны гораздо лучше обстоятельств смерти царя.
Случается Восстание Декабристов.О нем нам многократно рассказывали наши
учителя, поэтому буду краток.
"Народ" в лице просвещенного дворянства желает конституции. Тайные
кружки придумывают, да никак придумать не могут, как им этой конституцией
заняться. Тут Россия остается без царя. Средний брат Константин "народу"
годится. Он вполне пропитался соответствующим духом в Варшаве, кружась меж
конституцией и проституцией. Но Константин в первое не верит, а второе
утратить не решается. И якобы ОТКАЗЫВАЕТСЯ!!! от трона. Он, понимаете,
давным давно составил тайный документ об отречении (только не показывал
никому), женился на случайной паненке и грешит помаленьку назло династии.
Царское семейство в шоке. Семейный позор скрывают от прессы и читающей
публики. Поэтому 27 ноября 1825 года, как только скорбный фельдъегерь
поспевает в Питер, народ (в кавычках и без кавычек) приводится к присяге
Константину. Новый император Константин I налицо! Лицо это быстренько
штампуется на новой монете и выставляется на портретах во всех
продовольственных витринах. Народ и "народ" пускают конституционные слюнки.
Константин, тем не менее не воцаряется, но и медлит с отречением, держит
паузу -- ждет оглашения завещания...
Нам с вами ясно, как день, что Константин блефует. Он пытается
разыгрывать годуновскую схему. Основания для этого есть. Грешным браком,
длинным и вольным языком, нецарственной развязностью Константин отодвинул
себя от престола примерно на годуновское расстояние (как, например, нынешний
английский принц Чарльз). Теперь ему нужно, чтобы его троекратно попросили,
повалялись всенародно, поупрашивали в завещаниях и церковных посланиях.
"Братья играют короной в волан", - острят бородинские ветераны в своих
тайно-анекдотных обществах. Ясно и драгунскому коню, что поломавшись,
Константин согласится. Подходит черед действовать младшему брату Николаю...
Младшие братья в русской сказочной тройке, как известно, на первый
взгляд дураковаты. Вот "народ" Николая и не хочет. Но в семье-то Константин
уже пропасованРодичи разговаривают с Николаем почтительно, так чего ждать?!
Николай делает сильный ход -- забирает себе нашу бесхозную Империю, надевает
Шапку, назначает повторное голосование -- "переприсягу" на 14 декабря 1825
года. Чтобы успеть к Рождеству...
Мы понимаем состояние народа. Вот так бы нас, единогласно
проголосовавших за товарища П..., нет, возьмем абстрактнее -- за товарища А,
теперь пригласили бы через две недельки прийти и переголосовать за товарища
Б! Мы приходим? Да. На Сенатскую площадь...
Итак, придворная канцелярия народным мнением не интересуется, Николай
принимает нечаянную радость, Конституция, бывшая у "народа" в кармане,
оборачивается обыкновенным кукишем. В ответ офицеры выводят Московский полк
на Сенатскую площадь, зарубив его командира барона Фредерикса. Намечено
шугануть мелкотравчатого Николая, запретить сенаторам "переприсягать". Некий
Каховский по подначке Рылеева должен еще и прирезать (пристрелить) нового
царя где-нибудь в дворцовом коридоре. Но Каховский в смертники пока не
захотел.
Короче, к 11 часам утра полк становится в каре у памятника Петру. Петр
неодобрительно взирает на это построение. Не укладывается в его медной
голове Манифест декабристов о свержении династии, о республиканском
правлении, о свободе бульварной прессы...
Тут на площадь при полном параде выскочил на коне герой войны 1812 года
генерал Милорадович, личный друг Константина. Он объявил, что присяга
Николаю, братцы, - правильнаяВот об этом и на моей сабле в личной
дарственной надписи Константина значится. Служивые сразу засомневались в
своих вождях. Кому им было верить -- боевому командиру и соратнику или
пестелям штабным? Запахло жареным.
Тогда главари восстания "громким голосом" гонят Милорадовича с площади.
Он не едет, и Каховский разряжает-таки свой пистолет, припасенный для царя.
"Опасность, нависшая над восставшими, была устранена!", - радостно и
преждевременно охает наш Историк -- к этому времени уже кандидат в
действительные члены Политбюро ЦК КПСС.
На площадь подходят морячки из флотского экипажа, лейб-гренадеры, всего
собирается 3000 солдат и 30 офицеров. Но главного действующего лица --
избранного демократическим голосованием во всех партъячейках "диктатора"
Сергея Трубецкого -- нету! Он мучается интеллигентскими раздумьями у себя в
канцелярии Главного штаба. Собственно, страдать было о чем. Выходило, что
нужно объявлять штурм Зимнего. Страшно, аж жуть!
Тем временем, на площади началась вялая перестрелка, потом, к сумеркам
(в 3 часа дня перед Рождеством в Питере уже темнеет), царская сторона
ударила картечью. Декабристы побежали по невскому льду, вслед полетели ядра.
На площади осталось 80 трупов.
На Юге дернулись было члены Южного общества, но их переловили. Поднятый
ими Черниговский полк также побывал под картечью.
Царь лично вел следствие. Не возглавлял обширную комиссию, а именно в
одиночку под охраной своего генерал-адъютанта Левашова допрашивал врагов
престола.
Под следствие попало 600 человек. Головную пятерку "поставили вне
разрядов", то есть на этих злодеев и статьи подходящей не было, и хотели
сначала их четвертовать, - просто посечь топором на мелкие части. Но потом
устыдились Европы, побрезговали гильотиной и решили обойтись обычной
веревкой. С первого раза на рассвете 13 июля 1826 года три из пяти веревок
оборвались. Пришлось ждать открытия магазинов (!), чтобы купить новые! Кино!
Впрочем, в кино эта посудо-хозяйственная суета не попала.
Большое количество народу оказалось во глубине сибирских руд.
Николай укрепился на троне, конституцию понимать отказался, с
бунтовщиками был жесток, и т.д. и т.п. - стихи Пушкина и музыка к фильму
"Звезда пленительного счастья". Ну, это мы немножко вперед заскочили...
Проходит странное Рождество 1825 года, случается Новый 1826 год, в
Питер привозят и стремительно хоронят Александра. Когда гроб на короткое
время устанавливают в Петропавловском соборе, его вскрывает комиссия из 4
близких покойному человек, в которую не допускают даже родственников и
представителей духовенства...
Это -- совершенный нонсенс. По тем временам не пустить попа к
православному телу -- все равно, что не пустить председателя ВЧК на расстрел
нашкодившего коммуниста...
Народ в подозрении складывает сказку, что "Государь Александр I не умер
в Таганроге в 1825 году, а стал сибирским отшельником и долгие годы прожил в
покаянии под именем старца Федора Козьмича"...
Ну что тут скажешь? Имперская теория наша такого исхода не
предусматривает. Это -- как кипение воды при 90 угловых градусах. Да и уши
торчат изо всей этой истории -- отчество "Козьмич". Небось, произвел на свет
причудливого старца писатель Козьма Прутков, которого самого, как нам
доподлинно известно, тоже на свете не было...
Развеять легенду по нынешним временам не просто, а очень просто. Берем
пробу из-под петропавловской плиты и сличаем генетический код таинственного
покойника с кодами его потомков. Благо, они у нас имеются в избытке, -
компьютеры и реторты еще не остыли от многодетного семейства правнучатого
племянника Александра Благословенного -- Николая Кровавого. Так что анализ
крови нам обеспечен...
Тут православная братия набычивается против гробокопательства. А мы ей
врезаем аргументом про спектральный анализ Туринской Плащаницы,
сохранившейся со времен Тиберия и служившей оберткой покойному Христу. Вот
показал же анализ, что липовая эта обертка...
Так что, вся надежда теперь на науку. Будем ждать...
Вот главный мотив возникшей тридцатилетней николаевской эпохи в
изложении Историка: "Николай с детства любил военную службу. Будучи
наследником, он отбывал обязанности унтер-офицера и младшего офицера,
отлично знал службу и уставы. Он лично проверял полки. Наблюдал за обучением
кадетов, требовал от офицеров точного исполнения долга. Русские солдаты в
его время были стойки и непобедимы, честны и исправны. Молодым безусым
рекрутом приходил солдат в полк из деревни и седым стариком возвращался
домой"... Такие таланты армии и ее императора следовало применить в
походе...
И походов было много. "С 1801 года велась непрестанная война на
Кавказе. В 1826 году началась война с Персией, а в 1828 году с Турцией".
Николай объявил войну Турции 14 апреля 1828 года. 8 октября
турецко-египетские корабли были уничтожены объединенной эскадрой России,
Англии и Франции под Наварином. "Великие европейские державы наказали
турецкого султана за те обиды, которые испытывали богомольцы, ходившие ко
гробу Господню. Султан, взбешенный этим, приказал всем своим подданным
готовиться к войне с Россиею"... Тут обратим внимание, что наказывали турок
за гроб Господень три великие державы, а отдуваться пришлось одной России,
да к тому же, французы и англичане еще и помогали туркам исподтишка.
Наши двинулись в Турцию пятью армейскими корпусами. Три корпуса шли на
Дунай, один на Кавказ, один - на кораблях через Черное море.
В конце мая 3-й корпус подошел к Дунаю возле Браилова. Сюда же прибыл
император, и все вместе преодолели Дунай. За Дунаем война пошла большей
частью под крепостями. Осаждали и брали постепенно Варну, Силистрию, Шумлу.
На Кавказе наши увязли в россыпи мелких горных крепостей, зато здесь,
на Балканах уже стояли под Константинополем. Готовились щиты на ворота
прибивать. Все командование, вся армия, а пуще них, - государь-император,
давились, по моим расчетам, сентиментальной слезой. Ведь еще их дед-прадед
Иван Грозный клялся освободить Царь-град. Баба Катерина намеревалась. Все
внучки и жучки дворняжьи божились лечь за православие. Все кошкины-романовы
порывались. И вот, пожалуйста, осталось маленькое, мышиное усилие, чтобы
выдрать репчатый купол Софии Константинопольской из грязных лап. "Турции
грозил полный разгром!"...
Ну?..
Ну!..
Пауза...
Отступил бы Олег?
У него бы Турция до сих пор валютному фонду наши долги выплачивала.
Отступил бы Грозный?
У него турки всенародно варились бы в котлах и жарились на кострах
вокруг Черного моря для смягчения курортного климата.
Отступил бы Петр? -- Нечего даже спрашивать!
Но император Николай "великодушно возвратил почти все завоевания в
Турции и только на Кавказе к нам отошел богатый край с городами Поти,
Анапою, Лхалцыхом и Ахалкалаки. Турецкий султан потерял свое могущество, и с
этой войны Турция начала слабеть и падать"...
Как бы не так, господин Историк, как бы не так!
80 тысяч русских погибло на этой войне только от болезней, а от пуль и
ядер -- немеряно! И для чего? Чтобы Государь курорты и винные места
приобрел, да великодушие выказал?
Слабина не прощается. Не забиваешь ты, забивают тебе. На табло
вспыхивает известие, "поразившее всю русскую столицу: 17 ноября в Варшаве,
главном городе царства Польскаго, вспыхнуло восстание. Поляки убивали
генералов, офицеров и солдат, покушались и на жизнь родного брата
государева, цесаревича Константина Павловича, бывшаго наместником государя в
Царстве Польском". Чем-то сей конституционалист полякам не полюбился...
Против 130000 жолнержей генерала Хлопицкого завернули отступающую
из-под Константинополя оскорбленную армию генерала Дибича. К ней добавились
полки из Петербурга, и всего собралось до 190000 человек.
25 августа началась бомбардировка Варшавы. Мятежники сдались на третий
день -- не стоило и гвардию из питерских кабаков выковыривать.
Тут православный государь заметил, что "Палестина, где провел земную
жизнь Спаситель, где Он учил и где Он для спасения мира принял крестную
смерть, находится на земле, принадлежащей туркам"! -- вот ужас-то!
А там "по приказу турецкаго султана, обиженнаго на императора Николая
за тот разгром, который сделали наши войска в Турции в 1828 году, турки
начали притеснять и обижать православных христиан", сволочи. А мы их жалели!
Союзники наши бывшие - Англия и Франция -- завидовали "успехам на
Кавказе и в Сибири, где русское государство подходило к Восточному океану",
и начали подбивать турецкого султана против России, обещали ему помощь.
Война началась в 1853 году - опять на Дунае и в Закавказье. Наши наседали на
подножие Арарата, хотелось им, если уж не гроб Господень, то хоть пристань
Ноя на вершине святой горы завоевать. В конце-концов на Кавказе удалось
нахватать много всякой всячины, но удовольствие от этого было испорчено
Крымской войной.
В этот раз началось с того, что 18 ноября 1853 наш черноморский флот
уничтожил в Синопской бухте все турецкие корабли. Тогда за Турцию вступились
англичане, французы и итальянцы. Просвещенная Европа отправила свои пароходы
и войска во все русские моря.
14 мая 1854 года эти пароходы разрушили Керчь, вошли в Азовское море и
22 мая приблизились к Таганрогу. Впереди шло восемнадцать паровиков, за ними
- еще 50 парусников и плавучих батарей. Явились парламентеры с ультиматумом:
уходите миром, мы зайдем, снесем тут все к чертовой бабушке, гражданских не
тронем. "Наши ответили соответственно". Видимо матом.
Началась непрерывная бомбардировка города, десант высадился и пошел в
атаку на крутую гору у церкви св. Константина. Ну, этих 300 человек сбросили
штыками в залив. Эскадра отошла на горизонт.
12 июля в мелководной луже Азовского моря поднялась буря. Англичане
убрались на черноморские глубины.
2 сентября 1854 года союзная англо-французская эскадра начала высадку
войск у маленькой деревушки Евпатория, и к 6 сентября на Крымском берегу уже
загорало 30000 французов с 68 пушками, 22000 англичан с 54 орудиями и 7000
турок с 12 орудиями. У нас для этих туристов набиралось только 36000 человек
обслуживающего персонала да 84 орудия. 8 сентября на берегах реки Альмы
произошло тяжелое сражение. Англичане и французы, вооруженные нарезными
ружьями, били издали, а наши гладкоствольные тульские до них не добивали.
Пришлось нам отступать до самого Севастополя и сесть в осаде. 8 же сентября
русские моряки утопили свои суда в горле Севастопольского залива. Парусники
все равно не могли сражаться с пароходами.
Вся корабельная артиллерия была расставлена по склонам. Агрессоры
готовились к штурму ровно месяц. б октября началась тяжкая бомбардировка и
встречная перестрелка. Жертвы на позициях множились с пугающей скоростью.
Ночью Европа выходила на берег из пенного прибоя и шла в штыки. По утрам обе
стороны занимались развозкой трупов тележными вереницами. В этих хлопотах
наступила и прошла теплая зима. 27 марта 1855 года в очередной раз, в
отличие от погибших в этой войне, воскрес Христос. Праздновали прямо в
окопах. Сюда же пришли гражданские дети и женщины в белых платьях.
Бомбардировка, однако, не прекращалась. Десяток невинно убиенных отправились
к виновнику торжества. Прошла весна, настало лето. Штурмовка русских позиций
продолжалась, принося ежедневный урожай по нескольку тысяч трупов с обеих
сторон.
28 июня французский снайпер по отблеску на золотых эполетах выследил
адмирала Нахимова и прострелил ему голову.
С 24 августа бомбардировка Севастополя стала непрерывной. То есть,
артиллеристы сменяли друг друга, а пушки работали без перерывов. "По одному
Малахову кургану действовало 110 больших орудий. Гул и рев пушек ни на
минуту не прерывался. Смерть была всюду". Наши стояли крепко, к тому же в
окопах распространялась сплетня, что император дарует победителям
освобождение от крепостного рабства. Имело смысл воевать храбро.
"27 августа в ужасном кровопролитном штурме союзники овладели Малаховым
курганом". С его потерей Севастополь уж никак нельзя было удержать, но наши
не сдавались, вопреки всем правилам. "Они зажгли все, что можно, разрушили
батареи, взорвали пороховые погреба и уцелевшие суда, а сами переправились
на северную сторону" залива. И 30 августа Севастополь пал. Союзники,
потерявшие 73000 человек, замерли в Севастополе до конца войны, но их
мобильные группы беспокоили русских по всему полуострову.
12 февраля 1856 в Питер пришло известие о разгроме наших войск под
Евпаторией. От этого поражения император Николай I Павлович слег и 18
февраля 1856 года скончался. Есть, конечно, обширный мемуар о том, что царь
винил себя за крымскую неудачу, склонял лейб-медика Мандта дать ему яду, в
гробу лежал в трехцветных сине-зелено-фиолетовых пятнах, разлагался
стремительно, бальзамирования не принимал.
В строевом народе сохранилась кличка Николая - "Палкин" - за
приверженность телесным наказаниям, а просвещенная братия в лице Фридриха
Энгельса заклеймила царя обвинениями в армейской непригодности. Дескать, он
кроме барабанного боя ничего не понимал, не развился в командном отношении
выше унтер-офицерского чина. Ну, это, конечно, товарищу Энгельсу, большому
знатоку русской армии, виднее!
А вот чего действительно Империя не может простить Николаю, так это
пассивного созерцания крамольной эпидемии. У какого настоящего царя-генерала
так расплодились бы пушкины, лермонтовы, гоголи и щедрины, непроспавшиеся
герцены и прочие?..
На престол вступил сын покойного - Александр II Николаевич -- "Царь
Освободитель". Ему и пришлось разгребать всенародную кучу-малу.
Сразу же, 18-го марта 1856 года был заключен мир по крымским и
кавказским делам.
Кто-то из претендентов в Императоры толково заметил, что захватить
власть важно, а удержать ее - архиважно. По-нашему это звучит так: трудно
построить Империю, но еще труднее -- не дать ей развалиться. А для этого
нужно неусыпно работать вокруг главного вопроса: "НУ, А ДАЛЬШЕ-ТО ЧТО?". И
работать нужно сразу с двух сторон. Первое -- задавать этот вопрос себе и
своим подручным. Второе, -- а это как раз и упускают из виду юные
Императоры, -- не позволять любознательным подданным задавать этот вопрос
тебе.
Но человек так устроен, что задавать вопросы -- это его любимое дело.
Это -- гораздо проще, чем просто работать, пахать, сеять, косить и молотить,
а лишь потом печь пироги. Задать вопрос -- лишь чуть-чуть пошевелить воздух,
а результат можно получить нешуточный.
- Что делать?
- А вон под тем деревом, мужик, копай на три аршина и найдешь серебряну
гривну, и сразу -- в лавку за пирогами! И водки прихвати.
Так что, отучать людей от любопытства, да еще на Руси -- дело
бесполезное. Ну, значит, нужно смириться с осквернением нашего благородного
вопроса подлыми, капустными устами. И отвечать -- соответственно эпохе.
Поначалу годился ответ "Подрастешь -- узнаешь!", потом пришлось
покрикивать "Не ваше собачье дело!". Ну, а дальше-то что? Нельзя же
бесконечно отбиваться и отгавкиваться от ходоков и челобитчиков. Ну,
запретили под страхом порки и смерти соваться лично к государю с жалобными
грамотами, но вопросы-то остались, ушли в самиздат. Поэтому умные люди всех
времен следили, чтобы главный вопрос у народа не оставался безответным.
Писец и Историк старались вовсю.
Долго принимались объяснения о грядущем царстве божьем. Многие верили.
Хорошо складывалось:
греши -- кайся,
трудись -- терпи,
надрывайся -- болей,
унижайся -- подыхай.
Ну, а дальше-то что?
А дальше -- царство небесное!
Сплошные удовольствия -- без греха, труда и унижений. Расслабленная
игра на арфе по самоучителю, ленивое перепархивание с облака на облако,
небесный нектар о сорока градусах, периодические инспекции грешной Земли --
оторваться с некрещеными утопленницами в майскую ночь.
Потом в этой благодати усомнились -- прямых свидетелей счастливого
небытия не нашлось, а теоретикам как-то опасно стало верить. Количество
скептиков на сотню лопухов перевалило критическую отметку. Возник неприятный
исторический промежуток -- Главный Вопрос стал частенько зависать в воздухе
или срезаться нигилистическими репликами: "Современная наука, милостивые
государи, не дает объективных оснований предполагать наличие астральной
субстанции", - или проще: "Бога нет, истинный крест!", "Библия ваша -
бре-ехня!".
Пришлось теологическую известь в имперской кладке подкрепить цементом
земного, мирового господства. Кстати и земля наша разрасталась. Удачно
присоединялись к матушке Москве ханства и улусы, призывным криком кричали
из-за Дарданелл насилуемые болгарки и гречанки, а русские мужики как раз
осваивали чукотские и сахалинские края. Руки наши просторно вытягивались от
Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей, и обратно -- до
границы с Турцией или Пакистаном. И все дороги вели в Рим, - наш, Третий,
московский...
Но вот, ровно через тысячу лет после пришествия Рюрика случились на
Руси две новые утраты:
1. Народ потерял ярмо крепостного рабства.
2. Имперской идее собирания земель был нанесен тяжкий удар, -- Россия