Страница:
война была войной нового типа. В ход пошли страшные объемы снарядов,
взрывчатки, горючего, стали и проч. У России все это в запасе имелось, не
то, что у некоторых. Но вырвать вовремя наше достояние из недр мы не
успевали. Поэтому весь год перемежались отступления и позиционное загнивание
в окопах. Наконец Дума просчитала и одобрила план производства "100 парков
снарядов в месяц". Парк - это такое количество снарядов, которое вся
артиллерия привозит с собой из тыла на позиции. В начале войны "парк"
равнялся 30000 снарядам. В месяц выходило 3 миллиона чушек с динамитом.
Масштаб нешуточный, но промышленность обеспечила его уверенно. Сапог нашили
40 миллионов пар. Хватило до конца войны, на Революцию, Гражданскую войну и
далее. Тем не менее, пятнадцатый год остался годом поражений. Наших погибло,
было ранено и попало в плен около 8 миллионов. Немцев набили "только" 4
миллиона.
Возникло фронтовое и тыловое уныние.
В таких обстоятельствах, мы обычно теряем логическую нить и погружаемся
в нашу особую русскую духовность. Уходим в мир иной, мир мистики и
трансцендента, медитируем, взываем к отеческим гробам. И нам оттуда
отвечают, что виноват диавол, крамолы всякие, книги недозволенные. Жиды,
конечно, у нас всегда наготове - вот уж три четверти свободной прессы
захапали и шпионят на все четыре стороны. Тут обнаруживается наконец, что
императрица у нас - Алиса Гессенская. Мы-то думали, что она Александра
Федоровна. Ан нет! У нас еще и вдовствующая царица, мать его императорского
величества, - не Мария Федоровна. Да и сам батюшка, хоть и Николай
Александрович, но тоже - так себе русский царь. Тогда царь этот, чтобы
оправдаться, назначает нам премьер-министром некоего Штюрмера. Штирлица у
него не нашлось.
Мы взвываем беломорской, ломоносовской белугой: "Измена!".
Наступает 1916 год. Начинают работать снарядно-динамитные запасы.
Людской армейский резерв у нас тоже оказывается вчетверо более населенным,
чем во Франции, например. Случается Брусиловский прорыв. С 21 мая по 31 июля
наши громят австро-венгерские тылы на юго-западном фронте. Убивают полтора
миллиона бывших союзников по антинаполеоновской коалиции. Но генерального
наступления не получается, поражения следуют унылой чередой. Народ впадает в
свой излюбленный транс - начинает готовиться к зиме, ворчит на немцев
германских и "немцев" российских.
Тогда государь и государыня поворачиваются лицом и даже всем телом к
русскому мужику. Звать мужика - Григорий Ефимович Распутин. Случается
трагедия. Потратим на нее несколько строк.
Аналитики разобрали феномен Распутина по косточкам. Доказано, что
Григорий был телепатом, экстрасенсом, колдуном, сексопатом, грязной
развратной личностью, магнетическим типом, полностью овладевшим
императорской фамилией. Ему не приписывают только педофилии по отношению к
наследнику, которого он, напротив, спасал от гемофилии.
Но существует и немало спокойных записей о Распутине. Общий вывод из
них я делаю такой. Обычный русский мужик с исконной выносливостью к водке и
бабам, по какой-то странной случайности лишенный рабского инстинкта, при
встрече с "белыми" обитателями дворцов и палат - тоже случайной - так
поразил их мозг, печень, сердце и другие ливерные органы, что они впали в
транс. Вот что бывает, если долго препятствовать встрече народа и слуг
народных. Встреча состоялась, но толку от нее было мало. А ведь, при
фантастическом стечении обстоятельств, - перемри все Романовы и прочие и
окажись Распутин нашим вождем, - вот бы русский стержень получился!
Но не суждено было. Плесень монархическая потянулась спасать
самодержавие. Лидер монархистов Пуришкевич, не убиенный в детстве Каляевым
князь Дмитрий Павлович, еще пара заговорщиков в ночь на 17 декабря 1916 года
угробили-таки нашего перспективного мужика ядом и револьверной пальбой.
Атмосферы это не улучшило. Напротив, наступила тяжкая зима. Хлебные
эшелоны стали опаздывать в прожорливые столицы, все подумали, что из-за
непогоды. Но оттепели случались иногда, а хлеб все "не везли". Исследовали
цены за пуд. Они оказались на 50 копеек ниже рыночных. Следовало этот пуд
продавать и покупать по трояку, а правительство предлагало только два
пятьдесят. Дума так и не рискнула поднять цену до конца. Своего и
государственного.
Говорят, что Революцию могла предотвратить погода. Чуть бы раньше
потеплело, и мы пошли бы в атаку, навалились на немца своими артиллерийскими
парками, затопали миллионом сапожных сороков, овладели бы Проливами и Софией
Константинопольской, вражеским Берлином и родной Варшавой. И воссели бы на
нашей православной земле под сенью Монархии и Конституции.
Но нет. Морозы додержались-таки до февраля. Думское большинство
делегировало к Государю своих лидеров Шульгина и Гучкова. Эти сильные и
честные люди объяснили потерянному самодержцу правду момента и привезли в
Питер дурацкую, жалкую бумажку об отречении Николая (читай, о самоубийстве
Второй династии). Вы помните у нас добровольные отречения? - чтобы без
монашеских ножниц, секир, кинжалов, яда? Я не помню. А вот, случилось.
Великая война закончилась. Закончилась битва империй - за исчезновением
одной из них. Закончилось многовековое недоразумение между народом нашим и
его властителями - за переменой оных.
Великую Октябрьскую революцию 1917 года нам иногда скороговоркой
представляли как Третью Русскую. Отсчет брался от погромов и взрывов Пятого
года.
Второй Революцией ("Февральской" или "Буржуазной") считается момент
отречения и ухода Николая Романова в свой царскосельский скит. В массовом
сознании Февральская революция часто размазывается до Октября. До самого
"штурма Зимнего". Я тоже склонен считать весь 17-й год одним сплошным
процессом. Так же, как и 1905 год - весь, с Кровавого 9 января по
декабрьские баррикадные бои - считается единым революционным периодом.
Февральскую революцию не планировал никто. Никто до сих пор не взял на
себя ответственности за подготовку этого терракта. Конечно, большевики и
меньшевики "работали в массах", эсэры стреляли в городах и агитировали на
селе. Но чтобы вот так засесть под керосинкой и начертать партийную
резолюцию: "Осуществить вооруженное выступление городского пролетариата и
трудового крестьянства по сигналу ЦК. Сигнал подать в "Ч" часов "М" минут в
день "Д" февраля 1917 года, после выдвижения рабочих дружин Иванова и
Выборгской стороны к Ставке Верховного Главнокомандования и получения от гр.
Романова Н.А. завизированного при двух понятых текста отречения от власти",
- нет, на такое никто из наших графоманов не решается. Авторство остается
невостребованным. Да его - в индивидуальном или узкогрупповом смысле - и
нету. Авторство это мы, божьей милостью народ русский, смиренно оставляем за
собой.
27 февраля 1917 года в Петербурге был получен Указ о роспуске
Государственной думы. Царя подначили лукавые царедворцы и правительственные
немцы.
При всем скептическом отношении к разговорному жанру, нельзя не
согласиться, - это была катастрофа. Дума все-таки объединяла хоть как-то
думающих людей, она назойливо указывала на дебилизм правительства, на
коррупцию при раздаче армейских заказов, отмечала главные темы народного
ропота.
В эти дни в Питере как раз и хлеба не было. Ни дешевого, ни
спекулянтского, - поезда уже несколько дней торчали в снегах.
Опросы общественного мнения - в основном на базарах и у хлебных лавок -
показывали, что среди всего столичного населения не наберешь и сотни народу
с осознанным сочувствием власти вообще и императору в особенности. Власть
тоже "себе не сочувствовала". Министры не ходили в Думу, никто из них не
верил в продуктивность собственных усилий.
Революция "стала делом решенным" именно с приходом царской телеграммы.
Питер "загорелся" со всех сторон и повсеместно. Толпы студентов, матросов,
рабочих, обывателей вышли на мороз. Самые активные ребята сблокировали мосты
и образовали живое кольцо вокруг Таврического дворца - здания Думы. Все, как
всегда...
Забунтовала часть полков. Эти питерские войска острословы называли
"С.-Петербургским беговым обществом". Почти все их командование состояло из
блатных. Сынки вельмож отсиживали здесь военное время. При нечаянных
попаданиях этих "войск" на фронт любая стычка с неприятелем заканчивалась
рекордными забегами служак в тыл. Естественно, что рядовые в "беговых"
полках страдали тяжко. Отсюда и бунт, убийство нескольких "офицеров".
Убивали и городовых - за хамство, за взятки, просто в память о 1905 годе.
Казаки отказались стрелять и браться за нагайки, они братались с людьми
толпы! Это, я вам скажу, признакПосле этого я согласен считать Февральскую
революцию не Буржуазной, а Народной.
Дума подчинилась роспуску. Но думцы не пошли по домам. Они все решали,
что делать, когда известие о волнениях в частях нарушило дискуссию.
Растерянность сковала зал Таврического. И тут исполином поднялся Керенский.
Он рубил воздух рукой, стрелял фразами: "Я немедленно еду в полки!", "Я
скажу, что думцы - во главе движения!". Ему никто не давал полномочий, но
никто и не возражал. Порыв Керенского сплотил депутатские массы, примирил
все фракции, породил идею диктатуры.
Немедленно был создан Комитет.
Совершенно овладеть ситуацией ни Керенскому, ни комитетчикам не
удалось. Толпа должна была выполнить обязательные телодвижения, растратить
некоторую критическую энергию. 30-тысячная масса смяла "первый революционный
караул", организованный Керенским, и быстро, но без драки заполнила
Таврический дворец. Все напоминало пьяную свадьбу. Говорили все
одновременно, многие пели. Тут же спорили, неизвестно о чем. В каких-то
комнатах шли выборы, неизвестно куда.
Авторитет бывших партийных лидеров испарился без остатка. И только
Керенский "вырастал с каждой минутой". Нужна была точка концентрации сил.
Керенский стал такой точкой. Откуда-то взялись "вооруженные люди
Керенского". От его имени начались аресты "бывших" - на уровне одиозных
министров и царедворцев. Аресты эти были обоюдополезны. Народ удовлетворял
жажду деятельности, арестованные оказывались в относительной безопасности.
Бешеная активность Керенского дала положительный результат: был
выкрикнут лозунг: "Дума не убивает!". Большого кровопролития не происходило.
Стал настраиваться новый, революционный порядок. Пришли делегации полков -
просить "каких-нибудь офицеров", - непривычно было без командования.
Но карьерная гадина, - естественная тварь любой революции уже ползла по
казармам и экипажам, цехам и окраинам. Там и сям появлялись некие люди и
устраивали выборы в советы. Избирали почему-то как раз их самих.
Наставшая ночь породила новый кошмар. В думских кабинетах зашуршала
гиблая идея: немедля ехать к государю, умолять его об отречении, спасать
монархию и страну. Это было просто смешно. Никакого царя в России
давным-давно не было. Но оформить это хотелось по всем банковским правилам.
Поехали.
Уговорили.
Отрекся.
Никого не спасли.
2 марта 1917 года в России царя не стало де-юре.
В принципе, это означало конец. В нашей стране, при ее бескрайних
просторах, при беспредельности мыслей и мечтаний, при 170 миллионах
населения, при отсутствии легальных лидеров неминуемо должна была начаться
гражданская война. Она и началась немедленно. Вернее, продолжилась.
Мы привыкли считать, что Гражданская война у нас случилась только через
год - в 1918 году. На самом деле гражданское общество, цокнутое первыми
взрывами пироксилиновых бомб, окончательно раскололось именно с падением
монархии.
И полетел на сумасшедших крыльях 17-й год!
В страну потянулись дикие гуси из теплых стран. Бешеные псы из самых
дальних оврагов затрусили на запах падали, - это из эмиграции возвращались
"вожди революции". Все эти разношерстные товарищи взбудоражили страну
окончательно, люди просто с катушек соскочили от безвластия, беспорядка,
свободы слова и свободы силы.
Армия распалась, фронты затрещали и страшно обрушились внутрь России.
Но советам, партиям, ильичам, анархистам и всем прочим, чуждым
повседневного ремесла, это было здорово! Они спешили схватить, хоть
что-нибудь.
Временное правительство князя Львова конечно заседало грамотно,
голосовало исправно, точно по регламенту. Керенский регулярно набивался в
диктаторы. В армиях теплились остатки дисциплины, но паралич страны был
очевиден.
Летняя стабилизация, случись она в мирное время, пожалуй успокоила бы
народ огородным трудом и осенней сытостью. Но шла война, смерть носилась
повсюду, усилия Временного правительства были недостаточны - мало от них
исходило страха и надежды, не чувствовалось сильной руки. Власть, реальная
власть оставалась вакантной. Нужен был ужас, террор, кошмар. И он
возобновился с предморозной непогодой. Революционные партии прошлого -
соцдемократы Ленина с товарищами, эсэры, анархисты продолжали успешную
агитацию на дне.
Опять случились перебои с подвозом хлеба, опять забастовали заводы. И в
ночь с 25 на 26 октября старого стиля 1917 года состоялся "штурм Зимнего"...
Кино про штурм Зимнего мы любили. Нам нравилось, как "Аврора" стреляет
по дворцу. Нам представлялось, что она стоит где-то позади арки Генштаба
(например, заехала в Зимнюю канавку или Екатерининский канал) и огнем
прокладывает путь штурмовикам. Они великолепно лезли на решетчатые ворота
генштабовской арки. Еще нам нравилось, как юнкера разбегаются с баррикад
перед дворцом, нравилось, как матросы "каждой лестницы, каждый выступ" берут
"перешагивая через юнкеров". Еще нас щекотали эротическим намеком рассказы о
"женском батальоне смертниц". Голливуда хотелось! Но на экране эти дамы
просто по горло были задернуты шинельным сукном.
Реальность при ближайшем рассмотрении оказалась гораздо скучнее.
Зимний нельзя было штурмовать. Это стооконное здание беззащитно
разместилось на семи невских ветрах, и группа матросов и солдат под командой
Антонова-Овсеенко просто вошла в Зимний дворец через правое (со стороны
набережной) боковое крылечко и без боя выпроводила правительство Львова в
Петропавловку...
Власть опять упала в вакуум. Она теперь принадлежала абстрактным
Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Ленин, пока еще
наравне с другими левыми товарищами, постепенно овладевал то одним
руководящим креслом, то другим, успевал настроить и подчинить разрозненные
вооруженные группы, смирить одичавших анархистов, и главное! - наобещать с
три короба всем и каждому!
- Земля? - крестьянам!
- Мир? - народам!
- А война же, Владимир Ильич!?
- Война - дворцам!
Ленин сумел извернуться от сотни опасностей, решил тысячу проблем,
как-то спас страну от полного распада...
Последняя фраза вполне достойна нашего Историка, апологета российской
государственности. Но мы-то с вами понимаем, что как-то все равно должно
было быть! Никак быть не может! Не Ленин, так кто-нибудь другой остался бы в
живых после всех наших передряг, не его, так чья-то другая, аналогичная
партия все равно усидела бы на нашем загривке!
Просто именно Ленин выиграл все туры этого странного чемпионата, взял
большую часть очков, победил почти во всех своих прижизненных, да и
посмертных играх.
Если вам захочется переименовать эту главу в "Гражданскую войну",
можете это сделать самостоятельно, я не обижусь. Я и сам долго сомневался:
что было главным в те первые годы советской власти? То, что "молодая
Советская Республика отражала интервенцию 14 империалистических держав" и
наскоки внутренней контрреволюции? То, что население извивалось меж двух
огней, красного и белого? Или, что его резали успешно, терроризировали по
полной программе?
Ну, проблемы республики, равно как и монархии, мне до лампочки Ильича.
Движение фронтов с Дона на Кубань и с Урала на Амур вам и так хорошо
известны.
Поскорбим лучше о людях, о дедах и прадедах наших. Для них в то время
тема красного террора была очень важной. Ибо террор стал главным орудием
победы "молодой республики". Именно его следовало чтить и потчевать на пире
победителей.
Большевики сразу поняли, что без террора у них ничего не получится.
Оказавшись у власти за чужой счет, они должны были:
"Держать взятое, да так,
Чтоб кровь выступала из-под ногтей!"...
Это им Маяковский подсказывает.
Но Ленин в подсказках не нуждался. Я не буду цитировать всех его
расстрельных списков и записок. Они вполне доступны читающей публике.
Причем, доступны были всегда, в полном собрании сочинений Ильича (еще
советских времен) уже крови предостаточно. Ленин не считал террор случайной,
временной, но неизбежной неприятностью. Он признавалвал его уместность в
долговременном аспекте.
Правда, убивать царских министров, дворян, профессуру стали не сразу.
То есть, их не зачистили поголовными облавами в Октябрьские дни. Какое-то
время, целых несколько месяцев, Ильич с корешами не верили в свое счастье.
Они по инерции воевали с немцами, занимались голосованием на пленумах и
проч.
Приближалось самое ответственное из голосований, - Учредительное
собрание вознамерилось принять порядок дальнейшего государственного
устройства. Опросы общественного мнения показывали, что эсэры легко соберут
процентов 35, особенно по селу, и будут в большинстве.
Ленину это не годилось. Он, конечно, успевал пристроить за бугром
кое-какие бабки, алмазы, казенное золото и столовое серебро, но весь этот
хабар его уже не радовал. Власть сверкала в глаза "жароптицевым пером".
Были предприняты жесткие меры. Учредительное собрание разогнали.
Наступила очевидная "диктатура пролетариата". Вернее, диктатура (без
кавычек) "пролетариата" (в кавычках).
Пауза длилась. Стали мириться с немцами, - то ли во исполнение былых,
иммигрантских обещаний германскому генштабу, то ли для спасения шкуры от
многих фронтов. Военного значения этот мир почти не имел, потерянные по
Брестскому договору Украину и Польшу, Юг и Крым красные все равно не
контролировали. Зато политический момент был острым. Эсэры в Совнаркоме и ЧК
(вот она, голуба! - пока еще типа обычной контрразведки) набирали вес, в
любой момент могли скинуть Ильича с председательского трона. А что? -
выборный же пост!
Поведение Ленина при заключении Брестского мира - гениальная игра на
опережение, на разрушение поля противника, т.е. - собственной страны. Даже
главный ленинский переговорщик наркомвоенмор Троцкий, очень неглупый
человек, и тот не понял, чем и ради чего жертвует Ильич. Ильич жертвовал
номинальными владениями ради реальной жизни и власти.
Эсэры были против. Из романтизма? - из порядочности? - из понимания?
Эсэры пытались сорвать Брестский мир убийством германского посла
Мирбаха. Не туда террор направили, ребята! Немцы просто больше прихватили за
этого Мирбаха и все! А Ленин своего добился. 3 марта 1918 года мир был
заключен. Кроме потери Польши, Прибалтики, части Закавказья, огромных
территорий на Украине, мы должны были отвалить немцам еще 6 миллиардов марок
контрибуции. В обществе возник раскол: мир - война, жизнь - смерть, правда -
ложь. Энтропия по-научному. Мутная вода - по-простому. Правительство
оказалось само по себе и расскандалилось. Этого мы и добивались!
Истерика Ленина в Совнаркоме не поддается описанию. Он кричал,
надувался и краснел, объявлял ультиматумы, грозил отставкой, если Брестский,
"похабный" мир не проголосуется. И испугал! Казалось, ну, что такого? -
пусть валит! Нет. Его подельники струсили конкретно. Уйди Ленин, им -
"большевикам-ленинцам" - никак не усидеть в министерских креслах, еще
придется ответить за все дела.
Пошла кулуарная работа, забашляли профсоюзников обещанием портфелей,
кого-то пугнули растущим авторитетом эсэров, сплотили болото, сколотили
большинство.
Тут эсэры дали в штангу. Они пригрозили уходом. Ну, их-то держать не
стали! Правительство перешло под контроль большевиков.
Оказавшись в непримиримой оппозиции, эсэры для "спасения Революции"
потянулись к своему верному оружию - террору. Их террор был старомодным,
пистолетно-пироксилиновым, и за новым, большевистским -
повседневно-повсеместным - не поспевал. Вот примерная хронология этих гонок.
В марте 1918 года происходит правительственный переворот, после этого
ЧК тоже становится в основном большевистской. Она контролирует заложников
революции - офицеров, попов и прочих попавших под "красное колесо".
В июле эсэры и прочие недовольные, в основном - "белые" офицеры,
студенты и крестьянство - поднимают мятежи по Волге, в Москве, еще кое-где.
Красный террор включается на полную мощь. Всех захваченных мятежников, их
знакомых, родственников, просто прохожих, неудачно попросивших у врага
закурить, пускают под нож. Этим летом вообще кровь хлещет, не сворачиваясь.
В ночь на 17 июля в Екатеринбурге казнят Николая Александровича Романова -
последнего нашего царя, - с семьей и слугами. Других Романовых казнят также
настойчиво, кого где отыщут. Внимательно уничтожают всех "столбовых",
проявляя завидную реакцию на знакомые фамилии: "Долгорукий", "Голицын",
"Оболенский", "Трубецкой" и т.п.
Казни заложников начинаются синхронно с мятежом, - группа офицеров
уничтожается в Питере.
В ответ, 17 августа социалист Леонид Каннегиссер убивает палача
северной столицы шефа питерской ЧК Соломона Урицкого. 28 августа Фанни
Каплан-Ройд, заслуженная, подслеповатая крыса еще азефовско-савинковского
подполья, стреляет в нашего дорогого Ильича на заводе Михельсона. Мы с
пацанами тут же разряжаем в нее серные пистоны наших жестяных наганов. Но
черной тетке на экране ничего, а настоящую Каплан без суда расстреливают в
Кремле у мусорного рва.
Очередь красных. Объявляется Красный Террор как государственная
политика, как орудие пролетариата. Немедленно, в конце августа две баржи с
офицерами затапливаются в Финском заливе. Руки "белых" скручены колючей
проволокой. В Питере расстреливают 1300 человек по инициативе местного
Совета, по 400-500 человек в ночь. Это - слуги помещиков и капиталистов,
частные лица, офицеры. В Москве сразу убивают 300 человек. 20 октября
расстреляны еще 500 заложников...
Москва - пример для всей России.
В Нижнем на раны вождя накладывают расстрельный список из 41 "члена
вражеского лагеря". В запас берется 700 заложников.
По всей Совдепии разворачивается соцсоревнование, кто больше
настреляет. Казнят целые семьи - по 5 и более человек. Убивают всех, в ком
видится проблеск мысли, - инженеров, летчиков, священников, лесничих,
журналистов. Ну, и офицеров, офицеров, и еще много-много раз - офицеров.
Списки расстрелянных назидательно публикуются в печати, с полной
утратой чувства юмора:
"Всероссийской ЧК за покушение на вождя всемирного пролетариата
расстреляны:
- артельщик Кубицкий за грабеж 400 руб.;
- два матроса - за то же;
- комиссар ЧК Пискунов - попытка продать револьвер;
- два фальшивомонетчика...".
Тут деяния и заслуги вождя всемирного пролетариата неосторожно
объявлены тождественными воровским заслугам его паствы. Как же было и
журналистов не стрелять? Вот еще коронный опус:
"За убийство т. Урицкого и ранение т. Ленина... произведена
противозаразная прививка, т.е. красный террор по всей России.... и если еще
будет попытка покушения... жестокость проявится в еще худшем виде", - это
они сами о себе так!
Средняя норма расстрелов была такая:
- в столицах тысячи человек;
- в губернских городах - десятки или сотни;
- в захолустных торжках и моршансках - всех, кого наловят, - от
нескольких человек - до одного-двух десятков.
Эсэры и анархисты просто шалели от такой резвости. Это же они - лидеры
террора, чистого террора против царской нечисти! А чтоб так, против всего
народа? - это слишком! И взялись за свой привычный динамит. 25 сентября 1919
года было взорвано "партийное большевистское помещение" в Леонтьевском
переулке в Москве.
В ответ большевики просто поставили на расстрельный конвейер всех
тюремных обитателей. В регионы пошли официальные разнарядки. Саратов,
например, получил заявку на 60 персон.
В Москве Дзержинский, приехавши с места взрыва, приказал немедленно
начинать стрелять "всех представителей старого режима" во всех тюрьмах и
лагерях"...
Я прерываю это скорбное расстрельное описание, - оно огромно,
беспредельно, бесконечно. Главное, что следует отсюда уяснить: машина
сформировалась за год-два, стала работать четко и бесперебойно. Идеальный
инструмент Революции, Индустриализации, Коллективизации, Осоавиахимии,
Электрификации всей страны, продольной и поперечной ее Канализации был
получен! Но найден он был не в миг. Озарение сие в большевистских умах
наступило не от гениальности вождей, но от многовековой тренировки, от
правильного кодирования народной генетики всеми предшествующими поколениями
хозяев наших. "Жестокость форм революции я объясняю исключительной
жестокостью русского народа"...
Ух! - еле успел кавычки поставить! Чуть было меня партиоты не ухватили
взрывчатки, горючего, стали и проч. У России все это в запасе имелось, не
то, что у некоторых. Но вырвать вовремя наше достояние из недр мы не
успевали. Поэтому весь год перемежались отступления и позиционное загнивание
в окопах. Наконец Дума просчитала и одобрила план производства "100 парков
снарядов в месяц". Парк - это такое количество снарядов, которое вся
артиллерия привозит с собой из тыла на позиции. В начале войны "парк"
равнялся 30000 снарядам. В месяц выходило 3 миллиона чушек с динамитом.
Масштаб нешуточный, но промышленность обеспечила его уверенно. Сапог нашили
40 миллионов пар. Хватило до конца войны, на Революцию, Гражданскую войну и
далее. Тем не менее, пятнадцатый год остался годом поражений. Наших погибло,
было ранено и попало в плен около 8 миллионов. Немцев набили "только" 4
миллиона.
Возникло фронтовое и тыловое уныние.
В таких обстоятельствах, мы обычно теряем логическую нить и погружаемся
в нашу особую русскую духовность. Уходим в мир иной, мир мистики и
трансцендента, медитируем, взываем к отеческим гробам. И нам оттуда
отвечают, что виноват диавол, крамолы всякие, книги недозволенные. Жиды,
конечно, у нас всегда наготове - вот уж три четверти свободной прессы
захапали и шпионят на все четыре стороны. Тут обнаруживается наконец, что
императрица у нас - Алиса Гессенская. Мы-то думали, что она Александра
Федоровна. Ан нет! У нас еще и вдовствующая царица, мать его императорского
величества, - не Мария Федоровна. Да и сам батюшка, хоть и Николай
Александрович, но тоже - так себе русский царь. Тогда царь этот, чтобы
оправдаться, назначает нам премьер-министром некоего Штюрмера. Штирлица у
него не нашлось.
Мы взвываем беломорской, ломоносовской белугой: "Измена!".
Наступает 1916 год. Начинают работать снарядно-динамитные запасы.
Людской армейский резерв у нас тоже оказывается вчетверо более населенным,
чем во Франции, например. Случается Брусиловский прорыв. С 21 мая по 31 июля
наши громят австро-венгерские тылы на юго-западном фронте. Убивают полтора
миллиона бывших союзников по антинаполеоновской коалиции. Но генерального
наступления не получается, поражения следуют унылой чередой. Народ впадает в
свой излюбленный транс - начинает готовиться к зиме, ворчит на немцев
германских и "немцев" российских.
Тогда государь и государыня поворачиваются лицом и даже всем телом к
русскому мужику. Звать мужика - Григорий Ефимович Распутин. Случается
трагедия. Потратим на нее несколько строк.
Аналитики разобрали феномен Распутина по косточкам. Доказано, что
Григорий был телепатом, экстрасенсом, колдуном, сексопатом, грязной
развратной личностью, магнетическим типом, полностью овладевшим
императорской фамилией. Ему не приписывают только педофилии по отношению к
наследнику, которого он, напротив, спасал от гемофилии.
Но существует и немало спокойных записей о Распутине. Общий вывод из
них я делаю такой. Обычный русский мужик с исконной выносливостью к водке и
бабам, по какой-то странной случайности лишенный рабского инстинкта, при
встрече с "белыми" обитателями дворцов и палат - тоже случайной - так
поразил их мозг, печень, сердце и другие ливерные органы, что они впали в
транс. Вот что бывает, если долго препятствовать встрече народа и слуг
народных. Встреча состоялась, но толку от нее было мало. А ведь, при
фантастическом стечении обстоятельств, - перемри все Романовы и прочие и
окажись Распутин нашим вождем, - вот бы русский стержень получился!
Но не суждено было. Плесень монархическая потянулась спасать
самодержавие. Лидер монархистов Пуришкевич, не убиенный в детстве Каляевым
князь Дмитрий Павлович, еще пара заговорщиков в ночь на 17 декабря 1916 года
угробили-таки нашего перспективного мужика ядом и револьверной пальбой.
Атмосферы это не улучшило. Напротив, наступила тяжкая зима. Хлебные
эшелоны стали опаздывать в прожорливые столицы, все подумали, что из-за
непогоды. Но оттепели случались иногда, а хлеб все "не везли". Исследовали
цены за пуд. Они оказались на 50 копеек ниже рыночных. Следовало этот пуд
продавать и покупать по трояку, а правительство предлагало только два
пятьдесят. Дума так и не рискнула поднять цену до конца. Своего и
государственного.
Говорят, что Революцию могла предотвратить погода. Чуть бы раньше
потеплело, и мы пошли бы в атаку, навалились на немца своими артиллерийскими
парками, затопали миллионом сапожных сороков, овладели бы Проливами и Софией
Константинопольской, вражеским Берлином и родной Варшавой. И воссели бы на
нашей православной земле под сенью Монархии и Конституции.
Но нет. Морозы додержались-таки до февраля. Думское большинство
делегировало к Государю своих лидеров Шульгина и Гучкова. Эти сильные и
честные люди объяснили потерянному самодержцу правду момента и привезли в
Питер дурацкую, жалкую бумажку об отречении Николая (читай, о самоубийстве
Второй династии). Вы помните у нас добровольные отречения? - чтобы без
монашеских ножниц, секир, кинжалов, яда? Я не помню. А вот, случилось.
Великая война закончилась. Закончилась битва империй - за исчезновением
одной из них. Закончилось многовековое недоразумение между народом нашим и
его властителями - за переменой оных.
Великую Октябрьскую революцию 1917 года нам иногда скороговоркой
представляли как Третью Русскую. Отсчет брался от погромов и взрывов Пятого
года.
Второй Революцией ("Февральской" или "Буржуазной") считается момент
отречения и ухода Николая Романова в свой царскосельский скит. В массовом
сознании Февральская революция часто размазывается до Октября. До самого
"штурма Зимнего". Я тоже склонен считать весь 17-й год одним сплошным
процессом. Так же, как и 1905 год - весь, с Кровавого 9 января по
декабрьские баррикадные бои - считается единым революционным периодом.
Февральскую революцию не планировал никто. Никто до сих пор не взял на
себя ответственности за подготовку этого терракта. Конечно, большевики и
меньшевики "работали в массах", эсэры стреляли в городах и агитировали на
селе. Но чтобы вот так засесть под керосинкой и начертать партийную
резолюцию: "Осуществить вооруженное выступление городского пролетариата и
трудового крестьянства по сигналу ЦК. Сигнал подать в "Ч" часов "М" минут в
день "Д" февраля 1917 года, после выдвижения рабочих дружин Иванова и
Выборгской стороны к Ставке Верховного Главнокомандования и получения от гр.
Романова Н.А. завизированного при двух понятых текста отречения от власти",
- нет, на такое никто из наших графоманов не решается. Авторство остается
невостребованным. Да его - в индивидуальном или узкогрупповом смысле - и
нету. Авторство это мы, божьей милостью народ русский, смиренно оставляем за
собой.
27 февраля 1917 года в Петербурге был получен Указ о роспуске
Государственной думы. Царя подначили лукавые царедворцы и правительственные
немцы.
При всем скептическом отношении к разговорному жанру, нельзя не
согласиться, - это была катастрофа. Дума все-таки объединяла хоть как-то
думающих людей, она назойливо указывала на дебилизм правительства, на
коррупцию при раздаче армейских заказов, отмечала главные темы народного
ропота.
В эти дни в Питере как раз и хлеба не было. Ни дешевого, ни
спекулянтского, - поезда уже несколько дней торчали в снегах.
Опросы общественного мнения - в основном на базарах и у хлебных лавок -
показывали, что среди всего столичного населения не наберешь и сотни народу
с осознанным сочувствием власти вообще и императору в особенности. Власть
тоже "себе не сочувствовала". Министры не ходили в Думу, никто из них не
верил в продуктивность собственных усилий.
Революция "стала делом решенным" именно с приходом царской телеграммы.
Питер "загорелся" со всех сторон и повсеместно. Толпы студентов, матросов,
рабочих, обывателей вышли на мороз. Самые активные ребята сблокировали мосты
и образовали живое кольцо вокруг Таврического дворца - здания Думы. Все, как
всегда...
Забунтовала часть полков. Эти питерские войска острословы называли
"С.-Петербургским беговым обществом". Почти все их командование состояло из
блатных. Сынки вельмож отсиживали здесь военное время. При нечаянных
попаданиях этих "войск" на фронт любая стычка с неприятелем заканчивалась
рекордными забегами служак в тыл. Естественно, что рядовые в "беговых"
полках страдали тяжко. Отсюда и бунт, убийство нескольких "офицеров".
Убивали и городовых - за хамство, за взятки, просто в память о 1905 годе.
Казаки отказались стрелять и браться за нагайки, они братались с людьми
толпы! Это, я вам скажу, признакПосле этого я согласен считать Февральскую
революцию не Буржуазной, а Народной.
Дума подчинилась роспуску. Но думцы не пошли по домам. Они все решали,
что делать, когда известие о волнениях в частях нарушило дискуссию.
Растерянность сковала зал Таврического. И тут исполином поднялся Керенский.
Он рубил воздух рукой, стрелял фразами: "Я немедленно еду в полки!", "Я
скажу, что думцы - во главе движения!". Ему никто не давал полномочий, но
никто и не возражал. Порыв Керенского сплотил депутатские массы, примирил
все фракции, породил идею диктатуры.
Немедленно был создан Комитет.
Совершенно овладеть ситуацией ни Керенскому, ни комитетчикам не
удалось. Толпа должна была выполнить обязательные телодвижения, растратить
некоторую критическую энергию. 30-тысячная масса смяла "первый революционный
караул", организованный Керенским, и быстро, но без драки заполнила
Таврический дворец. Все напоминало пьяную свадьбу. Говорили все
одновременно, многие пели. Тут же спорили, неизвестно о чем. В каких-то
комнатах шли выборы, неизвестно куда.
Авторитет бывших партийных лидеров испарился без остатка. И только
Керенский "вырастал с каждой минутой". Нужна была точка концентрации сил.
Керенский стал такой точкой. Откуда-то взялись "вооруженные люди
Керенского". От его имени начались аресты "бывших" - на уровне одиозных
министров и царедворцев. Аресты эти были обоюдополезны. Народ удовлетворял
жажду деятельности, арестованные оказывались в относительной безопасности.
Бешеная активность Керенского дала положительный результат: был
выкрикнут лозунг: "Дума не убивает!". Большого кровопролития не происходило.
Стал настраиваться новый, революционный порядок. Пришли делегации полков -
просить "каких-нибудь офицеров", - непривычно было без командования.
Но карьерная гадина, - естественная тварь любой революции уже ползла по
казармам и экипажам, цехам и окраинам. Там и сям появлялись некие люди и
устраивали выборы в советы. Избирали почему-то как раз их самих.
Наставшая ночь породила новый кошмар. В думских кабинетах зашуршала
гиблая идея: немедля ехать к государю, умолять его об отречении, спасать
монархию и страну. Это было просто смешно. Никакого царя в России
давным-давно не было. Но оформить это хотелось по всем банковским правилам.
Поехали.
Уговорили.
Отрекся.
Никого не спасли.
2 марта 1917 года в России царя не стало де-юре.
В принципе, это означало конец. В нашей стране, при ее бескрайних
просторах, при беспредельности мыслей и мечтаний, при 170 миллионах
населения, при отсутствии легальных лидеров неминуемо должна была начаться
гражданская война. Она и началась немедленно. Вернее, продолжилась.
Мы привыкли считать, что Гражданская война у нас случилась только через
год - в 1918 году. На самом деле гражданское общество, цокнутое первыми
взрывами пироксилиновых бомб, окончательно раскололось именно с падением
монархии.
И полетел на сумасшедших крыльях 17-й год!
В страну потянулись дикие гуси из теплых стран. Бешеные псы из самых
дальних оврагов затрусили на запах падали, - это из эмиграции возвращались
"вожди революции". Все эти разношерстные товарищи взбудоражили страну
окончательно, люди просто с катушек соскочили от безвластия, беспорядка,
свободы слова и свободы силы.
Армия распалась, фронты затрещали и страшно обрушились внутрь России.
Но советам, партиям, ильичам, анархистам и всем прочим, чуждым
повседневного ремесла, это было здорово! Они спешили схватить, хоть
что-нибудь.
Временное правительство князя Львова конечно заседало грамотно,
голосовало исправно, точно по регламенту. Керенский регулярно набивался в
диктаторы. В армиях теплились остатки дисциплины, но паралич страны был
очевиден.
Летняя стабилизация, случись она в мирное время, пожалуй успокоила бы
народ огородным трудом и осенней сытостью. Но шла война, смерть носилась
повсюду, усилия Временного правительства были недостаточны - мало от них
исходило страха и надежды, не чувствовалось сильной руки. Власть, реальная
власть оставалась вакантной. Нужен был ужас, террор, кошмар. И он
возобновился с предморозной непогодой. Революционные партии прошлого -
соцдемократы Ленина с товарищами, эсэры, анархисты продолжали успешную
агитацию на дне.
Опять случились перебои с подвозом хлеба, опять забастовали заводы. И в
ночь с 25 на 26 октября старого стиля 1917 года состоялся "штурм Зимнего"...
Кино про штурм Зимнего мы любили. Нам нравилось, как "Аврора" стреляет
по дворцу. Нам представлялось, что она стоит где-то позади арки Генштаба
(например, заехала в Зимнюю канавку или Екатерининский канал) и огнем
прокладывает путь штурмовикам. Они великолепно лезли на решетчатые ворота
генштабовской арки. Еще нам нравилось, как юнкера разбегаются с баррикад
перед дворцом, нравилось, как матросы "каждой лестницы, каждый выступ" берут
"перешагивая через юнкеров". Еще нас щекотали эротическим намеком рассказы о
"женском батальоне смертниц". Голливуда хотелось! Но на экране эти дамы
просто по горло были задернуты шинельным сукном.
Реальность при ближайшем рассмотрении оказалась гораздо скучнее.
Зимний нельзя было штурмовать. Это стооконное здание беззащитно
разместилось на семи невских ветрах, и группа матросов и солдат под командой
Антонова-Овсеенко просто вошла в Зимний дворец через правое (со стороны
набережной) боковое крылечко и без боя выпроводила правительство Львова в
Петропавловку...
Власть опять упала в вакуум. Она теперь принадлежала абстрактным
Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Ленин, пока еще
наравне с другими левыми товарищами, постепенно овладевал то одним
руководящим креслом, то другим, успевал настроить и подчинить разрозненные
вооруженные группы, смирить одичавших анархистов, и главное! - наобещать с
три короба всем и каждому!
- Земля? - крестьянам!
- Мир? - народам!
- А война же, Владимир Ильич!?
- Война - дворцам!
Ленин сумел извернуться от сотни опасностей, решил тысячу проблем,
как-то спас страну от полного распада...
Последняя фраза вполне достойна нашего Историка, апологета российской
государственности. Но мы-то с вами понимаем, что как-то все равно должно
было быть! Никак быть не может! Не Ленин, так кто-нибудь другой остался бы в
живых после всех наших передряг, не его, так чья-то другая, аналогичная
партия все равно усидела бы на нашем загривке!
Просто именно Ленин выиграл все туры этого странного чемпионата, взял
большую часть очков, победил почти во всех своих прижизненных, да и
посмертных играх.
Если вам захочется переименовать эту главу в "Гражданскую войну",
можете это сделать самостоятельно, я не обижусь. Я и сам долго сомневался:
что было главным в те первые годы советской власти? То, что "молодая
Советская Республика отражала интервенцию 14 империалистических держав" и
наскоки внутренней контрреволюции? То, что население извивалось меж двух
огней, красного и белого? Или, что его резали успешно, терроризировали по
полной программе?
Ну, проблемы республики, равно как и монархии, мне до лампочки Ильича.
Движение фронтов с Дона на Кубань и с Урала на Амур вам и так хорошо
известны.
Поскорбим лучше о людях, о дедах и прадедах наших. Для них в то время
тема красного террора была очень важной. Ибо террор стал главным орудием
победы "молодой республики". Именно его следовало чтить и потчевать на пире
победителей.
Большевики сразу поняли, что без террора у них ничего не получится.
Оказавшись у власти за чужой счет, они должны были:
"Держать взятое, да так,
Чтоб кровь выступала из-под ногтей!"...
Это им Маяковский подсказывает.
Но Ленин в подсказках не нуждался. Я не буду цитировать всех его
расстрельных списков и записок. Они вполне доступны читающей публике.
Причем, доступны были всегда, в полном собрании сочинений Ильича (еще
советских времен) уже крови предостаточно. Ленин не считал террор случайной,
временной, но неизбежной неприятностью. Он признавалвал его уместность в
долговременном аспекте.
Правда, убивать царских министров, дворян, профессуру стали не сразу.
То есть, их не зачистили поголовными облавами в Октябрьские дни. Какое-то
время, целых несколько месяцев, Ильич с корешами не верили в свое счастье.
Они по инерции воевали с немцами, занимались голосованием на пленумах и
проч.
Приближалось самое ответственное из голосований, - Учредительное
собрание вознамерилось принять порядок дальнейшего государственного
устройства. Опросы общественного мнения показывали, что эсэры легко соберут
процентов 35, особенно по селу, и будут в большинстве.
Ленину это не годилось. Он, конечно, успевал пристроить за бугром
кое-какие бабки, алмазы, казенное золото и столовое серебро, но весь этот
хабар его уже не радовал. Власть сверкала в глаза "жароптицевым пером".
Были предприняты жесткие меры. Учредительное собрание разогнали.
Наступила очевидная "диктатура пролетариата". Вернее, диктатура (без
кавычек) "пролетариата" (в кавычках).
Пауза длилась. Стали мириться с немцами, - то ли во исполнение былых,
иммигрантских обещаний германскому генштабу, то ли для спасения шкуры от
многих фронтов. Военного значения этот мир почти не имел, потерянные по
Брестскому договору Украину и Польшу, Юг и Крым красные все равно не
контролировали. Зато политический момент был острым. Эсэры в Совнаркоме и ЧК
(вот она, голуба! - пока еще типа обычной контрразведки) набирали вес, в
любой момент могли скинуть Ильича с председательского трона. А что? -
выборный же пост!
Поведение Ленина при заключении Брестского мира - гениальная игра на
опережение, на разрушение поля противника, т.е. - собственной страны. Даже
главный ленинский переговорщик наркомвоенмор Троцкий, очень неглупый
человек, и тот не понял, чем и ради чего жертвует Ильич. Ильич жертвовал
номинальными владениями ради реальной жизни и власти.
Эсэры были против. Из романтизма? - из порядочности? - из понимания?
Эсэры пытались сорвать Брестский мир убийством германского посла
Мирбаха. Не туда террор направили, ребята! Немцы просто больше прихватили за
этого Мирбаха и все! А Ленин своего добился. 3 марта 1918 года мир был
заключен. Кроме потери Польши, Прибалтики, части Закавказья, огромных
территорий на Украине, мы должны были отвалить немцам еще 6 миллиардов марок
контрибуции. В обществе возник раскол: мир - война, жизнь - смерть, правда -
ложь. Энтропия по-научному. Мутная вода - по-простому. Правительство
оказалось само по себе и расскандалилось. Этого мы и добивались!
Истерика Ленина в Совнаркоме не поддается описанию. Он кричал,
надувался и краснел, объявлял ультиматумы, грозил отставкой, если Брестский,
"похабный" мир не проголосуется. И испугал! Казалось, ну, что такого? -
пусть валит! Нет. Его подельники струсили конкретно. Уйди Ленин, им -
"большевикам-ленинцам" - никак не усидеть в министерских креслах, еще
придется ответить за все дела.
Пошла кулуарная работа, забашляли профсоюзников обещанием портфелей,
кого-то пугнули растущим авторитетом эсэров, сплотили болото, сколотили
большинство.
Тут эсэры дали в штангу. Они пригрозили уходом. Ну, их-то держать не
стали! Правительство перешло под контроль большевиков.
Оказавшись в непримиримой оппозиции, эсэры для "спасения Революции"
потянулись к своему верному оружию - террору. Их террор был старомодным,
пистолетно-пироксилиновым, и за новым, большевистским -
повседневно-повсеместным - не поспевал. Вот примерная хронология этих гонок.
В марте 1918 года происходит правительственный переворот, после этого
ЧК тоже становится в основном большевистской. Она контролирует заложников
революции - офицеров, попов и прочих попавших под "красное колесо".
В июле эсэры и прочие недовольные, в основном - "белые" офицеры,
студенты и крестьянство - поднимают мятежи по Волге, в Москве, еще кое-где.
Красный террор включается на полную мощь. Всех захваченных мятежников, их
знакомых, родственников, просто прохожих, неудачно попросивших у врага
закурить, пускают под нож. Этим летом вообще кровь хлещет, не сворачиваясь.
В ночь на 17 июля в Екатеринбурге казнят Николая Александровича Романова -
последнего нашего царя, - с семьей и слугами. Других Романовых казнят также
настойчиво, кого где отыщут. Внимательно уничтожают всех "столбовых",
проявляя завидную реакцию на знакомые фамилии: "Долгорукий", "Голицын",
"Оболенский", "Трубецкой" и т.п.
Казни заложников начинаются синхронно с мятежом, - группа офицеров
уничтожается в Питере.
В ответ, 17 августа социалист Леонид Каннегиссер убивает палача
северной столицы шефа питерской ЧК Соломона Урицкого. 28 августа Фанни
Каплан-Ройд, заслуженная, подслеповатая крыса еще азефовско-савинковского
подполья, стреляет в нашего дорогого Ильича на заводе Михельсона. Мы с
пацанами тут же разряжаем в нее серные пистоны наших жестяных наганов. Но
черной тетке на экране ничего, а настоящую Каплан без суда расстреливают в
Кремле у мусорного рва.
Очередь красных. Объявляется Красный Террор как государственная
политика, как орудие пролетариата. Немедленно, в конце августа две баржи с
офицерами затапливаются в Финском заливе. Руки "белых" скручены колючей
проволокой. В Питере расстреливают 1300 человек по инициативе местного
Совета, по 400-500 человек в ночь. Это - слуги помещиков и капиталистов,
частные лица, офицеры. В Москве сразу убивают 300 человек. 20 октября
расстреляны еще 500 заложников...
Москва - пример для всей России.
В Нижнем на раны вождя накладывают расстрельный список из 41 "члена
вражеского лагеря". В запас берется 700 заложников.
По всей Совдепии разворачивается соцсоревнование, кто больше
настреляет. Казнят целые семьи - по 5 и более человек. Убивают всех, в ком
видится проблеск мысли, - инженеров, летчиков, священников, лесничих,
журналистов. Ну, и офицеров, офицеров, и еще много-много раз - офицеров.
Списки расстрелянных назидательно публикуются в печати, с полной
утратой чувства юмора:
"Всероссийской ЧК за покушение на вождя всемирного пролетариата
расстреляны:
- артельщик Кубицкий за грабеж 400 руб.;
- два матроса - за то же;
- комиссар ЧК Пискунов - попытка продать револьвер;
- два фальшивомонетчика...".
Тут деяния и заслуги вождя всемирного пролетариата неосторожно
объявлены тождественными воровским заслугам его паствы. Как же было и
журналистов не стрелять? Вот еще коронный опус:
"За убийство т. Урицкого и ранение т. Ленина... произведена
противозаразная прививка, т.е. красный террор по всей России.... и если еще
будет попытка покушения... жестокость проявится в еще худшем виде", - это
они сами о себе так!
Средняя норма расстрелов была такая:
- в столицах тысячи человек;
- в губернских городах - десятки или сотни;
- в захолустных торжках и моршансках - всех, кого наловят, - от
нескольких человек - до одного-двух десятков.
Эсэры и анархисты просто шалели от такой резвости. Это же они - лидеры
террора, чистого террора против царской нечисти! А чтоб так, против всего
народа? - это слишком! И взялись за свой привычный динамит. 25 сентября 1919
года было взорвано "партийное большевистское помещение" в Леонтьевском
переулке в Москве.
В ответ большевики просто поставили на расстрельный конвейер всех
тюремных обитателей. В регионы пошли официальные разнарядки. Саратов,
например, получил заявку на 60 персон.
В Москве Дзержинский, приехавши с места взрыва, приказал немедленно
начинать стрелять "всех представителей старого режима" во всех тюрьмах и
лагерях"...
Я прерываю это скорбное расстрельное описание, - оно огромно,
беспредельно, бесконечно. Главное, что следует отсюда уяснить: машина
сформировалась за год-два, стала работать четко и бесперебойно. Идеальный
инструмент Революции, Индустриализации, Коллективизации, Осоавиахимии,
Электрификации всей страны, продольной и поперечной ее Канализации был
получен! Но найден он был не в миг. Озарение сие в большевистских умах
наступило не от гениальности вождей, но от многовековой тренировки, от
правильного кодирования народной генетики всеми предшествующими поколениями
хозяев наших. "Жестокость форм революции я объясняю исключительной
жестокостью русского народа"...
Ух! - еле успел кавычки поставить! Чуть было меня партиоты не ухватили