Страница:
Батый расстроился и отступил из русских земель в половецкие степи. Здесь он
с досады уничтожил армию хана Котяна, который увел последние 40 тысяч
половцев на постоянное жительство в Венгрию. А слово "Козельск" стало в
татарском языке самым страшным ругательством в списке коротких трехбуквенных
и пятибуквенных слов, которыми татары навеки обогатили великий и могучий
русский язык...
В следующем, 1239 году, Батый снова пошел на Северную Русь, ему не
давало покоя видение малолетнего князя Васи в проломе козельской стены, -
вот ведь тоже какие бывают русские! Но никакого сопротивления хан не
встретил: жители по природной привычке бросали города и прятались в лесах.
Батый потерял интерес и повернул на юг. Здесь города тоже падали и горели,
как картонные. Какой-то князь еще собрался было на помощь брату под
Чернигов, но данные разведки его так испугали, что он бросил брата и убежал
в Венгрию, вслед за половцами. Чернигов сгорел. Писец, опаленный
монастырским пожаром, записал, однако, что жив есмь, и епископ тоже жив, а
татары священников уважают, лишь бы оружия в руки не брали. Так им никакого
оружия, кроме слова божьего да гусиного пера, и не полагается.
Однажды ранним утром хан Менгу, племянник Батыя, подъехал к Днепру и
смотрел из седла через реку на великий город Киев. Что думал этот дикарь,
наблюдая золото куполов и ослепительную известь каменных стен? Татары
никогда, ни до, ни после нашествия, не жили в городах. Они не разбирались в
архитектуре, им было тесно и неуютно в домах и лабиринтах улиц. Из городов
они брали только деньги, украшения, коней и рабов. Менгу предложил князю
Михаилу сдаться на почетных условиях. Князь в татарские почести не поверил,
убил послов, бросил киевлян, бежал в гостеприимную Венгрию.
Далее разыгралась трагикомедия всероссийского масштаба. Итак, Киев
пуст. Вернее, люди в нем есть, лавки набиты товарами, закрома - хлебом,
"полно алмазов пламенных в лабазах каменных", а князя нет. Татары пасут
лошадей Пржевальского на том берегу и заигрывают через речку с киевскими
девками новыми, матерными словами. Тянется длинная театральная пауза.
Зрители нервничают: так долго оставаться не может...
Что предполагает цивилизованный наблюдатель? Ну, например, вот что.
Князь Михаил в Венгрии собирает христианские полки на татар... Ошибка.
Князь Михаил в Венгрии пытается подкатиться к королевской дочке со своим
сыном-женихом.
Вариант второй. Князь Ярослав на киевской стороне Днепра собирает
ополчение: вставай, страна огромная!.. Снова облом. Князь Ярослав
захватывает в плен жену беглого Михаила и его бояр, рвет к себе мелкие
городки.
Попытка третья. Князь Даниил Галицкий собирает князей и ополчает их на
оборону Киева. Нет. Князь Даниил Галицкий вышибает из Киева какого-то
Ростислава Мстиславича, легким чертом вскочившего на опустевший престол, но
и сам туда не садится, бежит из столицы, поручая оборону тысяцкому Димитрию.
В общем, тут с трех раз не угадать. Татары - под Киевом, их нрав уже
известен, а князья переписываются о пустяковых обидах. Наконец и цена Киева
в их разборках упала ниже бабьей гривны. Михаил вернулся из Венгрии и
Польши, получил от "братьев" Киев, но из-за татар в столицу не пошел, стал
побираться по чужим уделам и волостям.
Вялая складывалась игра, но все-таки татарам хотелось Киева.
Батый окружил Киев в декабре 1240 года. Он на него не с неба свалился,
а спокойно перешел Днепр по льду. Никто не стоял насмерть на Киевском
берегу, никто не уничтожал татарские плацдармы, никто не мчался по русским
волостям, сзывая подмогу. Никто не кричал криком при европейских дворах: что
ж вы, толстые, сидите! - это ж те самые агаряне и есть, про них же написано
в ваших и наших библиях, выходите на бойНо тиха была украинская ночь, чуден
ледяной Днепр при зимней погоде.
Батый "остолпил" Киев: окружил его инженерными сооружениями - рвами,
частоколами, заборами, чтобы даже редкая птица не упорхнула на середину
Днепра. Батый поставил пороки (стенобитные машины) у Лядских ворот и бил ими
день и ночь, пока стены не рухнули...
Не подумайте плохого: "лядские" - по-нашему значит польские, от слова
"лях". А если бы ворота назывались Польскими, это означало бы, что они
обращены в сторону Поля - заднепровской степи.
Вопреки ожиданиям, киевляне взошли на обломки стен и бились насмерть.
Вот какие бывают русскиеЕще бы: князя-то над ними не было, приходилось
надеяться только на себя. Герой киевской обороны тысяцкий Димитрий был ранен
и захвачен в плен, киевляне отброшены к центру города. На следующее утро
изумленные татары увидели перед собой прочный деревянный частокол,
построенный за ночь. Он был сожжен, и защитники, цепляясь за последнюю
надежду, забрались на каменные церкви. Но и бог не помог, церкви под
тяжестью распались в прах. 6 декабря Батый овладел Киевом. Раненого Димитрия
он пощадил за отвагу и стал возить с собой.
Блудные Рюриковичи, узнав в своих тихих поместьях о падении Киева,
ударились врассыпную: Даниил - в Венгрию, Михаил - в Польшу.
Батый с удовольствием захватывал города и веси, отступая от
несговорчивых крепостей. Димитрий, видя разорение родной земли, сумел
перевести стрелки на сытую Европу. Темными украинскими ночами стал он
рассказывать хану о чудесах военной техники немецкой, о несметных сокровищах
городов венгерских, о достоинствах баб "лядских". Батый купился на уговоры и
весной 1241 года перешел Карпаты. Дипломатические усилия Императора Фридриха
Второго по объединению германских сил успеха не имели, и татары
последовательно громили мелкие отряды и брали чистенькие европейские
городки. В принципе, Батыю была открыта дорога хоть да самого Парижу, но он
пресытился победами, томился огромным обозом, тяготился непривычным
ландґшафтом. Тут его дважды больно ударили чешские рыцари: Ярослав из
Штернберга и сам король Вячеслав. Именно на их счет следует записать
спасение Европы. Они умели храбро нападать и стойко обороняться. Именно
Вячеслав объединил несколько австрийских и немецких князей и преградил
большим войском путь Батыю. Батый повернул восвояси. То есть к нам.
Здесь уже не было никакого сопротивления, никаких партизанских отрядов.
Здесь была любимая степь! Здесь можно было обживаться, создавать на обширных
пространствах Великую Империю, которую так и не создали за 400 лет варяжские
князья.
Татары пришли к нам не военным отрядом и не поповским посольством, не
армией и не колонией. Они пришли к нам ВСЕ! Не вся монгольская нация,
конечно, но все племя Батыя и все племена его командиров. Они пришли не на
время, как большинство варяжских дружинников Рюрика, они пришли сюда навеки
поселиться. Поэтому они ничего не оставили "дома", в Поднебесной империи,
они все забрали с собой: и юрты, и кибитки, наполненные имуществом, женами и
детьми, и стада овец до последнего ягненка, и всех верблюдов и коней, и
хозяйственные мелочи до иголки. А больше у них ничего и не было.
Татары разительно отличались от наших домашних азиатов - половцев,
хазар, "лиц кавказской национальности". Однако Писец почему-то не оставил
более или менее подробного их описания. На наши укоризненные расспросы он
только мелко вздрагивал, обратив затуманенный взор на детали пола. Видно,
жутко и тошно ему тогда приходилось, страшной кровавой пеленой застилало
глаза, холодело обнаженное сердце поэта: убьют-не убьют? А может быть,
просто татары съели всех гусей...
Пришлось Историку собирать фрагменты татарского портрета по заграничным
архивам и библиотекам. Он обнаружил в импортных описаниях татар много
хорошего и много плохого.
Итак, татары были удивительной внешности: широко расставленные,
маленькие раскосые глаза, приплюснутый нос, малый рост. Почти не заметна
была растительность на бороде, отсутствовали и рога на голове, вопреки
уверениям многих очевидцев.
Жен татарин имел столько, сколько мог содержать. Невесты покупались у
родителей очень за дорого. Женились татары на любых женских существах, кроме
матери, дочери и сестры от родной матери. Законными признавались дети от
всех жен без разбору. Но наследник назначался один - младший сын самой
знатной жены. Тут тебе и улучшение породы и продление рода: старшие сыновья
раньше гибли в боях и походах.
Главное богатство татарина - скот.
Бог татарина един, всесилен и вездесущ. Но ему не молятся и его не
славят! Жертвы приносятся его "ангелам" - языческим идолам. Вот вам и
монотеизм на службе государства без заимствования чужих богов! Татарин
боготворит своих умерших ханов, солнце, луну, воду и землю. Считает грехом
дотронуться бичом до стрелы, ножом до огня (понимает, что сталь может
отпуститься, потерять закалку), переломить кость костью, пролить питье на
землю. Молнию татарин считает драконом, оплодотворяющим женщин: чем еще
объяснить татарскую многочисленность в грозовых степях? татары правильно
понимают санитарные свойства огня: пленных князей проводят к хану меж двух
костров, чтобы отец народов не подхватил иностранную заразу.
Татарин свято чтит своих начальников. Других таких послушных подданных
ни у кого не было, нет и уже не будет.
Татарин почти никогда не бранится. Известные нам слова - всего лишь
цензурные элементы его речи. Вообще, бранные слова употребляют только
татарки, проклиная нелегкую женскую долю.
Татары не дерутся никогда!
И, - о, ужас! - татары не воруют!!! Не знают замков, не запирают
кибиток.
Татары очень общительны между собой, самоотверженно помогают друг
другу.
Татары воздержанны: когда не удается поесть, - поют и веселятся!
Татарские женщины воистину целомудренны! - божится монах-путешественник
Иоанн Плано-Карпини. Скучно...
- Что вы, сударь, приуныли? - заботливо тронул меня Историк.
- Вспомнил молодость. Все это я уже читал. В нашей парикмахерской висел
плакат с призывом соблюдать все эти татарские добродетели. Он назывался
"Моральный кодекс строителя коммунизма" - грустно отшутился я...
Но были у замечательного татарского народа и неприятные для чужих
качества и привычки.
Татарин непомерно горд с чужими. Приезжает к хану с докладом великий
князь Ярослав, а татары ходят мимо, поплевывают. Ни тебе в ножки
поклониться, ни "чего изволите, государь?", ни ласкового привета великой
княгине с пожеланием молнии под подол. Слугами и наблюдателями приставляли к
порфироносным ходокам все какую-то мелочь пузатую.
С чужими татарин из благовоспитанного пуританина превращался в несытую
сволочь: легко раздражался, впадал в гнев, становился лжив, коварен, страшно
жаден, мелочен, скуп и свиреп. Убить человека ему легко, - он всю жизнь овец
резал. Так что чужие были татарами очень недовольны, но помалкивали. Было у
татар и еще одно противное свойство, не извиняемое национальной
обособленностью. Очень уж они были неопрятны. Вечно татарин болтался по
стоянке оплеванный, обделанный какой-то, немытый-нечесаный, гигиены не
понимал, за всякими нуждами далеко от юрты не отлучался.
Закон татарский, написанный Чингисханом, был строг: высшая мера
назначалась за 14 видов гражданских преступлений. Вот самые тяжкие из них.
1. Супружеская измена.
2. Воровство.
3. Убийство человека.
4. Убийство животного не по обычаю.
Великий Чингиз оставил и четкий военный кодекс. Татары строго следовали
ему, и строительство их Империи шло успешно.
Итак, что же нужно для всемирно-исторической победы? А вот что. Нужно,
чтобы войско было организовано строго, по десятичной системе, еще не очень
широко применяемой в Европе. Воины объединялись в десятки. Десятки - в
сотни. Сотни - в тысячи. Дальше считать было затруднительно, не хватало
татарам монастырского образования, и все соединения с десяти тысяч они
называли "тьмою" (Помните? - "Эх, ма! Была бы денег тьма!").
Еще нужно было, чтобы каждый воин помнил свой долг, знал свое место,
забыл понятие "пощада" и по отношению к врагу и по отношению к себе самому.
Воин должен иметь лук, колчан стрел, штурмовой топор и веревки для
перетаскивания техники. Состоятельный воин обязан за свой счет вооружиться
саблей, добыть шлем, броню себе и коню. За неповиновение, трусость,
слабость, любое непослушание, оплошность в бою наказание только одно -
смерть. Если с поля боя бежало не все войско, а отдельные воины или десятки,
они умерщвлялись. Если один или несколько татар бились храбро, а их десяток
прохлаждался, халтурщиков после боя казнили. Если один попадал в плен, а
остальные девять его не освобождали, им тоже было не жить.
Стратегия и тактика татар совершенны. Впереди войска всегда идет
разведка - "караул" (тоже вот татарское слово). Разведка не опустошает
местности, не отягощается трофеями, а только уничтожает живую силу
противника. При тяжкой стычке сразу отступает, заманывает неприятеля.
Большое войско ведет зачистку территории - уничтожает все. Вожди не имеют
права идти в бой. Они сидят в седле на возвышенности и по-наполеоновски
наблюдают битву. Жены и дети здесь же, чтобы вождю некуда было бежать. Реки
татары форсируют на специальных плавсредствах - надувных кожаных мешках.
Мешок привязывается к хвосту коня, конь плывет, татарин сидит верхом на
мешке. Писец рассказывал, что зрелище татарской переправы лишало
православных дара речи. Вперед татары всегда выставляют отряды малоценных
покоренных народов, как мы в свое время выставляли половцев или печенегов.
При осадах используются самые современные стенобитные машины. Тела убитых
врагов быстренько перетапливаются на жир. Этот жир забрасывается на крыши
осажденного города, следом летят зажигалки с греческим огнем. Все горит!
Татары активно использовали и дипломатию: она резко снижала потери,
повышала качество пленных. Так бы все лучшие люди погибли при осаде, а
татарам достались только никчемушние князья да бояре. А так, они уговаривали
всех сдаваться. Затем сдавшихся выводили в поле, строили, считали, вызывали
умельцев, мастеров, художников и ученых. С почестями отводили их в свой
лагерь. Затем по надобности разбирали сильных мужиков, женщин и детей.
Остальных поголовно уничтожали.
- А как же мы?! - кричали избиваемые князья да бояре.
- А никак, - отвечал татарский начальник, - вас оставлять не велено. Ни
в коем случае!
Надо отметить, что все эти действия татары предпринимали не по злобе
или жестокости, не из садизма или вселенской ненависти, не по озарению от
ангела войны Сульдэ, а по уставу! Все это было раз и навсегда им предписано
Чингисханом.
Но вот стихали бои. Мир заключался только с теми народами, которые
полностью, безоговорочно капитулировали. Условия, также завещанные Чингизом,
были простыми.
1. Перепись населения нового государства, вступающего в союз нерушимый.
2. Каждый десятый молодой человек шел в рабство и услужение при
татарской ставке для пополнение людских ресурсов. Остальные становились
налогоплательщиками и гражданами Империи.
3. Ставка налога - 10% с имущества, прибыли, всякой добычи. Сейчас это
у нас называется "подоходный налог", только ставки у нас все еще хуже
татарских. Тут мы с отменой Ига поторопились.
4. Войско субъекта татарской федерации выступает в поход по первому
требованию.
5. Руководитель региона по первому вызову летит на ковер к хану "шизым
соколом". Не забывает при этом подарки хану, ханшам, всем номенклатурным
работникам ставки.
6. Хан заслушивает доклад руководителя и, если что не так, казнит его
без базара.
7. На всякий случай хан держит детей губернатора в своей ставке
заложниками и постепенно обучает их правильному государственному
руководству.
8. Представители хана, баскаки, живут комиссарами в присоединенных
странах и помогают князьям княжить.
Закон татарский в своих секретных статьях предписывал на всякий случай
уважать все вероисповедания, служителей всех культов, все относящееся к
духовной жизни. Поэтому в семье хана были последователи многих религий.
Непослушные чада часто назло папе то совершали обрезание, то капризничали за
столом: "Свинину я не ем, вина не пью, а руки - мою...". А то заказывали
пленным ювелирам нательные кресты.
Служители культов освобождались от любых налогов!
Вот на такие нечеловеческие условия согласилась пораженная Русь и
потащила татарское Иго через два с половиной века.
Схлынула волна второго татарского похода, и князья стали снова править.
Старший из оставшихся Рюриковичей, Ярослав Всеволодович, пришел во Владимир,
мы его привычно приняли, даже обрадовались. Он за несколько субботников
очистил церкви и улицы от трупов и ... занялся милым делом - расстановкой
мебели. Стал рассаживать родичей по волостям: Святослава - в Суздаль, Ивана
- в Стародуб, Бориса - в Ростов, Глеба - на Бело-озеро.
Все выглядело по-старому, но печенью князь чуял, что все его
великокняжеские выходы и подъезды теперь не более, чем дурная игра в
погорелом провинциальном театрике при поредевшей публике. Где-то в зале
сидит режиссер, который вот-вот может включить свет, сказать "не верю!" и
отправить актеров пасти табуны. Понял Ярослав, что сами Рюриковичи больше
Россией не правят. Что надо ему поспешить к царю татарскому, упасть в ножки,
задарить весь гарем побрякушками и вымолить, выпросить у свирепого азиата
еще несколько лет сладкой власти над этим покорным русским народом.
Получилось.
Батый согласился оставить Ярослава "великим" князем и ханским слугой.
По новой службе пришлось Ярославу послать к Батыю еще один наряд с
подарками, выслать на просмотр всю свою семью и многих бояр. Сына он
отправил и дальше, в Поднебесную - центральную Орду. Там рассердились на
второстепенность посла. Пришлось Ярославу самому ползти через всю
оккупированную Азию. Наступила дикая маета. Однако дома князь мог снова
надуваться, пить, есть и командовать. Удовольствия компенсировали унижения.
Цель оправдывала средства.
Стал Ярослав петрушкой при царе. Из Орды не вылазил. Ханша его
пригрела, поила и кормила из немытых рук. Потом он надоел ей, и она его
отравила, - aqua Tofana - семидневный убойный напиток из Италии. А может,
обычный прокисший кумыс. Князь посинел и стал для бесед не годен. Историк
пытался защитить честь покойного и будто бы отыскал свидетельства оговора
князя своими же братьями.
На освободившийся русский стол ханша хотела посадить молоденького
симпатичного Александра Ярославича. По русским законам ему этого не светило
- были у него старшие родственники. Но ханша гнула свое: приезжай, Саша, ко
мне, будем тысяче-одной-ночью заниматься, и станешь ты у меня великим князем
всея Руси, Владимирским, Суздальским, Рязанским, да и Киевским. А заслужишь
- так и моим личным табунщиком. Но Саша пока что к ханше не поехал...
Татары правильно строили Империю. Они не стали долго и нудно обсуждать
конституции, уставы, вырабатывать единообразные формы государственного
устройства для новых колоний. Они хотели только повиновения и дани. Будь ты
хоть вселенским царством или католическим королевством, назовись хоть
православной советской республикой или анархическим аморальным Гуляй-Полем,
- это дело твое. Но вот, - наступает срок, вот она - сумма, вот мой меч -
твоя голова с плеч! Четко, не хлопотно, результативно.
Тут к Писцу как очевидцу следуют вопросы.
А что ж мы, люди русские, так и не поняли, что Рюриковичи - банкроты?
Что держать их дальше глупо и противно?
Что контракт 862 года ни в одном пункте они не выполнили, а теперь и
свои правила с треском провалили?
Что раз над нами теперь хан (или "царь", как его льстиво, даже в
переписке между собой стали называть князья), то зачем нам эта скрипучая
битая мебель? Не пора ли нам проводить слуг народа восвояси - на Рижское
взморье или на четыре стороны без выходного пособия, а самим разбираться с
ханом?
Помолчал Писец. А потом сказал умное слово:
- Да сами-то мы, государи, только приглашать умеем, а провожать и
разбираться так пока и не научились...
А в это время с другого боку падшей России - на Рижском взморье,
происходили перемены. Туда пришли крестоносцы. Эти крепкие, тренированные,
идейные парни провели свою молодость в жарких странах. Они воевали в
Палестине. Они то захватывали, то теряли Иерусалим и Гроб Господень. Потом
фронт освобождения Палестины их оттуда вышиб окончательно. И вот вернулись
ветераны домой...
У всех, кто приходит с войны, обостряется чувство справедливости. Они
всем существом презирают мафиозную возню тыловых крыс: "Я был батальонный
разведчик, а он - писаришка штабной...". Таких честных и справедливых,
опаленных и вооруженных в приличном обществе держать опасно. Поэтому
крестоносцев на родине, в микроскопических германских княжествах и латинских
королевствах, приняли прохладно. Рыцари по-прежнему держались друг друга,
сохраняли свои ветеранские организации - ордена, исправно платили взносы,
поддерживали боеспособность. Но было им скучно.
Тут подвернулась оказия. Польский король Конрад Мазовецкий очень
страдал от набегов северных соседей - пруссов. Они приходили из Прибалтики
незванно и вымогали деньги и предметы обихода. Однажды произошел досадный
случай. Пруссы пришли требовать одежды - сильно обносились, собирая янтарь.
А у Конрада, как назло, ничего не было. Пришлось ему под страхом смерти идти
на хитрость. Созвал он бал. Паны и пани пришли в мехах. Верхнюю одежду сдали
в гардероб. Гардеробщиком был - вы догадались! - прусский товарищ. Пока
протанцевали мазурку, раздевалка опустела... Конрад выжил, но опозорился на
всю Речь Посполиту. Чтобы оградить соотечественников и смыть пятно, Конрад
обратился к Императору своей Священной Римской Империи с вопросом: а нет ли
кого, кто согласился бы поохранять северные границы католических владений от
язычников? Правда, с деньгами сейчас...
- Да есть, есть! - не дослушал Император. - Вот безработные ребята,
прошли воду Средиземного моря, слышали пение Иерихонских медных труб, да и
огонь им не в новинку... Тут Император замялся, потому что кое-где по Европе
излишне благородным крестоносцам уже собирались шить дела и жечь бойцов на
кострах целыми отрядами.
Все удовлетворенно перекрестились, и крестоносцы быстро заселили
полупустую Прибалтику, построили Ригу, другие замки, стали не торопясь
разбираться в соседях. А соседями среди прочих оказались и наши
новгородцы...
В Новгороде с 1236 года княжил молодой Александр Ярославич. Он успешно
отбивал наскоки шведов, всяких лесных народов. Владимиру и Киеву было не до
него, а татары по болотам до Новгорода не дошли. Была возможность спокойно
пожить и красиво повоевать. А что главное на войне? На войне главное не
оружие и не войско, не стратегия и не тактика, и даже не маневры. На войне
главное - правильно и красочно описать победу!
Тут наш Писец очнулся от татарского морока и радостно захихикал. Ни
один князь до Александра, вообще почти никто из великих и малых, не придавал
такого значения работе журналиста. Мы с Историком стали регулярно
выслушивать лирические рулады, которые сочинил наш Писец в шатре Александра.
Мы прочли среди его строк и прямое признание, что Писец непрерывно был возим
в обозе князя, что князь его регулярно приглашал, слушал записанное и лично
указывал, где чего подправить, что как подать, что обойти, о чем умолчать.
Эх, не смог Александр возить с собой и кормить с ложечки всех братьев
Писца! И они о нем написали! - волосы дыбом встают. Но об этом чуть позже.
А сначала все шло неплохо. 15 июля 1239 года Александр победил в устье
Невы шведского ярла Биргера. Биргер шел по команде Римского Папы, чтобы
правильно крестить Русь, а Александр его разбил. Вернее, сам Александр сидел
в седле на пригорке и присматривал за битвой, а шведов громила команда из
шести богатырей (не перевелись-таки на Руси богатыри!).
Сначала Гаврила Олексич погнал Биргера обратно на корабли и хотел даже
заехать верхом по трапу, но был сбит в воду, вылез на берег и убил воеводу и
епископа шведов.
Потом Сбыслав Якунович с одним топором, в одиночку раз за разом
врубался в толпу изумленных варягов.
Яков Полочанин с мечом тоже один кидался на шведские отряды, шведы
просто цепенели от такой идиотской тактики.
Четвертый герой, новгородец Миша, добрался до шведских кораблей и три
из них "погубил". Миша рвал борта лодей руками! - уверял Писец.
Даже отрок княжеский Савва, почти пацан, не усидел, прорвался к шатру
Биргера и подрубил центральный столб. Шатер с треском завалился, шведы
обезумели.
Шестой - слуга Ратмир, тоже в одиночку прорубился через шведский строй,
накрошил пехотинцев в капусту, но был убит, видимо, нечаянно.
Шведы в панике бежали за моря.
Наши потеряли всего 20 человек.
Все эти эпизоды князь Александр лично продиктовал Писцу. На основании
вышеизложенного он велел приписать себе новый титул - "Невский".
Был еще один эпизод, достойный пера. Еще перед боем пришел к Александру
старец Пелгусий, известный своей набожностью и миссионерской деятельностью
среди язычников. Казенной работой старца было присматривать за морем, чтобы
шведы не пробрались к берегам нашей родины. Шведов старец проспал, зато при
с досады уничтожил армию хана Котяна, который увел последние 40 тысяч
половцев на постоянное жительство в Венгрию. А слово "Козельск" стало в
татарском языке самым страшным ругательством в списке коротких трехбуквенных
и пятибуквенных слов, которыми татары навеки обогатили великий и могучий
русский язык...
В следующем, 1239 году, Батый снова пошел на Северную Русь, ему не
давало покоя видение малолетнего князя Васи в проломе козельской стены, -
вот ведь тоже какие бывают русские! Но никакого сопротивления хан не
встретил: жители по природной привычке бросали города и прятались в лесах.
Батый потерял интерес и повернул на юг. Здесь города тоже падали и горели,
как картонные. Какой-то князь еще собрался было на помощь брату под
Чернигов, но данные разведки его так испугали, что он бросил брата и убежал
в Венгрию, вслед за половцами. Чернигов сгорел. Писец, опаленный
монастырским пожаром, записал, однако, что жив есмь, и епископ тоже жив, а
татары священников уважают, лишь бы оружия в руки не брали. Так им никакого
оружия, кроме слова божьего да гусиного пера, и не полагается.
Однажды ранним утром хан Менгу, племянник Батыя, подъехал к Днепру и
смотрел из седла через реку на великий город Киев. Что думал этот дикарь,
наблюдая золото куполов и ослепительную известь каменных стен? Татары
никогда, ни до, ни после нашествия, не жили в городах. Они не разбирались в
архитектуре, им было тесно и неуютно в домах и лабиринтах улиц. Из городов
они брали только деньги, украшения, коней и рабов. Менгу предложил князю
Михаилу сдаться на почетных условиях. Князь в татарские почести не поверил,
убил послов, бросил киевлян, бежал в гостеприимную Венгрию.
Далее разыгралась трагикомедия всероссийского масштаба. Итак, Киев
пуст. Вернее, люди в нем есть, лавки набиты товарами, закрома - хлебом,
"полно алмазов пламенных в лабазах каменных", а князя нет. Татары пасут
лошадей Пржевальского на том берегу и заигрывают через речку с киевскими
девками новыми, матерными словами. Тянется длинная театральная пауза.
Зрители нервничают: так долго оставаться не может...
Что предполагает цивилизованный наблюдатель? Ну, например, вот что.
Князь Михаил в Венгрии собирает христианские полки на татар... Ошибка.
Князь Михаил в Венгрии пытается подкатиться к королевской дочке со своим
сыном-женихом.
Вариант второй. Князь Ярослав на киевской стороне Днепра собирает
ополчение: вставай, страна огромная!.. Снова облом. Князь Ярослав
захватывает в плен жену беглого Михаила и его бояр, рвет к себе мелкие
городки.
Попытка третья. Князь Даниил Галицкий собирает князей и ополчает их на
оборону Киева. Нет. Князь Даниил Галицкий вышибает из Киева какого-то
Ростислава Мстиславича, легким чертом вскочившего на опустевший престол, но
и сам туда не садится, бежит из столицы, поручая оборону тысяцкому Димитрию.
В общем, тут с трех раз не угадать. Татары - под Киевом, их нрав уже
известен, а князья переписываются о пустяковых обидах. Наконец и цена Киева
в их разборках упала ниже бабьей гривны. Михаил вернулся из Венгрии и
Польши, получил от "братьев" Киев, но из-за татар в столицу не пошел, стал
побираться по чужим уделам и волостям.
Вялая складывалась игра, но все-таки татарам хотелось Киева.
Батый окружил Киев в декабре 1240 года. Он на него не с неба свалился,
а спокойно перешел Днепр по льду. Никто не стоял насмерть на Киевском
берегу, никто не уничтожал татарские плацдармы, никто не мчался по русским
волостям, сзывая подмогу. Никто не кричал криком при европейских дворах: что
ж вы, толстые, сидите! - это ж те самые агаряне и есть, про них же написано
в ваших и наших библиях, выходите на бойНо тиха была украинская ночь, чуден
ледяной Днепр при зимней погоде.
Батый "остолпил" Киев: окружил его инженерными сооружениями - рвами,
частоколами, заборами, чтобы даже редкая птица не упорхнула на середину
Днепра. Батый поставил пороки (стенобитные машины) у Лядских ворот и бил ими
день и ночь, пока стены не рухнули...
Не подумайте плохого: "лядские" - по-нашему значит польские, от слова
"лях". А если бы ворота назывались Польскими, это означало бы, что они
обращены в сторону Поля - заднепровской степи.
Вопреки ожиданиям, киевляне взошли на обломки стен и бились насмерть.
Вот какие бывают русскиеЕще бы: князя-то над ними не было, приходилось
надеяться только на себя. Герой киевской обороны тысяцкий Димитрий был ранен
и захвачен в плен, киевляне отброшены к центру города. На следующее утро
изумленные татары увидели перед собой прочный деревянный частокол,
построенный за ночь. Он был сожжен, и защитники, цепляясь за последнюю
надежду, забрались на каменные церкви. Но и бог не помог, церкви под
тяжестью распались в прах. 6 декабря Батый овладел Киевом. Раненого Димитрия
он пощадил за отвагу и стал возить с собой.
Блудные Рюриковичи, узнав в своих тихих поместьях о падении Киева,
ударились врассыпную: Даниил - в Венгрию, Михаил - в Польшу.
Батый с удовольствием захватывал города и веси, отступая от
несговорчивых крепостей. Димитрий, видя разорение родной земли, сумел
перевести стрелки на сытую Европу. Темными украинскими ночами стал он
рассказывать хану о чудесах военной техники немецкой, о несметных сокровищах
городов венгерских, о достоинствах баб "лядских". Батый купился на уговоры и
весной 1241 года перешел Карпаты. Дипломатические усилия Императора Фридриха
Второго по объединению германских сил успеха не имели, и татары
последовательно громили мелкие отряды и брали чистенькие европейские
городки. В принципе, Батыю была открыта дорога хоть да самого Парижу, но он
пресытился победами, томился огромным обозом, тяготился непривычным
ландґшафтом. Тут его дважды больно ударили чешские рыцари: Ярослав из
Штернберга и сам король Вячеслав. Именно на их счет следует записать
спасение Европы. Они умели храбро нападать и стойко обороняться. Именно
Вячеслав объединил несколько австрийских и немецких князей и преградил
большим войском путь Батыю. Батый повернул восвояси. То есть к нам.
Здесь уже не было никакого сопротивления, никаких партизанских отрядов.
Здесь была любимая степь! Здесь можно было обживаться, создавать на обширных
пространствах Великую Империю, которую так и не создали за 400 лет варяжские
князья.
Татары пришли к нам не военным отрядом и не поповским посольством, не
армией и не колонией. Они пришли к нам ВСЕ! Не вся монгольская нация,
конечно, но все племя Батыя и все племена его командиров. Они пришли не на
время, как большинство варяжских дружинников Рюрика, они пришли сюда навеки
поселиться. Поэтому они ничего не оставили "дома", в Поднебесной империи,
они все забрали с собой: и юрты, и кибитки, наполненные имуществом, женами и
детьми, и стада овец до последнего ягненка, и всех верблюдов и коней, и
хозяйственные мелочи до иголки. А больше у них ничего и не было.
Татары разительно отличались от наших домашних азиатов - половцев,
хазар, "лиц кавказской национальности". Однако Писец почему-то не оставил
более или менее подробного их описания. На наши укоризненные расспросы он
только мелко вздрагивал, обратив затуманенный взор на детали пола. Видно,
жутко и тошно ему тогда приходилось, страшной кровавой пеленой застилало
глаза, холодело обнаженное сердце поэта: убьют-не убьют? А может быть,
просто татары съели всех гусей...
Пришлось Историку собирать фрагменты татарского портрета по заграничным
архивам и библиотекам. Он обнаружил в импортных описаниях татар много
хорошего и много плохого.
Итак, татары были удивительной внешности: широко расставленные,
маленькие раскосые глаза, приплюснутый нос, малый рост. Почти не заметна
была растительность на бороде, отсутствовали и рога на голове, вопреки
уверениям многих очевидцев.
Жен татарин имел столько, сколько мог содержать. Невесты покупались у
родителей очень за дорого. Женились татары на любых женских существах, кроме
матери, дочери и сестры от родной матери. Законными признавались дети от
всех жен без разбору. Но наследник назначался один - младший сын самой
знатной жены. Тут тебе и улучшение породы и продление рода: старшие сыновья
раньше гибли в боях и походах.
Главное богатство татарина - скот.
Бог татарина един, всесилен и вездесущ. Но ему не молятся и его не
славят! Жертвы приносятся его "ангелам" - языческим идолам. Вот вам и
монотеизм на службе государства без заимствования чужих богов! Татарин
боготворит своих умерших ханов, солнце, луну, воду и землю. Считает грехом
дотронуться бичом до стрелы, ножом до огня (понимает, что сталь может
отпуститься, потерять закалку), переломить кость костью, пролить питье на
землю. Молнию татарин считает драконом, оплодотворяющим женщин: чем еще
объяснить татарскую многочисленность в грозовых степях? татары правильно
понимают санитарные свойства огня: пленных князей проводят к хану меж двух
костров, чтобы отец народов не подхватил иностранную заразу.
Татарин свято чтит своих начальников. Других таких послушных подданных
ни у кого не было, нет и уже не будет.
Татарин почти никогда не бранится. Известные нам слова - всего лишь
цензурные элементы его речи. Вообще, бранные слова употребляют только
татарки, проклиная нелегкую женскую долю.
Татары не дерутся никогда!
И, - о, ужас! - татары не воруют!!! Не знают замков, не запирают
кибиток.
Татары очень общительны между собой, самоотверженно помогают друг
другу.
Татары воздержанны: когда не удается поесть, - поют и веселятся!
Татарские женщины воистину целомудренны! - божится монах-путешественник
Иоанн Плано-Карпини. Скучно...
- Что вы, сударь, приуныли? - заботливо тронул меня Историк.
- Вспомнил молодость. Все это я уже читал. В нашей парикмахерской висел
плакат с призывом соблюдать все эти татарские добродетели. Он назывался
"Моральный кодекс строителя коммунизма" - грустно отшутился я...
Но были у замечательного татарского народа и неприятные для чужих
качества и привычки.
Татарин непомерно горд с чужими. Приезжает к хану с докладом великий
князь Ярослав, а татары ходят мимо, поплевывают. Ни тебе в ножки
поклониться, ни "чего изволите, государь?", ни ласкового привета великой
княгине с пожеланием молнии под подол. Слугами и наблюдателями приставляли к
порфироносным ходокам все какую-то мелочь пузатую.
С чужими татарин из благовоспитанного пуританина превращался в несытую
сволочь: легко раздражался, впадал в гнев, становился лжив, коварен, страшно
жаден, мелочен, скуп и свиреп. Убить человека ему легко, - он всю жизнь овец
резал. Так что чужие были татарами очень недовольны, но помалкивали. Было у
татар и еще одно противное свойство, не извиняемое национальной
обособленностью. Очень уж они были неопрятны. Вечно татарин болтался по
стоянке оплеванный, обделанный какой-то, немытый-нечесаный, гигиены не
понимал, за всякими нуждами далеко от юрты не отлучался.
Закон татарский, написанный Чингисханом, был строг: высшая мера
назначалась за 14 видов гражданских преступлений. Вот самые тяжкие из них.
1. Супружеская измена.
2. Воровство.
3. Убийство человека.
4. Убийство животного не по обычаю.
Великий Чингиз оставил и четкий военный кодекс. Татары строго следовали
ему, и строительство их Империи шло успешно.
Итак, что же нужно для всемирно-исторической победы? А вот что. Нужно,
чтобы войско было организовано строго, по десятичной системе, еще не очень
широко применяемой в Европе. Воины объединялись в десятки. Десятки - в
сотни. Сотни - в тысячи. Дальше считать было затруднительно, не хватало
татарам монастырского образования, и все соединения с десяти тысяч они
называли "тьмою" (Помните? - "Эх, ма! Была бы денег тьма!").
Еще нужно было, чтобы каждый воин помнил свой долг, знал свое место,
забыл понятие "пощада" и по отношению к врагу и по отношению к себе самому.
Воин должен иметь лук, колчан стрел, штурмовой топор и веревки для
перетаскивания техники. Состоятельный воин обязан за свой счет вооружиться
саблей, добыть шлем, броню себе и коню. За неповиновение, трусость,
слабость, любое непослушание, оплошность в бою наказание только одно -
смерть. Если с поля боя бежало не все войско, а отдельные воины или десятки,
они умерщвлялись. Если один или несколько татар бились храбро, а их десяток
прохлаждался, халтурщиков после боя казнили. Если один попадал в плен, а
остальные девять его не освобождали, им тоже было не жить.
Стратегия и тактика татар совершенны. Впереди войска всегда идет
разведка - "караул" (тоже вот татарское слово). Разведка не опустошает
местности, не отягощается трофеями, а только уничтожает живую силу
противника. При тяжкой стычке сразу отступает, заманывает неприятеля.
Большое войско ведет зачистку территории - уничтожает все. Вожди не имеют
права идти в бой. Они сидят в седле на возвышенности и по-наполеоновски
наблюдают битву. Жены и дети здесь же, чтобы вождю некуда было бежать. Реки
татары форсируют на специальных плавсредствах - надувных кожаных мешках.
Мешок привязывается к хвосту коня, конь плывет, татарин сидит верхом на
мешке. Писец рассказывал, что зрелище татарской переправы лишало
православных дара речи. Вперед татары всегда выставляют отряды малоценных
покоренных народов, как мы в свое время выставляли половцев или печенегов.
При осадах используются самые современные стенобитные машины. Тела убитых
врагов быстренько перетапливаются на жир. Этот жир забрасывается на крыши
осажденного города, следом летят зажигалки с греческим огнем. Все горит!
Татары активно использовали и дипломатию: она резко снижала потери,
повышала качество пленных. Так бы все лучшие люди погибли при осаде, а
татарам достались только никчемушние князья да бояре. А так, они уговаривали
всех сдаваться. Затем сдавшихся выводили в поле, строили, считали, вызывали
умельцев, мастеров, художников и ученых. С почестями отводили их в свой
лагерь. Затем по надобности разбирали сильных мужиков, женщин и детей.
Остальных поголовно уничтожали.
- А как же мы?! - кричали избиваемые князья да бояре.
- А никак, - отвечал татарский начальник, - вас оставлять не велено. Ни
в коем случае!
Надо отметить, что все эти действия татары предпринимали не по злобе
или жестокости, не из садизма или вселенской ненависти, не по озарению от
ангела войны Сульдэ, а по уставу! Все это было раз и навсегда им предписано
Чингисханом.
Но вот стихали бои. Мир заключался только с теми народами, которые
полностью, безоговорочно капитулировали. Условия, также завещанные Чингизом,
были простыми.
1. Перепись населения нового государства, вступающего в союз нерушимый.
2. Каждый десятый молодой человек шел в рабство и услужение при
татарской ставке для пополнение людских ресурсов. Остальные становились
налогоплательщиками и гражданами Империи.
3. Ставка налога - 10% с имущества, прибыли, всякой добычи. Сейчас это
у нас называется "подоходный налог", только ставки у нас все еще хуже
татарских. Тут мы с отменой Ига поторопились.
4. Войско субъекта татарской федерации выступает в поход по первому
требованию.
5. Руководитель региона по первому вызову летит на ковер к хану "шизым
соколом". Не забывает при этом подарки хану, ханшам, всем номенклатурным
работникам ставки.
6. Хан заслушивает доклад руководителя и, если что не так, казнит его
без базара.
7. На всякий случай хан держит детей губернатора в своей ставке
заложниками и постепенно обучает их правильному государственному
руководству.
8. Представители хана, баскаки, живут комиссарами в присоединенных
странах и помогают князьям княжить.
Закон татарский в своих секретных статьях предписывал на всякий случай
уважать все вероисповедания, служителей всех культов, все относящееся к
духовной жизни. Поэтому в семье хана были последователи многих религий.
Непослушные чада часто назло папе то совершали обрезание, то капризничали за
столом: "Свинину я не ем, вина не пью, а руки - мою...". А то заказывали
пленным ювелирам нательные кресты.
Служители культов освобождались от любых налогов!
Вот на такие нечеловеческие условия согласилась пораженная Русь и
потащила татарское Иго через два с половиной века.
Схлынула волна второго татарского похода, и князья стали снова править.
Старший из оставшихся Рюриковичей, Ярослав Всеволодович, пришел во Владимир,
мы его привычно приняли, даже обрадовались. Он за несколько субботников
очистил церкви и улицы от трупов и ... занялся милым делом - расстановкой
мебели. Стал рассаживать родичей по волостям: Святослава - в Суздаль, Ивана
- в Стародуб, Бориса - в Ростов, Глеба - на Бело-озеро.
Все выглядело по-старому, но печенью князь чуял, что все его
великокняжеские выходы и подъезды теперь не более, чем дурная игра в
погорелом провинциальном театрике при поредевшей публике. Где-то в зале
сидит режиссер, который вот-вот может включить свет, сказать "не верю!" и
отправить актеров пасти табуны. Понял Ярослав, что сами Рюриковичи больше
Россией не правят. Что надо ему поспешить к царю татарскому, упасть в ножки,
задарить весь гарем побрякушками и вымолить, выпросить у свирепого азиата
еще несколько лет сладкой власти над этим покорным русским народом.
Получилось.
Батый согласился оставить Ярослава "великим" князем и ханским слугой.
По новой службе пришлось Ярославу послать к Батыю еще один наряд с
подарками, выслать на просмотр всю свою семью и многих бояр. Сына он
отправил и дальше, в Поднебесную - центральную Орду. Там рассердились на
второстепенность посла. Пришлось Ярославу самому ползти через всю
оккупированную Азию. Наступила дикая маета. Однако дома князь мог снова
надуваться, пить, есть и командовать. Удовольствия компенсировали унижения.
Цель оправдывала средства.
Стал Ярослав петрушкой при царе. Из Орды не вылазил. Ханша его
пригрела, поила и кормила из немытых рук. Потом он надоел ей, и она его
отравила, - aqua Tofana - семидневный убойный напиток из Италии. А может,
обычный прокисший кумыс. Князь посинел и стал для бесед не годен. Историк
пытался защитить честь покойного и будто бы отыскал свидетельства оговора
князя своими же братьями.
На освободившийся русский стол ханша хотела посадить молоденького
симпатичного Александра Ярославича. По русским законам ему этого не светило
- были у него старшие родственники. Но ханша гнула свое: приезжай, Саша, ко
мне, будем тысяче-одной-ночью заниматься, и станешь ты у меня великим князем
всея Руси, Владимирским, Суздальским, Рязанским, да и Киевским. А заслужишь
- так и моим личным табунщиком. Но Саша пока что к ханше не поехал...
Татары правильно строили Империю. Они не стали долго и нудно обсуждать
конституции, уставы, вырабатывать единообразные формы государственного
устройства для новых колоний. Они хотели только повиновения и дани. Будь ты
хоть вселенским царством или католическим королевством, назовись хоть
православной советской республикой или анархическим аморальным Гуляй-Полем,
- это дело твое. Но вот, - наступает срок, вот она - сумма, вот мой меч -
твоя голова с плеч! Четко, не хлопотно, результативно.
Тут к Писцу как очевидцу следуют вопросы.
А что ж мы, люди русские, так и не поняли, что Рюриковичи - банкроты?
Что держать их дальше глупо и противно?
Что контракт 862 года ни в одном пункте они не выполнили, а теперь и
свои правила с треском провалили?
Что раз над нами теперь хан (или "царь", как его льстиво, даже в
переписке между собой стали называть князья), то зачем нам эта скрипучая
битая мебель? Не пора ли нам проводить слуг народа восвояси - на Рижское
взморье или на четыре стороны без выходного пособия, а самим разбираться с
ханом?
Помолчал Писец. А потом сказал умное слово:
- Да сами-то мы, государи, только приглашать умеем, а провожать и
разбираться так пока и не научились...
А в это время с другого боку падшей России - на Рижском взморье,
происходили перемены. Туда пришли крестоносцы. Эти крепкие, тренированные,
идейные парни провели свою молодость в жарких странах. Они воевали в
Палестине. Они то захватывали, то теряли Иерусалим и Гроб Господень. Потом
фронт освобождения Палестины их оттуда вышиб окончательно. И вот вернулись
ветераны домой...
У всех, кто приходит с войны, обостряется чувство справедливости. Они
всем существом презирают мафиозную возню тыловых крыс: "Я был батальонный
разведчик, а он - писаришка штабной...". Таких честных и справедливых,
опаленных и вооруженных в приличном обществе держать опасно. Поэтому
крестоносцев на родине, в микроскопических германских княжествах и латинских
королевствах, приняли прохладно. Рыцари по-прежнему держались друг друга,
сохраняли свои ветеранские организации - ордена, исправно платили взносы,
поддерживали боеспособность. Но было им скучно.
Тут подвернулась оказия. Польский король Конрад Мазовецкий очень
страдал от набегов северных соседей - пруссов. Они приходили из Прибалтики
незванно и вымогали деньги и предметы обихода. Однажды произошел досадный
случай. Пруссы пришли требовать одежды - сильно обносились, собирая янтарь.
А у Конрада, как назло, ничего не было. Пришлось ему под страхом смерти идти
на хитрость. Созвал он бал. Паны и пани пришли в мехах. Верхнюю одежду сдали
в гардероб. Гардеробщиком был - вы догадались! - прусский товарищ. Пока
протанцевали мазурку, раздевалка опустела... Конрад выжил, но опозорился на
всю Речь Посполиту. Чтобы оградить соотечественников и смыть пятно, Конрад
обратился к Императору своей Священной Римской Империи с вопросом: а нет ли
кого, кто согласился бы поохранять северные границы католических владений от
язычников? Правда, с деньгами сейчас...
- Да есть, есть! - не дослушал Император. - Вот безработные ребята,
прошли воду Средиземного моря, слышали пение Иерихонских медных труб, да и
огонь им не в новинку... Тут Император замялся, потому что кое-где по Европе
излишне благородным крестоносцам уже собирались шить дела и жечь бойцов на
кострах целыми отрядами.
Все удовлетворенно перекрестились, и крестоносцы быстро заселили
полупустую Прибалтику, построили Ригу, другие замки, стали не торопясь
разбираться в соседях. А соседями среди прочих оказались и наши
новгородцы...
В Новгороде с 1236 года княжил молодой Александр Ярославич. Он успешно
отбивал наскоки шведов, всяких лесных народов. Владимиру и Киеву было не до
него, а татары по болотам до Новгорода не дошли. Была возможность спокойно
пожить и красиво повоевать. А что главное на войне? На войне главное не
оружие и не войско, не стратегия и не тактика, и даже не маневры. На войне
главное - правильно и красочно описать победу!
Тут наш Писец очнулся от татарского морока и радостно захихикал. Ни
один князь до Александра, вообще почти никто из великих и малых, не придавал
такого значения работе журналиста. Мы с Историком стали регулярно
выслушивать лирические рулады, которые сочинил наш Писец в шатре Александра.
Мы прочли среди его строк и прямое признание, что Писец непрерывно был возим
в обозе князя, что князь его регулярно приглашал, слушал записанное и лично
указывал, где чего подправить, что как подать, что обойти, о чем умолчать.
Эх, не смог Александр возить с собой и кормить с ложечки всех братьев
Писца! И они о нем написали! - волосы дыбом встают. Но об этом чуть позже.
А сначала все шло неплохо. 15 июля 1239 года Александр победил в устье
Невы шведского ярла Биргера. Биргер шел по команде Римского Папы, чтобы
правильно крестить Русь, а Александр его разбил. Вернее, сам Александр сидел
в седле на пригорке и присматривал за битвой, а шведов громила команда из
шести богатырей (не перевелись-таки на Руси богатыри!).
Сначала Гаврила Олексич погнал Биргера обратно на корабли и хотел даже
заехать верхом по трапу, но был сбит в воду, вылез на берег и убил воеводу и
епископа шведов.
Потом Сбыслав Якунович с одним топором, в одиночку раз за разом
врубался в толпу изумленных варягов.
Яков Полочанин с мечом тоже один кидался на шведские отряды, шведы
просто цепенели от такой идиотской тактики.
Четвертый герой, новгородец Миша, добрался до шведских кораблей и три
из них "погубил". Миша рвал борта лодей руками! - уверял Писец.
Даже отрок княжеский Савва, почти пацан, не усидел, прорвался к шатру
Биргера и подрубил центральный столб. Шатер с треском завалился, шведы
обезумели.
Шестой - слуга Ратмир, тоже в одиночку прорубился через шведский строй,
накрошил пехотинцев в капусту, но был убит, видимо, нечаянно.
Шведы в панике бежали за моря.
Наши потеряли всего 20 человек.
Все эти эпизоды князь Александр лично продиктовал Писцу. На основании
вышеизложенного он велел приписать себе новый титул - "Невский".
Был еще один эпизод, достойный пера. Еще перед боем пришел к Александру
старец Пелгусий, известный своей набожностью и миссионерской деятельностью
среди язычников. Казенной работой старца было присматривать за морем, чтобы
шведы не пробрались к берегам нашей родины. Шведов старец проспал, зато при