Страница:
надела: пойдем, князь, на древлян, как дед и отец твой ходили. Пошли.
Разогнали древлян. У города Овруча (он и сейчас еще есть, но пока
радиоактивен) на мосту через речку в рядах отступающих возникла давка.
Мостик проломился, все попадали в воду, кони - сверху. Труп Олега выловили
через два дня. С почестями положили на коврах перед Ярополком.
Меньшой Владимир (а было ему тогда лет 10-12) узнал у себя в Новгороде
о таких семейных делах и сбежал на родину предков, в Прибалтику. Ярополк
послал в Новгород своего воеводу, и князем стал единоличным над всей русской
землей!
Всем нам с детства знакома картина Васнецова "Три богатыря". С
конфетных и сигаретных коробок, с календарей и прикроватных ковриков смотрят
на нас три всадника. Мы выросли с ними. Они стали членами нашей большой
семьи. Поэтому мы даже помним их имена. Прадедов родных не помним, а этих -
пожалуйста! - Алеша Попович, Илья Муромец, Добрыня Никитич. Герои сказок и
былин.
А вот и не только былинНас конкретно интересует правый крайний в тройке
богатырского нападения - Добрыня, он наш сегодняшний герой, он историческая
личность, виновник наших взлетов и падений!
Добрыня был ближним, подручным дружинником у Игоря и Святослава.
Отправляясь со Святославом в очередной набег, Добрыня по блату пристроил в
терем Ольги свою родную младшенькую сестренку Малушу. После очередного
короткого отдыха дружины в Киеве Малуша пришла к Ольге и спросила, а можно я
вас, государыня, буду мамой называть?... В конце концов, как женщина вы меня
понять должны... Ольга все поняла и сослала Малушу с глаз долой в родную
деревню, но Владимира, который родился у Малуши будто бы от Святослава,
потом взяла ко двору. Тем временем Добрыня был весь изранен в боях и
оправлен на покой в Киев. Все места были заняты, и Добрыню назначили
наставником, "дядькой", к третьему, незаконному сыну Святослава.
Незаконность была не в отсутствии записи о браке Святослава и Малуши, а в
социальном происхождении матери: не из варягов, подлой профессии - ключница
(завхоз). Итак, Добрыня, как мы разобрались, был настоящим дядькой
Владимира, без кавычек. Когда лет в 6-8 Владимира назначили князем
Новгородским, то поехал он туда, естественно, с Добрыней. Добрыня стал
воеводой и фактическим правителем Новгорода...
После победы Ярополка, бегства за границу и трехлетней эмиграции
Добрыня и Владимир с крупной бандой варяжских наемников возвратились в
страну и стали посягать на монархию Ярополка. Выгнали его посадников из
Новгорода. Честно объявили войну. Пошли на юг. Попутно Добрыне хотелось
отомстить кой-кому за недавний инцидент...
Дело было так. Хотел Добрыня женить Владимира на Рогнеде, дочери
полоцкого князя, - назло Ярополку, которому Рогнеду уже обещали вдобавок к
гречанке. Поехали сватать Рогнеду (вы знаете это имя - была такая модель
проигрывателя грампластинок). Получили от ворот поворот: "За робичича (сына
рабы) не иду! Хочу за Ярополка!". Не знала Рогнеда, кого обижала! Если б ей
тогда сказали, что жених будет править в Киеве, что получит почетное звание
Святого Равноапостольного князя, а в народе ласковую кличку Красно Солнышко,
она бы не ломалась. А так пришлось им в Полоцке окапываться, стены
дополнительными бревнами укреплять. Да разве против Добрыни устоишь?! Мы ж
его знаем! Илья Муромец еще только высматривает дым на горизонте, Алеша еще
грустно вспоминает о вчерашних поповских делах, а Добрыня уже меч из ножен
потянул!..
Взял Добрыня Полоцк. Повязал родителей и братьев Рогнеды. Поставил их к
столбам. Положили обладательницу музыкального имени прямо на пол и стал ее
Володя...э ... "быти с нею пред отцем и матерью", - сконфуженно начертал
Писец. Простой эротикой дело не кончилось. Порубал Владимир и папу и братьев
молодой жены прямо у нее на глазах. Такая вот любовь! Хоть маму Владимир
пожалел. По крайней мере, никакого анекдота о теще Писцом не записано...
Осадил Владимир Ярополка в Киеве. У Владимира были варяги с Добрыней, у
Ярополка одни наши славяне-ковыляне с воеводой по имени Блуд. За что можно
такое имя получить? Ну, уж не за разгром шведов под Полтавой. Ничего против
добрынинских шведов сделать Ярополк с Блудом не смогли, а славяне и не
захотели. Тут и Владимир совратил Блуда.
- Переходи ко мне, - продиктовал Писцу, - убьем моего брата - будешь
мне за отца, получишь от меня большую честь.
Чувствуете логику? Убьем брата - будешь за отца. То есть, как бы - убей
сына! Блуд, конечно, согласился - святое дело! Но просто перебегать было
глупо. Стал Блуд работать резидентом. Стал врать Ярополку, что киевляне
тайно пересылаются с Владимиром, хотят его впустить, и надо тебе, сынок,
рвать когти.
Поверил Ярополк в предательство киевлян. Как было не поверить, когда
вокруг одно предательство? Когда этих славян-киевлян вот уж 50 лет
предательству успешно обучают? Поверил и рванул в степь. Затворился в
провинциальном городке. Выдержал голодную осаду. Тут Блуд ему нашептал идти
на поклон к Владимиру, просить любую волость на любых условиях. Пошел
Ярополк на княжий двор - Блуд за ним. В дверях Блуд сделал вид, что
зацепился карманом за ручку, придержал телохранителей. В подъезде стояли два
"отрока". Они Ярополка с двух сторон и прокололи. Куда потом делся Блуд,
неизвестно. В отцы он к князю не попал - куда ж Добрыню девать?! Но имя его
сохранилось в веках и делах потомков. И первым отдал дань памяти Блуду
святой равноапостольный Владимир. Гречанку ученую он забрал себе. Так что,
Рогнеда и без Ярополка оказалась с ней в одном комплекте...
- Никогда еще на русской земле не было такого гнусного идолослужения, -
горестно вздыхает Писец наш православный. По всей земле понаставили Добрыня
с Владимиром идолов (как нам это знакомо!). Тут и Перун деревянный - голова
серебряна - ус золотой! Тут и Хорс-Дажбог, и Стрибог, и Симаргл и Мокош
какой-то. Скверное, поганое сборище. И будто бы по жребию приводили к ним и
приносили в жертву сыновей и дочерей славянских (ну, княжеские-то детки
жребия не тянули, - бронь, отсрочка, справка о болезни).
Тут еще возникло праведное возмущение простого народа на ханжеские
ограничения естественных желаний, которые непорочная вдова Ольга хотела
насадить вместе с христианством, - не допускать многоженства. Виновник
языческого торжества - молодой наш князь, к восторгу славян "предался
необузданному женолюбию", - брызгая чернилами, скабрезно хихикал Писец.
- Кроме пяти "законных" жен было у Владимира в Вышгороде 300 ...э ...
блудей..., - пытался на ходу придумать подходящее слово Писец.
- Наложниц! - пришел ему на помощь деликатный Историк.
- Ага, - обрадовался Писец, - значит 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде,
200 - поменьше - в селе Берестове - село ведь; но, однако, большое село!
Всего 800... э... подложниц получается! Двадцать сороков! - радостно подбил
Писец! Велик, молод, здоров был князь Владимир! "Женолюбив, аки Соломон!".
Мало ему было этих двадцати сороков, так он еще таскал к себе всех подряд
замужних женщин и девиц на растление (видимо, - благородных особ; с
деревенскими дурами из Берестова какое ж растление? - они и слова такого не
знают!).
Были у него и нервы в порядке: вряд ли какой современный "муж" выдержал
бы круглосуточное мелькание перед глазами пяти "законных" жен. Одна только
наша знакомая сиротка Рогнеда чего стоила! Надоели ей Володины танцы-шманцы
с голыми наядами вокруг столба с башкой Перуна, лопнуло супружеское
терпение! Появлялся он в спальне у своей первой любови редко-редко, так что
стала она его звать "Красно Солнышко" (оттуда эта кличка и в народ потом
перешла). И вот, во время одного из таких нечастых восходов-заходов страсть
как захотелось ей его зарезать. Но нетерпение женское подвело Рогнеду! Не
дала упырю отпавшему заснуть, как следует, - замахнулась на спящего ножом.
Совсем она его убить хотела или только отхватить чего? Ответ на этот вопрос
непразден. Убей Рогнеда великого блудодея, так, может, и некому было бы
потом Русь крестить, и нам бы еще довелось с язычницами в папоротниках
покувыркаться! А так - нет. Не приходится...
Проснулся аспид подколодный! Набил морду супруге верной.
- Теперь одевайся, - говорит, - сейчас я убивать тебя приду.
Побежал за понятыми. Одежду верхнюю и оружие оставил под кроватью...
Рогнеда приоделась, накрасилась, подкрутилась. Успела выстроить мизансцену:
вот отсюда войдет Владимир, там будут толпиться понятые, сплетники, сволочь
дворовая, дружинушка хоробрая.
- А ты, Изя, - объясняет она роль сыну маленькому, Изяславу, - выходи
отсель. Вот, возьми батюшкин меч, и так, подбоченясь, грозно молви: "Ты что
ж думаешь, ты один здеся?!". Ну, от себя можешь добавить выражения
какие-нибудь детские, похуже...
Вот величие театраПолучилось! Вошел Владимир с Писцом (протокол вести),
зрителей полуодетых набежало. Рогнеда грустная сидит на кровати - колени
сдвинуты. Сквозняк шевелит ее прекрасные скандинавские локоны. Выходит Изя
весь в соплях. Волочит меч не за тот конец.
- Рубай, - плачет, - папка мамку, но помни - ты не один тут такой был!
Галерка заржала. Писец облился чернилами. Бояре из партера стали
кричать князю: "Помилуй автора, государь!" Князь досадливо плюнул, велел
построить в честь сына город Изяславль и поселить в нем мать его, чтобы
здесь в дела религии не лезла и имя святого Блуда всуе не поминала...
Историк и Писец, вослед за церковью и князьями-царями нашими, наперебой
уговаривают нас, что православие нам очень нужно было. Что без него мы гибли
ни за грош. Что оно нам пришлось так кстати, так вовремя, так впору!
Перечисляют все исторические, экономические и политические причины его
неизбежности. А когда прижмешь их к стенке простыми аргументами и фактами,
то они заголосят и начнут блажить, что ты ничего не понимаешь, что это -
Божий Промысел! И не Владимир с "блудями", так любой другой наш
князь-батюшка святую веру на поганую Русь приволок бы и так и этак.
Ну что ж, послушаем их чуть-чуть...
"...У нас произошло то же, что и в Империи при Юлиане. Юлиан истощил
все силы язычества, извлек из него все, что оно могло дать для умственной и
нравственной жизни человека и тем всего резче выказалась его
несостоятельность, его бедность перед христианством...".
Это пишет наш Историк, забывая, чем кончила Византия, как теперь
называется Константинополь, кто служит и молится в тамошнем Софийском соборе
- ныне мечети Ас Софи. Вот вам и объективная необходимость православия, и
божественное провидение и заступничество Богоматери! Грустно...
И так уверены в себе учителя наши, так наседают на нас по сей день,
будто нравственность народа, его культура, урожайность его полей, правила
налогового грабежа, дикость гражданских войн - все это зависит и меняется от
перемены божественных изображений. Будто объемный, скульптурный Перун не
столь же величествен и бессилен, как и плоские обитатели икон. Будто сами
священнослужители ежеминутно подают народу пример нестяжательства,
кристальной честности, политической мудрости и принципиальности, повседневно
нищенствуют вместе с самой обиженной частью паствы, горячо и самоотверженно
заступаются за народ перед властями...
Конечно, с людоедством надо было кончать. Смогли бы мы это сделать под
Перуном? Может быть, и смогли. Ведь терпели же еще 300 лет после крещения
Руси осмотрительные варяги свою отцовскую веру. И благополучно
совершенствовали свою нравственность, свою шведскую модель семьи и
социализма.
Ох, сдается мне, братья-ковыляне, что будь мы покрепче душой, не
поддайся исконному Шестому Чувству, не навесь себе на шею этих кровавых
блудодеев, а разберись меж собой как-нибудь потихоньку, то и спокойного,
верного бога мы бы сами нашли среди наших. И князь наш Кузя с соседней
Неумывайской улицы, умывшись, стал бы нормальным правителем и воеводой, и
земля наша прокормила бы нас безо всяких посторонних дегустаторов, и копье
бы не сломалось, и меч не погнулся, и Царьграду мы так же наглядно показали
бы Кузькину мать и навешали щитов. И 1000 лет всходило бы над нашей родиной,
над ковылями и лесами, днепрами и волгами не кровавое Красное Солнце, а
обыкновенное - золотое...
Но это лирика. А жизнь собачья шла своим чередом.
Притомился Владимир по девкам бегать. "Истощил силы языческие..."
Окружающие это заметили и стали нашептывать ему всякие научные
объяснения потери интереса к играм на свежем воздухе. Они все были люди
ученые, а значит, религиозные. Каждый стал Владимира в свою религию
перетаскивать.
- Первым подскочил жид, - бестактно определил иудейского проповедника
Историк, - он подробно расписывал достоинства своей веры, густо цитировал
Ветхий Завет, указывал положительный пример: вот Хазарское-на-Дону
ханство-каганство приняло иудаизм, и видите, ничего - живет.
- А сами вы откуда будете? - спросил князь. Хотел еврей выразиться в
том смысле, что они уже всю землю ненасильственно заселили. Но вышло у него
заумно: земля наша расточена есть...
- А! Так вы свою землю проворонили и к нашей подбираетесь? Ну, так вы
нам - не указ! - Выгнали еврея в шею. Поторопились грубить. Не знали еще,
что новый бог у нас тоже будет еврей.
Больше всех врал и плевался греческий монах, родственник нашего Писца.
Он грозил адскими муками верующим всех мастей, кроме своей. Сумел красочно
нарисовать эти муки, передать в лицах всю подземную хирургию и пиротехнику.
Страшно!
- С женами, - сказал он, - придется полегче: одна законная, остальные -
по отпущению грехов.
"Так и лоб пробьешь, по каждой каясь...", - мрачно слушал Владимир.
Все сломала речь мусульманского товарища из среднеазиатских государств.
Он расписал райский сад - нормально! - адские муки - хорошо, не холодно! И
тут дал в штангу: на небе будет у тебя, государь, прекрасных дев столько же,
сколько и на земле! (Ох, тяжко мне!).
- Ну, и вина пить нельзя, - продолжал мулла, - свиные отбивные - нельзя
(да и для печени вредны!), и сделаем мы тебе, князь, обрезание - маленький
чик-чирик.
Не совсем понял князь про обрезание, но испугался его больше райских
излишеств. Прогнал муллу под предлогом, что дружина в лютые морозы без водки
и сала Киева от немцев не отстоит.
Писец с Историком клянутся, что с этих смотрин Владимир точно решил
переходить в христианство, - видно, прочитали это на его озабоченном лике.
Но Владимир тянул. Писец и другие греки, которых при дворе вдруг оказалось
не протолкаться, все время напоминали батюшке, что надо же, государь,
креститься. Креститься было негде и не совсем понятно как. Пошли на южный
берег Крыма, к ближайшему христианскому городу - греческой колонии Херсонес,
которую иногда еще называли Херсон и Корсунь, прихватили по привычке
побольше войска. Нечаянно возникла осада. За взаимными оскорблениями и
подкопами стало не до христианской любви. Владимиру спешить было некуда, и
он приготовился скучать - морить будущих братьев православных голодом до
смерти. Здесь осадную муть пробил лучик надежды - приятное сердцу властителя
предательство. Из Корсуня через стену прилетела от некоего Анастаса стрела с
бумажкой: там-то и там-то, князь, к городу подходит водопровод. Ну, ты не
знаешь, что это такое, но копай! Увидишь трубу - ломай и забивай ее
дохлятиной. Город сдастся!
- Не может быть такого чуда! - молвил князь. - А если так, то крещусь
немедля!
Понятное дело, перекрыть воду можно и без небесного покровительства.
Сломали водопровод. Взяли Корсунь. Ну, отдохнули там, как следует.
- Но обещали же и креститься? - Молчание. Очень хотелось воевать
дальше! Или хотя бы грабить. Продиктовал князь Писцу ноту в Константинополь
императорам Василию и Константину (как они там попарно уживались?): "Слыхал
я, есть у вас сестра в девках, так давайте ее сюда! А то будет, как при
прадедушке Олеге!"
Прочитали ноту императоры, испугались. Но тут, говорят, увидели они
внизу пергамента мелкую приписку нашего Писца, в которой храбрый разведчик
сообщал с риском для жизни, что если отдать дикарю царевну, то можно его и
окрестить. Послали встречную ноту: крестись и венчайся на сестре по-нашему.
Получили обратно: что за базар? Давайте девку и попов сюда, сыграем сразу
все! Можно было и соглашаться.
Стали уламывать царевну Анну: какая тебе разница, где погибать, в Киеве
или Константинополе? И так и этак - под Владимиром!
Сдалась Анна: "Иду, точно в полон!". Собрали ей команду - попов в
больших чинах, - поплыли в Корсунь. Крестили Владимира, сыграли свадьбу.
Легко, косметически ограбили Корсунь. Вернулись в Киев. Корсунского
стрелка-предателя Анастаса, убийцу православных, возвеличили за подвиг -
содействие крещению Руси. Все смешалось в умах россиян! Нравственность
ублюдка - с нагорной проповедью, непрерывная бандитская резня - с учением о
ненасилии...
Так победили греки. Наш Писец сиял. Он сохранил работу, еду, набор
казенных привилегий. Теперь ему в подмогу густой стаей полетели из хитрого
Константинополя легкоперые коллеги - славить тех, кто "за", клеймить
наивными ругательствами тех, кто "против" или "воздержался".
И стали мы ждать христианского человеколюбия и смягчения нравов. Ждем
по сей день...
Начал Владимир Русь крестить. Поскольку был он первым христианином на
русском престоле, то не приходилось его подданным оставаться в стороне от
нужного дела. И должны они были изобразить всенародный порыв, дать примеры
сознательного крещения под запись моему опасному коллеге.
Здесь следует сделать отступление и объяснить величие и неподъемность
литературной задачи, вставшей перед нашим дорогим другом Писцом. Представьте
себе, что грамотных людей на Руси не больше одного-двух сороков, а предстоит
эпохальное событие, не слабее полета на Марс. И описать его надо
величественно, не хуже, чем программу строительства коммунизма. Какие тут
возникают требования к журналисту? Какие слова говорятся ему в келье
митрополита и гриднице князя? Какими кнутами и пряниками обещают отметить
его литературное произведение, когда Нобелевской премии еще нету?.. Страшно!
Падежи падают криво, гласные застряют в горле, гусь перо дает худое...
Что делает наш троечник? Правильно! - пытается списать эту чертову
повесть временных лет у маститых классиков.
Сдается мне, что Писец скатывал сочинение с источника проверенного и
утвержденного высшим начальством, то есть, новым митрополитом. Что мог
порекомендовать ему шеф в качестве образца? Понятно что: Библию! Так берите
и вы Ветхий Завет и читайте историю Иакова. Его биография и политическая
карьера один в один совпадают с биографией и карьерой Владимира Красно
Солнышко в интерпретации нашего Писца.
Плагиат - обвинение серьезное, поэтому за давностью событий не буду на
нем настаивать. Но судите сами.
Иаков обманом получает верховенство в племени.
Владимир силой и коварством преодолевает свое худородство.
И тот и другой пролазят к власти вопреки воле отца и в ущерб старшему
брату. Ради будущих богоугодных дел не грешно посягнуть на жизнь, честь,
право старшего брата. Еще раз этот библейский мотив мы обнаружим в деле
Александра Невского. Этот святой наш тоже хотел брата уморить, да не вышло.
Иаков запутывается в женщинах.
Владимир - во сто крат сильнее.
Иаков получает божественное покровительство, приобретает новое имя -
"Израиль", его двенадцать сыновей от двух жен и наложницы - это двенадцать
колен Израилевых.
У Владимира почему-то тоже оказывается только 12 сыновей - и это при
пяти женах и 800 наложницах (чуть-чуть не дотянул до 1000 Соломоновых).
Что-то очень низкая рождаемость получается. Цифру 12 явно подогнали под
Иакова.
Иаков устраивает государство нового типа.
Владимир тоже.
Иаков любит больше других двух младших сыновей - Иосифа и Вениамина.
Владимир тоже - двух младших - Бориса и Глеба.
Сыновья Иакова от нелюбимых жен хотят убить Иосифа, - он чудом
спасается, проявляя удивительную покорность и немстительность.
Сыновья Владимира от языческих жен тоже пытаются задвинуть Бориса и
Глеба. Борис и Глеб убиты - сами ложатся под нож. И так далее.
Я надеюсь, вас заинтересовала эта цепь случайных совпадений. Безобидный
средневековый плагиат был нужен, чтобы окрасить одежды святого князя в
пурпур палестинских восходов и закатов, придать его миссии эпохальное
звучание, вызвать у современников и потомков чувство восторга от
сопричастности к открытию: смотрите! - святой равноапостольный Владимир -
вылитый Иаков и основал Русь православную, аки Израиль! Ну, в общем, гнали,
гнали еврея, а он опять тут!
Но вернемся к "действительным" событиям. Сначала князь крестил сыновей.
Потом ближних людей. Это означало, что все, кто хотел быть к князю поближе,
с разбегу кидались в днепровские купели. Они были готовы ради карьеры
поступиться языческими принципами.
Стали громить идолов. Ломали их, рубили на дрова, жгли на месте.
Верховного бога Перуна привязали к коню и потащили вниз к Днепру. По бокам
шли полсорока "возмущенных граждан" и секли страшную статую прутьями. По
сторонам Боричева Взвоза стоял наш народ. И все мы плакали...
Перуна бросили в Днепр, он поплыл, но все время пытался пристать к
нашему берегу. Специальная команда разгоняла рыдающих славян и отталкивала
их Бога жердями обратно в реку, пока он не скрылся за туманными порогами...
Стали крестить киевлян. Привезенный с Анной митрополит и его агитаторы
ходили по городу, князь для примера следовал с ними. Кое-кто крестился.
Большинство же народа отвергло новую веру. Не было им никакого божественного
озарения и воодушевления. Они и слышать не хотели проповеди на чужом языке!
Да и что им могло услышаться, когда семьи славянские признавались
незаконными, любовь - грехом, дети - ублюдками!
Если бы крестители наши повели себя точно по Евангелию, то они должны
были бы неспешно, терпеливо, "не меча бисер перед свиньями" (то есть, не
навязывая свою веру самым упорным), убеждать, показывать на своем примере,
какая выгода нам будет от христианства. Чтобы мы могли сравнить два образа
мысли, два способа жизни, почувствовать разницу, получить первый
обнадеживающий результат. А там бы и церкви наполнились. И Перун бы остался
простой достопримечательностью, напоминанием о грешной старине.
Так нет же. Они спешили и применили понятный способ: крикнули, чтоб
завтра все шли креститься к Днепру. А кто не пойдет, тот враг князю! (читай
- "враг народа").
Это сломило колеблющуюся часть населения, тех, в ком вера отцов была
смешана с ужасом перед властью. Некоторых удалось запугать по ходу дела или
силой затащить в воду. Самые стойкие бежали в леса и ковыли.
Так осуществлялся привычный нам противоестественный отбор: подлецы
спешили угодить власти и оказывались наверху. Глупых и доверчивых ставили в
строй. Пытавшихся жить своим умом уничтожали...
Картина самого крещения, разумеется, была величественной. Толпы
дрожащих от страха, холода и неизвестности славян, с детьми на руках - кто
по пояс, а кто и по шею в воде. Темнолицые священники на берегу. Еще дальше
- конные и пешие варяжские дружинники. Странные, непонятные, пугающие слова
молитв по-гречески. Что будет с нами, славяне?!..
Стали крестить и всю остальную Русь. Велели строить церкви по городам и
загонять в них народ. Священников наехало из Греции немало, но для
поголовного крещения - недостаточно. Повсюду возникали очаги сопротивления.
Поэтому для проведения генеральной линии использовали проверенных товарищей.
В самое осиное гнездо язычества, в оплот славянства - Новгород, были посланы
корсунский предатель Анастас и скорый на кровь Добрыня.
"Умрем, но не поддадимся!" - заперлись новгородцы. Они сломали мосты,
перекрыли дороги.
Надо сказать, что церкви в Новгороде, как и в некоторых других наших
городах, уже были. Кто хотел, свободно исповедовал православие. Но насилие
над свободными душами честным людям было невмоготу. Возмущение, как обычно,
перешло цивилизованные границы. Толпа озверела, разграбила дом Добрыни,
убила его здешнюю жену и родственников, спалила церковь Преображения. Ночью
наемники Добрыни тайно пробрались в город и перехватали зачинщиков или,
скорее, случайных заложников. В ответ 5 000 новгородцев вышли на смертный
бой. Добрыня поджег город. За тушением пожаров сеча стихла. Богачи, спасая
имущество, привычно побежали просить у Добрыни мира. Повторилась киевская
история: сожгли при всенародном плаче старых богов, силой погнали толпы
новгородцев в Волхов...
Здесь случилось занятное дело. Самые хитрые новгородцы, твердые в
старой вере, прибегли к лицемерию: а я уже крестился, век воли не видать! -
а сами скручивали кукиш в кармане. Тогда подозрительный епископ Иоаким
придумал помечать крещеных! Им стали на шею вешать крестики, а немеченых
крестить силой, хоть и по второму разу! Вот что символизировал на самом деле
для первых русских христиан крест нательный! Это - багажная бирка, ярлык
"уплачено"! Потом были придуманы всякие паспорта и удостоверения, партийные
билеты и желтые звезды для еврейских гетто, личный номер на фуфайке и
татуировка на руке, выжженные буквы "ВОР" на лбу, обрезанные носы и уши
диссидентов и государственных преступников. А началась на Руси эта коллекция
отметин с нательного православного креста...
Разогнали древлян. У города Овруча (он и сейчас еще есть, но пока
радиоактивен) на мосту через речку в рядах отступающих возникла давка.
Мостик проломился, все попадали в воду, кони - сверху. Труп Олега выловили
через два дня. С почестями положили на коврах перед Ярополком.
Меньшой Владимир (а было ему тогда лет 10-12) узнал у себя в Новгороде
о таких семейных делах и сбежал на родину предков, в Прибалтику. Ярополк
послал в Новгород своего воеводу, и князем стал единоличным над всей русской
землей!
Всем нам с детства знакома картина Васнецова "Три богатыря". С
конфетных и сигаретных коробок, с календарей и прикроватных ковриков смотрят
на нас три всадника. Мы выросли с ними. Они стали членами нашей большой
семьи. Поэтому мы даже помним их имена. Прадедов родных не помним, а этих -
пожалуйста! - Алеша Попович, Илья Муромец, Добрыня Никитич. Герои сказок и
былин.
А вот и не только былинНас конкретно интересует правый крайний в тройке
богатырского нападения - Добрыня, он наш сегодняшний герой, он историческая
личность, виновник наших взлетов и падений!
Добрыня был ближним, подручным дружинником у Игоря и Святослава.
Отправляясь со Святославом в очередной набег, Добрыня по блату пристроил в
терем Ольги свою родную младшенькую сестренку Малушу. После очередного
короткого отдыха дружины в Киеве Малуша пришла к Ольге и спросила, а можно я
вас, государыня, буду мамой называть?... В конце концов, как женщина вы меня
понять должны... Ольга все поняла и сослала Малушу с глаз долой в родную
деревню, но Владимира, который родился у Малуши будто бы от Святослава,
потом взяла ко двору. Тем временем Добрыня был весь изранен в боях и
оправлен на покой в Киев. Все места были заняты, и Добрыню назначили
наставником, "дядькой", к третьему, незаконному сыну Святослава.
Незаконность была не в отсутствии записи о браке Святослава и Малуши, а в
социальном происхождении матери: не из варягов, подлой профессии - ключница
(завхоз). Итак, Добрыня, как мы разобрались, был настоящим дядькой
Владимира, без кавычек. Когда лет в 6-8 Владимира назначили князем
Новгородским, то поехал он туда, естественно, с Добрыней. Добрыня стал
воеводой и фактическим правителем Новгорода...
После победы Ярополка, бегства за границу и трехлетней эмиграции
Добрыня и Владимир с крупной бандой варяжских наемников возвратились в
страну и стали посягать на монархию Ярополка. Выгнали его посадников из
Новгорода. Честно объявили войну. Пошли на юг. Попутно Добрыне хотелось
отомстить кой-кому за недавний инцидент...
Дело было так. Хотел Добрыня женить Владимира на Рогнеде, дочери
полоцкого князя, - назло Ярополку, которому Рогнеду уже обещали вдобавок к
гречанке. Поехали сватать Рогнеду (вы знаете это имя - была такая модель
проигрывателя грампластинок). Получили от ворот поворот: "За робичича (сына
рабы) не иду! Хочу за Ярополка!". Не знала Рогнеда, кого обижала! Если б ей
тогда сказали, что жених будет править в Киеве, что получит почетное звание
Святого Равноапостольного князя, а в народе ласковую кличку Красно Солнышко,
она бы не ломалась. А так пришлось им в Полоцке окапываться, стены
дополнительными бревнами укреплять. Да разве против Добрыни устоишь?! Мы ж
его знаем! Илья Муромец еще только высматривает дым на горизонте, Алеша еще
грустно вспоминает о вчерашних поповских делах, а Добрыня уже меч из ножен
потянул!..
Взял Добрыня Полоцк. Повязал родителей и братьев Рогнеды. Поставил их к
столбам. Положили обладательницу музыкального имени прямо на пол и стал ее
Володя...э ... "быти с нею пред отцем и матерью", - сконфуженно начертал
Писец. Простой эротикой дело не кончилось. Порубал Владимир и папу и братьев
молодой жены прямо у нее на глазах. Такая вот любовь! Хоть маму Владимир
пожалел. По крайней мере, никакого анекдота о теще Писцом не записано...
Осадил Владимир Ярополка в Киеве. У Владимира были варяги с Добрыней, у
Ярополка одни наши славяне-ковыляне с воеводой по имени Блуд. За что можно
такое имя получить? Ну, уж не за разгром шведов под Полтавой. Ничего против
добрынинских шведов сделать Ярополк с Блудом не смогли, а славяне и не
захотели. Тут и Владимир совратил Блуда.
- Переходи ко мне, - продиктовал Писцу, - убьем моего брата - будешь
мне за отца, получишь от меня большую честь.
Чувствуете логику? Убьем брата - будешь за отца. То есть, как бы - убей
сына! Блуд, конечно, согласился - святое дело! Но просто перебегать было
глупо. Стал Блуд работать резидентом. Стал врать Ярополку, что киевляне
тайно пересылаются с Владимиром, хотят его впустить, и надо тебе, сынок,
рвать когти.
Поверил Ярополк в предательство киевлян. Как было не поверить, когда
вокруг одно предательство? Когда этих славян-киевлян вот уж 50 лет
предательству успешно обучают? Поверил и рванул в степь. Затворился в
провинциальном городке. Выдержал голодную осаду. Тут Блуд ему нашептал идти
на поклон к Владимиру, просить любую волость на любых условиях. Пошел
Ярополк на княжий двор - Блуд за ним. В дверях Блуд сделал вид, что
зацепился карманом за ручку, придержал телохранителей. В подъезде стояли два
"отрока". Они Ярополка с двух сторон и прокололи. Куда потом делся Блуд,
неизвестно. В отцы он к князю не попал - куда ж Добрыню девать?! Но имя его
сохранилось в веках и делах потомков. И первым отдал дань памяти Блуду
святой равноапостольный Владимир. Гречанку ученую он забрал себе. Так что,
Рогнеда и без Ярополка оказалась с ней в одном комплекте...
- Никогда еще на русской земле не было такого гнусного идолослужения, -
горестно вздыхает Писец наш православный. По всей земле понаставили Добрыня
с Владимиром идолов (как нам это знакомо!). Тут и Перун деревянный - голова
серебряна - ус золотой! Тут и Хорс-Дажбог, и Стрибог, и Симаргл и Мокош
какой-то. Скверное, поганое сборище. И будто бы по жребию приводили к ним и
приносили в жертву сыновей и дочерей славянских (ну, княжеские-то детки
жребия не тянули, - бронь, отсрочка, справка о болезни).
Тут еще возникло праведное возмущение простого народа на ханжеские
ограничения естественных желаний, которые непорочная вдова Ольга хотела
насадить вместе с христианством, - не допускать многоженства. Виновник
языческого торжества - молодой наш князь, к восторгу славян "предался
необузданному женолюбию", - брызгая чернилами, скабрезно хихикал Писец.
- Кроме пяти "законных" жен было у Владимира в Вышгороде 300 ...э ...
блудей..., - пытался на ходу придумать подходящее слово Писец.
- Наложниц! - пришел ему на помощь деликатный Историк.
- Ага, - обрадовался Писец, - значит 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде,
200 - поменьше - в селе Берестове - село ведь; но, однако, большое село!
Всего 800... э... подложниц получается! Двадцать сороков! - радостно подбил
Писец! Велик, молод, здоров был князь Владимир! "Женолюбив, аки Соломон!".
Мало ему было этих двадцати сороков, так он еще таскал к себе всех подряд
замужних женщин и девиц на растление (видимо, - благородных особ; с
деревенскими дурами из Берестова какое ж растление? - они и слова такого не
знают!).
Были у него и нервы в порядке: вряд ли какой современный "муж" выдержал
бы круглосуточное мелькание перед глазами пяти "законных" жен. Одна только
наша знакомая сиротка Рогнеда чего стоила! Надоели ей Володины танцы-шманцы
с голыми наядами вокруг столба с башкой Перуна, лопнуло супружеское
терпение! Появлялся он в спальне у своей первой любови редко-редко, так что
стала она его звать "Красно Солнышко" (оттуда эта кличка и в народ потом
перешла). И вот, во время одного из таких нечастых восходов-заходов страсть
как захотелось ей его зарезать. Но нетерпение женское подвело Рогнеду! Не
дала упырю отпавшему заснуть, как следует, - замахнулась на спящего ножом.
Совсем она его убить хотела или только отхватить чего? Ответ на этот вопрос
непразден. Убей Рогнеда великого блудодея, так, может, и некому было бы
потом Русь крестить, и нам бы еще довелось с язычницами в папоротниках
покувыркаться! А так - нет. Не приходится...
Проснулся аспид подколодный! Набил морду супруге верной.
- Теперь одевайся, - говорит, - сейчас я убивать тебя приду.
Побежал за понятыми. Одежду верхнюю и оружие оставил под кроватью...
Рогнеда приоделась, накрасилась, подкрутилась. Успела выстроить мизансцену:
вот отсюда войдет Владимир, там будут толпиться понятые, сплетники, сволочь
дворовая, дружинушка хоробрая.
- А ты, Изя, - объясняет она роль сыну маленькому, Изяславу, - выходи
отсель. Вот, возьми батюшкин меч, и так, подбоченясь, грозно молви: "Ты что
ж думаешь, ты один здеся?!". Ну, от себя можешь добавить выражения
какие-нибудь детские, похуже...
Вот величие театраПолучилось! Вошел Владимир с Писцом (протокол вести),
зрителей полуодетых набежало. Рогнеда грустная сидит на кровати - колени
сдвинуты. Сквозняк шевелит ее прекрасные скандинавские локоны. Выходит Изя
весь в соплях. Волочит меч не за тот конец.
- Рубай, - плачет, - папка мамку, но помни - ты не один тут такой был!
Галерка заржала. Писец облился чернилами. Бояре из партера стали
кричать князю: "Помилуй автора, государь!" Князь досадливо плюнул, велел
построить в честь сына город Изяславль и поселить в нем мать его, чтобы
здесь в дела религии не лезла и имя святого Блуда всуе не поминала...
Историк и Писец, вослед за церковью и князьями-царями нашими, наперебой
уговаривают нас, что православие нам очень нужно было. Что без него мы гибли
ни за грош. Что оно нам пришлось так кстати, так вовремя, так впору!
Перечисляют все исторические, экономические и политические причины его
неизбежности. А когда прижмешь их к стенке простыми аргументами и фактами,
то они заголосят и начнут блажить, что ты ничего не понимаешь, что это -
Божий Промысел! И не Владимир с "блудями", так любой другой наш
князь-батюшка святую веру на поганую Русь приволок бы и так и этак.
Ну что ж, послушаем их чуть-чуть...
"...У нас произошло то же, что и в Империи при Юлиане. Юлиан истощил
все силы язычества, извлек из него все, что оно могло дать для умственной и
нравственной жизни человека и тем всего резче выказалась его
несостоятельность, его бедность перед христианством...".
Это пишет наш Историк, забывая, чем кончила Византия, как теперь
называется Константинополь, кто служит и молится в тамошнем Софийском соборе
- ныне мечети Ас Софи. Вот вам и объективная необходимость православия, и
божественное провидение и заступничество Богоматери! Грустно...
И так уверены в себе учителя наши, так наседают на нас по сей день,
будто нравственность народа, его культура, урожайность его полей, правила
налогового грабежа, дикость гражданских войн - все это зависит и меняется от
перемены божественных изображений. Будто объемный, скульптурный Перун не
столь же величествен и бессилен, как и плоские обитатели икон. Будто сами
священнослужители ежеминутно подают народу пример нестяжательства,
кристальной честности, политической мудрости и принципиальности, повседневно
нищенствуют вместе с самой обиженной частью паствы, горячо и самоотверженно
заступаются за народ перед властями...
Конечно, с людоедством надо было кончать. Смогли бы мы это сделать под
Перуном? Может быть, и смогли. Ведь терпели же еще 300 лет после крещения
Руси осмотрительные варяги свою отцовскую веру. И благополучно
совершенствовали свою нравственность, свою шведскую модель семьи и
социализма.
Ох, сдается мне, братья-ковыляне, что будь мы покрепче душой, не
поддайся исконному Шестому Чувству, не навесь себе на шею этих кровавых
блудодеев, а разберись меж собой как-нибудь потихоньку, то и спокойного,
верного бога мы бы сами нашли среди наших. И князь наш Кузя с соседней
Неумывайской улицы, умывшись, стал бы нормальным правителем и воеводой, и
земля наша прокормила бы нас безо всяких посторонних дегустаторов, и копье
бы не сломалось, и меч не погнулся, и Царьграду мы так же наглядно показали
бы Кузькину мать и навешали щитов. И 1000 лет всходило бы над нашей родиной,
над ковылями и лесами, днепрами и волгами не кровавое Красное Солнце, а
обыкновенное - золотое...
Но это лирика. А жизнь собачья шла своим чередом.
Притомился Владимир по девкам бегать. "Истощил силы языческие..."
Окружающие это заметили и стали нашептывать ему всякие научные
объяснения потери интереса к играм на свежем воздухе. Они все были люди
ученые, а значит, религиозные. Каждый стал Владимира в свою религию
перетаскивать.
- Первым подскочил жид, - бестактно определил иудейского проповедника
Историк, - он подробно расписывал достоинства своей веры, густо цитировал
Ветхий Завет, указывал положительный пример: вот Хазарское-на-Дону
ханство-каганство приняло иудаизм, и видите, ничего - живет.
- А сами вы откуда будете? - спросил князь. Хотел еврей выразиться в
том смысле, что они уже всю землю ненасильственно заселили. Но вышло у него
заумно: земля наша расточена есть...
- А! Так вы свою землю проворонили и к нашей подбираетесь? Ну, так вы
нам - не указ! - Выгнали еврея в шею. Поторопились грубить. Не знали еще,
что новый бог у нас тоже будет еврей.
Больше всех врал и плевался греческий монах, родственник нашего Писца.
Он грозил адскими муками верующим всех мастей, кроме своей. Сумел красочно
нарисовать эти муки, передать в лицах всю подземную хирургию и пиротехнику.
Страшно!
- С женами, - сказал он, - придется полегче: одна законная, остальные -
по отпущению грехов.
"Так и лоб пробьешь, по каждой каясь...", - мрачно слушал Владимир.
Все сломала речь мусульманского товарища из среднеазиатских государств.
Он расписал райский сад - нормально! - адские муки - хорошо, не холодно! И
тут дал в штангу: на небе будет у тебя, государь, прекрасных дев столько же,
сколько и на земле! (Ох, тяжко мне!).
- Ну, и вина пить нельзя, - продолжал мулла, - свиные отбивные - нельзя
(да и для печени вредны!), и сделаем мы тебе, князь, обрезание - маленький
чик-чирик.
Не совсем понял князь про обрезание, но испугался его больше райских
излишеств. Прогнал муллу под предлогом, что дружина в лютые морозы без водки
и сала Киева от немцев не отстоит.
Писец с Историком клянутся, что с этих смотрин Владимир точно решил
переходить в христианство, - видно, прочитали это на его озабоченном лике.
Но Владимир тянул. Писец и другие греки, которых при дворе вдруг оказалось
не протолкаться, все время напоминали батюшке, что надо же, государь,
креститься. Креститься было негде и не совсем понятно как. Пошли на южный
берег Крыма, к ближайшему христианскому городу - греческой колонии Херсонес,
которую иногда еще называли Херсон и Корсунь, прихватили по привычке
побольше войска. Нечаянно возникла осада. За взаимными оскорблениями и
подкопами стало не до христианской любви. Владимиру спешить было некуда, и
он приготовился скучать - морить будущих братьев православных голодом до
смерти. Здесь осадную муть пробил лучик надежды - приятное сердцу властителя
предательство. Из Корсуня через стену прилетела от некоего Анастаса стрела с
бумажкой: там-то и там-то, князь, к городу подходит водопровод. Ну, ты не
знаешь, что это такое, но копай! Увидишь трубу - ломай и забивай ее
дохлятиной. Город сдастся!
- Не может быть такого чуда! - молвил князь. - А если так, то крещусь
немедля!
Понятное дело, перекрыть воду можно и без небесного покровительства.
Сломали водопровод. Взяли Корсунь. Ну, отдохнули там, как следует.
- Но обещали же и креститься? - Молчание. Очень хотелось воевать
дальше! Или хотя бы грабить. Продиктовал князь Писцу ноту в Константинополь
императорам Василию и Константину (как они там попарно уживались?): "Слыхал
я, есть у вас сестра в девках, так давайте ее сюда! А то будет, как при
прадедушке Олеге!"
Прочитали ноту императоры, испугались. Но тут, говорят, увидели они
внизу пергамента мелкую приписку нашего Писца, в которой храбрый разведчик
сообщал с риском для жизни, что если отдать дикарю царевну, то можно его и
окрестить. Послали встречную ноту: крестись и венчайся на сестре по-нашему.
Получили обратно: что за базар? Давайте девку и попов сюда, сыграем сразу
все! Можно было и соглашаться.
Стали уламывать царевну Анну: какая тебе разница, где погибать, в Киеве
или Константинополе? И так и этак - под Владимиром!
Сдалась Анна: "Иду, точно в полон!". Собрали ей команду - попов в
больших чинах, - поплыли в Корсунь. Крестили Владимира, сыграли свадьбу.
Легко, косметически ограбили Корсунь. Вернулись в Киев. Корсунского
стрелка-предателя Анастаса, убийцу православных, возвеличили за подвиг -
содействие крещению Руси. Все смешалось в умах россиян! Нравственность
ублюдка - с нагорной проповедью, непрерывная бандитская резня - с учением о
ненасилии...
Так победили греки. Наш Писец сиял. Он сохранил работу, еду, набор
казенных привилегий. Теперь ему в подмогу густой стаей полетели из хитрого
Константинополя легкоперые коллеги - славить тех, кто "за", клеймить
наивными ругательствами тех, кто "против" или "воздержался".
И стали мы ждать христианского человеколюбия и смягчения нравов. Ждем
по сей день...
Начал Владимир Русь крестить. Поскольку был он первым христианином на
русском престоле, то не приходилось его подданным оставаться в стороне от
нужного дела. И должны они были изобразить всенародный порыв, дать примеры
сознательного крещения под запись моему опасному коллеге.
Здесь следует сделать отступление и объяснить величие и неподъемность
литературной задачи, вставшей перед нашим дорогим другом Писцом. Представьте
себе, что грамотных людей на Руси не больше одного-двух сороков, а предстоит
эпохальное событие, не слабее полета на Марс. И описать его надо
величественно, не хуже, чем программу строительства коммунизма. Какие тут
возникают требования к журналисту? Какие слова говорятся ему в келье
митрополита и гриднице князя? Какими кнутами и пряниками обещают отметить
его литературное произведение, когда Нобелевской премии еще нету?.. Страшно!
Падежи падают криво, гласные застряют в горле, гусь перо дает худое...
Что делает наш троечник? Правильно! - пытается списать эту чертову
повесть временных лет у маститых классиков.
Сдается мне, что Писец скатывал сочинение с источника проверенного и
утвержденного высшим начальством, то есть, новым митрополитом. Что мог
порекомендовать ему шеф в качестве образца? Понятно что: Библию! Так берите
и вы Ветхий Завет и читайте историю Иакова. Его биография и политическая
карьера один в один совпадают с биографией и карьерой Владимира Красно
Солнышко в интерпретации нашего Писца.
Плагиат - обвинение серьезное, поэтому за давностью событий не буду на
нем настаивать. Но судите сами.
Иаков обманом получает верховенство в племени.
Владимир силой и коварством преодолевает свое худородство.
И тот и другой пролазят к власти вопреки воле отца и в ущерб старшему
брату. Ради будущих богоугодных дел не грешно посягнуть на жизнь, честь,
право старшего брата. Еще раз этот библейский мотив мы обнаружим в деле
Александра Невского. Этот святой наш тоже хотел брата уморить, да не вышло.
Иаков запутывается в женщинах.
Владимир - во сто крат сильнее.
Иаков получает божественное покровительство, приобретает новое имя -
"Израиль", его двенадцать сыновей от двух жен и наложницы - это двенадцать
колен Израилевых.
У Владимира почему-то тоже оказывается только 12 сыновей - и это при
пяти женах и 800 наложницах (чуть-чуть не дотянул до 1000 Соломоновых).
Что-то очень низкая рождаемость получается. Цифру 12 явно подогнали под
Иакова.
Иаков устраивает государство нового типа.
Владимир тоже.
Иаков любит больше других двух младших сыновей - Иосифа и Вениамина.
Владимир тоже - двух младших - Бориса и Глеба.
Сыновья Иакова от нелюбимых жен хотят убить Иосифа, - он чудом
спасается, проявляя удивительную покорность и немстительность.
Сыновья Владимира от языческих жен тоже пытаются задвинуть Бориса и
Глеба. Борис и Глеб убиты - сами ложатся под нож. И так далее.
Я надеюсь, вас заинтересовала эта цепь случайных совпадений. Безобидный
средневековый плагиат был нужен, чтобы окрасить одежды святого князя в
пурпур палестинских восходов и закатов, придать его миссии эпохальное
звучание, вызвать у современников и потомков чувство восторга от
сопричастности к открытию: смотрите! - святой равноапостольный Владимир -
вылитый Иаков и основал Русь православную, аки Израиль! Ну, в общем, гнали,
гнали еврея, а он опять тут!
Но вернемся к "действительным" событиям. Сначала князь крестил сыновей.
Потом ближних людей. Это означало, что все, кто хотел быть к князю поближе,
с разбегу кидались в днепровские купели. Они были готовы ради карьеры
поступиться языческими принципами.
Стали громить идолов. Ломали их, рубили на дрова, жгли на месте.
Верховного бога Перуна привязали к коню и потащили вниз к Днепру. По бокам
шли полсорока "возмущенных граждан" и секли страшную статую прутьями. По
сторонам Боричева Взвоза стоял наш народ. И все мы плакали...
Перуна бросили в Днепр, он поплыл, но все время пытался пристать к
нашему берегу. Специальная команда разгоняла рыдающих славян и отталкивала
их Бога жердями обратно в реку, пока он не скрылся за туманными порогами...
Стали крестить киевлян. Привезенный с Анной митрополит и его агитаторы
ходили по городу, князь для примера следовал с ними. Кое-кто крестился.
Большинство же народа отвергло новую веру. Не было им никакого божественного
озарения и воодушевления. Они и слышать не хотели проповеди на чужом языке!
Да и что им могло услышаться, когда семьи славянские признавались
незаконными, любовь - грехом, дети - ублюдками!
Если бы крестители наши повели себя точно по Евангелию, то они должны
были бы неспешно, терпеливо, "не меча бисер перед свиньями" (то есть, не
навязывая свою веру самым упорным), убеждать, показывать на своем примере,
какая выгода нам будет от христианства. Чтобы мы могли сравнить два образа
мысли, два способа жизни, почувствовать разницу, получить первый
обнадеживающий результат. А там бы и церкви наполнились. И Перун бы остался
простой достопримечательностью, напоминанием о грешной старине.
Так нет же. Они спешили и применили понятный способ: крикнули, чтоб
завтра все шли креститься к Днепру. А кто не пойдет, тот враг князю! (читай
- "враг народа").
Это сломило колеблющуюся часть населения, тех, в ком вера отцов была
смешана с ужасом перед властью. Некоторых удалось запугать по ходу дела или
силой затащить в воду. Самые стойкие бежали в леса и ковыли.
Так осуществлялся привычный нам противоестественный отбор: подлецы
спешили угодить власти и оказывались наверху. Глупых и доверчивых ставили в
строй. Пытавшихся жить своим умом уничтожали...
Картина самого крещения, разумеется, была величественной. Толпы
дрожащих от страха, холода и неизвестности славян, с детьми на руках - кто
по пояс, а кто и по шею в воде. Темнолицые священники на берегу. Еще дальше
- конные и пешие варяжские дружинники. Странные, непонятные, пугающие слова
молитв по-гречески. Что будет с нами, славяне?!..
Стали крестить и всю остальную Русь. Велели строить церкви по городам и
загонять в них народ. Священников наехало из Греции немало, но для
поголовного крещения - недостаточно. Повсюду возникали очаги сопротивления.
Поэтому для проведения генеральной линии использовали проверенных товарищей.
В самое осиное гнездо язычества, в оплот славянства - Новгород, были посланы
корсунский предатель Анастас и скорый на кровь Добрыня.
"Умрем, но не поддадимся!" - заперлись новгородцы. Они сломали мосты,
перекрыли дороги.
Надо сказать, что церкви в Новгороде, как и в некоторых других наших
городах, уже были. Кто хотел, свободно исповедовал православие. Но насилие
над свободными душами честным людям было невмоготу. Возмущение, как обычно,
перешло цивилизованные границы. Толпа озверела, разграбила дом Добрыни,
убила его здешнюю жену и родственников, спалила церковь Преображения. Ночью
наемники Добрыни тайно пробрались в город и перехватали зачинщиков или,
скорее, случайных заложников. В ответ 5 000 новгородцев вышли на смертный
бой. Добрыня поджег город. За тушением пожаров сеча стихла. Богачи, спасая
имущество, привычно побежали просить у Добрыни мира. Повторилась киевская
история: сожгли при всенародном плаче старых богов, силой погнали толпы
новгородцев в Волхов...
Здесь случилось занятное дело. Самые хитрые новгородцы, твердые в
старой вере, прибегли к лицемерию: а я уже крестился, век воли не видать! -
а сами скручивали кукиш в кармане. Тогда подозрительный епископ Иоаким
придумал помечать крещеных! Им стали на шею вешать крестики, а немеченых
крестить силой, хоть и по второму разу! Вот что символизировал на самом деле
для первых русских христиан крест нательный! Это - багажная бирка, ярлык
"уплачено"! Потом были придуманы всякие паспорта и удостоверения, партийные
билеты и желтые звезды для еврейских гетто, личный номер на фуфайке и
татуировка на руке, выжженные буквы "ВОР" на лбу, обрезанные носы и уши
диссидентов и государственных преступников. А началась на Руси эта коллекция
отметин с нательного православного креста...