Страница:
британские на это дело исправно поступали, не в пломбированном вагоне,
конечно, но морем -- с диппочтой.
Среди искателей приключений обнаруживается и некий де-Рибас. Вы знаете
этого типа, ему посвящена улица в одном веселом южном городе и песня "На
де-Рибасовской открылася пивная".
Вот в эту бригаду и вонзается будущий вождь заговора Петр Алексеевич
фон-Пален, ""ферзь" подготавливаемой игры, пожилой (55 лет), крепкий,
веселый человек, мастер выходить из самых запутанных, невозможных
положений".
Грозовая атмосфера сгущается. Сразу по возвращению из Итальянского
похода в мае 1800 года умирает великий Суворов (да, а почему это он у нас до
сих пор не святой?), успевший по дороге попасть в немилость к царю. Похороны
превращаются во всенародную истерику, но Павел вообще не соизволяет заметить
смерть героя. Народ вопит, не сразу въезжая в рифму (слова Гаврилы
Державина, музыка народная):
"Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари;
В стуже и зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари...".
Образ блаженного полководца выгодно отличается от образа безумного
царя. Обиды сентиментального народа накапливаются и зреют. Поэтому после
дворянского переворота народ и не возьмется за топоры и вилы в память об
императоре.
Диспозиция заговора была такова. Пален знал, что Павла придется убить,
- элементарная имперская арифметика, - француз из Одессы де-Рибас собирался
заколоть "русского Гамлета" отравленным стилетом. Александр требовал
уверений в неприкосновенности отца, - хитрил сам перед собой, - и получал
эти уверения. Остальные заговорщики мечтали о деяниях в диапазоне от
убийства до ареста и отречения. Им удается подтянуть стратегический резерв.
Ссыльный Платон Зубов дистанционно сватается к дочери грозного фаворита
Кутайсова, бывшего царского брадобрея. Кутайсову лестно вообразить дочь в
позиции великой Екатерины, и он соглашается. Озабоченный сват уговаривает
Павла допустить жениха в столицу. Это победа! -- Зубову почти нечего терять.
Одновременно оформляется еще один акт. 7 ноября 1800 года исполняется 4 года
со дня воцарения Павла. Какая-то цыганка нагадала, что после 4 лет царской
отсидки Павлу "нечего опасаться". На радостях император подмахивает
подсунутый указ об амнистии всем отставленным от воинской службы. Армейский
криминал валом валит в Питер. Все интендантские воры и гарнизонные садисты
лезут на прием к царю, мечтают ухватить выгодное назначение. Павлу они
противны, он их не принимает, бывшие зэки и лишенцы голодают и злобятся. Это
- козырный прикуп заговора.
Тут в дело вмешиваются две бабы. Французские шлюхи, Бонейль и Шевалье,
засланные к нашему двору Наполеоном, обслуживают всех -- от императора до
заговорщика Панина - и "содействуют укреплению Павла" в его сближении с
Бонапартом. Они ласково подставляют сторонников "английской" партии, - Панин
отстраняется и ссылается, Пален вылетает из теплого питерского
генерал-губернаторского кресла в армию. Но девичьи сети непрочны, и уже
осенью 1800 года главарь возвращается с триумфом.
Последствия французской интриги оттенили общий фон заговора, украсили
его шизофреническим позументом. Вот как это выглядело.
Из-за мальтийско-магистерского чина нашего императора -- Павел, как мы
помним, "Великий Магистр Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского", -
случился европейский пожар. Загорелось бы и так и этак, но Павел своей
врожденной шалостью стимулировал стихию.
Первоначальный политический альянс на пороге нового 19-го века был
таков: Россия, Англия и прочие -- против наполеоновской Франции, против
завиральных республиканских идей, якобинства и гильотины. Но вдруг союзные
англичане неосторожно высаживаются на Мальте для блокады средиземноморских
портов Франции. Великого Магистра они не спросились. То есть, некогда им
было посылать курьера в Питер и ждать ответа. Павел озлобился. Тут же
перезаключил договора. Теперь он вместе с Наполеоном готов был крушить
затхлую Британскую Империю, не замечая республиканского духа, не чувствуя
мурашек от хитроумной машинки доктора Гильотена.
Зима 1800-1801 года начинается бурными и такими художественными
приготовлениями!
Планируется атака на Германию, поддерживающую англичан частью своих
королевств.
К Наполеону выезжает специальный посланник Павла Спренгпортен.
Полководец Репнин удаляется со службы.
Заключается союз со Швецией.
Организуется эффектная демонстрация: Павел вызывает на поединок любого
государя, недовольного политикой России. Ну, что? -- слабо?!
13 декабря Папе Римскому предлагается переселиться в Россию, пока
Европа не запылала.
Запрещается любой экспорт в Англию.
Людовик XVIII, сидевший в российской иммиграции, и его двор лишаются
официальной поддержки и пенсий.
Созрел и соответствующий план раздела мира "между Дон-Кихотом и
Цезарем". Наполеон брал на себя гиблое болото - Европу с ее бесчисленными
карликовыми монархиями, а Павел выходил на простор, тянулся разорвать
Турцию, восстановить Царьград. Бонапарт отдавал ему и весь алмазный Восток
-- владей, чем сможешь, хоть до Китая. Единственным союзным условием было
завоевание Индии. Не больше, не меньшеНаполеон хотел чужими руками отобрать
у Англии источник несметных богатств. Пусть их Павел пока возьмет себе, а
там видно будет.
Как воевать эту Индию, Павел не знал. Впрочем, французский товарищ
намекнул ему, что повторить рейд Александра Македонского способна только
одна сила на свете -- конная казачья ватага. Хотелось коварному Корсиканцу
под шумок удалить из Европы страшную донскую братву.
12 января 1801 года войсковой атаман Василий Петрович Денисов получает
соответствующий приказ, и на Дону звучит клич, поныне милый куренным
старикам: "Войско в походе!". Через месяц донская армия должна быть в
Оренбурге, еще через три -- миновать Бухару, Хиву и выйти на реку "Индус".
30 тысяч конных сорви-голов по ломкому льду форсируют Волгу и уходят в
казахские степи. Они будут идти по пустыне до смерти императора, а потом еще
-- пока фельдъегерь их не догонит...
Я живу среди последних казаков, и уверен: не умри император, запоздай
посыльный и, - как пить дать, - околачивали бы мы сейчас бананы в нашей
самой южной, неотъемлемой Калькуттской области...
Вслед за казачьим корпусом две союзные армии по 35 тысяч должны были в
мае соединиться у Астрахани (наши спускаются по Волге, французы приплывают
из Средиземноморья) и к осени войти в сердце Индии.
Но начинается последняя, мартовская хроника.
3 марта придворный красавчик Александр Рибопьер дерется на шпагах с
князем Святополк-Четвертинским из-за дамы. Рибопьер тяжело ранен. Дамой
оказывается любовница императора Анна Гагарина. Павел взбешен. Его последние
дни пройдут под знаком личной озабоченности. За несвоевременный доклад о
дуэли наследник Александр попадает под домашний арест. Семейство Рибопьера
высылается, сам он лежит в тюремной больнице, потом выдворяется в деревню.
Общество симпатизирует удальцу, Павла почти ненавидят, - не по-рыцарски
как-то вышло, ваше величество!
Во вторник 5 марта граф фон-Пален и его жена (дочь донского атамана
В.П. Орлова и сестра придворного полковника В.В. Орлова) получают приказ не
являться ко двору: Пален должен извиниться за допущение дуэли. Но он гордо
отказывает императору!
Ползут слухи об арестах десятков человек, и народ начинает разбегаться.
В день выписывается паспортов штук по 40, - на 12 - 15 семей.
Разносится сплетня о гигантском английском флоте адмирала Нельсона,
вплывающем в Зунд.
Вдруг бесстыдно объявляется, что камер-фрау императрицы м-м Юрьева
должна родить от императора близнецов. Нащупать эту пару удалось, но пол без
ультразвука определить не сумели, поэтому в манифесте оговариваются две
версии. Родятся мальчики, - будут Никита и Филарет Мусины-Юрьевы, девочки --
соответственно -- Евдокия и Марфа (чуете? -- бастардов хотят назвать в честь
основателей династии Романовых! -- дурной знак!). Крестить детей приказано
наследнику Александру и официальной подруге, - Ордена св. Иоанна
Иерусалимского кавалер-даме Анне Гагариной. Конфуз, да и только! Несчастные
девочки-близняшки от сгустившейся ненависти умирают, едва родившись.
О бракоразводе Павла говорят вполне определенно, кавалер-наложница
Гагарина и револьвер-этуаль Шевалье наперегонки мылятся в императрицы. Народ
уверен в их правах. На Исакиевской площади мужик предлагает показать за
деньги суку. Сука сидит в мешке, и на вопрос зевак, чего ж в ней такого
замечательного, мужик безнаказанно смеется, что сука откликается на имя
"мадам Шевалье".
Питер в предчувствии перемен. И здесь возникает схема, частью раскрытая
сразу, частью - расследованная через 10 лет: Павел готовился сам "нанести
удар"!
Вот его план. Царицу -- в Холмогоры к "Брауншвейгской фамилии";
Александра -- в Шлиссельбург; Константина -- в Петропавловку; Палена иже с
ним -- на эшафот. 13-летний племянник императрицы Марии Федоровны принц
Евгений Вюртембергский уже приехал в Питер, его можно женить на старшей
дочери царя и сделать молодую пару наследниками трона. Закон о чисто мужском
правлении, естественно, отменяется. Такой вот пиковый марьяж...
Впрочем, все это Пален мог впоследствии и приврать.
Дата императорского нападения неизвестна. Заговорщики намечают открыть
иудин промысел после Пасхи 24 марта. Потом отбрасывают христианскую мораль и
планируют кампанию по римскому прецеденту -- "с мартовских ид" (15 марта).
Но Павлу в ночь на 8 марта является предчувствие, что "хотят повторить
1762 год" - это тень отца "русского Гамлета" бродит в гулких коридорах
Михайловского эльсинора и предупреждает сына. Павел и впрямь придерживается
шекспировского сценария, а значит, - подозревает свою "королеву" - Марию
Федоровну.
Нужно спешить с контрударом!
В 7 часов утра 9 марта фон-Пален является к царю с ежедневным докладом,
как столица почивала. Павел запирает за ним дверь и "колет" подозреваемого в
заговоре. Пален сразу колется!
-- Да, заговор есть, и я в нем участвую...
-- Как же ты смеешь!..
-- Понарошку, ваше величество. Скоро я всех их сдам...
Это наглое двуличие спецслужб теперь уже никогда не исчезнет из
государственной практики. Каждый раз, когда будут убивать, разрывать бомбами
затравленных властителей и царедворцев, мы с легкостью будем обнаруживать во
главе заговора полицейских агентов, провокаторов, высших офицеров и
руководителей ГБ. Дело Ваньки Каина поднялось из московских трущоб в
императорские палаты и живет в веках!
После этого утреннего сеанса Пален снова переносит сроки своего
выступления. Тянуть до мартовских ид не получается.
Пален немедленно начинает давить на наследника. Угрожает неизбежной
ссылкой матери, отрешением от престолонаследия, позором женитьбы царя на
придворной шлюхе. Супруга наследника горячо поддерживает Палена. Ей тоже
неохота довольствоваться свечкой монастырской...
Тут наш Историк впадает в длинные рассуждения и обзор показаний на
тему: "Знал Александр или не знал?", хотел или не хотел убивать отца? Эти
поиски истины за субъективностью и предвзятостью свидетельств можно
опустить. Но для кино такие переживания очень полезны и не раз еще
пригодятся.
10 марта проходит в напряженной тишине, придворные шепчутся, как бы на
несколько дней смыться из дворца.
11 марта царь просыпается по-суворовски рано, работает "по основному
виду деятельности" с пяти до девяти. Утверждает 6 новых законов! Читает
целую пачку доносов добрых донских казаков на других, плохих донских казаков
"об оскорблении величества", - еще бы его не оскорблять, когда лучшие мужики
угнаны с Дона в канун весенней хозяйственной суматохи.
Потом -- доклад Палена, уверения в безопасности, совет -- удалить от
двери "якобинцев" -- караул конной гвардии, и заколотить дверь в спальню
императрицы. Обе глупости будут исполнены.
Пален, вообще, ювелирно планирует переворот, тщательно согласует все
его детали, добивается четкого исполнения плана. Каждый из участников
просчитан заранее, но узнает о своей роли в намеченный срок. В воинских
частях незаметно производятся подмены команд. Изменяется расписание
караулов. Ко дворцу придвигается преображенская гвардия. Но солдаты не знают
ничего! На Михайловский замок с закатом 11 марта накатывается волна тайной и
неотвратимой силы.
В 8 вечера, когда в знатных семьях Питера по обыкновению садятся
ужинать, заговорщики тоже выпивают и закусывают, травят анекдоты вместе с
непосвященными. Ужинают и во дворце. Среди 19 персон -- два домашних
арестанта, - великие князья Александр и Константин; они допущены к семейному
столу. Тут же жена и дочь графа Палена, Кутузов, другие официальные, но мало
знакомые нам лица. Странным выглядит отсутствие бывшего цирюльника
Кутайсова, но у него уважительная причина: сегодня его очередь
воспользоваться содержимым мадам Шевалье.
В ночь с 11 на 12 марта 1801 года ...
Стоп! Уже не в первый раз так случается, что написание этих строк день
в день совпадает с юбилеями в жизни нашей страны. Так было, например, с
воцарением Годунова, так получилось и сейчас. Не успел я дописать фразу про
11 марта, как что-то дернуло мой глаз в угол экрана. Там, на календарике как
раз светилась дата 24-03-2001! 24 марта по нашему стилю, 11 марта - по
старому, - ровно 200 лет со дня убийства императора Павла I шайкой его сына
Саши! Где юбилейные торжества? Где скорбное "работают все радиостанции Руси
Великой"? Где молебны за упокой? Где причисление к лику священномученников?
Где возложение венков к Михайловскому замку? Где отмытые "на реставрации"
этого исторического здания казенные бабки? Нету...
На мониторе -- время московское: 21-26...
Действительно, "ужин как обыкновенно, кончился в половине десятого".
Все встают из-за стола. "Чему быть, того не миновать", - подводит итог
император. Кутузов и Павел проходят мимо старого зеркала: "Смотрите, какое
смешное зеркало", - говорит царь полководцу, - "Я вижу себя в нем с шеей на
сторону"...
В одиннадцатом часу Павел обходит караулы. Делает выговор командиру
конной гвардии Саблукову за "якобинство" и приказывает наутро разослать полк
по деревням.
Наследник Александр тем временем укладывается спать, как бы ничего не
зная, но оставляет в прихожей сиделку - ожидать появления Палена.
В одиннадцать обреченный император спускается из своей спальни по
потайной лестнице в комнату фаворитки Гагариной и целый час исполняет
рыцарский долг. В уплату за выносливость Гагарина получает записку о
назначении ее мужа военным министром.
Главные заговорщики собираются на квартире Зубовых, затем перемещаются
в помещение лейб-гвардии у Зимнего дворца. Здесь уже выпивают примерно 60
офицеров. Градус высок, начинают провозглашать Александра государем, читают
и чуть ли не принимают присягу новому императору, но все-таки поднимаются на
дело.
Пален делит присутствующих на две группы. Одну возглавляет сам -- они
уходят к парадному входу Михайловского замка -- разговоры разговаривать,
обеспечивать "крышу" именем наследника Александра. Начальником второй группы
числится Платон Зубов, но командует здесь Беннигсен, суровый, резкий
человек. Эти идут убивать.
Преображенцы и семеновцы выдвинуты в оцепление замка. Из Измайловского,
Кавалергардского, Конногвардейского полков приходят только офицеры, - на
солдат не надеются.
Свойский караул поставлен заранее, поэтому группа Беннигсена проходит в
замок беспрепятственно, сопротивление оказывает только один часовой, так он
и получает эфесом по затылку.
У тамбура царской спальни десяток заговорщиков берет внутреннюю стражу
на понт. На резонный вопрос, кому не спится в ночь глухую? -- Аргамаков
отвечает, что - ему, Аргамакову. И, что сейчас не ночь, болван, а 6 утра. И
пришел он к императору с обычным ежедневным рапортом. Сонный камердинер
божится, что только на минутку сомкнул глаза, сейчас не более 12 часов ночи.
"Ваши часы, вероятно, остановились", - нагло смеется Аргамаков, - открывай,
брат, дверь, а то я из-за тебя опоздаю. Порядок есть порядок. Открывают,
впускают. Получают саблей по башке, чтоб не рассуждала.
Царь за последней дверью просыпается, прячется между ширмами.
Посетители ломают дверь.
Бежать царю некуда, - ход в спальню императрицы заколочен, в норку к
Гагариной он юркнуть не успевает. Его выводят к гостям. По-человечески
просят подписать отречение. Он молчит в оцепенении. Беннигсен один караулит
царя, пока остальные члены неробкого десятка осматривают соседнюю комнату.
Там хранится целый арсенал шпаг, изъятых у разжалованных офицеров.
Кордебалет возмущенно возвращается на главную сцену. Платон Зубов зачитывает
акт отречения. Павел комкает бумагу. Стонет, просит пощады, но как-то
грубовато; потом отталкивает чтеца-декламатора Платошу Зубова.
-- А, так ты толкаться, брательника моего обижать! Да он, мать твою
имел до смерти! -- мог бы крикнуть Николай Зубов. Но не крикнул. А просто
взял со стола императорскую табакерку и врезал государю своему присяжному в
левый висок!..
Золото -- металл тяжкий, - тяжелее свинца. Царь падает, как
подкошенный.
Тут по закону непричастности Беннигсен и Зубовы смываются с места
происшествия. Они удаляются "наводить порядок", - проверить, например,
упряжь царской кареты, приготовленной для отвоза знатного арестанта в
каземат. Они за царя не переживают, - подумаешь, оплеуха! Но прочий
гвардейский народ, видя ужасную картину нокаутированного императора, всеми
селезенками чует необратимость содеянного. Храбрыми бойцами овладевает
небывалый душевный подъем вперемешку с бабьей истерикой. Они кидаются на
поверженного тирана хоккейной кучей-малой и бьют, топчут, рвут на сувениры
жестокого начальника. Один из нападающих душит Павла шарфом, полученным от
Беннигсена, когда тот уходил по делам. Вот тебе, Павел Петрович, и кривое
зеркало, вот тебе и "шея на сторону"!
Беннигсен возвращается:
- Ух ты! А что это с царем? Чего он у вас валяется? Помер? А кровь где?
Нету. -- Значит апоплексический удар от страху! -- А мы хотели его честью
проводить на нары, чтобы жил и радовался!..
Наследник Александр, узнав о своем скоропостижном сиротстве, очень
сильно убивался, даже в обморок упал, но его заставили-таки быть царем.
Мамаша вдовствующая еще попырхалась до утра сама захватить власть, но ее
осадили.
Так на заре 12 марта 1801 года снова сменился у нас император.
Павел Петрович Романов явил собой пример несостоявшейся возможности. Он
стоит в ряду таких перспективных, но трагически удаленных с трона персон,
как Григорий Отрепьев, Борис Годунов, Петр Третий. Как все могло бы
повернуться славно, останься они править! Славно - для Империи, Историка,
кино, но не для нас, дорогие читатели. Ибо нам с вами -- все равно...
Русская хронология имеет традицию присваивать правителям порядковые
номера в пределах династии (см. таблицу в конце книги). Вот, например,
следующий царь у нас будет Александр Первый, а его предшествующие тезки --
Невский и Тверской -- как бы не в счет, они -- Рюриковичи. Тем царям, кто
тезок впоследствии не имел, номера не присваивались вовсе (Михаил Федорович,
Алексей Михайлович, Елизавета Петровна, Анна Иоанновна). А Павел Петрович
почему-то остался у нас в памяти как Павел Первый. В чем тут загвоздка? Я
предлагаю выпускникам истфака взять исследование этого вопроса в
диссертации. Почти наверняка выяснится, что Павел имел высокое
предназначение для нашей Империи, и был Первым в ряду неких страшных и
продуктивных фигур, - увы! -- подрубленных под самый корешок. Теперь этим
фигурам приходится со скрипом и древесным треском продираться из грязи в
князи, - на свое законное, тронное место...
Шла первая весна нового века, и жизнь на планете тоже была новой.
Россия пока оставалась в стороне от этой жизни, но готовилась к ней
прилежно.
"Английская" партия в российской элите восторжествовала. Дипломаты
постепенно втянули страну в антинаполеоновскую коалицию. Сделать это было
легко, - Александр продолжал политику бабушки, а значит, дружил домами с
австрийским императором. Австрия галопом неслась к войне. Причину нечего
даже выдумывать, - она красной гильотинной нитью пролегла по шее австрийской
цесаревны Марии-Антуанетты -- дочери Марии-Терезии. Не очень удачно вышла
замуж Антуанетта за французского короля! Кроме этого, была еще потеря
влияния в Италии, растерзанной Наполеоном. Собственно, Священной Римской
Империи со столицей в Вене больше не существовало.
Наш военный союз с Австрией нашел воплощение в 1805 году...
Далее вы можете зажмуриваться между абзацами и наблюдать живые картины
по эпизодам "Войны и Мира"...
Союз этот оказался какой-то несвоевременный и нескладный. Пока корпус
Кутузова дошлепал по осенней грязи до театра военных действий, австрийцы
успели вдрызг проиграться Наполеону. Противник был в кураже, русских
дожидался с аппетитом. Наши стали пятиться к Вене, куда подходили
гвардейские войска с императором Александром. Потомок грузинских царей
Багратион прикрыл этот отход, чуть не погиб с пятью тысячами своих
смертников. Им удалось 4 ноября 1805 года захватить деревню Шенграбен и
задержать здесь корпус генерала Мюрата. Наши устроили позициии за
Шенграбеном, и когда французы его миновали, запалили деревню зажигательными
бомбами. 30000 непобедимых солдат Бонапарта, очень удачно подсвеченные сзади
огнем деревенских хат, шли на русские позиции. Мы, телевизионщики, называем
это -- "контровой свет". Артиллеристы, -- да вы это видели! -- попросту
косили эту разноцветную массовку, демонстрируя чудеса меткости и
операторского искусства.
Тут еще донские казачки, памятуя идиотский поход на Индию, раз за разом
мстительно налетали на французов. В итоге Мюрат плюнул на это дело и обошел
упрямого грузина. Багратион, обреченный на гибель, тем не менее прорубился к
своим.
Два императора -- наш и австрийский -- подумали, что такими ловкими
ходами они смогут уделать наглого агрессора, и смело двинули свои войска в
самую грязь, в глину, в слякоть. К деревне Аустерлиц.
19 ноября честная компания была уже под Аустерлицем, наутро к ней
третьим присоединился Наполеон. Ночной русско-австрийский совет --
"драться-не драться" -- был бессмысленным с бюрократической точки зрения.
Императоры перлись по грязи за сто верст, чтобы из-за каких-то пораженческих
советов Кутузова назад поворачивать? Обратно грязь месить без славы? Нет, мы
уж лучше подеремся!
На рассвете 20 ноября начался жестокий бой. Французы сразу захватили
холмы между русской и австрийской армиями и стали с них налетать на тех и на
других.
Наши храбро защищались, героизма было немеряно, но управление войсками
отсутствовало, Кутузов умывал руки, андреи болконские напрасно искали
красивой смерти под голубым небом (какое "небо голубое" в конце ноября?).
Начался форменный драп. Лейб-гвардия едва успевала прикрывать
отступление и оборонять переправу через спасительную речку. Рубка
побежденных не прекращалась до утра.
Русская армия потеряла свою лучшую половину (лучшие всегда гибнут
первыми) - 21000 человек. 130 наших орудий и 30 знамен, в том числе и
укрывшее толстовского киногероя, пали в этом деле и стали добычей французов.
На другой день Австрия капитулировала. Нашему царю пришлось тоже
заключать бесславный мир.
Но мир этот был какой-то неокончательный. Александр, видимо, считал,
что он не отвечает за поражение, так как не сразу и не полностью руководил
кампанией. Поэтому, уже в следующем году наши войска опять воевали с
Наполеоном, теперь в прусском союзе. С юга эту войну подогревал турецкий
султан, он щекотливо дул в русские шеи и спины.
И снова получилось повеселиться не втроем, а по очереди. Наши добрались
по ежегодной грязи до Пруссии только в начале 1807 года. Немцы, естественно,
были уже разбиты и сидели по домам, кто жив остался.
Наполеон поджидал нас с 70 тысячами победителей, русская 60-тысячная
армия дворцового стратега Беннигсена притащилась к нему 26 января по дикой,
сталинградской погоде.
Наполеон ударил замерзающих на подходе к Прейсиш-Эйлау, два дня лупил
их пушками сквозь метель и налетал гвардейскими эскадронами. Здесь
проявилось наше преимущество в борьбе с непогодой, - нам взятие и оборона
снежного городка -- в игрушку, а французам все-таки в тягость. Так что,
французы впервые отступили перед русскими за реку. Позиционное противостояни
продлилось до весны. 29 мая у Гейльсберга началась битва двух распухших за
зиму армий. Два дня сражений с переменным успехом закончились нашим
отступлением.
2 июня под Фридландом поражение русско-немецкой армии оказалось уже
более определенным.
Отступление прекратилось за Неманом, и 7 июня был подписан Тильзитский
мир.
Но кому мир, а кому -- извините! Армия обязана была поделиться надвое и
маршировать на север против шведов, на юг -- против турок.
"Зимой 1808 года начался тяжелый поход в Финляндию"...
Ну, сколько раз говорили идиотам: в Финляндию лучше летом! Нет. Раз за
разом они лезут на родину Санта-Клауса в самую пургу! Финны не дураки
конечно, но морем -- с диппочтой.
Среди искателей приключений обнаруживается и некий де-Рибас. Вы знаете
этого типа, ему посвящена улица в одном веселом южном городе и песня "На
де-Рибасовской открылася пивная".
Вот в эту бригаду и вонзается будущий вождь заговора Петр Алексеевич
фон-Пален, ""ферзь" подготавливаемой игры, пожилой (55 лет), крепкий,
веселый человек, мастер выходить из самых запутанных, невозможных
положений".
Грозовая атмосфера сгущается. Сразу по возвращению из Итальянского
похода в мае 1800 года умирает великий Суворов (да, а почему это он у нас до
сих пор не святой?), успевший по дороге попасть в немилость к царю. Похороны
превращаются во всенародную истерику, но Павел вообще не соизволяет заметить
смерть героя. Народ вопит, не сразу въезжая в рифму (слова Гаврилы
Державина, музыка народная):
"Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари;
В стуже и зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари...".
Образ блаженного полководца выгодно отличается от образа безумного
царя. Обиды сентиментального народа накапливаются и зреют. Поэтому после
дворянского переворота народ и не возьмется за топоры и вилы в память об
императоре.
Диспозиция заговора была такова. Пален знал, что Павла придется убить,
- элементарная имперская арифметика, - француз из Одессы де-Рибас собирался
заколоть "русского Гамлета" отравленным стилетом. Александр требовал
уверений в неприкосновенности отца, - хитрил сам перед собой, - и получал
эти уверения. Остальные заговорщики мечтали о деяниях в диапазоне от
убийства до ареста и отречения. Им удается подтянуть стратегический резерв.
Ссыльный Платон Зубов дистанционно сватается к дочери грозного фаворита
Кутайсова, бывшего царского брадобрея. Кутайсову лестно вообразить дочь в
позиции великой Екатерины, и он соглашается. Озабоченный сват уговаривает
Павла допустить жениха в столицу. Это победа! -- Зубову почти нечего терять.
Одновременно оформляется еще один акт. 7 ноября 1800 года исполняется 4 года
со дня воцарения Павла. Какая-то цыганка нагадала, что после 4 лет царской
отсидки Павлу "нечего опасаться". На радостях император подмахивает
подсунутый указ об амнистии всем отставленным от воинской службы. Армейский
криминал валом валит в Питер. Все интендантские воры и гарнизонные садисты
лезут на прием к царю, мечтают ухватить выгодное назначение. Павлу они
противны, он их не принимает, бывшие зэки и лишенцы голодают и злобятся. Это
- козырный прикуп заговора.
Тут в дело вмешиваются две бабы. Французские шлюхи, Бонейль и Шевалье,
засланные к нашему двору Наполеоном, обслуживают всех -- от императора до
заговорщика Панина - и "содействуют укреплению Павла" в его сближении с
Бонапартом. Они ласково подставляют сторонников "английской" партии, - Панин
отстраняется и ссылается, Пален вылетает из теплого питерского
генерал-губернаторского кресла в армию. Но девичьи сети непрочны, и уже
осенью 1800 года главарь возвращается с триумфом.
Последствия французской интриги оттенили общий фон заговора, украсили
его шизофреническим позументом. Вот как это выглядело.
Из-за мальтийско-магистерского чина нашего императора -- Павел, как мы
помним, "Великий Магистр Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского", -
случился европейский пожар. Загорелось бы и так и этак, но Павел своей
врожденной шалостью стимулировал стихию.
Первоначальный политический альянс на пороге нового 19-го века был
таков: Россия, Англия и прочие -- против наполеоновской Франции, против
завиральных республиканских идей, якобинства и гильотины. Но вдруг союзные
англичане неосторожно высаживаются на Мальте для блокады средиземноморских
портов Франции. Великого Магистра они не спросились. То есть, некогда им
было посылать курьера в Питер и ждать ответа. Павел озлобился. Тут же
перезаключил договора. Теперь он вместе с Наполеоном готов был крушить
затхлую Британскую Империю, не замечая республиканского духа, не чувствуя
мурашек от хитроумной машинки доктора Гильотена.
Зима 1800-1801 года начинается бурными и такими художественными
приготовлениями!
Планируется атака на Германию, поддерживающую англичан частью своих
королевств.
К Наполеону выезжает специальный посланник Павла Спренгпортен.
Полководец Репнин удаляется со службы.
Заключается союз со Швецией.
Организуется эффектная демонстрация: Павел вызывает на поединок любого
государя, недовольного политикой России. Ну, что? -- слабо?!
13 декабря Папе Римскому предлагается переселиться в Россию, пока
Европа не запылала.
Запрещается любой экспорт в Англию.
Людовик XVIII, сидевший в российской иммиграции, и его двор лишаются
официальной поддержки и пенсий.
Созрел и соответствующий план раздела мира "между Дон-Кихотом и
Цезарем". Наполеон брал на себя гиблое болото - Европу с ее бесчисленными
карликовыми монархиями, а Павел выходил на простор, тянулся разорвать
Турцию, восстановить Царьград. Бонапарт отдавал ему и весь алмазный Восток
-- владей, чем сможешь, хоть до Китая. Единственным союзным условием было
завоевание Индии. Не больше, не меньшеНаполеон хотел чужими руками отобрать
у Англии источник несметных богатств. Пусть их Павел пока возьмет себе, а
там видно будет.
Как воевать эту Индию, Павел не знал. Впрочем, французский товарищ
намекнул ему, что повторить рейд Александра Македонского способна только
одна сила на свете -- конная казачья ватага. Хотелось коварному Корсиканцу
под шумок удалить из Европы страшную донскую братву.
12 января 1801 года войсковой атаман Василий Петрович Денисов получает
соответствующий приказ, и на Дону звучит клич, поныне милый куренным
старикам: "Войско в походе!". Через месяц донская армия должна быть в
Оренбурге, еще через три -- миновать Бухару, Хиву и выйти на реку "Индус".
30 тысяч конных сорви-голов по ломкому льду форсируют Волгу и уходят в
казахские степи. Они будут идти по пустыне до смерти императора, а потом еще
-- пока фельдъегерь их не догонит...
Я живу среди последних казаков, и уверен: не умри император, запоздай
посыльный и, - как пить дать, - околачивали бы мы сейчас бананы в нашей
самой южной, неотъемлемой Калькуттской области...
Вслед за казачьим корпусом две союзные армии по 35 тысяч должны были в
мае соединиться у Астрахани (наши спускаются по Волге, французы приплывают
из Средиземноморья) и к осени войти в сердце Индии.
Но начинается последняя, мартовская хроника.
3 марта придворный красавчик Александр Рибопьер дерется на шпагах с
князем Святополк-Четвертинским из-за дамы. Рибопьер тяжело ранен. Дамой
оказывается любовница императора Анна Гагарина. Павел взбешен. Его последние
дни пройдут под знаком личной озабоченности. За несвоевременный доклад о
дуэли наследник Александр попадает под домашний арест. Семейство Рибопьера
высылается, сам он лежит в тюремной больнице, потом выдворяется в деревню.
Общество симпатизирует удальцу, Павла почти ненавидят, - не по-рыцарски
как-то вышло, ваше величество!
Во вторник 5 марта граф фон-Пален и его жена (дочь донского атамана
В.П. Орлова и сестра придворного полковника В.В. Орлова) получают приказ не
являться ко двору: Пален должен извиниться за допущение дуэли. Но он гордо
отказывает императору!
Ползут слухи об арестах десятков человек, и народ начинает разбегаться.
В день выписывается паспортов штук по 40, - на 12 - 15 семей.
Разносится сплетня о гигантском английском флоте адмирала Нельсона,
вплывающем в Зунд.
Вдруг бесстыдно объявляется, что камер-фрау императрицы м-м Юрьева
должна родить от императора близнецов. Нащупать эту пару удалось, но пол без
ультразвука определить не сумели, поэтому в манифесте оговариваются две
версии. Родятся мальчики, - будут Никита и Филарет Мусины-Юрьевы, девочки --
соответственно -- Евдокия и Марфа (чуете? -- бастардов хотят назвать в честь
основателей династии Романовых! -- дурной знак!). Крестить детей приказано
наследнику Александру и официальной подруге, - Ордена св. Иоанна
Иерусалимского кавалер-даме Анне Гагариной. Конфуз, да и только! Несчастные
девочки-близняшки от сгустившейся ненависти умирают, едва родившись.
О бракоразводе Павла говорят вполне определенно, кавалер-наложница
Гагарина и револьвер-этуаль Шевалье наперегонки мылятся в императрицы. Народ
уверен в их правах. На Исакиевской площади мужик предлагает показать за
деньги суку. Сука сидит в мешке, и на вопрос зевак, чего ж в ней такого
замечательного, мужик безнаказанно смеется, что сука откликается на имя
"мадам Шевалье".
Питер в предчувствии перемен. И здесь возникает схема, частью раскрытая
сразу, частью - расследованная через 10 лет: Павел готовился сам "нанести
удар"!
Вот его план. Царицу -- в Холмогоры к "Брауншвейгской фамилии";
Александра -- в Шлиссельбург; Константина -- в Петропавловку; Палена иже с
ним -- на эшафот. 13-летний племянник императрицы Марии Федоровны принц
Евгений Вюртембергский уже приехал в Питер, его можно женить на старшей
дочери царя и сделать молодую пару наследниками трона. Закон о чисто мужском
правлении, естественно, отменяется. Такой вот пиковый марьяж...
Впрочем, все это Пален мог впоследствии и приврать.
Дата императорского нападения неизвестна. Заговорщики намечают открыть
иудин промысел после Пасхи 24 марта. Потом отбрасывают христианскую мораль и
планируют кампанию по римскому прецеденту -- "с мартовских ид" (15 марта).
Но Павлу в ночь на 8 марта является предчувствие, что "хотят повторить
1762 год" - это тень отца "русского Гамлета" бродит в гулких коридорах
Михайловского эльсинора и предупреждает сына. Павел и впрямь придерживается
шекспировского сценария, а значит, - подозревает свою "королеву" - Марию
Федоровну.
Нужно спешить с контрударом!
В 7 часов утра 9 марта фон-Пален является к царю с ежедневным докладом,
как столица почивала. Павел запирает за ним дверь и "колет" подозреваемого в
заговоре. Пален сразу колется!
-- Да, заговор есть, и я в нем участвую...
-- Как же ты смеешь!..
-- Понарошку, ваше величество. Скоро я всех их сдам...
Это наглое двуличие спецслужб теперь уже никогда не исчезнет из
государственной практики. Каждый раз, когда будут убивать, разрывать бомбами
затравленных властителей и царедворцев, мы с легкостью будем обнаруживать во
главе заговора полицейских агентов, провокаторов, высших офицеров и
руководителей ГБ. Дело Ваньки Каина поднялось из московских трущоб в
императорские палаты и живет в веках!
После этого утреннего сеанса Пален снова переносит сроки своего
выступления. Тянуть до мартовских ид не получается.
Пален немедленно начинает давить на наследника. Угрожает неизбежной
ссылкой матери, отрешением от престолонаследия, позором женитьбы царя на
придворной шлюхе. Супруга наследника горячо поддерживает Палена. Ей тоже
неохота довольствоваться свечкой монастырской...
Тут наш Историк впадает в длинные рассуждения и обзор показаний на
тему: "Знал Александр или не знал?", хотел или не хотел убивать отца? Эти
поиски истины за субъективностью и предвзятостью свидетельств можно
опустить. Но для кино такие переживания очень полезны и не раз еще
пригодятся.
10 марта проходит в напряженной тишине, придворные шепчутся, как бы на
несколько дней смыться из дворца.
11 марта царь просыпается по-суворовски рано, работает "по основному
виду деятельности" с пяти до девяти. Утверждает 6 новых законов! Читает
целую пачку доносов добрых донских казаков на других, плохих донских казаков
"об оскорблении величества", - еще бы его не оскорблять, когда лучшие мужики
угнаны с Дона в канун весенней хозяйственной суматохи.
Потом -- доклад Палена, уверения в безопасности, совет -- удалить от
двери "якобинцев" -- караул конной гвардии, и заколотить дверь в спальню
императрицы. Обе глупости будут исполнены.
Пален, вообще, ювелирно планирует переворот, тщательно согласует все
его детали, добивается четкого исполнения плана. Каждый из участников
просчитан заранее, но узнает о своей роли в намеченный срок. В воинских
частях незаметно производятся подмены команд. Изменяется расписание
караулов. Ко дворцу придвигается преображенская гвардия. Но солдаты не знают
ничего! На Михайловский замок с закатом 11 марта накатывается волна тайной и
неотвратимой силы.
В 8 вечера, когда в знатных семьях Питера по обыкновению садятся
ужинать, заговорщики тоже выпивают и закусывают, травят анекдоты вместе с
непосвященными. Ужинают и во дворце. Среди 19 персон -- два домашних
арестанта, - великие князья Александр и Константин; они допущены к семейному
столу. Тут же жена и дочь графа Палена, Кутузов, другие официальные, но мало
знакомые нам лица. Странным выглядит отсутствие бывшего цирюльника
Кутайсова, но у него уважительная причина: сегодня его очередь
воспользоваться содержимым мадам Шевалье.
В ночь с 11 на 12 марта 1801 года ...
Стоп! Уже не в первый раз так случается, что написание этих строк день
в день совпадает с юбилеями в жизни нашей страны. Так было, например, с
воцарением Годунова, так получилось и сейчас. Не успел я дописать фразу про
11 марта, как что-то дернуло мой глаз в угол экрана. Там, на календарике как
раз светилась дата 24-03-2001! 24 марта по нашему стилю, 11 марта - по
старому, - ровно 200 лет со дня убийства императора Павла I шайкой его сына
Саши! Где юбилейные торжества? Где скорбное "работают все радиостанции Руси
Великой"? Где молебны за упокой? Где причисление к лику священномученников?
Где возложение венков к Михайловскому замку? Где отмытые "на реставрации"
этого исторического здания казенные бабки? Нету...
На мониторе -- время московское: 21-26...
Действительно, "ужин как обыкновенно, кончился в половине десятого".
Все встают из-за стола. "Чему быть, того не миновать", - подводит итог
император. Кутузов и Павел проходят мимо старого зеркала: "Смотрите, какое
смешное зеркало", - говорит царь полководцу, - "Я вижу себя в нем с шеей на
сторону"...
В одиннадцатом часу Павел обходит караулы. Делает выговор командиру
конной гвардии Саблукову за "якобинство" и приказывает наутро разослать полк
по деревням.
Наследник Александр тем временем укладывается спать, как бы ничего не
зная, но оставляет в прихожей сиделку - ожидать появления Палена.
В одиннадцать обреченный император спускается из своей спальни по
потайной лестнице в комнату фаворитки Гагариной и целый час исполняет
рыцарский долг. В уплату за выносливость Гагарина получает записку о
назначении ее мужа военным министром.
Главные заговорщики собираются на квартире Зубовых, затем перемещаются
в помещение лейб-гвардии у Зимнего дворца. Здесь уже выпивают примерно 60
офицеров. Градус высок, начинают провозглашать Александра государем, читают
и чуть ли не принимают присягу новому императору, но все-таки поднимаются на
дело.
Пален делит присутствующих на две группы. Одну возглавляет сам -- они
уходят к парадному входу Михайловского замка -- разговоры разговаривать,
обеспечивать "крышу" именем наследника Александра. Начальником второй группы
числится Платон Зубов, но командует здесь Беннигсен, суровый, резкий
человек. Эти идут убивать.
Преображенцы и семеновцы выдвинуты в оцепление замка. Из Измайловского,
Кавалергардского, Конногвардейского полков приходят только офицеры, - на
солдат не надеются.
Свойский караул поставлен заранее, поэтому группа Беннигсена проходит в
замок беспрепятственно, сопротивление оказывает только один часовой, так он
и получает эфесом по затылку.
У тамбура царской спальни десяток заговорщиков берет внутреннюю стражу
на понт. На резонный вопрос, кому не спится в ночь глухую? -- Аргамаков
отвечает, что - ему, Аргамакову. И, что сейчас не ночь, болван, а 6 утра. И
пришел он к императору с обычным ежедневным рапортом. Сонный камердинер
божится, что только на минутку сомкнул глаза, сейчас не более 12 часов ночи.
"Ваши часы, вероятно, остановились", - нагло смеется Аргамаков, - открывай,
брат, дверь, а то я из-за тебя опоздаю. Порядок есть порядок. Открывают,
впускают. Получают саблей по башке, чтоб не рассуждала.
Царь за последней дверью просыпается, прячется между ширмами.
Посетители ломают дверь.
Бежать царю некуда, - ход в спальню императрицы заколочен, в норку к
Гагариной он юркнуть не успевает. Его выводят к гостям. По-человечески
просят подписать отречение. Он молчит в оцепенении. Беннигсен один караулит
царя, пока остальные члены неробкого десятка осматривают соседнюю комнату.
Там хранится целый арсенал шпаг, изъятых у разжалованных офицеров.
Кордебалет возмущенно возвращается на главную сцену. Платон Зубов зачитывает
акт отречения. Павел комкает бумагу. Стонет, просит пощады, но как-то
грубовато; потом отталкивает чтеца-декламатора Платошу Зубова.
-- А, так ты толкаться, брательника моего обижать! Да он, мать твою
имел до смерти! -- мог бы крикнуть Николай Зубов. Но не крикнул. А просто
взял со стола императорскую табакерку и врезал государю своему присяжному в
левый висок!..
Золото -- металл тяжкий, - тяжелее свинца. Царь падает, как
подкошенный.
Тут по закону непричастности Беннигсен и Зубовы смываются с места
происшествия. Они удаляются "наводить порядок", - проверить, например,
упряжь царской кареты, приготовленной для отвоза знатного арестанта в
каземат. Они за царя не переживают, - подумаешь, оплеуха! Но прочий
гвардейский народ, видя ужасную картину нокаутированного императора, всеми
селезенками чует необратимость содеянного. Храбрыми бойцами овладевает
небывалый душевный подъем вперемешку с бабьей истерикой. Они кидаются на
поверженного тирана хоккейной кучей-малой и бьют, топчут, рвут на сувениры
жестокого начальника. Один из нападающих душит Павла шарфом, полученным от
Беннигсена, когда тот уходил по делам. Вот тебе, Павел Петрович, и кривое
зеркало, вот тебе и "шея на сторону"!
Беннигсен возвращается:
- Ух ты! А что это с царем? Чего он у вас валяется? Помер? А кровь где?
Нету. -- Значит апоплексический удар от страху! -- А мы хотели его честью
проводить на нары, чтобы жил и радовался!..
Наследник Александр, узнав о своем скоропостижном сиротстве, очень
сильно убивался, даже в обморок упал, но его заставили-таки быть царем.
Мамаша вдовствующая еще попырхалась до утра сама захватить власть, но ее
осадили.
Так на заре 12 марта 1801 года снова сменился у нас император.
Павел Петрович Романов явил собой пример несостоявшейся возможности. Он
стоит в ряду таких перспективных, но трагически удаленных с трона персон,
как Григорий Отрепьев, Борис Годунов, Петр Третий. Как все могло бы
повернуться славно, останься они править! Славно - для Империи, Историка,
кино, но не для нас, дорогие читатели. Ибо нам с вами -- все равно...
Русская хронология имеет традицию присваивать правителям порядковые
номера в пределах династии (см. таблицу в конце книги). Вот, например,
следующий царь у нас будет Александр Первый, а его предшествующие тезки --
Невский и Тверской -- как бы не в счет, они -- Рюриковичи. Тем царям, кто
тезок впоследствии не имел, номера не присваивались вовсе (Михаил Федорович,
Алексей Михайлович, Елизавета Петровна, Анна Иоанновна). А Павел Петрович
почему-то остался у нас в памяти как Павел Первый. В чем тут загвоздка? Я
предлагаю выпускникам истфака взять исследование этого вопроса в
диссертации. Почти наверняка выяснится, что Павел имел высокое
предназначение для нашей Империи, и был Первым в ряду неких страшных и
продуктивных фигур, - увы! -- подрубленных под самый корешок. Теперь этим
фигурам приходится со скрипом и древесным треском продираться из грязи в
князи, - на свое законное, тронное место...
Шла первая весна нового века, и жизнь на планете тоже была новой.
Россия пока оставалась в стороне от этой жизни, но готовилась к ней
прилежно.
"Английская" партия в российской элите восторжествовала. Дипломаты
постепенно втянули страну в антинаполеоновскую коалицию. Сделать это было
легко, - Александр продолжал политику бабушки, а значит, дружил домами с
австрийским императором. Австрия галопом неслась к войне. Причину нечего
даже выдумывать, - она красной гильотинной нитью пролегла по шее австрийской
цесаревны Марии-Антуанетты -- дочери Марии-Терезии. Не очень удачно вышла
замуж Антуанетта за французского короля! Кроме этого, была еще потеря
влияния в Италии, растерзанной Наполеоном. Собственно, Священной Римской
Империи со столицей в Вене больше не существовало.
Наш военный союз с Австрией нашел воплощение в 1805 году...
Далее вы можете зажмуриваться между абзацами и наблюдать живые картины
по эпизодам "Войны и Мира"...
Союз этот оказался какой-то несвоевременный и нескладный. Пока корпус
Кутузова дошлепал по осенней грязи до театра военных действий, австрийцы
успели вдрызг проиграться Наполеону. Противник был в кураже, русских
дожидался с аппетитом. Наши стали пятиться к Вене, куда подходили
гвардейские войска с императором Александром. Потомок грузинских царей
Багратион прикрыл этот отход, чуть не погиб с пятью тысячами своих
смертников. Им удалось 4 ноября 1805 года захватить деревню Шенграбен и
задержать здесь корпус генерала Мюрата. Наши устроили позициии за
Шенграбеном, и когда французы его миновали, запалили деревню зажигательными
бомбами. 30000 непобедимых солдат Бонапарта, очень удачно подсвеченные сзади
огнем деревенских хат, шли на русские позиции. Мы, телевизионщики, называем
это -- "контровой свет". Артиллеристы, -- да вы это видели! -- попросту
косили эту разноцветную массовку, демонстрируя чудеса меткости и
операторского искусства.
Тут еще донские казачки, памятуя идиотский поход на Индию, раз за разом
мстительно налетали на французов. В итоге Мюрат плюнул на это дело и обошел
упрямого грузина. Багратион, обреченный на гибель, тем не менее прорубился к
своим.
Два императора -- наш и австрийский -- подумали, что такими ловкими
ходами они смогут уделать наглого агрессора, и смело двинули свои войска в
самую грязь, в глину, в слякоть. К деревне Аустерлиц.
19 ноября честная компания была уже под Аустерлицем, наутро к ней
третьим присоединился Наполеон. Ночной русско-австрийский совет --
"драться-не драться" -- был бессмысленным с бюрократической точки зрения.
Императоры перлись по грязи за сто верст, чтобы из-за каких-то пораженческих
советов Кутузова назад поворачивать? Обратно грязь месить без славы? Нет, мы
уж лучше подеремся!
На рассвете 20 ноября начался жестокий бой. Французы сразу захватили
холмы между русской и австрийской армиями и стали с них налетать на тех и на
других.
Наши храбро защищались, героизма было немеряно, но управление войсками
отсутствовало, Кутузов умывал руки, андреи болконские напрасно искали
красивой смерти под голубым небом (какое "небо голубое" в конце ноября?).
Начался форменный драп. Лейб-гвардия едва успевала прикрывать
отступление и оборонять переправу через спасительную речку. Рубка
побежденных не прекращалась до утра.
Русская армия потеряла свою лучшую половину (лучшие всегда гибнут
первыми) - 21000 человек. 130 наших орудий и 30 знамен, в том числе и
укрывшее толстовского киногероя, пали в этом деле и стали добычей французов.
На другой день Австрия капитулировала. Нашему царю пришлось тоже
заключать бесславный мир.
Но мир этот был какой-то неокончательный. Александр, видимо, считал,
что он не отвечает за поражение, так как не сразу и не полностью руководил
кампанией. Поэтому, уже в следующем году наши войска опять воевали с
Наполеоном, теперь в прусском союзе. С юга эту войну подогревал турецкий
султан, он щекотливо дул в русские шеи и спины.
И снова получилось повеселиться не втроем, а по очереди. Наши добрались
по ежегодной грязи до Пруссии только в начале 1807 года. Немцы, естественно,
были уже разбиты и сидели по домам, кто жив остался.
Наполеон поджидал нас с 70 тысячами победителей, русская 60-тысячная
армия дворцового стратега Беннигсена притащилась к нему 26 января по дикой,
сталинградской погоде.
Наполеон ударил замерзающих на подходе к Прейсиш-Эйлау, два дня лупил
их пушками сквозь метель и налетал гвардейскими эскадронами. Здесь
проявилось наше преимущество в борьбе с непогодой, - нам взятие и оборона
снежного городка -- в игрушку, а французам все-таки в тягость. Так что,
французы впервые отступили перед русскими за реку. Позиционное противостояни
продлилось до весны. 29 мая у Гейльсберга началась битва двух распухших за
зиму армий. Два дня сражений с переменным успехом закончились нашим
отступлением.
2 июня под Фридландом поражение русско-немецкой армии оказалось уже
более определенным.
Отступление прекратилось за Неманом, и 7 июня был подписан Тильзитский
мир.
Но кому мир, а кому -- извините! Армия обязана была поделиться надвое и
маршировать на север против шведов, на юг -- против турок.
"Зимой 1808 года начался тяжелый поход в Финляндию"...
Ну, сколько раз говорили идиотам: в Финляндию лучше летом! Нет. Раз за
разом они лезут на родину Санта-Клауса в самую пургу! Финны не дураки