И тут нагрянули войниксы. Пролетев над канавой, одна из тварей с размаху перерубила руку Эммы у самого плеча. Девушка даже не вскрикнула. Только взглянула на потерянную конечность в немом изумлении, широко разинув рот. Враг поднял добычу над головой, на хищных лезвиях заплясали языки пламени. Ада отбросила факел, подхватила брошенный кем-то арбалет и всадила болт в кожаный горб чудовища. Тварь начала разворачиваться, приседая для прыжка. Тогда Петир выплеснул на войникса полбанки керосина, а Лоэс одновременно швырнул свой факел.

Чудовище вспыхнуло и закружилось, тяжело раскачиваясь и размахивая металлическими руками. Двое друзей Петира осыпали его тучами дротиков. Наконец тварь упала в канаву и подожгла разлитое горючее. Эмма рухнула на руки Реману, тот подхватил её без труда и развернулся, чтобы бежать к дому.

Из мрака вылетел камень величиной с кулак. Быстрый и почти незаметный, как пущенный из винтовки дротик, он точно врезался в затылок мужчине. Бородач покачнулся, не выпуская подругу, и вместе с ней повалился в траншею. Оба тела разом объял огонь.

– Уходим! – крикнул Петир, хватая Аду за локоть.

Из пламени выпрыгнул войникс и приземлился перед ними. Молодая женщина выпустила ему в живот оставшийся болт из арбалета, поймала запястье товарища и потащила его прочь, обогнув качающегося врага.

Теперь, когда весь периметр был охвачен огнём, супруга Хармана чётко видела войниксов, кишащих повсюду. Многие пре спокойно скакали через пылающие рвы. Некоторые падали под градом дротиков, иных задерживали стрелы, кое-кого удавалось обратить в бегство, но, к сожалению, объятые ужасом люди стреляли кто во что горазд, не соблюдали никакого порядка и плохо целились, тогда как невидимые во мраке чудовища сеяли смерть, осыпая противника беспрестанным градом камней. Совсем юная девушка с рыжими волосами получила удар в бок и выхаркнула сгусток крови на белую тунику. Ада швырнула на землю пустой арбалет, обеими руками помогла несчастной подняться и нетвёрдым шагом двинулась вместе с ней к Ардис-холлу.

Подожжённые руками отступающих колонистов траншеи полыхали уже со всех сторон, за считанные мгновения воздух нагрелся на несколько градусов, однако всё оказалось напрасно: хозяйка имения видела, как войниксы скакали через огонь и дико метались по лужайке.

Пострадавшая девушка навалилась и едва не придавила подругу к земле. Супруга Хармана присела на корточки, изумляясь про себя, откуда в таком хрупком теле могло взяться так много крови. Петир потянул её за руку:

– Ада, уходим!

– Нет.

Будущая мать наклонилась, перекинула рыжеволосую подругу через плечо и попыталась подняться. Тем временем их окружили пятеро войниксов.

Петир принялся отбивать чудовищ обломком копья, валявшегося поблизости, однако те проворно уворачивались от ударов и сами стремительно нападали. Одна из тварей завладела копьём, вырвав его из рук противника. Молодой человек рухнул навзничь, под ноги войниксу. Хозяйка Ардис-холла заозиралась, ища хоть что-нибудь похожее на оружие. Затем попыталась поставить рыжеволосую девушку на ноги, чтобы освободиться самой, но у несчастной подогнулись колени, и та упала. Тогда Ада ринулась на мерзкого войникса, готовая защищать товарища хотя бы даже голыми руками.

Раздался громкий залп, и двое чудовищ, одно из которых уже собиралось обезглавить жертву, повалились на землю. Трое других развернулись, ища тех, кто на них напал.

Товарищ Петира Ламан, утративший в прошлом бою четыре пальца на правой ладони, стрелял из дротикового пистолета левой рукой. Другой он крепко сжимал деревянно-бронзовый щит, от которого так и отскакивали тяжёлые камни. Следом появились Оэллео, Салас и Лоэс – ученики Одиссея и приятели Ханны; у каждого было оружие и надёжный щит. Ещё двое войниксов рухнули, а третий спасся, перепрыгнув пылающую траншею. Но в ту же минуту друзей окружили дюжины других.

С усилием встав на ноги, Петир помог Аде поднять рыжеволосую девушку, и они вместе направились к дому, до которого оставалось более сотни футов; Ламан прокладывал путь, а Салас, Лоэс и хрупкая Оэллео прикрывали группу щитами.

Двое войниксов прыгнули на спину женщине с короткой стрижкой, вдавили в перемешанную грязь и растерзали клинками её позвоночник. Вождь группы обернулся и выпустил целый залп из дротиков по кожаным наростам чудовищ. Тварей отбросило в стороны, но Салас была уже мертва. Послышался свист, камень ударил Ламана в висок, и мужчина упал без дыхания.

Оставив рыжеволосую девушку на попечение Петира, Ада выхватила тяжёлый дротиковый пистолет. Из темноты на друзей обрушился каменный град, и друзья присели за щитами Лоэса, Оэллео и за щитом павшего Ламана (последний подхватил Петир). Огромный валун, пробив бычью кожу и дерево, покалечил Оэллео левую руку. Ближайшая подруга отсутствующего Даэмана запрокинула голову и завизжала от боли.

Вокруг теснились уже десятки – нет, сотни войниксов. Они скрежетали клинками, скакали, добивали упавших мужчин и женщин и неуклонно приближались к Ардис-холлу.

– Нас отрезали! – закричал Петир.

Траншеи за спинами друзей горели всё слабей и совсем не мешали чудовищам прыгать. Земля была усеяна трупами, в ост новном человечьими.

– Попробуем прорваться! – откликнулась Ада.

Обняв за плечи потерявшую сознание девушку и стреляя из пистолета, она велела Оэллео надеть щит на правую руку и примкнуть к Лоэсу. Кое-как прикрывшись от летящих камней, пятёрка побежала к дому.

Двадцать или тридцать войниксов преградили путь отступающим, а другие ринулись к ним на подмогу. В панцирях и капюшонах тварей частенько сверкали хрустальные дротики, переливаясь в огненном зареве то красными, то зелёными искрами. Налетевшее чудовище схватило щит Оэллео, оторвало девушку от земли и мощным взмахом левой руки перерезало ей горло. Ещё одна тварь отняла у Ады её ношу; будущая мать приставила дуло пистолета к горбу врага и четырежды спустила курок. Точно взорвавшись изнутри, войникс рухнул на еле живую добычу и залил её белой кровью, зато разряженный пистолет защёлкал впустую. Тем временем к друзьям огромными скачками приближалась ещё дюжина тварей.

Встав на колени, троица прикрывала щитами упавшую девушку; Лоэс отстреливался из последней винтовки, Петир же готовился встретить недругов ударами сломанного и потому слишком короткого копья. Чудовища стягивались к месту схватки десятками.

«Харман», – пронеслось в голове будущей матери. Молодая женщина ощутила прилив несказанной любви – и невыразимого гнева. Почему его нет рядом? Теперь, когда дитя в её чреве обречено, как и она сама, почему он не может их защитить? В это мгновение Ада любила Хармана превыше всего на свете – и ненавидела всей душой. «Прости», – подумала вдруг она, обращаясь не к исчезнувшему супругу и не к себе самой, но к маленькому комочку жизни у себя в животе. Ближайший из войниксов прянул к хозяйке Ардис-холла, и та со злости швырнула в его металлический панцирь пустым пистолетом.

Чудовище полетело вспять, и его разнесло на куски. Ада изумлённо захлопала ресницами. Неведомая сила отшвырнула назад ещё по пять тварей с обеих сторон. Дюжина войниксов пригнулась к земле, воздев металлические руки; прямо с небес, а вернее, с летучей машины врагов поливал смертельный дождь из дротиков. По меньшей мере восемь человек яростно палили с борта, по очереди заряжая винтовки.

Греоджи опустил соньер совсем низко, на уровень груди. «Вот же дурень!» – подумалось будущей матери. Войниксы без труда могли запрыгнуть и увлечь машину вниз. А стоило колонии лишиться летучего диска, и Ардис был бы обречён.

– Ура! – заорал пилот.

Лоэс прикрыл Петира и Аду, пока те вытаскивали бесчувственное тело рыжеволосой девушки из-под мёртвого врага и грузили его на соньер. Чьи-то руки втянули следом супругу Хармана. Воздыхатель Ханны забрался сам. Вокруг беспрестанно свистели камни. Трое войниксов прянули выше, чем находились головы пассажиров, но кто-то – кажется, девушка по имени Пеаен, – выстрелил из винтовки, так что двоих отбросило в стороны. Последний опустился на край диска, прямо перед Греоджи. Отважный пилот ударил врага мечом в грудь, и тварь полетела вниз – правда, вместе с клинком.

Лоэс повернулся и тоже запрыгнул в машину. Перегруженный соньер дёрнулся, закачался и рухнул на мёрзлую почву. Чудовища нападали уже отовсюду; из упавшего наземь, залитого кровью соньера они смотрелись гораздо крупнее обычного. Греоджи поколдовал над виртуальной системой управления, машина содрогнулась и взмыла в воздух. Войниксы яростно скакали, точно кузнечики; тварей расстреливали из винтовок.

– У нас кончаются дротики! – прокричал с кормы Стоман. Петир наклонился к Аде.

– Как ты, цела?

– Да, – с усилием пролепетала молодая женщина, стараясь остановить кровотечение у рыжеволосой девушки; к несчастью, оно оказалось внутренним. Супруга Хармана никак не могла нащупать пульс у неё на шее. – Не думаю, что…

Внезапно по дну и краям соньера застучал каменный град. Один из булыжников угодил в грудь Пеаен; девушка пошатнулась и упала спиной вперёд, споткнувшись о тело раненой подруги. Ещё один ударил поклонника Ханны за ухом; голова молодого человека дёрнулась вбок.

– Петир! – воскликнула Ада и привстала на колени, чтобы поймать его.

Тот поднял недоуменное лицо, взглянул на неё, улыбнулся краешками губ и задом наперёд, с высоты полусотни футов, полетел в самую гущу войниксов.

– Держитесь! – скомандовал Греоджи.

Соньер описал широкую петлю над Ардис-холлом. Хозяйка имения смотрела во все глаза. Чудовища кишели у каждой двери, карабкались на каждую стену, колотили в каждое запертое окно. Траншеи догорали по всему периметру, усиливая зарево от полыхающего купола и объятых огнём бараков. Ада прикинула, что внизу суетятся не менее тысячи войниксов, и это лишь вокруг особняка; впрочем, она не очень-то хорошо умела считать на глаз.

– Дротиков больше нет! – прокричал мужчина из правой передней ниши.

Ада узнала его. Не далее как вчера Боман готовил ей завтрак.

Греоджи поднял побледневшее лицо в грязных разводах и пятнах крови.

– Придётся лететь к павильону, – проговорил он. – Ардис мы потеряли.

Супруга Хармана решительно замотала головой.

– Поступайте как знаете, а я остаюсь. Высадите меня вон там. – Она указала на платформу для джинкеров между скатами крыши и застеклённым потолком.

Аде припомнился день, когда она совсем юной девочкой карабкалась туда вверх по лестнице, и Даэман заглянул ей под юбку (в ту пору его распущенность не знала пределов).

– Высадите меня, – повторила будущая мать.

На крыше теснились мужчины и женщины, чьи сгорбленные тени напоминали вытянутых горгулий. Тучи дротиков, простых и арбалетных болтов со свистом сыпались на всевозрастающую ораву резвых чудовищ. На взгляд хозяйки Ардиса, с тем же успехом можно было пытаться остановить океанский прибой, швыряя в него галькой.

Греоджи велел соньеру зависнуть над многолюдной платформой. Ада спрыгнула вниз и приняла на руки тело рыжеволосой девушки, возможно, уже испустившей дух. Из машины спустили Пеаен – она громко стонала, не приходя в сознание. Обеих пострадавших супруга Хармана уложила на пол. Боман соскочил с диска только за тем, чтобы закинуть на борт четыре тяжёлых мешка с обоймами дротиков, и торопливо вскарабкался обратно. Повернувшись вокруг оси, машина беззвучно нырнула прочь. Пальцы Греоджи изящно летали над виртуальной панелью управления, а лицо его было так сосредоточено, что хозяйке особняка невольно вспомнилась мама, столь же внимательно и серьёзно игравшая на фортепьяно в парадной гостиной.

Пошатываясь, Ада приблизилась к самому краю платформы. Голова закружилась, и женщина сорвалась бы, не поддержи её кто-то из колонистов. Таинственный спаситель (а может, и спасительница) вернулся на прежнее место и вновь принялся стрелять из винтовки: щёлк-щёлк-щёлк! Из мрака вылетел камень, тёмный силуэт повалился спиной на платформу, скользнул по крутом скату и канул вниз. Супруга Хармана так и не узнала, кто удержал её от падения.

И вот она застыла у края, отстранённо, почти безучастно глядя вокруг. Происходящее казалось ей всего лишь частью привычной и нереальной туринской драмы – неплохим развлечением для того, чтобы скоротать дождливый осенний вечер.

Войниксы карабкались прямо по наружным стенам особняка. Там, где удавалось разбить тяжёлые ставни, они устремлялись в комнаты. Из парадного входа на кишащую тварями лестницу падал свет. Они сорвали двери с петель, догадалась Ада. Это значило, что в передней не осталось ни одного живого защитника. Своей немыслимой скоростью чудовища смахивали на гигантских насекомых. До крыши им оставались даже не минуты – считанные мгновения. Западное крыло особняка занималось огнём, но войниксы были быстрее пламени.

Повернувшись, хозяйка горящего дома двинулась на ощупь, ища среди влажных тел винтовку, которую перед падением обронил неизвестный спаситель. Не уходить же из жизни с пустыми руками!

<p>36</p>

Факсуя в Парижский Кратер, Даэман ожидал, что там будет (холодно, однако не до такой же степени.

Морозный воздух Охраняемого Льва застревал в горле. Павильон опутывала густая сеть из голубого льда; толстые переплетающиеся волокна разбегались пучками по стенам и потолку, точно живые сухожилия, приросшие к скелету.

Около тринадцати часов потребовалось мужчине, чтобы посетить все двадцать девять прочих узлов и предупредить их обитателей о появлении Сетебоса и синего льда. Молва опережала I его: объятые ужасом колонисты уже и сами беспорядочно метались по факсам, и вестника повсюду встречали вопросами. Рассказав обо всём, что ему было известно, сын Марины спешил дальше, но его отпускали не сразу. Повсюду войниксы объединялись против людей. Кое-где общины подверглись небольшим] набегам, но многие перенесли настоящие битвы, как это было в! Ардис-холле за ночь до ухода Даэмана. «Куда нам скрыться? – допытывались колонисты. – Где сейчас безопасно?» Что мог ответить им кузен Ады? Поделившись весьма скудными знаниями о Сетебосе, многоруком божестве Калибана, и ледяной паутине, он отправлялся прочь, даже если прокладывать себе дорогу приходилось грозя арбалетом.

Из павильона, расположенного на холме в полумиле от поселения, Чом выглядел безжизненным коконом синих нитей. Небесные Кольца Уланбата промёрзли до самого верха, и Даэма торопливо ретировался, пока не закоченел. Набирая код Парижского Кратера, он совершенно не представлял себе, что его ждёт

Зато теперь отлично представляет. Синяя стужа – вот что. Узел Охраняемого Льва был погребён под покровом загадочной паутины. Путешественник быстро набросил на голову капюшон термокожи, надел респиратор, но даже после этого каждый вдох обжигал ему лёгкие. Повесив арбалет на плечо, уже оттянутое увесистым рюкзаком, мужчина задумался, как ему дальше поступить.

Никто, и даже собственная совесть, не осудил бы Даэмана, вернись он в Ардис, чтобы поведать об увиденном и услышанном. Работа окончена. Факс-павильон похоронен под толщей голубого льда. Самое крупное отверстие из дюжины заметных глазу не превышало в поперечнике тридцати дюймов и уходило, изгибаясь во льду, неведомо куда. Даже если сунуться в этот лабиринт, сотворённый Сетебосом на костях погибшего города, как отыскать потом дорогу назад? А в Ардисе путешественника уже ждут, и вести, собранные за последние тринадцать часов, очень пригодятся товарищам по колонии…

Даэман вздохнул, опустился на корточки у входа, который зиял над самым полом, отстегнул наплечные лямки рюкзака и, проталкивая его перед собой заряженным арбалетом, пополз в нору.

Пробираться было утомительно и временами очень больно – космический холод и сквозь термокожу обжигал колени и ладони. Меньше чем через сотню ярдов тоннель раздвоился; мужчина повернул налево: ему показалось, будто там светлее. Ещё пятьдесят ярдов спустя коридор слегка пошёл под уклон, заметно расширился и затем уже выпрямился, как струна.

И вот путешественник уселся на льду (холод кусал за ягодицы даже через термокостюм и тёплую одежду) и достал из рюкзака бутыль. Долгие часы странствий по факсу и тревожных бесед с перепуганными людьми вконец изнурили его, породив настоящую жажду. Хотя Даэман бережно расходовал воду, половина оказалась истрачена. Впрочем, это не имело значения: от холода питьё затвердело, точно камень. Убрав бутыль под тунику, поближе к молекулярной термокоже, мужчина стал осматривать ледяную стену.

Гладкой она отнюдь не была, как и вообще голубая паутина. Повсюду темнели загадочные борозды; некоторые из них тянулись горизонтально или чуть косо, так что сын Марины почти ожидал увидеть отпечатки пальцев и даже ног. Стена уходила вверх почти на сто футов, после чего слегка изгибалась и совершенно исчезала из поля зрения. Однако где-то вдали над головой Даэману померещился более яркий солнечный свет.

Кузен Ады вытащил из рюкзака два одинаковых ледоруба, которые накануне по его просьбе выковал Реман. Мужчина усмехнулся: ещё до Падения он бы умер от скуки, услышав о каких-то там орудиях труда. Он и слова-то такого не знал: «ледорубы», пока не «проглотил» его в одной из пожелтевших книг. А нынче от этих железок зависит его жизнь.

Каждый инструмент был четырнадцати дюймов в длину, причём одна его сторона оставалась прямой и гладкой, а другая – изогнутой и зазубренной. Кузнец научил Даэмана плотно обмотать рукояти крест-накрест кожаными ремнями, так чтобы находить опору даже сквозь молекулярные перчатки. Острия были старательно заточены на лучшем шлифовальном станке Ханны.

Путешественник поднялся, взглянул наверх, закрепил респиратор, так чтобы тот закрывал и рот, и нос, взвалил на спину рюкзак, проверил на прочность лямку тяжёлого арбалета, забил ледоруб в стену и подтянулся на четыре фута. На этом участке тоннель был не шире трубы главного камина в Ардисе, и мужчина упёрся ногой в противоположную стену, дабы немного передохнуть, потом забил второй ледоруб и повис на нём, опираясь подошвой на первый. «В следующий раз, – подумал он, отдуваясь и сам не веря, что этот раз когда-нибудь наступит, – надо будет снабдить ботинки шипами».

Даже пропущенное сквозь респиратор, его дыхание замерзало на лету. Объёмный рюкзак в любую минуту грозил утянуть хозяина вниз. Даэман прорубал очередную опору, подтягивался ставил на неё носок ноги, забивал ледоруб ещё выше, подтягивался, переносил вес тела на другую ногу… Одолев двадцать футов, мужчина повис на двух ледорубах, заколоченных в синюю стену, и, запрокинув лицо, посмотрел вперёд. «Пока всё не так уж и плохо, – подбодрил он себя. – Колено трубы начинается через сотню футов. Ещё пятьдесят шагов, и я доберусь до поворота…» «И обнаружу тупик», – в мыслях шепнул предательски! голос. А более мрачная часть рассудка тут же прибавила: «Или свалюсь и сломаю шею». Сын Марины тряхнул головой, отгоняя зловещие думы. Руки-ноги дрожали от напряжения и усталости, Для следующей остановки надо бы прорубить опору поглубже так будет удобнее. А если придётся возвращаться… Ну что ж, для этого в рюкзаке и сложена кольцами длинная верёвка. Достаточно ли он захватил? Скоро станет ясно.

* * *

За поворотом тоннель выровнялся, а шестьдесят с чем-то футов спустя путника встретили две развилки, за которыми начиналась просторная, славно ущелье, расселина. Дрожащими руками убрав ледорубы в рюкзак, Даэман снял со спины арбалет. У входа в провал мужчина поднял глаза – и увидел синее небо, залитое ярким солнечным светом. Расщелина простиралась вправо и влево, изборождённый трещинами пол нырял иногда на тридцать – сорок футов и более, над провалами, как и между стен, заросших сталактитами и сталагмитами, перекинулись ледяные мосты. Из голубоватой матрицы тут и там возникали, чтобы вскоре опять погрязнуть в ней же, секции зданий; взору Даэмана представала обнажившаяся кладка, рамы без стёкол, ослепшие от мороза окна, бамбуковые башни, углеволоконные добавления к постройкам древней Потерянной Эры, сравнявшиеся с ними в объятиях синего льда. Бывший любитель бабочек понял, что вышел на улицу Рамбуйе неподалёку от факс-узла Охраняемый Лев, только шестью этажами выше над улицей, по которой всю свою жизнь гулял и катался на дрожках и в экипажах, запряженных войниксами.

Впереди, на северо-западе, дно расселины медленно понижалось почти до самой дороги. Путешественник дважды оступался на скользком склоне, но успевал вонзить в борозду искривлённый коготь ледоруба, который и удерживал его от падения.

Спустившись ниже, к посиневшему солнечному свету и воздуху, рвущему холодом лёгкие, на дно двухсотфутового ущелья, чьи стены сплетались из бесчисленных волокон (мужчина всё отчётливее подозревал, что это живая ткань), кузен Ады обнаружил ещё одну мощную трещину. Тоннели пересекались строго по диагонали. Даэман сразу признал авеню Домансиль. Ещё бы ему не помнить места, где играл ребёнком, где в юности соблазнял красоток и в более зрелом возрасте гулял под ручку с матерью!

Стоило повернуть направо, на юго-восток, и расщелина вывела бы его прочь от городского центра, к лесу под названием Венсен. Однако путник вовсе не думал удаляться от Кратера: ведь небесная Дырка явилась на северо-западе, рядом с обиталищем Марины. Значит, следовало идти по трещине авеню Домансиль в сторону бамбукового рынка под названием Опрабастель, что прямо напротив заброшенных, увитых плющом развалин, именуемых Бастилией. В детстве Даэман и другие сорванцы из башни у кратера устраивали на руинах настоящие бои, швыряя камни и комья земли в мальчишек «с запада», которых невесть по какой причине обзывали «радиоактивными бастилятами».

Правда, именно в том направлении толща голубого льда принимала угрожающий вид, но выбирать не приходилось: в прошлый раз кузен Ады засёк Сетебоса в центре.

Траншея, по которой двигался мужчина, сворачивала на восток прежде, чем пересечь более глубокую авеню Домансиль. Даэман решил не тратить время на спуск, а пошёл по ледяному мосту. Где-то внизу раскинулись руины знакомых улиц, однако трещина уходила гораздо ниже, вскрывая под Кратером железные и каменные слои неких древних строений. Сын Марины с ужасом вообразил, как розовато-серый мозг роет землю бесчисленными руками, раскапывая останки города под городом. «На кого же он охотится? – подумал бывший любитель бабочек и вдруг похолодел. – Вернее, что же он там спрятал?»

Синеватые сталагмиты, растущие над авеню Доманоиль, не позволяли продвигаться по ней на северо-запад, но. к удивлению Даэмана, параллельно дороге тянулась полоска зелёной травы. Мужчина загнал саморез в ледяную глыбу и, затянув на нём петлю, осторожно принялся спускаться по верёвке. В таких местах немудреный перелом ноги мог бы стоить ему жизни. В десяти футах над нелепым травянистым дном ущелья искрился голубоватый навес. Даэман раскачался и скользнул вниз.

В тени навеса его поджидала дюжина войниксов.

От изумления Даэман отпустил верёвку, чтобы выхватить арбалет. Упав на скользкую траву с высоты четырёх футов, мужчина не удержался на ногах и рухнул на спину. Он так и не успел достать оружие и теперь полулежал с пустыми руками, глядя на воздетые стальные руки, острые убийственные лезвия и крепкие тела чудовищ, застывших в прыжке за восемь футов от неудавшейся жертвы.

Заледеневших. Каждую из двенадцати тварей почти целиком покрывала синяя корка; наружу торчали фрагменты клинков, конечностей, панцирей. Ноги войниксов не опирались на землю: ледяная волна захватила чудовищ на бегу или в прыжке. А ведь они передвигались очень стремительно. «Как же эта штука могла так быстро застыть?»

Сын Марины не знал ответа, однако преисполнился благодарности за своевременное чудо. Кое-как поднявшись (бок и спина отозвались болью там, куда при падении подвернулись угловатый рюкзак и арбалет), он стянул бечеву обратно. Можно было бы оставить её на месте: в запасе оставалось ещё сто футов, да и вдруг на обратном пути придётся спешить, а трудное восхождение по ледяному утёсу задержит его? Но Даэман подозревал, что ещё до исхода этого дня полностью использует верёвку. Направляясь на северо-запад по пути, который он привычно именовал про себя Променадом Плант, хотя знакомый бамбуковый переход и нависал теперь в шестидесяти футах над головой, весь в голубой паутине, мужчина снял со спины оружие, убедился в том, что оно заряжено и готово к действию, и продолжал шагать по невероятной здесь траве к сердцу Парижского Кратера.

Променад Плант, вот как местные жители величали подвесной бамбуковый мостик там, наверху. Это было одно из редких старинных названий, родившихся до появления всеобщего земного языка, над значением которых никто, насколько знал Даэман, и не пытался ломать голову. И вот теперь, нисходя по зелёной тропе в глубину темнеющего каньона среди голубого льда и потревоженных развалин, кузен Ады впервые в жизни задумался, уж не был ли окрещён известный с детских лет переход в честь этой древней, забытой дороги, погребённой под городом на века, пока божеству Калибана вдруг не взбрело на ум разворошить прошлое многочисленными руками?..