и услуги, он прямо сказал, что экономика Вьетнама была слаборазвитой, а
возможности для торговли - ограниченными. В тот же вечер, когда мы
прохаживались перед ужином, он снова сказал, что Вьетнаму было нечем
торговать, но он нуждался в помощи. Поскольку Сингапур извлекал выгоду из
войны во Вьетнаме, продавая американцам военные материалы и сырье, то нашим
долгом было помочь Вьетнаму. Я был ошеломлен этим высокомерным и
воинственным отношением.
Когда на следующий день мы ехали в машине по набережной, он увидел
множество кораблей, стоявших в порту. Он снова подчеркнул, что мы извлекли
огромную выгоду из войны во Вьетнаме и развивали Сингапур за их счет, так
что нашим долгом было помочь им. Я не верил своим ушам и не мог понять,
почему мы должны были помогать им, - только ли потому, что они обнищали в
результате войны, которую мы не развязывали и в которой не участвовали? Я
сказал, что основными военными материалами, которые мы поставляли
американским войскам, были ГСМ (горюче-смазочные материалы), продававшиеся
американскими и британскими нефтяными компаниями. Прибыль, получаемая
Сингапуром от этой торговли, была ничтожна. Он посмотрел на меня
скептически. Я сказал, что мы были готовы торговать, а не предоставлять
безвозмездную помощь. Это ему не понравилось, и мы расстались вежливо, но
холодно.
12 лет спустя, в 1990 году, на Всемирном экономическом форуме в Давосе,
заместитель председателя правительства Вьетнама Во Ван Киет (Vo Van Kiet)
попросил о встрече со мной. Он хотел оставить в стороне разногласия между
нами и приступить к сотрудничеству. Я посетовал на то, что, начиная с
декабря 1978 года, из-за вьетнамской оккупации Камбоджи, было упущено
столько времени. Я подчеркнул, что до тех тор, пока этот конфликт не будет
разрешен, какие-либо межправительственные связи были невозможны. Киет
сказал, что Вьетнам - страна огромных возможностей, и что правительство
выдало более 100 инвестиционных лицензий зарубежным компаниям. Я ответил,
что, независимо от того, выдадут ли вьетнамцы 100 или 1000 лицензий,
вьетнамская экономика не начнет бурно развиваться до тех пор, пока США не
одобрят выделение Мировым банком льготных кредитов на восстановление
Вьетнама, а крупные американские банки не сочтут, что риск, связанный с
инвестициями во Вьетнаме, является приемлемым. Тем не менее, как только
Вьетнам выведет свои войска из Камбоджи, мы снова начнем с того же самого
места, где мы остановились в 1978 году.
В октябре 1991 года Вьетнам и все заинтересованные стороны подписали в
Париже соглашение о всеобъемлющем политическом урегулировании в Камбодже.
Через неделю Во Ван Киет, теперь уже в качестве премьер-министра, посетил
Сингапур. Хотя я уже не был премьер-министром, мы встретились на обеде,
который дал в его честь мой преемник, премьер-министр Го Чок Тонг. Когда
обед подходил к концу, Во Ван Киет поднялся, подошел ко мне и, пожав мои
руки в типичном партийном рукопожатии, спросил, смогу ли я помочь Вьетнаму.
Я поинтересовался, чем я могу помочь. Он сказал, что хотел бы предложить мне
стать их экономическим советником. Я потерял дар речи. Я был мишенью их
язвительных нападок с момента начала вьетнамской оккупации Камбоджи. Придя в
себя от изумления, я сказал, что мой опыт был ограничен рамками
государства-города, и что у меня не было опыта управления такой большой
страной как Вьетнам, с населением 60 миллионов человек. К тому же страна
была разрушена войной, в ней сохранялась коммунистическая система, которую
следовало трансформировать в рыночную. Он продолжал настаивать на своем и
прислал мне два письма, в которых повторил свою просьбу.
После обмена письмами я согласился приехать во Вьетнам, но не в
качестве советника, а только для участия в дискуссии и обмене взглядами о
путях перехода Вьетнама к рыночной экономике. Когда я посетил Ханой в апреле
1992 года, отношения между нами полностью изменились. Заседания проводились
в украшенном орнаментом зале, в центре которого стоял бюст Хо Ши Мина (Ho
Chi Minh). Я провел целый день с Во Ван Киетом и командой его министров и
официальных лиц. У них было пять основных вопросов, начиная с того, на
производстве каких товаров следовало сосредоточиться Вьетнаму в ходе своей
модернизации, с какими партнерами и на каких рынках работать. Я ответил им,
что в самом вопросе отражался образ мышления, воспитанный долгими годами
централизованного планирования, ибо они исходили из того, что какие-то
определенные товары, рынки или торговые партнеры приведут к трансформации их
экономки. Я предложил им изучить опыт Тайваня и Южной Кореи, которые сами
преобразовали себя из аграрных государств в новые индустриальные страны. Я
сказал, что хорошей стратегией было бы использование Южного Вьетнама,
особенно Хо Ши Мина (бывший Сайгон) в качестве двигателя экономического
роста для всей страны. Коммунистическая система существовала на севере на
протяжении 40 лет, а на юге - только 16 лет. Люди на юге Вьетнама были
знакомы с рыночной экономикой и могли легко вернуться к старой системе.
Наилучшим катализатором развития были бы их эмигранты - вьетнамские беженцы,
покинувшие страну после 1975 года, которые успешно занимались бизнесом в
Америке, Западной Европе, Австралии и Азии. Я посоветовал пригласить их
вернуться и запустить процесс экономического развития на юге Вьетнама, ибо
они наверняка захотели бы помочь своим родственникам и друзьям.
Мне показалось, что мое предложение понравилось Киету. Он был выходцем
с юга, но другие, более высокопоставленные лидеры, хотели, чтобы развитие
экономики шло равномерно, - как на юге, так и на севере страны.
Невысказанными оставались опасения по поводу того, что эмигранты принесли бы
с собой подрывные идеи, а также могли бы оказаться связанными с иностранными
спецслужбами, например, с ЦРУ. После десятилетий партизанской войны они
подозревали каждого.
Киет прилетел в Хо Ши Мин из Ханоя для заключительной встречи со мной.
Он попросил меня приезжать ежегодно, сказав, что я оказался настоящим
другом, ибо давал искренние и честные советы, как ни больно было подчас их
выслушивать. Я пообещал приехать через два года. В течение этого периода
времени я пообещал прислать команду специалистов для изучения недостатков
развития их инфраструктуры и подготовки рекомендаций по подготовке морских
портов, аэропорта, дорог, мостов, средств связи и электростанций.
Наши сотрудники считали, что вьетнамцы хотели наладить контакты со
мной, чтобы развивать более близкие отношения со странами АСЕАН и
чувствовать себя в большей безопасности по отношению к Китаю. Сингапур был
самым ярым оппонентом Вьетнама, так что если бы им удалось нормализовать
отношения с нами, то зарубежные инвесторы относились бы к Вьетнаму с большим
доверием. Мы решили оставить прошлое позади и помочь им приспособиться к
рыночной экономике и стать более подходящими партнерами для стран АСЕАН.
В Ханое я попросил о встрече с Фам Ван Донгом. Хотя он уже ушел в
отставку, мы встретились с ним в правительственном здании, - каменном
особняке постройки 1920-ых годов, - который когда-то был резиденцией
французских губернаторов. Он встретил меня у дверей на самом верхнем пролете
лестницы. Он был очень слаб, стоять прямо ему давалось с большим трудом, а к
креслу, стоявшему поодаль, он подошел неуверенной походкой. Кондиционеры
были выключены, так как он не мог переносить холода. Он был очень дряхлым,
но говорил твердо и с глубоким убеждением. Он напомнил о нашей встрече в
Сингапуре и сказал, что прошлое осталось позади, Вьетнам открывал новую
страницу в своей истории. Он поблагодарил меня за дружеское отношение и
согласие приехать, чтобы помочь Вьетнаму. В его голосе звучали горе и
ожесточенность. Я вспомнил того высокомерного и надменного лидера, который
приезжал в Сингапур в 1978 году. Видя, каким твердым он оставался, потерпев
поражение, я почувствовал благодарность к Дэн Сяопину, который наказал
вьетнамцев (Прим. пер.: имеется в виду нападение Китая на Вьетнам в 1979
году). В качестве победоносных "пруссаков Юго-Восточной Азии" вьетнамцы были
бы просто невыносимы.
Вьетнамские лидеры впечатляли. Киет был мягким на вид человеком, но его
внешность была обманчива, ибо в прошлом он был бойцом коммунистического
подполья. Они были серьезными противниками, решительными и сильными духом
людьми. В своей докладной записке правительству я описал то ужасное
состояние, в котором находился Вьетнам, несмотря на то, что прошло уже 6 лет
после того, как они открыли экономику страны. В 1975 году город Хо Ши Мин
мог поспорить с Бангкоком, теперь же (в 1992 году) он отставал более чем на
20 лет. Я чувствовал, что народ утратил веру в своих лидеров, а лидеры
утратили веру в свою систему. Тем не менее, они были энергичными и
образованными людьми, конфуцианцами до мозга костей. Я верил, что в течение
20-30 лет они смогут поправить дела. Каждая встреча начиналась и
заканчивалась в точно назначенное время, - вьетнамские лидеры были
серьезными людьми.
И Киет, и бывший Генеральный секретарь Коммунистической партии Вьетнама
Нгуен Ван Линь (Nguen Van Lihn), которого я встретил в Хо Ши Мине,
независимо друг от друга сказали мне, что им следовало переобучить свои
кадры для работы в условиях рыночной экономки и освободиться от неверных
марксистских идей. Один иностранный банкир в Хо Ши Мине сказал мне, что
из-за серьезной "утечки умов" они испытывали недостаток подготовленных,
обученных людей. Они рассматривали всех иностранцев как потенциальных
врагов, о чьей деятельности вьетнамские служащие должны были доносить. Он
верил, что вьетнамцы готовились к следующей войне.
Их подходы во многом все еще оставались коммунистическими. Например,
после дискуссии, состоявшейся в первый день утром и после обеда, Киет вел
себя уклончиво. Сразу после этих двух встреч меня отвезли на встречу с
Генеральным секретарем Коммунистической партии Вьетнама До Мыой (Do Moui). В
течение тех двадцати минут, которые прошли с тех пор как я расстался с
премьер-министром, его проинформировали о содержании наших дискуссий.
Видимо, после моей встречи с До Мыой Киет получил знак одобрения, ибо в тот
же вечер, в своей речи за ужином, он упомянул о сделанном мною предложении,
от ответа на которое он ранее уклонялся. Оно состояло в том, что Вьетнаму не
следовало иметь слишком много международных аэропортов и морских портов, но
необходимо было сконцентрироваться на строительстве одного большого
международного аэропорта и большого международного морского порта, которые
могли бы войти в мировую сеть аэропортов и портов.
Мы обсудили проблему убыточных государственных предприятий. Они хотели
приватизировать их или продать рабочим и другим лицам. Я объяснил им, что
такой метод приватизации не дал бы им того, в чем они нуждались больше всего
- эффективного управления. Государство владело 100% акций "Сингапур
эйрлайнз", но она являлась эффективной и прибыльной компанией, потому что ей
приходилось конкурировать с международными авиакомпаниями. Мы не
субсидировали компанию, - если бы она не являлась прибыльной, нам пришлось
бы ее закрыть. Я порекомендовал им, чтобы они приватизировали свои
государственные предприятия путем привлечения иностранных компаний, чтобы
заполучить знания в области управления и иностранный капитал для внедрения
новых технологий. Изменения в системе управления было жизненно необходимы,
вьетнамцы должны были работать рука об руку с иностранцами, чтобы учиться в
процессе работы. Приватизация предприятий внутри страны, путем продажи их
акций собственным гражданам, ничего бы этого не дала.
Мы направили команду специалистов, подготовившую отчет о развитии
инфраструктуры, который был принят правительством Вьетнама. Мы создали Фонд
помощи Индокитаю (Indochina Assistance Fund) в размере 10 миллионов долларов
для технической подготовки их должностных лиц.
До Мыой посетил Сингапур в октябре 1993 года. Он был поражен высоким
качеством зданий и инфраструктуры. Когда он посетил универмаг НКПС
"Фэйрпрайс", то был впечатлен, как и премьер-министр СССР Николай Рыжков в
1990 году, разнообразием и изобилием потребительских товаров, доступных
нашим рабочим. Когда месяц спустя я нанес ответный визит, то узнал от
вьетнамских официальных лиц, что их ведомствам были даны указания учиться у
Сингапура и везде, где только было возможно, отдавать предпочтение проектам,
предложенным сингапурскими инвесторами. Тем не менее, несмотря на то, что
было подписано немало соглашений, наши инвесторы вскоре убедились в том, что
они не выполнялись. Нижестоящие официальные лица использовали эти соглашения
для того, чтобы заполучить еще лучшие предложения от других бизнесменов.
До Мыой был самым влиятельным человеком во Вьетнаме. Крепкого сложения,
с большим лицом, широким носом, темной кожей и прямыми волосами, зачесанными
на пробор, он выглядел опрятно и аккуратно. В отличие от Киета, который
носил пиджачные пары, он носил вьетнамскую версию костюма в стиле Мао. Он не
был столь реформистки настроен как Киет, но не был и столь консервативен как
президент, генерал Ле Дук Ан (Le Duc Ahn). Он был арбитром, человеком,
поддерживавшим равновесие между двумя крыльями партии.
Он сказал мне, что ему дали две мои книги, когда он был в Сингапуре. У
него была книга моих речей, переведенная с китайского языка на вьетнамский.
Он прочитал их все, подчеркнул главные части, касавшиеся экономики, и
разослал всем своим министрам и высокопоставленным руководителям для
изучения. Он мало спал, - с полуночи до трех часов утра, - потом полчаса
занимался зарядкой и читал до половины восьмого утра, до начала работы.
Сотрудники нашего посольства сообщили, что книга моих речей была переведена
на вьетнамский язык и продавалась. Об авторских правах вьетнамцы не слышали.
Когда он спросил меня, как можно было бы увеличить объем инвестиций, я
посоветовал ему отказаться от партизанских привычек. Проекты,
осуществлявшиеся на юге Вьетнама, которые были одобрены властями Хо Ши Мина,
затем подлежали одобрению официальными лицами в Ханое, которые мало что
знали о местных условиях. Это была пустая трата времени. Затем проекты,
одобренные правительством в Ханое, часто блокировались местными властями,
исходя из унаследованного со времен партизанской войны принципа, согласно
которому верховной властью обладал командир, находившийся на месте.
Он с болью говорил о тяжелом прошлом Вьетнама: тысяча лет войны с
Китаем, затем еще 100 лет борьбы с французским колониализмом и
империализмом, затем война за независимость после Второй мировой войны. Им
пришлось воевать с японцами, французами, американцами, а позднее - еще и с
кликой Пол Пота. Он не упомянул о нападении Китая в 1979 году. На протяжении
140 лет вьетнамцы успешно воевали за освобождение своей страны. Нанесенные
войной раны были глубокими, промышленность - слабой, технология - отсталой,
а инфраструктура - в прискорбном состоянии. Я отнесся к его словам с
симпатией, сказав, что война была трагедией и для США, и для Вьетнама. Он
вздохнул и сказал, что, не будь войны, Вьетнам был бы развитым, современным
государством, как и Сингапур.
Я заверил его, что, в конечном счете, Вьетнам мог добиться большего,
чем Сингапур. Не существовало каких-либо причин, по которым мир и
стабильность в регионе не могли продолжаться на протяжении длительного
времени. В течение последних 40 лет Восточная Азия на горьком опыте
убедилась, что воевать не имело смысла. В войнах в Корее, во Вьетнаме, в
партизанской войне в Камбодже не было победителей, - одни жертвы. До Мыой с
грустью согласился.
Фактически, Вьетнам добился прогресса. В результате расширившихся
контактов с иностранцами, лучшей информированности о работе рыночной
экономики, министры и официальные лица стали лучше разбираться в том, как
работает свободный рынок. Увеличилась активность на улицах, стало больше
магазинов, появились иностранные бизнесмены и гостиницы, - все эти признаки
процветания в Хо Ши Мине и Ханое были налицо.
Во время другого визита, в марте 1995 года, первый заместитель
премьер-министра Вьетнама Фан Ван Кхай (Phan Van Khai) провел обмен мнениями
по проблемам экономической реформы. Он обладал репутацией реформатора. Наши
инвесторы сталкивались с бесчисленными проблемами. Я сказал Фан Ван Кхаю,
что, если Вьетнам хотел привлечь инвесторов, то было необходимо создать
наиболее благоприятные условия для тех из них, кто пришел раньше других. Им
следовало помогать добиться успеха тем инвесторам, которые уже имели
недвижимость и оборудование во Вьетнаме. Относиться к таким инвесторам как к
заложникам, было вернейшим способом отпугнуть других инвесторов. Их
официальные лица вели дела с инвесторами так, как они вели себя с
американскими солдатами, то есть рассматривали их как врагов, которых
следовало заманить в засаду и уничтожить. Вместо этого к инвесторам
следовало относиться как к ценным друзьям, которые нуждались в помощи, чтобы
пробираться через лабиринты их бюрократии, начиненные минами и другими
ловушками.
Я привел ему некоторые примеры трудностей, с которыми столкнулись наши
инвесторы. Один предприниматель, работавший в сфере недвижимости, строил
гостиницу в Ханое. Примерно 30 домовладельцев, живших вокруг стройплощадки,
жаловались на шум и вибрацию. Он согласился платить каждому домовладельцу
компенсацию в размере 48 долларов в месяц. Стоило ему согласиться на это,
как еще 200 домовладельцев потребовали компенсации. Предприниматель решил
использовать оборудование, позволявшее забивать сваи без шума и вибрации.
Ему не разрешили этого сделать, поскольку он имел лицензию на использование
старого оборудования.
Другая компания, "Сингапур телеком" (Singapore Telecom), подписала
соглашение о создании совместного предприятия по развитию системы
пейджинговой связи с почтовой и телефонной компанией Хо Ши Мина (Ho Chi Mihn
Post and Telecoms). Первоначально договор был заключен на срок один год,
после чего они могли обратиться за лицензией на 10 лет. После того как
компания "Сингапур телеком" израсходовала миллион долларов, и система
заработала, вьетнамская компания предложила купить ее. Я сказал
премьер-министру Во Ван Киету, что речь шла не о миллионе долларов, а о
принципе. Если вьетнамцы не будут выполнять условий контрактов, то они
потеряют доверие сингапурских инвесторов. Проект был осуществлен, но,
опять-таки, не без дополнительных изменений в тексте первоначального
договора, а некоторые проблемы так и не удалось разрешить.
Отзывы некоторых иностранных инвесторов показывали, что мои слова дошли
до вьетнамских официальных лиц, которые стали лучше относиться к инвесторам.
Управляющий одной крупной немецкой компании, посетивший Сингапур после
визита во Вьетнам, сказал мне, что вьетнамцы дали ему гида. Я довольно
улыбнулся.
Напуганные социальными последствиями "политики открытых дверей" по
отношению к внешнему миру, опасаясь потерять политический контроль над
обществом, высшее руководство Вьетнама продолжало тормозить либерализацию. В
отличие от Китая, в котором большинство мэров и руководителей провинций были
молодыми людьми с высшим образованием, высшие руководители вьетнамских
городов и провинций, все как один, были бывшими партизанскими командирами.
Они были ошеломлены тем, что случилось в Москве и в Советском Союзе, и не
одобряли тех социальных зол, которые поразили китайские прибрежные города.
Это было не то, за что они воевали.
В 1993 году я предложил Во Ван Киету и его команде назначить ветеранов
партизанской войны на важные должности советников и позволить молодым людям,
предпочтительно имевшим опыт общения с Западом, заняться текущим
руководством. Они нуждались в людях, которые понимали рыночную экономику и
могли работать с иностранными инвесторами. Тем не менее, ветераны, которые
воевали и победили в войне, находились во главе страны и хотели вести страну
по своему пути. Я верю, что когда власть перейдет к молодому поколению
руководителей, вьетнамская экономика станет развиваться быстрее. Важные
перемены в руководстве произошли в сентябре 1997 года, когда вице-премьер
Фан Ван Кхай стал премьер-министром, а вице-премьер Чан Дык Лыонг (Tran Duc
Luong) сменил генерала Ле Дук Ана на посту президента. Это были шаги по
передачи власти представителям молодого поколения руководителей, которые
больше путешествовали и соприкасались с внешним миром, и слишком хорошо
знают, как далеко отстал Вьетнам от своих соседей.
В ноябре 1997 года я посетил Хо Ши Мин, где встретился с мэром города и
секретарем городского комитета партии Труон Тан Саном (Truong Tan Sang),
который становился все более влиятельным. Страна находилась в подвешенном
состоянии. Наши инвесторы в Хо Ши Мине и иностранные банкиры были ошеломлены
введенным незадолго до того запретом на конвертацию вьетнамских донгов в
иностранную валюту. Каким образом они должны были уплачивать свои долги в
зарубежных банках, кредиты по текущим счетам, процентные платежи по
кредитам, которые они получили в зарубежных банках, чтобы инвестировать во
Вьетнаме? Как продолжать бизнес? Министерство торговли и промышленности
решительно возражало против этой меры, которая, как они знали, должна была
обескуражить инвесторов, но ничего не могло поделать. Центральный банк
Вьетнама и министерство финансов были встревожены валютным кризисом в
регионе и беспокоились из-за своих незначительных валютных резервов.
В Ханое я пояснил Фан Ван Кхаю, что такие неожиданные изменения наносят
серьезный ущерб стране. Да и многие другие проекты пошли не так. Компания
"Сингапур телеком" уладила проблемы с пейджинговым проектом только для того,
чтобы столкнуться с неприятностями в реализации проекта по созданию
мобильной телефонной связи. Вьетнамцы не хотели давать обещанную ранее
лицензию, они хотели управлять предприятием сами. Я указал, что Сингапуру
пришлось, вслед за более развитыми странами, приватизировать свои
телекоммуникации, чтобы сделать их более конкурентоспособными на
международной арене. Единственным способом справиться с жесточайшей
конкуренцией было превращение "Сингапур телеком" в частную компанию,
работавшую с иностранными партнерами, внедрявшими самую современную
технологию. Он понял меня, как и Чан Дык Лыонг, с которым я обсудил тот же
круг вопросов.
Мне снова устроили встречу с До Мыой. Как и во время предыдущих встреч
у нас состоялась хорошая дискуссия, но я боялся, что ее влияние снова будет
ограниченным. Вьетнамцам потребуется некоторое время, чтобы сбросить с себя
коммунистическую смирительную рубашку и начать двигаться свободно и гибко.
Но я не сомневаюсь, что, как только это произойдет, вьетнамцы покажут, на
что они способны. То умение, с которым они использовали советское оружие,
изобретательность, с которой они преодолевали нехватку всего необходимого во
время войны, и достижения вьетнамских беженцев в Америке и во Франции
являются напоминаниями об их значительных достоинствах.
Я впервые посетил Рангун (Rangoon) (ныне Янгон - Yangon) в апреле 1962
года. Премьер-министр Бирмы (после 1989 года страна стала называться Мьянмой
(Myanmar)) У Ну (U Nu) попросил генерала У Не Вина (Ne Win) встать во главе
государства в 1958 году, потому что демократически избранное правительство
не могло подавить мятежи и восстания многих национальных меньшинств. После
18 месяцев военного правления были проведены всеобщие выборы. Когда партия У
Ну победила на выборах, У Не Вин вернул им бразды правления. Но вскоре У Ну
вновь столкнулся с трудностями, и У Не Вин захватил власть в марте 1962
года, как раз накануне моего визита.
В отличие от Коломбо, который я посетил в 1956 году, Рангун казался
обветшалым и пришедшим в упадок городом. Он находился под японской
оккупацией, и хотя худшего при освобождении города британцами, наступавшими
из Бенгалии, удалось избежать, разрушения все же были значительными. У Не
Вин тепло принимал Чу и меня в своем доме. Я был смущен, увидев, что дом был
окружен танками и орудиями. Было очевидно, что У Не Вин не рисковал. Мой
визит должен был призван развеять пропагандистские заявления президента
Индонезии Сукарно о том, что образование Малайзии было заговором
неоколониалистов. За обедом У Не Вин слушал мои объяснения, но не слишком
внимательно. Он был озабочен поддержанием законности и порядка, подавлением
восстаний и сохранением целостности Бирмы.
У Не Вин жил в пригороде, в бунгало средних размеров. Он был
дружелюбным человеком, как и его жена Кин Мэй Тан (Khin May Than) (Китти) -
весьма оживленная женщина, бывшая до того медсестрой. Они были
образованными, умными людьми и говорили по-английски. Бирма была одной из
наиболее обеспеченных стран Юго-Восточной Азии, до войны страна
экспортировала рис и продовольствие. Тем не менее, демократическая система
правления в стране не работала. Народы Бирмы принадлежали к различным расам
и говорили на разных языках. Англичане свели в одно государство множество
различных народов, живших в разных частях этой страны.