Страница:
светских основ. Двигать дальше либерализацию экономики было сложно. Не была
решена и более глубокая проблема. В публичном выступлении премьер - министр
Индер Кумар Гуджрал (Inder Kumar Gudjral) упомянул результаты обзора,
согласно которому Индия была второй наиболее коррумпированной страной в
Азии. В 1997 году, выступая перед Конфедерацией индийской промышленности
(Confederation of Indian Industry), он сказал: "Иногда я чувствую стыд и
опускаю от стыда свою голову, когда мне говорят, что Индия - одно из
наиболее коррумпированных государств мира". Индия - это страна еще не
ставшая действительно великой, ее потенциал не используется в полной мере.
Я впервые посетил Шри-Ланку (Sri Lanka) в апреле 1956 года, по пути в
Лондон. Я остановился в расположенном у моря отеле "Гал Фейс" (Galle Face
Hotel), - их лучшем отеле британской эпохи. Я прохаживался по улицам Коломбо
(Colombo), в котором было немало впечатляющих общественных зданий, многие из
которых совсем не пострадали от войны. Так как генерал Маунтбаттен во время
войны расположил свою ставку в Канди (Kandy), на Цейлоне, остров располагал
большим количеством ресурсов и лучшей инфраструктурой, чем Сингапур.
В том же году Соломон Уэст Риджвей Диас Бандаранаике (Solomon West
Ridgeway Dias Bandaranaike), лидер новой Партии свободы (Sri Lanka Freedom
Party), победил на выборах и стал премьер - министром. Он пообещал сделать
сингальский язык государственным, а буддизм - национальной религией. Он был
так называемым "коричневым пукка - сахибом" (brown "pukka-sahib"), то есть
сингалом, родившимся в христианской семье и получившим образование на
английском языке. Он решил вернуться к своим корням и принял буддизм, а
также стал поборником сингальского языка. Это стало началом упадка Цейлона.
Тогдашний глава правительства Сингапура, Лим Ю Хок пригласил меня
встретиться с ним за ужином. Бандаранаике, щеголеватый человек небольшого
роста, хорошо одетый, с хорошо поставленной речью, ликовал по поводу победы
на выборах. Сингальское большинство вручило ему мандат доверия, чтобы
превратить Цейлон в общество, основанное на местных ценностях и традициях.
Это было реакцией против общества "коричневых сахибов" - политической элиты,
которая, получив власть, во всем подражала англичанам, копируя их образ
жизни. Премьер - министр сэр Джон Котелавала (John Kotelawala), которого
сменил Бандаранаике, каждое утро катался на лошади. Казалось, Бандаранаике
не беспокоило, что тамилы, жившие на полуострове Джафна, и другие
национальные меньшинства в результате провозглашения сингальского языка
государственным оказались бы в худшем положении; или те чувства, которые
испытывали, в результате придания буддизму статуса государственной религии,
тамилы-индуисты, мусульмане, и христиане - бургеры (потомки голландцев и
местных жителей). Он был когда-то президентом Оксфордского союза (Oxford
Union) и говорил так, будто все еще находился в Оксфордском дискуссионном
клубе. Я не удивился, когда три года спустя он был убит буддийским монахом.
Думаю, была своя ирония в том, что убийство совершил буддийский монах,
который был недоволен медленными темпами становления буддизма в качестве
государственной религии.
На последовавших за его гибелью выборах, в результате голосования,
основанного на симпатии к погибшему мужу, его вдова, Сиримаво (Sirimavo)
Бандаранаике стала премьер-министром. Она оказалась менее разговорчивым, но
куда более жестким лидером. Когда я встретился с ней на Цейлоне в августе
1970 года, то обнаружил, что она была решительно настроенной сторонницей
Движения неприсоединения. Цейлон выступал за вывод всех американских войск
из Южного Вьетнама, Лаоса, Камбоджи, и за создание в Индийском океане зоны
свободной от ядерного оружия и конфликтов великих держав. Будучи младшим по
возрасту, я терпеливо объяснял различие между ее взглядами и моей
внешнеполитической позицией. Если бы Южный Вьетнам попал в руки коммунистов,
то возникла бы угроза Кампучии, Лаосу и Таиланду. Сингапуру также угрожала
бы серьезная опасность. Подрывная деятельность коммунистов распространилась
бы на Малайзию, а это привело бы к серьезным последствиям для Сингапура.
Другие великие державы региона: Китай и Япония, - могли бы увеличить свои
военно-морские силы. Поэтому мы не могли поддержать эту благородную
идеологию, ибо это было чревато серьезными последствиями для нашего
будущего. В результате, Сингапур считал необходимым оставаться в рамках
Оборонного соглашения пяти держав, которое обеспечивало нашу безопасность.
Ее племянник Феликс (Felix) Бандаранаике был советником по
международным проблемам. Яркий, но не глубокий, он доказывал, что удачное
географическое положение и история принесли Цейлону благословенный мир и
безопасность, так что только 2.5% государственного бюджета тратилось на
оборону. Любопытно, что бы он сказал в конце 80-ых годов, когда более
половины бюджета шло на закупку вооружений и содержание вооруженных сил,
чтобы бороться с повстанцами - тамилами на полуострове Джафна.
Остров Цейлон был образцовым государством Британского Содружества
наций. Англичане тщательно подготовили его к независимости. После окончания
Второй мировой войны это была хорошая страна среднего размера с населением
менее 10 миллионов человек. Население имело относительно высокий уровень
образования, в стране было два приличных университета, - в Коломбо и в
Канди, - где преподавание велось на английском языке. Цейлон располагал
государственной службой, в которой работали в основном местные жители, а у
населения имелся опыт представительской демократии, развивавшейся с начала
1930-ых годов, когда стали проводиться выборы в городские советы. Когда в
1948 году Цейлон получил независимость, он стал классической моделью
постепенного перехода к независимости.
Увы, все пошло не так. Во время своих визитов, на протяжении многих
лет, я наблюдал, как многообещающая страна приходила в упадок.
Демократическая система, построенная по принципу "один человек - один
голос", не решила проблемы межнациональных отношений, которая была главной.
Восьмимиллионное сингальское большинство всегда имело возможность победить
на выборах двухмиллионное тамильское меньшинство. Сингалы сделали свой язык
государственным, провозгласили буддизм государственной религией в стране,
где до того не было официальной религии. Будучи сторонниками индуистской
религии, тамилы почувствовали себя уязвленными.
В октябре 1966 года, возвращаясь с конференции премьер - министров в
Лондоне, я посетил Коломбо, чтобы встретиться с премьер - министром Дадли
Сенанаяке (Dudley Senanayake). Он был благородным, несколько отстраненным и
придерживавшимся фаталистских взглядов пожилым человеком. Когда мы играли в
гольф в бывшем Королевском гольф - клубе Коломбо, он извинился за
построенные на пространствах между лужайками хижины и пасшихся там коров и
коз. Он сказал, что это было неизбежным следствием демократии и выборов: он
не мог оправдать перед избирателями сохранение открытых, незастроенных
лужаек в центре города. Он отправил меня на поезде в Нувара Элия (Nuwara
Eliya), который когда-то был прекрасным горным курортом. Это был наиболее
поучительный урок того, что случилось со страной после независимости. Пища,
которую сервировали в специальном вагоне поезда, была несвежей. Поданные
крабы испортились и воняли. Я немедленно пошел в туалет, и все вырвал, - это
меня спасло. В Нувара Элия я остановился в резиденции бывшего британского
губернатора. Дом обветшал. Возможно, когда-то это было прекрасно ухоженное
здание с розами в саду (некоторые оставались до сих пор), который выглядел
так, будто находился где-то в английских лесах. На высоте примерно полутора
километров над уровнем моря ощущалась приятная прохлада. Я играл в гольф на
когда - то прекрасном поле, но, как и в Коломбо, на нем также были построены
хижины, паслись козы и коровы.
За обедом мудрый грустный старый сингал объяснил, что то, что
случилось, было неизбежным результатом выборов. Сингалы хотели стать
господствующей расой, они хотели занять прежде занимаемые англичанами
должности управляющих чайными и кокосовыми плантациями и занимаемые тамилами
высшие должности государственных служащих. Стране пришлось пройти через
трагедию превращения сингальского языка в государственный язык. За это они
дорого заплатили, переводя все и вся с английского языка на сингальский и
тамильский. Это оказалось долгим и хаотичным процессом. В университетах
преподавание велось на трех языках: на сингальском для большинства
студентов, на тамильском - для студентов-тамилов с полуострова Джафна и на
английском - для бургеров. В Университете Канди я обратился к проректору с
вопросом о том, как три инженера, получивших образование на трех разных
языках, станут вместе работать, к примеру, на строительстве моста. Он был
бургером по происхождению и носил галстук с эмблемой Кембриджского
университета, так что я понял, что он имел степень доктора наук. Он ответил:
"Сэр, это является политическим вопросом, на который должны ответить
министры". Я спросил его об учебниках. Он объяснил, что основные учебники
переводились с английского на сингальский и тамильский, всегда с опозданием
на три - четыре издания.
Чайные плантации находились в плачевном состоянии; местные жители,
которые были назначены на руководящие должности, не следили за ними так же
хорошо, как их британские предшественники. Ввиду отсутствия строгой
дисциплины сборщики чая срывали не только молодые побеги, но и старые
листья, из которых хорошего чая не получить. Кокосовые плантации также
пострадали. Все это было, как сказал старый сингал, ценой, которую люди
должны были заплатить, чтобы научиться управлять страной.
Я не посещал Цейлон на протяжении многих лет, пока в 1978 году, на
встрече глав-государств членов Британского Содружества наций в Сиднее не
встретился с вновь избранным премьер-министром страны Джуниусом Ричардом
Джеявардене. В 1972 году премьер - министр Сиримаво Бандаранаике изменила
имя страны на "Шри-Ланка" и провозгласила ее республикой. Это не привело к
повышению благосостояния страны, а чай все еще продавался под маркой
"Цейлонского".
Подобно Соломону Бандаранаике, Джеявардене был по рождению
христианином, который принял буддизм и нативизм, чтобы сблизиться с народом.
Ему было за семьдесят, он пережил много взлетов и падений в политике (больше
падений, чем взлетов), и философски смотрел на вещи, не стремясь к
достижению высоких целей. Он хотел отойти от проводившейся на Шри-Ланке
социалистической политики, которая разорила страну. Встретившись со мной в
Сиднее, он прибыл в Сингапур, чтобы, как он сказал, вовлечь нас в развитие
своей страны. Я был увлечен его практическим подходом и пообещал посетить
Шри-Ланку в апреле 1978 года. Он сказал, что собирается предоставить
автономию тамилам с полуострова Джафна. Я не понимал, что он не мог пойти на
уступки в вопросе превосходства сингалов над тамилами. В итоге, это привело
в 1983 году к началу гражданской войны и уничтожило всякие надежды на
создание преуспевающей Шри-Ланки на многие годы, если не на поколения
вперед.
У него были некоторые слабости. Он хотел создать национальную
авиакомпанию, ибо полагал, что это было бы символом прогресса. В "Сингапур
эйрлайнз" работал хороший капитан авиалайнера из Шри-Ланки. Он спросил, не
мог ли я отпустить его домой. Я, конечно, мог, но каким образом простой
пилот смог бы управлять авиакомпанией? Он хотел, чтобы авиакомпания
"Сингапур эйрлайнз" помогла им в создании авиакомпании. Мы помогли. Я
советовал ему, что создание авиакомпании не должно быть его приоритетом,
потому что, чтобы наладить дело как следует, требовалось слишком много
талантливых, хороших администраторов, в то время как он нуждался в таких
людях для проведения ирригации, развития сельского хозяйства, строительства
жилья, индустриального развития и реализации многих других проектов.
Создание авиалинии было хорошим рекламным проектом, но этот проект не имел
большой ценности для страны. Он настаивал на своем. В течение шести месяцев
мы оказывали ему помощь в создании авиакомпании, направив 80 служащих
компании "Сингапур эйрлайнз" на период от трех месяцев до двух лет. Мы также
оказывали им содействие через нашу всемирную сеть агентств, помогая
организовать представительства авиакомпании за рубежом, обучая служащих,
развивая центры подготовки и так далее. Разумное руководство на самом верху
отсутствовало. Когда бывший летчик, а ныне управляющий новой авиакомпании,
решил купить, вопреки нашим рекомендациям, два подержанных самолета, мы
решили отойти от дел. Парк самолетов увеличился в пять раз, не хватало
оборотных средств и обученного персонала, работа авиакомпании не отличалась
надежностью, пассажиров было мало. Затея изначально была обречена на провал,
так оно и получилось.
Использование Сингапура в качестве модели развития Шри-Ланки было
лестно для нас. Правительство Шри-Ланки объявило, что введет принятую в
Сингапуре схему лицензирования, чтобы уменьшить поток транспорта в центре
города, но и эта схема не работала. В 1982 году они начали программу
жилищного строительства, основанную на нашем опыте, но необходимое
финансирование отсутствовало. Они основали зону свободной торговли, которая
по площади была чуть меньше Сингапура. Эта затея могла бы иметь успех, но
террористические акты "тамильских тигров" отпугивали инвесторов.
Самой большой ошибкой, которую сделал Джеявардене, оказалось
распределение целинных земель в сухой зоне. Используя иностранную помощь, он
восстановил древнюю схему ирригации, основанную на использовании
резервуаров, в которых сохранялась вода, отведенная с влажной стороны гор. К
сожалению, он раздал эти земли сингалам, а не тамилам, которые исторически
вели фермерское хозяйство в этой сухой зоне. Лишенные земли и территории,
тамилы начали движение "тамильских тигров". Личный секретарь Джеявардене,
преданный ему тамил с полуострова Джафна, сказал мне, что это было
критической ошибкой. Последовавшая война привела к гибели 50,000 человек,
еще большее число людей было ранено, погибли многие руководители. Война
длится уже 15 лет, но каких-либо признаков ее прекращения еще не видно.
Джеявардене ушел в отставку в 1982 году. Он был усталым человеком,
исчерпавшим набор возможных решений проблем Шри-Ланки. Последовавший за ним
Ранасингх Премадаса (Ranasinghe Premadasa) был сингальским шовинистом. Он
хотел, чтобы индийские войска покинули страну, что было неразумно, ведь они
делали для Шри-Ланки грязную работу. Когда индийские войска были выведены,
Премадаса оказался в еще худшем положении. Он пробовал вести переговоры с
"тамильскими тиграми", но безуспешно, так как не желал идти на серьезные
уступки.
Я встречался с ним несколько раз в Сингапуре после того, как он стал
президентом и пробовал убедить его, что этот конфликт нельзя было разрешить
силой. Единственно возможным было только политическое решение, которое
рассматривалось бы как справедливое и тамилами, и остальным миром. Тогда
Тамильский объединенный фронт освобождения (Tamil United Liberation Front) -
умеренное конституционное крыло движения тамилов за самоуправление - не
отверг бы его. Я доказывал, что его целью должно было стать лишение
террористов народной поддержки. Этого можно было добиться, предложив тамилам
автономию, при которой они могли бы осуществлять самоуправление путем
проведения выборов. Но он был убежден, что сможет победить их. В 1991-1992
годах он послал армию Шри-Ланки для ведения крупномасштабных боев с
"тамильскими тиграми". Успеха это не принесло. В 1993 году, во время
первомайского парада, террорист - самоубийца приблизился к нему в составе
уличной процессии и взорвал бомбу. Вместе с президентом погибло много других
людей. Его сменила на Чандрика Кумаратунга (Chandrika Kumaratunga), дочь
Сиримаво Бандаранаике. Она попробовала добиться своего и путем ведения
переговоров, и силой оружия. Ей удалось захватить полуостров Джафна, но она
не смогла уничтожить "тамильских тигров". Борьба продолжается. Печально, что
страна, чье древнее название Серендип (Serendip) дало английскому языку
слово "serendipity" (Прим. пер.: то есть способность случайно совершать
счастливые открытия) стала теперь синонимом конфликта, боли, горя, и
безнадежности.
С Пакистаном Сингапур установил дипломатические отношения в 1968 году,
но на протяжении многих лет торговые и иные связи не развивались. Мы
придерживались разных позиций в вопросах международной политики до 80-ых
годов, когда нашему сближению способствовали конфликты в Афганистане и
Кампучии, за которыми стоял Советский Союз.
Президент Зия уль-Хак (Zia ul-Haq) посетил Сингапур в 1982 году, во
время тура по странам Юго-Восточной Азии. Он сказал мне, что единственной
целью его визита была встреча со мной, - человеком, создавшим современный
Сингапур. Я ответил ему в обычной манере, что современный Сингапур был
результатом работы команды людей. Мы обсуждали индо-пакистанские отношения.
Наши отношения с Индией были тогда напряженными из-за разногласий по
кампучийскому вопросу. Я согласился с Зия уль-Хаком, что именно советская
стратегия и цели советской внешней политики привели к войне в Афганистане и
Кампучии.
Он пригласил меня посетить Пакистан, что я и сделал в марте 1988 года.
Он организовал всречу с размахом, как и президент Филиппин Маркос в 1974
году. Как только наш самолет пересек границу Пакистана неподалеку от Лахора
(Lahore), к нашему самолету пристроились шесть истребителей "Ф-16", которые
сопровождали нас до Исламабада (Islamabad). В аэропорту нас приветствовали
девятнадцатью залпами орудийного салюта, был собран огромный почетный караул
и сотни размахивавших флажками детей и танцовщиц в традиционных пакистанских
костюмах. На меня произвел хорошее впечатление Исламабад, который был
намного чище и ухоженнее чем Дели. В нем не было грязи, трущоб и запруженных
людьми центральных улиц. Резиденция для гостей и гостиницы также были в
лучшем состоянии.
Зия уль-Хак был крупным мужчиной, с прямыми, черными, тщательно
зачесанными назад волосами, толстыми усами, сильным голосом и уверенной
манерой держаться, присущей военным. Он строго придерживался мусульманских
традиций и заставил пакистанских военных соблюдать "сухой закон", подобно
всем жителям страны. Нас, как гостей, обеспечили пивом местного
производства. За обедом Зия произнес речь, полную комплиментов по поводу
успехов в развитии Сингапура, он также похвалил нас за противостояние с
западной прессой. Он следил за обменом заявлениями между правительством
Сингапура и западными средствами информации и радовался за нас. Ему часто
доставалось от западной прессы, и он восхищался тем, что мы не сдавались. Он
наградил меня пакистанским орденом "Великий лидер" (Nisham-I-Quaid-I-Azam).
На пресс-конференции, состоявшейся перед отъездом, я похвалил
президента Зия уль-Хака за мужество в организации помощи афганским
повстанцам. Если бы он был слабонервным человеком, который предпочел бы
отвернуться в сторону, мир проиграл бы от этого. К сожалению, несколько
месяцев спустя, еще до того, как мы сумели добиться прогресса в развитии
наших отношений, Зия погиб в подозрительной авиакатастрофе.
В отношениях с Пакистаном снова наступил застой до тех пор, пока в
ноябре 1990 года премьер-министром страны стал Наваз Шариф (Nawaz Sharif).
Он был тучным человеком среднего роста, невысоким по пакистанским меркам,
уже облысевшим, хотя ему еще не было пятидесяти. В отличие от семейства
Бхутто, Наваз Шариф вышел не из прослойки элитных феодальных
землевладельцев, а из буржуазного делового семейства в Лахоре. На протяжении
многих лет, в период, когда Пакистан находился под властью военных, включая
Зия уль-Хака, он создавал сталелитейные, сахарные и текстильные компании. В
1991 году он посетил Сингапур дважды: в марте, чтобы изучить причины нашего
экономического прогресса, и в декабре, чтобы попросить меня посетить
Пакистан и дать советы по поводу того, как сделать экономику страны более
открытой. Он сказал, что в Пакистане были начаты смелые реформы,
использовавшие опыт Сингапура в качестве модели.
Он произвел на меня впечатление человека, стремившегося к переменам,
желавшего перевести Пакистан на рельсы рыночной экономики. Я согласился
посетить страну в следующем году. По моей просьбе он прислал генерального
секретаря министерства финансов Саида Куреши (Saeed Qureshi) в Сингапур,
чтобы проинформировать меня. Мы провели три встречи по три часа каждая,
обсуждая цифры и факты, которые он прислал ранее. Вскоре стало очевидно, что
Пакистан сталкивался с тяжелыми проблемами. Налоговая база была узкой,
поступления от налога на доход составляли только 2% ВНП. Многие сделки по
продаже земли не регистрировались, а уклонение от уплаты налогов было широко
распространено. Правительство субсидировало сельское хозяйство, железные
дороги и сталелитейные заводы. 44% бюджета расходовалось на оборону, 35% -
на обслуживание внешнего долга, а 21% оставался на управление страной.
Дефицит бюджета составлял 8% - 10% ВНП, а инфляция измерялась двузначными
цифрами. Международный валютный фонд обращал внимание правительства на эти
данные. Решения были очевидны, но политически их было трудно осуществить,
ибо в стране не было образованного электората, а законодательный орган
находился в руках землевладельцев, которые манипулировали голосами
необразованных фермеров - арендаторов. Это делало земельную реформу
практически невозможной. Коррупция была необузданной, воровство
государственной собственности, включая незаконное пользование
электроэнергией, - массовым.
В феврале 1992 года я провел в Пакистане неделю. Я дважды встречался с
премьер-министром Навазом Шарифом и ключевыми министрами, включая министра
финансов и экономики Сартаджа Азиза (Sartaj Aziz), который был неудержимым
оптимистом. После возвращения в Сингапур я послал Навазу Шарифу отчет с
личным письмом, изложив в нем те меры, которые ему следовало предпринять.
Он был человеком дела, обладавшим неистощимой энергией. К примеру, он
симпатизировал положению водителей такси и снизил налоги на такси, несмотря
на то, что это было не совсем справедливо по отношению к другим покупателям
автомобилей. Будучи в прошлом бизнесменом, он верил в частное
предпринимательство как в средство ускорения экономического роста и
стремился приватизировать государственные предприятия. К сожалению, в
Пакистане эти предприятия не продавались, их не выставляли на открытые
тендеры. Дружба, а в особенности политические связи, определяли, кому и что
достанется. Он лично всегда верил в то, что что-то может быть сделано для
улучшения положения. Проблема состояла в том, что зачастую у него не было ни
времени, ни терпения, чтобы всесторонне изучить вопрос перед тем, как
принять решение. В целом, я считаю, что он был лучше подготовлен, чтобы
управлять страной, чем лидер оппозиции Беназир Бхутто, которая вскоре
сменила Наваза Шарифа. Он лучше понимал бизнес, чем она или ее муж Азиф
Задари.
Возвращаясь домой, я остановился в Карачи (Karachi), чтобы встретиться
с Беназир Бхутто. Она очень ядовито отзывалась о Навазе Шарифе и президенте
Гуляме Ахмед Хане (Ghulam Ahmed Khan). Она сказала, что с ее партией
обращались несправедливо; что правительство пыталось дискредитировать ее и
ее партию путем судебных преследований ее коллег и ее мужа. По ее словам,
коррумпированная полиция подстрекала правительство, и страной правила
"тройка", состоявшая из военных, президента и премьер - министра. Она также
заявила, что это она стояла за кампанией по дерегулированию экономики, и что
это она приняла законодательство о приватизации.
Наваз Шариф посетил Сингапур в январе 1992 года, возвращаясь из Японии.
Он хотел, чтобы я вновь посетил Пакистан и оценил, насколько успешно
внедрялись там мои рекомендации. Навах Шариф приватизировал 60% намеченных
для приватизации предприятий, при этом объем иностранных инвестиций
увеличился. Саид Куреши вновь предоставил мне необходимую информацию. Я
обнаружил, что многими из моих рекомендаций они не воспользовались, - этого
я и опасался. Еще до того, как у меня вновь появилась возможность посетить
Исламабад, конфликт между президентом Гулям Ахмад Ханом и премьер-министром
Навазом Шарифом привел к тому, что они оба ушли в отставку. Были проведены
новые выборы, и премьер - министром страны стала Беназир Бхутто.
Вскоре после выборов, в январе 1994 года, я встретился с Беназир Бхутто
в Давосе. Она ликовала и была полна идей. Она хотела, чтобы Сингапур
участвовал в проекте строительства дороги из Пакистана в Среднюю Азию через
Афганистан. Я попросил предоставить детальное предложение, которое мы могли
бы рассмотреть. Она также хотела, чтобы мы изучили, насколько жизнеспособны
были некоторые из "больных" предприятий в Пакистане, и взяли бы их в
управление. Ее муж хотел развить еще более кипучую деятельность. Он хотел
построить остров неподалеку от Карачи, чтобы создать там свободный порт и
решена и более глубокая проблема. В публичном выступлении премьер - министр
Индер Кумар Гуджрал (Inder Kumar Gudjral) упомянул результаты обзора,
согласно которому Индия была второй наиболее коррумпированной страной в
Азии. В 1997 году, выступая перед Конфедерацией индийской промышленности
(Confederation of Indian Industry), он сказал: "Иногда я чувствую стыд и
опускаю от стыда свою голову, когда мне говорят, что Индия - одно из
наиболее коррумпированных государств мира". Индия - это страна еще не
ставшая действительно великой, ее потенциал не используется в полной мере.
Я впервые посетил Шри-Ланку (Sri Lanka) в апреле 1956 года, по пути в
Лондон. Я остановился в расположенном у моря отеле "Гал Фейс" (Galle Face
Hotel), - их лучшем отеле британской эпохи. Я прохаживался по улицам Коломбо
(Colombo), в котором было немало впечатляющих общественных зданий, многие из
которых совсем не пострадали от войны. Так как генерал Маунтбаттен во время
войны расположил свою ставку в Канди (Kandy), на Цейлоне, остров располагал
большим количеством ресурсов и лучшей инфраструктурой, чем Сингапур.
В том же году Соломон Уэст Риджвей Диас Бандаранаике (Solomon West
Ridgeway Dias Bandaranaike), лидер новой Партии свободы (Sri Lanka Freedom
Party), победил на выборах и стал премьер - министром. Он пообещал сделать
сингальский язык государственным, а буддизм - национальной религией. Он был
так называемым "коричневым пукка - сахибом" (brown "pukka-sahib"), то есть
сингалом, родившимся в христианской семье и получившим образование на
английском языке. Он решил вернуться к своим корням и принял буддизм, а
также стал поборником сингальского языка. Это стало началом упадка Цейлона.
Тогдашний глава правительства Сингапура, Лим Ю Хок пригласил меня
встретиться с ним за ужином. Бандаранаике, щеголеватый человек небольшого
роста, хорошо одетый, с хорошо поставленной речью, ликовал по поводу победы
на выборах. Сингальское большинство вручило ему мандат доверия, чтобы
превратить Цейлон в общество, основанное на местных ценностях и традициях.
Это было реакцией против общества "коричневых сахибов" - политической элиты,
которая, получив власть, во всем подражала англичанам, копируя их образ
жизни. Премьер - министр сэр Джон Котелавала (John Kotelawala), которого
сменил Бандаранаике, каждое утро катался на лошади. Казалось, Бандаранаике
не беспокоило, что тамилы, жившие на полуострове Джафна, и другие
национальные меньшинства в результате провозглашения сингальского языка
государственным оказались бы в худшем положении; или те чувства, которые
испытывали, в результате придания буддизму статуса государственной религии,
тамилы-индуисты, мусульмане, и христиане - бургеры (потомки голландцев и
местных жителей). Он был когда-то президентом Оксфордского союза (Oxford
Union) и говорил так, будто все еще находился в Оксфордском дискуссионном
клубе. Я не удивился, когда три года спустя он был убит буддийским монахом.
Думаю, была своя ирония в том, что убийство совершил буддийский монах,
который был недоволен медленными темпами становления буддизма в качестве
государственной религии.
На последовавших за его гибелью выборах, в результате голосования,
основанного на симпатии к погибшему мужу, его вдова, Сиримаво (Sirimavo)
Бандаранаике стала премьер-министром. Она оказалась менее разговорчивым, но
куда более жестким лидером. Когда я встретился с ней на Цейлоне в августе
1970 года, то обнаружил, что она была решительно настроенной сторонницей
Движения неприсоединения. Цейлон выступал за вывод всех американских войск
из Южного Вьетнама, Лаоса, Камбоджи, и за создание в Индийском океане зоны
свободной от ядерного оружия и конфликтов великих держав. Будучи младшим по
возрасту, я терпеливо объяснял различие между ее взглядами и моей
внешнеполитической позицией. Если бы Южный Вьетнам попал в руки коммунистов,
то возникла бы угроза Кампучии, Лаосу и Таиланду. Сингапуру также угрожала
бы серьезная опасность. Подрывная деятельность коммунистов распространилась
бы на Малайзию, а это привело бы к серьезным последствиям для Сингапура.
Другие великие державы региона: Китай и Япония, - могли бы увеличить свои
военно-морские силы. Поэтому мы не могли поддержать эту благородную
идеологию, ибо это было чревато серьезными последствиями для нашего
будущего. В результате, Сингапур считал необходимым оставаться в рамках
Оборонного соглашения пяти держав, которое обеспечивало нашу безопасность.
Ее племянник Феликс (Felix) Бандаранаике был советником по
международным проблемам. Яркий, но не глубокий, он доказывал, что удачное
географическое положение и история принесли Цейлону благословенный мир и
безопасность, так что только 2.5% государственного бюджета тратилось на
оборону. Любопытно, что бы он сказал в конце 80-ых годов, когда более
половины бюджета шло на закупку вооружений и содержание вооруженных сил,
чтобы бороться с повстанцами - тамилами на полуострове Джафна.
Остров Цейлон был образцовым государством Британского Содружества
наций. Англичане тщательно подготовили его к независимости. После окончания
Второй мировой войны это была хорошая страна среднего размера с населением
менее 10 миллионов человек. Население имело относительно высокий уровень
образования, в стране было два приличных университета, - в Коломбо и в
Канди, - где преподавание велось на английском языке. Цейлон располагал
государственной службой, в которой работали в основном местные жители, а у
населения имелся опыт представительской демократии, развивавшейся с начала
1930-ых годов, когда стали проводиться выборы в городские советы. Когда в
1948 году Цейлон получил независимость, он стал классической моделью
постепенного перехода к независимости.
Увы, все пошло не так. Во время своих визитов, на протяжении многих
лет, я наблюдал, как многообещающая страна приходила в упадок.
Демократическая система, построенная по принципу "один человек - один
голос", не решила проблемы межнациональных отношений, которая была главной.
Восьмимиллионное сингальское большинство всегда имело возможность победить
на выборах двухмиллионное тамильское меньшинство. Сингалы сделали свой язык
государственным, провозгласили буддизм государственной религией в стране,
где до того не было официальной религии. Будучи сторонниками индуистской
религии, тамилы почувствовали себя уязвленными.
В октябре 1966 года, возвращаясь с конференции премьер - министров в
Лондоне, я посетил Коломбо, чтобы встретиться с премьер - министром Дадли
Сенанаяке (Dudley Senanayake). Он был благородным, несколько отстраненным и
придерживавшимся фаталистских взглядов пожилым человеком. Когда мы играли в
гольф в бывшем Королевском гольф - клубе Коломбо, он извинился за
построенные на пространствах между лужайками хижины и пасшихся там коров и
коз. Он сказал, что это было неизбежным следствием демократии и выборов: он
не мог оправдать перед избирателями сохранение открытых, незастроенных
лужаек в центре города. Он отправил меня на поезде в Нувара Элия (Nuwara
Eliya), который когда-то был прекрасным горным курортом. Это был наиболее
поучительный урок того, что случилось со страной после независимости. Пища,
которую сервировали в специальном вагоне поезда, была несвежей. Поданные
крабы испортились и воняли. Я немедленно пошел в туалет, и все вырвал, - это
меня спасло. В Нувара Элия я остановился в резиденции бывшего британского
губернатора. Дом обветшал. Возможно, когда-то это было прекрасно ухоженное
здание с розами в саду (некоторые оставались до сих пор), который выглядел
так, будто находился где-то в английских лесах. На высоте примерно полутора
километров над уровнем моря ощущалась приятная прохлада. Я играл в гольф на
когда - то прекрасном поле, но, как и в Коломбо, на нем также были построены
хижины, паслись козы и коровы.
За обедом мудрый грустный старый сингал объяснил, что то, что
случилось, было неизбежным результатом выборов. Сингалы хотели стать
господствующей расой, они хотели занять прежде занимаемые англичанами
должности управляющих чайными и кокосовыми плантациями и занимаемые тамилами
высшие должности государственных служащих. Стране пришлось пройти через
трагедию превращения сингальского языка в государственный язык. За это они
дорого заплатили, переводя все и вся с английского языка на сингальский и
тамильский. Это оказалось долгим и хаотичным процессом. В университетах
преподавание велось на трех языках: на сингальском для большинства
студентов, на тамильском - для студентов-тамилов с полуострова Джафна и на
английском - для бургеров. В Университете Канди я обратился к проректору с
вопросом о том, как три инженера, получивших образование на трех разных
языках, станут вместе работать, к примеру, на строительстве моста. Он был
бургером по происхождению и носил галстук с эмблемой Кембриджского
университета, так что я понял, что он имел степень доктора наук. Он ответил:
"Сэр, это является политическим вопросом, на который должны ответить
министры". Я спросил его об учебниках. Он объяснил, что основные учебники
переводились с английского на сингальский и тамильский, всегда с опозданием
на три - четыре издания.
Чайные плантации находились в плачевном состоянии; местные жители,
которые были назначены на руководящие должности, не следили за ними так же
хорошо, как их британские предшественники. Ввиду отсутствия строгой
дисциплины сборщики чая срывали не только молодые побеги, но и старые
листья, из которых хорошего чая не получить. Кокосовые плантации также
пострадали. Все это было, как сказал старый сингал, ценой, которую люди
должны были заплатить, чтобы научиться управлять страной.
Я не посещал Цейлон на протяжении многих лет, пока в 1978 году, на
встрече глав-государств членов Британского Содружества наций в Сиднее не
встретился с вновь избранным премьер-министром страны Джуниусом Ричардом
Джеявардене. В 1972 году премьер - министр Сиримаво Бандаранаике изменила
имя страны на "Шри-Ланка" и провозгласила ее республикой. Это не привело к
повышению благосостояния страны, а чай все еще продавался под маркой
"Цейлонского".
Подобно Соломону Бандаранаике, Джеявардене был по рождению
христианином, который принял буддизм и нативизм, чтобы сблизиться с народом.
Ему было за семьдесят, он пережил много взлетов и падений в политике (больше
падений, чем взлетов), и философски смотрел на вещи, не стремясь к
достижению высоких целей. Он хотел отойти от проводившейся на Шри-Ланке
социалистической политики, которая разорила страну. Встретившись со мной в
Сиднее, он прибыл в Сингапур, чтобы, как он сказал, вовлечь нас в развитие
своей страны. Я был увлечен его практическим подходом и пообещал посетить
Шри-Ланку в апреле 1978 года. Он сказал, что собирается предоставить
автономию тамилам с полуострова Джафна. Я не понимал, что он не мог пойти на
уступки в вопросе превосходства сингалов над тамилами. В итоге, это привело
в 1983 году к началу гражданской войны и уничтожило всякие надежды на
создание преуспевающей Шри-Ланки на многие годы, если не на поколения
вперед.
У него были некоторые слабости. Он хотел создать национальную
авиакомпанию, ибо полагал, что это было бы символом прогресса. В "Сингапур
эйрлайнз" работал хороший капитан авиалайнера из Шри-Ланки. Он спросил, не
мог ли я отпустить его домой. Я, конечно, мог, но каким образом простой
пилот смог бы управлять авиакомпанией? Он хотел, чтобы авиакомпания
"Сингапур эйрлайнз" помогла им в создании авиакомпании. Мы помогли. Я
советовал ему, что создание авиакомпании не должно быть его приоритетом,
потому что, чтобы наладить дело как следует, требовалось слишком много
талантливых, хороших администраторов, в то время как он нуждался в таких
людях для проведения ирригации, развития сельского хозяйства, строительства
жилья, индустриального развития и реализации многих других проектов.
Создание авиалинии было хорошим рекламным проектом, но этот проект не имел
большой ценности для страны. Он настаивал на своем. В течение шести месяцев
мы оказывали ему помощь в создании авиакомпании, направив 80 служащих
компании "Сингапур эйрлайнз" на период от трех месяцев до двух лет. Мы также
оказывали им содействие через нашу всемирную сеть агентств, помогая
организовать представительства авиакомпании за рубежом, обучая служащих,
развивая центры подготовки и так далее. Разумное руководство на самом верху
отсутствовало. Когда бывший летчик, а ныне управляющий новой авиакомпании,
решил купить, вопреки нашим рекомендациям, два подержанных самолета, мы
решили отойти от дел. Парк самолетов увеличился в пять раз, не хватало
оборотных средств и обученного персонала, работа авиакомпании не отличалась
надежностью, пассажиров было мало. Затея изначально была обречена на провал,
так оно и получилось.
Использование Сингапура в качестве модели развития Шри-Ланки было
лестно для нас. Правительство Шри-Ланки объявило, что введет принятую в
Сингапуре схему лицензирования, чтобы уменьшить поток транспорта в центре
города, но и эта схема не работала. В 1982 году они начали программу
жилищного строительства, основанную на нашем опыте, но необходимое
финансирование отсутствовало. Они основали зону свободной торговли, которая
по площади была чуть меньше Сингапура. Эта затея могла бы иметь успех, но
террористические акты "тамильских тигров" отпугивали инвесторов.
Самой большой ошибкой, которую сделал Джеявардене, оказалось
распределение целинных земель в сухой зоне. Используя иностранную помощь, он
восстановил древнюю схему ирригации, основанную на использовании
резервуаров, в которых сохранялась вода, отведенная с влажной стороны гор. К
сожалению, он раздал эти земли сингалам, а не тамилам, которые исторически
вели фермерское хозяйство в этой сухой зоне. Лишенные земли и территории,
тамилы начали движение "тамильских тигров". Личный секретарь Джеявардене,
преданный ему тамил с полуострова Джафна, сказал мне, что это было
критической ошибкой. Последовавшая война привела к гибели 50,000 человек,
еще большее число людей было ранено, погибли многие руководители. Война
длится уже 15 лет, но каких-либо признаков ее прекращения еще не видно.
Джеявардене ушел в отставку в 1982 году. Он был усталым человеком,
исчерпавшим набор возможных решений проблем Шри-Ланки. Последовавший за ним
Ранасингх Премадаса (Ranasinghe Premadasa) был сингальским шовинистом. Он
хотел, чтобы индийские войска покинули страну, что было неразумно, ведь они
делали для Шри-Ланки грязную работу. Когда индийские войска были выведены,
Премадаса оказался в еще худшем положении. Он пробовал вести переговоры с
"тамильскими тиграми", но безуспешно, так как не желал идти на серьезные
уступки.
Я встречался с ним несколько раз в Сингапуре после того, как он стал
президентом и пробовал убедить его, что этот конфликт нельзя было разрешить
силой. Единственно возможным было только политическое решение, которое
рассматривалось бы как справедливое и тамилами, и остальным миром. Тогда
Тамильский объединенный фронт освобождения (Tamil United Liberation Front) -
умеренное конституционное крыло движения тамилов за самоуправление - не
отверг бы его. Я доказывал, что его целью должно было стать лишение
террористов народной поддержки. Этого можно было добиться, предложив тамилам
автономию, при которой они могли бы осуществлять самоуправление путем
проведения выборов. Но он был убежден, что сможет победить их. В 1991-1992
годах он послал армию Шри-Ланки для ведения крупномасштабных боев с
"тамильскими тиграми". Успеха это не принесло. В 1993 году, во время
первомайского парада, террорист - самоубийца приблизился к нему в составе
уличной процессии и взорвал бомбу. Вместе с президентом погибло много других
людей. Его сменила на Чандрика Кумаратунга (Chandrika Kumaratunga), дочь
Сиримаво Бандаранаике. Она попробовала добиться своего и путем ведения
переговоров, и силой оружия. Ей удалось захватить полуостров Джафна, но она
не смогла уничтожить "тамильских тигров". Борьба продолжается. Печально, что
страна, чье древнее название Серендип (Serendip) дало английскому языку
слово "serendipity" (Прим. пер.: то есть способность случайно совершать
счастливые открытия) стала теперь синонимом конфликта, боли, горя, и
безнадежности.
С Пакистаном Сингапур установил дипломатические отношения в 1968 году,
но на протяжении многих лет торговые и иные связи не развивались. Мы
придерживались разных позиций в вопросах международной политики до 80-ых
годов, когда нашему сближению способствовали конфликты в Афганистане и
Кампучии, за которыми стоял Советский Союз.
Президент Зия уль-Хак (Zia ul-Haq) посетил Сингапур в 1982 году, во
время тура по странам Юго-Восточной Азии. Он сказал мне, что единственной
целью его визита была встреча со мной, - человеком, создавшим современный
Сингапур. Я ответил ему в обычной манере, что современный Сингапур был
результатом работы команды людей. Мы обсуждали индо-пакистанские отношения.
Наши отношения с Индией были тогда напряженными из-за разногласий по
кампучийскому вопросу. Я согласился с Зия уль-Хаком, что именно советская
стратегия и цели советской внешней политики привели к войне в Афганистане и
Кампучии.
Он пригласил меня посетить Пакистан, что я и сделал в марте 1988 года.
Он организовал всречу с размахом, как и президент Филиппин Маркос в 1974
году. Как только наш самолет пересек границу Пакистана неподалеку от Лахора
(Lahore), к нашему самолету пристроились шесть истребителей "Ф-16", которые
сопровождали нас до Исламабада (Islamabad). В аэропорту нас приветствовали
девятнадцатью залпами орудийного салюта, был собран огромный почетный караул
и сотни размахивавших флажками детей и танцовщиц в традиционных пакистанских
костюмах. На меня произвел хорошее впечатление Исламабад, который был
намного чище и ухоженнее чем Дели. В нем не было грязи, трущоб и запруженных
людьми центральных улиц. Резиденция для гостей и гостиницы также были в
лучшем состоянии.
Зия уль-Хак был крупным мужчиной, с прямыми, черными, тщательно
зачесанными назад волосами, толстыми усами, сильным голосом и уверенной
манерой держаться, присущей военным. Он строго придерживался мусульманских
традиций и заставил пакистанских военных соблюдать "сухой закон", подобно
всем жителям страны. Нас, как гостей, обеспечили пивом местного
производства. За обедом Зия произнес речь, полную комплиментов по поводу
успехов в развитии Сингапура, он также похвалил нас за противостояние с
западной прессой. Он следил за обменом заявлениями между правительством
Сингапура и западными средствами информации и радовался за нас. Ему часто
доставалось от западной прессы, и он восхищался тем, что мы не сдавались. Он
наградил меня пакистанским орденом "Великий лидер" (Nisham-I-Quaid-I-Azam).
На пресс-конференции, состоявшейся перед отъездом, я похвалил
президента Зия уль-Хака за мужество в организации помощи афганским
повстанцам. Если бы он был слабонервным человеком, который предпочел бы
отвернуться в сторону, мир проиграл бы от этого. К сожалению, несколько
месяцев спустя, еще до того, как мы сумели добиться прогресса в развитии
наших отношений, Зия погиб в подозрительной авиакатастрофе.
В отношениях с Пакистаном снова наступил застой до тех пор, пока в
ноябре 1990 года премьер-министром страны стал Наваз Шариф (Nawaz Sharif).
Он был тучным человеком среднего роста, невысоким по пакистанским меркам,
уже облысевшим, хотя ему еще не было пятидесяти. В отличие от семейства
Бхутто, Наваз Шариф вышел не из прослойки элитных феодальных
землевладельцев, а из буржуазного делового семейства в Лахоре. На протяжении
многих лет, в период, когда Пакистан находился под властью военных, включая
Зия уль-Хака, он создавал сталелитейные, сахарные и текстильные компании. В
1991 году он посетил Сингапур дважды: в марте, чтобы изучить причины нашего
экономического прогресса, и в декабре, чтобы попросить меня посетить
Пакистан и дать советы по поводу того, как сделать экономику страны более
открытой. Он сказал, что в Пакистане были начаты смелые реформы,
использовавшие опыт Сингапура в качестве модели.
Он произвел на меня впечатление человека, стремившегося к переменам,
желавшего перевести Пакистан на рельсы рыночной экономики. Я согласился
посетить страну в следующем году. По моей просьбе он прислал генерального
секретаря министерства финансов Саида Куреши (Saeed Qureshi) в Сингапур,
чтобы проинформировать меня. Мы провели три встречи по три часа каждая,
обсуждая цифры и факты, которые он прислал ранее. Вскоре стало очевидно, что
Пакистан сталкивался с тяжелыми проблемами. Налоговая база была узкой,
поступления от налога на доход составляли только 2% ВНП. Многие сделки по
продаже земли не регистрировались, а уклонение от уплаты налогов было широко
распространено. Правительство субсидировало сельское хозяйство, железные
дороги и сталелитейные заводы. 44% бюджета расходовалось на оборону, 35% -
на обслуживание внешнего долга, а 21% оставался на управление страной.
Дефицит бюджета составлял 8% - 10% ВНП, а инфляция измерялась двузначными
цифрами. Международный валютный фонд обращал внимание правительства на эти
данные. Решения были очевидны, но политически их было трудно осуществить,
ибо в стране не было образованного электората, а законодательный орган
находился в руках землевладельцев, которые манипулировали голосами
необразованных фермеров - арендаторов. Это делало земельную реформу
практически невозможной. Коррупция была необузданной, воровство
государственной собственности, включая незаконное пользование
электроэнергией, - массовым.
В феврале 1992 года я провел в Пакистане неделю. Я дважды встречался с
премьер-министром Навазом Шарифом и ключевыми министрами, включая министра
финансов и экономики Сартаджа Азиза (Sartaj Aziz), который был неудержимым
оптимистом. После возвращения в Сингапур я послал Навазу Шарифу отчет с
личным письмом, изложив в нем те меры, которые ему следовало предпринять.
Он был человеком дела, обладавшим неистощимой энергией. К примеру, он
симпатизировал положению водителей такси и снизил налоги на такси, несмотря
на то, что это было не совсем справедливо по отношению к другим покупателям
автомобилей. Будучи в прошлом бизнесменом, он верил в частное
предпринимательство как в средство ускорения экономического роста и
стремился приватизировать государственные предприятия. К сожалению, в
Пакистане эти предприятия не продавались, их не выставляли на открытые
тендеры. Дружба, а в особенности политические связи, определяли, кому и что
достанется. Он лично всегда верил в то, что что-то может быть сделано для
улучшения положения. Проблема состояла в том, что зачастую у него не было ни
времени, ни терпения, чтобы всесторонне изучить вопрос перед тем, как
принять решение. В целом, я считаю, что он был лучше подготовлен, чтобы
управлять страной, чем лидер оппозиции Беназир Бхутто, которая вскоре
сменила Наваза Шарифа. Он лучше понимал бизнес, чем она или ее муж Азиф
Задари.
Возвращаясь домой, я остановился в Карачи (Karachi), чтобы встретиться
с Беназир Бхутто. Она очень ядовито отзывалась о Навазе Шарифе и президенте
Гуляме Ахмед Хане (Ghulam Ahmed Khan). Она сказала, что с ее партией
обращались несправедливо; что правительство пыталось дискредитировать ее и
ее партию путем судебных преследований ее коллег и ее мужа. По ее словам,
коррумпированная полиция подстрекала правительство, и страной правила
"тройка", состоявшая из военных, президента и премьер - министра. Она также
заявила, что это она стояла за кампанией по дерегулированию экономики, и что
это она приняла законодательство о приватизации.
Наваз Шариф посетил Сингапур в январе 1992 года, возвращаясь из Японии.
Он хотел, чтобы я вновь посетил Пакистан и оценил, насколько успешно
внедрялись там мои рекомендации. Навах Шариф приватизировал 60% намеченных
для приватизации предприятий, при этом объем иностранных инвестиций
увеличился. Саид Куреши вновь предоставил мне необходимую информацию. Я
обнаружил, что многими из моих рекомендаций они не воспользовались, - этого
я и опасался. Еще до того, как у меня вновь появилась возможность посетить
Исламабад, конфликт между президентом Гулям Ахмад Ханом и премьер-министром
Навазом Шарифом привел к тому, что они оба ушли в отставку. Были проведены
новые выборы, и премьер - министром страны стала Беназир Бхутто.
Вскоре после выборов, в январе 1994 года, я встретился с Беназир Бхутто
в Давосе. Она ликовала и была полна идей. Она хотела, чтобы Сингапур
участвовал в проекте строительства дороги из Пакистана в Среднюю Азию через
Афганистан. Я попросил предоставить детальное предложение, которое мы могли
бы рассмотреть. Она также хотела, чтобы мы изучили, насколько жизнеспособны
были некоторые из "больных" предприятий в Пакистане, и взяли бы их в
управление. Ее муж хотел развить еще более кипучую деятельность. Он хотел
построить остров неподалеку от Карачи, чтобы создать там свободный порт и