Страница:
существовавшие между старыми лидерами - Дэн Сяопином и Ким Ир Сеном (Kim Il
Sung) - будут сохраняться и между Цзян Цзэминем и Ким Чен Иром (Kim Jong
Il). Представители старого поколения были товарищами по оружию, вместе
сражавшимися в годы Корейской войны, между представителями нынешнего
поколения такого товарищества не существовало. Война и хаос на Корейском
полуострове были не в интересах Китая. На деле, Китай хотел сохранения
статус-кво, что позволяло торговать с Южной Кореей и получать инвестиции.
Объединение двух корейских государств также было не в интересах Китая, ибо в
этом случае Китай потерял бы "северокорейскую карту", которую он разыгрывал
против США и Южной Кореи. Ким уже до того продумал все эти проблемы, он
просто хотел услышать от меня подтверждение или опровержение собственных
взглядов.
На меня произвела впечатление позиция Ким Дэ Чжуна по проблеме
Восточного Тимора. Недавний кризис, случившийся в эпоху Интернета, сблизил
страны Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии. Несмотря на то, что с
географической точки зрения Восточный Тимор находится далеко от Южной Кореи,
этот конфликт оказал опосредованное влияние и на нее. Ким Дэ Чжун сказал,
что было бы хорошо, если бы все страны Азии выступали единым фронтом. Именно
поэтому он решил послать войска (батальон в составе 420 человек) в Восточный
Тимор, невзирая на то, что оппозиция в Национальном собрании выступала
против этого. Для этого у Кима была еще одна причина: в 1950 году, во время
Корейской войны, на помощь Южной Корее пришли 16 государств, в этой войне
погибли сотни тысяч человек. Южная Корея не выполнила бы свой долг, если бы
она не оказала ООН помощь в Восточном Тиморе. По моему мнению, объединение
Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии в единый регион является просто делом
времени. Две субрегиональные экономики переплетаются все сильнее и сильнее.
Корейские средства массовой информации ожидали, что между нами
состоится дискуссия по поводу различий во взглядах на азиатские, то есть
конфуцианские, ценности, а также на проблемы прав человека и демократии. Я
заявил представителям прессы, что эти проблемы не обсуждались. Нам обоим
было далеко за 70, и мы вряд ли изменили бы свои взгляды. История рассудит,
кто из нас лучше разбирался в конфуцианской культуре.
Я обнаружил, что Ким Дэ Чжун был человеком, чей темперамент умерили
многочисленные кризисы. Он научился контролировать свои эмоции, чтобы
добиться осуществления более важных целей. Во время пребывания в Японии он
был схвачен агентами КЦРУ, подвергнут пыткам, и, вероятно, был бы убит, если
бы не вмешательство американцев. Несмотря на это, чтобы победить на выборах
1997 года он сформировал альянс с бывшим директором КЦРУ Ким Чжон Пилем, а
после победы на выборах назначил его премьер-министром.
Важной причиной переживаемых Южной Кореей политических, экономических и
социальных трудностей является то, что переход от военного положения к
всеобъемлющей демократии был слишком резким и неожиданным. У корейцев не
было укоренившихся традиций использования закона для контроля над работой
общественных организаций или законов, регулировавших деятельность профсоюзов
и требовавших от них проведения тайного голосования перед проведением
забастовок или других акций протеста. Когда мы пришли к власти в Сингапуре в
1959 году, то унаследовали от англичан целый свод законодательства,
регулировавшего наказания за незначительные нарушения. Поэтому, когда
чрезвычайное положение было отменено, в нашем распоряжении имелись средства
для того, чтобы контролировать протесты общественности, не дать им выйти за
рамки допустимого, нарушить законность и порядок в обществе. Если бы
демократизация в Корее проводилась постепенно, если бы первоначально было
принято необходимое законодательство, регулировавшее проведение демонстраций
и акций протеста, то люди были бы менее склонны к разного рода эксцессам при
проведении акций протеста. Особенно это касается ожесточенной конфронтации
между рабочими, студентами и полицией.
Возобновление "общественного договора" между корейским народом и его
руководителями потребует некоторого времени. Руководству страны необходимо
восстановить в народе веру в то, что правительство будет вести честную игру,
регулируя отношения между рабочими и управляющими, между более и менее
образованными, более и менее преуспевающими членами общества. В своем
стремлении обеспечить высокие темпы экономического роста сменявшие друг
друга президенты Кореи проводили политику, обеспечивавшую получение большого
вознаграждения промышленниками, управляющими и инженерами по сравнению с
рабочими. С ростом ВНП это вело к увеличению разрыва в уровне
благосостояния. Как только "общественный договор" будет восстановлен,
корейцы снова энергично двинутся вперед, ведь они - энергичные,
трудолюбивые, решительные, способные и целеустремленные люди.
13 июня 2000 года, после нескольких фальстартов, президенты Северной и
Южной Кореи, наконец, встретились в Пхеньяне (Pyongyang). Жители Южной Кореи
были удивлены прямой телевизионной трансляцией встречи двух президентов, -
лидер Северной Кореи Ким Чен Ир, неоднократно подвергавшийся нападкам в
средствах массовой информации, демонстрировал обаяние, дружелюбие и чувство
юмора. Волна эйфории захлестнула Южную Корею, даже скептики были под
впечатлением. Но сомнения остались. Не был ли Ким Чен Ир тем самым
человеком, который приказал убить министров Южной Кореи на церемонии
возложения венков в Рангуне в 1983 году и взорвать южнокорейский авиалайнер
в 1987 году?
В течение нескольких дней после этого визита Госсекретарь США Маделин
Олбрайт посетила Пекин и Сеул. В Сеуле она заявила, что американские войска
будут продолжать оставаться в Южной Корее. Тем не менее, если оттепель в
отношениях между странами будет продолжаться, то ей следует ожидать, что
Северная Корея станет оказывать давление, добиваясь от США их вывода, а от
Южной Кореи - поддержки своих требований. А если Северная Корея прекратит
работы над ракетной программой, то это устранит необходимость для
развертывания американской системы противоракетной обороны, ибо ее целью
является защита от ракетного нападения со стороны таких
"государств-обманщиков" (rogue state) как Северная Корея, а не Китай.
Я встретился с президентом Цзян Цзэминем в Пекине вечером того же дня,
когда в Корее проходила встреча на высшем уровне. Он был в приподнятом
настроении, с удовольствием напомнив о рукопожатии лидеров двух стран,
увиденном им по телевизору. Для этого у него были достаточные основания, ибо
за две недели до того Ким Чен Ир совершил один из своих редких визитов в
Пекин, чтобы обсудить этот вопрос с Цзян Цзэминем.
Я впервые посетил Гонконг в 1954 году, на итальянском лайнере "Азия".
Корабль пришвартовался в Гонконге на трое суток, что позволило нам с Чу
побродить пешком по городу. Это был очаровательный город, расположенный на
острове, напротив бухты, на берегу которой, со стороны Цзюлуна (Kowloon),
быстро разрастались пригороды. За городским центром находился пик высотой
около тысячи футов (350 метров), по склонам которого поднимались дороги и
были разбросаны дома. Это была живописная картина.
Люди в городе жили трудолюбивые, товары были дешевыми, а сервис -
отличным. Утром я посетил мастерскую, портной снял с меня мерку, и я заказал
ему два костюма. После обеда я зашел в мастерскую на примерку, а вечером
того же дня костюмы были доставлены в мою каюту. В Сингапуре портные не
смогли бы этого сделать. Тогда я еще не понимал, что когда коммунисты
"освободили" континентальный Китай в 1949 году, в числе одного-двух
миллионов беженцев из Китая в город прибыли некоторые из лучших
предпринимателей, специалистов и интеллектуалов из Шанхая и провинций
Чжэцзян (Zhejiang), Цзянсу (Jiangsu) и Гуандун (Guangdong). Именно они
сформировали ту широкую прослойку талантливых людей, которые с помощью
наиболее инициативных и находчивых китайских рабочих, решивших, что лучше
покинуть Китай, чем жить под властью коммунистов, сделали Гонконг одним из
самых динамичных городов мира.
Для остального мира Гонконг и Сингапур являются двумя похожими
китайскими городами приблизительно одинакового размера. С моей точки зрения,
между ними столько же различий, сколько и сходства. Гонконг располагал вдвое
большей территорией и имел вдвое больше населения, жившего на острове,
полуострове Цзюлун и Новой Территории. Ситуация, в которой оказался Гонконг
в 1949 году, была в экономическом и политическом отношении намного хуже, ибо
город полностью зависел от милости Китая. Народно-освободительная армия
Китая (China's People's Liberation Army) могла в любой момент войти в город,
будь такой приказ отдан. Тем не менее, несмотря на неопределенность и
постоянное ожидание катастрофы, которая могла случиться в любой момент,
Гонконг процветал. Сингапур не сталкивался с такими мрачными перспективами.
Я испытывал облегчение от того, что мы не жили в обстановке такой
неопределенности и под таким сильным давлением, как Гонконг. Даже после
того, как в 1957 году Малайя обрела независимость, Сингапур был все еще
связан с полуостровом экономически и физически, а люди и товары свободно
перемещались в обоих направлениях. Только в 1965 году, после того, как нам
предложили выйти из состава Малайзии, наше будущее стало выглядеть мрачно. В
отличие от Гонконга, в Сингапуре не было полутора миллиона беженцев с
материка. Вероятно, если бы в Сингапур прибыли беженцы, вместе с ними в
город попали бы некоторые из числа лучших предпринимателей и наиболее
трудолюбивых, находчивых и энергичных людей, что дало бы нам дополнительные
преимущества. Действительно, подобный приток беженцев в 1949 году помог
Тайваню, - без этого на Тайване не было бы тех способных людей, которые
управляли Китаем до 1949 года. Под их руководством, с помощью США, Тайвань
преобразился. Тогда, в 1949 году, когда происходили все эти события, я еще
не понимал ни того, какую важную роль играют талантливые люди, особенно
предприниматели, ни того, что образованные, талантливые люди являются теми
дрожжами, которые заставляют общество расти, и преобразовывают его.
В следующий раз я посетил Гонконг в мае 1962 года. За восемь лет, судя
по увиденным мною зданиям и магазинам, город ушел далеко вперед по сравнению
с Сингапуром. После получения независимости в 1965 году я считал для себя
обязательным посещать Гонконг практически ежегодно, чтобы наблюдать за тем,
как жители города решали свои проблемы, посмотреть, чему у них можно было
поучиться. Для меня Гонконг являлся источником вдохновения, примером того,
чего может добиться общество, состоящее из трудолюбивых, решительных людей.
Мне также хотелось привлечь некоторых предпринимателей, особенно
промышленников, для создания в Сингапуре текстильных и иных предприятий.
Средства массовой информации Гонконга были неблагосклонны к моей
деятельности и печатали весьма критические материалы о Сингапуре, чтобы
удержать своих жителей от переезда.
В феврале 1970 Университет Гонконга присвоил мне почетную степень
доктора права. В своей приветственной речи я сказал: "Являясь
первопроходцами модернизации общества, Гонконг и Сингапур могут сыграть роль
катализатора, ускоряющего трансформацию окружающих их патриархальных
аграрных государств... Я надеюсь, что они смогут стать не только центрами
распространения современных методов производства, но, что более важно,
социальных ценностей, дисциплины, навыков и знаний". Несколько десятилетий
спустя эти слова сбылись.
После этого визита я направил письмо в адрес нашего Управления
экономического развития. Я указывал, что, в результате политической
неопределенности, возникшей в связи с ситуацией в Китае и тем, что в 1997
году истекал 99-летний срок аренды Великобританией Новых Территорий,
Сингапур мог бы привлечь из Гонконга некоторых специалистов и
квалифицированных рабочих. Мы, в свою очередь, могли помочь Гонконгу
кредитами или поделиться опытом, если они в этом нуждались.
Я не переставал восхищаться людьми Гонконга, их способностью
восстанавливаться после любой неудачи. Как и Сингапур, в 70-ых годах Гонконг
сильно пострадал в результате нефтяного кризиса, но он быстрее приспособился
к новым условиям. Магазины в Гонконге снизили цены, рабочие согласились со
снижением заработной платы, а немногочисленные профсоюзы не вступали в
борьбу с рыночными силами. А вот правительство Сингапура вынуждено было
смягчить удар, нанесенный инфляцией и экономическим спадом, стараясь
предотвратить резкое снижение уровня жизни наших рабочих, помогая разрешить
проблемы, возникшие между профсоюзами и руководством предприятий.
Люди в Гонконге полагались не на правительство, а на себя и на свои
семьи. Они были трудолюбивы, пытались добиться успеха в бизнесе, - будь-то
уличная торговля, изготовление сувениров или посредническая деятельность.
Стремление добиться успеха было у них велико, а семейные и родственные связи
- прочными. Задолго до того, как Милтон Фридман (Milton Friedman) привел
Гонконг в качестве примера свободной рыночной экономики, я уже отметил для
себя все преимущества существования весьма скромной системы социального
обеспечения, а то и полного ее отсутствия. Это заставляло людей Гонконга
стремиться добиться успеха. Между ними и колониальным правительством не
существовало никакого "общественного договора". В отличие от жителей
Сингапура, они не могли и не защищали своих коллективных интересов. Гонконг
не являлся государством, - ему просто не позволяли стать государством: Китай
никогда не допустил бы этого, а англичане и не стремились к этому. В этом
состояло огромное различие между Гонконгом и Сингапуром.
Сингапур был просто обязан либо стать государством, либо прекратить
свое существование. Правительство Сингапура было вынуждено субсидировать
образование, здравоохранение, жилищное строительство, несмотря даже на то,
что я пытался избежать разрушительных последствий социальной политики
"государства благосостояния". К тому же, жители Сингапура не могли тягаться
с жителями Гонконга в уровне мотивации и стремлении добиться успеха. Если
жители Гонконга терпели в чем-то неудачу, они винили в ней только себя или
неудачное стечение обстоятельств, собирались с силами и снова пробовали,
надеясь, что на этот раз им повезет. У жителей Сингапура было иное отношение
к жизни и правительству, - подобным тревогам и волнениям они предпочитали
стабильную работу и свободу.
Если жители Сингапура терпели в чем-то неудачу, они обвиняли в этом
правительство, ибо считали, что улучшение их жизни является его
обязанностью. Они считали, что правительство обязано было не только
гарантировать справедливые и одинаковые для всех правила игры, но и должно
было, по ее окончанию, наградить призами даже тех участников, чьи результаты
были не слишком хороши. Когда жители Сингапура голосуют на выборах за
депутатов парламента и министров, они ожидают в ответ распределения всех
имеющихся в наличии благ.
Один поселившийся в Сингапуре предприниматель из Гонконга в разговоре
со мной кратко сформулировал различия между нами. Когда в начале 70-ых годов
он создавал в Сингапуре текстильную и швейную фабрики, он привез с собой из
Гонконга нескольких управляющих, а также нанял несколько управляющих -
жителей Сингапура. К 1994 году все управляющие-жители Сингапура еще
продолжали работать на его предприятии, а все управляющие, привезенные им из
Гонконга, начали свое собственное дело и конкурировали с ним. Они не видели
смысла в том, чтобы, разбираясь в бизнесе не хуже его, продолжать на него
работать. Чтобы начать свое дело, им требовалось лишь немного капитала, и,
как только им удавалось его раздобыть, они сразу уходили. Жителям Сингапура
не хватало этой предпринимательской жилки, желания рисковать, добиться
успеха и стать крупным магнатом. В последние годы заметны радующие глаз
перемены в этой области. В условиях быстрого экономического роста в регионе
все большее число молодых специалистов стали заниматься предпринимательской
деятельностью. Сначала они работали в качестве наемных управляющих, часть
вознаграждения которых выражалась в акциях их компаний, а затем, приобретя
хорошие знания в сфере бизнеса и уверенность в успехе, принимались за дело
самостоятельно.
Нам удалось привлечь в Сингапур из Гонконга нескольких предпринимателей
в сфере производства текстиля и одежды, пластмассовых и ювелирных изделий,
резчиков по нефриту и слоновой кости, а также мастеров по изготовлению
мебели. В 60-ых и начале 70-ых годов мы приветствовали их появление в
Сингапуре, ибо они создавали рабочие места и источали оптимизм. Лучшие из
них оставались в Гонконге, где вести дело было прибыльнее, чем в Сингапуре,
но, как мы и надеялись, они создавали в Сингапуре филиалы своих компаний и
присылали сюда своих младших сыновей, чтобы вести надзор за работой этих
предприятий.
В августе 1984 года, после провозглашения Великобританией и Китаем
Совместной декларации (Joint Declaration) относительно будущего Гонконга, я
пригласил на торжества по случаю Национального дня Сингапура группу их
ведущих бизнесменов и специалистов. В результате этой поездки группа крупных
бизнесменов из Гонконга инвестировала более двух миллиардов сингапурских
долларов в строительство самого большого в Сингапуре делового центра,
состоявшего из офисных зданий, центра для проведения выставок и конференций,
получившего название "Сантэк сити" (Suntec City). Именно там мы провели
первую встречу министров стран, входящих во ВТО в декабре 1996 года, год
спустя после того, как строительство было завершено. Этот центр был одним из
многих "яиц", отложенных бизнесменами из Гонконга в городах, расположенных
на побережье Тихого океана, в основном, в Северной Америке, Азии и
Австралии. Средства массовой информации Гонконга считали, что Сингапур хотел
снять сливки, переманивая из Гонконга наиболее талантливых людей, но это
было не так, ибо в наших интересах было, чтобы, вернувшись под суверенитет
Китая, Гонконг продолжал процветать. Совершив "набег" на Гонконг и переманив
оттуда талантливых людей, мы получили бы сиюминутные выгоды. Напротив, если
бы Гонконг процветал, это позволило бы нам развивать с ним деловое
сотрудничество и получать от этого постоянную выгоду.
Британские правители Гонконга управляли им в соответствии со старыми
имперскими традициями: надменно, оставаясь несколько в стороне,
снисходительно относясь к местным жителям, в том числе и ко мне, ибо я был
китайцем. Прежние губернаторы Гонконга назначались из числа служащих
британской колониальной администрации. Этот порядок изменился после 1971
года, когда на должность губернатора был назначен Мюррей Маклехос (Murray
MacLehose), работавший в британском министерстве иностранных дел, которое
являлось куда более солидным учреждением. Перед назначением на должность он
решил посетить Сингапур. Гонконг страдал от разъедавшей его коррупции, и он
хотел посмотреть, каким образом нам удавалось держать ее под контролем. Он
также хотел познакомиться с нашими достижениями в сфере образования, его
особенно интересовал наш Политехнический институт, ибо в Гонконге подобного
учебного заведения не было, - на техническое образование они практически не
тратили средств. Он также проявлял заинтересованность в изучении нашей
программы обеспечения жильем, желая улучшить ситуацию с жильем в Гонконге до
того, как она станет критической.
В целом, во время правления англичан администрация в Гонконге была
честной, за исключением примерно десятилетнего периода, предшествовавшего
назначению Маклехоса на должность губернатора. В тот период коррупция в
городе приобрела такой размах, что ему пришлось принять строгие меры,
основанные на сингапурских законах и практике борьбы с коррупцией.
Естественно, что правила игры в колонии создавали преимущества для
британских деловых кругов. Британские банки ("Гонконг энд Шанхай бэнк" и
"Чартэрэд бэнк") являлись уполномоченными эмитентами ценных бумаг.
Британские торговые компании находились в привилегированном положении, но к
концу британского правления эти привилегии сошли на нет, и многие из этих
компаний были куплены китайцами Гонконга.
Перед тем как в 1987 году следующий губернатор Гонконга Дэвид Вильсон
(David Wilson) приступил к исполнению своих обязанностей, он также посетил
Сингапур, чтобы посмотреть, как население, состоявшее в большинстве из
этнических китайцев, сумело самоорганизоваться и решало стоявшие перед ним
проблемы. Он был дипломатом, специалистом по Китаю. Вильсон хотел
познакомиться с сингапурским опытом обретения независимости. Я объяснил ему,
что мы находились в иных обстоятельствах. Сингапур являлся частью Малайзии,
получил независимость неожиданно, не стремясь к этому, и вынужден был взять
свою судьбу в свои руки. Специальный административный район Сянган (САР -
Special Administrative Region of Hong Kong) должен был стать частью Китая.
Любой руководитель, который встал бы во главе Гонконга, должен был понимать
политику Китая, научиться находить общий язык с его лидерами, одновременно
защищая интересы Гонконга; он не обладал бы полной свободой действий.
До 1992 года политика Великобритании в отношении Гонконга заключалась в
том, чтобы консультироваться и согласовывать с Китаем любые предполагаемые
изменения в политике до того, как обнародовать их. Эта политика была
призвана обеспечить плавный переход Гонконга под юрисдикцию Китая, -
англичане называли это "прямым поездом" ("through train"). Другими словами,
в момент "переезда" из британского Гонконга 30 июня 1997 года в Гонконг
китайский 1 июля 1997 года не должно было происходить смены "локомотива" или
"вагонов". После шокирующих событий на площади Тяньаньмынь в июне 1989 года
британское правительство решило, что ему следовало принять меры, выходившие
за рамки соглашений с Китаем, зафиксированных в Совместной Декларации 1984
года. Англичане хотели, чтобы их совесть была чиста относительно того, что
они сделали все, что было в их силах, чтобы сохранить образ жителей Гонконга
после возвращения города под юрисдикцию Китая.
Через шесть недель после событий на площади Тяньаньмынь мы предложили
предоставить 25,000 семей жителей Гонконга право на получение вида на
жительство в Сингапуре, при этом от них не требовалось переселяться в
Сингапур до тех пор, пока у них в этом не было нужды. Эти виды на жительство
были бы действительны на протяжении пяти лет, после чего их можно было
продлить еще на пять лет. В тогдашней неопределенной ситуации это позволило
бы предотвратить отток талантливых людей из Гонконга. У посольства Сингапура
в Гонконге выстроились огромные очереди желающих получить анкеты, что чуть
не привело к беспорядкам. Встретившись в январе 1990 года в Гонконге с
губернатором Вильсоном, я заверил его, что, предложив предоставить вид на
жительство жителям города, мы ни в коей мере не намеревались нанести ущерб
Гонконгу. Мы готовы были предоставить Гонконгу кредиты и поделиться опытом,
если в этом была нужда, и наоборот. Таким образом, и они, и мы могли бы
извлечь выгоду, используя капиталы, опыт и навыки друг друга. Мы просто не
ожидали такой реакции жителей Гонконга в ответ на наше предложение. Многие
из обратившихся за видом на жительство людей не получили его, ибо у них не
было необходимого образования или квалификации. На протяжении года мы выдали
50,000 видов на жительство, - вдвое больше, чем первоначально
предполагалось. К 1997 году только 8,500 жителей Гонконга переехало в
Сингапур. Гонконг вскоре отошел от шока, вызванного событиями на площади
Тяньаньмынь, и дела в городе шли неплохо. Люди в Гонконге хорошо
зарабатывали, - лучше, чем они зарабатывали бы в Сингапуре или в любой
другой стране. В самом деле, многие из тех, кто эмигрировал в Канаду,
Австралию и Новую Зеландию, позднее вернулись, зачастую оставляя свои семьи,
чтобы работать в Гонконге.
Подобно своим предшественникам Вильсону и Маклехосу, Крис Паттэн (Chris
Patten) также сделал остановку в Сингапуре в июле 1992 года по пути в
Гонконг, чтобы поделиться со мной своими соображениями перед вступлением в
должность. В ходе примерно часовой дискуссии я понял, что он хотел выйти за
рамки того, о чем англичане договорились с китайцами, и спросил его: "А
какие карты у Вас на руках? Что изменилось?" Вместо ответа на мой вопрос он
просто повторил его: "Что изменилось?" У меня были плохие предчувствия по
поводу задуманных им реформ, осуществление которых нарушило бы достигнутые
договоренности. Журналисты из Гонконга прибыли в Сингапур, чтобы взять у
меня интервью после разговора с Паттэном. Чтобы предотвратить любое
искажение информации, вместо встречи с ними, я выступил с заявлением: "Я
верю, что, если цели, которые он (Паттэн) ставит перед собой, не выходят за
рамки Совместной декларации и Основного Закона (Basic Law), то он
располагает прочной основой для того, чтобы управлять городом и двигаться
Sung) - будут сохраняться и между Цзян Цзэминем и Ким Чен Иром (Kim Jong
Il). Представители старого поколения были товарищами по оружию, вместе
сражавшимися в годы Корейской войны, между представителями нынешнего
поколения такого товарищества не существовало. Война и хаос на Корейском
полуострове были не в интересах Китая. На деле, Китай хотел сохранения
статус-кво, что позволяло торговать с Южной Кореей и получать инвестиции.
Объединение двух корейских государств также было не в интересах Китая, ибо в
этом случае Китай потерял бы "северокорейскую карту", которую он разыгрывал
против США и Южной Кореи. Ким уже до того продумал все эти проблемы, он
просто хотел услышать от меня подтверждение или опровержение собственных
взглядов.
На меня произвела впечатление позиция Ким Дэ Чжуна по проблеме
Восточного Тимора. Недавний кризис, случившийся в эпоху Интернета, сблизил
страны Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии. Несмотря на то, что с
географической точки зрения Восточный Тимор находится далеко от Южной Кореи,
этот конфликт оказал опосредованное влияние и на нее. Ким Дэ Чжун сказал,
что было бы хорошо, если бы все страны Азии выступали единым фронтом. Именно
поэтому он решил послать войска (батальон в составе 420 человек) в Восточный
Тимор, невзирая на то, что оппозиция в Национальном собрании выступала
против этого. Для этого у Кима была еще одна причина: в 1950 году, во время
Корейской войны, на помощь Южной Корее пришли 16 государств, в этой войне
погибли сотни тысяч человек. Южная Корея не выполнила бы свой долг, если бы
она не оказала ООН помощь в Восточном Тиморе. По моему мнению, объединение
Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии в единый регион является просто делом
времени. Две субрегиональные экономики переплетаются все сильнее и сильнее.
Корейские средства массовой информации ожидали, что между нами
состоится дискуссия по поводу различий во взглядах на азиатские, то есть
конфуцианские, ценности, а также на проблемы прав человека и демократии. Я
заявил представителям прессы, что эти проблемы не обсуждались. Нам обоим
было далеко за 70, и мы вряд ли изменили бы свои взгляды. История рассудит,
кто из нас лучше разбирался в конфуцианской культуре.
Я обнаружил, что Ким Дэ Чжун был человеком, чей темперамент умерили
многочисленные кризисы. Он научился контролировать свои эмоции, чтобы
добиться осуществления более важных целей. Во время пребывания в Японии он
был схвачен агентами КЦРУ, подвергнут пыткам, и, вероятно, был бы убит, если
бы не вмешательство американцев. Несмотря на это, чтобы победить на выборах
1997 года он сформировал альянс с бывшим директором КЦРУ Ким Чжон Пилем, а
после победы на выборах назначил его премьер-министром.
Важной причиной переживаемых Южной Кореей политических, экономических и
социальных трудностей является то, что переход от военного положения к
всеобъемлющей демократии был слишком резким и неожиданным. У корейцев не
было укоренившихся традиций использования закона для контроля над работой
общественных организаций или законов, регулировавших деятельность профсоюзов
и требовавших от них проведения тайного голосования перед проведением
забастовок или других акций протеста. Когда мы пришли к власти в Сингапуре в
1959 году, то унаследовали от англичан целый свод законодательства,
регулировавшего наказания за незначительные нарушения. Поэтому, когда
чрезвычайное положение было отменено, в нашем распоряжении имелись средства
для того, чтобы контролировать протесты общественности, не дать им выйти за
рамки допустимого, нарушить законность и порядок в обществе. Если бы
демократизация в Корее проводилась постепенно, если бы первоначально было
принято необходимое законодательство, регулировавшее проведение демонстраций
и акций протеста, то люди были бы менее склонны к разного рода эксцессам при
проведении акций протеста. Особенно это касается ожесточенной конфронтации
между рабочими, студентами и полицией.
Возобновление "общественного договора" между корейским народом и его
руководителями потребует некоторого времени. Руководству страны необходимо
восстановить в народе веру в то, что правительство будет вести честную игру,
регулируя отношения между рабочими и управляющими, между более и менее
образованными, более и менее преуспевающими членами общества. В своем
стремлении обеспечить высокие темпы экономического роста сменявшие друг
друга президенты Кореи проводили политику, обеспечивавшую получение большого
вознаграждения промышленниками, управляющими и инженерами по сравнению с
рабочими. С ростом ВНП это вело к увеличению разрыва в уровне
благосостояния. Как только "общественный договор" будет восстановлен,
корейцы снова энергично двинутся вперед, ведь они - энергичные,
трудолюбивые, решительные, способные и целеустремленные люди.
13 июня 2000 года, после нескольких фальстартов, президенты Северной и
Южной Кореи, наконец, встретились в Пхеньяне (Pyongyang). Жители Южной Кореи
были удивлены прямой телевизионной трансляцией встречи двух президентов, -
лидер Северной Кореи Ким Чен Ир, неоднократно подвергавшийся нападкам в
средствах массовой информации, демонстрировал обаяние, дружелюбие и чувство
юмора. Волна эйфории захлестнула Южную Корею, даже скептики были под
впечатлением. Но сомнения остались. Не был ли Ким Чен Ир тем самым
человеком, который приказал убить министров Южной Кореи на церемонии
возложения венков в Рангуне в 1983 году и взорвать южнокорейский авиалайнер
в 1987 году?
В течение нескольких дней после этого визита Госсекретарь США Маделин
Олбрайт посетила Пекин и Сеул. В Сеуле она заявила, что американские войска
будут продолжать оставаться в Южной Корее. Тем не менее, если оттепель в
отношениях между странами будет продолжаться, то ей следует ожидать, что
Северная Корея станет оказывать давление, добиваясь от США их вывода, а от
Южной Кореи - поддержки своих требований. А если Северная Корея прекратит
работы над ракетной программой, то это устранит необходимость для
развертывания американской системы противоракетной обороны, ибо ее целью
является защита от ракетного нападения со стороны таких
"государств-обманщиков" (rogue state) как Северная Корея, а не Китай.
Я встретился с президентом Цзян Цзэминем в Пекине вечером того же дня,
когда в Корее проходила встреча на высшем уровне. Он был в приподнятом
настроении, с удовольствием напомнив о рукопожатии лидеров двух стран,
увиденном им по телевизору. Для этого у него были достаточные основания, ибо
за две недели до того Ким Чен Ир совершил один из своих редких визитов в
Пекин, чтобы обсудить этот вопрос с Цзян Цзэминем.
Я впервые посетил Гонконг в 1954 году, на итальянском лайнере "Азия".
Корабль пришвартовался в Гонконге на трое суток, что позволило нам с Чу
побродить пешком по городу. Это был очаровательный город, расположенный на
острове, напротив бухты, на берегу которой, со стороны Цзюлуна (Kowloon),
быстро разрастались пригороды. За городским центром находился пик высотой
около тысячи футов (350 метров), по склонам которого поднимались дороги и
были разбросаны дома. Это была живописная картина.
Люди в городе жили трудолюбивые, товары были дешевыми, а сервис -
отличным. Утром я посетил мастерскую, портной снял с меня мерку, и я заказал
ему два костюма. После обеда я зашел в мастерскую на примерку, а вечером
того же дня костюмы были доставлены в мою каюту. В Сингапуре портные не
смогли бы этого сделать. Тогда я еще не понимал, что когда коммунисты
"освободили" континентальный Китай в 1949 году, в числе одного-двух
миллионов беженцев из Китая в город прибыли некоторые из лучших
предпринимателей, специалистов и интеллектуалов из Шанхая и провинций
Чжэцзян (Zhejiang), Цзянсу (Jiangsu) и Гуандун (Guangdong). Именно они
сформировали ту широкую прослойку талантливых людей, которые с помощью
наиболее инициативных и находчивых китайских рабочих, решивших, что лучше
покинуть Китай, чем жить под властью коммунистов, сделали Гонконг одним из
самых динамичных городов мира.
Для остального мира Гонконг и Сингапур являются двумя похожими
китайскими городами приблизительно одинакового размера. С моей точки зрения,
между ними столько же различий, сколько и сходства. Гонконг располагал вдвое
большей территорией и имел вдвое больше населения, жившего на острове,
полуострове Цзюлун и Новой Территории. Ситуация, в которой оказался Гонконг
в 1949 году, была в экономическом и политическом отношении намного хуже, ибо
город полностью зависел от милости Китая. Народно-освободительная армия
Китая (China's People's Liberation Army) могла в любой момент войти в город,
будь такой приказ отдан. Тем не менее, несмотря на неопределенность и
постоянное ожидание катастрофы, которая могла случиться в любой момент,
Гонконг процветал. Сингапур не сталкивался с такими мрачными перспективами.
Я испытывал облегчение от того, что мы не жили в обстановке такой
неопределенности и под таким сильным давлением, как Гонконг. Даже после
того, как в 1957 году Малайя обрела независимость, Сингапур был все еще
связан с полуостровом экономически и физически, а люди и товары свободно
перемещались в обоих направлениях. Только в 1965 году, после того, как нам
предложили выйти из состава Малайзии, наше будущее стало выглядеть мрачно. В
отличие от Гонконга, в Сингапуре не было полутора миллиона беженцев с
материка. Вероятно, если бы в Сингапур прибыли беженцы, вместе с ними в
город попали бы некоторые из числа лучших предпринимателей и наиболее
трудолюбивых, находчивых и энергичных людей, что дало бы нам дополнительные
преимущества. Действительно, подобный приток беженцев в 1949 году помог
Тайваню, - без этого на Тайване не было бы тех способных людей, которые
управляли Китаем до 1949 года. Под их руководством, с помощью США, Тайвань
преобразился. Тогда, в 1949 году, когда происходили все эти события, я еще
не понимал ни того, какую важную роль играют талантливые люди, особенно
предприниматели, ни того, что образованные, талантливые люди являются теми
дрожжами, которые заставляют общество расти, и преобразовывают его.
В следующий раз я посетил Гонконг в мае 1962 года. За восемь лет, судя
по увиденным мною зданиям и магазинам, город ушел далеко вперед по сравнению
с Сингапуром. После получения независимости в 1965 году я считал для себя
обязательным посещать Гонконг практически ежегодно, чтобы наблюдать за тем,
как жители города решали свои проблемы, посмотреть, чему у них можно было
поучиться. Для меня Гонконг являлся источником вдохновения, примером того,
чего может добиться общество, состоящее из трудолюбивых, решительных людей.
Мне также хотелось привлечь некоторых предпринимателей, особенно
промышленников, для создания в Сингапуре текстильных и иных предприятий.
Средства массовой информации Гонконга были неблагосклонны к моей
деятельности и печатали весьма критические материалы о Сингапуре, чтобы
удержать своих жителей от переезда.
В феврале 1970 Университет Гонконга присвоил мне почетную степень
доктора права. В своей приветственной речи я сказал: "Являясь
первопроходцами модернизации общества, Гонконг и Сингапур могут сыграть роль
катализатора, ускоряющего трансформацию окружающих их патриархальных
аграрных государств... Я надеюсь, что они смогут стать не только центрами
распространения современных методов производства, но, что более важно,
социальных ценностей, дисциплины, навыков и знаний". Несколько десятилетий
спустя эти слова сбылись.
После этого визита я направил письмо в адрес нашего Управления
экономического развития. Я указывал, что, в результате политической
неопределенности, возникшей в связи с ситуацией в Китае и тем, что в 1997
году истекал 99-летний срок аренды Великобританией Новых Территорий,
Сингапур мог бы привлечь из Гонконга некоторых специалистов и
квалифицированных рабочих. Мы, в свою очередь, могли помочь Гонконгу
кредитами или поделиться опытом, если они в этом нуждались.
Я не переставал восхищаться людьми Гонконга, их способностью
восстанавливаться после любой неудачи. Как и Сингапур, в 70-ых годах Гонконг
сильно пострадал в результате нефтяного кризиса, но он быстрее приспособился
к новым условиям. Магазины в Гонконге снизили цены, рабочие согласились со
снижением заработной платы, а немногочисленные профсоюзы не вступали в
борьбу с рыночными силами. А вот правительство Сингапура вынуждено было
смягчить удар, нанесенный инфляцией и экономическим спадом, стараясь
предотвратить резкое снижение уровня жизни наших рабочих, помогая разрешить
проблемы, возникшие между профсоюзами и руководством предприятий.
Люди в Гонконге полагались не на правительство, а на себя и на свои
семьи. Они были трудолюбивы, пытались добиться успеха в бизнесе, - будь-то
уличная торговля, изготовление сувениров или посредническая деятельность.
Стремление добиться успеха было у них велико, а семейные и родственные связи
- прочными. Задолго до того, как Милтон Фридман (Milton Friedman) привел
Гонконг в качестве примера свободной рыночной экономики, я уже отметил для
себя все преимущества существования весьма скромной системы социального
обеспечения, а то и полного ее отсутствия. Это заставляло людей Гонконга
стремиться добиться успеха. Между ними и колониальным правительством не
существовало никакого "общественного договора". В отличие от жителей
Сингапура, они не могли и не защищали своих коллективных интересов. Гонконг
не являлся государством, - ему просто не позволяли стать государством: Китай
никогда не допустил бы этого, а англичане и не стремились к этому. В этом
состояло огромное различие между Гонконгом и Сингапуром.
Сингапур был просто обязан либо стать государством, либо прекратить
свое существование. Правительство Сингапура было вынуждено субсидировать
образование, здравоохранение, жилищное строительство, несмотря даже на то,
что я пытался избежать разрушительных последствий социальной политики
"государства благосостояния". К тому же, жители Сингапура не могли тягаться
с жителями Гонконга в уровне мотивации и стремлении добиться успеха. Если
жители Гонконга терпели в чем-то неудачу, они винили в ней только себя или
неудачное стечение обстоятельств, собирались с силами и снова пробовали,
надеясь, что на этот раз им повезет. У жителей Сингапура было иное отношение
к жизни и правительству, - подобным тревогам и волнениям они предпочитали
стабильную работу и свободу.
Если жители Сингапура терпели в чем-то неудачу, они обвиняли в этом
правительство, ибо считали, что улучшение их жизни является его
обязанностью. Они считали, что правительство обязано было не только
гарантировать справедливые и одинаковые для всех правила игры, но и должно
было, по ее окончанию, наградить призами даже тех участников, чьи результаты
были не слишком хороши. Когда жители Сингапура голосуют на выборах за
депутатов парламента и министров, они ожидают в ответ распределения всех
имеющихся в наличии благ.
Один поселившийся в Сингапуре предприниматель из Гонконга в разговоре
со мной кратко сформулировал различия между нами. Когда в начале 70-ых годов
он создавал в Сингапуре текстильную и швейную фабрики, он привез с собой из
Гонконга нескольких управляющих, а также нанял несколько управляющих -
жителей Сингапура. К 1994 году все управляющие-жители Сингапура еще
продолжали работать на его предприятии, а все управляющие, привезенные им из
Гонконга, начали свое собственное дело и конкурировали с ним. Они не видели
смысла в том, чтобы, разбираясь в бизнесе не хуже его, продолжать на него
работать. Чтобы начать свое дело, им требовалось лишь немного капитала, и,
как только им удавалось его раздобыть, они сразу уходили. Жителям Сингапура
не хватало этой предпринимательской жилки, желания рисковать, добиться
успеха и стать крупным магнатом. В последние годы заметны радующие глаз
перемены в этой области. В условиях быстрого экономического роста в регионе
все большее число молодых специалистов стали заниматься предпринимательской
деятельностью. Сначала они работали в качестве наемных управляющих, часть
вознаграждения которых выражалась в акциях их компаний, а затем, приобретя
хорошие знания в сфере бизнеса и уверенность в успехе, принимались за дело
самостоятельно.
Нам удалось привлечь в Сингапур из Гонконга нескольких предпринимателей
в сфере производства текстиля и одежды, пластмассовых и ювелирных изделий,
резчиков по нефриту и слоновой кости, а также мастеров по изготовлению
мебели. В 60-ых и начале 70-ых годов мы приветствовали их появление в
Сингапуре, ибо они создавали рабочие места и источали оптимизм. Лучшие из
них оставались в Гонконге, где вести дело было прибыльнее, чем в Сингапуре,
но, как мы и надеялись, они создавали в Сингапуре филиалы своих компаний и
присылали сюда своих младших сыновей, чтобы вести надзор за работой этих
предприятий.
В августе 1984 года, после провозглашения Великобританией и Китаем
Совместной декларации (Joint Declaration) относительно будущего Гонконга, я
пригласил на торжества по случаю Национального дня Сингапура группу их
ведущих бизнесменов и специалистов. В результате этой поездки группа крупных
бизнесменов из Гонконга инвестировала более двух миллиардов сингапурских
долларов в строительство самого большого в Сингапуре делового центра,
состоявшего из офисных зданий, центра для проведения выставок и конференций,
получившего название "Сантэк сити" (Suntec City). Именно там мы провели
первую встречу министров стран, входящих во ВТО в декабре 1996 года, год
спустя после того, как строительство было завершено. Этот центр был одним из
многих "яиц", отложенных бизнесменами из Гонконга в городах, расположенных
на побережье Тихого океана, в основном, в Северной Америке, Азии и
Австралии. Средства массовой информации Гонконга считали, что Сингапур хотел
снять сливки, переманивая из Гонконга наиболее талантливых людей, но это
было не так, ибо в наших интересах было, чтобы, вернувшись под суверенитет
Китая, Гонконг продолжал процветать. Совершив "набег" на Гонконг и переманив
оттуда талантливых людей, мы получили бы сиюминутные выгоды. Напротив, если
бы Гонконг процветал, это позволило бы нам развивать с ним деловое
сотрудничество и получать от этого постоянную выгоду.
Британские правители Гонконга управляли им в соответствии со старыми
имперскими традициями: надменно, оставаясь несколько в стороне,
снисходительно относясь к местным жителям, в том числе и ко мне, ибо я был
китайцем. Прежние губернаторы Гонконга назначались из числа служащих
британской колониальной администрации. Этот порядок изменился после 1971
года, когда на должность губернатора был назначен Мюррей Маклехос (Murray
MacLehose), работавший в британском министерстве иностранных дел, которое
являлось куда более солидным учреждением. Перед назначением на должность он
решил посетить Сингапур. Гонконг страдал от разъедавшей его коррупции, и он
хотел посмотреть, каким образом нам удавалось держать ее под контролем. Он
также хотел познакомиться с нашими достижениями в сфере образования, его
особенно интересовал наш Политехнический институт, ибо в Гонконге подобного
учебного заведения не было, - на техническое образование они практически не
тратили средств. Он также проявлял заинтересованность в изучении нашей
программы обеспечения жильем, желая улучшить ситуацию с жильем в Гонконге до
того, как она станет критической.
В целом, во время правления англичан администрация в Гонконге была
честной, за исключением примерно десятилетнего периода, предшествовавшего
назначению Маклехоса на должность губернатора. В тот период коррупция в
городе приобрела такой размах, что ему пришлось принять строгие меры,
основанные на сингапурских законах и практике борьбы с коррупцией.
Естественно, что правила игры в колонии создавали преимущества для
британских деловых кругов. Британские банки ("Гонконг энд Шанхай бэнк" и
"Чартэрэд бэнк") являлись уполномоченными эмитентами ценных бумаг.
Британские торговые компании находились в привилегированном положении, но к
концу британского правления эти привилегии сошли на нет, и многие из этих
компаний были куплены китайцами Гонконга.
Перед тем как в 1987 году следующий губернатор Гонконга Дэвид Вильсон
(David Wilson) приступил к исполнению своих обязанностей, он также посетил
Сингапур, чтобы посмотреть, как население, состоявшее в большинстве из
этнических китайцев, сумело самоорганизоваться и решало стоявшие перед ним
проблемы. Он был дипломатом, специалистом по Китаю. Вильсон хотел
познакомиться с сингапурским опытом обретения независимости. Я объяснил ему,
что мы находились в иных обстоятельствах. Сингапур являлся частью Малайзии,
получил независимость неожиданно, не стремясь к этому, и вынужден был взять
свою судьбу в свои руки. Специальный административный район Сянган (САР -
Special Administrative Region of Hong Kong) должен был стать частью Китая.
Любой руководитель, который встал бы во главе Гонконга, должен был понимать
политику Китая, научиться находить общий язык с его лидерами, одновременно
защищая интересы Гонконга; он не обладал бы полной свободой действий.
До 1992 года политика Великобритании в отношении Гонконга заключалась в
том, чтобы консультироваться и согласовывать с Китаем любые предполагаемые
изменения в политике до того, как обнародовать их. Эта политика была
призвана обеспечить плавный переход Гонконга под юрисдикцию Китая, -
англичане называли это "прямым поездом" ("through train"). Другими словами,
в момент "переезда" из британского Гонконга 30 июня 1997 года в Гонконг
китайский 1 июля 1997 года не должно было происходить смены "локомотива" или
"вагонов". После шокирующих событий на площади Тяньаньмынь в июне 1989 года
британское правительство решило, что ему следовало принять меры, выходившие
за рамки соглашений с Китаем, зафиксированных в Совместной Декларации 1984
года. Англичане хотели, чтобы их совесть была чиста относительно того, что
они сделали все, что было в их силах, чтобы сохранить образ жителей Гонконга
после возвращения города под юрисдикцию Китая.
Через шесть недель после событий на площади Тяньаньмынь мы предложили
предоставить 25,000 семей жителей Гонконга право на получение вида на
жительство в Сингапуре, при этом от них не требовалось переселяться в
Сингапур до тех пор, пока у них в этом не было нужды. Эти виды на жительство
были бы действительны на протяжении пяти лет, после чего их можно было
продлить еще на пять лет. В тогдашней неопределенной ситуации это позволило
бы предотвратить отток талантливых людей из Гонконга. У посольства Сингапура
в Гонконге выстроились огромные очереди желающих получить анкеты, что чуть
не привело к беспорядкам. Встретившись в январе 1990 года в Гонконге с
губернатором Вильсоном, я заверил его, что, предложив предоставить вид на
жительство жителям города, мы ни в коей мере не намеревались нанести ущерб
Гонконгу. Мы готовы были предоставить Гонконгу кредиты и поделиться опытом,
если в этом была нужда, и наоборот. Таким образом, и они, и мы могли бы
извлечь выгоду, используя капиталы, опыт и навыки друг друга. Мы просто не
ожидали такой реакции жителей Гонконга в ответ на наше предложение. Многие
из обратившихся за видом на жительство людей не получили его, ибо у них не
было необходимого образования или квалификации. На протяжении года мы выдали
50,000 видов на жительство, - вдвое больше, чем первоначально
предполагалось. К 1997 году только 8,500 жителей Гонконга переехало в
Сингапур. Гонконг вскоре отошел от шока, вызванного событиями на площади
Тяньаньмынь, и дела в городе шли неплохо. Люди в Гонконге хорошо
зарабатывали, - лучше, чем они зарабатывали бы в Сингапуре или в любой
другой стране. В самом деле, многие из тех, кто эмигрировал в Канаду,
Австралию и Новую Зеландию, позднее вернулись, зачастую оставляя свои семьи,
чтобы работать в Гонконге.
Подобно своим предшественникам Вильсону и Маклехосу, Крис Паттэн (Chris
Patten) также сделал остановку в Сингапуре в июле 1992 года по пути в
Гонконг, чтобы поделиться со мной своими соображениями перед вступлением в
должность. В ходе примерно часовой дискуссии я понял, что он хотел выйти за
рамки того, о чем англичане договорились с китайцами, и спросил его: "А
какие карты у Вас на руках? Что изменилось?" Вместо ответа на мой вопрос он
просто повторил его: "Что изменилось?" У меня были плохие предчувствия по
поводу задуманных им реформ, осуществление которых нарушило бы достигнутые
договоренности. Журналисты из Гонконга прибыли в Сингапур, чтобы взять у
меня интервью после разговора с Паттэном. Чтобы предотвратить любое
искажение информации, вместо встречи с ними, я выступил с заявлением: "Я
верю, что, если цели, которые он (Паттэн) ставит перед собой, не выходят за
рамки Совместной декларации и Основного Закона (Basic Law), то он
располагает прочной основой для того, чтобы управлять городом и двигаться