Страница:
Буш спросил меня о том, существовала ли в Китае внутренняя оппозиция
развитию отношений с Соединенными Штатами. Я считал, что развитие отношений
между Китаем и Америкой получило одобрение самого Мао, так что возражать
против этого стали бы немногие. Дэн не только нормализовал отношения, но и
пошел дальше, открыв страну для иностранцев. Это должно было иметь важные
долгосрочные последствия. Сыновья китайских лидеров, как и многие другие
китайцы, учились в Соединенных Штатах. Вероятно, 20% выпускников или более
остались бы в США, но остальные вернулись бы в Китай со свежими идеями.
Китайцы знали, что они рискуют, открывая страну, поэтому это решение было
очень важным, - они были готовы принять студентов, возвращавшихся домой с
радикальными идеями, зараженных микробами перемен в обществе.
Трудной проблемой являлось то, что, в качестве кандидата в президенты,
Рейган делал громкие заявления в поддержку Тайваня. Он повторил эти
заявления даже после того, как Джордж Буш посетил Пекин в августе 1980 года,
чтобы объяснить китайцам, что им следовало понимать и уважать позицию США по
отношению к Тайваню. В будущем эта позиция должна была измениться, но не
сразу. Тем не менее, я верил, что китайцы придавали большое значение
преданности, они знали, что люди, которые предали своих друзей, предадут и
их. Они были бы удивлены, если бы в результате оказываемого ими давления
Соединенные Штаты пошли бы на уступки в отношении Тайваня. Они добивались от
Соединенных Штатов подтверждения принципа "единого Китая". Буш заверил меня,
что Рейган не собирался поворачивать ход истории вспять, признав два
отдельных государства и направив в них два посольства.
Я предложил, чтобы Соединенные Штаты пригласили премьер-министра Чжао
Цзыяна посетить Вашингтон, после чего Рейгану следовало посетить Пекин и
изложить там свою позицию, как это сделал Буш. Американцам следовало убедить
Пекин, что они проводили политику "единого Китая". Чтобы сделать это, Рейган
должен был встретиться с Дэн Сяопином и убедить его, что это являлось
основой американской позиции. Буш согласился, ибо Рейган умел убедительно
выражать свои мысли. Буш добавил, что между Китаем и Соединенными Штатами
было много общего. Рейган был "встревожен и являлся параноиком по отношению
к Советскому Союзу", а события в Польше и Афганистане только способствовали
этому. Рейган не любил коммунизм, но он видел стратегическую выгоду в
развитии отношений с Китаем.
Ко времени моего следующего визита в Вашингтон в июле 1982 года Джордж
Шульц (George Shultz) сменил Александра Хейга на посту Госсекретаря США. Я
познакомился с Шульцем, когда он был секретарем Казначейства США при
президенте Никсоне в начале 70-ых годов, и мы подружились. Хейг полностью
выложился, чтобы создать "стратегический консенсус" против Советского Союза
и согласился постепенно уменьшить объемы продажи вооружений Тайваню. Шульцу
следовало найти правильные слова, чтобы высказать это обещание. Он задал мне
несколько вопросов. Я сказал, что было мало смысла в том, чтобы оставить
Тайвань беззащитным в военном отношении на милость Китая для того, чтобы
использовать китайскую мощь против Советского Союза. Китайцы были бы
настроены против Советов в любом случае. Шульц более трезво оценивал
ценность Китая в общем балансе сил, направленных против Советского Союза. Он
проводил намного более выверенную и взвешенную политику, которая не
требовала от США отказа от обязательств по отношению к своему старому
союзнику.
На этот раз Рейган снова отвел меня в сторону перед обедом для
дискуссии один на один. Он обсуждал со мной отношения с Китаем и Тайванем, а
также с Китаем и Советским Союзом. Я сказал, что ему не следовало предавать
Тайвань, даже если он нуждался в поддержке Китая в противостоянии с
Советским Союзом. Эти две задачи не противоречили друг другу, их можно было
решать одновременно.
Он знал, что я уже встречался до того с высшими китайскими лидерами,
как в КНР, так и на Тайване. Рейган также знал, что я был не только
антикоммунистом, но и реалистом, поэтому он проверял на мне свои идеи. Я
сказал ему, что тайванский вопрос следовало отложить в сторону, ибо он не
мог быть решен в настоящее время, его следовало оставить для решения
следующим поколением политиков. Подобное предположение было высказано Дэн
Сяопином японцам в отношении территориального спора об островах Сенкаку
(Senkaku). Я предложил Рейгану объяснить Пекину, что он был очень старым
другом Тайваня и не мог просто списать его со счетов. Он спросил меня,
следовало ли ему посетить Китай. Лично он не хотел ехать в Пекин и
чувствовал, что в случае, если он все-таки поедет туда, он будет вынужден в
ходе той же поездки посетить и Тайвань. Мне было странно это слышать. Я
посоветовал ему не ездить на Тайвань, особенно в ходе поездки в Китай. Как я
уже до того советовал Бушу, Рейгану следовало пригласить либо
премьер-министра Чжао Цзыяна, либо Генерального секретаря КПК Ху Яобана (Hu
Yaobang) в Вашингтон, перед тем как посетить Китай самому. После того как
один из них или оба посетили бы Соединенные Штаты, ответный визит в Китай
был бы вполне уместен.
Позднее Рейган писал мне: "Наша частная беседа перед обедом 21 июля
была для меня очень полезной. Я привык получать от Вас мудрые советы, и этот
раз не был исключением. Ваша искренность и откровенность подтверждают силу
нашей дружбы, которую я так высоко ценю".
В начале 1984 года премьер-министр Чжао Цзыян посетил Вашингтон и
подчеркнул, что Китай был заинтересован в развитии более тесных
экономических отношений с США. В мае Рейган посетил Китай. Вскоре после
этого помощник Шульца Пол Волфовиц (Paul Wolfowitz) прибыл в Сингапур, чтобы
проинформировать меня о визите Рейгана в Китай и обсудить некоторые аспекты
визита, которые американцам было сложно понять. Это был удачный визит, во
время которого удалось добиться реального прогресса в экономической сфере.
Рейган не пошел на уступки по глобальным вопросам, по которым китайцы с ним
не соглашались. Дэн подчеркнул, что Тайвань являлся узлом в отношениях между
США и КНР, который было необходимо развязать. Я сказал, что было хорошо, что
у Дэн Сяопина была возможность самому оценить Рейгана. Китайцы поняли, что
им придется работать с Рейганом на протяжении не одного, а двух
президентских сроков. И действительно, Рейган был переизбран на второй срок.
После переизбрания Рейгана Шульц предложил, чтобы я нанес официальный
визит в Вашингтон в начале октября 1985 года. Рейган был в хорошей форме. Он
выглядел моложаво, а волосы на голове и его сильный голос стали ничуть не
хуже после четырех лет пребывания у власти и покушения, во время которого
пуля, пробившая его грудь, едва не задела сердце. Рейгана не интересовали
детали. Он дал ясно понять, что не желал возиться с деталями, которые могли
затруднить понимание проблем в целом. Его сила заключалась в постоянстве и
упорстве в достижении цели. Он знал, чего хотел и был намерен добиваться
своей цели, окружая себя способными людьми, разделявшими его образ мысли и
доказавшими способность добиваться успеха в избранной ими сфере. Он источал
оптимизм и уверенность в себе. Те восемь лет, которые Рейган находился у
власти, были хорошим периодом для Америки и всего мира. Его программа
"звездных войн" (Star Wars) явилась таким вызовом президенту Горбачеву и
Советскому Союзу, с которым они уже не надеялись справиться, - это
способствовало развалу Советского Союза.
Как и прежде, во время встречи один на один, он поинтересовался моими
взглядами относительно Китая и Тайваня. Рейган сказал, что он балансировал
между КНР и Тайванем. Он дал ясно понять КНР, что США не бросят Тайвань:
"США были и будут оставаться другом обеих стран". После этого он попросил
меня убедить президента Цзяна Цзинго, чтобы Тайвань оставался членом
"Азиатского банка развития" ("АБР" - Asian Development Bank) после того как,
вслед за вступлением КНР в "АБР", название "Тайбэй, Тайвань" было изменено
на "Тайбэй, Китай". Цзян хотел выйти из "АБР", и Конгресс США угрожал
прекратить оказание банку американской помощи, в случае, если Тайвань будет
"исключен". Позднее, в Тайбэе, мне с трудом пришлось объяснять позицию
Рейгана президенту Цзяну, но, в конце концов, здравый смысл восторжествовал.
В январе 1986 года КНР стала членом "АБР", а название Тайваня было изменено
на "Тайбэй, Китай".
Во время своего визита в Китай в предыдущем году Рейган заметил, что
китайские руководители начали осознавать, что им следовало предоставить
своим людям возможность самим улучшить свою жизнь. Я сказал, что это было
данью тому, чего США удалось добиться на Тайване в результате свободного
движения капитала, технологии, товаров и услуг. Я был убежден, что Дэн
Сяопина информировали об огромных экономических успехах Тайваня, и он должен
был задаться вопросом, каким образом люди, которых он рассматривал как банду
"слабых, коррумпированных и никчемных бандитов" оказались на это способны.
Видимо, Дэн полагал, что Соединенные Штаты помогли этим "бандитам"
капиталом, технологией и знаниями и дорого дал бы за то, чтобы та же формула
была применена и к Китаю. Дэн знал, что Америка могла бы сыграть неоценимую
роль в модернизации Китая.
Во время моего официального визита мне была предоставлена честь
выступить на совместном заседании палат Конгресса США. Законодатели самой
мощной державы мира уделили свое время лидеру крошечного острова. Наш посол
в США Томми Ко сообщил мне, что Рейган и Шульц способствовали тому, что
спикер Конгресса Тип О'Нил (Tip O'Neill) пригласил меня. Мое выступление
было посвящено проблеме, которая тогда являлась главной политической
проблемой в США. Речь шла об использовании протекционистских мер для
сохранения рабочих мест и контроля над растущим дефицитом США в торговле с
бурно развивавшимися в экономическом отношении странами Восточной Азии. В
течение 20 минут я говорил о том, что проблема свободы торговли, по
существу, являлась вопросом войны и мира на планете.
Я доказывал, что государства возвышаются и приходят в упадок, и если
государству, находящемуся на подъеме, обладающему избытком энергии, не
позволяют экспортировать товары и услуги, то для такого государства
единственной альтернативой становится территориальная экспансия и захват
территорий, населения и их интеграция в состав более крупной экономической
системы. Именно поэтому государства создавали империи, которые они
контролировали в качестве единых торговых блоков, - это был путь роста и
развития, проверенный временем. После окончания Второй мировой войны мир, в
этом отношении, изменился. ГАТТ, МВФ, Мировой банк установили новые правила
игры в мире и позволили Германии динамично развиваться и достичь
процветания, несмотря на то, что значительному числу немцев пришлось
вернуться из Восточной Европы и разместиться на уменьшившейся территории
Германии. Это же случилось и с японцами, которым пришлось покинуть Корею,
Китай, Тайвань, страны Юго-Восточной Азии и разместиться на небольших
Японских островах. Японцы и немцы оказались способны оставаться в пределах
своих границ и добиться экономического роста, используя торговлю и
инвестиции. Они сотрудничали и конкурировали с другими государствами и
оказались способны добиться процветания без войны. Тем не менее, если
блокировать торговлю товарами и услугами, то Китаю придется вернуться к
использованию своего исторического опыта завоевания и поглощения друг другом
небольших воюющих княжеств. Эти государства пытались установить контроль над
все более и более обширной территорией и все более многочисленным населением
до тех пор, пока не превращались в единую, громадную континентальную
империю. Это строгое, логичное доказательство, возможно, убедило
законодателей с интеллектуальной точки зрения, но многим из них было трудно
согласиться с этим в эмоциональном плане.
Другой проблемой, которую Рейган поднял во время нашей дискуссии, было
положение на Филиппинах. С тех пор как находившийся в изгнании лидер
оппозиции Бениньо Акино был убит в аэропорту Манилы по возвращению из США в
августе 1983 года, президент Маркос испытывал трудности. Маркос был хорошим
другом и политическим сторонником Рейгана. Когда ранее Шульц обсуждал этот
вопрос со мной, я сказал, что Маркос уже превратился в проблему, а не в ее
решение. Он попросил меня откровенно поговорить с Рейганом, которому очень
не нравилась перспектива отказаться от старого друга. Поэтому, в предельно
мягкой форме, я описал Рейгану, как изменился Маркос с тех пор, как в 60-ых
годах он был молодым активным борцом с коммунизмом. Он превратился в
стареющего, снисходительного к себе правителя, позволявшего своей жене и
друзьям грабить страну путем создания искусственных монополий и увеличения
государственного долга. Кредитный рейтинг Филиппин и правительства Маркоса
резко упал. Рейган был очень расстроен, выслушав мою оценку ситуации. Я
высказал предположение, что главной проблемой являлось то, каким образом
позволить Маркосу достойно уйти и передать власть новому правительству,
которое навело бы порядок. Рейган решил послать к Маркосу эмиссара, который
выразил бы беспокойство США по поводу ухудшавшейся ситуации.
Кризис на Филиппинах разразился 15 февраля 1986 года, после того как
Маркос был обвинен в том, что добился своего переизбрания на пост президента
мошенническим путем. Послу США на Филиппинах Стэплтону Рою (Stapleton Roy)
были даны инструкции разузнать о моем видении ситуации. Я сказал, что
Соединенным Штатам следовал иметь дело с Маркосом, независимо от того, был
ли он избран конституционным путем или нет. При этом американцам не стоило
отталкивать основную массу людей на Филиппинах, многие из которых
проголосовали за Корасон Акино. Я сказал, что Америка не должна признавать
результаты мошеннических выборов. США было необходимо оказать давление на
Маркоса, чтобы заставить его провести новые выборы, а не обострять конфликт.
По моему мнению, Акино нельзя было доводить до отчаяния, ибо она
представляла собой "силы добра", и потому ее следовало поддерживать в
"мобилизованном и динамичном состоянии".
На следующий день, 16 февраля, Корасон Акино объявила о своей победе на
выборах и начале общенациональной программы гражданского неповиновения с
целью свержения режима Маркоса. Действуя согласованно, пять государств АСЕАН
выступили с похожими заявлениями, выразив свое беспокойство по поводу
кризиса на Филиппинах, который мог привести к кровопролитию и гражданской
войне, и призвали к мирному урегулированию ситуации.
Я сказал послу Рою, что Маркос должен был знать, что у него есть
возможность уйти. Если бы он знал, что ему некуда деваться, он мог бы
решиться идти до конца. 25 февраля Рой сообщил мне, что его правительство
согласилось с моими взглядами, и спросил, не соглашусь ли я координировать
позицию стран АСЕАН по вопросу о предоставлении убежища Маркосу. Министр
иностранных дел Сингапура Раджа сказал, что достичь консенсуса между всеми
пятью странами АСЕАН было бы трудно. Через нашего посла в Маниле я
немедленно послал Маркосу приглашение приехать в Сингапур. Это было
предложение, которое, если бы он его принял, помогло бы разрядить
сложившуюся тогда угрожающую ситуацию. В то же время, Рейган послал ему
частное послание, в котором просил Маркоса не применять силу, а также обещал
предоставить Маркосу, его родственникам и сподвижникам убежище на Гавайях.
Маркос предпочел убежище на Гавайях убежищу в Сингапуре. В тот же самый
день, 25 февраля, Акино была приведена к присяге в качестве нового
президента Филиппин.
Спустя несколько дней после прибытия в Гонолулу (Honolulu) американская
таможня проверила багаж Маркоса, в котором были чемоданы с новенькими
филиппинскими песо. Почуяв неладное, Маркос прислал мне сообщение, в котором
попросил о приезде в Сингапур. Акино, которая в это время уже была
президентом, высказалась против этого, и Маркос остался на Гавайях, где ему
пришлось выступать в роли ответчика на многочисленных судебных процессах.
Одним из разногласий, существовавших между США и президентом Акино, был
вопрос о продлении срока аренды американских военных баз на Филиппинах.
Акино решительно выступала против продления сроков аренды, надеясь, что США
пойдут на большие уступки. Впоследствии это ударило по ней самой: когда она,
наконец, заключила соглашение с США, Сенат Филиппин отверг его. Сенаторы
заявили, что присутствие американских военных баз подрывало государственный
суверенитет Филиппин.
Влиятельный лидер республиканцев сенатор Ричард Лугар (Richard Lugar),
заседавший в комитете Сената США по международным отношениям, проявлявший
особый интерес к вопросам обороны, посетил меня в Сингапуре в январе 1989
года после переговоров с президентом Акино в Маниле. Он спросил, не мог ли
Сингапур помочь Соединенным Штатам в том случае, если бы им пришлось
оставить базу в Субик-бэе (Subic Bay) на Филиппинах. Я сказал, что мы могли
бы предложить США базы в Сингапуре, но заметил, что вся территория Сингапура
была меньше, чем размеры американской базы в Субик-бэе. Мы также не
располагали местом для размещения американских военнослужащих. Я убеждал его
бороться за сохранение американских баз на Филиппинах, но добавил, что
Сингапур был готов публично предложить США воспользоваться нашими базами,
если бы это помогло филиппинскому правительству чувствовать себя в меньшей
изоляции на международной арене и сделало его более покладистым в деле
сохранения военных баз США в стране.
Наш посол в Маниле поднял этот вопрос с Госсекретарем Филиппин по
международным делам Раулем Манглапусом (Raul Manglapus), который сказал, что
Филиппины приветствовали бы такое публичное заявление. Я дал распоряжение
государственному министру Сингапура по международным делам Джорджу Ео
выступить в августе 1989 года с публичным заявлением о том, что Сингапур не
возражал бы против расширения масштабов использования наших баз вооруженными
силами США. После этого заявления Манглапус выступил с ответным заявлением,
в котором подчеркнул: "Следует отметить и положительно оценить прямолинейную
позицию Сингапура". Позднее, президент Акино сказала мне, что мои действия
принесли пользу Филиппинам.
Малайзия и Индонезия были не в восторге от этого. Министр обороны
Малайзии Ритауддин заявил, что Сингапуру не следовало нарушать статус-кво,
сложившийся в регионе, путем расширения иностранного военного присутствия.
Министр иностранных дел Индонезии Али Алатас выразил надежду, что Сингапур
будет продолжать поддерживать идею создания зоны свободной от ядерного
оружия в Юго-Восточной Азии, добавив, что Индонезия будет выступать против
предложения Сингапура, если оно приведет к созданию новой военной базы.
20 августа 1989 года, в транслировавшейся по телевизору речи на
собрании, посвященном Национальному празднику Сингапура, я заявил, что речь
не шла о создании новых военных баз с размещением на них большого
контингента американских войск, - у Сингапура для этого просто не было
места. Мы предлагали США получить доступ к использованию уже существующих
баз, которые оставались бы под контролем сингапурского правительства, а не
превратились бы в американские военные базы. Я также поддерживал идею
созданию зоны свободной от ядерного оружия и зоны мира, свободы и
нейтралитета, что было предложено, соответственно, Индонезией и Малайзией.
Тем не менее, если бы, например, на островах Спратли (Spratlys),
оспаривавшихся сразу несколькими государствами, были обнаружены запасы нефти
и газа, то такой зоны мира не существовало бы. Ранее, в августе того же
года, я встретился с президентом Сухарто и премьер-министром Махатхиром в
Брунее и разъяснил им суть нашего предложения.
Правительство США приняло наше предложение. 13 ноября 1990 года, за две
недели до ухода в отставку с поста премьер-министра, находясь в Токио на
коронации императора Акихито, я подписал соглашение о намерениях с
вице-президентом США Дэном Куэйлом (Dan Quayle). Это соглашение оказалось
более важным, чем США и Сингапур могли тогда предвидеть. Когда в сентябре
1991 года американцам все-таки пришлось оставить свои базы на Филиппинах,
базы в Сингапуре стали точкой опоры США в Юго-Восточной Азии.
Позиция государств региона в отношении использования американцами
военных баз в Сингапуре разительно изменилась в 1992 году, после издания
Китаем географических карт, на которых острова Спратли были показаны как
часть территории Китая. Три страны АСЕАН (Малайзия, Бруней и Филиппины)
также считали эти острова своей территорией. В ноябре того же года Али
Алатас сказал, что Индонезия понимает выгоды от использования США военных
баз в Сингапуре.
Я впервые встретился с Джорджем Бушем (George Bush) в июне 1981 года,
когда он был вице-президентом в администрации Рейгана. Наши замечательные
отношения не изменились, когда он стал президентом. Он был исключительно
теплым и дружелюбным человеком. В 1982 году, когда Буш узнал, что я
направляюсь в Вашингтон для встречи с Рейганом, он пригласил меня провести с
ним время в Кеннэбанкпорте, в штате Мэн (Kennebunkport, Maine), где он
проводил свой летний отпуск. Я поблагодарил его, но отказался, потому что я
должен был встретиться со своей дочерью Линь, которая тогда работала в
Бостоне, в госпитале штата Массачусетс (Massachusetts General Hospital).
Тогда он прислал мне сообщение с просьбой приехать вместе с ней, и было
ясно, что он был вполне искренен. В результате, мы провели с ним выходные.
Линь и я бегали трусцой вместе с Бушем, в сопровождении его охраны. Мы
свободно разговаривали о политике и, в целом, хорошо провели время. Барбара
Буш (Barbara Bush) была такой же дружелюбной, как и ее муж. Она была
гостеприимной, обаятельной, общительной и абсолютно не претенциозной. Как и
Буш, она была искренне рада, что друзья проводили выходные вместе с ее
семьей, и мы чувствовали это.
В 1990 году, после того как Ирак оккупировал Кувейт, США, с целью
наращивания своих сил в Персидском заливе, пришлось быстро перебросить в
этот регион полмиллиона военнослужащих. Хотя наше соглашение о намерениях не
было еще подписано, мы разрешили американским самолетам и кораблям,
перевозившим живую силу и технику через Тихий океан, останавливаться в
Сингапуре. Мы также послали бригаду врачей в Саудовскую Аравию, чтобы
продемонстрировать нашу поддержку операции в Персидском заливе. Индонезия и
Малайзия оставались нейтральными. Мусульмане, составлявшие большинство их
населения, симпатизировали Саддаму Хусейну и народу Ирака и проявляли свою
солидарность с ними.
Я посетил президента Буша в Белом Доме 21 января 1991 года, в тот
момент, когда операция "Буря в пустыне" (Operation Desert Storm)
приближалась к своему зрелищному завершению. Американские, британские и
французские войска завершали окружение вооруженных сил Ирака. Мы провели
вечер в его частной квартире с советником Буша по национальной безопасности
Брэнтом Скоукрофтом (Brent Scowcroft), обсуждая арабо-израильские отношения
в широком контексте. Я поздравил его с успехом в создании широкой коалиции
сил в поддержку операции в Ираке, которая включала арабские государства:
Египет, Сирию, Марокко и страны Персидского залива. Тем не менее, я отметил,
что мусульманский мир поддерживал Саддама Хусейна, несмотря на то, что он
был не прав. Израильтяне продолжали строительство все новых поселений на
западном берегу реки Иордан (West Bank), и это разжигало страсти в арабском
и мусульманском мире. Союзники и друзья Америки были встревожены, - где-то
там, в будущем, обязательно должен был произойти взрыв. Я настаивал на том,
чтобы Америка публично высказалась в поддержку такого решения проблемы
Ближнего Востока, которое было бы справедливым с точки зрения и палестинцев,
и израильтян, чтобы продемонстрировать, что США не поддерживали Израиль
независимо от того, был ли он прав или нет.
В следующий раз мы встретились с Бушем, когда он посетил Сингапур в
январе 1992 года, по пути в Австралию и Японию. После событий на площади
Тяньаньмынь 4 июня 1989 года отношения между США и Китаем ухудшились, Это
был год президентских выборов в Америке, и Буш находился под давлением, в
том числе и со стороны либералов в собственной республиканской партии. Чтобы
поддержать свою политику в отношении Китая, он должен был добиться от Китая
уступок в таких вопросах как освобождение находившихся в заключении лидеров
акций протеста на площади Тяньаньмынь, нераспространение ядерного оружия и
технологии создания ракет с большим радиусом действия, а также в вопросах
торговли. Ему становилось все сложнее поддерживать свое вето на решение
Конгресса США о лишении Китая статуса наибольшего благоприятствования в
торговле (Most Favoured Nation status). В связи с планировавшимся визитом в
Сингапур президента Китая Ян Шанкуня (Yang Shangkun), Буш хотел, чтобы я
попросил его об освобождении заключенных, что явилось бы односторонней
демонстрацией готовности Китая к примирению.
Двумя днями позже я встретился с президентом Ян Шанькунем и передал ему
развитию отношений с Соединенными Штатами. Я считал, что развитие отношений
между Китаем и Америкой получило одобрение самого Мао, так что возражать
против этого стали бы немногие. Дэн не только нормализовал отношения, но и
пошел дальше, открыв страну для иностранцев. Это должно было иметь важные
долгосрочные последствия. Сыновья китайских лидеров, как и многие другие
китайцы, учились в Соединенных Штатах. Вероятно, 20% выпускников или более
остались бы в США, но остальные вернулись бы в Китай со свежими идеями.
Китайцы знали, что они рискуют, открывая страну, поэтому это решение было
очень важным, - они были готовы принять студентов, возвращавшихся домой с
радикальными идеями, зараженных микробами перемен в обществе.
Трудной проблемой являлось то, что, в качестве кандидата в президенты,
Рейган делал громкие заявления в поддержку Тайваня. Он повторил эти
заявления даже после того, как Джордж Буш посетил Пекин в августе 1980 года,
чтобы объяснить китайцам, что им следовало понимать и уважать позицию США по
отношению к Тайваню. В будущем эта позиция должна была измениться, но не
сразу. Тем не менее, я верил, что китайцы придавали большое значение
преданности, они знали, что люди, которые предали своих друзей, предадут и
их. Они были бы удивлены, если бы в результате оказываемого ими давления
Соединенные Штаты пошли бы на уступки в отношении Тайваня. Они добивались от
Соединенных Штатов подтверждения принципа "единого Китая". Буш заверил меня,
что Рейган не собирался поворачивать ход истории вспять, признав два
отдельных государства и направив в них два посольства.
Я предложил, чтобы Соединенные Штаты пригласили премьер-министра Чжао
Цзыяна посетить Вашингтон, после чего Рейгану следовало посетить Пекин и
изложить там свою позицию, как это сделал Буш. Американцам следовало убедить
Пекин, что они проводили политику "единого Китая". Чтобы сделать это, Рейган
должен был встретиться с Дэн Сяопином и убедить его, что это являлось
основой американской позиции. Буш согласился, ибо Рейган умел убедительно
выражать свои мысли. Буш добавил, что между Китаем и Соединенными Штатами
было много общего. Рейган был "встревожен и являлся параноиком по отношению
к Советскому Союзу", а события в Польше и Афганистане только способствовали
этому. Рейган не любил коммунизм, но он видел стратегическую выгоду в
развитии отношений с Китаем.
Ко времени моего следующего визита в Вашингтон в июле 1982 года Джордж
Шульц (George Shultz) сменил Александра Хейга на посту Госсекретаря США. Я
познакомился с Шульцем, когда он был секретарем Казначейства США при
президенте Никсоне в начале 70-ых годов, и мы подружились. Хейг полностью
выложился, чтобы создать "стратегический консенсус" против Советского Союза
и согласился постепенно уменьшить объемы продажи вооружений Тайваню. Шульцу
следовало найти правильные слова, чтобы высказать это обещание. Он задал мне
несколько вопросов. Я сказал, что было мало смысла в том, чтобы оставить
Тайвань беззащитным в военном отношении на милость Китая для того, чтобы
использовать китайскую мощь против Советского Союза. Китайцы были бы
настроены против Советов в любом случае. Шульц более трезво оценивал
ценность Китая в общем балансе сил, направленных против Советского Союза. Он
проводил намного более выверенную и взвешенную политику, которая не
требовала от США отказа от обязательств по отношению к своему старому
союзнику.
На этот раз Рейган снова отвел меня в сторону перед обедом для
дискуссии один на один. Он обсуждал со мной отношения с Китаем и Тайванем, а
также с Китаем и Советским Союзом. Я сказал, что ему не следовало предавать
Тайвань, даже если он нуждался в поддержке Китая в противостоянии с
Советским Союзом. Эти две задачи не противоречили друг другу, их можно было
решать одновременно.
Он знал, что я уже встречался до того с высшими китайскими лидерами,
как в КНР, так и на Тайване. Рейган также знал, что я был не только
антикоммунистом, но и реалистом, поэтому он проверял на мне свои идеи. Я
сказал ему, что тайванский вопрос следовало отложить в сторону, ибо он не
мог быть решен в настоящее время, его следовало оставить для решения
следующим поколением политиков. Подобное предположение было высказано Дэн
Сяопином японцам в отношении территориального спора об островах Сенкаку
(Senkaku). Я предложил Рейгану объяснить Пекину, что он был очень старым
другом Тайваня и не мог просто списать его со счетов. Он спросил меня,
следовало ли ему посетить Китай. Лично он не хотел ехать в Пекин и
чувствовал, что в случае, если он все-таки поедет туда, он будет вынужден в
ходе той же поездки посетить и Тайвань. Мне было странно это слышать. Я
посоветовал ему не ездить на Тайвань, особенно в ходе поездки в Китай. Как я
уже до того советовал Бушу, Рейгану следовало пригласить либо
премьер-министра Чжао Цзыяна, либо Генерального секретаря КПК Ху Яобана (Hu
Yaobang) в Вашингтон, перед тем как посетить Китай самому. После того как
один из них или оба посетили бы Соединенные Штаты, ответный визит в Китай
был бы вполне уместен.
Позднее Рейган писал мне: "Наша частная беседа перед обедом 21 июля
была для меня очень полезной. Я привык получать от Вас мудрые советы, и этот
раз не был исключением. Ваша искренность и откровенность подтверждают силу
нашей дружбы, которую я так высоко ценю".
В начале 1984 года премьер-министр Чжао Цзыян посетил Вашингтон и
подчеркнул, что Китай был заинтересован в развитии более тесных
экономических отношений с США. В мае Рейган посетил Китай. Вскоре после
этого помощник Шульца Пол Волфовиц (Paul Wolfowitz) прибыл в Сингапур, чтобы
проинформировать меня о визите Рейгана в Китай и обсудить некоторые аспекты
визита, которые американцам было сложно понять. Это был удачный визит, во
время которого удалось добиться реального прогресса в экономической сфере.
Рейган не пошел на уступки по глобальным вопросам, по которым китайцы с ним
не соглашались. Дэн подчеркнул, что Тайвань являлся узлом в отношениях между
США и КНР, который было необходимо развязать. Я сказал, что было хорошо, что
у Дэн Сяопина была возможность самому оценить Рейгана. Китайцы поняли, что
им придется работать с Рейганом на протяжении не одного, а двух
президентских сроков. И действительно, Рейган был переизбран на второй срок.
После переизбрания Рейгана Шульц предложил, чтобы я нанес официальный
визит в Вашингтон в начале октября 1985 года. Рейган был в хорошей форме. Он
выглядел моложаво, а волосы на голове и его сильный голос стали ничуть не
хуже после четырех лет пребывания у власти и покушения, во время которого
пуля, пробившая его грудь, едва не задела сердце. Рейгана не интересовали
детали. Он дал ясно понять, что не желал возиться с деталями, которые могли
затруднить понимание проблем в целом. Его сила заключалась в постоянстве и
упорстве в достижении цели. Он знал, чего хотел и был намерен добиваться
своей цели, окружая себя способными людьми, разделявшими его образ мысли и
доказавшими способность добиваться успеха в избранной ими сфере. Он источал
оптимизм и уверенность в себе. Те восемь лет, которые Рейган находился у
власти, были хорошим периодом для Америки и всего мира. Его программа
"звездных войн" (Star Wars) явилась таким вызовом президенту Горбачеву и
Советскому Союзу, с которым они уже не надеялись справиться, - это
способствовало развалу Советского Союза.
Как и прежде, во время встречи один на один, он поинтересовался моими
взглядами относительно Китая и Тайваня. Рейган сказал, что он балансировал
между КНР и Тайванем. Он дал ясно понять КНР, что США не бросят Тайвань:
"США были и будут оставаться другом обеих стран". После этого он попросил
меня убедить президента Цзяна Цзинго, чтобы Тайвань оставался членом
"Азиатского банка развития" ("АБР" - Asian Development Bank) после того как,
вслед за вступлением КНР в "АБР", название "Тайбэй, Тайвань" было изменено
на "Тайбэй, Китай". Цзян хотел выйти из "АБР", и Конгресс США угрожал
прекратить оказание банку американской помощи, в случае, если Тайвань будет
"исключен". Позднее, в Тайбэе, мне с трудом пришлось объяснять позицию
Рейгана президенту Цзяну, но, в конце концов, здравый смысл восторжествовал.
В январе 1986 года КНР стала членом "АБР", а название Тайваня было изменено
на "Тайбэй, Китай".
Во время своего визита в Китай в предыдущем году Рейган заметил, что
китайские руководители начали осознавать, что им следовало предоставить
своим людям возможность самим улучшить свою жизнь. Я сказал, что это было
данью тому, чего США удалось добиться на Тайване в результате свободного
движения капитала, технологии, товаров и услуг. Я был убежден, что Дэн
Сяопина информировали об огромных экономических успехах Тайваня, и он должен
был задаться вопросом, каким образом люди, которых он рассматривал как банду
"слабых, коррумпированных и никчемных бандитов" оказались на это способны.
Видимо, Дэн полагал, что Соединенные Штаты помогли этим "бандитам"
капиталом, технологией и знаниями и дорого дал бы за то, чтобы та же формула
была применена и к Китаю. Дэн знал, что Америка могла бы сыграть неоценимую
роль в модернизации Китая.
Во время моего официального визита мне была предоставлена честь
выступить на совместном заседании палат Конгресса США. Законодатели самой
мощной державы мира уделили свое время лидеру крошечного острова. Наш посол
в США Томми Ко сообщил мне, что Рейган и Шульц способствовали тому, что
спикер Конгресса Тип О'Нил (Tip O'Neill) пригласил меня. Мое выступление
было посвящено проблеме, которая тогда являлась главной политической
проблемой в США. Речь шла об использовании протекционистских мер для
сохранения рабочих мест и контроля над растущим дефицитом США в торговле с
бурно развивавшимися в экономическом отношении странами Восточной Азии. В
течение 20 минут я говорил о том, что проблема свободы торговли, по
существу, являлась вопросом войны и мира на планете.
Я доказывал, что государства возвышаются и приходят в упадок, и если
государству, находящемуся на подъеме, обладающему избытком энергии, не
позволяют экспортировать товары и услуги, то для такого государства
единственной альтернативой становится территориальная экспансия и захват
территорий, населения и их интеграция в состав более крупной экономической
системы. Именно поэтому государства создавали империи, которые они
контролировали в качестве единых торговых блоков, - это был путь роста и
развития, проверенный временем. После окончания Второй мировой войны мир, в
этом отношении, изменился. ГАТТ, МВФ, Мировой банк установили новые правила
игры в мире и позволили Германии динамично развиваться и достичь
процветания, несмотря на то, что значительному числу немцев пришлось
вернуться из Восточной Европы и разместиться на уменьшившейся территории
Германии. Это же случилось и с японцами, которым пришлось покинуть Корею,
Китай, Тайвань, страны Юго-Восточной Азии и разместиться на небольших
Японских островах. Японцы и немцы оказались способны оставаться в пределах
своих границ и добиться экономического роста, используя торговлю и
инвестиции. Они сотрудничали и конкурировали с другими государствами и
оказались способны добиться процветания без войны. Тем не менее, если
блокировать торговлю товарами и услугами, то Китаю придется вернуться к
использованию своего исторического опыта завоевания и поглощения друг другом
небольших воюющих княжеств. Эти государства пытались установить контроль над
все более и более обширной территорией и все более многочисленным населением
до тех пор, пока не превращались в единую, громадную континентальную
империю. Это строгое, логичное доказательство, возможно, убедило
законодателей с интеллектуальной точки зрения, но многим из них было трудно
согласиться с этим в эмоциональном плане.
Другой проблемой, которую Рейган поднял во время нашей дискуссии, было
положение на Филиппинах. С тех пор как находившийся в изгнании лидер
оппозиции Бениньо Акино был убит в аэропорту Манилы по возвращению из США в
августе 1983 года, президент Маркос испытывал трудности. Маркос был хорошим
другом и политическим сторонником Рейгана. Когда ранее Шульц обсуждал этот
вопрос со мной, я сказал, что Маркос уже превратился в проблему, а не в ее
решение. Он попросил меня откровенно поговорить с Рейганом, которому очень
не нравилась перспектива отказаться от старого друга. Поэтому, в предельно
мягкой форме, я описал Рейгану, как изменился Маркос с тех пор, как в 60-ых
годах он был молодым активным борцом с коммунизмом. Он превратился в
стареющего, снисходительного к себе правителя, позволявшего своей жене и
друзьям грабить страну путем создания искусственных монополий и увеличения
государственного долга. Кредитный рейтинг Филиппин и правительства Маркоса
резко упал. Рейган был очень расстроен, выслушав мою оценку ситуации. Я
высказал предположение, что главной проблемой являлось то, каким образом
позволить Маркосу достойно уйти и передать власть новому правительству,
которое навело бы порядок. Рейган решил послать к Маркосу эмиссара, который
выразил бы беспокойство США по поводу ухудшавшейся ситуации.
Кризис на Филиппинах разразился 15 февраля 1986 года, после того как
Маркос был обвинен в том, что добился своего переизбрания на пост президента
мошенническим путем. Послу США на Филиппинах Стэплтону Рою (Stapleton Roy)
были даны инструкции разузнать о моем видении ситуации. Я сказал, что
Соединенным Штатам следовал иметь дело с Маркосом, независимо от того, был
ли он избран конституционным путем или нет. При этом американцам не стоило
отталкивать основную массу людей на Филиппинах, многие из которых
проголосовали за Корасон Акино. Я сказал, что Америка не должна признавать
результаты мошеннических выборов. США было необходимо оказать давление на
Маркоса, чтобы заставить его провести новые выборы, а не обострять конфликт.
По моему мнению, Акино нельзя было доводить до отчаяния, ибо она
представляла собой "силы добра", и потому ее следовало поддерживать в
"мобилизованном и динамичном состоянии".
На следующий день, 16 февраля, Корасон Акино объявила о своей победе на
выборах и начале общенациональной программы гражданского неповиновения с
целью свержения режима Маркоса. Действуя согласованно, пять государств АСЕАН
выступили с похожими заявлениями, выразив свое беспокойство по поводу
кризиса на Филиппинах, который мог привести к кровопролитию и гражданской
войне, и призвали к мирному урегулированию ситуации.
Я сказал послу Рою, что Маркос должен был знать, что у него есть
возможность уйти. Если бы он знал, что ему некуда деваться, он мог бы
решиться идти до конца. 25 февраля Рой сообщил мне, что его правительство
согласилось с моими взглядами, и спросил, не соглашусь ли я координировать
позицию стран АСЕАН по вопросу о предоставлении убежища Маркосу. Министр
иностранных дел Сингапура Раджа сказал, что достичь консенсуса между всеми
пятью странами АСЕАН было бы трудно. Через нашего посла в Маниле я
немедленно послал Маркосу приглашение приехать в Сингапур. Это было
предложение, которое, если бы он его принял, помогло бы разрядить
сложившуюся тогда угрожающую ситуацию. В то же время, Рейган послал ему
частное послание, в котором просил Маркоса не применять силу, а также обещал
предоставить Маркосу, его родственникам и сподвижникам убежище на Гавайях.
Маркос предпочел убежище на Гавайях убежищу в Сингапуре. В тот же самый
день, 25 февраля, Акино была приведена к присяге в качестве нового
президента Филиппин.
Спустя несколько дней после прибытия в Гонолулу (Honolulu) американская
таможня проверила багаж Маркоса, в котором были чемоданы с новенькими
филиппинскими песо. Почуяв неладное, Маркос прислал мне сообщение, в котором
попросил о приезде в Сингапур. Акино, которая в это время уже была
президентом, высказалась против этого, и Маркос остался на Гавайях, где ему
пришлось выступать в роли ответчика на многочисленных судебных процессах.
Одним из разногласий, существовавших между США и президентом Акино, был
вопрос о продлении срока аренды американских военных баз на Филиппинах.
Акино решительно выступала против продления сроков аренды, надеясь, что США
пойдут на большие уступки. Впоследствии это ударило по ней самой: когда она,
наконец, заключила соглашение с США, Сенат Филиппин отверг его. Сенаторы
заявили, что присутствие американских военных баз подрывало государственный
суверенитет Филиппин.
Влиятельный лидер республиканцев сенатор Ричард Лугар (Richard Lugar),
заседавший в комитете Сената США по международным отношениям, проявлявший
особый интерес к вопросам обороны, посетил меня в Сингапуре в январе 1989
года после переговоров с президентом Акино в Маниле. Он спросил, не мог ли
Сингапур помочь Соединенным Штатам в том случае, если бы им пришлось
оставить базу в Субик-бэе (Subic Bay) на Филиппинах. Я сказал, что мы могли
бы предложить США базы в Сингапуре, но заметил, что вся территория Сингапура
была меньше, чем размеры американской базы в Субик-бэе. Мы также не
располагали местом для размещения американских военнослужащих. Я убеждал его
бороться за сохранение американских баз на Филиппинах, но добавил, что
Сингапур был готов публично предложить США воспользоваться нашими базами,
если бы это помогло филиппинскому правительству чувствовать себя в меньшей
изоляции на международной арене и сделало его более покладистым в деле
сохранения военных баз США в стране.
Наш посол в Маниле поднял этот вопрос с Госсекретарем Филиппин по
международным делам Раулем Манглапусом (Raul Manglapus), который сказал, что
Филиппины приветствовали бы такое публичное заявление. Я дал распоряжение
государственному министру Сингапура по международным делам Джорджу Ео
выступить в августе 1989 года с публичным заявлением о том, что Сингапур не
возражал бы против расширения масштабов использования наших баз вооруженными
силами США. После этого заявления Манглапус выступил с ответным заявлением,
в котором подчеркнул: "Следует отметить и положительно оценить прямолинейную
позицию Сингапура". Позднее, президент Акино сказала мне, что мои действия
принесли пользу Филиппинам.
Малайзия и Индонезия были не в восторге от этого. Министр обороны
Малайзии Ритауддин заявил, что Сингапуру не следовало нарушать статус-кво,
сложившийся в регионе, путем расширения иностранного военного присутствия.
Министр иностранных дел Индонезии Али Алатас выразил надежду, что Сингапур
будет продолжать поддерживать идею создания зоны свободной от ядерного
оружия в Юго-Восточной Азии, добавив, что Индонезия будет выступать против
предложения Сингапура, если оно приведет к созданию новой военной базы.
20 августа 1989 года, в транслировавшейся по телевизору речи на
собрании, посвященном Национальному празднику Сингапура, я заявил, что речь
не шла о создании новых военных баз с размещением на них большого
контингента американских войск, - у Сингапура для этого просто не было
места. Мы предлагали США получить доступ к использованию уже существующих
баз, которые оставались бы под контролем сингапурского правительства, а не
превратились бы в американские военные базы. Я также поддерживал идею
созданию зоны свободной от ядерного оружия и зоны мира, свободы и
нейтралитета, что было предложено, соответственно, Индонезией и Малайзией.
Тем не менее, если бы, например, на островах Спратли (Spratlys),
оспаривавшихся сразу несколькими государствами, были обнаружены запасы нефти
и газа, то такой зоны мира не существовало бы. Ранее, в августе того же
года, я встретился с президентом Сухарто и премьер-министром Махатхиром в
Брунее и разъяснил им суть нашего предложения.
Правительство США приняло наше предложение. 13 ноября 1990 года, за две
недели до ухода в отставку с поста премьер-министра, находясь в Токио на
коронации императора Акихито, я подписал соглашение о намерениях с
вице-президентом США Дэном Куэйлом (Dan Quayle). Это соглашение оказалось
более важным, чем США и Сингапур могли тогда предвидеть. Когда в сентябре
1991 года американцам все-таки пришлось оставить свои базы на Филиппинах,
базы в Сингапуре стали точкой опоры США в Юго-Восточной Азии.
Позиция государств региона в отношении использования американцами
военных баз в Сингапуре разительно изменилась в 1992 году, после издания
Китаем географических карт, на которых острова Спратли были показаны как
часть территории Китая. Три страны АСЕАН (Малайзия, Бруней и Филиппины)
также считали эти острова своей территорией. В ноябре того же года Али
Алатас сказал, что Индонезия понимает выгоды от использования США военных
баз в Сингапуре.
Я впервые встретился с Джорджем Бушем (George Bush) в июне 1981 года,
когда он был вице-президентом в администрации Рейгана. Наши замечательные
отношения не изменились, когда он стал президентом. Он был исключительно
теплым и дружелюбным человеком. В 1982 году, когда Буш узнал, что я
направляюсь в Вашингтон для встречи с Рейганом, он пригласил меня провести с
ним время в Кеннэбанкпорте, в штате Мэн (Kennebunkport, Maine), где он
проводил свой летний отпуск. Я поблагодарил его, но отказался, потому что я
должен был встретиться со своей дочерью Линь, которая тогда работала в
Бостоне, в госпитале штата Массачусетс (Massachusetts General Hospital).
Тогда он прислал мне сообщение с просьбой приехать вместе с ней, и было
ясно, что он был вполне искренен. В результате, мы провели с ним выходные.
Линь и я бегали трусцой вместе с Бушем, в сопровождении его охраны. Мы
свободно разговаривали о политике и, в целом, хорошо провели время. Барбара
Буш (Barbara Bush) была такой же дружелюбной, как и ее муж. Она была
гостеприимной, обаятельной, общительной и абсолютно не претенциозной. Как и
Буш, она была искренне рада, что друзья проводили выходные вместе с ее
семьей, и мы чувствовали это.
В 1990 году, после того как Ирак оккупировал Кувейт, США, с целью
наращивания своих сил в Персидском заливе, пришлось быстро перебросить в
этот регион полмиллиона военнослужащих. Хотя наше соглашение о намерениях не
было еще подписано, мы разрешили американским самолетам и кораблям,
перевозившим живую силу и технику через Тихий океан, останавливаться в
Сингапуре. Мы также послали бригаду врачей в Саудовскую Аравию, чтобы
продемонстрировать нашу поддержку операции в Персидском заливе. Индонезия и
Малайзия оставались нейтральными. Мусульмане, составлявшие большинство их
населения, симпатизировали Саддаму Хусейну и народу Ирака и проявляли свою
солидарность с ними.
Я посетил президента Буша в Белом Доме 21 января 1991 года, в тот
момент, когда операция "Буря в пустыне" (Operation Desert Storm)
приближалась к своему зрелищному завершению. Американские, британские и
французские войска завершали окружение вооруженных сил Ирака. Мы провели
вечер в его частной квартире с советником Буша по национальной безопасности
Брэнтом Скоукрофтом (Brent Scowcroft), обсуждая арабо-израильские отношения
в широком контексте. Я поздравил его с успехом в создании широкой коалиции
сил в поддержку операции в Ираке, которая включала арабские государства:
Египет, Сирию, Марокко и страны Персидского залива. Тем не менее, я отметил,
что мусульманский мир поддерживал Саддама Хусейна, несмотря на то, что он
был не прав. Израильтяне продолжали строительство все новых поселений на
западном берегу реки Иордан (West Bank), и это разжигало страсти в арабском
и мусульманском мире. Союзники и друзья Америки были встревожены, - где-то
там, в будущем, обязательно должен был произойти взрыв. Я настаивал на том,
чтобы Америка публично высказалась в поддержку такого решения проблемы
Ближнего Востока, которое было бы справедливым с точки зрения и палестинцев,
и израильтян, чтобы продемонстрировать, что США не поддерживали Израиль
независимо от того, был ли он прав или нет.
В следующий раз мы встретились с Бушем, когда он посетил Сингапур в
январе 1992 года, по пути в Австралию и Японию. После событий на площади
Тяньаньмынь 4 июня 1989 года отношения между США и Китаем ухудшились, Это
был год президентских выборов в Америке, и Буш находился под давлением, в
том числе и со стороны либералов в собственной республиканской партии. Чтобы
поддержать свою политику в отношении Китая, он должен был добиться от Китая
уступок в таких вопросах как освобождение находившихся в заключении лидеров
акций протеста на площади Тяньаньмынь, нераспространение ядерного оружия и
технологии создания ракет с большим радиусом действия, а также в вопросах
торговли. Ему становилось все сложнее поддерживать свое вето на решение
Конгресса США о лишении Китая статуса наибольшего благоприятствования в
торговле (Most Favoured Nation status). В связи с планировавшимся визитом в
Сингапур президента Китая Ян Шанкуня (Yang Shangkun), Буш хотел, чтобы я
попросил его об освобождении заключенных, что явилось бы односторонней
демонстрацией готовности Китая к примирению.
Двумя днями позже я встретился с президентом Ян Шанькунем и передал ему