Страница:
ностальгии. В ответ на поздравительную речь во время церемонии я сказал:
"Когда я ходил в школу в Сингапуре пятьдесят лет назад, мои учителя
преподносили нам как само собой разумеющуюся истину, что Лондон был центром
мира. Это был центр высокоразвитой финансовой и банковской системы, центр
искусства, театра, литературы, музыки, культуры. Это был центр притяжения
всего мира,... и это было так на самом деле. В сентябре 1939 года, через год
после того, как британское правительство не стало выполнять своих
обязательств перед чешским народом, оно решило выполнить свои обязательства
перед польским народом. Так началась Вторая мировая война, и мир изменился
раз и навсегда".
Частью церемонии была поездка в запряженном лошадьми экипаже из
Вестминстера (Westminster) в Гайдхолл. Ее пришлось отменить из-за того, что
в результате забастовки железнодорожников образовались заторы на дорогах.
Проблемы во взаимоотношениях между рабочими и работодателями продолжали
тормозить развитие Великобритании. Противостояние между Маргарет Тэтчер и
профсоюзом горняков было еще впереди.
Долгие годы пребывания в правительстве и наши исторические связи с
Великобританией позволили мне познакомиться со всеми британскими премьер -
министрами: от Гарольд Макмиллана, до Тони Блэра.
Гарольд Макмиллан принадлежал к поколению моего отца. Он обладал
внешностью и манерами вельможи эдвардианской эпохи, включая напускную
вялость и высокомерное отношение к подобным мне молодым жителям колоний. Сэр
Алек Дуглас-Хоум был наиболее приятным из всех премьер-министров, - он был
настоящим джентльменом. Его манера выступать по телевидению скрывала то,
насколько проницательным мыслителем и геополитиком он был на самом деле. Он
искренне признавался в том, что считал, пользуясь счетными палочками, но в
нем было больше здравого смысла, чем у многих министров-интеллектуалов,
входивших в состав правящей партии и оппозиции.
Наиболее политически одаренным из них был Гарольд Вильсон. Мне повезло,
что мы стали с ним друзьями еще до того, как он стал премьер-министром. Мне
удалось убедить его продлить сроки британского военного присутствия к
востоку от Суэцкого канала на несколько лет. Остатки британских войск
находились в Сингапуре до середины 1975 года. Эти несколько лет имели
большое значение для нас, ибо это позволило нам выиграть время и наладить
отношения с Индонезией, не делая поспешных шагов, о которых мы могли бы
впоследствии пожалеть. Я многим обязан Вильсону за его твердую поддержку в
тот период, когда Сингапур входил в состав Малайзии, да и в последующий
период, как я уже упоминал ранее в своих мемуарах. Проблемы, с которыми он
столкнулся в Великобритании, были глубоко укоренившимися: падение уровня
образования и квалификации, снижение производительность труда из-за
отсутствия сотрудничества между профсоюзами и руководством компаний. В 60-ых
- 70-ых годах в лейбористской партии доминировали профсоюзы. В результате,
лейбористы не могли заняться решением этих основных проблем, а потому от
Вильсона ожидали половинчатых решений. Чтобы сохранить поддержку со стороны
партии, ему приходилось делать политические зигзаги, из-за чего он подчас
мог показаться коварным и непоследовательным.
В отличие от него, Тэд Хит был надежным и уравновешенным политиком. Я
впервые познакомился с ним, когда он был министром в правительстве
Макмиллана, ответственным за ведение переговоров об интеграции
Великобритании в Европу. Я добивался от него защиты интересов Сингапура. Мы
стали с ним друзьями в тот период, когда, после победы Вильсона на выборах в
1964 году, он являлся лидером оппозиции. Зачастую, во время моих визитов в
Лондон, он приглашал меня в свою квартиру в Олбани (Albany), чтобы
поговорить о Великобритании, Европе, Америке и Британском Содружестве наций.
В обеспечении будущего Великобритании он отводил более важную роль Европе,
чем Америке или Британскому Содружеству наций. Однажды приняв политическое
решение, он уже не менял своей точки зрения, в Европу же он верил еще до
того, как стал премьер - министром. Если бы меня спросили, с кем из
британских премьер-министров и министров, с которыми я был знаком, я
предпочел бы вместе оказаться в опасной ситуации, я бы выбрал Тэда Хита. Он
бы боролся за выполнение намеченного плана до конца. К сожалению, у него
отсутствовала способность воодушевлять людей и побуждать их к действию. В
беседе один на один Хит оживлялся, но на экране телевизора он выглядел очень
скованно, что является огромным недостатком в век телевидения. Мы остались с
ним добрыми друзьями, время от времени встречаясь в Лондоне, Сингапуре и на
различных международных форумах, например, в Давосе.
Когда в 1948 году Джим Каллагэн выступал перед Лейбористским клубом
Кембриджского университета (Cambridge University Labour Club), я
присутствовал в студенческой аудитории. Его представили как отставного
младшего офицера королевских ВМС, который стал младшим министром. Он говорил
уверенно и хорошо. Я познакомился с ним лично в середине 50-ых годов, во
время участия в конституционных переговорах в Лондоне, и мы поддерживали
контакты на протяжении многих лет. Так как он стал премьер - министром
неожиданно, после отставки Вильсона в марте 1966 года, будучи уже довольно
пожилым человеком, у него не было собственной программы действий.
Действительно, Великобритания была в настолько тяжелом экономическом
положении, что ему пришлось обратиться за помощью к МВФ. Так что программу
действий приняли за него.
Я обратился к Джиму Каллагэну, когда он занимал должность премьер -
министра, с просьбой разрешить Брунею, чьи иностранные дела все еще
контролировала Великобритания, предоставить вооруженным силам Сингапура
возможность проводить учения в джунглях на территории султаната. Британское
министерство иностранных дел и по делам Содружества наций затягивало решение
вопроса, не желая вмешиваться в деликатные отношения в сфере обороны,
существовавшие между Сингапуром и Малайзией. Я доказывал, что
Великобритания, так или иначе, вскоре утратит контроль над Брунеем, и
Сингапур все равно получит возможность использовать этот тренировочный
центр. Почему же тогда было не разрешить его использование в то время, когда
Великобритания еще контролировала ситуацию, с тем, чтобы после обретения
Брунеем независимости эти учения стали частью местного политического
ландшафта? Он согласился, и в 1976 году мы основали тренировочный центр в
джунглях Брунея.
Сталкиваясь с бесконечными экономическими проблемами, включая рост
безработицы, лейбористское правительство Каллагэна стало на путь
протекционизма. В апреле 1977 года Джордж Томсон, к тому времени ставший
пэром и не являвшийся больше министром, прибыл ко мне в качестве личного
посла Каллагэна, чтобы узнать, не собирался ли я поднять вопросы
двухсторонних отношений с Великобританией на встрече государств Британского
Содружества наций в июне. Я ответил, что поднимать эти проблемы на
праздновании серебряного юбилея царствования королевы было бы неуместно. Тем
не менее, я заявил протест по поводу того, что Великобритания убедила
Германию принять решение, блокировавшее ввоз в ЕС произведенных в Сингапуре
карманных калькуляторов и черно-белых телевизоров. Это было сделано без
предварительного обсуждения с нами. Я указал на то, что наши карманные
калькуляторы были сделаны с использованием достижений американской
технологии, далеко опережавшей британскую. Запрет на импорт калькуляторов из
Сингапура означал, что жители Великобритании должны были переплачивать за
точно такие же американские изделия. Такая же ситуация возникла и с
черно-белыми телевизорами, производившимися японскими компаниями в
Сингапуре. Эти торговые барьеры были позднее убраны, потому что они не
способствовали сохранению рабочих мест в Великобритании.
Каллагэн однажды спросил меня: "Что за люди эти японцы? Они работают
как муравьи, постоянно наращивают объемы своего экспорта, но ничего не
импортируют". В отношении японцев он придерживался западного стереотипа,
сложившегося в результате их антигуманных действий в период Второй мировой
войны. В отличие от Тэтчер, он не рассматривал японские инвестиции в
качестве одного из средств ре-индустриализации Великобритании. Он больше
интересовался африканцами, индусами и другими членами Содружества наций. Его
взгляд на мир был сфокусирован на короле и империи. Во время встреч глав
государств Британского Содружества наций он предоставлял африканским лидерам
любую возможность высказывать свои взгляды, особенно относительно апартеида
в Родезии и Южной Африке. Он был типичным лидером британской лейбористской
партии, выходцем из рабочего класса, чьи инстинкты всегда побуждали его
выступать в защиту порабощенных и угнетенных. Тем не менее, он проявлял
изворотливость, когда дело касалось принятия жестких решений, к примеру,
выполнения лейбористским правительством условий МВФ, на которых был
предоставлен пакет помощи в тот момент, когда британская валюта оказалась
под угрозой девальвации.
Сила Каллагэна заключалась в том, что при решении проблем он не
суетился, не искал причудливых, вычурных решений. Он был глубоко предан
профсоюзам, тем не менее, именно профсоюзы привели к падению его
правительства.
Я познакомился с Маргарет Тэтчер на обеде на Даунинг-стрит, 10, в
октябре 1980 года, когда премьер-министром Великобритании был Тэд Хит. Она
была министром образования, и мы говорили о том, какой ущерб был нанесен
Великобритании реформой школьного образования и введением
общеобразовательной школы с совместным обучением детей, обладавших
различными способностями. Уровень знаний способных учеников понизился, а
остальных учеников - не повысился. Когда она была лидером оппозиции, я
спросил Джорджа Томаса, тогдашнего спикера Палаты общин, что он о ней думал.
Он сказал: "Она очень болеет за Великобританию и хочет проведения правильных
мер. Она хочет развернуть страну на 180 градусов, и, я думаю, что она
единственная, кто обладает силой воли, чтобы добиться этого". А когда я
спросил тогдашнего премьер - министра Джима Каллагэна, что тот думал о ней,
он сказал: "Она - единственный мужчина на скамье оппозиции". Эти взгляды
лейбористского спикера и лейбористского премьер - министра подтвердили мое
собственное мнение, что она на деле являлась убежденным, идейным политиком.
Когда в мае 1979 года Тэтчер победила на выборах, я порадовался за нее.
Она выступала за свободный рынок и свободную конкуренцию. Во время ее
пребывания в оппозиции я встречался с ней в Лондоне и в Сингапуре, который
она посетила несколько раз, обычно по пути в Австралию и Новую Зеландию. В
июне 1979 года, через месяц после того как она стала премьер - министром,
между нами состоялась часовая дискуссия перед обедом на Даунинг-стрит, 10.
Она была полна идей. В июле 1980 года она, в качестве лидера консервативной
партии, написала мне письмо с предложением выступить в роли приглашенного
докладчика с речью на партийной конференции в Брайтоне (Brighton) в октябре
того года. Такое предложение представителю государства Британского
Содружества наций было направлено впервые. Я ответил, что не мог принять
такую честь ввиду моей многолетней связи с лейбористской партией, которая
началась еще в 40-ых годах, когда я учился в Великобритании в университете.
Тэтчер была убеждена в своей правоте, полна энергии и уверенности в
том, что сможет провести в жизнь свою экономическую политику, хотя у нее и
не было иллюзий относительно тех трудностей, с которыми ей предстояло
столкнуться в лице профсоюза горняков. Поэтому, когда в марте 1984 года
началась забастовка шахтеров, я чувствовал, что она будет бороться до конца.
Тем не менее, я не ожидал, что столь ожесточенные столкновения между
бастующими и полицией продлятся целый год. Ее предшественники этого не
выдержали бы.
В апреле 1985 года Тэтчер нанесла официальный визит в Сингапур. За
обедом я поздравил ее с успехами в решении проблем "государства
благосостояния": "На протяжении почти четырех десятилетий сменявшие друг
друга правительства Великобритании, казалось бы, полагали, что создание
богатства происходит само по себе, и что единственным, что требовало
внимания и изобретательности правительства, было перераспределение
богатства. В результате, правительство проявляло изобретательность только в
создании способов перераспределения дохода от более преуспевающих к менее
преуспевающим членам общества. В таком общественном климате требуется
премьер - министр с железными нервами, чтобы сказать избирателям правду,
которая заключается в том, что создатели богатства являются ценными членами
общества, заслуживающими почета и права оставлять себе большую часть
заработанного... Мы использовали те преимущества, которые Великобритания
оставила нам: английский язык, юридическую систему, правительство
парламентского большинства и администрацию, лишенную партийных пристрастий.
Тем не менее, мы тщательно избегали использования методов, свойственных
"государству благосостояния", потому что мы видели, как великий народ в
результате уравниловки превратился в посредственный".
Тэтчер любезно ответила в сходной манере: "Мне приятно думать, что
когда-то Вы учились у Великобритании. А теперь мы учимся у вас...Талант,
инициатива, предприимчивость, риск, уверенность в себе, энергия, - сделали
Сингапур моделью успеха для других государств, образцом, который позволяет
сделать ясный вывод: нельзя наслаждаться плодами усилий, без того, чтобы
сначала приложить усилия".
На следующий день несколько пролейбористски настроенных британских
газет поместили репортажи о вспышке ярости, случившейся с министром
здравоохранения теневого правительства лейбористов Фрэнка Добсона (Frank
Dobson): "Мистеру Ли следовало бы держать свой глупый язык за зубами". А
член парламента от лейбористской партии Аллен Адамс (Allen Adams) добавил:
"Если мы возьмем эту страну (Сингапур) в качестве примера для подражания, то
наша страна будет отброшена назад к 1870 году, когда люди работали круглые
сутки на потогонных фабриках практически бесплатно".
Это были типичные старые лейбористы, мыслившие стереотипами и не
поспевавшие за развитием событий. В 1985 году валовой доход на душу
населения в Сингапуре равнялся 6,500 долларов США, а в Великобритании -
8,200 долларов США. К 1995 году по доходу на душу населения Сингапур (26,000
долларов США) обошел Великобританию (19,700 долларов США). Наши рабочие не
только зарабатывали больше британских, но также владели собственными домами
и имели больше сбережений (в Центральном фонде социального обеспечения и на
счетах в "ПОС-бэнк"), чем британские рабочие.
Когда в ноябре 1990 года Тэтчер ушла в отставку, она прислала мне
прощальное письмо: "Как неожиданно поворачивается жизнь: кто мог бы себе
вообразить, что мы оба уйдем с высших постов в наших государствах почти в
один и тот же день после стольких лет совместной работы. Уходя, я хотела бы
сказать Вам, какую огромную пользу я извлекла из наших отношений и как я
восхищалась всем, что Вы отстаивали. В одном сомневаться не приходится:
встречи стран Содружества наций были бы куда скучнее, не будь любого из
нас!"
Мне пришлось работать с Маргарет Тэтчер больше, чем с любым другим
британским премьер - министром, потому что она находилась у власти на
протяжении трех сроков. Я считаю, что из всех премьер-министров, которых я
знал, она предложила Великобритании наилучшую программу действий. Ее сила
была в ее страстной вере в свою страну и в ее железной воле изменить ее. Она
была убеждена, что свободное предпринимательство и свободный рынок приведут
к свободному обществу. Она обладала здравым политическим смыслом, хотя у нее
и была тенденция к излишней самоуверенности и убежденности в своей правоте.
В разделенной на классы Великобритании ее недостатком являлось ее
происхождение, - она была "дочерью бакалейщика". Прискорбно, что британская
элита все еще находилась во власти этих предрассудков, но ко времени ее
ухода в отставку англичане стали придавать этим вопросам меньшее значение.
Тем не менее, Тэтчер подчас вызывала сильную антипатию со стороны
премьер - министров старых британских доминионов с белым населением. На
встрече глав правительств государств Британского Содружества наций,
проходившей на Багамских островах в 1985 году, премьер - министры Канады и
Австралии, Брайан Малруни (Brian Mulroney) и Боб Хоук (Bob Hawke) оказывали
на Тэтчер сильное давление, пытаясь заставить ее ввести экономические
санкции против Южной Африки. Все выступавшие со вступительными речами, кроме
нее, осудили режим апартеида в Южной Африке. Тэтчер в одиночку выступала
против введения дальнейших санкций против режима Претории (Pretoria),
настаивая на продолжении диалога с ним. Я уважал ее за силу и способность
бороться в полной изоляции. Она не позволила запугать себя и не сдалась. К
сожалению, история была не на ее стороне.
Джон Мейджор был канцлером Казначейства, когда он сопровождал Маргарет
Тэтчер на встречу глав правительств стран Британского Содружества в
Куала-Лумпуре в октябре 1989 года. В мае 1996 года я снова встретился с ним
на Даунинг-стрит, 10. У него была трудная задача. Маргарет Тэтчер
использовала все свое влияние, чтобы добиться его избрания на пост лидера
консервативной партии и премьер-министра и ожидала, что он будет продолжать
проводить ее политику по отношению к Европе. Ее влияние в партии делало его
жизнь сложной. Средства массовой информации также были не слишком любезны,
списав его со счета в течение первых нескольких месяцев пребывания у власти.
Поэтому, несмотря на то, что дела в экономике шли хорошо, это не помогло ему
справиться с "новыми лейбористами" в мае 1990 года.
Я был поражен молодой энергией Тони Блэра, когда я впервые встретился с
ним в Лондоне в мае 1995 года. Он был лидером оппозиции. Он был на год
моложе моего сына Лунга. На встрече присутствовал Джонатан Пауэлл (Jonathan
Powell), руководитель его канцелярии, он вел протокол и участвовал в беседе.
Блэр интересовался тем, какие факторы обусловили различия между высокими
темпами роста экономики в странах Восточной Азии и низкими темпами
экономического роста в Великобритании и Европе в целом. Я предложил ему
посетить Восточную Азию перед выборами и самому посмотреть на те огромные
изменения, которые произошли в регионе. После того, как он занял бы свой
пост, он был бы слишком скован рамками официального протокола.
В январе следующего года Блэр посетил Японию, Австралию, а затем и
Сингапур, где он встретился с лидерами наших профсоюзов. Он своими глазами
увидел те льготы и преимущества, которых наши профсоюзы добились для своих
членов. Он проявил интерес к нашим индивидуальным пенсионным счетам в ЦФСО,
средства которого также использовались для покупки жилья и оплаты
медицинского обслуживания. Он не делал секрета из своих глубоких
христианских убеждений, которые сделали его социалистом, или, как уточнил
он, когда я искоса взглянул на него, социал-демократом. Он был достаточно
искренним, чтобы повторить: "или социал-демократом". Это было нечто такое,
что "старые лейбористы" (Old Labour) презирали. Его программа "новых
лейбористов" (New Labour) не были позой. Он поинтересовался моим мнением
относительно перспектив лейбористского правительства. Я сказал ему, что
после прихода к власти у него будет трудная задача. Ему пришлось бы убедить
"старых лейбористов" согласиться с его политикой. Лейбористская партия была
намного старше его, и изменить ее было нелегко.
Через несколько дней после визита Блэра министр социального обеспечения
теневого правительства Крис Смит (Chris Smith) посетил Сингапур, чтобы
изучить нашу систему социального обеспечения. Несколько месяцев спустя
близкий помощник Тони Блэра Питер Мандельсон (Peter Mandelson) приехал в
Сингапур, чтобы присмотреться к нашей системе "Медисэйв" (Medisave), к
системе медицинского страхования и к другим функциям ЦФСО. Блэр поразил меня
как серьезный политик, желавший разобраться в причинах успешного развития
стран Восточной Азии. Когда мы снова встретились в Лондоне осенью того же
года, за ужином, он задал мне бесчисленное количество вопросов.
Выдержка, с которой он представлял себя самого и свою партию после
грандиозной победы на выборах в мае 1997 года, была результатом его
самодисциплины. Я смотрел по телевизору его речь после победы на выборах и
то, как он шел на Даунинг-стрит, 10. Это оказало хорошее влияние на его
команду. Я был в Лондоне через месяц после его победы. Мы разговаривали на
протяжении часа и снова не тратили времени на шутки. Он был сосредоточен на
тех задачах, которые поставил перед своим правительством в своей
предвыборной программе. Он был на подъеме, но не слишком ликовал по поводу
своего прихода к власти в столь молодом возрасте. Мы разговаривали о Китае и
о приближавшейся передаче Гонконга Китаю в конце июня. Его подход был
прагматичным, он не хотел разгребать угли, зажженные Крисом Паттэном (Chris
Patten). Он больше интересовался долгосрочными перспективами
китайско-британских отношений. Как я и ожидал, он посетил церемонию передачи
Гонконга Китаю и провел переговоры с президентом Цзян Цзэминем (Jiang
Zemin).
Когда мы встретились через год, в мае 1998 года, на Даунинг-стрит, 10,
он был полностью сосредоточен на неотложных проблемах, в особенности на
ведении мирных переговоров в Северной Ирландии. У него нашлось время для
обсуждения ряда других вопросов, но проблемы двухсторонних отношений не
обсуждались, ибо их просто не было. Ситуация изменилась: в области обороны и
безопасности Сингапур теперь уже не связан с Великобританией так же тесно,
как с США, Австралией и Новой Зеландией. Мое поколение было англоцентричным,
поколение моего сына уделяет больше внимания США. Лунг и его современники
должны научиться понимать Америку. Они прошли подготовку в американских
военных учебных заведениях, учились в аспирантурах таких университетов как
Гарвард и Станфорд (Stanford). Мне пришлось жить в мире, в котором
доминировала Великобритания (Pax Britannica), а поколению Лунга придется
жить в мире, в котором доминирует Америка (Pax Americana).
Неожиданное вторжение Японии в Сингапур в декабре 1941 года
драматическим образом изменило представления австралийцев о Сингапуре.
Примерно 18,000 австралийских военнослужащих, не имевших никакого боевого
опыта, вместе с 70,000 британских и индийских солдат, безо всякой поддержки
с воздуха, не смогли устоять против закаленной в боях японской императорской
армии. К моменту капитуляции Сингапура в феврале 1942 года примерно 2,000
австралийцев было убито, более 1,000 ранено, и примерно 15,000 сдались в
плен.
Более трети пленных умерло от недоедания, болезней и жестокого
обращения, особенно на строительстве печально известной Бирманской железной
дороги. Многие обелиски, стоящие на военном кладбище Содружества наций
Кранчжи в Сингапуре, являются безмолвными свидетелями жертв, принесенных
австралийцами за родину и короля. Захват в плен японской императорской
армией тысяч австралийских солдат в Сингапуре навсегда останется в памяти
австралийцев как катастрофа, уступающая только разгрому в Галлиполи
(Gallipoli) в ходе Первой мировой войны. Но Сингапур расположен к Австралии
намного ближе и является стратегически более важным для Австралии. Поэтому
после Второй мировой войны Австралия продолжала поддерживать старые связи с
Великобританией, а ее войска вернулись в Сингапур, чтобы помочь в подавлении
коммунистических повстанцев в Малайе.
Австралийский воинский контингент располагался в Малайе до тех пор,
пока Великобритания не объявила о выводе своих войск, расположенных к
востоку от Суэцкого канала. Я убеждал премьер-министра Австралии Джона
Гортона продлить сроки пребывания австралийских войск в Малайе. В январе
1969 года, на конференции премьер-министров стран Британского Содружества
наций в Лондоне, Гортон провел предварительную встречу с британским
министром обороны Дэнисом Хили, премьер-министром Новой Зеландии Китом
Холиоуком, Тунку и мною, чтобы обсудить новую оборонительную доктрину
Малайзии и Сингапура. Гортон очень волновался, его жесты и тон голоса
показывали, что он не хотел брать на себя ответственность за оборону
Малайзии и Сингапура. Он знал, что этот груз ляжет в основном на плечи
Австралии, ибо Великобритания постепенно сокращала свое военное присутствие
в регионе.
Мы пришли к соглашению отложить принятие решения до нашей следующей
встречи в Канберре в июне того же года. К сожалению, в мае в Куала-Лумпуре
начались межобщинные столкновения, которые затруднили участие Австралии в
обеспечении обороны Малайзии и Сингапура. Я уже упоминал ранее, как были
решены эти проблемы. Несмотря на сомнения Гортона, нам удалось договориться
о заключении Оборонного соглашения пяти держав, которое мы скрепили путем
"Когда я ходил в школу в Сингапуре пятьдесят лет назад, мои учителя
преподносили нам как само собой разумеющуюся истину, что Лондон был центром
мира. Это был центр высокоразвитой финансовой и банковской системы, центр
искусства, театра, литературы, музыки, культуры. Это был центр притяжения
всего мира,... и это было так на самом деле. В сентябре 1939 года, через год
после того, как британское правительство не стало выполнять своих
обязательств перед чешским народом, оно решило выполнить свои обязательства
перед польским народом. Так началась Вторая мировая война, и мир изменился
раз и навсегда".
Частью церемонии была поездка в запряженном лошадьми экипаже из
Вестминстера (Westminster) в Гайдхолл. Ее пришлось отменить из-за того, что
в результате забастовки железнодорожников образовались заторы на дорогах.
Проблемы во взаимоотношениях между рабочими и работодателями продолжали
тормозить развитие Великобритании. Противостояние между Маргарет Тэтчер и
профсоюзом горняков было еще впереди.
Долгие годы пребывания в правительстве и наши исторические связи с
Великобританией позволили мне познакомиться со всеми британскими премьер -
министрами: от Гарольд Макмиллана, до Тони Блэра.
Гарольд Макмиллан принадлежал к поколению моего отца. Он обладал
внешностью и манерами вельможи эдвардианской эпохи, включая напускную
вялость и высокомерное отношение к подобным мне молодым жителям колоний. Сэр
Алек Дуглас-Хоум был наиболее приятным из всех премьер-министров, - он был
настоящим джентльменом. Его манера выступать по телевидению скрывала то,
насколько проницательным мыслителем и геополитиком он был на самом деле. Он
искренне признавался в том, что считал, пользуясь счетными палочками, но в
нем было больше здравого смысла, чем у многих министров-интеллектуалов,
входивших в состав правящей партии и оппозиции.
Наиболее политически одаренным из них был Гарольд Вильсон. Мне повезло,
что мы стали с ним друзьями еще до того, как он стал премьер-министром. Мне
удалось убедить его продлить сроки британского военного присутствия к
востоку от Суэцкого канала на несколько лет. Остатки британских войск
находились в Сингапуре до середины 1975 года. Эти несколько лет имели
большое значение для нас, ибо это позволило нам выиграть время и наладить
отношения с Индонезией, не делая поспешных шагов, о которых мы могли бы
впоследствии пожалеть. Я многим обязан Вильсону за его твердую поддержку в
тот период, когда Сингапур входил в состав Малайзии, да и в последующий
период, как я уже упоминал ранее в своих мемуарах. Проблемы, с которыми он
столкнулся в Великобритании, были глубоко укоренившимися: падение уровня
образования и квалификации, снижение производительность труда из-за
отсутствия сотрудничества между профсоюзами и руководством компаний. В 60-ых
- 70-ых годах в лейбористской партии доминировали профсоюзы. В результате,
лейбористы не могли заняться решением этих основных проблем, а потому от
Вильсона ожидали половинчатых решений. Чтобы сохранить поддержку со стороны
партии, ему приходилось делать политические зигзаги, из-за чего он подчас
мог показаться коварным и непоследовательным.
В отличие от него, Тэд Хит был надежным и уравновешенным политиком. Я
впервые познакомился с ним, когда он был министром в правительстве
Макмиллана, ответственным за ведение переговоров об интеграции
Великобритании в Европу. Я добивался от него защиты интересов Сингапура. Мы
стали с ним друзьями в тот период, когда, после победы Вильсона на выборах в
1964 году, он являлся лидером оппозиции. Зачастую, во время моих визитов в
Лондон, он приглашал меня в свою квартиру в Олбани (Albany), чтобы
поговорить о Великобритании, Европе, Америке и Британском Содружестве наций.
В обеспечении будущего Великобритании он отводил более важную роль Европе,
чем Америке или Британскому Содружеству наций. Однажды приняв политическое
решение, он уже не менял своей точки зрения, в Европу же он верил еще до
того, как стал премьер - министром. Если бы меня спросили, с кем из
британских премьер-министров и министров, с которыми я был знаком, я
предпочел бы вместе оказаться в опасной ситуации, я бы выбрал Тэда Хита. Он
бы боролся за выполнение намеченного плана до конца. К сожалению, у него
отсутствовала способность воодушевлять людей и побуждать их к действию. В
беседе один на один Хит оживлялся, но на экране телевизора он выглядел очень
скованно, что является огромным недостатком в век телевидения. Мы остались с
ним добрыми друзьями, время от времени встречаясь в Лондоне, Сингапуре и на
различных международных форумах, например, в Давосе.
Когда в 1948 году Джим Каллагэн выступал перед Лейбористским клубом
Кембриджского университета (Cambridge University Labour Club), я
присутствовал в студенческой аудитории. Его представили как отставного
младшего офицера королевских ВМС, который стал младшим министром. Он говорил
уверенно и хорошо. Я познакомился с ним лично в середине 50-ых годов, во
время участия в конституционных переговорах в Лондоне, и мы поддерживали
контакты на протяжении многих лет. Так как он стал премьер - министром
неожиданно, после отставки Вильсона в марте 1966 года, будучи уже довольно
пожилым человеком, у него не было собственной программы действий.
Действительно, Великобритания была в настолько тяжелом экономическом
положении, что ему пришлось обратиться за помощью к МВФ. Так что программу
действий приняли за него.
Я обратился к Джиму Каллагэну, когда он занимал должность премьер -
министра, с просьбой разрешить Брунею, чьи иностранные дела все еще
контролировала Великобритания, предоставить вооруженным силам Сингапура
возможность проводить учения в джунглях на территории султаната. Британское
министерство иностранных дел и по делам Содружества наций затягивало решение
вопроса, не желая вмешиваться в деликатные отношения в сфере обороны,
существовавшие между Сингапуром и Малайзией. Я доказывал, что
Великобритания, так или иначе, вскоре утратит контроль над Брунеем, и
Сингапур все равно получит возможность использовать этот тренировочный
центр. Почему же тогда было не разрешить его использование в то время, когда
Великобритания еще контролировала ситуацию, с тем, чтобы после обретения
Брунеем независимости эти учения стали частью местного политического
ландшафта? Он согласился, и в 1976 году мы основали тренировочный центр в
джунглях Брунея.
Сталкиваясь с бесконечными экономическими проблемами, включая рост
безработицы, лейбористское правительство Каллагэна стало на путь
протекционизма. В апреле 1977 года Джордж Томсон, к тому времени ставший
пэром и не являвшийся больше министром, прибыл ко мне в качестве личного
посла Каллагэна, чтобы узнать, не собирался ли я поднять вопросы
двухсторонних отношений с Великобританией на встрече государств Британского
Содружества наций в июне. Я ответил, что поднимать эти проблемы на
праздновании серебряного юбилея царствования королевы было бы неуместно. Тем
не менее, я заявил протест по поводу того, что Великобритания убедила
Германию принять решение, блокировавшее ввоз в ЕС произведенных в Сингапуре
карманных калькуляторов и черно-белых телевизоров. Это было сделано без
предварительного обсуждения с нами. Я указал на то, что наши карманные
калькуляторы были сделаны с использованием достижений американской
технологии, далеко опережавшей британскую. Запрет на импорт калькуляторов из
Сингапура означал, что жители Великобритании должны были переплачивать за
точно такие же американские изделия. Такая же ситуация возникла и с
черно-белыми телевизорами, производившимися японскими компаниями в
Сингапуре. Эти торговые барьеры были позднее убраны, потому что они не
способствовали сохранению рабочих мест в Великобритании.
Каллагэн однажды спросил меня: "Что за люди эти японцы? Они работают
как муравьи, постоянно наращивают объемы своего экспорта, но ничего не
импортируют". В отношении японцев он придерживался западного стереотипа,
сложившегося в результате их антигуманных действий в период Второй мировой
войны. В отличие от Тэтчер, он не рассматривал японские инвестиции в
качестве одного из средств ре-индустриализации Великобритании. Он больше
интересовался африканцами, индусами и другими членами Содружества наций. Его
взгляд на мир был сфокусирован на короле и империи. Во время встреч глав
государств Британского Содружества наций он предоставлял африканским лидерам
любую возможность высказывать свои взгляды, особенно относительно апартеида
в Родезии и Южной Африке. Он был типичным лидером британской лейбористской
партии, выходцем из рабочего класса, чьи инстинкты всегда побуждали его
выступать в защиту порабощенных и угнетенных. Тем не менее, он проявлял
изворотливость, когда дело касалось принятия жестких решений, к примеру,
выполнения лейбористским правительством условий МВФ, на которых был
предоставлен пакет помощи в тот момент, когда британская валюта оказалась
под угрозой девальвации.
Сила Каллагэна заключалась в том, что при решении проблем он не
суетился, не искал причудливых, вычурных решений. Он был глубоко предан
профсоюзам, тем не менее, именно профсоюзы привели к падению его
правительства.
Я познакомился с Маргарет Тэтчер на обеде на Даунинг-стрит, 10, в
октябре 1980 года, когда премьер-министром Великобритании был Тэд Хит. Она
была министром образования, и мы говорили о том, какой ущерб был нанесен
Великобритании реформой школьного образования и введением
общеобразовательной школы с совместным обучением детей, обладавших
различными способностями. Уровень знаний способных учеников понизился, а
остальных учеников - не повысился. Когда она была лидером оппозиции, я
спросил Джорджа Томаса, тогдашнего спикера Палаты общин, что он о ней думал.
Он сказал: "Она очень болеет за Великобританию и хочет проведения правильных
мер. Она хочет развернуть страну на 180 градусов, и, я думаю, что она
единственная, кто обладает силой воли, чтобы добиться этого". А когда я
спросил тогдашнего премьер - министра Джима Каллагэна, что тот думал о ней,
он сказал: "Она - единственный мужчина на скамье оппозиции". Эти взгляды
лейбористского спикера и лейбористского премьер - министра подтвердили мое
собственное мнение, что она на деле являлась убежденным, идейным политиком.
Когда в мае 1979 года Тэтчер победила на выборах, я порадовался за нее.
Она выступала за свободный рынок и свободную конкуренцию. Во время ее
пребывания в оппозиции я встречался с ней в Лондоне и в Сингапуре, который
она посетила несколько раз, обычно по пути в Австралию и Новую Зеландию. В
июне 1979 года, через месяц после того как она стала премьер - министром,
между нами состоялась часовая дискуссия перед обедом на Даунинг-стрит, 10.
Она была полна идей. В июле 1980 года она, в качестве лидера консервативной
партии, написала мне письмо с предложением выступить в роли приглашенного
докладчика с речью на партийной конференции в Брайтоне (Brighton) в октябре
того года. Такое предложение представителю государства Британского
Содружества наций было направлено впервые. Я ответил, что не мог принять
такую честь ввиду моей многолетней связи с лейбористской партией, которая
началась еще в 40-ых годах, когда я учился в Великобритании в университете.
Тэтчер была убеждена в своей правоте, полна энергии и уверенности в
том, что сможет провести в жизнь свою экономическую политику, хотя у нее и
не было иллюзий относительно тех трудностей, с которыми ей предстояло
столкнуться в лице профсоюза горняков. Поэтому, когда в марте 1984 года
началась забастовка шахтеров, я чувствовал, что она будет бороться до конца.
Тем не менее, я не ожидал, что столь ожесточенные столкновения между
бастующими и полицией продлятся целый год. Ее предшественники этого не
выдержали бы.
В апреле 1985 года Тэтчер нанесла официальный визит в Сингапур. За
обедом я поздравил ее с успехами в решении проблем "государства
благосостояния": "На протяжении почти четырех десятилетий сменявшие друг
друга правительства Великобритании, казалось бы, полагали, что создание
богатства происходит само по себе, и что единственным, что требовало
внимания и изобретательности правительства, было перераспределение
богатства. В результате, правительство проявляло изобретательность только в
создании способов перераспределения дохода от более преуспевающих к менее
преуспевающим членам общества. В таком общественном климате требуется
премьер - министр с железными нервами, чтобы сказать избирателям правду,
которая заключается в том, что создатели богатства являются ценными членами
общества, заслуживающими почета и права оставлять себе большую часть
заработанного... Мы использовали те преимущества, которые Великобритания
оставила нам: английский язык, юридическую систему, правительство
парламентского большинства и администрацию, лишенную партийных пристрастий.
Тем не менее, мы тщательно избегали использования методов, свойственных
"государству благосостояния", потому что мы видели, как великий народ в
результате уравниловки превратился в посредственный".
Тэтчер любезно ответила в сходной манере: "Мне приятно думать, что
когда-то Вы учились у Великобритании. А теперь мы учимся у вас...Талант,
инициатива, предприимчивость, риск, уверенность в себе, энергия, - сделали
Сингапур моделью успеха для других государств, образцом, который позволяет
сделать ясный вывод: нельзя наслаждаться плодами усилий, без того, чтобы
сначала приложить усилия".
На следующий день несколько пролейбористски настроенных британских
газет поместили репортажи о вспышке ярости, случившейся с министром
здравоохранения теневого правительства лейбористов Фрэнка Добсона (Frank
Dobson): "Мистеру Ли следовало бы держать свой глупый язык за зубами". А
член парламента от лейбористской партии Аллен Адамс (Allen Adams) добавил:
"Если мы возьмем эту страну (Сингапур) в качестве примера для подражания, то
наша страна будет отброшена назад к 1870 году, когда люди работали круглые
сутки на потогонных фабриках практически бесплатно".
Это были типичные старые лейбористы, мыслившие стереотипами и не
поспевавшие за развитием событий. В 1985 году валовой доход на душу
населения в Сингапуре равнялся 6,500 долларов США, а в Великобритании -
8,200 долларов США. К 1995 году по доходу на душу населения Сингапур (26,000
долларов США) обошел Великобританию (19,700 долларов США). Наши рабочие не
только зарабатывали больше британских, но также владели собственными домами
и имели больше сбережений (в Центральном фонде социального обеспечения и на
счетах в "ПОС-бэнк"), чем британские рабочие.
Когда в ноябре 1990 года Тэтчер ушла в отставку, она прислала мне
прощальное письмо: "Как неожиданно поворачивается жизнь: кто мог бы себе
вообразить, что мы оба уйдем с высших постов в наших государствах почти в
один и тот же день после стольких лет совместной работы. Уходя, я хотела бы
сказать Вам, какую огромную пользу я извлекла из наших отношений и как я
восхищалась всем, что Вы отстаивали. В одном сомневаться не приходится:
встречи стран Содружества наций были бы куда скучнее, не будь любого из
нас!"
Мне пришлось работать с Маргарет Тэтчер больше, чем с любым другим
британским премьер - министром, потому что она находилась у власти на
протяжении трех сроков. Я считаю, что из всех премьер-министров, которых я
знал, она предложила Великобритании наилучшую программу действий. Ее сила
была в ее страстной вере в свою страну и в ее железной воле изменить ее. Она
была убеждена, что свободное предпринимательство и свободный рынок приведут
к свободному обществу. Она обладала здравым политическим смыслом, хотя у нее
и была тенденция к излишней самоуверенности и убежденности в своей правоте.
В разделенной на классы Великобритании ее недостатком являлось ее
происхождение, - она была "дочерью бакалейщика". Прискорбно, что британская
элита все еще находилась во власти этих предрассудков, но ко времени ее
ухода в отставку англичане стали придавать этим вопросам меньшее значение.
Тем не менее, Тэтчер подчас вызывала сильную антипатию со стороны
премьер - министров старых британских доминионов с белым населением. На
встрече глав правительств государств Британского Содружества наций,
проходившей на Багамских островах в 1985 году, премьер - министры Канады и
Австралии, Брайан Малруни (Brian Mulroney) и Боб Хоук (Bob Hawke) оказывали
на Тэтчер сильное давление, пытаясь заставить ее ввести экономические
санкции против Южной Африки. Все выступавшие со вступительными речами, кроме
нее, осудили режим апартеида в Южной Африке. Тэтчер в одиночку выступала
против введения дальнейших санкций против режима Претории (Pretoria),
настаивая на продолжении диалога с ним. Я уважал ее за силу и способность
бороться в полной изоляции. Она не позволила запугать себя и не сдалась. К
сожалению, история была не на ее стороне.
Джон Мейджор был канцлером Казначейства, когда он сопровождал Маргарет
Тэтчер на встречу глав правительств стран Британского Содружества в
Куала-Лумпуре в октябре 1989 года. В мае 1996 года я снова встретился с ним
на Даунинг-стрит, 10. У него была трудная задача. Маргарет Тэтчер
использовала все свое влияние, чтобы добиться его избрания на пост лидера
консервативной партии и премьер-министра и ожидала, что он будет продолжать
проводить ее политику по отношению к Европе. Ее влияние в партии делало его
жизнь сложной. Средства массовой информации также были не слишком любезны,
списав его со счета в течение первых нескольких месяцев пребывания у власти.
Поэтому, несмотря на то, что дела в экономике шли хорошо, это не помогло ему
справиться с "новыми лейбористами" в мае 1990 года.
Я был поражен молодой энергией Тони Блэра, когда я впервые встретился с
ним в Лондоне в мае 1995 года. Он был лидером оппозиции. Он был на год
моложе моего сына Лунга. На встрече присутствовал Джонатан Пауэлл (Jonathan
Powell), руководитель его канцелярии, он вел протокол и участвовал в беседе.
Блэр интересовался тем, какие факторы обусловили различия между высокими
темпами роста экономики в странах Восточной Азии и низкими темпами
экономического роста в Великобритании и Европе в целом. Я предложил ему
посетить Восточную Азию перед выборами и самому посмотреть на те огромные
изменения, которые произошли в регионе. После того, как он занял бы свой
пост, он был бы слишком скован рамками официального протокола.
В январе следующего года Блэр посетил Японию, Австралию, а затем и
Сингапур, где он встретился с лидерами наших профсоюзов. Он своими глазами
увидел те льготы и преимущества, которых наши профсоюзы добились для своих
членов. Он проявил интерес к нашим индивидуальным пенсионным счетам в ЦФСО,
средства которого также использовались для покупки жилья и оплаты
медицинского обслуживания. Он не делал секрета из своих глубоких
христианских убеждений, которые сделали его социалистом, или, как уточнил
он, когда я искоса взглянул на него, социал-демократом. Он был достаточно
искренним, чтобы повторить: "или социал-демократом". Это было нечто такое,
что "старые лейбористы" (Old Labour) презирали. Его программа "новых
лейбористов" (New Labour) не были позой. Он поинтересовался моим мнением
относительно перспектив лейбористского правительства. Я сказал ему, что
после прихода к власти у него будет трудная задача. Ему пришлось бы убедить
"старых лейбористов" согласиться с его политикой. Лейбористская партия была
намного старше его, и изменить ее было нелегко.
Через несколько дней после визита Блэра министр социального обеспечения
теневого правительства Крис Смит (Chris Smith) посетил Сингапур, чтобы
изучить нашу систему социального обеспечения. Несколько месяцев спустя
близкий помощник Тони Блэра Питер Мандельсон (Peter Mandelson) приехал в
Сингапур, чтобы присмотреться к нашей системе "Медисэйв" (Medisave), к
системе медицинского страхования и к другим функциям ЦФСО. Блэр поразил меня
как серьезный политик, желавший разобраться в причинах успешного развития
стран Восточной Азии. Когда мы снова встретились в Лондоне осенью того же
года, за ужином, он задал мне бесчисленное количество вопросов.
Выдержка, с которой он представлял себя самого и свою партию после
грандиозной победы на выборах в мае 1997 года, была результатом его
самодисциплины. Я смотрел по телевизору его речь после победы на выборах и
то, как он шел на Даунинг-стрит, 10. Это оказало хорошее влияние на его
команду. Я был в Лондоне через месяц после его победы. Мы разговаривали на
протяжении часа и снова не тратили времени на шутки. Он был сосредоточен на
тех задачах, которые поставил перед своим правительством в своей
предвыборной программе. Он был на подъеме, но не слишком ликовал по поводу
своего прихода к власти в столь молодом возрасте. Мы разговаривали о Китае и
о приближавшейся передаче Гонконга Китаю в конце июня. Его подход был
прагматичным, он не хотел разгребать угли, зажженные Крисом Паттэном (Chris
Patten). Он больше интересовался долгосрочными перспективами
китайско-британских отношений. Как я и ожидал, он посетил церемонию передачи
Гонконга Китаю и провел переговоры с президентом Цзян Цзэминем (Jiang
Zemin).
Когда мы встретились через год, в мае 1998 года, на Даунинг-стрит, 10,
он был полностью сосредоточен на неотложных проблемах, в особенности на
ведении мирных переговоров в Северной Ирландии. У него нашлось время для
обсуждения ряда других вопросов, но проблемы двухсторонних отношений не
обсуждались, ибо их просто не было. Ситуация изменилась: в области обороны и
безопасности Сингапур теперь уже не связан с Великобританией так же тесно,
как с США, Австралией и Новой Зеландией. Мое поколение было англоцентричным,
поколение моего сына уделяет больше внимания США. Лунг и его современники
должны научиться понимать Америку. Они прошли подготовку в американских
военных учебных заведениях, учились в аспирантурах таких университетов как
Гарвард и Станфорд (Stanford). Мне пришлось жить в мире, в котором
доминировала Великобритания (Pax Britannica), а поколению Лунга придется
жить в мире, в котором доминирует Америка (Pax Americana).
Неожиданное вторжение Японии в Сингапур в декабре 1941 года
драматическим образом изменило представления австралийцев о Сингапуре.
Примерно 18,000 австралийских военнослужащих, не имевших никакого боевого
опыта, вместе с 70,000 британских и индийских солдат, безо всякой поддержки
с воздуха, не смогли устоять против закаленной в боях японской императорской
армии. К моменту капитуляции Сингапура в феврале 1942 года примерно 2,000
австралийцев было убито, более 1,000 ранено, и примерно 15,000 сдались в
плен.
Более трети пленных умерло от недоедания, болезней и жестокого
обращения, особенно на строительстве печально известной Бирманской железной
дороги. Многие обелиски, стоящие на военном кладбище Содружества наций
Кранчжи в Сингапуре, являются безмолвными свидетелями жертв, принесенных
австралийцами за родину и короля. Захват в плен японской императорской
армией тысяч австралийских солдат в Сингапуре навсегда останется в памяти
австралийцев как катастрофа, уступающая только разгрому в Галлиполи
(Gallipoli) в ходе Первой мировой войны. Но Сингапур расположен к Австралии
намного ближе и является стратегически более важным для Австралии. Поэтому
после Второй мировой войны Австралия продолжала поддерживать старые связи с
Великобританией, а ее войска вернулись в Сингапур, чтобы помочь в подавлении
коммунистических повстанцев в Малайе.
Австралийский воинский контингент располагался в Малайе до тех пор,
пока Великобритания не объявила о выводе своих войск, расположенных к
востоку от Суэцкого канала. Я убеждал премьер-министра Австралии Джона
Гортона продлить сроки пребывания австралийских войск в Малайе. В январе
1969 года, на конференции премьер-министров стран Британского Содружества
наций в Лондоне, Гортон провел предварительную встречу с британским
министром обороны Дэнисом Хили, премьер-министром Новой Зеландии Китом
Холиоуком, Тунку и мною, чтобы обсудить новую оборонительную доктрину
Малайзии и Сингапура. Гортон очень волновался, его жесты и тон голоса
показывали, что он не хотел брать на себя ответственность за оборону
Малайзии и Сингапура. Он знал, что этот груз ляжет в основном на плечи
Австралии, ибо Великобритания постепенно сокращала свое военное присутствие
в регионе.
Мы пришли к соглашению отложить принятие решения до нашей следующей
встречи в Канберре в июне того же года. К сожалению, в мае в Куала-Лумпуре
начались межобщинные столкновения, которые затруднили участие Австралии в
обеспечении обороны Малайзии и Сингапура. Я уже упоминал ранее, как были
решены эти проблемы. Несмотря на сомнения Гортона, нам удалось договориться
о заключении Оборонного соглашения пяти держав, которое мы скрепили путем