Страница:
я предложил, чтобы Япония сосредоточилась на развитии трудовых ресурсов и
подготовке работников в странах Юго-Восточной Азии с целью достижения ими
японских стандартов квалификации и производительности, он согласился,
сказав: "Если вы дадите человеку рыбу, он сможет насытиться только раз, если
же вы научите его ловить рыбу...". Он решил выделить сто миллионов долларов
для создания центров подготовки работников в каждой из стран АСЕАН, и одного
центра на Окинаве (Okinawa), в Японии. Судзуки сказал, что ключом для
развития современной экономики является подготовка людей, а не
предоставление помощи и льготных кредитов.
Поскольку большинство японских премьер-министров после Сато не
находились на этом посту дольше двух лет, мне было сложно наладить с ними
прочные личные отношения. Тем не менее, смена премьер-министров и министров
мало отражалась на высоких темпах экономического роста Японии. Зарубежные
комментаторы относили это на счет власти и компетентности государственной
бюрократии. Я считаю, что они недооценивали степень компетентности людей,
занимавших должности премьер-министра и министров. Все они были подобраны из
числа руководящих членов фракции ЛДП, и все являлись способными, опытными
людьми, разделявшими общую точку зрения.
Преемнику Судзуки, Ясухиро Накасонэ (Yasuhiro Nakasone), удалось
пробыть на посту премьер-министра в течение пяти лет, начиная с 1982 года.
Накасонэ говорил по-английски, хотя и с сильным японским акцентом. У него
был звучный голос, он говорил энергично и выразительно. В прошлом он был
лейтенантом японского императорского флота (Japanese Imperial Navy) и
гордился этим. Для японца он был высок (180 сантиметров), хорошо сложен, у
него был высокий лысеющий лоб. Накасонэ был энергичен и очень собран. Раз в
неделю он медитировал в храме на протяжении двух с половиной часов, сидя в
позе "лотос", и рекомендовал мне заняться тем же. Я внял его совету и с
помощью своего друга - буддиста, врача, получившего западное образование,
научился медитировать, но только по полчаса, и лишь время от времени.
Позднее я стал заниматься медитацией ежедневно, - это было полезнее
транквилизаторов.
Накасонэ не отличался скромностью, присущей большинству японских
лидеров. Когда я посетил его в марте 1983 года, он приветствовал меня,
сказав, что был очень счастлив, ибо его мечта приветствовать меня в кабинете
премьер-министра наконец-то сбылась. Он был озабочен реакцией стран АСЕАН на
то, что он называл "небольшим увеличением японских оборонных расходов".
Находясь во главе оборонного ведомства Японии, он не скрывал своих
воинственных взглядов, считая, что Японии следовало быть готовой защитить
себя. Теперь у него было оправдание, заключавшееся в том, что американский
Сенат принял резолюцию, призывавшую Японию увеличить военные расходы. Он
хотел заверить беспокоившихся соседей, что наращивание мощи сил самообороны
Японии, позволявшее им, в случае опасности, обеспечить оборону трех проливов
вокруг Японских островов (проливы Соя, Цугару и Цусима) (Soya, Tsugaru, and
Tsushima) не означало, что Япония превращалась в милитаристскую державу.
Накасонэ говорил, что это было политикой и предшествующих японских
правительств, хотя и не декларировалось публично.
Когда он посетил Сингапур в 1983 году, я напомнил ему, что за десять
лет до того, в том же самом кабинете, отставной генерал Ичиджи Сугита
(Ichiji Sugita), который был подполковником, помогавшим генералу Томоюки
Ямашита (Tomoyuki Yamashita) планировать вторжение в Малайю, принес свои
извинения за участие в этой операции. Он вновь посетил Сингапур в 1974 -
1975 годах вместе с уцелевшими коллегами-офицерами, чтобы передать
сингапурским вооруженным силам свой опыт, приобретенный во время военной
кампании в Малайе, включая завершающее наступление и захват Сингапура.
Множество событий произошло в резиденции Истана с тех пор, как генерал
Ямашита останавливался в ней после захвата Сингапура. Я считал, что нам
следовало не замыкаться на прошлом, а совместно созидать будущее, свободное
от подозрений. Он по-английски выразил свою "сердечную благодарность" за мою
позицию.
Глубоко укоренившееся в сознании японского народа опасение оказаться
втянутым в еще одну, заведомо бесперспективную и грозящую ужасными
последствиями войну, замедлило осуществление решительной оборонной политики
Накасонэ. Опросы общественного мнения показывали, что люди предпочитали,
чтобы вопросы обороны не выдвигались на первый план. Его прямолинейный
характер позволял нам свободно дискутировать, когда мы встречались за обедом
или ужином в Токио еще и спустя долгое время после того, как он ушел в
отставку с поста премьер-министра.
С конца 80-ых годов ЛДП стала утрачивать свои позиции. В изменившейся
внутри- и внешнеполитической ситуации система, хорошо работавшая на
протяжении тридцати лет, начала давать сбои. ЛДП подвергалась все более
сильным нападкам в связи с распространением коррупции, а средства массовой
информации сообщали об одном скандале за другим. Японские средства массовой
информации решили разорвать удобное партнерство между политиками из ЛДП,
крупными бизнесменами, особенно строительными подрядчиками, и высшими
государственными служащими.
Нобору Такешита (Noboru Takeshita), который сменил Накасонэ на посту
премьер-министра в 1987 году, был щеголеватым, невысоким мужчиной. Он
окончил Университет Васеда (Waseda University), а не Тодай. В общении он был
всегда формальным и мягким человеком. Его улыбчивое лицо не соответствовало
образу изощренного политического бойца, которым он был на самом деле. По
сравнению с Накасонэ, его стиль руководства отличался осторожностью, но свои
обещания он выполнял.
Такешита занимал должность премьер-министра в тот период, когда японцы
были полны надежд получить обратно у Советского Союза Курильские острова.
Горбачев нуждался в международной финансовой помощи, и японцы были готовы
проявить щедрость, но при условии, что они получили бы обратно свои четыре
острова или, по крайней мере, твердое обязательство вернуть их в будущем. В
феврале 1989 года, на похоронах императора Хирохито в Токио, Такешита сказал
мне, что Советский Союз не смягчил своей позиции относительно оккупации
островов. Позднее, он направил мне послание, попросив меня замолвить слово в
поддержку возврата островов во время визита советского премьер-министра
Рыжкова в Сингапур в начале 1990 года. Однажды я спросил премьер-министра
Такео Мики, почему Советский Союз, обладавший огромной территорией на
просторах Евразии, настаивал на владении этими четырьмя островами у
побережья полуострова Камчатка. Лицо Мики потемнело, и он гневно и страстно
сказал, что русские были жадными по отношению к территории. Я спросил его,
что случилось с японскими жителями Курильских островов. Он с негодованием
ответил: "Все японцы до единого были высланы обратно в Японию". Такешита
разделял это страстное желание получить четыре острова обратно. Когда Рыжков
посетил Сингапур, я поднял вопрос о возврате четырех островов. Его ответ был
абсолютно предсказуем: никаких дискуссий по поводу четырех островов быть не
могло, - острова являются советскими.
Во время двухлетнего пребывания Такешиты на посту премьер-министра
возник скандал, связанный с компанией по трудоустройству под названием
"Рекрут" (Recruit). Его ближайшего помощника обвиняли в получении денег на
политические нужды. Тот совершил самоубийство, причинив большое горе
Такешите, который ушел в отставку с поста премьер-министра.
После серии скандалов общественное мнение настаивало на том, чтобы на
посту премьер-министра оказался человек с чистой репутацией. В 1989 году
премьер-министром стал Тосики Кайфу (Toshiki Kaifu), несмотря на то, что он
руководил одной из самых маленьких фракций ЛДП. Он был обаятельным,
общительным человеком, получившим известность как "Мистер Чистый" ("Mr.
Clean"). Он не обладал образованностью Миадзавы, решительностью Накасонэ,
бойцовскими качествами Такешиты, но у него был хорошо развит здравый смысл.
Во время двухлетнего пребывания на посту премьер-министра он столкнулся
с проблемами, которыми Накасонэ, с его решительным подходом, был бы счастлив
заниматься. Американцы хотели, чтобы Япония послала свои войска в Персидский
залив для участия в военных действиях против Ирака. После консультаций с
руководителями всех фракций, Кайфу, в конце концов, принял решение не
посылать войска, а уплатить 13 миллиардов долларов в качестве вклада Японии
в проведение этой операции.
Страны Запада воздали должное экономической мощи Японии и, начиная со
встречи в Рамбуйе (Rambouillet) в 1975 году, приглашал ее лидеров для
участия во встречах стран "Большой пятерки" (G-5). Тем не менее, пытаясь
определить свою роль в качестве великой экономической державы, Япония
столкнулась с препятствиями, наиболее серьезным из которых являлось
отношение японских лидеров к преступлениям, совершенным в годы войны. Японцы
плохо выглядели на фоне западных немцев, которые открыто признали свои
преступления, извинились за них, выплатили компенсации жертвам войны и
преподавали историю военных преступлений молодому поколению немцев с тем,
чтобы предотвратить повторение ими старых ошибок. В отличие от них, японские
лидеры все еще высказываются по этой проблеме уклончиво и двусмысленно.
Вероятно, они не хотят деморализовать своих людей или нанести оскорбление
своим предкам и императору. Какими бы ни были причины этого, сменявшие друг
друга премьер-министры от ЛДП, не проявляли мужества в оценке прошлого.
Кайфу впервые порвал с этой традицией во время своей памятной речи в
Сингапуре в мае 1990 года. Он выразил "искреннее раскаяние в совершенных
японцами действиях, которые причинили невыносимые страдания и горе столь
многим людям в Азиатско-Тихоокеанском регионе... Японский народ полон
решимости никогда больше не повторить действия, имевшие такие трагические
последствия..." Он говорил искренне, его речь отличалась реализмом, и ему не
хватило совсем немного, чтобы принести извинения за совершенные
преступления.
Я обратил внимание Кайфу на различия между немцами и японцами по
отношению к военному прошлому. Когда немецкие промышленники и банкиры давали
мне свои резюме, в них обязательно упоминалось об их участии в военных
кампаниях в Сталинграде или Бельгии, где они были захвачены в качестве
пленных русскими, американцами или англичанами, упоминалось звание, которое
они имели и медали, которыми их наградили. В японских резюме период с 1937
года по 1945 год не упоминался, будто этих лет вовсе не существовало. Это
указывало на то, что японцы не хотели говорить об этом. Не удивительно, что
между японцами и людьми, с которыми они имели дело, опустился занавес,
способствовавший росту недоверия и подозрений. Я высказал предположение, что
японцам следовало бы изучить немецкий опыт преподавания истории молодому
поколению с тем, чтобы не повторять те же ошибки. Кайфу сказал, что мои
слова подействовали на него ободряюще, и заметил, что Япония постепенно
менялась. Он сказал, что он был первым послевоенным премьер-министром
Японии, не имевшим военного прошлого. В 1945 году он все еще был молодым
студентом, в 60-ых годах - участвовал в процессе демократизации. Кайфу
пообещал изучить вопрос о преподавании истории Второй мировой войны японской
молодежи, и о внесении изменений в школьные учебники. Но он не занимал свой
пост достаточно долго для того, чтобы выполнить эту задачу, - его сменил
Киичи Миядзава (Kiichi Miyazawa).
Миядзава был невысоким, энергичным человеком, его круглое лицо имело
проницательное выражение, а широкие брови нахмуривались, когда он обдумывал
ответ на вопрос. Прежде чем высказать осторожное и хорошо обдуманное мнение
по какому-либо вопросу, он плотно сжимал губы. Он поразил меня тем, что
являлся скорее ученым, нежели политиком. Миядзава мог бы вполне стать
профессором Университета Тодай, который он закончил, если бы избрал
академическую карьеру. Вместо этого он стал чиновником министерства
финансов.
В 1991 году средства массовой информации процитировали мое
высказывание, в котором я сравнил разрешение перевооружить японские
вооруженные силы для участия в миротворческой операции ООН в Камбодже с тем,
чтобы "давать шоколадный ликер алкоголику". Во время обеда, проходившего
вскоре после того, как Миядзава занял должность премьер-министра, на который
я был приглашен вместе с лидерами ЛДП, он спросил меня, что я имел в виду. Я
ответил, что изменить японскую культуру было нелегко. Японцы имели глубоко
укоренившуюся привычку достигать совершенства и пределов возможного во всем,
чем бы они ни занимались, будь-то составление букетов, изготовление мечей
или ведение войны. Я не верил, что Япония была в состоянии повторить то, что
она совершила в 1931 - 1945 годах, потому что теперь Китай обладал ядерным
оружием. Тем не менее, если Япония действительно хотела играть на
международной арене важную роль в качестве постоянного члена Совета
Безопасности ООН, то ее соседи должны были чувствовать, что в качестве
миротворческой силы она являлась надежной, заслуживающей доверия страной.
Миядзава спросил, не являлось ли выраженное Кайфу "раскаяние" достаточным
для этого. Я сказал, что это было хорошим началом, но этого было
недостаточно, - необходимо было принести извинения. В своей первой речи в
парламенте в качестве премьер-министра в январе 1992 года Миядзава выразил
свое сердечное раскаяние и сожаление "по поводу невыносимых страданий и
горя, пережитых народами Азиатско-Тихоокеанского региона". В отличие от
Накасонэ, который был "ястребом", Миядзава был "голубем". Он всегда
поддерживал союз между Японией и США и выступал против перевооружения
вооруженных сил страны. Он свободно говорил по-английски, у него был
значительный словарный запас, что облегчало откровенный обмен мнениями. Он
всегда быстро высказывал свои возражения по поводу того, с чем был не
согласен, но делал это неизменно вежливо. Мы были с ним добрыми друзьями за
много лет до того, как он стал премьер-министром.
Миядзаву беспокоило то, как изменится Китай в результате бурного роста
экономики. Подобно Сато в 1968 году, Мики в 1972 и Фукуде в 1977 году,
Миядзава подолгу обсуждал со мной проблемы, связанные с Китаем. Даже тогда,
когда Китай был закрыт для внешнего мира, а его экономика находилась в
состоянии застоя, японские лидеры уделяли ему серьезное внимание. После
того, как Дэн Сяопин стал проводить политику "открытых дверей", японцы стали
уделять своему соседу все больше внимания, ибо экономика Китая росла на
8-10% в год, и он мог бросить вызов доминированию Японии в странах Восточной
Азии. Миядзаву беспокоился, что сильный Китай, лишенный присущих
демократической системе власти системы балансиров и противовесов, может
создать угрозу безопасности стран Восточной Азии. Большинство японских
лидеров считало, что в течение следующих 20 лет безопасность страны будет
обеспечиваться в рамках соглашений с США, но Миядзаву и всех японских
руководителей беспокоили перспективы обеспечения безопасности Японии в более
отдаленном будущем. Их невысказанным опасением было то, что в один
прекрасный день американцы могли оказаться неспособными поддерживать свое
доминирующее военное присутствие в регионе и могли не захотеть защищать
Японию. У них не было ясности относительно того, являлся ли Китай
стабилизирующей или дестабилизирующей силой.
Я доказывал, что наилучшим решением проблемы было бы привлечение Китая
к сотрудничеству, создание условий для того, чтобы он стал частью
современного мира. Японии следовало предоставить возможность способным
китайским студентам получать образование в Японии, завязывать отношения с
молодыми японцами. Влияние США, Японии и стран Европы на лучших и наиболее
способных китайцев позволило бы расширить их кругозор и заставило бы их
понять, что, если Китай хотел расти и процветать, ему следовало стать
законопослушным членом международного сообщества. Если же изолировать Китай
и мешать усилиям китайцев в проведении экономических реформ, то это
враждебно настроит их по отношению к более развитым странам.
Большинство японских лидеров считало, что, в случае кризиса, страны
АСЕАН займут сторону Японии, но они не были уверены в том, какой будет
реакция Сингапура. Они соглашались с тем, что, несмотря на то, что я был
этническим китайцем, мои взгляды и политика по отношению к Китаю исходили из
интересов Сингапура как государства Юго-Восточной Азии, и потому я не
обязательно стал бы поддерживать Китай в случае любого конфликта. Тем не
менее, японцы не были уверены в том, каким образом составлявшие большинство
населения Сингапура китайцы и будущие лидеры Сингапура поведут себя, если
Китай станет оказывать на них давление. Думаю, что мне удалось развеять их
сомнения.
Во время пребывания Миядзавы на посту премьер-министра мощная фракция,
возглавляемая молодым протеже Танаки Ичиро Азавой (Ichiro Ozawa), в ходе
критически важного голосования в парламенте добилась отставки правительства.
В отличие от других лидеров фракций ЛДП, Миядзава не был жестким,
безжалостным бойцом. В ходе последовавших за этим выборов ЛДП утратила
власть. Одним из результатов этого явилось то, что Морихиро Хосокава
(Morihiro Hosokawa) стал первым премьер-министром Японии, недвусмысленно
признавшим агрессию со стороны Японии во время Второй мировой войны и
принесшим извинения за причиненные ею страдания. Он не занимал присущую ЛДП
жесткую позицию по отношению к военным преступлениям японцев. Эти извинения
были принесены только после того, как премьер-министром страны стал лидер
второстепенной партии.
На следующий год премьер-министр Томиичи Мураяма (Tomiichi Murayama),
представлявший Социал-демократическую партию Японии (Social Democratic Party
of Japan), также принес извинения, и сделал это, выступая поочередно перед
всеми лидерами стран АСЕАН во время турне по странам региона. В Сингапуре он
публично заявил, что Японии было необходимо честно взглянуть на свои
агрессивные и колонизаторские действия в прошлом. К 50-ой годовщине
окончания войны в 1995 году он снова заявил о своем чувстве чистосердечного
раскаяния и принес искренние извинения. Он сказал, что Японии следовало
задуматься о страданиях, которые она причинила народам Азии. Он был первым
японским премьер-министром, возложившим венок у мемориала гражданским
жертвам войны в Сингапуре. Хотя мы его об этом и не просили, он сказал, что
он сделал это для того, чтобы поддержать мир и стабильность в регионе в
будущем. Он знал о существовании скрытых антияпонских настроений в странах
региона и понимал необходимость углубления политических, экономических и
культурных связей. Извинения, принесенные двумя японскими
премьер-министрами, не принадлежавшими к ЛДП, ознаменовали собой
бесповоротный разрыв с позицией предшествовавших правительств Японии,
заключавшейся в отказе принести извинения за военные преступления. И хотя
ЛДП, как таковая, не принесла извинений за совершенные военные преступления,
эта партия входила в коалиционное правительство Мураямы, который их принес.
Когда член ЛДП Рютаро Хашимото (Ryutaro Hashimoto) стал
премьер-министром Японии в 1996 году, в июле того же года, в свой день
рождения, он посетил храм Ясукуни (Yasukuni Shrine) в качестве частного, а
не официального лица. Он отдал дань уважения погибшим во время войны,
включая генерала Хидеки Тодзио (Hideki Tojo), который был премьер-министром
Японии в годы войны, и нескольким другим военным преступникам, которые были
повешены за военные преступления. Такая двусмысленная позиция японских
политиков оставляет открытым очень серьезный вопрос. В отличие от немцев,
японцы не прошли через катарсис и не очистили свою систему от отравлявшего
ее яда. Они не просветили свою молодежь относительно допущенных в прошлом
ошибок. Во время празднования 52-ой годовщины окончания Второй мировой войны
в 1997 году Хашимото выразил "самое глубокое сожаление", а во время визита в
Пекин в сентябре 1997 года - "глубокое раскаяние". Тем не менее, он не
принес извинений за совершенные военные преступления, как этого хотели
китайцы и корейцы.
Я не понимаю, почему японцы так упорно не желают признать ошибки
прошлого, извиниться за них и начать двигаться дальше. По каким-то причинам
они не хотят принести извинения за совершенные военные преступления.
Извиниться, - означало бы признать совершенные ошибки, а выражение сожаления
и раскаяния просто является выражением их субъективных чувств. Японцы
отрицают, что имела место резня в Нанкине (Nanjing); что корейские,
филиппинские, голландские и другие женщины были насильно принуждены стать
"женщинами для комфорта" (эвфемизм, означающее сексуальное рабство) для
японских солдат на фронтах войны; что они проводили жестокие биологические
эксперименты на живых китайских, корейских, монгольских, русских и других
военнопленных в Маньчжурии. В каждом из этих случаев японцы неохотно
признавались в совершении этих преступлений только после того, как на основе
данных из их собственных архивов были предоставлены неопровержимые
доказательства. Это питает подозрения относительно будущих намерений Японии.
Нынешняя позиция Японии является индикатором ее поведения в будущем.
Если японцы стыдятся своего прошлого, то его повторение является менее
вероятным. Генерал Тодзио, который был казнен союзниками за военные
преступления, в своем завещании сказал, что японцы были побеждены только
потому, что противник располагал превосходящими силами. В войне, ведущейся
высокотехнологичным оружием, Япония, учитывая размеры ее территории и
численность населения, может стать значительной силой. Конечно, если бы
конфликт между Японией и Китаем вышел за рамки использования обычных
вооружений, Япония оказалась бы в невыгодном положении. Хотя это и
маловероятно, но, если это случится, возможности Японии не стоит
недооценивать. Если японцы, как нация, почувствуют себя в опасности,
окажутся лишенными средств к существованию в результате того, что доступ к
нефти или другим критически важным ресурсам и рынкам экспорта японских
товаров будет закрыт, то я уверен, что они будут сражаться так же жестоко,
как и в 1942-1945 годах.
Что бы ни готовило будущее для Японии и для Азии, если японцы хотят
играть роль экономических новаторов и миротворцев в составе сил ООН, они
должны принести извинения за военные преступления и окончательно покончить с
этой проблемой. Азия и Япония должны двигаться вперед, а для этого
необходимо большее доверие друг к другу.
После Второй мировой войны несколько человек, принадлежавших к высшему
японскому обществу, задались целью восстановить Японию, ее индустриальную
мощь. Американские оккупационные силы под командованием генерала Макартура
им не препятствовали. Когда коммунистический Китай вступил в войну в Корее,
американцы изменили свою политику в отношении Японии, и стали помогать ее
восстановлению. Японские лидеры не упустили своего шанса и, продолжая
сохранять по отношению к американцам подчиненное, даже униженное положение,
постепенно догоняли Америку: сначала в производстве текстиля, стали, судов,
автомобилей и продукции нефтехимии, а потом - электрических и электронных
товаров и, наконец, компьютеров. Их государственная система строилась на
принципах элитизма. Подобно французам с их "гранд эколь" (Grandes Ecoles),
старые японские императорские университеты и лучшие частные университеты
отбирали лучших из лучших и развивали способности этих людей. Эти
талантливые люди занимали высшие посты в сфере государственного управления и
японских корпорациях. По своему уровню представители этой элиты, как
деловой, так и административной, не уступали никому в мире. Тем не менее,
японское "экономическое чудо" не было результатом усилий лишь немногих людей
на самом верху. Все японцы были полны решимости доказать, на что они
способны, и каждый человек, на любом уровне, старался достичь совершенства.
Вспоминается незабываемый пример того, как японцы гордились своей
работой. В конце 70-ых годов, во время моего визита в Такамацу (Takamatsu),
город на острове Сикоку, японский посол дал в мою честь обед в их лучшей,
правда, всего лишь трехзвездочной гостинице. Блюда были превосходны. Когда
подали десерт и фрукты, появился повар лет тридцати в безупречном белом
колпаке и фартуке, чтобы продемонстрировать свое искусство обращения с
ножом, очищая хурму и хрустящие груши. Это была виртуозная работа. Я спросил
его, где он этому выучился, и он рассказал мне, что начинал он поваренком на
кухне, занимаясь мойкой посуды, чисткой картофеля и нарезкой овощей. Пять
лет спустя он сдал экзамены на должность младшего повара, десять лет спустя
- стал шеф-поваром в этой гостинице и очень гордился этим. Гордость своей
работой и желание превзойти других в своей профессии, будь то повар,
официант или горничная, позволяет добиваться высокой производительности
подготовке работников в странах Юго-Восточной Азии с целью достижения ими
японских стандартов квалификации и производительности, он согласился,
сказав: "Если вы дадите человеку рыбу, он сможет насытиться только раз, если
же вы научите его ловить рыбу...". Он решил выделить сто миллионов долларов
для создания центров подготовки работников в каждой из стран АСЕАН, и одного
центра на Окинаве (Okinawa), в Японии. Судзуки сказал, что ключом для
развития современной экономики является подготовка людей, а не
предоставление помощи и льготных кредитов.
Поскольку большинство японских премьер-министров после Сато не
находились на этом посту дольше двух лет, мне было сложно наладить с ними
прочные личные отношения. Тем не менее, смена премьер-министров и министров
мало отражалась на высоких темпах экономического роста Японии. Зарубежные
комментаторы относили это на счет власти и компетентности государственной
бюрократии. Я считаю, что они недооценивали степень компетентности людей,
занимавших должности премьер-министра и министров. Все они были подобраны из
числа руководящих членов фракции ЛДП, и все являлись способными, опытными
людьми, разделявшими общую точку зрения.
Преемнику Судзуки, Ясухиро Накасонэ (Yasuhiro Nakasone), удалось
пробыть на посту премьер-министра в течение пяти лет, начиная с 1982 года.
Накасонэ говорил по-английски, хотя и с сильным японским акцентом. У него
был звучный голос, он говорил энергично и выразительно. В прошлом он был
лейтенантом японского императорского флота (Japanese Imperial Navy) и
гордился этим. Для японца он был высок (180 сантиметров), хорошо сложен, у
него был высокий лысеющий лоб. Накасонэ был энергичен и очень собран. Раз в
неделю он медитировал в храме на протяжении двух с половиной часов, сидя в
позе "лотос", и рекомендовал мне заняться тем же. Я внял его совету и с
помощью своего друга - буддиста, врача, получившего западное образование,
научился медитировать, но только по полчаса, и лишь время от времени.
Позднее я стал заниматься медитацией ежедневно, - это было полезнее
транквилизаторов.
Накасонэ не отличался скромностью, присущей большинству японских
лидеров. Когда я посетил его в марте 1983 года, он приветствовал меня,
сказав, что был очень счастлив, ибо его мечта приветствовать меня в кабинете
премьер-министра наконец-то сбылась. Он был озабочен реакцией стран АСЕАН на
то, что он называл "небольшим увеличением японских оборонных расходов".
Находясь во главе оборонного ведомства Японии, он не скрывал своих
воинственных взглядов, считая, что Японии следовало быть готовой защитить
себя. Теперь у него было оправдание, заключавшееся в том, что американский
Сенат принял резолюцию, призывавшую Японию увеличить военные расходы. Он
хотел заверить беспокоившихся соседей, что наращивание мощи сил самообороны
Японии, позволявшее им, в случае опасности, обеспечить оборону трех проливов
вокруг Японских островов (проливы Соя, Цугару и Цусима) (Soya, Tsugaru, and
Tsushima) не означало, что Япония превращалась в милитаристскую державу.
Накасонэ говорил, что это было политикой и предшествующих японских
правительств, хотя и не декларировалось публично.
Когда он посетил Сингапур в 1983 году, я напомнил ему, что за десять
лет до того, в том же самом кабинете, отставной генерал Ичиджи Сугита
(Ichiji Sugita), который был подполковником, помогавшим генералу Томоюки
Ямашита (Tomoyuki Yamashita) планировать вторжение в Малайю, принес свои
извинения за участие в этой операции. Он вновь посетил Сингапур в 1974 -
1975 годах вместе с уцелевшими коллегами-офицерами, чтобы передать
сингапурским вооруженным силам свой опыт, приобретенный во время военной
кампании в Малайе, включая завершающее наступление и захват Сингапура.
Множество событий произошло в резиденции Истана с тех пор, как генерал
Ямашита останавливался в ней после захвата Сингапура. Я считал, что нам
следовало не замыкаться на прошлом, а совместно созидать будущее, свободное
от подозрений. Он по-английски выразил свою "сердечную благодарность" за мою
позицию.
Глубоко укоренившееся в сознании японского народа опасение оказаться
втянутым в еще одну, заведомо бесперспективную и грозящую ужасными
последствиями войну, замедлило осуществление решительной оборонной политики
Накасонэ. Опросы общественного мнения показывали, что люди предпочитали,
чтобы вопросы обороны не выдвигались на первый план. Его прямолинейный
характер позволял нам свободно дискутировать, когда мы встречались за обедом
или ужином в Токио еще и спустя долгое время после того, как он ушел в
отставку с поста премьер-министра.
С конца 80-ых годов ЛДП стала утрачивать свои позиции. В изменившейся
внутри- и внешнеполитической ситуации система, хорошо работавшая на
протяжении тридцати лет, начала давать сбои. ЛДП подвергалась все более
сильным нападкам в связи с распространением коррупции, а средства массовой
информации сообщали об одном скандале за другим. Японские средства массовой
информации решили разорвать удобное партнерство между политиками из ЛДП,
крупными бизнесменами, особенно строительными подрядчиками, и высшими
государственными служащими.
Нобору Такешита (Noboru Takeshita), который сменил Накасонэ на посту
премьер-министра в 1987 году, был щеголеватым, невысоким мужчиной. Он
окончил Университет Васеда (Waseda University), а не Тодай. В общении он был
всегда формальным и мягким человеком. Его улыбчивое лицо не соответствовало
образу изощренного политического бойца, которым он был на самом деле. По
сравнению с Накасонэ, его стиль руководства отличался осторожностью, но свои
обещания он выполнял.
Такешита занимал должность премьер-министра в тот период, когда японцы
были полны надежд получить обратно у Советского Союза Курильские острова.
Горбачев нуждался в международной финансовой помощи, и японцы были готовы
проявить щедрость, но при условии, что они получили бы обратно свои четыре
острова или, по крайней мере, твердое обязательство вернуть их в будущем. В
феврале 1989 года, на похоронах императора Хирохито в Токио, Такешита сказал
мне, что Советский Союз не смягчил своей позиции относительно оккупации
островов. Позднее, он направил мне послание, попросив меня замолвить слово в
поддержку возврата островов во время визита советского премьер-министра
Рыжкова в Сингапур в начале 1990 года. Однажды я спросил премьер-министра
Такео Мики, почему Советский Союз, обладавший огромной территорией на
просторах Евразии, настаивал на владении этими четырьмя островами у
побережья полуострова Камчатка. Лицо Мики потемнело, и он гневно и страстно
сказал, что русские были жадными по отношению к территории. Я спросил его,
что случилось с японскими жителями Курильских островов. Он с негодованием
ответил: "Все японцы до единого были высланы обратно в Японию". Такешита
разделял это страстное желание получить четыре острова обратно. Когда Рыжков
посетил Сингапур, я поднял вопрос о возврате четырех островов. Его ответ был
абсолютно предсказуем: никаких дискуссий по поводу четырех островов быть не
могло, - острова являются советскими.
Во время двухлетнего пребывания Такешиты на посту премьер-министра
возник скандал, связанный с компанией по трудоустройству под названием
"Рекрут" (Recruit). Его ближайшего помощника обвиняли в получении денег на
политические нужды. Тот совершил самоубийство, причинив большое горе
Такешите, который ушел в отставку с поста премьер-министра.
После серии скандалов общественное мнение настаивало на том, чтобы на
посту премьер-министра оказался человек с чистой репутацией. В 1989 году
премьер-министром стал Тосики Кайфу (Toshiki Kaifu), несмотря на то, что он
руководил одной из самых маленьких фракций ЛДП. Он был обаятельным,
общительным человеком, получившим известность как "Мистер Чистый" ("Mr.
Clean"). Он не обладал образованностью Миадзавы, решительностью Накасонэ,
бойцовскими качествами Такешиты, но у него был хорошо развит здравый смысл.
Во время двухлетнего пребывания на посту премьер-министра он столкнулся
с проблемами, которыми Накасонэ, с его решительным подходом, был бы счастлив
заниматься. Американцы хотели, чтобы Япония послала свои войска в Персидский
залив для участия в военных действиях против Ирака. После консультаций с
руководителями всех фракций, Кайфу, в конце концов, принял решение не
посылать войска, а уплатить 13 миллиардов долларов в качестве вклада Японии
в проведение этой операции.
Страны Запада воздали должное экономической мощи Японии и, начиная со
встречи в Рамбуйе (Rambouillet) в 1975 году, приглашал ее лидеров для
участия во встречах стран "Большой пятерки" (G-5). Тем не менее, пытаясь
определить свою роль в качестве великой экономической державы, Япония
столкнулась с препятствиями, наиболее серьезным из которых являлось
отношение японских лидеров к преступлениям, совершенным в годы войны. Японцы
плохо выглядели на фоне западных немцев, которые открыто признали свои
преступления, извинились за них, выплатили компенсации жертвам войны и
преподавали историю военных преступлений молодому поколению немцев с тем,
чтобы предотвратить повторение ими старых ошибок. В отличие от них, японские
лидеры все еще высказываются по этой проблеме уклончиво и двусмысленно.
Вероятно, они не хотят деморализовать своих людей или нанести оскорбление
своим предкам и императору. Какими бы ни были причины этого, сменявшие друг
друга премьер-министры от ЛДП, не проявляли мужества в оценке прошлого.
Кайфу впервые порвал с этой традицией во время своей памятной речи в
Сингапуре в мае 1990 года. Он выразил "искреннее раскаяние в совершенных
японцами действиях, которые причинили невыносимые страдания и горе столь
многим людям в Азиатско-Тихоокеанском регионе... Японский народ полон
решимости никогда больше не повторить действия, имевшие такие трагические
последствия..." Он говорил искренне, его речь отличалась реализмом, и ему не
хватило совсем немного, чтобы принести извинения за совершенные
преступления.
Я обратил внимание Кайфу на различия между немцами и японцами по
отношению к военному прошлому. Когда немецкие промышленники и банкиры давали
мне свои резюме, в них обязательно упоминалось об их участии в военных
кампаниях в Сталинграде или Бельгии, где они были захвачены в качестве
пленных русскими, американцами или англичанами, упоминалось звание, которое
они имели и медали, которыми их наградили. В японских резюме период с 1937
года по 1945 год не упоминался, будто этих лет вовсе не существовало. Это
указывало на то, что японцы не хотели говорить об этом. Не удивительно, что
между японцами и людьми, с которыми они имели дело, опустился занавес,
способствовавший росту недоверия и подозрений. Я высказал предположение, что
японцам следовало бы изучить немецкий опыт преподавания истории молодому
поколению с тем, чтобы не повторять те же ошибки. Кайфу сказал, что мои
слова подействовали на него ободряюще, и заметил, что Япония постепенно
менялась. Он сказал, что он был первым послевоенным премьер-министром
Японии, не имевшим военного прошлого. В 1945 году он все еще был молодым
студентом, в 60-ых годах - участвовал в процессе демократизации. Кайфу
пообещал изучить вопрос о преподавании истории Второй мировой войны японской
молодежи, и о внесении изменений в школьные учебники. Но он не занимал свой
пост достаточно долго для того, чтобы выполнить эту задачу, - его сменил
Киичи Миядзава (Kiichi Miyazawa).
Миядзава был невысоким, энергичным человеком, его круглое лицо имело
проницательное выражение, а широкие брови нахмуривались, когда он обдумывал
ответ на вопрос. Прежде чем высказать осторожное и хорошо обдуманное мнение
по какому-либо вопросу, он плотно сжимал губы. Он поразил меня тем, что
являлся скорее ученым, нежели политиком. Миядзава мог бы вполне стать
профессором Университета Тодай, который он закончил, если бы избрал
академическую карьеру. Вместо этого он стал чиновником министерства
финансов.
В 1991 году средства массовой информации процитировали мое
высказывание, в котором я сравнил разрешение перевооружить японские
вооруженные силы для участия в миротворческой операции ООН в Камбодже с тем,
чтобы "давать шоколадный ликер алкоголику". Во время обеда, проходившего
вскоре после того, как Миядзава занял должность премьер-министра, на который
я был приглашен вместе с лидерами ЛДП, он спросил меня, что я имел в виду. Я
ответил, что изменить японскую культуру было нелегко. Японцы имели глубоко
укоренившуюся привычку достигать совершенства и пределов возможного во всем,
чем бы они ни занимались, будь-то составление букетов, изготовление мечей
или ведение войны. Я не верил, что Япония была в состоянии повторить то, что
она совершила в 1931 - 1945 годах, потому что теперь Китай обладал ядерным
оружием. Тем не менее, если Япония действительно хотела играть на
международной арене важную роль в качестве постоянного члена Совета
Безопасности ООН, то ее соседи должны были чувствовать, что в качестве
миротворческой силы она являлась надежной, заслуживающей доверия страной.
Миядзава спросил, не являлось ли выраженное Кайфу "раскаяние" достаточным
для этого. Я сказал, что это было хорошим началом, но этого было
недостаточно, - необходимо было принести извинения. В своей первой речи в
парламенте в качестве премьер-министра в январе 1992 года Миядзава выразил
свое сердечное раскаяние и сожаление "по поводу невыносимых страданий и
горя, пережитых народами Азиатско-Тихоокеанского региона". В отличие от
Накасонэ, который был "ястребом", Миядзава был "голубем". Он всегда
поддерживал союз между Японией и США и выступал против перевооружения
вооруженных сил страны. Он свободно говорил по-английски, у него был
значительный словарный запас, что облегчало откровенный обмен мнениями. Он
всегда быстро высказывал свои возражения по поводу того, с чем был не
согласен, но делал это неизменно вежливо. Мы были с ним добрыми друзьями за
много лет до того, как он стал премьер-министром.
Миядзаву беспокоило то, как изменится Китай в результате бурного роста
экономики. Подобно Сато в 1968 году, Мики в 1972 и Фукуде в 1977 году,
Миядзава подолгу обсуждал со мной проблемы, связанные с Китаем. Даже тогда,
когда Китай был закрыт для внешнего мира, а его экономика находилась в
состоянии застоя, японские лидеры уделяли ему серьезное внимание. После
того, как Дэн Сяопин стал проводить политику "открытых дверей", японцы стали
уделять своему соседу все больше внимания, ибо экономика Китая росла на
8-10% в год, и он мог бросить вызов доминированию Японии в странах Восточной
Азии. Миядзаву беспокоился, что сильный Китай, лишенный присущих
демократической системе власти системы балансиров и противовесов, может
создать угрозу безопасности стран Восточной Азии. Большинство японских
лидеров считало, что в течение следующих 20 лет безопасность страны будет
обеспечиваться в рамках соглашений с США, но Миядзаву и всех японских
руководителей беспокоили перспективы обеспечения безопасности Японии в более
отдаленном будущем. Их невысказанным опасением было то, что в один
прекрасный день американцы могли оказаться неспособными поддерживать свое
доминирующее военное присутствие в регионе и могли не захотеть защищать
Японию. У них не было ясности относительно того, являлся ли Китай
стабилизирующей или дестабилизирующей силой.
Я доказывал, что наилучшим решением проблемы было бы привлечение Китая
к сотрудничеству, создание условий для того, чтобы он стал частью
современного мира. Японии следовало предоставить возможность способным
китайским студентам получать образование в Японии, завязывать отношения с
молодыми японцами. Влияние США, Японии и стран Европы на лучших и наиболее
способных китайцев позволило бы расширить их кругозор и заставило бы их
понять, что, если Китай хотел расти и процветать, ему следовало стать
законопослушным членом международного сообщества. Если же изолировать Китай
и мешать усилиям китайцев в проведении экономических реформ, то это
враждебно настроит их по отношению к более развитым странам.
Большинство японских лидеров считало, что, в случае кризиса, страны
АСЕАН займут сторону Японии, но они не были уверены в том, какой будет
реакция Сингапура. Они соглашались с тем, что, несмотря на то, что я был
этническим китайцем, мои взгляды и политика по отношению к Китаю исходили из
интересов Сингапура как государства Юго-Восточной Азии, и потому я не
обязательно стал бы поддерживать Китай в случае любого конфликта. Тем не
менее, японцы не были уверены в том, каким образом составлявшие большинство
населения Сингапура китайцы и будущие лидеры Сингапура поведут себя, если
Китай станет оказывать на них давление. Думаю, что мне удалось развеять их
сомнения.
Во время пребывания Миядзавы на посту премьер-министра мощная фракция,
возглавляемая молодым протеже Танаки Ичиро Азавой (Ichiro Ozawa), в ходе
критически важного голосования в парламенте добилась отставки правительства.
В отличие от других лидеров фракций ЛДП, Миядзава не был жестким,
безжалостным бойцом. В ходе последовавших за этим выборов ЛДП утратила
власть. Одним из результатов этого явилось то, что Морихиро Хосокава
(Morihiro Hosokawa) стал первым премьер-министром Японии, недвусмысленно
признавшим агрессию со стороны Японии во время Второй мировой войны и
принесшим извинения за причиненные ею страдания. Он не занимал присущую ЛДП
жесткую позицию по отношению к военным преступлениям японцев. Эти извинения
были принесены только после того, как премьер-министром страны стал лидер
второстепенной партии.
На следующий год премьер-министр Томиичи Мураяма (Tomiichi Murayama),
представлявший Социал-демократическую партию Японии (Social Democratic Party
of Japan), также принес извинения, и сделал это, выступая поочередно перед
всеми лидерами стран АСЕАН во время турне по странам региона. В Сингапуре он
публично заявил, что Японии было необходимо честно взглянуть на свои
агрессивные и колонизаторские действия в прошлом. К 50-ой годовщине
окончания войны в 1995 году он снова заявил о своем чувстве чистосердечного
раскаяния и принес искренние извинения. Он сказал, что Японии следовало
задуматься о страданиях, которые она причинила народам Азии. Он был первым
японским премьер-министром, возложившим венок у мемориала гражданским
жертвам войны в Сингапуре. Хотя мы его об этом и не просили, он сказал, что
он сделал это для того, чтобы поддержать мир и стабильность в регионе в
будущем. Он знал о существовании скрытых антияпонских настроений в странах
региона и понимал необходимость углубления политических, экономических и
культурных связей. Извинения, принесенные двумя японскими
премьер-министрами, не принадлежавшими к ЛДП, ознаменовали собой
бесповоротный разрыв с позицией предшествовавших правительств Японии,
заключавшейся в отказе принести извинения за военные преступления. И хотя
ЛДП, как таковая, не принесла извинений за совершенные военные преступления,
эта партия входила в коалиционное правительство Мураямы, который их принес.
Когда член ЛДП Рютаро Хашимото (Ryutaro Hashimoto) стал
премьер-министром Японии в 1996 году, в июле того же года, в свой день
рождения, он посетил храм Ясукуни (Yasukuni Shrine) в качестве частного, а
не официального лица. Он отдал дань уважения погибшим во время войны,
включая генерала Хидеки Тодзио (Hideki Tojo), который был премьер-министром
Японии в годы войны, и нескольким другим военным преступникам, которые были
повешены за военные преступления. Такая двусмысленная позиция японских
политиков оставляет открытым очень серьезный вопрос. В отличие от немцев,
японцы не прошли через катарсис и не очистили свою систему от отравлявшего
ее яда. Они не просветили свою молодежь относительно допущенных в прошлом
ошибок. Во время празднования 52-ой годовщины окончания Второй мировой войны
в 1997 году Хашимото выразил "самое глубокое сожаление", а во время визита в
Пекин в сентябре 1997 года - "глубокое раскаяние". Тем не менее, он не
принес извинений за совершенные военные преступления, как этого хотели
китайцы и корейцы.
Я не понимаю, почему японцы так упорно не желают признать ошибки
прошлого, извиниться за них и начать двигаться дальше. По каким-то причинам
они не хотят принести извинения за совершенные военные преступления.
Извиниться, - означало бы признать совершенные ошибки, а выражение сожаления
и раскаяния просто является выражением их субъективных чувств. Японцы
отрицают, что имела место резня в Нанкине (Nanjing); что корейские,
филиппинские, голландские и другие женщины были насильно принуждены стать
"женщинами для комфорта" (эвфемизм, означающее сексуальное рабство) для
японских солдат на фронтах войны; что они проводили жестокие биологические
эксперименты на живых китайских, корейских, монгольских, русских и других
военнопленных в Маньчжурии. В каждом из этих случаев японцы неохотно
признавались в совершении этих преступлений только после того, как на основе
данных из их собственных архивов были предоставлены неопровержимые
доказательства. Это питает подозрения относительно будущих намерений Японии.
Нынешняя позиция Японии является индикатором ее поведения в будущем.
Если японцы стыдятся своего прошлого, то его повторение является менее
вероятным. Генерал Тодзио, который был казнен союзниками за военные
преступления, в своем завещании сказал, что японцы были побеждены только
потому, что противник располагал превосходящими силами. В войне, ведущейся
высокотехнологичным оружием, Япония, учитывая размеры ее территории и
численность населения, может стать значительной силой. Конечно, если бы
конфликт между Японией и Китаем вышел за рамки использования обычных
вооружений, Япония оказалась бы в невыгодном положении. Хотя это и
маловероятно, но, если это случится, возможности Японии не стоит
недооценивать. Если японцы, как нация, почувствуют себя в опасности,
окажутся лишенными средств к существованию в результате того, что доступ к
нефти или другим критически важным ресурсам и рынкам экспорта японских
товаров будет закрыт, то я уверен, что они будут сражаться так же жестоко,
как и в 1942-1945 годах.
Что бы ни готовило будущее для Японии и для Азии, если японцы хотят
играть роль экономических новаторов и миротворцев в составе сил ООН, они
должны принести извинения за военные преступления и окончательно покончить с
этой проблемой. Азия и Япония должны двигаться вперед, а для этого
необходимо большее доверие друг к другу.
После Второй мировой войны несколько человек, принадлежавших к высшему
японскому обществу, задались целью восстановить Японию, ее индустриальную
мощь. Американские оккупационные силы под командованием генерала Макартура
им не препятствовали. Когда коммунистический Китай вступил в войну в Корее,
американцы изменили свою политику в отношении Японии, и стали помогать ее
восстановлению. Японские лидеры не упустили своего шанса и, продолжая
сохранять по отношению к американцам подчиненное, даже униженное положение,
постепенно догоняли Америку: сначала в производстве текстиля, стали, судов,
автомобилей и продукции нефтехимии, а потом - электрических и электронных
товаров и, наконец, компьютеров. Их государственная система строилась на
принципах элитизма. Подобно французам с их "гранд эколь" (Grandes Ecoles),
старые японские императорские университеты и лучшие частные университеты
отбирали лучших из лучших и развивали способности этих людей. Эти
талантливые люди занимали высшие посты в сфере государственного управления и
японских корпорациях. По своему уровню представители этой элиты, как
деловой, так и административной, не уступали никому в мире. Тем не менее,
японское "экономическое чудо" не было результатом усилий лишь немногих людей
на самом верху. Все японцы были полны решимости доказать, на что они
способны, и каждый человек, на любом уровне, старался достичь совершенства.
Вспоминается незабываемый пример того, как японцы гордились своей
работой. В конце 70-ых годов, во время моего визита в Такамацу (Takamatsu),
город на острове Сикоку, японский посол дал в мою честь обед в их лучшей,
правда, всего лишь трехзвездочной гостинице. Блюда были превосходны. Когда
подали десерт и фрукты, появился повар лет тридцати в безупречном белом
колпаке и фартуке, чтобы продемонстрировать свое искусство обращения с
ножом, очищая хурму и хрустящие груши. Это была виртуозная работа. Я спросил
его, где он этому выучился, и он рассказал мне, что начинал он поваренком на
кухне, занимаясь мойкой посуды, чисткой картофеля и нарезкой овощей. Пять
лет спустя он сдал экзамены на должность младшего повара, десять лет спустя
- стал шеф-поваром в этой гостинице и очень гордился этим. Гордость своей
работой и желание превзойти других в своей профессии, будь то повар,
официант или горничная, позволяет добиваться высокой производительности