Страница:
официальных лиц США, применив к ним меры дисциплинарного воздействия.
Искренне Ваш, Дин Раск".
В 1961 году мое отношение к Америке и американцам было подытожено в
моих инструкциях Корридону: "Расследуйте этот случай тщательно, обращая
внимание на каждую деталь. Не оставляйте ничего без внимания, пока не
доберетесь до сути дела. Но постоянно помните, что вы имеете дело не с
врагами, а с друзьями, совершающими чудовищные глупости".
Предав огласке в своем интервью в августе 1965 года инцидент,
случившийся за четыре года до того, я не только стремился выразить свое
недовольство по поводу того, что американцы не оказали мне помощи. Я также
хотел дать понять странам Запада, что, в том случае, если Великобритания
выведет свои войска, в Сингапуре не будет американских военных баз. В этом
случае Сингапур "будет налаживать связи с Австралией и Новой Зеландией". Я
хотел, чтобы британские войска оставались в Сингапуре, и боялся того, что
после нашего неожиданного отделения от Малайзии англичане захотят вывести
свои войска из Сингапура, как только закончится "конфронтация" с Индонезией.
Американцы производили на меня неоднозначное впечатление. Я восхищался
их деловитостью, но разделял взгляды британской элиты того времени:
американцев считали яркими, но нахальными; обладавшими несметными
богатствами, но часто использовавшими их не по назначению. Американцы
считали, что для решения любой проблемы достаточно было просто привлечь
необходимое количество ресурсов. Это было неверно. Многие американские
лидеры полагали, что для преодоления расовой, религиозной, национальной
вражды, соперничества, междоусобиц и войн, уходивших корнями в глубь
тысячелетий, достаточно было лишь привлечь побольше ресурсов. (Многие из них
считают так до сих пор. Именно на этом основаны усилия американцев по
построению мирного, мультирасового и мультирелигиозного общества в Боснии и
Косово).
Американские методы борьбы с коммунизмом в Азии меня не впечатляли.
Американцы беспринципно вели себя с лидером националистов Южного Вьетнама
Нго Динь Дьемом. Они поддерживали его лишь до тех пор, пока он не отказался
проводить их линию. После этого они отвернулись от него, и Дьем был убит
своими же генералами. У американцев были хорошие намерения, но они вели себя
властно, а их понимание истории было недостаточным. Я также опасался, что
они могли рассматривать всех этнических китайцев в качестве вероятных
сторонников коммунистов, только потому, что Китай был коммунистической
страной.
Несмотря на это, Америка была единственной страной, обладавшей силой и
решимостью остановить не прекращавшееся наступление коммунистов и поднять
народы на борьбу с ними. При этом я хотел, чтобы Великобритания, Австралия и
Новая Зеландия играли роль буфера между нами и американцами, ибо жизнь стала
бы для нас очень сложной, если бы Сингапур превратился в подобие Сайгона или
Манилы. В одиночку англичане в Малайзии не могли остановить наступление
коммунистов в Юго-Восточной Азии, именно американцы смогли предотвратить
распространение китайскими и вьетнамскими коммунистами партизанской войны на
Камбоджу и Таиланд. Соединенные Штаты также поддерживали президента
Индонезии Сукарно до тех пор, пока коммунисты не предприняли попытку
государственного переворота в сентябре 1965 года. В целом, американская
поддержка в борьбе против продолжавшегося наступления коммунистов была
незаменимой.
Готовность американцев противостоять коммунистам где угодно, бороться с
ними любой ценой успокаивала меня. Именно потому, что американцы были
решительно настроены и хорошо подготовлены к борьбе против коммунистов,
Неру, Насер и Сукарно могли позволить себе играть роль лидеров
неприсоединившихся стран. Это было очень удобно для них, и я тоже стал на
подобную позицию, поначалу даже не поняв, что подобный нейтралитет являлся
роскошью, за которую платили американцы. Если бы Сингапур не прятался за
спиной американцев, которые вместе с англичанами, европейцами, австралийцами
и новозеландцами держали под контролем русских и китайских коммунистов, то
мы не могли бы позволить себе быть столь критично настроенными по отношению
к Китаю или России.
Я ясно высказался в поддержку американской интервенции во Вьетнаме. В
мае 1965 года, когда Сингапур еще находился в составе Малайзии, я выступал
на Азиатской Конференции социалистических лидеров (Asian Socialist Leaders'
Conference) в Бомбее. В тот период Индия занимала нейтральную позицию и была
критически настроена по отношению к действиям американцев во Вьетнаме. Я же
в своей речи заявил, что "как жители Азии, мы должны поддержать право
вьетнамского народа на самоопределение и освобождение от любых попыток
доминирования со стороны европейцев. Как социал-демократы, мы просто обязаны
настаивать на том, что жители Южного Вьетнама имеют право на жизнь,
свободную от давления, осуществляемого с использованием военной силы,
свободную от организованного террора, свободную от власти коммунистов.
Поэтому мы обязаны найти такое решение, благодаря которому народ Южного
Вьетнама, в первую очередь, вновь обретет свободу выбора, которая в
настоящий момент ограничена либо действиями коммунистов, либо
непрекращающимися военными действиями американцев".
Во многих выступлениях я подчеркивал, что правительства стран
Юго-Восточной Азии были просто обязаны использовать то время, которое
выиграли для них американцы, ввязавшись в конфликт во Вьетнаме, чтобы решить
проблемы бедности, безработицы и социального неравенства в своих странах. Я
не знал о том, что помощник Госсекретаря США по странам Восточной Азии
Вильям Банди (William Bundy) читал мои речи. Мы впервые встретились с ним в
моем кабинете в марте 1966 года. Он заверил меня, что США намеревались
действовать скрытно и не хотели размещать свои вооруженные силы в Малайзии.
Американцы оказались втянутыми в конфликт во Вьетнаме в куда большей
степени, чем рассчитывали первоначально, и не желали оказаться вовлеченными
в конфликт и в других странах Восточной Азии.
Американцы хотели, чтобы англичане оставались в Малайзии в силу
исторических причин, а также по соображениям своеобразного "разделения
труда". США настаивали на том, чтобы Великобритания играла главную
политическую роль, потому что она была единственным европейским
государством, способным на это. Если бы Малайзия обратилась к США с просьбой
о предоставлении экономической помощи, американцы были бы рады помочь, но
они стремились не афишировать этого.
Я спросил его о реакции США на гипотетически возможный межнациональный
конфликт между Сингапуром и Малайзией, который разжигали коммунисты. Банди
настаивал, что США не хотели бы оказаться вовлеченными в него. Я подчеркнул,
что американцам не следовало рассматривать всю китайскую диаспору в качестве
монолитной группы, управляемой коммунистами КНР. Если бы американские
политики рассматривали всех китайцев в Юго-Восточной Азии как потенциальных
агентов Китая, то у китайцев не осталось бы иной альтернативы, кроме как
стать китайскими шовинистами. Когда он поинтересовался моим мнением о
положении во Вьетнаме, я ответил, что критическим фактором успеха являлась
воля к сопротивлению. А вот ее-то и не хватало. Народ Южного Вьетнама
следовало убедить, что у него имелись серьезные шансы на победу.
В начале 1966 года мы пришли к соглашению, что американские военные,
проходившие службу во Вьетнаме, будут посещать Сингапур для отдыха и
восстановления сил. Первая группа из ста военнослужащих прибыла в Сингапур в
марте 1966 года и находилась в городе на протяжении пяти дней, проживая в
многоквартирном доме в пригороде. Американцы прилетали в Сингапур из Сайгона
три раза в неделю на гражданском самолете авиакомпании "Пан Америкэн" (Pan
American). За год город посетило примерно 20,000 военнослужащих, что
составляло примерно 7% общего числа туристов, посетивших Сингапур. Мы не
извлекали из этого значительных финансовых выгод, - это было способом
продемонстрировать нашу поддержку борьбы американцев во Вьетнаме.
Банди снова встретился со мной в марте 1967 года. Я чувствовал, что ему
можно доверять, - он был открытым и прямолинейным человеком. Банди не
стремился произвести впечатление, он был абсолютно безразличен к своей
одежде, - однажды я заметил, что на нем были носки с дырками. Но от него
исходила спокойная уверенность в своих силах. Он знал, что я оказывал
давление на англичан, пытаясь сохранить их военное присутствие в Сингапуре,
к этому же стремились и американцы. Он заверил меня, что Соединенные Штаты
будут продолжать боевые действия во Вьетнаме, результаты которых
обнадеживали, - из Вьетконга (Vietcong) дезертировали 20,000 бойцов. Он был
уверен, что у республиканцев, которые в то время находились в оппозиции,
также не было иного выхода, кроме как продолжать войну во Вьетнаме. Несмотря
на то, что ситуация могла осложниться, президент Линдон Джонсон был настроен
очень решительно и не собирался отступать, потому что США были убеждены, что
их действия во Вьетнаме являлись большим вкладом в дело укрепления
стабильности в Юго-Восточной Азии.
Банди пригласил меня нанести неофициальный визит в Вашингтон поздней
осенью, когда пойдет на убыль обычный наплыв визитеров, связанный с
ежегодным открытием сессии ООН. В этом случае у меня был бы шанс встретиться
и поговорить с американцами, определявшими политику США и познакомиться с
более широким кругом представителей американской элиты. Я сказал, что в тот
период, когда Великобритания сокращала свои военные базы в Сингапуре, мой
визит в Америку мог создать впечатление, что я испугался.
В июле 1967 года он прислал мне письмо, в котором упомянул о сообщениях
из Лондона, из которых следовало, что я, очевидно, "нанес серьезный удар
членам парламента от лейбористской партии, у которых не было адекватного
понимания реальной обстановки в Юго-Восточной Азии". Он также приветствовал
мое краткое, но прямолинейное заявление, сделанное в телевизионном интервью
Би-би-си о критической важности действий Америки во Вьетнаме. Отношение
прессы к непопулярной политике США во Вьетнаме было настолько плохим, что
американцы чувствовали облегчение, когда представитель независимой от США
страны высказывался в поддержку этой политики. Банди предложил мне нанести
официальный визит в США. Раджа был недоволен, что об этом визите было
объявлено вскоре после публикации британской "Белой книги по вопросам
обороны". Это могло создать впечатление, что мы нервничали, и я решил
поехать в Вашингтон. У Билла Банди, очевидно, имелись свои причины для того,
чтобы я посетил США именно в том году.
До того мне не приходилось бывать в Америке, за исключением поездки в
Нью-Йорк в 1962 году, когда я выступал в Комитете ООН по деколонизации. До
1967 года у Сингапура не было дипломатической миссии в Вашингтоне, поэтому
мне пришлось пройти интенсивный курс подготовки. Меня интересовали образ
мышления американских политиков, настроения, царившие в Вашингтоне, и
основные действующие лица американской политики. Я обратился за помощью к
послам Великобритании, Австралии и Новой Зеландии. Я также написал своему
старому другу Луи Херену (Louis Heren), которого я знал с 50-ых годов,
который был тогда корреспондентом лондонской газеты "Таймс" в Вашингтоне. В
своем письме он сообщил мне наиболее ценную информацию: "Для такой
сверхдержавы как Соединенные Штаты все страны, за исключением Советского
Союза и Китая, являются маленькими. Простите меня за такое сравнение, но по
сравнению с ними Сингапур является малышом. За исключением отдела
Госдепартамента США, занимающегося проблемами Восточной Азии и
Тихоокеанского региона, Сингапуру уделяется очень мало внимания".
Тем не менее, он заверил меня, что я пользовался "репутацией разумного,
рационального и надежного человека", в основном благодаря моей позиции по
вьетнамскому вопросу. Неприятности, связанные с инцидентом, случившимся с
агентами ЦРУ в Сингапуре, были в основном забыты. "Американская политика
имеет три составляющих: администрация президента, Конгресс и пресса. Два
последних имеют тенденцию смотреть на вещи через простую призму отношений
между Востоком и Западом. Кто Вы: коммунист или сторонник США? Подход
администрации президента весьма отличается от этого. В ней работает
достаточно простаков, но имеются также и профессионалы высочайшего класса.
Наиболее наглядным примером таких профессионалов среди чиновников, не
входящих в правительство, являются Вильям Банди и Роберт Барнетт (Robert
Barnett), один из заместителей Банди и признанный эксперт по Китаю, Волт
Ростоу (Walt Rostow), специальный помощник президента по вопросам
национальной безопасности". Среди других политиков, с которыми Херен
рекомендовал мне встретиться, он назвал чрезвычайного и полномочного посла
Аверелла Гарримана (Averell Harriman) и Майка Мэнсфилда (Mike Mansfield),
лидера большинства в Сенате США, - "хорошо информированного и влиятельного
политика".
Он набросал мне короткое описание президента Джонсона, лучшее из тех,
что мне пришлось читать до визита: "Странный человек, идущий окольными
путями, манипулирующий людьми, иногда проявляющий жестокость. Сказав все
это, я должен признаться, что являюсь одним из его немногочисленных
поклонников. В нем горит огонь, в старом добром библейском смысле этого
слова. Он хочет добра своей стране, особенно для бедных и негров... Вы
можете доверять Раску и Макнамаре. Оба являются честными и приятными людьми,
добрыми в старомодном смысле этого слова".
В октябре 1967 я прилетел в аэропорт имени Кеннеди (Kennedy Airport) в
Нью-Йорке, а затем - в Вильямсбург (Williamsburg), где остановился в одном
из реставрированных домов, обставленных античной мебелью, относившейся к
тому периоду, когда Вильямсбург был столицей штата Вирджиния (Virginia). Чу
и я совершили обзорную экскурсию по Вильямсбургу в запряженном лошадьми
экипаже, которым правил черный кучер, одетый в костюм того периода. Это был
исторический "Диснейлэнд". На следующий день мы полетели на вертолете в
Белый Дом (White House). Дипломат, отвечавший за соблюдение протокола,
попросил меня пожать левую руку президента Джонсона, ибо его правая рука
была на перевязи. Когда мы приземлились на лужайке перед Белым Домом, нас
приветствовал почетный караул в полном составе, а затем я, как примерный
бойскаут, пожал левую руку Джонсону.
В своей речи Джонсон использовал превосходные степени, превознося меня
как "патриота, блестящего политического лидера и государственного деятеля
новой Азии". Он похвалил Сингапур, как "яркий пример того, что может быть
достигнуто не только в Азии, но и в Африке и в Латинской Америке, - везде,
где люди работают, созидая жизнь, основанную на свободе и достоинстве". Я
испытывал неловкость из-за таких экстравагантных похвал, сделанных
совершенно не в британском стиле. В ответном выступлении я косвенно
поддержал американские действия во Вьетнаме, но спросил, действительно ли
американцы полагали, что их потомки унаследуют новый лучший мир, если они не
проявят настойчивости (во Вьетнаме).
Сразу после приветственной церемонии состоялась встреча один на один
между Джонсоном и мной. Он был высоким, огромным техасцем с громким голосом.
Стоя рядом с ним, я чувствовал себя карликом. Джонсон был обеспокоен,
проявлял раздражительность, но был настроен выслушать мои взгляды. Он
испытывал облегчение оттого, что ему удалось найти политика из Юго-Восточной
Азии, представлявшего страну, расположенную неподалеку от Вьетнама, который
понимал его, симпатизировал ему и поддерживал его действия по сдерживанию
коммунистов и предотвращению захвата ими Южного Вьетнама и распространению
коммунистического влияния за его пределы.
Джонсон был очень прямолинейным. Он спросил меня, возможно ли было
выиграть эту войну, и поинтересовался, были ли его действия правильными. Я
сказал ему, что действия его были правильными, но выиграть войну в военном
отношении было нельзя. Чего он мог добиться, так это того, что победа в
войне не досталась бы коммунистам. Это создало бы условия для возникновения
такого вьетнамского руководства, вокруг которого сплотился бы вьетнамский
народ. Это было бы победой, потому что такое правительство обладало бы
поддержкой народа, являясь при этом некоммунистическим. У меня не было
сомнений, что в ходе свободных выборов люди проголосовали бы против
коммунистов. Это развеселило его, хотя и не надолго.
Вечером того же дня, за ужином, проходившем в Белом Доме, Джонсон
ответил на мой вопрос относительно того, насколько решительно американцы
были настроены вести войну во Вьетнаме. "Да, Америка обладает решимостью и
выдержкой для того, чтобы вести борьбу во Вьетнаме до конца...Я не мог бы
сказать об с этом с еще большей ясностью или большей уверенностью. В Азии
есть поговорка, которая хорошо описывает нашу решимость. Вы называете это
"ездить верхом на тигре". Вы уже "поездили на тигре", а мы еще поездим".
После ужина несколько американских сенаторов пригласили меня пройти с
ними на балкон, выходивший на лужайку перед Белым Домом. Высокий, бледный,
поджарый Майк Мэнсфилд, лидер большинства в Сенате, сенатор от
демократической партии, представлявший штат Монтана (Montana), задал мне
прямой вопрос: "Считаете ли вы, что убийство Дьема принесло больше пользы
или вреда?". Я ответил, что это убийство причинило вред. В стране не было
более способного руководителя, который мог бы его заменить. Наверное,
существовали другие методы, чтобы заставить Дьема изменить его политику и
методы руководства. Его убийство дестабилизировало ситуацию, и, что было еще
хуже, сделало весьма неопределенными шансы на выживание любого вьетнамского
лидера, который отстаивал бы интересы Вьетнама и отказывался бы следовать
указаниям американцев. Он поджал губы и сказал, что, действительно, это
убийство причинило вред. Затем он спросил меня, существовало ли какое-либо
решение проблемы. Я ответил, что легких решений не было. Вьетнамский вопрос
должен был быть разрешен в результате тяжелой, длительной, упорной и
неблагодарной работы. Не дать коммунистам победить, способствовать
возникновению в Южном Вьетнаме сильного руководства, - это уже было бы
победой. Но это потребовало бы присутствия американцев во Вьетнаме на
протяжении длительного времени. По выражению его лица я понял, что для
американцев это было бы нелегко.
Государственный секретарь США Дин Раск был спокойным, вдумчивым
человеком, который выглядел скорее как ученый, чем политик. Я высказал ему
свою надежду на то, что следующий американский президент добьется такой
победы на предстоящих выборах, что это позволит ему убедить вьетнамское
руководство в Ханое в наличии у американского народа терпения и решимости
довести войну до победного конца. А если бы Америка вышла из игры, тогда все
некоммунистические страны оказались под давлением, - Таиланд переметнулся бы
в конфликте на противоположную сторону, а Малайзия оказалась бы втянутой в
мясорубку партизанской войны. После этого, поставив во главе правительств
этих стран братские коммунистические партии, коммунисты перерезали бы горло
и Сингапуру. Китайской армии даже не нужно было бы вступать в пределы
Юго-Восточной Азии.
Вице-президент США Губерт Хэмфри (Hubert Humphrey) высказывался
довольно сдержано. Он считал, что, за исключением "голубей" и "ястребов" в
Сенате, 70% - 80% сенаторов поддерживали политику президента США во
Вьетнаме. В оппозиции к этой политике находилось молодое поколение
американцев, выросшее на протяжении 22 лет, прошедших с окончания Второй
мировой войны. Это поколение не знало тягот войны или реальных экономических
трудностей, именно они составляли ядро оппозиции в университетах. Он считал,
что такие авторитетные люди как я, известные своей политической
независимостью и представлявшие Движение неприсоединения, должны были
высказывать свое мнение по данной проблеме и попытаться остановить эрозию
общественного мнения в США. Хэмфри опасался, что, если подобные мне люди не
будут оказывать Джонсону поддержку, то он окажется побежденным, и не во
Вьетнаме, а в самих США. Мне нравился Хэмфри, который был политически
искушенным человеком, но в его твердости я сомневался.
Госсекретарь США по вопросам обороны Роберт Макнамара (Robert McNamara)
был светлоглазым, нетерпеливым и энергичным человеком. Он считал, что цели
Америки и Сингапура полностью совпадали: обе страны хотели, чтобы
Великобритания сохраняла свое военное присутствие в Сингапуре. Американцы не
хотели, чтобы дело выглядело таким образом, будто Америка воевала во
Вьетнаме в одиночку. Он заявил, что приобретение Великобританией
американских самолетов "Ф-11" продемонстрировало существование прочных
связей между Великобританией и Соединенными Штатами и подтвердило ее
намерения выполнить свои военные обязательства в Юго-Восточной Азии. Это
было сказано в октябре 1967 года, за месяц до того, как Великобритания
девальвировала фунт стерлингов и приняла решение вывести свои войска,
находившиеся к востоку от Суэцкого канала.
Главной темой встречи и в комитете по международным делам Белого Дома,
и в сенатском комитете по международным отношениям, была ситуация во
Вьетнаме. Я отвечал на вопросы американцев, но мои ответы вряд ли развеяли
их беспокойство. Они хотели услышать от меня о таких решениях вьетнамской
проблемы, которые можно было бы осуществить в течение года, до следующих
президентских выборов в США. У меня таких решений не было.
В Гарвардском университете я разговаривал со студентами, а также
встретился с директором Института политики (Institute of Politics)
Гарвардского университета, специалистом по проблемам президентской власти в
США профессором Ричардом Нейштадтом (Richard Neustadt). Я уже спрашивал
Билла Банди о том, была ли возможность организовать для меня короткий отпуск
в США, чтобы поближе познакомиться с американцами и их общественной
системой. Я чувствовал, что мне следовало разобраться в них. У американцев
были иные сильные и слабые стороны, нежели у англичан. Америка раскинулась
на огромном континенте, в стране не было тесно связанного между собой круга
людей, отвечавших за принятие решений, группировавшихся вокруг Вашингтона
или Нью-Йорка. В Великобритании такая группа людей в Лондоне была. Люди,
которые принимали решения в Америке, были разбросаны по всем 50 штатам,
каждый из которых обладал собственными интересами и преследовал различные
цели. Банди устроил мне встречу с Нейштадтом, который пообещал подготовить
для меня специальный курс в Институте политики осенью 1968 года
продолжительностью в один семестр.
Я находился в постоянном движении, произнося бесконечные речи перед
представителями средств массовой информации и различными группами: Азиатским
обществом (Asia Society), Советом по международным отношениям (Council of
Foreign Relations) в Нью-Йорке, студентами в Гарварде и Сент-Луисе (St.
Louis), Совету по международным отношениям (Foreign Relations Council) в
Чикаго, прессой и телевидением в Лос-Анджелесе. Даже в Гонолулу (Honolulu),
где я остановился в качестве гостя главнокомандующего вооруженными силами
США на Тихом океане, мне пришлось произнести речь. И только на курорте Мауна
Кеа (Mauna Kea), расположенном на главном острове Гавайского архипелага, я
смог расслабиться, целый день играя в гольф, а вечером, после ужина, любуясь
закатом.
Сообщения из наших посольств в Вашингтоне, Канберре и Веллингтоне были
благоприятны, но Кен Сви и Раджа были обеспокоены, что я высказывался
слишком уж проамерикански, защищая интервенцию, предпринятую Джонсоном во
Вьетнаме. Это могло оттолкнуть наших избирателей - этнических китайцев,
поэтому они посоветовали мне придерживаться более нейтральной позиции. Когда
я вернулся в Сингапур, я обсудил с ними этот вопрос и изменил тон своих
выступлений, сделав его более критичным, но, в целом, продолжая ясно
высказываться в поддержку американского присутствия во Вьетнаме. Я был
убежден, что критика политики США во Вьетнаме нанесет ущерб президенту
Джонсону и ухудшит его позиции в США. Это не входило в мои планы, ибо
противоречило интересам Сингапура.
Десятидневный визит в США произвел на меня сильное впечатление. Я
сказал своим коллегам в правительстве, что отношения Сингапура с
Соединенными Штатами были, в отличие от наших отношений с Великобританией,
поверхностными. Американцы рассуждали обо всем с точки зрения размеров и
чисел, а в Юго-Восточной Азии Малайзия и Сингапур, по сравнению с
Индонезией, были просто пигмеями.
После моего возвращения события неожиданно приняли решительный оборот.
Великобритания девальвировала фунт стерлингов и в январе 1968 года объявила
об ускоренном, к 1971 году, выводу своих войск. Через две недели силы
Северного Вьетнама начали свое Новогоднее наступление (Tet offensive). Им
удалось ворваться в более чем сотню городов и городков, включая Сайгон.
Американцы были потрясены телевизионными сообщениями об этом наступлении. На
Искренне Ваш, Дин Раск".
В 1961 году мое отношение к Америке и американцам было подытожено в
моих инструкциях Корридону: "Расследуйте этот случай тщательно, обращая
внимание на каждую деталь. Не оставляйте ничего без внимания, пока не
доберетесь до сути дела. Но постоянно помните, что вы имеете дело не с
врагами, а с друзьями, совершающими чудовищные глупости".
Предав огласке в своем интервью в августе 1965 года инцидент,
случившийся за четыре года до того, я не только стремился выразить свое
недовольство по поводу того, что американцы не оказали мне помощи. Я также
хотел дать понять странам Запада, что, в том случае, если Великобритания
выведет свои войска, в Сингапуре не будет американских военных баз. В этом
случае Сингапур "будет налаживать связи с Австралией и Новой Зеландией". Я
хотел, чтобы британские войска оставались в Сингапуре, и боялся того, что
после нашего неожиданного отделения от Малайзии англичане захотят вывести
свои войска из Сингапура, как только закончится "конфронтация" с Индонезией.
Американцы производили на меня неоднозначное впечатление. Я восхищался
их деловитостью, но разделял взгляды британской элиты того времени:
американцев считали яркими, но нахальными; обладавшими несметными
богатствами, но часто использовавшими их не по назначению. Американцы
считали, что для решения любой проблемы достаточно было просто привлечь
необходимое количество ресурсов. Это было неверно. Многие американские
лидеры полагали, что для преодоления расовой, религиозной, национальной
вражды, соперничества, междоусобиц и войн, уходивших корнями в глубь
тысячелетий, достаточно было лишь привлечь побольше ресурсов. (Многие из них
считают так до сих пор. Именно на этом основаны усилия американцев по
построению мирного, мультирасового и мультирелигиозного общества в Боснии и
Косово).
Американские методы борьбы с коммунизмом в Азии меня не впечатляли.
Американцы беспринципно вели себя с лидером националистов Южного Вьетнама
Нго Динь Дьемом. Они поддерживали его лишь до тех пор, пока он не отказался
проводить их линию. После этого они отвернулись от него, и Дьем был убит
своими же генералами. У американцев были хорошие намерения, но они вели себя
властно, а их понимание истории было недостаточным. Я также опасался, что
они могли рассматривать всех этнических китайцев в качестве вероятных
сторонников коммунистов, только потому, что Китай был коммунистической
страной.
Несмотря на это, Америка была единственной страной, обладавшей силой и
решимостью остановить не прекращавшееся наступление коммунистов и поднять
народы на борьбу с ними. При этом я хотел, чтобы Великобритания, Австралия и
Новая Зеландия играли роль буфера между нами и американцами, ибо жизнь стала
бы для нас очень сложной, если бы Сингапур превратился в подобие Сайгона или
Манилы. В одиночку англичане в Малайзии не могли остановить наступление
коммунистов в Юго-Восточной Азии, именно американцы смогли предотвратить
распространение китайскими и вьетнамскими коммунистами партизанской войны на
Камбоджу и Таиланд. Соединенные Штаты также поддерживали президента
Индонезии Сукарно до тех пор, пока коммунисты не предприняли попытку
государственного переворота в сентябре 1965 года. В целом, американская
поддержка в борьбе против продолжавшегося наступления коммунистов была
незаменимой.
Готовность американцев противостоять коммунистам где угодно, бороться с
ними любой ценой успокаивала меня. Именно потому, что американцы были
решительно настроены и хорошо подготовлены к борьбе против коммунистов,
Неру, Насер и Сукарно могли позволить себе играть роль лидеров
неприсоединившихся стран. Это было очень удобно для них, и я тоже стал на
подобную позицию, поначалу даже не поняв, что подобный нейтралитет являлся
роскошью, за которую платили американцы. Если бы Сингапур не прятался за
спиной американцев, которые вместе с англичанами, европейцами, австралийцами
и новозеландцами держали под контролем русских и китайских коммунистов, то
мы не могли бы позволить себе быть столь критично настроенными по отношению
к Китаю или России.
Я ясно высказался в поддержку американской интервенции во Вьетнаме. В
мае 1965 года, когда Сингапур еще находился в составе Малайзии, я выступал
на Азиатской Конференции социалистических лидеров (Asian Socialist Leaders'
Conference) в Бомбее. В тот период Индия занимала нейтральную позицию и была
критически настроена по отношению к действиям американцев во Вьетнаме. Я же
в своей речи заявил, что "как жители Азии, мы должны поддержать право
вьетнамского народа на самоопределение и освобождение от любых попыток
доминирования со стороны европейцев. Как социал-демократы, мы просто обязаны
настаивать на том, что жители Южного Вьетнама имеют право на жизнь,
свободную от давления, осуществляемого с использованием военной силы,
свободную от организованного террора, свободную от власти коммунистов.
Поэтому мы обязаны найти такое решение, благодаря которому народ Южного
Вьетнама, в первую очередь, вновь обретет свободу выбора, которая в
настоящий момент ограничена либо действиями коммунистов, либо
непрекращающимися военными действиями американцев".
Во многих выступлениях я подчеркивал, что правительства стран
Юго-Восточной Азии были просто обязаны использовать то время, которое
выиграли для них американцы, ввязавшись в конфликт во Вьетнаме, чтобы решить
проблемы бедности, безработицы и социального неравенства в своих странах. Я
не знал о том, что помощник Госсекретаря США по странам Восточной Азии
Вильям Банди (William Bundy) читал мои речи. Мы впервые встретились с ним в
моем кабинете в марте 1966 года. Он заверил меня, что США намеревались
действовать скрытно и не хотели размещать свои вооруженные силы в Малайзии.
Американцы оказались втянутыми в конфликт во Вьетнаме в куда большей
степени, чем рассчитывали первоначально, и не желали оказаться вовлеченными
в конфликт и в других странах Восточной Азии.
Американцы хотели, чтобы англичане оставались в Малайзии в силу
исторических причин, а также по соображениям своеобразного "разделения
труда". США настаивали на том, чтобы Великобритания играла главную
политическую роль, потому что она была единственным европейским
государством, способным на это. Если бы Малайзия обратилась к США с просьбой
о предоставлении экономической помощи, американцы были бы рады помочь, но
они стремились не афишировать этого.
Я спросил его о реакции США на гипотетически возможный межнациональный
конфликт между Сингапуром и Малайзией, который разжигали коммунисты. Банди
настаивал, что США не хотели бы оказаться вовлеченными в него. Я подчеркнул,
что американцам не следовало рассматривать всю китайскую диаспору в качестве
монолитной группы, управляемой коммунистами КНР. Если бы американские
политики рассматривали всех китайцев в Юго-Восточной Азии как потенциальных
агентов Китая, то у китайцев не осталось бы иной альтернативы, кроме как
стать китайскими шовинистами. Когда он поинтересовался моим мнением о
положении во Вьетнаме, я ответил, что критическим фактором успеха являлась
воля к сопротивлению. А вот ее-то и не хватало. Народ Южного Вьетнама
следовало убедить, что у него имелись серьезные шансы на победу.
В начале 1966 года мы пришли к соглашению, что американские военные,
проходившие службу во Вьетнаме, будут посещать Сингапур для отдыха и
восстановления сил. Первая группа из ста военнослужащих прибыла в Сингапур в
марте 1966 года и находилась в городе на протяжении пяти дней, проживая в
многоквартирном доме в пригороде. Американцы прилетали в Сингапур из Сайгона
три раза в неделю на гражданском самолете авиакомпании "Пан Америкэн" (Pan
American). За год город посетило примерно 20,000 военнослужащих, что
составляло примерно 7% общего числа туристов, посетивших Сингапур. Мы не
извлекали из этого значительных финансовых выгод, - это было способом
продемонстрировать нашу поддержку борьбы американцев во Вьетнаме.
Банди снова встретился со мной в марте 1967 года. Я чувствовал, что ему
можно доверять, - он был открытым и прямолинейным человеком. Банди не
стремился произвести впечатление, он был абсолютно безразличен к своей
одежде, - однажды я заметил, что на нем были носки с дырками. Но от него
исходила спокойная уверенность в своих силах. Он знал, что я оказывал
давление на англичан, пытаясь сохранить их военное присутствие в Сингапуре,
к этому же стремились и американцы. Он заверил меня, что Соединенные Штаты
будут продолжать боевые действия во Вьетнаме, результаты которых
обнадеживали, - из Вьетконга (Vietcong) дезертировали 20,000 бойцов. Он был
уверен, что у республиканцев, которые в то время находились в оппозиции,
также не было иного выхода, кроме как продолжать войну во Вьетнаме. Несмотря
на то, что ситуация могла осложниться, президент Линдон Джонсон был настроен
очень решительно и не собирался отступать, потому что США были убеждены, что
их действия во Вьетнаме являлись большим вкладом в дело укрепления
стабильности в Юго-Восточной Азии.
Банди пригласил меня нанести неофициальный визит в Вашингтон поздней
осенью, когда пойдет на убыль обычный наплыв визитеров, связанный с
ежегодным открытием сессии ООН. В этом случае у меня был бы шанс встретиться
и поговорить с американцами, определявшими политику США и познакомиться с
более широким кругом представителей американской элиты. Я сказал, что в тот
период, когда Великобритания сокращала свои военные базы в Сингапуре, мой
визит в Америку мог создать впечатление, что я испугался.
В июле 1967 года он прислал мне письмо, в котором упомянул о сообщениях
из Лондона, из которых следовало, что я, очевидно, "нанес серьезный удар
членам парламента от лейбористской партии, у которых не было адекватного
понимания реальной обстановки в Юго-Восточной Азии". Он также приветствовал
мое краткое, но прямолинейное заявление, сделанное в телевизионном интервью
Би-би-си о критической важности действий Америки во Вьетнаме. Отношение
прессы к непопулярной политике США во Вьетнаме было настолько плохим, что
американцы чувствовали облегчение, когда представитель независимой от США
страны высказывался в поддержку этой политики. Банди предложил мне нанести
официальный визит в США. Раджа был недоволен, что об этом визите было
объявлено вскоре после публикации британской "Белой книги по вопросам
обороны". Это могло создать впечатление, что мы нервничали, и я решил
поехать в Вашингтон. У Билла Банди, очевидно, имелись свои причины для того,
чтобы я посетил США именно в том году.
До того мне не приходилось бывать в Америке, за исключением поездки в
Нью-Йорк в 1962 году, когда я выступал в Комитете ООН по деколонизации. До
1967 года у Сингапура не было дипломатической миссии в Вашингтоне, поэтому
мне пришлось пройти интенсивный курс подготовки. Меня интересовали образ
мышления американских политиков, настроения, царившие в Вашингтоне, и
основные действующие лица американской политики. Я обратился за помощью к
послам Великобритании, Австралии и Новой Зеландии. Я также написал своему
старому другу Луи Херену (Louis Heren), которого я знал с 50-ых годов,
который был тогда корреспондентом лондонской газеты "Таймс" в Вашингтоне. В
своем письме он сообщил мне наиболее ценную информацию: "Для такой
сверхдержавы как Соединенные Штаты все страны, за исключением Советского
Союза и Китая, являются маленькими. Простите меня за такое сравнение, но по
сравнению с ними Сингапур является малышом. За исключением отдела
Госдепартамента США, занимающегося проблемами Восточной Азии и
Тихоокеанского региона, Сингапуру уделяется очень мало внимания".
Тем не менее, он заверил меня, что я пользовался "репутацией разумного,
рационального и надежного человека", в основном благодаря моей позиции по
вьетнамскому вопросу. Неприятности, связанные с инцидентом, случившимся с
агентами ЦРУ в Сингапуре, были в основном забыты. "Американская политика
имеет три составляющих: администрация президента, Конгресс и пресса. Два
последних имеют тенденцию смотреть на вещи через простую призму отношений
между Востоком и Западом. Кто Вы: коммунист или сторонник США? Подход
администрации президента весьма отличается от этого. В ней работает
достаточно простаков, но имеются также и профессионалы высочайшего класса.
Наиболее наглядным примером таких профессионалов среди чиновников, не
входящих в правительство, являются Вильям Банди и Роберт Барнетт (Robert
Barnett), один из заместителей Банди и признанный эксперт по Китаю, Волт
Ростоу (Walt Rostow), специальный помощник президента по вопросам
национальной безопасности". Среди других политиков, с которыми Херен
рекомендовал мне встретиться, он назвал чрезвычайного и полномочного посла
Аверелла Гарримана (Averell Harriman) и Майка Мэнсфилда (Mike Mansfield),
лидера большинства в Сенате США, - "хорошо информированного и влиятельного
политика".
Он набросал мне короткое описание президента Джонсона, лучшее из тех,
что мне пришлось читать до визита: "Странный человек, идущий окольными
путями, манипулирующий людьми, иногда проявляющий жестокость. Сказав все
это, я должен признаться, что являюсь одним из его немногочисленных
поклонников. В нем горит огонь, в старом добром библейском смысле этого
слова. Он хочет добра своей стране, особенно для бедных и негров... Вы
можете доверять Раску и Макнамаре. Оба являются честными и приятными людьми,
добрыми в старомодном смысле этого слова".
В октябре 1967 я прилетел в аэропорт имени Кеннеди (Kennedy Airport) в
Нью-Йорке, а затем - в Вильямсбург (Williamsburg), где остановился в одном
из реставрированных домов, обставленных античной мебелью, относившейся к
тому периоду, когда Вильямсбург был столицей штата Вирджиния (Virginia). Чу
и я совершили обзорную экскурсию по Вильямсбургу в запряженном лошадьми
экипаже, которым правил черный кучер, одетый в костюм того периода. Это был
исторический "Диснейлэнд". На следующий день мы полетели на вертолете в
Белый Дом (White House). Дипломат, отвечавший за соблюдение протокола,
попросил меня пожать левую руку президента Джонсона, ибо его правая рука
была на перевязи. Когда мы приземлились на лужайке перед Белым Домом, нас
приветствовал почетный караул в полном составе, а затем я, как примерный
бойскаут, пожал левую руку Джонсону.
В своей речи Джонсон использовал превосходные степени, превознося меня
как "патриота, блестящего политического лидера и государственного деятеля
новой Азии". Он похвалил Сингапур, как "яркий пример того, что может быть
достигнуто не только в Азии, но и в Африке и в Латинской Америке, - везде,
где люди работают, созидая жизнь, основанную на свободе и достоинстве". Я
испытывал неловкость из-за таких экстравагантных похвал, сделанных
совершенно не в британском стиле. В ответном выступлении я косвенно
поддержал американские действия во Вьетнаме, но спросил, действительно ли
американцы полагали, что их потомки унаследуют новый лучший мир, если они не
проявят настойчивости (во Вьетнаме).
Сразу после приветственной церемонии состоялась встреча один на один
между Джонсоном и мной. Он был высоким, огромным техасцем с громким голосом.
Стоя рядом с ним, я чувствовал себя карликом. Джонсон был обеспокоен,
проявлял раздражительность, но был настроен выслушать мои взгляды. Он
испытывал облегчение оттого, что ему удалось найти политика из Юго-Восточной
Азии, представлявшего страну, расположенную неподалеку от Вьетнама, который
понимал его, симпатизировал ему и поддерживал его действия по сдерживанию
коммунистов и предотвращению захвата ими Южного Вьетнама и распространению
коммунистического влияния за его пределы.
Джонсон был очень прямолинейным. Он спросил меня, возможно ли было
выиграть эту войну, и поинтересовался, были ли его действия правильными. Я
сказал ему, что действия его были правильными, но выиграть войну в военном
отношении было нельзя. Чего он мог добиться, так это того, что победа в
войне не досталась бы коммунистам. Это создало бы условия для возникновения
такого вьетнамского руководства, вокруг которого сплотился бы вьетнамский
народ. Это было бы победой, потому что такое правительство обладало бы
поддержкой народа, являясь при этом некоммунистическим. У меня не было
сомнений, что в ходе свободных выборов люди проголосовали бы против
коммунистов. Это развеселило его, хотя и не надолго.
Вечером того же дня, за ужином, проходившем в Белом Доме, Джонсон
ответил на мой вопрос относительно того, насколько решительно американцы
были настроены вести войну во Вьетнаме. "Да, Америка обладает решимостью и
выдержкой для того, чтобы вести борьбу во Вьетнаме до конца...Я не мог бы
сказать об с этом с еще большей ясностью или большей уверенностью. В Азии
есть поговорка, которая хорошо описывает нашу решимость. Вы называете это
"ездить верхом на тигре". Вы уже "поездили на тигре", а мы еще поездим".
После ужина несколько американских сенаторов пригласили меня пройти с
ними на балкон, выходивший на лужайку перед Белым Домом. Высокий, бледный,
поджарый Майк Мэнсфилд, лидер большинства в Сенате, сенатор от
демократической партии, представлявший штат Монтана (Montana), задал мне
прямой вопрос: "Считаете ли вы, что убийство Дьема принесло больше пользы
или вреда?". Я ответил, что это убийство причинило вред. В стране не было
более способного руководителя, который мог бы его заменить. Наверное,
существовали другие методы, чтобы заставить Дьема изменить его политику и
методы руководства. Его убийство дестабилизировало ситуацию, и, что было еще
хуже, сделало весьма неопределенными шансы на выживание любого вьетнамского
лидера, который отстаивал бы интересы Вьетнама и отказывался бы следовать
указаниям американцев. Он поджал губы и сказал, что, действительно, это
убийство причинило вред. Затем он спросил меня, существовало ли какое-либо
решение проблемы. Я ответил, что легких решений не было. Вьетнамский вопрос
должен был быть разрешен в результате тяжелой, длительной, упорной и
неблагодарной работы. Не дать коммунистам победить, способствовать
возникновению в Южном Вьетнаме сильного руководства, - это уже было бы
победой. Но это потребовало бы присутствия американцев во Вьетнаме на
протяжении длительного времени. По выражению его лица я понял, что для
американцев это было бы нелегко.
Государственный секретарь США Дин Раск был спокойным, вдумчивым
человеком, который выглядел скорее как ученый, чем политик. Я высказал ему
свою надежду на то, что следующий американский президент добьется такой
победы на предстоящих выборах, что это позволит ему убедить вьетнамское
руководство в Ханое в наличии у американского народа терпения и решимости
довести войну до победного конца. А если бы Америка вышла из игры, тогда все
некоммунистические страны оказались под давлением, - Таиланд переметнулся бы
в конфликте на противоположную сторону, а Малайзия оказалась бы втянутой в
мясорубку партизанской войны. После этого, поставив во главе правительств
этих стран братские коммунистические партии, коммунисты перерезали бы горло
и Сингапуру. Китайской армии даже не нужно было бы вступать в пределы
Юго-Восточной Азии.
Вице-президент США Губерт Хэмфри (Hubert Humphrey) высказывался
довольно сдержано. Он считал, что, за исключением "голубей" и "ястребов" в
Сенате, 70% - 80% сенаторов поддерживали политику президента США во
Вьетнаме. В оппозиции к этой политике находилось молодое поколение
американцев, выросшее на протяжении 22 лет, прошедших с окончания Второй
мировой войны. Это поколение не знало тягот войны или реальных экономических
трудностей, именно они составляли ядро оппозиции в университетах. Он считал,
что такие авторитетные люди как я, известные своей политической
независимостью и представлявшие Движение неприсоединения, должны были
высказывать свое мнение по данной проблеме и попытаться остановить эрозию
общественного мнения в США. Хэмфри опасался, что, если подобные мне люди не
будут оказывать Джонсону поддержку, то он окажется побежденным, и не во
Вьетнаме, а в самих США. Мне нравился Хэмфри, который был политически
искушенным человеком, но в его твердости я сомневался.
Госсекретарь США по вопросам обороны Роберт Макнамара (Robert McNamara)
был светлоглазым, нетерпеливым и энергичным человеком. Он считал, что цели
Америки и Сингапура полностью совпадали: обе страны хотели, чтобы
Великобритания сохраняла свое военное присутствие в Сингапуре. Американцы не
хотели, чтобы дело выглядело таким образом, будто Америка воевала во
Вьетнаме в одиночку. Он заявил, что приобретение Великобританией
американских самолетов "Ф-11" продемонстрировало существование прочных
связей между Великобританией и Соединенными Штатами и подтвердило ее
намерения выполнить свои военные обязательства в Юго-Восточной Азии. Это
было сказано в октябре 1967 года, за месяц до того, как Великобритания
девальвировала фунт стерлингов и приняла решение вывести свои войска,
находившиеся к востоку от Суэцкого канала.
Главной темой встречи и в комитете по международным делам Белого Дома,
и в сенатском комитете по международным отношениям, была ситуация во
Вьетнаме. Я отвечал на вопросы американцев, но мои ответы вряд ли развеяли
их беспокойство. Они хотели услышать от меня о таких решениях вьетнамской
проблемы, которые можно было бы осуществить в течение года, до следующих
президентских выборов в США. У меня таких решений не было.
В Гарвардском университете я разговаривал со студентами, а также
встретился с директором Института политики (Institute of Politics)
Гарвардского университета, специалистом по проблемам президентской власти в
США профессором Ричардом Нейштадтом (Richard Neustadt). Я уже спрашивал
Билла Банди о том, была ли возможность организовать для меня короткий отпуск
в США, чтобы поближе познакомиться с американцами и их общественной
системой. Я чувствовал, что мне следовало разобраться в них. У американцев
были иные сильные и слабые стороны, нежели у англичан. Америка раскинулась
на огромном континенте, в стране не было тесно связанного между собой круга
людей, отвечавших за принятие решений, группировавшихся вокруг Вашингтона
или Нью-Йорка. В Великобритании такая группа людей в Лондоне была. Люди,
которые принимали решения в Америке, были разбросаны по всем 50 штатам,
каждый из которых обладал собственными интересами и преследовал различные
цели. Банди устроил мне встречу с Нейштадтом, который пообещал подготовить
для меня специальный курс в Институте политики осенью 1968 года
продолжительностью в один семестр.
Я находился в постоянном движении, произнося бесконечные речи перед
представителями средств массовой информации и различными группами: Азиатским
обществом (Asia Society), Советом по международным отношениям (Council of
Foreign Relations) в Нью-Йорке, студентами в Гарварде и Сент-Луисе (St.
Louis), Совету по международным отношениям (Foreign Relations Council) в
Чикаго, прессой и телевидением в Лос-Анджелесе. Даже в Гонолулу (Honolulu),
где я остановился в качестве гостя главнокомандующего вооруженными силами
США на Тихом океане, мне пришлось произнести речь. И только на курорте Мауна
Кеа (Mauna Kea), расположенном на главном острове Гавайского архипелага, я
смог расслабиться, целый день играя в гольф, а вечером, после ужина, любуясь
закатом.
Сообщения из наших посольств в Вашингтоне, Канберре и Веллингтоне были
благоприятны, но Кен Сви и Раджа были обеспокоены, что я высказывался
слишком уж проамерикански, защищая интервенцию, предпринятую Джонсоном во
Вьетнаме. Это могло оттолкнуть наших избирателей - этнических китайцев,
поэтому они посоветовали мне придерживаться более нейтральной позиции. Когда
я вернулся в Сингапур, я обсудил с ними этот вопрос и изменил тон своих
выступлений, сделав его более критичным, но, в целом, продолжая ясно
высказываться в поддержку американского присутствия во Вьетнаме. Я был
убежден, что критика политики США во Вьетнаме нанесет ущерб президенту
Джонсону и ухудшит его позиции в США. Это не входило в мои планы, ибо
противоречило интересам Сингапура.
Десятидневный визит в США произвел на меня сильное впечатление. Я
сказал своим коллегам в правительстве, что отношения Сингапура с
Соединенными Штатами были, в отличие от наших отношений с Великобританией,
поверхностными. Американцы рассуждали обо всем с точки зрения размеров и
чисел, а в Юго-Восточной Азии Малайзия и Сингапур, по сравнению с
Индонезией, были просто пигмеями.
После моего возвращения события неожиданно приняли решительный оборот.
Великобритания девальвировала фунт стерлингов и в январе 1968 года объявила
об ускоренном, к 1971 году, выводу своих войск. Через две недели силы
Северного Вьетнама начали свое Новогоднее наступление (Tet offensive). Им
удалось ворваться в более чем сотню городов и городков, включая Сайгон.
Американцы были потрясены телевизионными сообщениями об этом наступлении. На