Страница:
стабильности, конечно, при том условии, что ситуация в сфере безопасности не
ухудшится. Соединенные Штаты и Китай сдерживали Советский Союз. Политика США
заключалась в том, чтобы использовать свою собственную экономическую мощь и
экономический потенциал Японии для обеспечения ее безопасности. Пока такой
порядок вещей соблюдался, у Японии не было нужды перевооружаться. Япония не
располагала ядерным оружием, но, если бы японцы не смогли больше полагаться
на США, то Япония справилась бы с обеспечением своей безопасности в
одиночку. В этом случае угроза безопасности всех стран Юго-Восточной Азии
возросла бы. Большинство японских руководителей старшего поколения хотели
продолжать партнерские отношения с США, что позволило Японии добиться
процветания и обеспечить высокий уровень жизни ее народу. Существовала
угроза того, что молодое поколение лидеров, у которых не было опыта
прошедшей войны, могло считать иначе. Было бы особенно плохо, если бы им
удалось возродить миф о том, что японцы являлись потомками богини Солнца.
Ли Пэн считал, что я недооценивал японскую угрозу. По его мнению, Китаю
необходимо было проявлять бдительность по отношению к возрождению японской
военной мощи. Несмотря на то, что Япония сама решила установить потолок
военных расходов в размере 1% ВНП, ее военный бюджет был примерно на 26 - 27
миллиардов долларов больше китайского. В Японии были лидеры, которые хотели
бы отменить приговор истории, согласно которому Япония совершила агрессию по
отношению к Китаю, странам Юго-Восточной Азии и южной части Тихого океана.
Ли Пэн привел два примера: содержание японских учебников истории и посещение
храма Ясукуни высшими руководителями Японии. (Храм Ясукуни построен в честь
солдат, погибших на войне). Экономические успехи Японии стали источником
средств для превращения ее в крупную политическую и военную силу, по крайней
мере, так рассуждали некоторые японские лидеры. Его беспокойство
относительно возможного возрождения японского милитаризма было реальным. В
то же время, Китай постоянно был начеку относительно угрозы, исходившей от
Советского Союза.
Два года спустя, 11 августа 1990 года, премьер-министр Ли Пэн посетил
Сингапур. Перед этим он только что посетил Джакарту и восстановил
дипломатические отношения с Индонезией. У нас состоялась встреча один на
один, в присутствии только переводчиков и секретарей. До того я неоднократно
заявлял, что Сингапур станет последней страной АСЕАН, которая установит
дипломатические отношения с Китаем. Теперь, когда Индонезия восстановила
дипломатические отношения с КНР, мне хотелось решить этот вопрос до своего
ухода в отставку с поста премьер-министра в ноябре того же года. Ли Пэн
отметил, что во время моего многолетнего пребывания на посту
премьер-министра отношения между Сингапуром и Китаем развивались хорошо. Он
также хотел бы урегулировать этот вопрос до моего ухода в отставку, и
пригласил меня посетить Китай в середине октября.
После этого я упомянул о проблеме, которая затрудняла официальные
переговоры об обмене посольствами, - это был вопрос об обучении наших войск
на Тайване. Я не мог сказать, когда прекратятся учения наших вооруженных сил
на Тайване. Сингапур был глубоко обязан Тайваню, в особенности покойному
президенту Цзян Цзинго, чья помощь позволила нам решить проблему нехватки
территории для подготовки войск. Мы не могли забыть о нашем долге. Сингапур
платил Тайваню только за то, что потребляли и использовали во время обучения
наши войска, и ни доллара сверх того. Между нами существовали особые
взаимоотношения, - мы чувствовали свою близость друг к другу из-за
связывавших нас антикоммунизма, общего языка, культуры и предков. Ли Пэн
выразил понимание того, что Сингапур был хотя и процветающим, но маленьким
государством. Он добавил, что Китай не станет настаивать на том, чтобы точно
определить дату прекращения подготовки войск Сингапура на Тайване.
После этой встречи в решении этой острой проблемы, из-за которой
переговоры буксовали на протяжении многих месяцев, наметился прогресс. Меня
уже не беспокоило, как в 1976 году, что китайское посольство в Сингапуре
будет представлять угрозу для нашей безопасности, - ситуация в Сингапуре
изменилась. Мы решили некоторые основные проблемы китайского образования,
все наши школы были переведены на общегосударственную систему преподавания
на английском языке. В Университете Наньян преподавание больше не велось на
китайском языке, и его выпускники легко могли найти работу. Мы покончили с
практикой подготовки целых поколений выпускников, которые испытывали
трудности с поисками работы из-за языкового барьера.
После нашей дискуссии один на один состоялась встреча делегаций в
полном составе, на которой Ли Пэн упомянул о событиях на площади
Тяньаньмынь, как о "суматохе, случившейся в Китае прошлым летом". По его
словам, некоторые страны ввели санкции против Китая, что стало причиной
некоторых трудностей, но эти страны также нанесли ущерб и самим себе.
Например, Япония ослабила санкции против Китая после встречи стран "большой
семерки". Я сказал, что, в отличие от западных средств массовой информации,
Сингапур не рассматривал события на площади Тяньаньмынь, как "конец света",
но было очень жаль, что Китай нанес такой ущерб своей репутации. Ли Пэн
ответил: "Китайское правительство утратило полный контроль над ситуацией".
Будучи премьер-министром, он "даже не мог выйти на улицу. Этот хаос
продолжался 48 дней".
Ли Пэн не принадлежит к числу беззаботных шутников, но в тот день он
удивил всех, когда сказал, что хотел бы "пошутить" по поводу подготовки
наших войск на Тайване. Он заявил, что наши войска могли бы проходить
подготовку в Китае на лучших условиях, чем на Тайване. Это вызвало
спонтанный взрыв смеха за столом переговоров. Я сказал, что первый день
учений наших войск в Китае стал бы последним днем мира в Азии.
Два месяца спустя, 3 октября, я нанес свой последний визит в Пекин в
качестве премьер-министра, чтобы подписать документы об установлении
дипломатических отношений с Китаем. После того, как это было сделано, мы
обсудили проблему оккупации Кувейта Ираком. Ли Пэн сказал, что Ирак нельзя
было победить в ходе "молниеносной войны". (Когда с помощью современных
вооружений в ходе операции "Буря в пустыне" иракская оборона была прорвана в
течение нескольких дней, это, должно быть, явилось сюрпризом для китайских
военных и гражданских руководителей).
Он сообщил нам, что за несколько недель до нашей встречи, по просьбе
Вьетнама, вьетнамские лидеры: Нгуен Ван Линь (премьер-министр), До Мыой
(секретарь компартии) и Фам Ван Донг (бывший премьер-министр и
высокопоставленный руководитель, посещавший Сингапур в 1978 году), - провели
переговоры в Чэнду, в провинции Сычуань, с Генеральным секретарем КПК Цзян
Цзэминем и Ли Пэном. Они пришли к соглашению, что Вьетнам безоговорочно
выведет свои войска из Камбоджи под наблюдением ООН, и что до проведения
выборов страной будет управлять Национальный совет безопасности (National
security council). Теперь Китай был готов пойти на улучшение отношений с
Вьетнамом.
В октябре 1990 года я встретился с президентом Цзян Цзэминем. Он тепло
принял меня, процитировав Конфуция: "Приятно встретиться с друзьями,
прибывшими издалека". Он упустил возможность встретиться со мной во время
своего посещения Сингапура в начале 80-ых годов и в 1988 году, во время
моего визита в Шанхай, где он был в то время мэром. Цзян Цзэминь дважды
посещал Сингапур. В первый раз он был в Сингапуре на протяжении двух недель.
Цзян изучал опыт работы Управления экономического развития в деле
привлечения инвестиций в Сингапур и развития промышленных зон. После этого
ему было поручено создание специальных экономических зон в провинциях
Гуандун и Фуцзянь. Второй раз он сделал транзитную остановку в Сингапуре. На
него произвели глубокое впечатление городское планирование, порядок,
чистота, организация дорожного движения и уровень обслуживания. Он запомнил
наш лозунг: "Вежливость - наш образ жизни". Ему понравилось, что он мог
разговаривать с простыми людьми на улицах на китайском языке, что позволяло
ему легко ориентироваться в городе. Цзян сказал, что после "инцидента 6-4"
на Западе утверждали, что телевидение сделало возможным вмешательство во
внутренние дела Китая. На Западе действовали в соответствии с западной
системой ценностей. Он мог согласиться с тем, что в различных странах
существовали различные взгляды на вещи, но не с тем, что лишь один из этих
взглядов являлся правильным. По его мнению, концепции демократии, свободы и
прав человека не являются абсолютными, ибо не существуют абстрактно, а
связаны с культурой страны и уровнем ее экономического развития. Свобода
прессы, как таковая, также не существовала - западные газеты принадлежали и
контролировались различными финансовыми группами. Он упомянул о принятом
Сингапуром в 1988 году решением ограничить распространение "Эйжиэн Уол стрит
джорнэл" и сказал, что Китаю следовало сделать то же самое во время визита
Горбачева. По его словам, во многих сообщениях западных средств массовой
информации по поводу "инцидента 6-4" искажались факты.
Цзян Цзэминь сказал, что политика "открытых дверей", политика
приверженности социализму, провозглашенная Дэн Сяопином, останется без
изменений. Ввиду того, что я выразил сомнения относительно продолжения
политики "открытых дверей", Цзян заверил меня, что ее осуществление будет
"ускорено". Китайцы решили порвать с советской централизованной плановой
системой. Он учился в Советском Союзе на протяжении двух лет и посещал
страну 10 раз, и был хорошо знаком с трудностями, которые испытывала
советская система. Китай хотел создать смешанную экономику, которая вобрала
бы в себя лучшие черты централизованной плановой экономики и рыночной
системы.
Цзян Цзэминь сказал, что Китай хотел поддерживать контакты с другими
странами. Китаю было сложно накормить 1.1 миллиарда человек, обеспечение
всей страны одним только зерном требовало огромных усилий. Когда он был
мэром Шанхая, города с населением 12 миллионов человек, он сталкивался с
трудностями в снабжении города овощами, - ежедневно их требовалось 2
миллиона килограммов. Он говорил о колоссальных потребностях Китая на
протяжении часа. Беседа за ужином было оживленной. В памяти Цзяна хранилась
колоссальная антология стихов и двустиший, заученных с детских лет. Он их
охотно цитировал. Его высказывания были густо пересыпанными литературными
аллегориями, многие из которых выходили за узкие рамки моих знаний в области
китайской литературы, что добавляло работы переводчику.
Я ожидал встретиться с серым, стереотипным аппаратчиком компартии, а
столкнулся с улыбчивым, обаятельным Председателем КПК. Цзян был среднего
роста, коренастым, у него была светлая кожа, он носил очки. У него было
широкое лицо, а волосы он зачесывал назад. Он был человеком номер один в
Китае, Дэн Сяопин подобрал его на этот пост в течение нескольких дней после
"инцидента 6-4", чтобы сменить Чжао Цзыяна. Он был очень умным, хорошо
начитанным и обладал даром к языкам. Он свободно говорил по-русски, говорил
по-английски и по-немецки, мог цитировать Шекспира и Гете. Цзян Цзэминь
также сказал мне, что во время работы в Румынии он выучил и румынский язык.
Он родился в 1926 году в городе Янчжоу (Yangzhou), в провинции Цзянсу
(Jiangsu), в семье ученого. Его дедушка был известным врачом и талантливым
поэтом, живописцем и каллиграфом. Его отец был самым старшим сыном в семье.
Дядя, который вступил в Коммунистический союз молодежи в возрасте 17 лет,
погиб в возрасте 28 лет, в 1939 году, во время гражданской войны с
националистами, и считался революционным героем. Отец Цзян Цзэминя отдал его
на воспитание вдове погибшего дяди, у которой не было земли. Так что Цзян
обладал безупречным революционным происхождением, когда он присоединился к
коммунистической группе студентов в Нанкинском Университете (Nanjing) и
Университете Цзяотун (Jiaotong) в Шанхае.
Он вырос в доме, который был полон книг, картин, в котором звучала
музыка. Он умел петь, играть на пианино и получал удовольствие, слушая
Моцарта и Бетховена. Между различными провинциями Китая существуют
значительные различия в образовательном уровне. Провинция Цзянсу была
"озерным краем" Китая, где на протяжении тысячелетий, благодаря ее
прекрасному микроклимату, селились отставные чиновники и литераторы. Их
потомки подняли уровень образования населения в регионе. В Сучжоу, в
провинции Цзянсу, который когда-то был столицей одного из государств в
период "Весен и осеней" (примерно 770-476 год до нашей эры), была улица Чжон
Енцзе (Zhuang Yuan jie). (Прим. пер.: период "Весен и осеней" получил свое
имя по названию созданной в это время одноименной летописи, чье авторство
приписывается Конфуцию). "Чжон Ен" - это титул, который давался кандидату,
занявшему первое место на устраивавшихся императором экзаменах, которые
проводились в столице раз в три года. Руководители города Сучжоу с гордостью
утверждали, что многие из них являлись выходцами с этой улицы.
Несмотря на то, что я был хорошо проинформирован, встреча с Цзян
Цзэминем была для меня сюрпризом. Я не ожидал, что встречусь со столь
открытым китайским коммунистическим лидером. Во время двухнедельного визита
Цзян Цзэминя в Сингапур в 1980 году, директор УЭР Эн Пок Ту (Ng Pock Too)
выполнял при нем роль чиновника для поручений. Он набросал мне портрет Цзян
Цзэминя и высказал свое удивление, что тот занял высшую должность в Китае.
Он запомнил его как серьезного, трудолюбивого, сознательного и старательно
относившегося к делу чиновника, - Цзян детально изучал каждую проблему,
делал заметки и задавал серьезные вопросы. У Эн Пок Ту сложилось о нем
высокое мнение, потому что, в отличие от других китайских официальных лиц,
останавливавшихся в пятизвездочных отелях, Цзян предпочел трехзвездочную
гостиницу, не находившуюся на фешенебельной улице Очард Роуд. И
путешествовал он скромно: в автомобиле Эн Пок Ту, в такси или пешком. Цзян
был бережливым, честным чиновником, но он не показался Эн Пок Ту изощренным
политиком.
К концу своего двухнедельного визита Цзян посмотрел Эн Пок Ту прямо в
глаза и спросил: "Вы не все мне сказали, у Вас должен быть какой-то секрет.
В Китае земля, вода, энергия, рабочая сила, - дешевле. При этом Вы сумели
привлечь такое большое количество инвестиций, а мы - нет. В чем же секрет
Вашего успеха?" Без капли смущения Эн Пок Ту объяснил ему ту ключевую роль,
которую играют политическая стабильность и экономическая эффективность. Он
достал экземпляр отчета "Индекс делового риска" (Business Environment Risk
Index) и показал, что Сингапуру был присвоен рейтинг 1А по шкале от 1А до
3С. Китай в этом рейтинге просто отсутствовал. Сингапур считался
благоприятным местом для инвестирования, потому что в городе были созданы
безопасные политические, экономические и иные условия. Угроза конфискации
собственности отсутствовала, наше рабочие были трудолюбивы и
производительны, забастовок почти не было, сингапурская валюта была
конвертируемой. Эн Пок Ту прошелся по факторам, используемым при расчете
ИДР. Ему не удалось полностью убедить Цзян Цзэминя, так что он дал ему
экземпляр отчета с собой. Перед отъездом в аэропорт у них состоялась
заключительная дискуссия в маленьком номере отеля, который занимал Цзян
Цзэминь. Цзян сказал, что он, наконец, понял, в чем заключалась магическая
формула успеха: УЭР обладало "уникальной технологией продажи уверенности в
завтрашнем дне!". Эн Пок Ту подвел черту: "Я никогда не думал, что он станет
человеком номер один в Китае. Он был для этого слишком хорошим человеком".
Между нами сложились хорошие отношения, Цзян был человеком общительным,
а я - открытым и прямолинейным. С Ли Пэном мне приходилось быть очень
осторожным, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего даже в шутку. А Цзян знал,
что у меня были хорошие намерения, и не обижался. У него была весьма
нехарактерная для китайцев привычка держать гостя за предплечье и смотреть
ему прямо в глаза, задавая прямой вопрос. Глаза были его "детектором лжи". Я
предположил, что ему, вероятно, понравилось, что я не уклонялся от ответа,
когда он задавал мне некоторые весьма каверзные вопросы о Тайване, Америке,
Западе и о самом Китае.
Хорошие личные отношения позволяли более непринужденно решать сложные и
деликатные проблемы. Я не мог так же свободно разговаривать ни с Хуа
Гофэном, ни с Ли Пэном. Наверное, так можно было разговаривать с Чжао
Цзыяном, да и то не в столь же свободной и располагающей манере.
Многие, включая меня, недооценили способностей Цзян Цзэминя
удерживаться у власти из-за его дружелюбия и склонности к цитированию поэзии
при каждом удобном случае. Очевидно, в его характере были бойцовские черты,
которые его оппоненты обнаруживали, когда они мешали ему. Нет абсолютно
никаких сомнений относительно его честности и преданности высокой цели,
поставленной перед ним Дэн Сяопином, - продолжению модернизации Китая и
превращению Китая в процветающее, индустриальное государство с
"социалистической рыночной экономикой". Он довольно пространно объяснял мне
значение этого термина, сказав, что экономика Китая должна отличаться от
западной рыночной экономики, потому что китайцы являются социалистами.
Когда я встретился с Цзян Цзэминем через два года, в октябре 1992 года,
мы обсуждали международную ситуацию. Наша встреча проходила за несколько
недель до выборов в США. Я высказал предположение, что, в случае победы
Клинтона, Китаю будет необходимо выиграть время. Китайцам следовало
предоставить Клинтону некое пространство для маневра, чтобы полностью
изменить некоторые элементы политики, например, вопрос о предоставлении
Китаю статуса наибольшего благоприятствования в торговле с США. Китаю
следовало избегать прямой конфронтации с Америкой. Новый, молодой президент,
который стремился бы продемонстрировать своим сторонникам, что он готов был
действовать в соответствии со своими предвыборными обещаниями, мог бы
создать проблемы и для Китая, и для Америки.
Цзян выслушал меня и ответил уклончиво. Он сказал, что читал мои речи,
с которыми я выступал в Китае и других странах. Во время поездки Дэн Сяопина
по южным провинциям Китая в январе того года Дэн упомянул о быстрых темпах
развития стран Юго-Восточной Азии, особенно Сингапура. XIV съезд КПК,
который намечалось провести в следующем месяце, должен был одобрить
сформулированную Дэн Сяопином политику строительства "социализма с китайской
спецификой". Для осуществления этой задачи Китай нуждался в мире и
стабильности внутри страны и за рубежом. Цзян подчеркнул, что рыночная
экономика в Китае будет развиваться, но это займет долгое время. Что
касается демократии в Китае, то Восток находился под влиянием учения
Конфуция и Мэн-цзы, поэтому проведение какой-либо "шоковой терапии"
(внезапное введение демократии) в Китае, как это имело место в Советском
Союзе, полностью исключалось. Что касалось тогдашней неблагоприятной
ситуации в американо-китайских отношениях, то вину за это, по его словам,
следовало возлагать не на Китай. Продавая Тайваню истребители и иное
вооружение, Америка нарушала принципы коммюнике, подписанного США и Китаем в
1982 году. Тем не менее, руководство Китая не заостряло внимания на этом
вопросе, не желая ставить президента Буша в неловкое положение во время его
предвыборной кампании.
Цзян описал экономическую ситуацию в Китае, а затем спросил меня, на
каком уровне, по моему мнению, следовало поддерживать оптимальные темпы
роста ВНП в Китае. До того ставилась цель обеспечить ежегодный прирост ВНП в
размере 6%, на следующем партийном съезде предполагалось повысить темпы
роста до 9%. Я ответил, что на ранних этапах индустриализации Япония и
"четыре маленьких дракона" (Прим. пер.: Тайвань, Сингапур, Гонконг, Южная
Корея) добились темпов экономического роста, измерявшихся на протяжении
продолжительного периода времени двузначными цифрами. Уровень инфляции при
этом оставался невысоким. До нефтяного кризиса 1973 года экономика Сингапура
росла ежегодно на 12-14%, а уровень инфляции был низким. Оптимальный темп
роста экономики Сингапура определялся не какой-то магической цифрой, а тем,
насколько наши трудовые ресурсы и промышленные мощности недоиспользовались.
Он также зависел от уровня инфляции и ставки процента по кредитам. Я
добавил, что доктор Го Кен Сви (бывший министр финансов Сингапура, который
помогал китайцам в качестве советника в создании свободных экономических
зон) считал, что главной проблемой Китая была неспособность Народного банка
Китая (НБК - People's Bank of China) контролировать кредитную эмиссию.
Осуществляя кредитную эмиссию, каждый провинциальный филиал НБК находился
под давлением органов управления провинциями. Кроме того, информация об
объеме денежной массы на любую дату была недостаточной. Чтобы держать
инфляцию под контролем, Китаю следовало строже контролировать денежную массу
и не позволять провинциальным филиалам НБК проводить кредитную эмиссию без
уведомления Центрального банка и разрешения с его стороны.
Цзян взял этот вопрос на заметку. Он сказал, что по образованию он был
инженером по электрооборудованию, но начал изучать экономику и читал работы
Адама Смита (Adam Smith), Пола Самуэльсона и Милтона Фридмана. Он был не
единственным китайским руководителем, изучавшим рыночную экономику. Я
посоветовал ему изучать деятельность Федерального резервного банка США (U.S.
Federal Reserve Bank) и немецкого Бундесбанка (Bundesbank), - двух успешно
работавших центральных банков. В борьбе против инфляции Бундесбанк добился
больших успехов. Председатель правления Бундесбанка назначался канцлером
ФРГ, но после назначения он был совершенно независим, и канцлер не мог
приказать ему увеличить денежную массу или понизить ставку процента по
кредитам. Китаю следовало добиться контроля над кредитной эмиссией и не
слишком волноваться о том, чтобы не превысить предполагаемый идеальный темп
экономического роста. К примеру, если провинция Гуандун могла расти более
быстрыми темпами, чем другие провинции ввиду наличия тесных связей с
Гонконгом, то ей не следовало в этом препятствовать, было необходимо
поощрять распространение быстрого экономического роста в соседних провинциях
путем улучшения дорог, железнодорожного, авиационного, речного и морского
транспорта. Он сказал, что изучит эти вопросы.
Когда я в следующий раз встретился с Цзян Цзэминем в Пекине в мае 1993
года, он поблагодарил меня за то, что Сингапур создал условия для проведения
"переговоров Ван-Ку" между "неофициальными" представителями Китая и Тайваня.
Это была первая, начиная с 1949 года, встреча представителей сторон,
воевавших друг с другом в ходе гражданской войны, хотя она и была
"неофициальной". Тем не менее, Цзян сказал, что он считал "весьма странными
и разочаровывающими" многочисленные сообщения о том, что Тайвань хотел
вступить в ООН. Он считал, что со стороны Запада было неблагоразумно
относиться к Китаю как к потенциальному врагу.
Я сказал, что стремление Тайваня вступить в ООН не поощрялось
Соединенными Штатами. Дик Чейни (Dick Cheney), который был Госсекретарем США
по вопросам обороны в администрации президента Рейгана до 1992 года, и Джин
Кирпатрик (Jeanne Kirkpatrick), являвшаяся, в период правления Рейгана,
постоянным представителем США в ООН, выступили в Тайбэе с заявлением о том,
что вступление Тайваня в ООН было нереально. Они сказали, что Тайвань мог бы
вступить в ЮНЕСКО, в Мировой банк и другие технические организации, но не в
ООН. Я считал, что желание Тайваня вступить в ООН олицетворяло собой
переходную стадию в политике президента Ли Дэнхуэя, который хотел порвать со
старой позицией Гоминдана, заключавшейся в том, чтобы не вступать в
какие-либо международные организации, ибо Тайвань не был полноправным членом
ООН. (Позднее я увидел, что ошибался. Ли Дэнхуэй действительно надеялся, что
Тайвань вступит в ООН и этим подтвердит независимый статус Тайваня в
качестве Китайской Республики на Тайване.)
Я считал, что наилучшим выходом в развитии китайско-тайванских
отношений было бы мирное и постепенное развитие экономических, социальных и
политических связей между ними. К примеру, в 1958 году Китай и Тайвань
обменивались артиллерийскими залпами через узкие проливы Чжинмен и Мацу
(Matsu). Если бы Китай тогда добился успеха в воссоединении с Тайванем, то
на сегодняшний день Китай находился бы в менее выгодном положении. Так как
Китаю тогда не удалось добиться воссоединения, теперь он мог воспользоваться
ресурсами 20-миллионного Тайваня, который приобрел экономические и
технологические активы путем сотрудничества с Америкой. Цзян кивнул в знак
согласия. Я высказал предположение, что, возможно, было бы лучше сохранять
отдельный статус Тайваня. В этом случае Америка и Европа продолжали бы
предоставлять Тайваню доступ к передовой технологии на протяжении еще 40 -
ухудшится. Соединенные Штаты и Китай сдерживали Советский Союз. Политика США
заключалась в том, чтобы использовать свою собственную экономическую мощь и
экономический потенциал Японии для обеспечения ее безопасности. Пока такой
порядок вещей соблюдался, у Японии не было нужды перевооружаться. Япония не
располагала ядерным оружием, но, если бы японцы не смогли больше полагаться
на США, то Япония справилась бы с обеспечением своей безопасности в
одиночку. В этом случае угроза безопасности всех стран Юго-Восточной Азии
возросла бы. Большинство японских руководителей старшего поколения хотели
продолжать партнерские отношения с США, что позволило Японии добиться
процветания и обеспечить высокий уровень жизни ее народу. Существовала
угроза того, что молодое поколение лидеров, у которых не было опыта
прошедшей войны, могло считать иначе. Было бы особенно плохо, если бы им
удалось возродить миф о том, что японцы являлись потомками богини Солнца.
Ли Пэн считал, что я недооценивал японскую угрозу. По его мнению, Китаю
необходимо было проявлять бдительность по отношению к возрождению японской
военной мощи. Несмотря на то, что Япония сама решила установить потолок
военных расходов в размере 1% ВНП, ее военный бюджет был примерно на 26 - 27
миллиардов долларов больше китайского. В Японии были лидеры, которые хотели
бы отменить приговор истории, согласно которому Япония совершила агрессию по
отношению к Китаю, странам Юго-Восточной Азии и южной части Тихого океана.
Ли Пэн привел два примера: содержание японских учебников истории и посещение
храма Ясукуни высшими руководителями Японии. (Храм Ясукуни построен в честь
солдат, погибших на войне). Экономические успехи Японии стали источником
средств для превращения ее в крупную политическую и военную силу, по крайней
мере, так рассуждали некоторые японские лидеры. Его беспокойство
относительно возможного возрождения японского милитаризма было реальным. В
то же время, Китай постоянно был начеку относительно угрозы, исходившей от
Советского Союза.
Два года спустя, 11 августа 1990 года, премьер-министр Ли Пэн посетил
Сингапур. Перед этим он только что посетил Джакарту и восстановил
дипломатические отношения с Индонезией. У нас состоялась встреча один на
один, в присутствии только переводчиков и секретарей. До того я неоднократно
заявлял, что Сингапур станет последней страной АСЕАН, которая установит
дипломатические отношения с Китаем. Теперь, когда Индонезия восстановила
дипломатические отношения с КНР, мне хотелось решить этот вопрос до своего
ухода в отставку с поста премьер-министра в ноябре того же года. Ли Пэн
отметил, что во время моего многолетнего пребывания на посту
премьер-министра отношения между Сингапуром и Китаем развивались хорошо. Он
также хотел бы урегулировать этот вопрос до моего ухода в отставку, и
пригласил меня посетить Китай в середине октября.
После этого я упомянул о проблеме, которая затрудняла официальные
переговоры об обмене посольствами, - это был вопрос об обучении наших войск
на Тайване. Я не мог сказать, когда прекратятся учения наших вооруженных сил
на Тайване. Сингапур был глубоко обязан Тайваню, в особенности покойному
президенту Цзян Цзинго, чья помощь позволила нам решить проблему нехватки
территории для подготовки войск. Мы не могли забыть о нашем долге. Сингапур
платил Тайваню только за то, что потребляли и использовали во время обучения
наши войска, и ни доллара сверх того. Между нами существовали особые
взаимоотношения, - мы чувствовали свою близость друг к другу из-за
связывавших нас антикоммунизма, общего языка, культуры и предков. Ли Пэн
выразил понимание того, что Сингапур был хотя и процветающим, но маленьким
государством. Он добавил, что Китай не станет настаивать на том, чтобы точно
определить дату прекращения подготовки войск Сингапура на Тайване.
После этой встречи в решении этой острой проблемы, из-за которой
переговоры буксовали на протяжении многих месяцев, наметился прогресс. Меня
уже не беспокоило, как в 1976 году, что китайское посольство в Сингапуре
будет представлять угрозу для нашей безопасности, - ситуация в Сингапуре
изменилась. Мы решили некоторые основные проблемы китайского образования,
все наши школы были переведены на общегосударственную систему преподавания
на английском языке. В Университете Наньян преподавание больше не велось на
китайском языке, и его выпускники легко могли найти работу. Мы покончили с
практикой подготовки целых поколений выпускников, которые испытывали
трудности с поисками работы из-за языкового барьера.
После нашей дискуссии один на один состоялась встреча делегаций в
полном составе, на которой Ли Пэн упомянул о событиях на площади
Тяньаньмынь, как о "суматохе, случившейся в Китае прошлым летом". По его
словам, некоторые страны ввели санкции против Китая, что стало причиной
некоторых трудностей, но эти страны также нанесли ущерб и самим себе.
Например, Япония ослабила санкции против Китая после встречи стран "большой
семерки". Я сказал, что, в отличие от западных средств массовой информации,
Сингапур не рассматривал события на площади Тяньаньмынь, как "конец света",
но было очень жаль, что Китай нанес такой ущерб своей репутации. Ли Пэн
ответил: "Китайское правительство утратило полный контроль над ситуацией".
Будучи премьер-министром, он "даже не мог выйти на улицу. Этот хаос
продолжался 48 дней".
Ли Пэн не принадлежит к числу беззаботных шутников, но в тот день он
удивил всех, когда сказал, что хотел бы "пошутить" по поводу подготовки
наших войск на Тайване. Он заявил, что наши войска могли бы проходить
подготовку в Китае на лучших условиях, чем на Тайване. Это вызвало
спонтанный взрыв смеха за столом переговоров. Я сказал, что первый день
учений наших войск в Китае стал бы последним днем мира в Азии.
Два месяца спустя, 3 октября, я нанес свой последний визит в Пекин в
качестве премьер-министра, чтобы подписать документы об установлении
дипломатических отношений с Китаем. После того, как это было сделано, мы
обсудили проблему оккупации Кувейта Ираком. Ли Пэн сказал, что Ирак нельзя
было победить в ходе "молниеносной войны". (Когда с помощью современных
вооружений в ходе операции "Буря в пустыне" иракская оборона была прорвана в
течение нескольких дней, это, должно быть, явилось сюрпризом для китайских
военных и гражданских руководителей).
Он сообщил нам, что за несколько недель до нашей встречи, по просьбе
Вьетнама, вьетнамские лидеры: Нгуен Ван Линь (премьер-министр), До Мыой
(секретарь компартии) и Фам Ван Донг (бывший премьер-министр и
высокопоставленный руководитель, посещавший Сингапур в 1978 году), - провели
переговоры в Чэнду, в провинции Сычуань, с Генеральным секретарем КПК Цзян
Цзэминем и Ли Пэном. Они пришли к соглашению, что Вьетнам безоговорочно
выведет свои войска из Камбоджи под наблюдением ООН, и что до проведения
выборов страной будет управлять Национальный совет безопасности (National
security council). Теперь Китай был готов пойти на улучшение отношений с
Вьетнамом.
В октябре 1990 года я встретился с президентом Цзян Цзэминем. Он тепло
принял меня, процитировав Конфуция: "Приятно встретиться с друзьями,
прибывшими издалека". Он упустил возможность встретиться со мной во время
своего посещения Сингапура в начале 80-ых годов и в 1988 году, во время
моего визита в Шанхай, где он был в то время мэром. Цзян Цзэминь дважды
посещал Сингапур. В первый раз он был в Сингапуре на протяжении двух недель.
Цзян изучал опыт работы Управления экономического развития в деле
привлечения инвестиций в Сингапур и развития промышленных зон. После этого
ему было поручено создание специальных экономических зон в провинциях
Гуандун и Фуцзянь. Второй раз он сделал транзитную остановку в Сингапуре. На
него произвели глубокое впечатление городское планирование, порядок,
чистота, организация дорожного движения и уровень обслуживания. Он запомнил
наш лозунг: "Вежливость - наш образ жизни". Ему понравилось, что он мог
разговаривать с простыми людьми на улицах на китайском языке, что позволяло
ему легко ориентироваться в городе. Цзян сказал, что после "инцидента 6-4"
на Западе утверждали, что телевидение сделало возможным вмешательство во
внутренние дела Китая. На Западе действовали в соответствии с западной
системой ценностей. Он мог согласиться с тем, что в различных странах
существовали различные взгляды на вещи, но не с тем, что лишь один из этих
взглядов являлся правильным. По его мнению, концепции демократии, свободы и
прав человека не являются абсолютными, ибо не существуют абстрактно, а
связаны с культурой страны и уровнем ее экономического развития. Свобода
прессы, как таковая, также не существовала - западные газеты принадлежали и
контролировались различными финансовыми группами. Он упомянул о принятом
Сингапуром в 1988 году решением ограничить распространение "Эйжиэн Уол стрит
джорнэл" и сказал, что Китаю следовало сделать то же самое во время визита
Горбачева. По его словам, во многих сообщениях западных средств массовой
информации по поводу "инцидента 6-4" искажались факты.
Цзян Цзэминь сказал, что политика "открытых дверей", политика
приверженности социализму, провозглашенная Дэн Сяопином, останется без
изменений. Ввиду того, что я выразил сомнения относительно продолжения
политики "открытых дверей", Цзян заверил меня, что ее осуществление будет
"ускорено". Китайцы решили порвать с советской централизованной плановой
системой. Он учился в Советском Союзе на протяжении двух лет и посещал
страну 10 раз, и был хорошо знаком с трудностями, которые испытывала
советская система. Китай хотел создать смешанную экономику, которая вобрала
бы в себя лучшие черты централизованной плановой экономики и рыночной
системы.
Цзян Цзэминь сказал, что Китай хотел поддерживать контакты с другими
странами. Китаю было сложно накормить 1.1 миллиарда человек, обеспечение
всей страны одним только зерном требовало огромных усилий. Когда он был
мэром Шанхая, города с населением 12 миллионов человек, он сталкивался с
трудностями в снабжении города овощами, - ежедневно их требовалось 2
миллиона килограммов. Он говорил о колоссальных потребностях Китая на
протяжении часа. Беседа за ужином было оживленной. В памяти Цзяна хранилась
колоссальная антология стихов и двустиший, заученных с детских лет. Он их
охотно цитировал. Его высказывания были густо пересыпанными литературными
аллегориями, многие из которых выходили за узкие рамки моих знаний в области
китайской литературы, что добавляло работы переводчику.
Я ожидал встретиться с серым, стереотипным аппаратчиком компартии, а
столкнулся с улыбчивым, обаятельным Председателем КПК. Цзян был среднего
роста, коренастым, у него была светлая кожа, он носил очки. У него было
широкое лицо, а волосы он зачесывал назад. Он был человеком номер один в
Китае, Дэн Сяопин подобрал его на этот пост в течение нескольких дней после
"инцидента 6-4", чтобы сменить Чжао Цзыяна. Он был очень умным, хорошо
начитанным и обладал даром к языкам. Он свободно говорил по-русски, говорил
по-английски и по-немецки, мог цитировать Шекспира и Гете. Цзян Цзэминь
также сказал мне, что во время работы в Румынии он выучил и румынский язык.
Он родился в 1926 году в городе Янчжоу (Yangzhou), в провинции Цзянсу
(Jiangsu), в семье ученого. Его дедушка был известным врачом и талантливым
поэтом, живописцем и каллиграфом. Его отец был самым старшим сыном в семье.
Дядя, который вступил в Коммунистический союз молодежи в возрасте 17 лет,
погиб в возрасте 28 лет, в 1939 году, во время гражданской войны с
националистами, и считался революционным героем. Отец Цзян Цзэминя отдал его
на воспитание вдове погибшего дяди, у которой не было земли. Так что Цзян
обладал безупречным революционным происхождением, когда он присоединился к
коммунистической группе студентов в Нанкинском Университете (Nanjing) и
Университете Цзяотун (Jiaotong) в Шанхае.
Он вырос в доме, который был полон книг, картин, в котором звучала
музыка. Он умел петь, играть на пианино и получал удовольствие, слушая
Моцарта и Бетховена. Между различными провинциями Китая существуют
значительные различия в образовательном уровне. Провинция Цзянсу была
"озерным краем" Китая, где на протяжении тысячелетий, благодаря ее
прекрасному микроклимату, селились отставные чиновники и литераторы. Их
потомки подняли уровень образования населения в регионе. В Сучжоу, в
провинции Цзянсу, который когда-то был столицей одного из государств в
период "Весен и осеней" (примерно 770-476 год до нашей эры), была улица Чжон
Енцзе (Zhuang Yuan jie). (Прим. пер.: период "Весен и осеней" получил свое
имя по названию созданной в это время одноименной летописи, чье авторство
приписывается Конфуцию). "Чжон Ен" - это титул, который давался кандидату,
занявшему первое место на устраивавшихся императором экзаменах, которые
проводились в столице раз в три года. Руководители города Сучжоу с гордостью
утверждали, что многие из них являлись выходцами с этой улицы.
Несмотря на то, что я был хорошо проинформирован, встреча с Цзян
Цзэминем была для меня сюрпризом. Я не ожидал, что встречусь со столь
открытым китайским коммунистическим лидером. Во время двухнедельного визита
Цзян Цзэминя в Сингапур в 1980 году, директор УЭР Эн Пок Ту (Ng Pock Too)
выполнял при нем роль чиновника для поручений. Он набросал мне портрет Цзян
Цзэминя и высказал свое удивление, что тот занял высшую должность в Китае.
Он запомнил его как серьезного, трудолюбивого, сознательного и старательно
относившегося к делу чиновника, - Цзян детально изучал каждую проблему,
делал заметки и задавал серьезные вопросы. У Эн Пок Ту сложилось о нем
высокое мнение, потому что, в отличие от других китайских официальных лиц,
останавливавшихся в пятизвездочных отелях, Цзян предпочел трехзвездочную
гостиницу, не находившуюся на фешенебельной улице Очард Роуд. И
путешествовал он скромно: в автомобиле Эн Пок Ту, в такси или пешком. Цзян
был бережливым, честным чиновником, но он не показался Эн Пок Ту изощренным
политиком.
К концу своего двухнедельного визита Цзян посмотрел Эн Пок Ту прямо в
глаза и спросил: "Вы не все мне сказали, у Вас должен быть какой-то секрет.
В Китае земля, вода, энергия, рабочая сила, - дешевле. При этом Вы сумели
привлечь такое большое количество инвестиций, а мы - нет. В чем же секрет
Вашего успеха?" Без капли смущения Эн Пок Ту объяснил ему ту ключевую роль,
которую играют политическая стабильность и экономическая эффективность. Он
достал экземпляр отчета "Индекс делового риска" (Business Environment Risk
Index) и показал, что Сингапуру был присвоен рейтинг 1А по шкале от 1А до
3С. Китай в этом рейтинге просто отсутствовал. Сингапур считался
благоприятным местом для инвестирования, потому что в городе были созданы
безопасные политические, экономические и иные условия. Угроза конфискации
собственности отсутствовала, наше рабочие были трудолюбивы и
производительны, забастовок почти не было, сингапурская валюта была
конвертируемой. Эн Пок Ту прошелся по факторам, используемым при расчете
ИДР. Ему не удалось полностью убедить Цзян Цзэминя, так что он дал ему
экземпляр отчета с собой. Перед отъездом в аэропорт у них состоялась
заключительная дискуссия в маленьком номере отеля, который занимал Цзян
Цзэминь. Цзян сказал, что он, наконец, понял, в чем заключалась магическая
формула успеха: УЭР обладало "уникальной технологией продажи уверенности в
завтрашнем дне!". Эн Пок Ту подвел черту: "Я никогда не думал, что он станет
человеком номер один в Китае. Он был для этого слишком хорошим человеком".
Между нами сложились хорошие отношения, Цзян был человеком общительным,
а я - открытым и прямолинейным. С Ли Пэном мне приходилось быть очень
осторожным, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего даже в шутку. А Цзян знал,
что у меня были хорошие намерения, и не обижался. У него была весьма
нехарактерная для китайцев привычка держать гостя за предплечье и смотреть
ему прямо в глаза, задавая прямой вопрос. Глаза были его "детектором лжи". Я
предположил, что ему, вероятно, понравилось, что я не уклонялся от ответа,
когда он задавал мне некоторые весьма каверзные вопросы о Тайване, Америке,
Западе и о самом Китае.
Хорошие личные отношения позволяли более непринужденно решать сложные и
деликатные проблемы. Я не мог так же свободно разговаривать ни с Хуа
Гофэном, ни с Ли Пэном. Наверное, так можно было разговаривать с Чжао
Цзыяном, да и то не в столь же свободной и располагающей манере.
Многие, включая меня, недооценили способностей Цзян Цзэминя
удерживаться у власти из-за его дружелюбия и склонности к цитированию поэзии
при каждом удобном случае. Очевидно, в его характере были бойцовские черты,
которые его оппоненты обнаруживали, когда они мешали ему. Нет абсолютно
никаких сомнений относительно его честности и преданности высокой цели,
поставленной перед ним Дэн Сяопином, - продолжению модернизации Китая и
превращению Китая в процветающее, индустриальное государство с
"социалистической рыночной экономикой". Он довольно пространно объяснял мне
значение этого термина, сказав, что экономика Китая должна отличаться от
западной рыночной экономики, потому что китайцы являются социалистами.
Когда я встретился с Цзян Цзэминем через два года, в октябре 1992 года,
мы обсуждали международную ситуацию. Наша встреча проходила за несколько
недель до выборов в США. Я высказал предположение, что, в случае победы
Клинтона, Китаю будет необходимо выиграть время. Китайцам следовало
предоставить Клинтону некое пространство для маневра, чтобы полностью
изменить некоторые элементы политики, например, вопрос о предоставлении
Китаю статуса наибольшего благоприятствования в торговле с США. Китаю
следовало избегать прямой конфронтации с Америкой. Новый, молодой президент,
который стремился бы продемонстрировать своим сторонникам, что он готов был
действовать в соответствии со своими предвыборными обещаниями, мог бы
создать проблемы и для Китая, и для Америки.
Цзян выслушал меня и ответил уклончиво. Он сказал, что читал мои речи,
с которыми я выступал в Китае и других странах. Во время поездки Дэн Сяопина
по южным провинциям Китая в январе того года Дэн упомянул о быстрых темпах
развития стран Юго-Восточной Азии, особенно Сингапура. XIV съезд КПК,
который намечалось провести в следующем месяце, должен был одобрить
сформулированную Дэн Сяопином политику строительства "социализма с китайской
спецификой". Для осуществления этой задачи Китай нуждался в мире и
стабильности внутри страны и за рубежом. Цзян подчеркнул, что рыночная
экономика в Китае будет развиваться, но это займет долгое время. Что
касается демократии в Китае, то Восток находился под влиянием учения
Конфуция и Мэн-цзы, поэтому проведение какой-либо "шоковой терапии"
(внезапное введение демократии) в Китае, как это имело место в Советском
Союзе, полностью исключалось. Что касалось тогдашней неблагоприятной
ситуации в американо-китайских отношениях, то вину за это, по его словам,
следовало возлагать не на Китай. Продавая Тайваню истребители и иное
вооружение, Америка нарушала принципы коммюнике, подписанного США и Китаем в
1982 году. Тем не менее, руководство Китая не заостряло внимания на этом
вопросе, не желая ставить президента Буша в неловкое положение во время его
предвыборной кампании.
Цзян описал экономическую ситуацию в Китае, а затем спросил меня, на
каком уровне, по моему мнению, следовало поддерживать оптимальные темпы
роста ВНП в Китае. До того ставилась цель обеспечить ежегодный прирост ВНП в
размере 6%, на следующем партийном съезде предполагалось повысить темпы
роста до 9%. Я ответил, что на ранних этапах индустриализации Япония и
"четыре маленьких дракона" (Прим. пер.: Тайвань, Сингапур, Гонконг, Южная
Корея) добились темпов экономического роста, измерявшихся на протяжении
продолжительного периода времени двузначными цифрами. Уровень инфляции при
этом оставался невысоким. До нефтяного кризиса 1973 года экономика Сингапура
росла ежегодно на 12-14%, а уровень инфляции был низким. Оптимальный темп
роста экономики Сингапура определялся не какой-то магической цифрой, а тем,
насколько наши трудовые ресурсы и промышленные мощности недоиспользовались.
Он также зависел от уровня инфляции и ставки процента по кредитам. Я
добавил, что доктор Го Кен Сви (бывший министр финансов Сингапура, который
помогал китайцам в качестве советника в создании свободных экономических
зон) считал, что главной проблемой Китая была неспособность Народного банка
Китая (НБК - People's Bank of China) контролировать кредитную эмиссию.
Осуществляя кредитную эмиссию, каждый провинциальный филиал НБК находился
под давлением органов управления провинциями. Кроме того, информация об
объеме денежной массы на любую дату была недостаточной. Чтобы держать
инфляцию под контролем, Китаю следовало строже контролировать денежную массу
и не позволять провинциальным филиалам НБК проводить кредитную эмиссию без
уведомления Центрального банка и разрешения с его стороны.
Цзян взял этот вопрос на заметку. Он сказал, что по образованию он был
инженером по электрооборудованию, но начал изучать экономику и читал работы
Адама Смита (Adam Smith), Пола Самуэльсона и Милтона Фридмана. Он был не
единственным китайским руководителем, изучавшим рыночную экономику. Я
посоветовал ему изучать деятельность Федерального резервного банка США (U.S.
Federal Reserve Bank) и немецкого Бундесбанка (Bundesbank), - двух успешно
работавших центральных банков. В борьбе против инфляции Бундесбанк добился
больших успехов. Председатель правления Бундесбанка назначался канцлером
ФРГ, но после назначения он был совершенно независим, и канцлер не мог
приказать ему увеличить денежную массу или понизить ставку процента по
кредитам. Китаю следовало добиться контроля над кредитной эмиссией и не
слишком волноваться о том, чтобы не превысить предполагаемый идеальный темп
экономического роста. К примеру, если провинция Гуандун могла расти более
быстрыми темпами, чем другие провинции ввиду наличия тесных связей с
Гонконгом, то ей не следовало в этом препятствовать, было необходимо
поощрять распространение быстрого экономического роста в соседних провинциях
путем улучшения дорог, железнодорожного, авиационного, речного и морского
транспорта. Он сказал, что изучит эти вопросы.
Когда я в следующий раз встретился с Цзян Цзэминем в Пекине в мае 1993
года, он поблагодарил меня за то, что Сингапур создал условия для проведения
"переговоров Ван-Ку" между "неофициальными" представителями Китая и Тайваня.
Это была первая, начиная с 1949 года, встреча представителей сторон,
воевавших друг с другом в ходе гражданской войны, хотя она и была
"неофициальной". Тем не менее, Цзян сказал, что он считал "весьма странными
и разочаровывающими" многочисленные сообщения о том, что Тайвань хотел
вступить в ООН. Он считал, что со стороны Запада было неблагоразумно
относиться к Китаю как к потенциальному врагу.
Я сказал, что стремление Тайваня вступить в ООН не поощрялось
Соединенными Штатами. Дик Чейни (Dick Cheney), который был Госсекретарем США
по вопросам обороны в администрации президента Рейгана до 1992 года, и Джин
Кирпатрик (Jeanne Kirkpatrick), являвшаяся, в период правления Рейгана,
постоянным представителем США в ООН, выступили в Тайбэе с заявлением о том,
что вступление Тайваня в ООН было нереально. Они сказали, что Тайвань мог бы
вступить в ЮНЕСКО, в Мировой банк и другие технические организации, но не в
ООН. Я считал, что желание Тайваня вступить в ООН олицетворяло собой
переходную стадию в политике президента Ли Дэнхуэя, который хотел порвать со
старой позицией Гоминдана, заключавшейся в том, чтобы не вступать в
какие-либо международные организации, ибо Тайвань не был полноправным членом
ООН. (Позднее я увидел, что ошибался. Ли Дэнхуэй действительно надеялся, что
Тайвань вступит в ООН и этим подтвердит независимый статус Тайваня в
качестве Китайской Республики на Тайване.)
Я считал, что наилучшим выходом в развитии китайско-тайванских
отношений было бы мирное и постепенное развитие экономических, социальных и
политических связей между ними. К примеру, в 1958 году Китай и Тайвань
обменивались артиллерийскими залпами через узкие проливы Чжинмен и Мацу
(Matsu). Если бы Китай тогда добился успеха в воссоединении с Тайванем, то
на сегодняшний день Китай находился бы в менее выгодном положении. Так как
Китаю тогда не удалось добиться воссоединения, теперь он мог воспользоваться
ресурсами 20-миллионного Тайваня, который приобрел экономические и
технологические активы путем сотрудничества с Америкой. Цзян кивнул в знак
согласия. Я высказал предположение, что, возможно, было бы лучше сохранять
отдельный статус Тайваня. В этом случае Америка и Европа продолжали бы
предоставлять Тайваню доступ к передовой технологии на протяжении еще 40 -