Страница:
президентского дворца и символически сбили ворота с петель.
Хотя американская интервенция во Вьетнаме потерпела неудачу, она
позволила выиграть время остальным странам Юго-Восточной Азии. В 1965 году,
когда американские войска были введены в Южный Вьетнам, вооруженные
коммунистические повстанцы угрожали Таиланду, Малайзии и Филиппинам, а в
Сингапуре все еще активно действовало коммунистическое подполье. Индонезия,
отходившая от кошмара неудавшегося коммунистического мятежа, находилась в
состоянии "конфронтации", - необъявленной войны, - с Малайзией и Сингапуром.
Филиппины предъявляли территориальные претензии к Малайзии, заявляя права на
штат Сабах в Восточной Малайзии. Уровень жизни населения был низким, а
экономический рост - медленным. Действия американцев во Вьетнаме позволили
некоммунистическим странам Юго-Восточной Азии привести свои дела в порядок.
К 1975 году они были в куда лучшей форме для борьбы с коммунистами. Если бы
Соединенные Штаты не предприняли интервенцию во Вьетнаме, воля этих стран к
борьбе против коммунистов оказалась бы подавленной, и страны Юго-Восточной
Азии, скорее всего, попали бы под власть коммунистов. Именно в годы
вьетнамской войны были заложены основы процветающей рыночной экономики стран
АСЕАН.
В течение нескольких недель, предшествовавших падению Сайгона, огромная
армада маленьких лодок и суденышек, набитых беженцами, отправилась в
плавание по Южно-Китайскому морю. Многие из них стремились попасть в
Сингапур. Значительное число беженцев располагало оружием. Исполнявший
обязанности премьер-министра Сингапура Кен Сви направил мне в Вашингтон
срочное сообщение, в котором говорилось, что число беженцев достигло
нескольких тысяч, а число судов - нескольких сотен. Он настаивал на принятии
немедленного политического решения. Я дал понять, что нам следовало
предотвратить высадку беженцев в Сингапуре и направить их в те страны,
которые располагали куда большей территорией, чтобы принять их. Эта массовая
операция началась 6 мая. Вооруженные силы Сингапура отремонтировали,
переоснастили, заправили топливом и провизией и направили в открытое море 64
судна, на борту которых находилось более 8,000 беженцев. Капитаны многих
судов умышленно испортили моторы, чтобы предотвратить высылку.
В момент, когда проводилась эта операция, в полдень 8 мая 1975 года,
через 8 дней после падения Сайгона, я посетил президента США Джеральда Форда
(Gerald Ford). Форд выглядел обеспокоенным, но не подавленным, он спросил
меня о реакции в регионе на падение Вьетнама. Я был в Бангкоке в апреле,
непосредственно перед падением Сайгона, - в Таиланде и Индонезии нервничали.
Сухарто был спокоен и уверенно контролировал ситуацию. Я сказал ему, что
вмешательство Конгресса США, в результате которого были приостановлены
бомбардировки коммунистов, внесло вклад в капитуляцию Южного Вьетнама. Если
бы не случился "уотергейтский скандал", бомбардировки продолжались бы,
войска Южного Вьетнама не потеряли бы волю к продолжению войны, и ее исход
мог бы быть иным. Когда бомбардировки прекратились, а помощь - существенно
урезана, судьба правительства Южного Вьетнама была предрешена.
Форд спросил меня, в каком направлении Америке следовало двигаться
дальше. Я ответил, что лучше всего было бы подождать, пока туман рассеется,
и понаблюдать за тем, как будут разворачиваться события в Лаосе, Камбодже и
Вьетнаме. Я верил, что Коммунистическая партия Лаоса "Патет Лао" (Pathet
Lao) захватит контроль над Лаосом и попадет под контроль Вьетнама. В
Камбодже "красные кхмеры" были заняты уничтожением тысяч противников
коммунистов. (Я тогда еще не знал, насколько неразборчиво они убивали людей,
включая всех представителей интеллигенции или тех, кто не принимал участия в
их крестьянской революции). Я полагал, что Таиланд прибегнет к помощи
Китайской Народной Республики, чтобы предохранить себя от вторжения
вьетнамских коммунистов. Киссинджер спросил, поможет ли КНР Таиланду. Я
считал, что поможет. Я высказал предположение, что лучше всего было бы
сохранять хладнокровие и понаблюдать за развитием событий. Если бы на
следующих выборах президентом США был избран политик, подобный Макговерну
(McGovern), который пошел бы на уступки коммунистам, ситуация стала бы
безнадежной.
Средства массовой информации изображали Форда тугодумом, бывшим игроком
в американский футбол, который в прошлом слишком часто травмировал свою
голову. На меня он произвел впечатление искушенного человека, обладавшего
здравым смыслом, умевшего оценивать людей, с которыми он имел дело. Он
проявлял искреннее дружелюбие и вел себя легко и непринужденно. После ужина,
когда я, извинившись, отпросился в туалет, он настоял на том, чтобы я зашел
в его личную уборную. Мы поднялись на лифте, сопровождаемые его личной
охраной. Там, в обширной приватной ванной, было установлено множество
тренажеров для физических упражнений и поддержания президента в форме, на
умывальниках были расставлены туалетные и бритвенные принадлежности. Я не
мог себе представить, чтобы какой-либо европейский, японский лидер или
руководитель страны "третьего мира" пригласил меня освежиться в свою ванную
комнату. А Форд был просто дружелюбным человеком, который был рад гостю. Он
был благодарен мне за то, что я был единственным политиком в Юго-Восточной
Азии, который продолжал поддерживать Америку в тот момент, когда, после
поспешной эвакуации Сайгона, ее позиции пошатнулись. Он не хотел специально
произвести на меня впечатление, но у меня все-таки сложилось хорошее
впечатление о нем как о солидном, надежном человеке.
Когда Джимми Картер (Jimmy Carter) сменил на посту президента Джеральда
Форда (Gerald Ford), это привело к резким изменениям в акцентах внешней и
оборонной политики США. Картер был больше заинтересован в развитии отношений
со странами Африки, чем со странами Азии. Друзья и союзники Америки в Азии
были встревожены, когда он объявил о сокращении численности американских
войск, размещенных в Корее. Картер считал, что американцы устали от войны во
Вьетнаме и хотели забыть об Азии. Он сосредоточил свои усилия на примирении
белых и черных американцев, а также хотел способствовать преодолению
глубокой пропасти, разделявшей белых и черных в Южной Африке. Упор в его
политике делался на соблюдение прав человека, а не на укрепление обороны и
безопасности. Лидеры стран АСЕАН приготовились пережить четыре трудных года,
ожидая, что же Картер предпримет на деле.
Во время нашей встречи в октябре 1977 года он детально планировал свое
время. Пять минут было отведено на фотографирование, затем, - 10-минутная
встреча один на один, за которой последовала 45-минутная дискуссия между
двумя делегациями. Он придерживался этого плана с точностью до секунды. Меня
изумило, что во время нашей 10-минутной встречи один на один он поднял
вопрос о приобретении Сингапуром высокотехнологичных вооружений, - ракет
типа "земля-воздух" "Ай хоук" (I-Hawk). Я не готовился к этому вопросу, ни
один президент до него никогда не интересовался нашими скромными закупками
вооружений, тем более вооружений оборонительного характера. Картера очень
волновали вопросы ограничения распространения вооружений, особенно
высокотехнологичного оружия, а ракеты "Ай Хоук" рассматривались им как
высокотехнологичные для Юго-Восточной Азии. Я сказал, что Сингапур
представлял собой очень компактную городскую цель, которая должна была быть
плотно защищена. Имевшиеся у нас ракеты "Бладхаунд" (Bloodhound) устарели,
но в случае, если бы Америка испытывала сложности с продажей ракет нам ракет
"Ай Хоук", мы приобрели бы британские ракеты "Рапир" (Rapier), - это было не
так уж важно. Чтобы не входить в дискуссию по этому вопросу, я сказал, что
мы не станем обращаться с просьбой о приобретении ракет. Два года спустя
американцы продали нам ракеты "Ай Хоук", после того как посол США в
Сингапуре, бывший губернатор штата Северная Дакота (North Dakota) от
демократической партии и сторонник Картера, поднял этот вопрос в Белом Доме.
Встреча официальных делегаций длилась 45 минут, ни секундой дольше. У
Картера был список вопросов для обсуждения, который он вытянул из кармана
рубашки примерно за 15 минут до конца встречи, чтобы убедиться, что удалось
обсудить все вопросы. Все эти вопросы были несущественными, - не перечитав
стенограмму встречи, я бы не смог сейчас вспомнить, что же мы тогда
обсуждали. Его предшественники: Джонсон, Никсон и Форд, - всегда обсуждали
глобальные вопросы. Их интересовала ситуация в Азии в целом, - ситуация в
Японии, Южной Корее, на Тайване, в коммунистическом Китае и Вьетнаме, а
также положение американских союзников: Таиланда и Филиппин.
Картер не обсуждал эти вопросы. Несмотря на это, я решил дать ему общее
представление о важности той роли, которую играла Америка в обеспечении
стабильности и условий для экономического роста в регионе, и попытаться
убедить его не отходить от прежней политики США, ибо это могло подорвать
доверие некоммунистических стран, являвшихся друзьями Америки. Я не уверен,
что произвел на него какое-либо впечатление. Если бы перед тем, в мае, я не
встретился в Сингапуре с помощником Госсекретаря США по странам
Азиатско-Тихоокеанского региона Ричардом Холбруком (Richard Holbrooke), я
сомневаюсь, что мне вообще удалось бы встретиться с Картером. Холбрук хотел,
чтобы кто-либо из лидеров стран региона убедил Картера сконцентрировать
внимание на Азии, и полагал, что это мог бы сделать я.
Когда я уезжал, он подарил мне книгу в зеленом кожаном переплете, -
свою автобиографию, - использовавшуюся во время предвыборной кампании,
которая называлась "Почему - не самый лучший?" (Why-not the Best?) В книге
уже имелась дарственная надпись: "Моему доброму другу Ли Куан Ю. Джимми
Картер". Я был польщен, но несколько удивлен тем, что я был записан в
"добрые друзья" еще до встречи с ним. Наверное, это было обычной практикой
во время его избирательной кампании. Я просмотрел эту книгу, надеясь найти в
ней какое-либо объяснение происходящему. Мне это удалось. Картер был родом
из так называемого "библейского пояса" Америки, представителем
возрождавшегося христианства. Две истории из этой книги остались в моей
памяти. Однажды, когда он шел в воскресную школу, его отец дал ему монетку.
Вернувшись, он положил на стол две монетки. Когда его отец обнаружил это, он
отхлестал его. С тех пор он никогда не воровал! Для меня было загадкой,
каким образом эта история могла помочь Картеру победить на выборах. Другая
история была о том, как адмирал Риковер (Admiral Rickover) отбирал его для
службы на атомной подводной лодке и спросил, какое место Картер занял среди
студентов своего выпуска Военно-морской академии в Аннаполисе (Annapolis
Naval Academy). Тот с гордостью ответил, что 59-ое. Тогда Риковер спросил:
"Это было наилучшим результатом, на какой вы были способны?" Картер ответил:
"Да, сэр", - а потом поправился: "Нет, сэр, я не всегда показывал самые
лучшие результаты, на которые был способен". Тогда Риковер сказал: "А почему
бы и нет?" Картер сказал, что он был потрясен этими словами, они и дали
название его книге: "Почему - не самый лучший?" И Картер сделал их лозунгом
своей жизни. Однажды я видел его по телевизору, шатавшимся по окончании
марафонского забега, бывшего на грани истощения, готового упасть. Им двигало
это самое желание показать самый лучший результат, на какой он только был
способен, невзирая на свое физическое состояние в этот момент.
В октябре 1978 года у нас состоялась еще одна короткая встреча. Меня
принимал вице-президент Уолтер Мондейл (Walter Mondale), и Картер появился,
только чтобы сфотографироваться для прессы. Мы обменялись немногими словами,
- он по-прежнему не интересовался Азией. К счастью, советники убедили его не
выводить американские войска из Кореи.
Огромным достижением Картера было то, что ему удалось убедить
египетского президента Анвара Садата (Anwar Sadat) и израильского
премьер-министра Менахема Бегина (Menachem Begin) заключить мир. Я был
поражен тем, что Картер запомнил каждый спорный колодец, изгородь и участок
границы между двумя странами. Я подумал тогда о системе оценки способностей
служащих, применявшейся нефтяной компанией "Шелл" (Shell). Они оценивали
"вертолетное видение" (helicopter quality) сотрудников, то есть их
способность видеть общую картину и выделять из нее важные детали. Картер
концентрировался на каждой детали.
В 1979 году, в конце пребывания Картера на посту президента, его
внимание к Азии привлекли три главных события. Во-первых, в конце января его
посетил Дэн Сяопин. Он установил дипломатические отношения между КНР и США и
предупредил о намерении Китая наказать Вьетнам за оккупацию Камбоджи.
Во-вторых, Картер посоветовал шаху Ирана покинуть страну в условиях
надвигавшегося народного восстания. В-третьих, 24 декабря 1979 года
Советский Союз вторгся в Афганистан, чтобы поддержать коммунистический
режим, неспособный удержаться у власти своими силами. Картера это настолько
шокировало, что он сказал: "С глаз упала завеса". До этого он не видел, что
представлял собой советский режим. В 1979 году, после подписания договора об
ОСВ (SALT) в Вене, он обнимался с Брежневым (Brezhnev) и верил, что
советские лидеры были разумными людьми, которые ответят на искренние
миролюбивые жесты взаимностью.
Присутствие в американской администрации советника Картера по
национальной безопасности Збигнева Бжезинского (Zbigniew Brzezinski) весьма
обнадеживало. Он обладал широким стратегическим взглядом на вещи и понимал
важную роль Китая как в обеспечении общего баланса сил с Советским Союзом,
так и в предотвращении того, чтобы Вьетнам окончательно стал орудием
советской политики. Он мог весьма убедительно изложить свои взгляды на любом
международном форуме, но был достаточно мудрым, чтобы проводить внешнюю
политику своего президента, а не свою собственную. Соединенные Штаты и
многие мусульманские государства щедро снабжали оружием, деньгами и
наемниками силы сопротивления в Афганистане, которые, в конечном итоге,
подрывали силы могущественного Советского Союза.
Холбруку удалось сделать первоначальные планы Картера по сокращению
американского военного присутствия в Азии более умеренными, особенно это
касалось желания Картера вывести 40,000 американских военнослужащих из Кореи
после поражения, которое США потерпели во Вьетнаме. В декабре 1980 года,
перед тем как Холбрук покинул свой пост, я написал ему: "В тот период
времени, когда многие в администрации, в Конгрессе и в средствах массовой
информации хотели забыть о Юго-Восточной Азии, Вы непрерывно работали над
тем, чтобы восстановить уверенность в могуществе США и целях американской
политики. Будущее теперь выглядит не таким угрожающим, как в 1977 году,
когда мы впервые встретились".
Картер был хорошим, богобоязненным человеком, наверное, слишком
хорошим, чтобы быть президентом. Американцы проголосовали за него, устав от
"уотергейтского скандала". Тем не менее, после четырех лет набожных
размышлений об американских недугах они с готовностью проголосовали за
Рональда Рейгана (Ronald Reagan), который оптимистично смотрел на Америку и
ее будущее и воодушевлял американцев на протяжении двух сроков пребывания на
посту президента. Рейган был человеком простых, прямолинейных взглядов,
сильным и преуспевающим лидером. Он оказался удачной находкой для Америки и
для всего мира. Хорошо, что в ноябре 1980 года американцы проголосовали за
голливудского актера, а не за фермера, выращивавшего арахис. (Прим. пер.:
после смерти своего отца Картер унаследовал его ферму и занимался
выращиванием арахиса в Плейнсе, в штате Джорджия (Plains, Georgia))
Я впервые встретился с Рейганом в октябре 1971 года, когда он посетил
Сингапур в качестве губернатора Калифорнии. У него было с собой
рекомендательное письмо от президента Никсона. Калифорния была родным штатом
Никсона, и Рейган, очевидно, играл ключевую роль в избрании Никсона. В
течение 30-минутной дискуссии перед обедом я понял, что он - человек сильных
убеждений, решительный антикоммунист. Он говорил о войне во Вьетнаме и тех
проблемах во всем мире, причиной которых был Советский Союз. Во время обеда,
на котором присутствовали его жена, сын, а также помощник Майк Дивер (Mike
Deaver), он продолжил разговор о советской угрозе. Он был настолько
заинтересован в этой теме, что захотел продолжить дискуссию и после обеда.
Его жена и сын оставили нас, и мы продолжили разговор в моем кабинете. Мы
провели еще час, обсуждая стратегические проблемы, связанные с Советским
Союзом и Китаем. Некоторые его взгляды шокировали. Он сказал, что во время
блокады Западного Берлина американцам следовало не доставлять в город
припасы по воздуху, а противопоставить русским танкам свои и потребовать,
чтобы дорога на Берлин была открыта, в соответствии с требованиями
Четырехстороннего соглашения по Западному Берлину (Four-Power Agreement).
Если бы русские не открыли дорогу, тогда следовало воевать. Я был ошеломлен
таким черно-белым подходом.
10 лет спустя, в марте 1981 года, бывший президент Джеральд Форд
посетил Сингапур, чтобы сообщить мне, что президент Рейган, инаугурация
которого состоялась в январе того года, хотел встретиться со мной, и
поскорее. Я получил еще одно послание, в котором меня спрашивали, не мог ли
я приехать в июне, и я поехал. Когда я прибыл в Белый Дом около полудня 19
июня, Рейган тепло встретил меня на крыльце своей резиденции. У нас
состоялась встреча один на один в течение 20 минут, перед обедом. Он хотел
поговорить со мной о Тайване и Китае.
Я сказал Рейгану, что в интересах Америки было существование
преуспевающего Тайваня, что позволило бы создавать постоянный контраст между
условиями жизни на острове и на материке. Это имело бы далеко идущие
последствия, и, через средства массовой информации и официальных лиц,
посещавших обе страны, оказывало бы влияние в международном масштабе. Рейган
спросил меня, действительно ли президент Цзян Цзинго нуждался в приобретении
истребителей нового поколения. Цзян оказывал на него давление, добиваясь их
приобретения, в деликатный для Рейгана момент. Рейган был критично настроен
по отношению к Китайской Народной Республике во время избирательной
компании, и был известен как верный сторонник Тайваня. Я знал, что для него
было бы сложно внести неожиданные изменения в свою политику. Тем не менее,
разрешение на продажу Тайваню самолетов нового поколения привело бы к
ухудшению отношений с КНР. Я высказал свое мнение: поскольку КНР не
предоставляла угрозы Тайваню в настоящий момент, то имевшихся тогда у
Тайваня самолетов "Ф-5" было достаточно. Китай не занимался наращиванием
своих вооружений, Дэн Сяопин хотел улучшить снабжение китайцев
потребительскими товарами, потому что люди были деморализованы и лишены
предметов первой необходимости после десятилетия "культурной революции".
Тайваню следовало модернизировать свои самолеты не сейчас, а позднее.
За обедом к нам присоединились ключевые советники Рейгана: глава
аппарата администрации Джим Бэйкер (Jim Baker), шеф ЦРУ Билл Кейси (Bill
Casey), Майк Дивер, советник по национальной безопасности Ричард Аллен
(Richard Allen) и Каспар Уайнбергер (Caspar Weinberger), отвечавший за
вопросы обороны. Основным предметом их интереса был Китай: отношения Китая с
Тайванем и отношения Китая с Советским Союзом.
Он поинтересовался моим мнением об обращении КНР к Советскому Союзу по
поводу пограничных проблем между двумя странами, последовавшим немедленно
после визита Госсекретаря США Александра Хейга (Alexander Haig) в Пекин. С
моей точки зрения, это было шагом, который должен был продемонстрировать
США, что им не следовало воспринимать хорошие отношения с Китаем как нечто
само собой разумеющееся. Тем не менее, я не верил, что КНР и Советский Союз
могут далеко продвинуться в улучшении отношений, учитывая глубокие и
серьезные различия в интересах двух стран. Обе страны являлись
коммунистическими "евангелистами", боровшимися друг против друга за
поддержку стран "третьего мира". Кроме того, Дэн Сяопину приходилось
приспосабливаться к тем людям из своего окружения, которые не хотели слишком
близких отношений с Америкой. Я полагал, что Дэн Сяопин был достаточно
твердо настроен проводить политику, придававшую основной приоритет снабжению
населения потребительскими товарами, а не увеличению военных расходов.
Коснувшись волнений в Польше, Рейган сказал, что русских должно было
беспокоить перенапряжение ресурсов страны. Я сказал, что Советы были готовы
пожертвовать экономикой, чтобы спасти свою "империю, раскинувшуюся на
просторах Евразии". Слух Рейгана резануло слово "империя". Он сказал Ричарду
Аллену использовать это слово более часто, описывая советскую сферу влияния.
В своей следующей речи Рейган упомянул о Советах как об "империи зла".
В ходе последних 10 минут встречи, оставшись один на один, Рейган
попросил меня передать президенту Цзяну, чтобы тот не оказывал на него
давление по вопросу продажи высокотехнологичных вооружений в этот трудный
для Рейгана период времени. Он попросил меня заверить президента Цзяна
Цзинго, что он его не подведет. Рейган знал, что у меня с Цзяном были
близкие отношения, и это помогло бы смягчить то разочарование, которое было
бы вызвано его отказом. Я встретил Цзяна Цзинго через несколько дней и
передал ему слова Рейгана о том, что это был неподходящий момент для продажи
Тайваню таких высокотехнологичных вооружений как самолеты. Цзян спросил
меня, почему его хороший друг Рейган не мог ему помочь. Я рискнул
предположить, что Америка нуждалась в КНР для поддержания глобального
баланса сил с Советским Союзом. Страны Западной Европы и Япония не желали
тратить средства на вооружения в тех объемах, как того требовали США.
Поэтому Рейгана интересовало, нельзя ли было путем передачи незначительных
объемов военной технологии Китаю так модернизировать его военных потенциал,
чтобы вкупе с огромными людскими ресурсами Китая это позволило увеличить
давление на Советский Союз. Цзян согласился с этим. Он принял к сведению,
что у Рейгана существовала серьезная причина для отказа, и просил меня
передать ему, что он его понимает. Цзян был удовлетворен, он доверял
Рейгану.
Как и Цзян, Рейган полагался на интуицию: он либо верил человеку, либо
нет. Он также был глубоко и сильно преданным человеком, как по отношению к
своим друзьям, так и по отношению к своему делу. Его советники, включая
первого Госсекретаря США Александра Хейга, говорили ему о важности
использования коммунистического Китая в глобальной стратегии борьбы с
Советским Союзом. Он принял их анализ к сведению, но испытывал дискомфорт по
отношению к китайским коммунистам. Он унаследовал отношения с Китаем и знал,
что должен был их поддерживать.
Я уезжал их Вашингтона, чувствуя себя более уверено, чем во времена
президента Картера. Рейган заражал людей вокруг себя своим природным
оптимизмом и уверенностью в достижимости поставленных целей. Он с оптимизмом
смотрел на любую проблему и был готов защищать свои убеждения. Что было еще
более важным, он был способен вести за собой американский народ, зачастую
вопреки мнению средств массовой информации. Когда я написал ему письмо,
чтобы поблагодарить за обед, я получил от него содержательный ответ, в
котором, в частности, говорилось следующее: "Я хочу улучшить отношения США с
Китаем, и буду настойчиво работать, чтобы добиться этого, но не за счет
наших старых друзей на Тайване. Я также не хочу, чтобы вы, наши партнеры в
Юго-Восточной Азии, рассматривали наши отношения с Пекином как более важные
для США, чем отношения с вами". Когда его администрация обнародовала решение
США о продаже оружия Тайваню, то список вооружений не включал современных
истребителей на том основании, что у Тайваня "не было военной необходимости
в приобретении таких самолетов".
10 месяцев спустя, в апреле 1982 года, вице-президент Джордж Буш
(George Bush) встретился со мной в Сингапуре перед посещением Китая. Он
хотел узнать мое мнение относительно того, как подойти к проблеме отношений
между КНР и Тайванем. Я сказал, что эта проблема была исключительно сложной.
По моему мнению, китайские лидеры не верили, что этот визит мог ее
разрешить, но они придавали большое значение соблюдению формы. КНР подвергли
бы взгляды и характер Рейгана тщательному изучению. Они знали о его
многочисленных визитах на Тайвань и дружбе с президентом Цзян Цзинго. Из-за
этого для китайцев форма была так же важна, как и содержание. Они знали, что
им не удастся вернуть Тайвань на протяжении долгого времени. Несмотря на
это, чтобы избежать неприятностей, не следовало оспаривать тот принцип, что
Тайвань является частью Китая. Я был уверен в том, что Дэн Сяопин нуждался в
Америке. Он посетил Америку в 1979 году, чтобы нормализовать отношения,
потому что он нуждался в том, чтобы Америка была на стороне Китая, или, по
крайней мере, соблюдала нейтралитет в случае любого конфликта с Советским
Союзом. Дэн также знал, что он имел дело с таким твердым лидером как Рейган.
Хотя американская интервенция во Вьетнаме потерпела неудачу, она
позволила выиграть время остальным странам Юго-Восточной Азии. В 1965 году,
когда американские войска были введены в Южный Вьетнам, вооруженные
коммунистические повстанцы угрожали Таиланду, Малайзии и Филиппинам, а в
Сингапуре все еще активно действовало коммунистическое подполье. Индонезия,
отходившая от кошмара неудавшегося коммунистического мятежа, находилась в
состоянии "конфронтации", - необъявленной войны, - с Малайзией и Сингапуром.
Филиппины предъявляли территориальные претензии к Малайзии, заявляя права на
штат Сабах в Восточной Малайзии. Уровень жизни населения был низким, а
экономический рост - медленным. Действия американцев во Вьетнаме позволили
некоммунистическим странам Юго-Восточной Азии привести свои дела в порядок.
К 1975 году они были в куда лучшей форме для борьбы с коммунистами. Если бы
Соединенные Штаты не предприняли интервенцию во Вьетнаме, воля этих стран к
борьбе против коммунистов оказалась бы подавленной, и страны Юго-Восточной
Азии, скорее всего, попали бы под власть коммунистов. Именно в годы
вьетнамской войны были заложены основы процветающей рыночной экономики стран
АСЕАН.
В течение нескольких недель, предшествовавших падению Сайгона, огромная
армада маленьких лодок и суденышек, набитых беженцами, отправилась в
плавание по Южно-Китайскому морю. Многие из них стремились попасть в
Сингапур. Значительное число беженцев располагало оружием. Исполнявший
обязанности премьер-министра Сингапура Кен Сви направил мне в Вашингтон
срочное сообщение, в котором говорилось, что число беженцев достигло
нескольких тысяч, а число судов - нескольких сотен. Он настаивал на принятии
немедленного политического решения. Я дал понять, что нам следовало
предотвратить высадку беженцев в Сингапуре и направить их в те страны,
которые располагали куда большей территорией, чтобы принять их. Эта массовая
операция началась 6 мая. Вооруженные силы Сингапура отремонтировали,
переоснастили, заправили топливом и провизией и направили в открытое море 64
судна, на борту которых находилось более 8,000 беженцев. Капитаны многих
судов умышленно испортили моторы, чтобы предотвратить высылку.
В момент, когда проводилась эта операция, в полдень 8 мая 1975 года,
через 8 дней после падения Сайгона, я посетил президента США Джеральда Форда
(Gerald Ford). Форд выглядел обеспокоенным, но не подавленным, он спросил
меня о реакции в регионе на падение Вьетнама. Я был в Бангкоке в апреле,
непосредственно перед падением Сайгона, - в Таиланде и Индонезии нервничали.
Сухарто был спокоен и уверенно контролировал ситуацию. Я сказал ему, что
вмешательство Конгресса США, в результате которого были приостановлены
бомбардировки коммунистов, внесло вклад в капитуляцию Южного Вьетнама. Если
бы не случился "уотергейтский скандал", бомбардировки продолжались бы,
войска Южного Вьетнама не потеряли бы волю к продолжению войны, и ее исход
мог бы быть иным. Когда бомбардировки прекратились, а помощь - существенно
урезана, судьба правительства Южного Вьетнама была предрешена.
Форд спросил меня, в каком направлении Америке следовало двигаться
дальше. Я ответил, что лучше всего было бы подождать, пока туман рассеется,
и понаблюдать за тем, как будут разворачиваться события в Лаосе, Камбодже и
Вьетнаме. Я верил, что Коммунистическая партия Лаоса "Патет Лао" (Pathet
Lao) захватит контроль над Лаосом и попадет под контроль Вьетнама. В
Камбодже "красные кхмеры" были заняты уничтожением тысяч противников
коммунистов. (Я тогда еще не знал, насколько неразборчиво они убивали людей,
включая всех представителей интеллигенции или тех, кто не принимал участия в
их крестьянской революции). Я полагал, что Таиланд прибегнет к помощи
Китайской Народной Республики, чтобы предохранить себя от вторжения
вьетнамских коммунистов. Киссинджер спросил, поможет ли КНР Таиланду. Я
считал, что поможет. Я высказал предположение, что лучше всего было бы
сохранять хладнокровие и понаблюдать за развитием событий. Если бы на
следующих выборах президентом США был избран политик, подобный Макговерну
(McGovern), который пошел бы на уступки коммунистам, ситуация стала бы
безнадежной.
Средства массовой информации изображали Форда тугодумом, бывшим игроком
в американский футбол, который в прошлом слишком часто травмировал свою
голову. На меня он произвел впечатление искушенного человека, обладавшего
здравым смыслом, умевшего оценивать людей, с которыми он имел дело. Он
проявлял искреннее дружелюбие и вел себя легко и непринужденно. После ужина,
когда я, извинившись, отпросился в туалет, он настоял на том, чтобы я зашел
в его личную уборную. Мы поднялись на лифте, сопровождаемые его личной
охраной. Там, в обширной приватной ванной, было установлено множество
тренажеров для физических упражнений и поддержания президента в форме, на
умывальниках были расставлены туалетные и бритвенные принадлежности. Я не
мог себе представить, чтобы какой-либо европейский, японский лидер или
руководитель страны "третьего мира" пригласил меня освежиться в свою ванную
комнату. А Форд был просто дружелюбным человеком, который был рад гостю. Он
был благодарен мне за то, что я был единственным политиком в Юго-Восточной
Азии, который продолжал поддерживать Америку в тот момент, когда, после
поспешной эвакуации Сайгона, ее позиции пошатнулись. Он не хотел специально
произвести на меня впечатление, но у меня все-таки сложилось хорошее
впечатление о нем как о солидном, надежном человеке.
Когда Джимми Картер (Jimmy Carter) сменил на посту президента Джеральда
Форда (Gerald Ford), это привело к резким изменениям в акцентах внешней и
оборонной политики США. Картер был больше заинтересован в развитии отношений
со странами Африки, чем со странами Азии. Друзья и союзники Америки в Азии
были встревожены, когда он объявил о сокращении численности американских
войск, размещенных в Корее. Картер считал, что американцы устали от войны во
Вьетнаме и хотели забыть об Азии. Он сосредоточил свои усилия на примирении
белых и черных американцев, а также хотел способствовать преодолению
глубокой пропасти, разделявшей белых и черных в Южной Африке. Упор в его
политике делался на соблюдение прав человека, а не на укрепление обороны и
безопасности. Лидеры стран АСЕАН приготовились пережить четыре трудных года,
ожидая, что же Картер предпримет на деле.
Во время нашей встречи в октябре 1977 года он детально планировал свое
время. Пять минут было отведено на фотографирование, затем, - 10-минутная
встреча один на один, за которой последовала 45-минутная дискуссия между
двумя делегациями. Он придерживался этого плана с точностью до секунды. Меня
изумило, что во время нашей 10-минутной встречи один на один он поднял
вопрос о приобретении Сингапуром высокотехнологичных вооружений, - ракет
типа "земля-воздух" "Ай хоук" (I-Hawk). Я не готовился к этому вопросу, ни
один президент до него никогда не интересовался нашими скромными закупками
вооружений, тем более вооружений оборонительного характера. Картера очень
волновали вопросы ограничения распространения вооружений, особенно
высокотехнологичного оружия, а ракеты "Ай Хоук" рассматривались им как
высокотехнологичные для Юго-Восточной Азии. Я сказал, что Сингапур
представлял собой очень компактную городскую цель, которая должна была быть
плотно защищена. Имевшиеся у нас ракеты "Бладхаунд" (Bloodhound) устарели,
но в случае, если бы Америка испытывала сложности с продажей ракет нам ракет
"Ай Хоук", мы приобрели бы британские ракеты "Рапир" (Rapier), - это было не
так уж важно. Чтобы не входить в дискуссию по этому вопросу, я сказал, что
мы не станем обращаться с просьбой о приобретении ракет. Два года спустя
американцы продали нам ракеты "Ай Хоук", после того как посол США в
Сингапуре, бывший губернатор штата Северная Дакота (North Dakota) от
демократической партии и сторонник Картера, поднял этот вопрос в Белом Доме.
Встреча официальных делегаций длилась 45 минут, ни секундой дольше. У
Картера был список вопросов для обсуждения, который он вытянул из кармана
рубашки примерно за 15 минут до конца встречи, чтобы убедиться, что удалось
обсудить все вопросы. Все эти вопросы были несущественными, - не перечитав
стенограмму встречи, я бы не смог сейчас вспомнить, что же мы тогда
обсуждали. Его предшественники: Джонсон, Никсон и Форд, - всегда обсуждали
глобальные вопросы. Их интересовала ситуация в Азии в целом, - ситуация в
Японии, Южной Корее, на Тайване, в коммунистическом Китае и Вьетнаме, а
также положение американских союзников: Таиланда и Филиппин.
Картер не обсуждал эти вопросы. Несмотря на это, я решил дать ему общее
представление о важности той роли, которую играла Америка в обеспечении
стабильности и условий для экономического роста в регионе, и попытаться
убедить его не отходить от прежней политики США, ибо это могло подорвать
доверие некоммунистических стран, являвшихся друзьями Америки. Я не уверен,
что произвел на него какое-либо впечатление. Если бы перед тем, в мае, я не
встретился в Сингапуре с помощником Госсекретаря США по странам
Азиатско-Тихоокеанского региона Ричардом Холбруком (Richard Holbrooke), я
сомневаюсь, что мне вообще удалось бы встретиться с Картером. Холбрук хотел,
чтобы кто-либо из лидеров стран региона убедил Картера сконцентрировать
внимание на Азии, и полагал, что это мог бы сделать я.
Когда я уезжал, он подарил мне книгу в зеленом кожаном переплете, -
свою автобиографию, - использовавшуюся во время предвыборной кампании,
которая называлась "Почему - не самый лучший?" (Why-not the Best?) В книге
уже имелась дарственная надпись: "Моему доброму другу Ли Куан Ю. Джимми
Картер". Я был польщен, но несколько удивлен тем, что я был записан в
"добрые друзья" еще до встречи с ним. Наверное, это было обычной практикой
во время его избирательной кампании. Я просмотрел эту книгу, надеясь найти в
ней какое-либо объяснение происходящему. Мне это удалось. Картер был родом
из так называемого "библейского пояса" Америки, представителем
возрождавшегося христианства. Две истории из этой книги остались в моей
памяти. Однажды, когда он шел в воскресную школу, его отец дал ему монетку.
Вернувшись, он положил на стол две монетки. Когда его отец обнаружил это, он
отхлестал его. С тех пор он никогда не воровал! Для меня было загадкой,
каким образом эта история могла помочь Картеру победить на выборах. Другая
история была о том, как адмирал Риковер (Admiral Rickover) отбирал его для
службы на атомной подводной лодке и спросил, какое место Картер занял среди
студентов своего выпуска Военно-морской академии в Аннаполисе (Annapolis
Naval Academy). Тот с гордостью ответил, что 59-ое. Тогда Риковер спросил:
"Это было наилучшим результатом, на какой вы были способны?" Картер ответил:
"Да, сэр", - а потом поправился: "Нет, сэр, я не всегда показывал самые
лучшие результаты, на которые был способен". Тогда Риковер сказал: "А почему
бы и нет?" Картер сказал, что он был потрясен этими словами, они и дали
название его книге: "Почему - не самый лучший?" И Картер сделал их лозунгом
своей жизни. Однажды я видел его по телевизору, шатавшимся по окончании
марафонского забега, бывшего на грани истощения, готового упасть. Им двигало
это самое желание показать самый лучший результат, на какой он только был
способен, невзирая на свое физическое состояние в этот момент.
В октябре 1978 года у нас состоялась еще одна короткая встреча. Меня
принимал вице-президент Уолтер Мондейл (Walter Mondale), и Картер появился,
только чтобы сфотографироваться для прессы. Мы обменялись немногими словами,
- он по-прежнему не интересовался Азией. К счастью, советники убедили его не
выводить американские войска из Кореи.
Огромным достижением Картера было то, что ему удалось убедить
египетского президента Анвара Садата (Anwar Sadat) и израильского
премьер-министра Менахема Бегина (Menachem Begin) заключить мир. Я был
поражен тем, что Картер запомнил каждый спорный колодец, изгородь и участок
границы между двумя странами. Я подумал тогда о системе оценки способностей
служащих, применявшейся нефтяной компанией "Шелл" (Shell). Они оценивали
"вертолетное видение" (helicopter quality) сотрудников, то есть их
способность видеть общую картину и выделять из нее важные детали. Картер
концентрировался на каждой детали.
В 1979 году, в конце пребывания Картера на посту президента, его
внимание к Азии привлекли три главных события. Во-первых, в конце января его
посетил Дэн Сяопин. Он установил дипломатические отношения между КНР и США и
предупредил о намерении Китая наказать Вьетнам за оккупацию Камбоджи.
Во-вторых, Картер посоветовал шаху Ирана покинуть страну в условиях
надвигавшегося народного восстания. В-третьих, 24 декабря 1979 года
Советский Союз вторгся в Афганистан, чтобы поддержать коммунистический
режим, неспособный удержаться у власти своими силами. Картера это настолько
шокировало, что он сказал: "С глаз упала завеса". До этого он не видел, что
представлял собой советский режим. В 1979 году, после подписания договора об
ОСВ (SALT) в Вене, он обнимался с Брежневым (Brezhnev) и верил, что
советские лидеры были разумными людьми, которые ответят на искренние
миролюбивые жесты взаимностью.
Присутствие в американской администрации советника Картера по
национальной безопасности Збигнева Бжезинского (Zbigniew Brzezinski) весьма
обнадеживало. Он обладал широким стратегическим взглядом на вещи и понимал
важную роль Китая как в обеспечении общего баланса сил с Советским Союзом,
так и в предотвращении того, чтобы Вьетнам окончательно стал орудием
советской политики. Он мог весьма убедительно изложить свои взгляды на любом
международном форуме, но был достаточно мудрым, чтобы проводить внешнюю
политику своего президента, а не свою собственную. Соединенные Штаты и
многие мусульманские государства щедро снабжали оружием, деньгами и
наемниками силы сопротивления в Афганистане, которые, в конечном итоге,
подрывали силы могущественного Советского Союза.
Холбруку удалось сделать первоначальные планы Картера по сокращению
американского военного присутствия в Азии более умеренными, особенно это
касалось желания Картера вывести 40,000 американских военнослужащих из Кореи
после поражения, которое США потерпели во Вьетнаме. В декабре 1980 года,
перед тем как Холбрук покинул свой пост, я написал ему: "В тот период
времени, когда многие в администрации, в Конгрессе и в средствах массовой
информации хотели забыть о Юго-Восточной Азии, Вы непрерывно работали над
тем, чтобы восстановить уверенность в могуществе США и целях американской
политики. Будущее теперь выглядит не таким угрожающим, как в 1977 году,
когда мы впервые встретились".
Картер был хорошим, богобоязненным человеком, наверное, слишком
хорошим, чтобы быть президентом. Американцы проголосовали за него, устав от
"уотергейтского скандала". Тем не менее, после четырех лет набожных
размышлений об американских недугах они с готовностью проголосовали за
Рональда Рейгана (Ronald Reagan), который оптимистично смотрел на Америку и
ее будущее и воодушевлял американцев на протяжении двух сроков пребывания на
посту президента. Рейган был человеком простых, прямолинейных взглядов,
сильным и преуспевающим лидером. Он оказался удачной находкой для Америки и
для всего мира. Хорошо, что в ноябре 1980 года американцы проголосовали за
голливудского актера, а не за фермера, выращивавшего арахис. (Прим. пер.:
после смерти своего отца Картер унаследовал его ферму и занимался
выращиванием арахиса в Плейнсе, в штате Джорджия (Plains, Georgia))
Я впервые встретился с Рейганом в октябре 1971 года, когда он посетил
Сингапур в качестве губернатора Калифорнии. У него было с собой
рекомендательное письмо от президента Никсона. Калифорния была родным штатом
Никсона, и Рейган, очевидно, играл ключевую роль в избрании Никсона. В
течение 30-минутной дискуссии перед обедом я понял, что он - человек сильных
убеждений, решительный антикоммунист. Он говорил о войне во Вьетнаме и тех
проблемах во всем мире, причиной которых был Советский Союз. Во время обеда,
на котором присутствовали его жена, сын, а также помощник Майк Дивер (Mike
Deaver), он продолжил разговор о советской угрозе. Он был настолько
заинтересован в этой теме, что захотел продолжить дискуссию и после обеда.
Его жена и сын оставили нас, и мы продолжили разговор в моем кабинете. Мы
провели еще час, обсуждая стратегические проблемы, связанные с Советским
Союзом и Китаем. Некоторые его взгляды шокировали. Он сказал, что во время
блокады Западного Берлина американцам следовало не доставлять в город
припасы по воздуху, а противопоставить русским танкам свои и потребовать,
чтобы дорога на Берлин была открыта, в соответствии с требованиями
Четырехстороннего соглашения по Западному Берлину (Four-Power Agreement).
Если бы русские не открыли дорогу, тогда следовало воевать. Я был ошеломлен
таким черно-белым подходом.
10 лет спустя, в марте 1981 года, бывший президент Джеральд Форд
посетил Сингапур, чтобы сообщить мне, что президент Рейган, инаугурация
которого состоялась в январе того года, хотел встретиться со мной, и
поскорее. Я получил еще одно послание, в котором меня спрашивали, не мог ли
я приехать в июне, и я поехал. Когда я прибыл в Белый Дом около полудня 19
июня, Рейган тепло встретил меня на крыльце своей резиденции. У нас
состоялась встреча один на один в течение 20 минут, перед обедом. Он хотел
поговорить со мной о Тайване и Китае.
Я сказал Рейгану, что в интересах Америки было существование
преуспевающего Тайваня, что позволило бы создавать постоянный контраст между
условиями жизни на острове и на материке. Это имело бы далеко идущие
последствия, и, через средства массовой информации и официальных лиц,
посещавших обе страны, оказывало бы влияние в международном масштабе. Рейган
спросил меня, действительно ли президент Цзян Цзинго нуждался в приобретении
истребителей нового поколения. Цзян оказывал на него давление, добиваясь их
приобретения, в деликатный для Рейгана момент. Рейган был критично настроен
по отношению к Китайской Народной Республике во время избирательной
компании, и был известен как верный сторонник Тайваня. Я знал, что для него
было бы сложно внести неожиданные изменения в свою политику. Тем не менее,
разрешение на продажу Тайваню самолетов нового поколения привело бы к
ухудшению отношений с КНР. Я высказал свое мнение: поскольку КНР не
предоставляла угрозы Тайваню в настоящий момент, то имевшихся тогда у
Тайваня самолетов "Ф-5" было достаточно. Китай не занимался наращиванием
своих вооружений, Дэн Сяопин хотел улучшить снабжение китайцев
потребительскими товарами, потому что люди были деморализованы и лишены
предметов первой необходимости после десятилетия "культурной революции".
Тайваню следовало модернизировать свои самолеты не сейчас, а позднее.
За обедом к нам присоединились ключевые советники Рейгана: глава
аппарата администрации Джим Бэйкер (Jim Baker), шеф ЦРУ Билл Кейси (Bill
Casey), Майк Дивер, советник по национальной безопасности Ричард Аллен
(Richard Allen) и Каспар Уайнбергер (Caspar Weinberger), отвечавший за
вопросы обороны. Основным предметом их интереса был Китай: отношения Китая с
Тайванем и отношения Китая с Советским Союзом.
Он поинтересовался моим мнением об обращении КНР к Советскому Союзу по
поводу пограничных проблем между двумя странами, последовавшим немедленно
после визита Госсекретаря США Александра Хейга (Alexander Haig) в Пекин. С
моей точки зрения, это было шагом, который должен был продемонстрировать
США, что им не следовало воспринимать хорошие отношения с Китаем как нечто
само собой разумеющееся. Тем не менее, я не верил, что КНР и Советский Союз
могут далеко продвинуться в улучшении отношений, учитывая глубокие и
серьезные различия в интересах двух стран. Обе страны являлись
коммунистическими "евангелистами", боровшимися друг против друга за
поддержку стран "третьего мира". Кроме того, Дэн Сяопину приходилось
приспосабливаться к тем людям из своего окружения, которые не хотели слишком
близких отношений с Америкой. Я полагал, что Дэн Сяопин был достаточно
твердо настроен проводить политику, придававшую основной приоритет снабжению
населения потребительскими товарами, а не увеличению военных расходов.
Коснувшись волнений в Польше, Рейган сказал, что русских должно было
беспокоить перенапряжение ресурсов страны. Я сказал, что Советы были готовы
пожертвовать экономикой, чтобы спасти свою "империю, раскинувшуюся на
просторах Евразии". Слух Рейгана резануло слово "империя". Он сказал Ричарду
Аллену использовать это слово более часто, описывая советскую сферу влияния.
В своей следующей речи Рейган упомянул о Советах как об "империи зла".
В ходе последних 10 минут встречи, оставшись один на один, Рейган
попросил меня передать президенту Цзяну, чтобы тот не оказывал на него
давление по вопросу продажи высокотехнологичных вооружений в этот трудный
для Рейгана период времени. Он попросил меня заверить президента Цзяна
Цзинго, что он его не подведет. Рейган знал, что у меня с Цзяном были
близкие отношения, и это помогло бы смягчить то разочарование, которое было
бы вызвано его отказом. Я встретил Цзяна Цзинго через несколько дней и
передал ему слова Рейгана о том, что это был неподходящий момент для продажи
Тайваню таких высокотехнологичных вооружений как самолеты. Цзян спросил
меня, почему его хороший друг Рейган не мог ему помочь. Я рискнул
предположить, что Америка нуждалась в КНР для поддержания глобального
баланса сил с Советским Союзом. Страны Западной Европы и Япония не желали
тратить средства на вооружения в тех объемах, как того требовали США.
Поэтому Рейгана интересовало, нельзя ли было путем передачи незначительных
объемов военной технологии Китаю так модернизировать его военных потенциал,
чтобы вкупе с огромными людскими ресурсами Китая это позволило увеличить
давление на Советский Союз. Цзян согласился с этим. Он принял к сведению,
что у Рейгана существовала серьезная причина для отказа, и просил меня
передать ему, что он его понимает. Цзян был удовлетворен, он доверял
Рейгану.
Как и Цзян, Рейган полагался на интуицию: он либо верил человеку, либо
нет. Он также был глубоко и сильно преданным человеком, как по отношению к
своим друзьям, так и по отношению к своему делу. Его советники, включая
первого Госсекретаря США Александра Хейга, говорили ему о важности
использования коммунистического Китая в глобальной стратегии борьбы с
Советским Союзом. Он принял их анализ к сведению, но испытывал дискомфорт по
отношению к китайским коммунистам. Он унаследовал отношения с Китаем и знал,
что должен был их поддерживать.
Я уезжал их Вашингтона, чувствуя себя более уверено, чем во времена
президента Картера. Рейган заражал людей вокруг себя своим природным
оптимизмом и уверенностью в достижимости поставленных целей. Он с оптимизмом
смотрел на любую проблему и был готов защищать свои убеждения. Что было еще
более важным, он был способен вести за собой американский народ, зачастую
вопреки мнению средств массовой информации. Когда я написал ему письмо,
чтобы поблагодарить за обед, я получил от него содержательный ответ, в
котором, в частности, говорилось следующее: "Я хочу улучшить отношения США с
Китаем, и буду настойчиво работать, чтобы добиться этого, но не за счет
наших старых друзей на Тайване. Я также не хочу, чтобы вы, наши партнеры в
Юго-Восточной Азии, рассматривали наши отношения с Пекином как более важные
для США, чем отношения с вами". Когда его администрация обнародовала решение
США о продаже оружия Тайваню, то список вооружений не включал современных
истребителей на том основании, что у Тайваня "не было военной необходимости
в приобретении таких самолетов".
10 месяцев спустя, в апреле 1982 года, вице-президент Джордж Буш
(George Bush) встретился со мной в Сингапуре перед посещением Китая. Он
хотел узнать мое мнение относительно того, как подойти к проблеме отношений
между КНР и Тайванем. Я сказал, что эта проблема была исключительно сложной.
По моему мнению, китайские лидеры не верили, что этот визит мог ее
разрешить, но они придавали большое значение соблюдению формы. КНР подвергли
бы взгляды и характер Рейгана тщательному изучению. Они знали о его
многочисленных визитах на Тайвань и дружбе с президентом Цзян Цзинго. Из-за
этого для китайцев форма была так же важна, как и содержание. Они знали, что
им не удастся вернуть Тайвань на протяжении долгого времени. Несмотря на
это, чтобы избежать неприятностей, не следовало оспаривать тот принцип, что
Тайвань является частью Китая. Я был уверен в том, что Дэн Сяопин нуждался в
Америке. Он посетил Америку в 1979 году, чтобы нормализовать отношения,
потому что он нуждался в том, чтобы Америка была на стороне Китая, или, по
крайней мере, соблюдала нейтралитет в случае любого конфликта с Советским
Союзом. Дэн также знал, что он имел дело с таким твердым лидером как Рейган.