Страница:
Лозунгом, который У Не Вин выдвинул в качестве идеологической основы
Социалистической Республики Бирманский Союз (Socialist Republic of the Union
of Burma) был "Бирманский путь к социализму". Его политика была простой:
добиться самообеспечения и избавиться от индусов и китайцев, прибывших в
Бирму вместе с англичанами. Китайцы начали покидать страну еще при У Ну,
многие из них осели в Таиланде и Сингапуре. Индийцы, которых англичане
набирали на государственную службу, были многочисленны, но и их потихоньку
вытесняли.
Мое следующее посещение Рангуна состоялось в мае 1965 года, после
участия в конференции азиатских социалистов в Бомбее. У Не Вину понравилась
та часть моей речи, в которой я сказал: "Если мы будем смотреть на азиатские
проблемы бедности и отсталости через розовые очки западноевропейских
социалистов, то мы наверняка потерпим неудачу". Тогда я еще не знал,
насколько решительно он был настроен добиться самодостаточности Бирмы, чтобы
как можно меньше общаться с окружающим миром и вернуться к тому
романтическому, идиллическому прошлому, когда Бирма была богатой и ни в ком
не нуждалась.
Во время этого визита у меня состоялся незабываемый разговор с
дворецким в гостинице "Стрэнд" (Strand Hotel), - пожилым индусом в возрасте
около 60 лет, с седеющими волосами и бородой. Он принес мне завтрак и с
несчастным и удрученным видом сказал по-английски: "Сэр, сегодня - мой
последний день, завтра меня здесь уже не будет". Он сомневался, сможет ли
его помощник-бирманец подать мне такой же завтрак: английский чай с молоком
и сахаром, поджаренный хлеб и омлет. Я спросил его, почему он хотел уехать.
Он ответил мне: "Я вынужден уехать. Я родился в Бирме и прожил здесь всю
свою жизнь, но правительство хочет, чтобы все индусы уехали. Я не могу взять
с собой ничего, кроме небольшой суммы денег и личных вещей". Я спросил его,
куда он ехал. "В Индию", - ответил он. Я поинтересовался, были ли у него там
родственники, он ответил, что не было. Его бабушки и дедушки были привезены
в Бирму англичанами, а теперь правительство хотело отослать его обратно в
Индию. Относительно моего завтрака он оказался прав, - на следующий день
поднос уже не был таким чистым, а тосты не хрустели.
В тот же день, после обеда, мы играли с У Не Вином в гольф в бывшем
британском гольф клубе Рангуна. Это было необыкновенная игра. По обе стороны
каждой площадки, а также вокруг нас, четырех игроков, стояли солдаты с
дулами автоматов, направленными наружу. В те моменты, когда была не его
очередь бить по мячу, У Не Вин носил стальную каску. Не без колебаний я
поинтересовался, почему он так делал, и один из его министров, участвовавших
в игре, что-то пробормотал об угрозе покушения.
Когда У Не Вин посетил Сингапур в 1968 году, мы снова играли в гольф,
но он не заботился о безопасности и играл без стальной каски. Когда он снова
приехал с визитом в 1974 году, я предложил ему скоординировать нашу политику
и договориться с Соединенными Штатами, Советским Союзом и Китаем об их
присутствии в регионе, чтобы создать в нем некий баланс сил. Его это
совершенно не интересовало, - он предпочитал оставить решение этих вопросов
сверхдержавам.
В последний раз я посетил Рангун в январе 1986 года. У У Не Вина была
новая жена, доктор, хорошо образованная и намного моложе Китти, которая
умерла. У Не Вин прекрасно помнил события, случившиеся 15 и 30 лет назад. За
обедом я понял, что, несмотря на 20 лет застоя в экономике Бирмы, он
по-прежнему не доверял иностранным государствам. Он говорил о том, что
страна была втянута в борьбу "против тех элементов за пределами Бирмы,
которые хотели поживиться за счет страны, насколько это было возможно".
Было грустно видеть, что со времени моего последнего визита в 1965 году
Рангун стал выглядеть еще хуже. Новых дорог или зданий не было, все было в
очень плохом состоянии, а на главных дорогах были выбоины. Те немногие
автомобили, которые ездили по городу, были 50-ых-60-ых годов выпуска. Его
министры ничего не могли изменить в рамках проводимой им политики.
Выходившая на английском языке газета представляла собой одну полосу,
сложенную вчетверо, бирманская газета была несколько толще. Одежда служащих,
находившихся у знаменитой пагоды Шве Дагон (Shwe Dagon), была бедной и
поношенной. Насколько я смог разглядеть из окна своего автомобиля, полки
магазинов были пусты.
Когда премьер-министр Бирмы Маунг Маунг Ка (Maung Maung Kha) посетил
Сингапур в сентябре 1986 года, я постарался привлечь его внимание к развитию
туризма. Я привел в качестве примера статью, опубликованную в "Сингапур
америкэн" (Singapore American), - газете, издававшейся американской общиной
Сингапура, в которой два учителя американской школы описывали свой визит в
Рангун, Мандалай (Mandalay) и Паган (Pagan). Часть пути они проехали на
попутных машинах и отзывались о поездке, как о замечательном приключении. Я
предложил ему открыть Бирму, построить гостиницы и наладить безопасное
авиасообщение между Рангуном, Мандалаем и Паганом. Это привлекло бы
значительное количество туристов и принесло бы Бирме хорошие доходы. Он
внимательно выслушал, но ничего не сказал. Из этого ничего не получилось: У
Не Вин не хотел, чтобы иностранцы приезжали в Бирму.
Только в 1993 году, когда генерал-лейтенант Кин Ньюнт (Khin Nyunt),
который был одной из ключевых фигур в бирманском руководстве, встретился со
мной в Сингапуре, я обнаружил в нем отзывчивого лидера. Видимо, к этому
времени У Не Вин изменил свою позицию. Очевидно, У Не Вин отрекомендовал
меня как старого друга, потому что Кин Ньюнт спокойно слушал мои объяснения
относительно того, что Мьянме следовало приспособиться к изменившимся
международным условиям после окончания "холодной войны". Им следовало
открыть свою экономику и заняться развитием всей страны. Я привел в качестве
примера Китай и Вьетнам, которые были в прошлом закрытыми государствами, а
теперь развивали туризм и приглашали зарубежных инвесторов с целью создания
рабочих мест и повышения благосостояния страны.
Кин Ньюнт являлся тогда руководителем разведки и одной из ключевых
фигур военной хунты, носившей название Государственный совет по
восстановлению законности и порядка (ГСВЗП - State Law and Order Restoration
Council). Я предложил ему изменить политику по отношению к Аун Сан Су Ки
(Ong San Suu Kyi), дочери национального героя и первого премьера-министра
Бирмы. Она вышла замуж за англичанина, но вернулась в Бирму, чтобы
возглавить борьбу с военным правительством. Они не могли вечно удерживать ее
под домашним арестом, иначе она бы постоянно создавала проблемы для их
правительства.
Мьянма нуждалась в улучшении жизни своих людей, необходимо было ввести
в состав правительства способных людей, имевших опыт работы заграницей.
Правительство, состоящее из военных, никогда не сможет добиться успешного
развития экономики. Я предложил ему обеспечить условия для оказания
Сингапуром экономической помощи Мьянме. Если бы эти отношения и помощь были
направлены не на поддержание существующей системы, а на возврат Мьянмы к
нормальной жизни, это позволило бы Сингапуру оправдать отношения с Мьянмой
перед международным сообществом. Мой секретарь, присутствовавший на встрече,
чиновник министерства иностранных дел, отвечавший за отношения с Мьянмой,
опасался негативной реакции со стороны моего собеседника, и был приятно
удивлен, когда тот поблагодарил меня за высказанное мной "ценное мнение".
Когда генерал премьер-министр Мьянмы, председатель ГСВЗП Тан Шве (Than
Shwe), посетил Сингапур в июле 1995 года, я посоветовал ему посетить
Индонезию, чтобы изучить опыт перехода страны от правления военных, во главе
с генералом Сухарто, к системе выборной президентской власти. Конституция
Индонезии предоставляла армии возможность непосредственно оказывать влияние
на правительство через своих представителей в Законодательном собрании в
рамках так называемой двуфункциональной системы. Конституционная роль армии
заключалась также в обеспечении безопасности и территориальной целостности
страны. Выборы президента и депутатов Законодательного собрания проводились
каждые пять лет. Если Мьянма хотела стать похожей на другие страны
Юго-Восточной Азии, она должна была двигаться в том же направлении.
Я встретился с У Не Вином годом ранее, в 1994 году, когда он приехал в
Сингапур на лечение. Он говорил со мной о покое и ясности ума, которого он
добился путем медитации. На протяжении двух лет после ухода из правительства
в 1988 году он пребывал в мучениях, беспокоясь и переживая о том, что
происходило в стране. Затем, в 1990 году, он начал читать о медитации.
Теперь он медитировал по много часов в день: утром, после обеда и вечером.
Он определенно выглядел намного лучше, чем тот болезненный человек, с
которым я встречался в Рангуне в 1986 году. Он снова приехал в Сингапур в
1997 году, чтобы встретиться со своими докторами. В возрасте 86 лет он
выглядел даже лучше, чем во время своего последнего визита. В этот раз он
говорил только о медитации, давая мне советы по поводу улучшения моей
практики медитации. Я спросил его, не волнуется ли он о болезнях своих
близких, детей и внуков. Он ответил, что волнуется, но теперь он мог
контролировать, уменьшить и забыть эти страдания путем медитации. Я
поинтересовался, не переживает ли он, когда старые генералы спрашивают его
совета. У Не Вин ответил отрицательно, добавив, что когда генералы пытались
это делать, он сказал им никогда больше не говорить с ним о своих делах, ибо
он удалился от мирских проблем. Тем не менее, дипломаты говорили мне, что он
пользовался уважением и авторитетом среди военных и все еще мог оказывать
влияние на события.
Страны Запада, особенно США, считали, что экономические санкции
заставят военных передать власть Аун Сан Су Ки, которая получила Нобелевскую
премию мира за 1991 год. Я считал это маловероятным. Правительство являлось
единственным источником власти в Бирме с тех тор, как У Не Вин захватил
власть в 1962 году. Военных лидеров можно было бы убедить разделить власть с
гражданскими лицами и постепенно сделать правительство гражданским. Тем не
менее, если США или ООН не готовы послать вооруженные силы, чтобы сохранить
целостность страны, как они это делают в Боснии, управлять Мьянмой без армии
будет невозможно. Страны Запада проявляют недоумение по поводу
конструктивного подхода стран АСЕАН и были озадачены, когда Бирма была
принята в члены организации в июле 1997 года. Только есть ли у нас лучший
путь для того, чтобы помочь этой стране развиваться, открыться и постепенно
измениться? Силы ООН, наблюдавшие за проведением выборов в Камбодже, не
смогли добиться передачи власти победителю, потому что фактическое
правительство под руководством Хун Сена (Hun Sen) контролировало армию,
полицию и администрацию.
Генералы, в конечном итоге, будут вынуждены приспособиться и изменить
форму правления, сделав ее более похожей на правительства своих соседей по
АСЕАН. Это произойдет скорее, если их контакты с международным сообществом
расширятся.
Я предпочитаю вспоминать о Камбодже как об оазисе мира и процветания в
растерзанном войной Индокитае 60-ых годов. Чу и я впервые посетил столицу
Камбоджи Пномпень в 1962 году. Принц Нородом Сианук лично приветствовал нас
в аэропорту. Когда мы шли к автомобилям после осмотра почетного караула,
танцовщицы в национальных костюмах разбрасывали лепестки цветов по красному
ковру. Пномпень был похож на тихий, мирный провинциальный французский город.
К обсаженным деревьями широким бульварам, напоминавшим Елисейские поля
(Champs Elysees) в Париже, примыкали тенистые улицы. В центре города, на
главном перекрестке, площади Независимости, была даже построена
монументальная арка, некая кхмерская версия Триумфальной арки (Arc de
Triomphe) в Париже. Мы остановились во Дворце Правительства (Palais du
Gouvernement), который ранее являлся резиденцией французского
генерал-губернатора. Дворец стоял на берегу реки Меконг (Mekong). Сам Сианук
жил в старом дворце. Он устроил в нашу честь пышный ужин, а затем мы
полетели на его личном самолете советского производства осматривать Ангкор
Ват (Angkor Wat).
Сианук был необыкновенным человеком, - исключительно образованным,
жизнерадостным и полным энергии. Он обладал манерами образованного
французского джентльмена, со всеми сопутствующими жестами и манерами и
говорил по-английски с французским акцентом. Он был среднего роста,
несколько полным, у него было широкое лицо с ноздрями, напоминавшими
каменные изваяния в храмах вокруг Ангкор Вата. Он был прекрасным,
гостеприимным хозяином, который превращал каждый визит в запоминавшееся и
приятное событие. На банкетах, которые он устраивал, подавались прекрасные
блюда французской кухни, а сервировка стола и лучшие французские вина были
под стать им. Я вспоминаю о своей поездке в его дворец в столице провинции
Баттамбанг (Batambang). Когда мы подъехали к высокому крыльцу, типичному для
французских шато, невысокие охранники-камбоджийцы, которых черные,
сверкавшие высокие наполеоновские ботфорты и шлемы делали похожими на
карликов, отсалютовали нам сверкающими мечами. В роскошно обставленной
гостиной и банкетном зале работал кондиционер, играли европейский и
камбоджийский оркестр, присутствовали зарубежные дипломаты. Это был поистине
королевский прием.
Принц отличался переменчивостью нрава и чрезмерной чувствительностью к
критике. Он отвечал на каждую статью в прессе, в которой содержались любые
критические замечания в его адрес. Политика для него сводилась к прессе и
общественному мнению. Когда в 1970 году Сианук был свергнут с престола в
ходе переворота, он искал убежища в Пекине, ибо, по его словам, опасался за
свою жизнь. Я полагаю, что, вернись он тогда в Камбоджу, ни один солдат не
посмел бы выстрелить в него в аэропорту. Он был их королем-богом. Он
сохранял Камбоджу в качестве оазиса мира и изобилия в неспокойном,
разоренном войной Индокитае, поддерживая сомнительный баланс сил между
коммунистами и Западом. Принц пытался наладить дружественные отношения с
Китаем, найти там защиту и, в то же время, поддерживал связи с Западом при
посредничестве Франции. Когда он, вместо того, чтобы вернуться и бросить
вызов совершившим переворот мятежникам, остался в Пекине, старая Камбоджа
была разрушена.
Я снова встретился с ним, когда он приехал в Сингапур в сентябре 1981
года для переговоров о формировании коалиции с "красными кхмерами". Это был
уже другой Сианук. Он вернулся в Пномпень и стал пленником "красных
кхмеров". Он пережил страшное время, многие его дети и внуки были убиты Пол
Потом, и он сам опасался за свою жизнь. Того старого, бодрого Сианука больше
не было: его смех, голос, который становился высоким и пронзительным, когда
он возбуждался, его жесты, - все стало более приглушенным. Он был живой
трагедией, олицетворением того, что случилось с его страной и народом.
Китайцы спасли его как раз накануне захвата Пномпеня вьетнамцами в начале
1979 года. Он выступал перед Советом Безопасности ООН против вьетнамского
вторжения и стал международным символом кампучийского сопротивления. На
протяжении долгого времени он был неумолим и непреклонно выступал против
создания коалиционного правительства с "красными кхмерами".
После того как "красные кхмеры" оккупировали Пномпень, камбоджийцы, или
кампучийцы как они стали называть себя во время правления режима Пол Пота,
не проявляли активности в регионе. Старший министр Иенг Сари (Ieng Sari)
нанес мне визит в марте 1977 года. Он был мягким, круглолицым, полным
человеком и выглядел добряком, который мог бы нежно заботиться о младенцах.
Он был зятем и доверенным лицом печально известного Пол Пота, лидера
"красных кхмеров", уничтожившего от одного до двух миллионов человек из семи
миллионов жителей страны, включая большинство наиболее образованных и
способных кампучийцев. Он ничего не упомянул об этом геноциде, и я не стал
расспрашивать его. Он все равно стал бы отрицать сам факт геноцида, как это
делало радио "красных кхмеров". Иенг Сари был реалистом, - он хотел наладить
бартерную торговлю. Они нуждались в запасных частях для фабрик, насосах для
орошения и подвесных моторах для рыбацких лодок. В обмен он предложил рыбу
из Тонлесап (Tonle Sap), знаменитого озера в Кампучии, где после ежегодных
наводнений ловилась отличная рыба. Эта бартерная торговля не процветала (у
них были проблемы с доставкой), так что мы мало торговали и практически не
поддерживали никаких других отношений с ними.
В результате пограничных столкновений отношения между Вьетнамом и
Камбоджей ухудшились. Вьетнам напал на Камбоджу и захватил ее в январе 1979
года. Начиная с этого момента, Камбоджа существовала в моем сознании только
в результате нашей деятельности в ООН, направленной на то, чтобы собрать
необходимые голоса и предотвратить захват места Камбоджи в ООН марионеточным
вьетнамским правительством. Мы также поддерживали силы камбоджийского
сопротивления, действовавшие в районах, прилегавших к границе между
Камбоджей и Таиландом.
С 1981 по 1991 год я несколько раз встречался с сыном Сианука - принцем
Ранаритом (Ranariddh). Сианук поставил его во главе сил монархистов,
базировавшихся у границы Таиланда с Камбоджей. Ранарит напоминал своего отца
голосом, манерами, выражением лица и жестами. Он был ниже ростом, его кожа
была темнее, он обладал более ровным характером и был менее подвержен
минутным колебаниям настроения, но в целом был человеком того же склада. Как
и его отец, он бегло говорил по-французски и изучал право в университете
Лиона (Lyon), до тех пор, пока не стал во главе сил монархистов.
Когда в 80-ых годах я посетил их тренировочный лагерь на северо-востоке
Таиланда, то заметил, что войска были не слишком организованы, а боевой дух
отсутствовал. Это было все, чего Ранарит мог добиться, потому что и он, и
его офицеры и генералы проводили больше времени в Бангкоке, чем в лагере.
Поскольку мы поддерживали их оружием и средствами радиосвязи, я чувствовал
себя разочарованным. После подписания соглашения в 1991 году оказание помощи
Камбодже взяли на себя крупные доноры. Когда его партия победила на выборах,
организованных ООН в 1993 году, Ранарит стал первым премьер-министром, а Хун
Сен - вторым премьер-министром). Когда мы встретились в Сингапуре в августе
того же года, я предупредил его, что коалиция с Хун Сеном была делом
сомнительным. Армия, полиция и администрация подчинялись Хун Сену. Если
Ранарит хотел выжить, ему необходимо было подчинить себе часть офицеров
армии и полиции и некоторых провинциальных губернаторов. В том, чтобы носить
титул первого премьер-министра и назначить своего человека министром
обороны, было мало толку, ибо все офицеры и войска были лояльны по отношению
к Хун Сену. Он не принял мои слова близко к сердцу, очевидно, полагая, что
его королевская кровь гарантирует ему поддержку народа, и что он будет
незаменим.
Я встретился с Хун Сеном в Сингапуре в декабре того же года. Это был
человек совершенно иного склада, прошедший жестокую школу выживания в
условиях режима "красных кхмеров". Он был назначен вьетнамцами
премьер-министром в 80-ых годах, но оказался достаточно ловким, чтобы
дистанцироваться от них и стать приемлемым для американцев и европейцев. Он
произвел на меня впечатление человека сильного и безжалостного. Понимание
власти Хун Сеном соответствовало знаменитому выражению Мао о том, что
"власть происходит из дула винтовки", и он был решительно настроен удержать
ее. Когда в 1997 году силы "красных кхмеров" стали таять, а Ранарит не смог
больше блокироваться с ними, чтобы противостоять ему, Хун Сен сверг его и
взял в свои руки всю полноту власти, номинально оставаясь вторым
премьер-министром. Сианук снова стал королем после выборов 1993 года, но его
плохое здоровье и частые отлучки из Камбоджи для прохождения курса лечения
от рака в Пекине не позволили ему утвердиться на капитанском мостике, теперь
уже полностью занятом Хун Сеном и его армией.
Камбоджа напоминает фарфоровую вазу, которую разбили на мелкие кусочки.
Снова склеить ее будет тяжело, это потребует много времени. И как это всегда
бывает со склеенным фарфором, она не сможет противостоять давлению. Пол Пот
убил 90% представителей интеллигенции и специалистов; в стране отсутствует
согласованная администрация; люди так долго жили в условиях беззакония, что
больше не являются законопослушными и боятся только винтовки.
Народ Камбоджи потерпел поражение, страна опустошена, ее экономика
разрушена. Вступление Камбоджи в АСЕАН было отложено в связи с переворотом,
осуществленным Хун Сеном. В конце концов, Камбоджа была принята в
организацию в апреле 1999 года, потому что ни одна страна не хотела
израсходовать еще 2 миллиарда долларов для осуществления еще одной операции
ООН по проведению честных выборов. После переворота, совершенного Лон Нолом
(Lon Nol) в 1970 году, Камбоджа 27 лет находилась в состоянии войны. Ее
настоящие лидеры являются продуктом жестокой, бесконечной борьбы, в которой
противников или уничтожали, или нейтрализовывали. Это абсолютно безжалостные
люди, лишенные гуманных чувств. История жестоко обошлась с камбоджийцами.
АСЕАН была сформирована в августе 1967 года, в период, когда ситуация в
регионе отличалась большой неопределенностью. На лишенной всякой помпезности
церемонии подписании декларации в Бангкоке присутствовали министры
иностранных дел Индонезии, Малайзии, Филиппин, Сингапура и Таиланда. Война
во Вьетнаме начинала распространяться на Камбоджу, а коммунистические
повстанцы орудовали в регионе повсюду. Я не испытывал слишком большого
энтузиазма относительно достижения тех высоких целей, которые
провозглашались в декларации: ускорение экономического роста, обеспечение
социального прогресса, содействие культурному развитию, борьба за укрепление
мира и стабильности, развитие сотрудничества в сфере сельского хозяйства и
промышленности, расширение торговли. У организации также была цель, которая
не провозглашалась - усиление наших позиций путем укрепления солидарности,
чтобы противостоять тому вакууму власти, который мог образоваться в регионе
в результате приближавшегося вывода британских, а затем, возможно, и
американских войск. Индонезия также хотела заверить Малайзию и Сингапур, что
с окончанием эры Сукарно ее намерения стали мирными, и она отказывалась от
агрессивной политики, проводившейся Сукарно. Таиланд стремился развивать
более тесные связи с некоммунистическими соседями, которые являлись членами
Движения неприсоединения. Филиппины хотели создать форум, с которого они
смогли бы заявить о своих претензиях на Северный Борнео. Сингапур был
заинтересован в понимании и поддержке со стороны своих соседей с целью
укрепления стабильности и безопасности в регионе.
Прошло десять лет, пока наши действия стали согласованными и
целенаправленными, а лидеры и официальные лица государств поближе
познакомились и примерились друг к другу. У нас был общий враг -
коммунистическая угроза, проявлявшаяся в партизанском движении, получавшем
поддержку со стороны Северного Вьетнама, Китая и Советского Союза. Мы
нуждались в укреплении стабильности и ускорении экономического роста, чтобы
противостоять коммунистам и ликвидировать социальные и экономические условия
революции. Америка и Запад были готовы помочь нам.
Президент Индонезии Сухарто сыграл решающую роль в успешном развитии
АСЕАН. После нескольких казусов, случившихся из-за чрезмерной настойчивости
официальных лиц Индонезии, Сухарто полностью изменил подход к работе
организации. Его политика была диаметрально противоположна той, которую
проводила Индия в отношении стран Южно-азиатской ассоциации регионального
сотрудничества (South Asian Association for Regional Cooperation). При
Сухарто Индонезия не вела себя как гегемон, она не настаивала исключительно
на своей точке зрения, а принимала во внимание политику других членов
организации. Именно поэтому страны региона стали относиться к Индонезии как
к первой среди равных.
Несмотря на то, что АСЕАН провозгласила своей целью развитие
экономического, социального и культурного сотрудничества, все знали, что
прогресс в сфере экономического сотрудничества будет медленным. Мы
объединились, в основном, для достижения политических целей, - обеспечения
стабильности и безопасности в регионе. АСЕАН добилась успехов в создании
атмосферы стабильности и безопасности, но, как и ожидалось, осязаемых
результатов прогресса поначалу было немного. Когда я выступал с
приветственной речью на пятой встрече министров иностранных дел стран АСЕАН
в Сингапуре в апреле 1972 года, я привлек внимание участников к той огромной
разнице, которая существовала между большим числом предложенных и весьма
незначительным количеством реализованных проектов. Ежегодно мы принимали от
100 до 200 рекомендаций, из которых только 10-20 действительно выполнялись.
Захват коммунистами Сайгона в апреле 1975 года усилил чувство
Социалистической Республики Бирманский Союз (Socialist Republic of the Union
of Burma) был "Бирманский путь к социализму". Его политика была простой:
добиться самообеспечения и избавиться от индусов и китайцев, прибывших в
Бирму вместе с англичанами. Китайцы начали покидать страну еще при У Ну,
многие из них осели в Таиланде и Сингапуре. Индийцы, которых англичане
набирали на государственную службу, были многочисленны, но и их потихоньку
вытесняли.
Мое следующее посещение Рангуна состоялось в мае 1965 года, после
участия в конференции азиатских социалистов в Бомбее. У Не Вину понравилась
та часть моей речи, в которой я сказал: "Если мы будем смотреть на азиатские
проблемы бедности и отсталости через розовые очки западноевропейских
социалистов, то мы наверняка потерпим неудачу". Тогда я еще не знал,
насколько решительно он был настроен добиться самодостаточности Бирмы, чтобы
как можно меньше общаться с окружающим миром и вернуться к тому
романтическому, идиллическому прошлому, когда Бирма была богатой и ни в ком
не нуждалась.
Во время этого визита у меня состоялся незабываемый разговор с
дворецким в гостинице "Стрэнд" (Strand Hotel), - пожилым индусом в возрасте
около 60 лет, с седеющими волосами и бородой. Он принес мне завтрак и с
несчастным и удрученным видом сказал по-английски: "Сэр, сегодня - мой
последний день, завтра меня здесь уже не будет". Он сомневался, сможет ли
его помощник-бирманец подать мне такой же завтрак: английский чай с молоком
и сахаром, поджаренный хлеб и омлет. Я спросил его, почему он хотел уехать.
Он ответил мне: "Я вынужден уехать. Я родился в Бирме и прожил здесь всю
свою жизнь, но правительство хочет, чтобы все индусы уехали. Я не могу взять
с собой ничего, кроме небольшой суммы денег и личных вещей". Я спросил его,
куда он ехал. "В Индию", - ответил он. Я поинтересовался, были ли у него там
родственники, он ответил, что не было. Его бабушки и дедушки были привезены
в Бирму англичанами, а теперь правительство хотело отослать его обратно в
Индию. Относительно моего завтрака он оказался прав, - на следующий день
поднос уже не был таким чистым, а тосты не хрустели.
В тот же день, после обеда, мы играли с У Не Вином в гольф в бывшем
британском гольф клубе Рангуна. Это было необыкновенная игра. По обе стороны
каждой площадки, а также вокруг нас, четырех игроков, стояли солдаты с
дулами автоматов, направленными наружу. В те моменты, когда была не его
очередь бить по мячу, У Не Вин носил стальную каску. Не без колебаний я
поинтересовался, почему он так делал, и один из его министров, участвовавших
в игре, что-то пробормотал об угрозе покушения.
Когда У Не Вин посетил Сингапур в 1968 году, мы снова играли в гольф,
но он не заботился о безопасности и играл без стальной каски. Когда он снова
приехал с визитом в 1974 году, я предложил ему скоординировать нашу политику
и договориться с Соединенными Штатами, Советским Союзом и Китаем об их
присутствии в регионе, чтобы создать в нем некий баланс сил. Его это
совершенно не интересовало, - он предпочитал оставить решение этих вопросов
сверхдержавам.
В последний раз я посетил Рангун в январе 1986 года. У У Не Вина была
новая жена, доктор, хорошо образованная и намного моложе Китти, которая
умерла. У Не Вин прекрасно помнил события, случившиеся 15 и 30 лет назад. За
обедом я понял, что, несмотря на 20 лет застоя в экономике Бирмы, он
по-прежнему не доверял иностранным государствам. Он говорил о том, что
страна была втянута в борьбу "против тех элементов за пределами Бирмы,
которые хотели поживиться за счет страны, насколько это было возможно".
Было грустно видеть, что со времени моего последнего визита в 1965 году
Рангун стал выглядеть еще хуже. Новых дорог или зданий не было, все было в
очень плохом состоянии, а на главных дорогах были выбоины. Те немногие
автомобили, которые ездили по городу, были 50-ых-60-ых годов выпуска. Его
министры ничего не могли изменить в рамках проводимой им политики.
Выходившая на английском языке газета представляла собой одну полосу,
сложенную вчетверо, бирманская газета была несколько толще. Одежда служащих,
находившихся у знаменитой пагоды Шве Дагон (Shwe Dagon), была бедной и
поношенной. Насколько я смог разглядеть из окна своего автомобиля, полки
магазинов были пусты.
Когда премьер-министр Бирмы Маунг Маунг Ка (Maung Maung Kha) посетил
Сингапур в сентябре 1986 года, я постарался привлечь его внимание к развитию
туризма. Я привел в качестве примера статью, опубликованную в "Сингапур
америкэн" (Singapore American), - газете, издававшейся американской общиной
Сингапура, в которой два учителя американской школы описывали свой визит в
Рангун, Мандалай (Mandalay) и Паган (Pagan). Часть пути они проехали на
попутных машинах и отзывались о поездке, как о замечательном приключении. Я
предложил ему открыть Бирму, построить гостиницы и наладить безопасное
авиасообщение между Рангуном, Мандалаем и Паганом. Это привлекло бы
значительное количество туристов и принесло бы Бирме хорошие доходы. Он
внимательно выслушал, но ничего не сказал. Из этого ничего не получилось: У
Не Вин не хотел, чтобы иностранцы приезжали в Бирму.
Только в 1993 году, когда генерал-лейтенант Кин Ньюнт (Khin Nyunt),
который был одной из ключевых фигур в бирманском руководстве, встретился со
мной в Сингапуре, я обнаружил в нем отзывчивого лидера. Видимо, к этому
времени У Не Вин изменил свою позицию. Очевидно, У Не Вин отрекомендовал
меня как старого друга, потому что Кин Ньюнт спокойно слушал мои объяснения
относительно того, что Мьянме следовало приспособиться к изменившимся
международным условиям после окончания "холодной войны". Им следовало
открыть свою экономику и заняться развитием всей страны. Я привел в качестве
примера Китай и Вьетнам, которые были в прошлом закрытыми государствами, а
теперь развивали туризм и приглашали зарубежных инвесторов с целью создания
рабочих мест и повышения благосостояния страны.
Кин Ньюнт являлся тогда руководителем разведки и одной из ключевых
фигур военной хунты, носившей название Государственный совет по
восстановлению законности и порядка (ГСВЗП - State Law and Order Restoration
Council). Я предложил ему изменить политику по отношению к Аун Сан Су Ки
(Ong San Suu Kyi), дочери национального героя и первого премьера-министра
Бирмы. Она вышла замуж за англичанина, но вернулась в Бирму, чтобы
возглавить борьбу с военным правительством. Они не могли вечно удерживать ее
под домашним арестом, иначе она бы постоянно создавала проблемы для их
правительства.
Мьянма нуждалась в улучшении жизни своих людей, необходимо было ввести
в состав правительства способных людей, имевших опыт работы заграницей.
Правительство, состоящее из военных, никогда не сможет добиться успешного
развития экономики. Я предложил ему обеспечить условия для оказания
Сингапуром экономической помощи Мьянме. Если бы эти отношения и помощь были
направлены не на поддержание существующей системы, а на возврат Мьянмы к
нормальной жизни, это позволило бы Сингапуру оправдать отношения с Мьянмой
перед международным сообществом. Мой секретарь, присутствовавший на встрече,
чиновник министерства иностранных дел, отвечавший за отношения с Мьянмой,
опасался негативной реакции со стороны моего собеседника, и был приятно
удивлен, когда тот поблагодарил меня за высказанное мной "ценное мнение".
Когда генерал премьер-министр Мьянмы, председатель ГСВЗП Тан Шве (Than
Shwe), посетил Сингапур в июле 1995 года, я посоветовал ему посетить
Индонезию, чтобы изучить опыт перехода страны от правления военных, во главе
с генералом Сухарто, к системе выборной президентской власти. Конституция
Индонезии предоставляла армии возможность непосредственно оказывать влияние
на правительство через своих представителей в Законодательном собрании в
рамках так называемой двуфункциональной системы. Конституционная роль армии
заключалась также в обеспечении безопасности и территориальной целостности
страны. Выборы президента и депутатов Законодательного собрания проводились
каждые пять лет. Если Мьянма хотела стать похожей на другие страны
Юго-Восточной Азии, она должна была двигаться в том же направлении.
Я встретился с У Не Вином годом ранее, в 1994 году, когда он приехал в
Сингапур на лечение. Он говорил со мной о покое и ясности ума, которого он
добился путем медитации. На протяжении двух лет после ухода из правительства
в 1988 году он пребывал в мучениях, беспокоясь и переживая о том, что
происходило в стране. Затем, в 1990 году, он начал читать о медитации.
Теперь он медитировал по много часов в день: утром, после обеда и вечером.
Он определенно выглядел намного лучше, чем тот болезненный человек, с
которым я встречался в Рангуне в 1986 году. Он снова приехал в Сингапур в
1997 году, чтобы встретиться со своими докторами. В возрасте 86 лет он
выглядел даже лучше, чем во время своего последнего визита. В этот раз он
говорил только о медитации, давая мне советы по поводу улучшения моей
практики медитации. Я спросил его, не волнуется ли он о болезнях своих
близких, детей и внуков. Он ответил, что волнуется, но теперь он мог
контролировать, уменьшить и забыть эти страдания путем медитации. Я
поинтересовался, не переживает ли он, когда старые генералы спрашивают его
совета. У Не Вин ответил отрицательно, добавив, что когда генералы пытались
это делать, он сказал им никогда больше не говорить с ним о своих делах, ибо
он удалился от мирских проблем. Тем не менее, дипломаты говорили мне, что он
пользовался уважением и авторитетом среди военных и все еще мог оказывать
влияние на события.
Страны Запада, особенно США, считали, что экономические санкции
заставят военных передать власть Аун Сан Су Ки, которая получила Нобелевскую
премию мира за 1991 год. Я считал это маловероятным. Правительство являлось
единственным источником власти в Бирме с тех тор, как У Не Вин захватил
власть в 1962 году. Военных лидеров можно было бы убедить разделить власть с
гражданскими лицами и постепенно сделать правительство гражданским. Тем не
менее, если США или ООН не готовы послать вооруженные силы, чтобы сохранить
целостность страны, как они это делают в Боснии, управлять Мьянмой без армии
будет невозможно. Страны Запада проявляют недоумение по поводу
конструктивного подхода стран АСЕАН и были озадачены, когда Бирма была
принята в члены организации в июле 1997 года. Только есть ли у нас лучший
путь для того, чтобы помочь этой стране развиваться, открыться и постепенно
измениться? Силы ООН, наблюдавшие за проведением выборов в Камбодже, не
смогли добиться передачи власти победителю, потому что фактическое
правительство под руководством Хун Сена (Hun Sen) контролировало армию,
полицию и администрацию.
Генералы, в конечном итоге, будут вынуждены приспособиться и изменить
форму правления, сделав ее более похожей на правительства своих соседей по
АСЕАН. Это произойдет скорее, если их контакты с международным сообществом
расширятся.
Я предпочитаю вспоминать о Камбодже как об оазисе мира и процветания в
растерзанном войной Индокитае 60-ых годов. Чу и я впервые посетил столицу
Камбоджи Пномпень в 1962 году. Принц Нородом Сианук лично приветствовал нас
в аэропорту. Когда мы шли к автомобилям после осмотра почетного караула,
танцовщицы в национальных костюмах разбрасывали лепестки цветов по красному
ковру. Пномпень был похож на тихий, мирный провинциальный французский город.
К обсаженным деревьями широким бульварам, напоминавшим Елисейские поля
(Champs Elysees) в Париже, примыкали тенистые улицы. В центре города, на
главном перекрестке, площади Независимости, была даже построена
монументальная арка, некая кхмерская версия Триумфальной арки (Arc de
Triomphe) в Париже. Мы остановились во Дворце Правительства (Palais du
Gouvernement), который ранее являлся резиденцией французского
генерал-губернатора. Дворец стоял на берегу реки Меконг (Mekong). Сам Сианук
жил в старом дворце. Он устроил в нашу честь пышный ужин, а затем мы
полетели на его личном самолете советского производства осматривать Ангкор
Ват (Angkor Wat).
Сианук был необыкновенным человеком, - исключительно образованным,
жизнерадостным и полным энергии. Он обладал манерами образованного
французского джентльмена, со всеми сопутствующими жестами и манерами и
говорил по-английски с французским акцентом. Он был среднего роста,
несколько полным, у него было широкое лицо с ноздрями, напоминавшими
каменные изваяния в храмах вокруг Ангкор Вата. Он был прекрасным,
гостеприимным хозяином, который превращал каждый визит в запоминавшееся и
приятное событие. На банкетах, которые он устраивал, подавались прекрасные
блюда французской кухни, а сервировка стола и лучшие французские вина были
под стать им. Я вспоминаю о своей поездке в его дворец в столице провинции
Баттамбанг (Batambang). Когда мы подъехали к высокому крыльцу, типичному для
французских шато, невысокие охранники-камбоджийцы, которых черные,
сверкавшие высокие наполеоновские ботфорты и шлемы делали похожими на
карликов, отсалютовали нам сверкающими мечами. В роскошно обставленной
гостиной и банкетном зале работал кондиционер, играли европейский и
камбоджийский оркестр, присутствовали зарубежные дипломаты. Это был поистине
королевский прием.
Принц отличался переменчивостью нрава и чрезмерной чувствительностью к
критике. Он отвечал на каждую статью в прессе, в которой содержались любые
критические замечания в его адрес. Политика для него сводилась к прессе и
общественному мнению. Когда в 1970 году Сианук был свергнут с престола в
ходе переворота, он искал убежища в Пекине, ибо, по его словам, опасался за
свою жизнь. Я полагаю, что, вернись он тогда в Камбоджу, ни один солдат не
посмел бы выстрелить в него в аэропорту. Он был их королем-богом. Он
сохранял Камбоджу в качестве оазиса мира и изобилия в неспокойном,
разоренном войной Индокитае, поддерживая сомнительный баланс сил между
коммунистами и Западом. Принц пытался наладить дружественные отношения с
Китаем, найти там защиту и, в то же время, поддерживал связи с Западом при
посредничестве Франции. Когда он, вместо того, чтобы вернуться и бросить
вызов совершившим переворот мятежникам, остался в Пекине, старая Камбоджа
была разрушена.
Я снова встретился с ним, когда он приехал в Сингапур в сентябре 1981
года для переговоров о формировании коалиции с "красными кхмерами". Это был
уже другой Сианук. Он вернулся в Пномпень и стал пленником "красных
кхмеров". Он пережил страшное время, многие его дети и внуки были убиты Пол
Потом, и он сам опасался за свою жизнь. Того старого, бодрого Сианука больше
не было: его смех, голос, который становился высоким и пронзительным, когда
он возбуждался, его жесты, - все стало более приглушенным. Он был живой
трагедией, олицетворением того, что случилось с его страной и народом.
Китайцы спасли его как раз накануне захвата Пномпеня вьетнамцами в начале
1979 года. Он выступал перед Советом Безопасности ООН против вьетнамского
вторжения и стал международным символом кампучийского сопротивления. На
протяжении долгого времени он был неумолим и непреклонно выступал против
создания коалиционного правительства с "красными кхмерами".
После того как "красные кхмеры" оккупировали Пномпень, камбоджийцы, или
кампучийцы как они стали называть себя во время правления режима Пол Пота,
не проявляли активности в регионе. Старший министр Иенг Сари (Ieng Sari)
нанес мне визит в марте 1977 года. Он был мягким, круглолицым, полным
человеком и выглядел добряком, который мог бы нежно заботиться о младенцах.
Он был зятем и доверенным лицом печально известного Пол Пота, лидера
"красных кхмеров", уничтожившего от одного до двух миллионов человек из семи
миллионов жителей страны, включая большинство наиболее образованных и
способных кампучийцев. Он ничего не упомянул об этом геноциде, и я не стал
расспрашивать его. Он все равно стал бы отрицать сам факт геноцида, как это
делало радио "красных кхмеров". Иенг Сари был реалистом, - он хотел наладить
бартерную торговлю. Они нуждались в запасных частях для фабрик, насосах для
орошения и подвесных моторах для рыбацких лодок. В обмен он предложил рыбу
из Тонлесап (Tonle Sap), знаменитого озера в Кампучии, где после ежегодных
наводнений ловилась отличная рыба. Эта бартерная торговля не процветала (у
них были проблемы с доставкой), так что мы мало торговали и практически не
поддерживали никаких других отношений с ними.
В результате пограничных столкновений отношения между Вьетнамом и
Камбоджей ухудшились. Вьетнам напал на Камбоджу и захватил ее в январе 1979
года. Начиная с этого момента, Камбоджа существовала в моем сознании только
в результате нашей деятельности в ООН, направленной на то, чтобы собрать
необходимые голоса и предотвратить захват места Камбоджи в ООН марионеточным
вьетнамским правительством. Мы также поддерживали силы камбоджийского
сопротивления, действовавшие в районах, прилегавших к границе между
Камбоджей и Таиландом.
С 1981 по 1991 год я несколько раз встречался с сыном Сианука - принцем
Ранаритом (Ranariddh). Сианук поставил его во главе сил монархистов,
базировавшихся у границы Таиланда с Камбоджей. Ранарит напоминал своего отца
голосом, манерами, выражением лица и жестами. Он был ниже ростом, его кожа
была темнее, он обладал более ровным характером и был менее подвержен
минутным колебаниям настроения, но в целом был человеком того же склада. Как
и его отец, он бегло говорил по-французски и изучал право в университете
Лиона (Lyon), до тех пор, пока не стал во главе сил монархистов.
Когда в 80-ых годах я посетил их тренировочный лагерь на северо-востоке
Таиланда, то заметил, что войска были не слишком организованы, а боевой дух
отсутствовал. Это было все, чего Ранарит мог добиться, потому что и он, и
его офицеры и генералы проводили больше времени в Бангкоке, чем в лагере.
Поскольку мы поддерживали их оружием и средствами радиосвязи, я чувствовал
себя разочарованным. После подписания соглашения в 1991 году оказание помощи
Камбодже взяли на себя крупные доноры. Когда его партия победила на выборах,
организованных ООН в 1993 году, Ранарит стал первым премьер-министром, а Хун
Сен - вторым премьер-министром). Когда мы встретились в Сингапуре в августе
того же года, я предупредил его, что коалиция с Хун Сеном была делом
сомнительным. Армия, полиция и администрация подчинялись Хун Сену. Если
Ранарит хотел выжить, ему необходимо было подчинить себе часть офицеров
армии и полиции и некоторых провинциальных губернаторов. В том, чтобы носить
титул первого премьер-министра и назначить своего человека министром
обороны, было мало толку, ибо все офицеры и войска были лояльны по отношению
к Хун Сену. Он не принял мои слова близко к сердцу, очевидно, полагая, что
его королевская кровь гарантирует ему поддержку народа, и что он будет
незаменим.
Я встретился с Хун Сеном в Сингапуре в декабре того же года. Это был
человек совершенно иного склада, прошедший жестокую школу выживания в
условиях режима "красных кхмеров". Он был назначен вьетнамцами
премьер-министром в 80-ых годах, но оказался достаточно ловким, чтобы
дистанцироваться от них и стать приемлемым для американцев и европейцев. Он
произвел на меня впечатление человека сильного и безжалостного. Понимание
власти Хун Сеном соответствовало знаменитому выражению Мао о том, что
"власть происходит из дула винтовки", и он был решительно настроен удержать
ее. Когда в 1997 году силы "красных кхмеров" стали таять, а Ранарит не смог
больше блокироваться с ними, чтобы противостоять ему, Хун Сен сверг его и
взял в свои руки всю полноту власти, номинально оставаясь вторым
премьер-министром. Сианук снова стал королем после выборов 1993 года, но его
плохое здоровье и частые отлучки из Камбоджи для прохождения курса лечения
от рака в Пекине не позволили ему утвердиться на капитанском мостике, теперь
уже полностью занятом Хун Сеном и его армией.
Камбоджа напоминает фарфоровую вазу, которую разбили на мелкие кусочки.
Снова склеить ее будет тяжело, это потребует много времени. И как это всегда
бывает со склеенным фарфором, она не сможет противостоять давлению. Пол Пот
убил 90% представителей интеллигенции и специалистов; в стране отсутствует
согласованная администрация; люди так долго жили в условиях беззакония, что
больше не являются законопослушными и боятся только винтовки.
Народ Камбоджи потерпел поражение, страна опустошена, ее экономика
разрушена. Вступление Камбоджи в АСЕАН было отложено в связи с переворотом,
осуществленным Хун Сеном. В конце концов, Камбоджа была принята в
организацию в апреле 1999 года, потому что ни одна страна не хотела
израсходовать еще 2 миллиарда долларов для осуществления еще одной операции
ООН по проведению честных выборов. После переворота, совершенного Лон Нолом
(Lon Nol) в 1970 году, Камбоджа 27 лет находилась в состоянии войны. Ее
настоящие лидеры являются продуктом жестокой, бесконечной борьбы, в которой
противников или уничтожали, или нейтрализовывали. Это абсолютно безжалостные
люди, лишенные гуманных чувств. История жестоко обошлась с камбоджийцами.
АСЕАН была сформирована в августе 1967 года, в период, когда ситуация в
регионе отличалась большой неопределенностью. На лишенной всякой помпезности
церемонии подписании декларации в Бангкоке присутствовали министры
иностранных дел Индонезии, Малайзии, Филиппин, Сингапура и Таиланда. Война
во Вьетнаме начинала распространяться на Камбоджу, а коммунистические
повстанцы орудовали в регионе повсюду. Я не испытывал слишком большого
энтузиазма относительно достижения тех высоких целей, которые
провозглашались в декларации: ускорение экономического роста, обеспечение
социального прогресса, содействие культурному развитию, борьба за укрепление
мира и стабильности, развитие сотрудничества в сфере сельского хозяйства и
промышленности, расширение торговли. У организации также была цель, которая
не провозглашалась - усиление наших позиций путем укрепления солидарности,
чтобы противостоять тому вакууму власти, который мог образоваться в регионе
в результате приближавшегося вывода британских, а затем, возможно, и
американских войск. Индонезия также хотела заверить Малайзию и Сингапур, что
с окончанием эры Сукарно ее намерения стали мирными, и она отказывалась от
агрессивной политики, проводившейся Сукарно. Таиланд стремился развивать
более тесные связи с некоммунистическими соседями, которые являлись членами
Движения неприсоединения. Филиппины хотели создать форум, с которого они
смогли бы заявить о своих претензиях на Северный Борнео. Сингапур был
заинтересован в понимании и поддержке со стороны своих соседей с целью
укрепления стабильности и безопасности в регионе.
Прошло десять лет, пока наши действия стали согласованными и
целенаправленными, а лидеры и официальные лица государств поближе
познакомились и примерились друг к другу. У нас был общий враг -
коммунистическая угроза, проявлявшаяся в партизанском движении, получавшем
поддержку со стороны Северного Вьетнама, Китая и Советского Союза. Мы
нуждались в укреплении стабильности и ускорении экономического роста, чтобы
противостоять коммунистам и ликвидировать социальные и экономические условия
революции. Америка и Запад были готовы помочь нам.
Президент Индонезии Сухарто сыграл решающую роль в успешном развитии
АСЕАН. После нескольких казусов, случившихся из-за чрезмерной настойчивости
официальных лиц Индонезии, Сухарто полностью изменил подход к работе
организации. Его политика была диаметрально противоположна той, которую
проводила Индия в отношении стран Южно-азиатской ассоциации регионального
сотрудничества (South Asian Association for Regional Cooperation). При
Сухарто Индонезия не вела себя как гегемон, она не настаивала исключительно
на своей точке зрения, а принимала во внимание политику других членов
организации. Именно поэтому страны региона стали относиться к Индонезии как
к первой среди равных.
Несмотря на то, что АСЕАН провозгласила своей целью развитие
экономического, социального и культурного сотрудничества, все знали, что
прогресс в сфере экономического сотрудничества будет медленным. Мы
объединились, в основном, для достижения политических целей, - обеспечения
стабильности и безопасности в регионе. АСЕАН добилась успехов в создании
атмосферы стабильности и безопасности, но, как и ожидалось, осязаемых
результатов прогресса поначалу было немного. Когда я выступал с
приветственной речью на пятой встрече министров иностранных дел стран АСЕАН
в Сингапуре в апреле 1972 года, я привлек внимание участников к той огромной
разнице, которая существовала между большим числом предложенных и весьма
незначительным количеством реализованных проектов. Ежегодно мы принимали от
100 до 200 рекомендаций, из которых только 10-20 действительно выполнялись.
Захват коммунистами Сайгона в апреле 1975 года усилил чувство