Страница:
— А если я не буду учить тебя? Не буду учить Двуживущего? Ведь так я повлияю на тебя? На того, кто не принадлежит Миру…
И это будет означать, что Мир все-таки влияет на тебя с моей помощью. Ты зависим от меня. От Мира.
Глеб хмыкнул, не зная, что возразить на это.
— Я могу тебя учить, — размышлял гоблин дальше, — а могу не учить. Я волен сделать выбор. И ничто не управляет мной в принятии этого решения. Только я сам…
Глеб встал, подошел поближе к костру, присел перед огнем на корточки. Кривым сучком стал шевелить прогорающие угли, сгребая их в кучу, мешая пепел, пробуждая рои багровых искр. Стрельнуло еще не сгоревшее полено, выбросив далеко на траву пламенеющий угольный кубик. Маленькая звездочка, отгорженная костром, какое-то время светилась, постепенно затухая, и вскоре умерла окончательно, потерявшись во тьме.
— Вот так и мы иногда, — задумчиво сказал Уот. — Живем, подпитываясь друг от друга теплом, а потом что-то нас вышвыривает, и мы медленно гаснем.
— А ты сегодня невесел, — Глеб вернулся на свое место, сел, спиной опершись на неудобный ствол дерева, — и склонен к философствованию.
Уот промолчал, даже не стал уточнять, что означает это длинное незнакомое слово. Затем спросил, совершенно не в тему:
— Почему мы прячемся, Глеб?
— Мы? Прячемся?
— Мы — гоблины. От кого мы скрываемся в лесу? Неужели от вас, отДвуживущих?
—Да.
— Разве ваши воины сильней наших?
—Да.
— Ноты…
— Я Новорожденный. Я еще слаб.
— Ты не слаб, — Уот покачал головой, — ты сильней меня, может быть, даже сильнее Мудрейшего. Но ты слишком неуклюж и потому безопасен… Ваши воины все такие неловкие? Я редко встречался с людьми.
— Ты прав, гоблины двигаются быстрее. Но обычно побеждает не быстрейший.
— А кто?
—Двуживущий.
Уот удивленно посмотрел на Глеба, спросил осторожно:
—Почему?
— Не знаю, — честно ответил человек. И гоблин надолго погрузился в радумья.
— Вы разобщены, — наконец сказал Уот. — Вы живете порознь, каждый существует только ради себя, но вы всегда следуете друг за другом. Держитесь вместе. Это странно. Ведь если вам нравится жить поодиночке, то зачем же преследовать друг друга?.. Объясни, Глеб.
— Не знаю. Все зависит от обстоятельств.
— Мудрейший говорит, — подала голос Лина, — что Двуживушие боятся не одиночества, а себя.
— Разве может что-то напугать бессмертного?
Вопрос повис в воздухе.
Глеб уже спал.
Лина встала, отряхнулась:
— Надо идти.
— Подожди, я провожу тебя. — Уот поворошил костер, сунул в огонь короткое бревно. На мгновение остановился возле Глеба, заглянул в безмятежное лицо спящего человека — странное лицо, уродливое, плоское: высокий лоб, длинный тонкий нос, выдающийся вперед подбородок, крохотный рот… И эта бледная кожа.
А волосы! Бр-р! Догадывается ли Двуживущий о своем уродстве?
— Ты идешь, Уот?
— Да-да.
Гоблин подхватил с земли свое копье и бросился догонять девушку.
Изнуряющую жару сменили дожди.
Лес пропитался влагой. Чавкал под ногами сырой мох, по листьям стекали жидкие бисеринки, утром по низинам стелился густой туман. Было промозгло и зябко.
Глеб ежился возле чадящего костра, когда из леса вышла толпа незнакомых гоблинов. Изможденные и промокшие, они встали на дальнем краю селения и стали озираться, тихо переговариваясь меж собой. Их было много. И морщинистые старики с побуревшей кожей, и покрытые шрамами воины, и уставшие до изнеможения женщины, и тихие испуганныедети. Глеб затаился за кустами, прикрывающими его шалаш, и стал наблюдать.
Гоблины долго топтались в нерешительности, затем один из них, по-видимому главный, вышел на середину поляны и что-то крикнул, громко и гортанно. Тотчас приоткрылся люк одной из землянок, оттуда выглянул кто-то знакомый — завеса дождя не дала увидеть, кто именно, он тоже закричал что-то, и захлопали крышками лазы, и на улицу под моросящий дождь полезли из-под земли гоблины, и крики заглушили шепот дождя, и непонятно было, чего в этих криках больше — горя или радости. Гоблины обнимались, плакали, взрыкивали, галдели и наперебой говорили. Глеб ничего не понимал.
Выкарабкался из землянки гигант-шаман. Он подошел к предводителю пришельцев и протянул руку. Гомон стих, все смотрели на тихо говорящих меж собой вождей.
Шаман и предводитель закончили говорить, обнюхали друг друга и склонили головы. Сразу все радостно загалдели и стали кучками разбредаться по деревне.
Глеб выпрямился и вышел из-за кустов.
Его заметили не сразу. Вскрикнула женщина, несущая за спиной спеленатого младенца, и мгновенно незнакомые гоблины напряглись, выставили перед собой оружие, оскалились на него, и в их глазах Глеб увидел страх. Страх загнанного в угол зверя.
Он растерянно остановился, не зная, как вести себя дальше.
Недовольно зыркнул на него шаман, махнул рукой — мол, уйди пока, и стал говорить с новоприбывшими. До Глеба доносились лишь обрывки фраз:
— …наш… он один… уйдет… нет, не надо… без злобы… нет… не надо… я сказал…
Гоблины настороженно косились на человека, но копья опустили. Шаман еще что-то говорил, обращаясь больше к предводителю, но Глеб уже ничего не слышал. Он пошел к своему шалашу. Костер погас, дрова промокли, настроение испортилось окончательно, и Глеб стал старательно затачивать плоским шершавым камнем наконечник своего копья. Поглощенный этим занятием, он не заметил, как к нему, ступая совершенно бесшумно, подошел шаман.
— Надо поговорить, — сказал он, и Глеб вздрогнул от неожиданности.
— Садись. — Глеб отложил копье и подвинулся, освобождая место под навесом. Нечасто шаман удостаивал человека своим визитом, а тем более общением.
Гоблин сел и долго молчал.
— Ты много прожил с нами, — наконец сказал он, — мы не дали тебе погибнуть, мы кормили тебя, мы дали тебе оружие, мы с сделали из тебя воина… — Шаман опять надолго замолчал. — Но теперь ты должен уйти… Те, кто пришел… Это наши сородичи из племени, где был вождем мой троюродный брат. Люди уничтожили их деревню на равнинах, и они пришли к нам в Лес. Они мои братья, и я говорю, что ты должен уйти. Иначе я не ручаюсь за твою жизнь. И я не хочу раскола племени… Ты уйдешь завтра. Уот выведет тебя из леса… Ты человек, Двуживущий, и твое место там. Но помни свое обещание! — Шаман замолчал, тяжело, дыша и клокоча горлом. — Я стар, но я вижу — и в этом моя сила. Бездеятельная сила… Я вижу пути этого Мира, но не могу с ними ничего поделать… Выбрав путь, ты уже не можешь его изменить… — Он невесело усмехнулся. Глеб внимательно слушал сбивчивые слова шамана. — Я помогу тебе еще раз, — гоблин поднял копье и стал гладить древко рукой, — я сделаю дерево крепче камня, и железо будет ломаться о него, но обещай, что копье это никогда не пронзит гоблина.
— Хорошо, шаман, я обещаю.
— Я верю тебе… Странно, но я верю тебе, Двуживущий. Возможно, потому, что у тебя есть цель… Завтра ты уйдешь… Прощай…
Старый гоблин поднялся, опираясь на копье, и беззвучно растворился во влажном лесу. Глеб долго смотрел в темноту кустов, туда, где скрылся шаман, и почему-то ему было жаль этого сгорбленного гиганта.
Глава 4Город просыпался раньше, чем его жители.
И это будет означать, что Мир все-таки влияет на тебя с моей помощью. Ты зависим от меня. От Мира.
Глеб хмыкнул, не зная, что возразить на это.
— Я могу тебя учить, — размышлял гоблин дальше, — а могу не учить. Я волен сделать выбор. И ничто не управляет мной в принятии этого решения. Только я сам…
Глеб встал, подошел поближе к костру, присел перед огнем на корточки. Кривым сучком стал шевелить прогорающие угли, сгребая их в кучу, мешая пепел, пробуждая рои багровых искр. Стрельнуло еще не сгоревшее полено, выбросив далеко на траву пламенеющий угольный кубик. Маленькая звездочка, отгорженная костром, какое-то время светилась, постепенно затухая, и вскоре умерла окончательно, потерявшись во тьме.
— Вот так и мы иногда, — задумчиво сказал Уот. — Живем, подпитываясь друг от друга теплом, а потом что-то нас вышвыривает, и мы медленно гаснем.
— А ты сегодня невесел, — Глеб вернулся на свое место, сел, спиной опершись на неудобный ствол дерева, — и склонен к философствованию.
Уот промолчал, даже не стал уточнять, что означает это длинное незнакомое слово. Затем спросил, совершенно не в тему:
— Почему мы прячемся, Глеб?
— Мы? Прячемся?
— Мы — гоблины. От кого мы скрываемся в лесу? Неужели от вас, отДвуживущих?
—Да.
— Разве ваши воины сильней наших?
—Да.
— Ноты…
— Я Новорожденный. Я еще слаб.
— Ты не слаб, — Уот покачал головой, — ты сильней меня, может быть, даже сильнее Мудрейшего. Но ты слишком неуклюж и потому безопасен… Ваши воины все такие неловкие? Я редко встречался с людьми.
— Ты прав, гоблины двигаются быстрее. Но обычно побеждает не быстрейший.
— А кто?
—Двуживущий.
Уот удивленно посмотрел на Глеба, спросил осторожно:
—Почему?
— Не знаю, — честно ответил человек. И гоблин надолго погрузился в радумья.
— Вы разобщены, — наконец сказал Уот. — Вы живете порознь, каждый существует только ради себя, но вы всегда следуете друг за другом. Держитесь вместе. Это странно. Ведь если вам нравится жить поодиночке, то зачем же преследовать друг друга?.. Объясни, Глеб.
— Не знаю. Все зависит от обстоятельств.
— Мудрейший говорит, — подала голос Лина, — что Двуживушие боятся не одиночества, а себя.
— Разве может что-то напугать бессмертного?
Вопрос повис в воздухе.
Глеб уже спал.
Лина встала, отряхнулась:
— Надо идти.
— Подожди, я провожу тебя. — Уот поворошил костер, сунул в огонь короткое бревно. На мгновение остановился возле Глеба, заглянул в безмятежное лицо спящего человека — странное лицо, уродливое, плоское: высокий лоб, длинный тонкий нос, выдающийся вперед подбородок, крохотный рот… И эта бледная кожа.
А волосы! Бр-р! Догадывается ли Двуживущий о своем уродстве?
— Ты идешь, Уот?
— Да-да.
Гоблин подхватил с земли свое копье и бросился догонять девушку.
Изнуряющую жару сменили дожди.
Лес пропитался влагой. Чавкал под ногами сырой мох, по листьям стекали жидкие бисеринки, утром по низинам стелился густой туман. Было промозгло и зябко.
Глеб ежился возле чадящего костра, когда из леса вышла толпа незнакомых гоблинов. Изможденные и промокшие, они встали на дальнем краю селения и стали озираться, тихо переговариваясь меж собой. Их было много. И морщинистые старики с побуревшей кожей, и покрытые шрамами воины, и уставшие до изнеможения женщины, и тихие испуганныедети. Глеб затаился за кустами, прикрывающими его шалаш, и стал наблюдать.
Гоблины долго топтались в нерешительности, затем один из них, по-видимому главный, вышел на середину поляны и что-то крикнул, громко и гортанно. Тотчас приоткрылся люк одной из землянок, оттуда выглянул кто-то знакомый — завеса дождя не дала увидеть, кто именно, он тоже закричал что-то, и захлопали крышками лазы, и на улицу под моросящий дождь полезли из-под земли гоблины, и крики заглушили шепот дождя, и непонятно было, чего в этих криках больше — горя или радости. Гоблины обнимались, плакали, взрыкивали, галдели и наперебой говорили. Глеб ничего не понимал.
Выкарабкался из землянки гигант-шаман. Он подошел к предводителю пришельцев и протянул руку. Гомон стих, все смотрели на тихо говорящих меж собой вождей.
Шаман и предводитель закончили говорить, обнюхали друг друга и склонили головы. Сразу все радостно загалдели и стали кучками разбредаться по деревне.
Глеб выпрямился и вышел из-за кустов.
Его заметили не сразу. Вскрикнула женщина, несущая за спиной спеленатого младенца, и мгновенно незнакомые гоблины напряглись, выставили перед собой оружие, оскалились на него, и в их глазах Глеб увидел страх. Страх загнанного в угол зверя.
Он растерянно остановился, не зная, как вести себя дальше.
Недовольно зыркнул на него шаман, махнул рукой — мол, уйди пока, и стал говорить с новоприбывшими. До Глеба доносились лишь обрывки фраз:
— …наш… он один… уйдет… нет, не надо… без злобы… нет… не надо… я сказал…
Гоблины настороженно косились на человека, но копья опустили. Шаман еще что-то говорил, обращаясь больше к предводителю, но Глеб уже ничего не слышал. Он пошел к своему шалашу. Костер погас, дрова промокли, настроение испортилось окончательно, и Глеб стал старательно затачивать плоским шершавым камнем наконечник своего копья. Поглощенный этим занятием, он не заметил, как к нему, ступая совершенно бесшумно, подошел шаман.
— Надо поговорить, — сказал он, и Глеб вздрогнул от неожиданности.
— Садись. — Глеб отложил копье и подвинулся, освобождая место под навесом. Нечасто шаман удостаивал человека своим визитом, а тем более общением.
Гоблин сел и долго молчал.
— Ты много прожил с нами, — наконец сказал он, — мы не дали тебе погибнуть, мы кормили тебя, мы дали тебе оружие, мы с сделали из тебя воина… — Шаман опять надолго замолчал. — Но теперь ты должен уйти… Те, кто пришел… Это наши сородичи из племени, где был вождем мой троюродный брат. Люди уничтожили их деревню на равнинах, и они пришли к нам в Лес. Они мои братья, и я говорю, что ты должен уйти. Иначе я не ручаюсь за твою жизнь. И я не хочу раскола племени… Ты уйдешь завтра. Уот выведет тебя из леса… Ты человек, Двуживущий, и твое место там. Но помни свое обещание! — Шаман замолчал, тяжело, дыша и клокоча горлом. — Я стар, но я вижу — и в этом моя сила. Бездеятельная сила… Я вижу пути этого Мира, но не могу с ними ничего поделать… Выбрав путь, ты уже не можешь его изменить… — Он невесело усмехнулся. Глеб внимательно слушал сбивчивые слова шамана. — Я помогу тебе еще раз, — гоблин поднял копье и стал гладить древко рукой, — я сделаю дерево крепче камня, и железо будет ломаться о него, но обещай, что копье это никогда не пронзит гоблина.
— Хорошо, шаман, я обещаю.
— Я верю тебе… Странно, но я верю тебе, Двуживущий. Возможно, потому, что у тебя есть цель… Завтра ты уйдешь… Прощай…
Старый гоблин поднялся, опираясь на копье, и беззвучно растворился во влажном лесу. Глеб долго смотрел в темноту кустов, туда, где скрылся шаман, и почему-то ему было жаль этого сгорбленного гиганта.
Глава 4Город просыпался раньше, чем его жители.
Гремели ранние пустые трамваи, торопливо пробегая по рельсам, подмигивая светящимися окнами, по привычке открывая двери на пустых остановках, задерживаясь подолгу, словно надеясь, что вдруг кто-то появится, подбежит, впрыгнет в салон… Редкие автомобили летели по лужам на крыльях брызг. Спешили куда-то, торопились успеть, пока улицы свободны, не запружены сотнями, тысячами машин, пока стаи пешеходов не перебегают с одного тротуара на другой, держась рисованных полосатых дорожек. В утробе каждого приглушенно играет музыка, светятся панели приборов, сонный человек цепляется за руль, думая, что он ведет автомобиль…
Глеб запахнулся в плащ, съежился и побежал к ближайшей остановке.
Рокоча, словно приближающаяся гроза, словно приглушенный гром, из-за угла выкатился трамвай, остановился, открыл дверь, дожидаясь пассажира, заманивая его в свой уютный, светлый, чистый мирок.
Глеб прыгнул на подножку, и трамвай, довольно урча, тотчас закрыл дверь и покатил вперед, быстро набирая ход.
Они ушли утром, когда густой белесый туман струился между деревьями и оседал росой на высокой изумрудной траве. Тучи плотно зашторили небо, но дождь прекратился, и только влага с ветвей деревьев тяжелыми каплями падала им на плечи.
Провожать их вышли двое: шаман и Лина, его молодая помощница.
Отдав Глебу заговоренное копье, шаман долго смотрел на
Уота, и Глебу показалось, что старый гоблин знает что-то недоступное остальным.
— Идите! — махнув рукой, сказал шаман, развернулся и пошел прочь.
Лина подошла к Глебу и протянула маленький глиняный горшочек.
— Возьми, человек. Эта мазь поможет твоим ранам, а их у тебя будет много. Так сказал шаман.
— Спасибо. — Глеб засунул подарок за широкий пояс своей кожаной куртки.
— Я хочу попросить тебя, человек, — смутившись, сказала Лина.
— Я слушаю.
— Нам стало тяжело без Древесного Топора. Лес признает нас, но все более неохотно, и я боюсь, что без магии Топора нам скоро опять придется выйти на равнины. Шаман запретил мне говорить об этом с тобой, но я прошу тебя: если когда-нибудь ты встретишь Древесный Топор, верни его нам.
— Хорошо, Я запомню твои слова, Лина. — Глеб наклонился и поцеловал ее в низкий покатый лоб.
Девушка смутилась, искоса глянула на стоящего в отдалении и быстрым шепотом сказала:
— Береги его. Шаман видел что-то, но не говорит, что именно. Он сильно постарел, сны его становятся мрачными, а сам он — все больше молчит. Я боюсь, человек. Вам, Двуживущим, смерть не страшна, вы приходите сюда на ее поиски, вы заигрываете с ней… Береги Уота, человек. Я хочу, чтобы он вернулся.
— Хорошо, Лина. Может быть, и я когда-нибудь вернусь к вам. Но на всякий случай прощай.
Он хотел поцеловать ее еще раз, но девушка отстранилась к и легко подтолкнула его по направлению к молчаливо ждущему Уоту.
Глеб закинул холщовую торбу с едой за спину, перехватил поудобней копье и пошел, опираясь на древко, словно на посох. Он раздвинул руками влажную стену переплетенных ветвей и нырнул в пахнущий гнилью сумрак леса. Обернувшись, в последний раз окинул взглядом поляну, на которой прятались подземные жилища гоблинов, неприметные тропинки, вьющиеся между стволов, и тонкую фигурку зеленокожей девушки-гоблина. Гибкие ветви распрямились и снова сомкнулись, сплелись меж собой, отгородив от него прошлое, такое спокойное и неспешное.
Теперь надо было торопиться. Он вдруг осознал, сколько времени безвозвратно потеряно. Что случилось за этот период там, в мире людей, в мире Двуживущих? Что изменилось? Что поджидает его? Впрочем, на этот-то вопрос Глеб ответ знал — опасность ждет его. Опасность на каждом шагу. Будущее виделось полным приключений. Он возвращался к людям, спешил навстречу цели. А покой и безмятежность пусть остаются здесь, в лесу…
Уот уже ушел вперед, и Глеб заторопился вслед за гоблином, подныривая под сучки, перешагивая через валежины и прикрываясь руками от влажных шлепков живых деревьев.
Они шли уже третий день, а лесу не было видно конца. Живые рощи, больше похожие на ловушки, чередовались с обычными на первый взгляд дубравами, ельниками и ольховниками. Изредка попадались светлые перелески, где росли корабельные сосны, а понизу стелился папоротник.
Они продирались сквозь густые заросли кустарника, проходили через затопленные березняки, терялись в жгучих зарослях высокой крапивы. Они шли звериными тропами и сухими руслами изменивших свое течение рек, шли по чавкающей трясине и по плотной, усыпанной мертвой хвоей почве мрачных ельников. Но где бы они ни проходили, их всегда окружал Лес.
Это был не тот лес, что обступал подземное селение гоблинов, и даже не тот, что однажды едва не задушил в своих объятиях забредшего слишком далеко Глеба. Тот лес все-таки оставался скоплением обычных деревьев и кустарников, пусть даже и оживленных магией. А этот… Здесь чувствовалось присутствие некого Разума, этот Лес был единым гигантским существом, всевидящим, всезнающим, всеслышащим. От него невозможно было спрятаться, его невозможно было победить. И это пугало… Пристальный, ни на минуту не отпускающий взгляд явственно ощущался спиной, плечами, всем телом, он давил, тревожил, подгонял. Глеб с трудом сдерживался, чтоб не побежать. Заставлял себя идти осторожно, внимательно смотря на дорогу перед собой. Стоило хрустнуть живой ветке под ногой, как тяжелый вздох ворошил кроны над головами путников. Глеб обмирал, стискивая копье, готовый к тому, что сейчас тяжелая ветвь обрушится на голову, пробивая череп, ломая позвоночник. Или корень, словно титанический червь, выскользнет из-под ног, обовьется вокруг бедер обхватит талию, сдавит ребра и уволочет под землю… Но Лес пока терпел присутствие неуклюжего человека. Только Уот оборачивался и недовольно покачивал головой. Сам-то он двигался, не надломив ни единой веточки, не притоптав и самой чахлой травинки.
Гоблин шел впереди, и Лес расступался перед ним. Зеленые руки деревьев расцепляли свои пальцы и послушно расходились в стороны, мшистые коряги уползали из-под ног, кряжистые стволы, скрипя, уступали дорогу. В первые дни путешествия Глеба пугали эти жуткие признаки растительной жизни, но потом он привык и старался только не отстать от неустанного неунывающего проводника-гоблина.
— Странно, мы не встретили еще ни одной дриады, — сказал Уот, — должно быть, тебя боятся. Скажи, Глеб, почему вас, Двуживущих, все боятся?
— Не знаю, — пожал плечами Глеб. Ему не хотелось говорить об этом, и гоблин это понял.
— Они такие забавные. Живут прямо в деревьях; не в дуплах или там гнездах — прямо в самих стволах. Интересно, как они туда залезают?
— Не знаю.
— Что ты такой мрачный?.. Уже скоро.
— Ты это с самого начала говорил. Что значит скоро?
— Еще дня два, может, три. Мы хорошо идем. И время сейчас хорошее. Дожди прошли, деревья сытые. А в засуху знаешь тут чего бывает? Цепляют всех подряд, одежду рвут, меж собой дерутся.
— Дерутся? — Глеб представил себе драку деревьев, и его разобрал смех.
— Ну да. Ветками машут, сучками свиваются и друг друга к земле клонят. Бывает, что и выкорчуют кого-нибудь. А дриады носятся, ругаются, пищат по-своему… В засуху здесь можно ходить только с Древесным Топором… — Он помолчал и поправился: — Можно было.
Они какое-то время шли молча, слушая шуршащий шепот леса, а потом Уот спросил:
— А в вашем мире есть лес?
— Да. Там, где людей совсем немного. Далеко от больших городов.
— А какой он — ваш лес?
Глеб задумался:
— У нас тоже есть и березы, и дубы, и ели, и сосны. У нас даже больше деревьев, чем здесь. Но наш лес не может быть живым.
Он живой, конечно, но наши деревья не могут шевелиться сами по себе, не могут двигаться и убивать, — он улыбнулся, — не могут драться.
— Наши деревья тоже не могут. Это просто магия… У вас нет магии?
— Такой, как у вас, нет. У нас своя магия. Мы называем ее «наука». Она помогает делать нам множество чудесных вещей. И ваш мир мы создали с ее помощью.
— Зачем?
— Не знаю. Наверно, для того, чтобы увидеть то, чего нет в нашем мире, испытать нечто новое, необычное. Люди так устроены, им нужны новые ощущения…
— Мудрейший говорил, что вам нужен этот мир, чтобы убивать, — перебил гоблин.
— Может быть, — согласился Глеб. — Убийство запрещено у нас, но нам нужна сублимация… Извини, я не хочу говорить об этом.
— Если вы создали этот мир, значит, вы боги? — вслух рассуждал Уот. — Значит, вы можете его уничтожить в любой момент? А что тогда будет с нами? И если вы боги, то почему вас так много? Может, вы убиваете друг друга для того, чтобы определить, кто из вас — Истинный Бог? Но разве может бог умереть? Вы погибаете, но вы всегда возвращаетесь. И это значит, что ваша битва бесконечна, а следовательно, вечен и наш мир… А может, вы не боги? Но ты говоришь, что весь этот мир создал человек, и я верю тебе. И траву, и деревья, и зверей, и небо, и землю, и солнце, и свет, и тьму. Все… — Потрясенный гоблин остановился и стал вертеть головой. — И добро, и зло. Только Бог может все это сотворить… Ты Бог, Глеб?
— Нет, Уот. Мы не боги. Мы сделали этот мир, но мы не можем сотворить ни добра, ни зла. Мы просто копируем свой мир, немного изменяя его и придумывая новые правила игры.
— Игры? Для вас это игра, Глеб?
— Один великий человек нашего мира сказал: «Что наша жизнь? Игра…»
— Игра… — прошептал Уот.
Дальше они шли молча, механически переставляя ноги и думая каждый о своем.
Вечером, когда сгустившиеся сумерки длинными тенями выползли из-под деревьев, путники остановились на ночевку. Уот, попросив извинения у деревьев, развел костер. Глеб развязал торбу и стал готовить скромный ужин — нарезал грубый рисовый хлеб, разделил тонкие ломтики солонины, оставив большую часть на последующие дни, сходил за водой к текущему неподалеку ручью.
Поев, они стали укладываться спать. Сунув в костер большую корягу, чтобы ее жара хватило на всю ночь, Уот натаскал подсохшей прошлогодней травы и взбил из нее подобие перины. Товарищи легли ногами к огню и прижались спинами друг к другу. Глеб уже собирался заснуть, оставить на время этот мир, как Уот сказал:
— А ты спишь по-другому. Я заметил это. Однажды я хотел тебя разбудить раньше времени, но ты был словно мертвый. Я толкал тебя, звал по имени, но ты не откликался. Я сильно испугался тогда. А потом ты проснулся… Все Двуживущие так спят? Вы возвращаетесь к себе?
— Да, Уот. Мы должны время от времени покидать этот мир. Ведь это тело, — Глеб поднял мускулистую руку, — не настоящее. Мое тело там, далеко… Мне сложно объяснить это.
— Я все понял, — сказал Уот. — У Двуживущих два тела, и они должны заботиться о каждом из них. — Он помолчал, задумавшись. — А в том мире вы умираете один раз? Навсегда?
— Да, — односложно сказал Глеб.
— Значит, вы не боги, — сделал вывод гоблин.
— Да, — подтвердил Глеб и заснул.
— А может, вы боги здесь, но не являетесь ими у себя? Может быть, вы создали этот мир и пришли к нам, чтобы почувствовать себя богами?… Но разве бог может быть богом в одном мире и не быть им в другом?… Бог потому и бог…
Уот не заметил, как нить его мысли запуталась и сплелась в тугой вязкий клубок, а затем ее обрезало острое лезвие сна.
— Не могу понять, где мы, — сказал Уот, и в его голосе Глеб вдруг услышал страх. Врожденный страх гоблина с равнин перед зеленым лабиринтом леса.
— Мы что, заблудились? — спросил Глеб.
— Не понимаю, где мы, — растерянно повторил Уот.
Со всех сторон их окружали темные, почти черные стволы деревьев. Голые кроны походили на воздетые к небу обугленные руки. Черные ветви были густо опутаны серебристой паутиной, и в глубине этих коконов шевелилось что-то живое и отвратительное.
Под деревьями ничего не росло: ни травы, ни низкорослого кустарника, только скользкая белесая плесень грибовидными на ростами покрывала почву.
— Ничего себе местечко, — вслух прокомментировал Глеб. и Они стояли, устало опираясь на копья, и оглядывались. Глеб ждал, что скажет Уот, а гоблин пребывал в полной растерянности.
Они петляли по этому мертвому лесу уже целый день. Сперва Уот, руководствуясь какими-то приметами, известными только ему одному, пытался держаться обычного направления. Но после того как путники трижды возвращались на одно и то же место — к искривленному, почти завязанному в узел дубу, изрытому дуплами от корней до самой вершины, — Уот наплевал на все правила ориентирования и повел Глеба наудачу. Лишь бы только выбраться из этой жуткой глуши, где даже воздух был сплошь пронизан липкой паутиной. Плотные полотнища ее висели меж стволами, словно ловчие сети, — но их-то можно было обойти или разодрать на лоскуты, орудуя копьями. А вот отдельные полупрозрачные нити, крепкие и тугие, были незаметны до того самого момента, пока не вляпаешься в них, не порвешь с треском. То и дело приходилось снимать с лица мерзкие тенета, счищать их с ладоней, с одежды… Мертвый лес не кончался. И все больше мрачнел Уот…
Сверкнув на прощание паутиной, скрылось за деревьями солнце, и Глебу показалось, что стволы сразу сдвинулись теснее, сгустив темноту, нагнулись к ним, протянули обугленные руки, готовясь выпустить из своих скрюченных ладоней отвратительное нечто, ждущее внутри тесных коконов.
— Заночуем здесь, — решил гоблин. — Плохое место, но идти ночью нельзя. Нам потребуется много дров, большой огонь должен будет гореть до утра. Ты не спи сегодня, Глеб. Нам нельзя сейчас спать. Если хочешь выжить, не возвращайся в свой мир…
Они очистили от плесени участок земли, натаскали сухих дров, сложив стеной порядочную поленницу, и развели большой костер.
Отблески пламени весело плясали на их лицах, но окружающий лес все равно оставался непроглядно черным, незримым, и им казалось, что они сидят в бесконечной темной пустоте и только этот костер, и они сами, и лоскут земли под ногами, и копья в руках — это и есть вся их Вселенная, вся целиком, неделимая и вечная.
— Расскажи мне о себе, Глеб, — попросил гоблин. — Почему ты здесь? Тебе не нравится в своем мире? Зачем вы приходите сюда? — Уот не умел задавать вопросы по одному.
Глеб задумался, не зная, с чего начать. Иногда он сам спрашивал себя о чем-то подобном, но ответы находил не всегда. А если и находил, то не был уверен в их правильности.
— Я обычный человек. У меня стандартная штампованная жизнь. Наверно, поэтому я и стремлюсь сюда, подальше от серости и обыденности… Вот тебе не надоедает жить, Уот? Неужели тебе не хочется разнообразия, каких-нибудь перемен? Приключений, наконец.
Гоблин поправил выкатившееся из огня полено, протянул ладони к костру, ответил:
— Не знаю. Никогда не задумывался. Я охочусь, ловлю рыбу, ухаживаю за Лесом. Два раза в год у нас наступают большие праздники, и тогда мы веселимся и отдыхаем. А потом снова… Нет, я не хочу ничего менять. Мы не успеваем жить в одном мире, а если существовать в двух мирах, то и времени потребуется в два. раза больше. Я прав?
— Да, наверно… У нас много свободного времени. Но и его постоянно не хватает.
Они смотрели в пляшущий огонь и не могли видеть, как в шуршащей темноте собирались в тесное кольцо вокруг них сотни злобных глаз, красных и острых, словно мелкие осколки рубина. Потрескивание костра глушило тихое сухое шуршание сотен мохнатых ног…
— Шаман говорил, что ты ищешь какого-то человека.
— Да… Когда-то мы были друзьями. Мы вместе ходили по дорогам Мира. Воин и маг. Я и он. Самое гармоничное сочетание: меч и магия. Сила и знание… У него была страсть — он собирал разного рода амулеты, заговоренные вещи и прочие магические штучки. Мог часами перебирать свою коллекцию, извлекая предметы из бесконечных бездонных карманов своего балахона. С каждой вещью была связана какая-то история. Что-то он мне рассказывал, о чем-то умалчивал, но я никогда не лез в его дела. Магия — слишком тонкое дело, чтобы парень с мечом совал туда свой нос… Он мечтал найти три главных артефакта — Меч Силы, Кольцо Стихий и Жезл Проклятых. Он был сильным магом, но хотел стать еще сильнее, он жаждал могущества и всесилия… Все Двуживушие, так или иначе, хотят того же, но этот не останавливался ни перед чем. Он изучал запретные культы, он поднимал
мертвых, приносил кровавые жертвы… Но все это я узнал позже. Уже после своей смерти… А началось все в мою первую жизнь здесь… Мы встретились с ним случайно. Я шел на поиски одной вещи, о которой мне рассказал бродяга по прозвищу Рябой Пес, и однажды увидел, что на беззащитного мага напали два воина в доспехах и с обнаженными мечами. А я всегда симпатизировал этим чудакам, лица которых вечно скрыты в складках капюшонов… Он отбивался как мог — тогда я подумал, что это новичок, не освоивший даже начал боевой магии. Да и посохом он орудовал очень неуклюже. Его убили бы, если бы не я… Да… По— моему, это была моя первая схватка с двумя противниками. Тогда я был еще совсем зеленым…
— Зеленым? — удивился Уот.
— В смысле незрелым. Неопытным.
— А-а, понятно.
— Я убил нападавших. И дальше мы пошли вместе — маг и я. Я не говорил попутчику о цели своего путешествия. Не рассказывал, что ищу древний амулет. А он ничего не сообщил о себе. Но я узнал, что те двое хотели убить его за то, что он украл у них книгу. Магическую книгу. Зачем воинам этот фолиант? Наверное, они рассчитывали его продать… Мы шли вместе, каждый со своими мыслями, каждый по своему пути, каждый к своей цели, не зная о цели товарища. Со временем я лучше узнал его, а он — меня. Мы сдружились. По крайней мере он был мне симпатичен. Тем более что не раз нам приходилось выручать друг друга во всякого рода неприятностях, которых всегда хватает, если ты идешь, а не стоишь на месте. Я рассказал своему попутчику про Глаз Й'0рха — тот самый амулет, который хотел получить. А он показал мне свои руки и признался, что когда-то был сильным магом, одним из сильнейших. Но враги — он не объяснил, что это были за враги, а я не стал спрашивать, — враги оковали его предплечья зачарованным металлом, лишив его былого могущества. И теперь он не мог творить волшбу, разве только самую простую. И еще он рассказал мне, что ищет мастера, который может разбить оковы. Мастера-гнома… Мы рассказали друг другу все. Между нами уже не было недомолвок… Это было мое первое путешествие в дикие земли. Тогда — а это было очень давно — Двуживушие старались держаться центра Мира. Нас было не так много, как теперь, и мы вполне помещались на относительно небольшой площади. А все остальные пространства были необжитыми, там жизнь шла без нашего вмешательства… Дикие земли — сейчас и названия-то такого нет. А тогда! Можно было пройти три дня, неделю, и ни один Двуживущий не попался бы навстречу…
Глеб запахнулся в плащ, съежился и побежал к ближайшей остановке.
Рокоча, словно приближающаяся гроза, словно приглушенный гром, из-за угла выкатился трамвай, остановился, открыл дверь, дожидаясь пассажира, заманивая его в свой уютный, светлый, чистый мирок.
Глеб прыгнул на подножку, и трамвай, довольно урча, тотчас закрыл дверь и покатил вперед, быстро набирая ход.
Они ушли утром, когда густой белесый туман струился между деревьями и оседал росой на высокой изумрудной траве. Тучи плотно зашторили небо, но дождь прекратился, и только влага с ветвей деревьев тяжелыми каплями падала им на плечи.
Провожать их вышли двое: шаман и Лина, его молодая помощница.
Отдав Глебу заговоренное копье, шаман долго смотрел на
Уота, и Глебу показалось, что старый гоблин знает что-то недоступное остальным.
— Идите! — махнув рукой, сказал шаман, развернулся и пошел прочь.
Лина подошла к Глебу и протянула маленький глиняный горшочек.
— Возьми, человек. Эта мазь поможет твоим ранам, а их у тебя будет много. Так сказал шаман.
— Спасибо. — Глеб засунул подарок за широкий пояс своей кожаной куртки.
— Я хочу попросить тебя, человек, — смутившись, сказала Лина.
— Я слушаю.
— Нам стало тяжело без Древесного Топора. Лес признает нас, но все более неохотно, и я боюсь, что без магии Топора нам скоро опять придется выйти на равнины. Шаман запретил мне говорить об этом с тобой, но я прошу тебя: если когда-нибудь ты встретишь Древесный Топор, верни его нам.
— Хорошо, Я запомню твои слова, Лина. — Глеб наклонился и поцеловал ее в низкий покатый лоб.
Девушка смутилась, искоса глянула на стоящего в отдалении и быстрым шепотом сказала:
— Береги его. Шаман видел что-то, но не говорит, что именно. Он сильно постарел, сны его становятся мрачными, а сам он — все больше молчит. Я боюсь, человек. Вам, Двуживущим, смерть не страшна, вы приходите сюда на ее поиски, вы заигрываете с ней… Береги Уота, человек. Я хочу, чтобы он вернулся.
— Хорошо, Лина. Может быть, и я когда-нибудь вернусь к вам. Но на всякий случай прощай.
Он хотел поцеловать ее еще раз, но девушка отстранилась к и легко подтолкнула его по направлению к молчаливо ждущему Уоту.
Глеб закинул холщовую торбу с едой за спину, перехватил поудобней копье и пошел, опираясь на древко, словно на посох. Он раздвинул руками влажную стену переплетенных ветвей и нырнул в пахнущий гнилью сумрак леса. Обернувшись, в последний раз окинул взглядом поляну, на которой прятались подземные жилища гоблинов, неприметные тропинки, вьющиеся между стволов, и тонкую фигурку зеленокожей девушки-гоблина. Гибкие ветви распрямились и снова сомкнулись, сплелись меж собой, отгородив от него прошлое, такое спокойное и неспешное.
Теперь надо было торопиться. Он вдруг осознал, сколько времени безвозвратно потеряно. Что случилось за этот период там, в мире людей, в мире Двуживущих? Что изменилось? Что поджидает его? Впрочем, на этот-то вопрос Глеб ответ знал — опасность ждет его. Опасность на каждом шагу. Будущее виделось полным приключений. Он возвращался к людям, спешил навстречу цели. А покой и безмятежность пусть остаются здесь, в лесу…
Уот уже ушел вперед, и Глеб заторопился вслед за гоблином, подныривая под сучки, перешагивая через валежины и прикрываясь руками от влажных шлепков живых деревьев.
Они шли уже третий день, а лесу не было видно конца. Живые рощи, больше похожие на ловушки, чередовались с обычными на первый взгляд дубравами, ельниками и ольховниками. Изредка попадались светлые перелески, где росли корабельные сосны, а понизу стелился папоротник.
Они продирались сквозь густые заросли кустарника, проходили через затопленные березняки, терялись в жгучих зарослях высокой крапивы. Они шли звериными тропами и сухими руслами изменивших свое течение рек, шли по чавкающей трясине и по плотной, усыпанной мертвой хвоей почве мрачных ельников. Но где бы они ни проходили, их всегда окружал Лес.
Это был не тот лес, что обступал подземное селение гоблинов, и даже не тот, что однажды едва не задушил в своих объятиях забредшего слишком далеко Глеба. Тот лес все-таки оставался скоплением обычных деревьев и кустарников, пусть даже и оживленных магией. А этот… Здесь чувствовалось присутствие некого Разума, этот Лес был единым гигантским существом, всевидящим, всезнающим, всеслышащим. От него невозможно было спрятаться, его невозможно было победить. И это пугало… Пристальный, ни на минуту не отпускающий взгляд явственно ощущался спиной, плечами, всем телом, он давил, тревожил, подгонял. Глеб с трудом сдерживался, чтоб не побежать. Заставлял себя идти осторожно, внимательно смотря на дорогу перед собой. Стоило хрустнуть живой ветке под ногой, как тяжелый вздох ворошил кроны над головами путников. Глеб обмирал, стискивая копье, готовый к тому, что сейчас тяжелая ветвь обрушится на голову, пробивая череп, ломая позвоночник. Или корень, словно титанический червь, выскользнет из-под ног, обовьется вокруг бедер обхватит талию, сдавит ребра и уволочет под землю… Но Лес пока терпел присутствие неуклюжего человека. Только Уот оборачивался и недовольно покачивал головой. Сам-то он двигался, не надломив ни единой веточки, не притоптав и самой чахлой травинки.
Гоблин шел впереди, и Лес расступался перед ним. Зеленые руки деревьев расцепляли свои пальцы и послушно расходились в стороны, мшистые коряги уползали из-под ног, кряжистые стволы, скрипя, уступали дорогу. В первые дни путешествия Глеба пугали эти жуткие признаки растительной жизни, но потом он привык и старался только не отстать от неустанного неунывающего проводника-гоблина.
— Странно, мы не встретили еще ни одной дриады, — сказал Уот, — должно быть, тебя боятся. Скажи, Глеб, почему вас, Двуживущих, все боятся?
— Не знаю, — пожал плечами Глеб. Ему не хотелось говорить об этом, и гоблин это понял.
— Они такие забавные. Живут прямо в деревьях; не в дуплах или там гнездах — прямо в самих стволах. Интересно, как они туда залезают?
— Не знаю.
— Что ты такой мрачный?.. Уже скоро.
— Ты это с самого начала говорил. Что значит скоро?
— Еще дня два, может, три. Мы хорошо идем. И время сейчас хорошее. Дожди прошли, деревья сытые. А в засуху знаешь тут чего бывает? Цепляют всех подряд, одежду рвут, меж собой дерутся.
— Дерутся? — Глеб представил себе драку деревьев, и его разобрал смех.
— Ну да. Ветками машут, сучками свиваются и друг друга к земле клонят. Бывает, что и выкорчуют кого-нибудь. А дриады носятся, ругаются, пищат по-своему… В засуху здесь можно ходить только с Древесным Топором… — Он помолчал и поправился: — Можно было.
Они какое-то время шли молча, слушая шуршащий шепот леса, а потом Уот спросил:
— А в вашем мире есть лес?
— Да. Там, где людей совсем немного. Далеко от больших городов.
— А какой он — ваш лес?
Глеб задумался:
— У нас тоже есть и березы, и дубы, и ели, и сосны. У нас даже больше деревьев, чем здесь. Но наш лес не может быть живым.
Он живой, конечно, но наши деревья не могут шевелиться сами по себе, не могут двигаться и убивать, — он улыбнулся, — не могут драться.
— Наши деревья тоже не могут. Это просто магия… У вас нет магии?
— Такой, как у вас, нет. У нас своя магия. Мы называем ее «наука». Она помогает делать нам множество чудесных вещей. И ваш мир мы создали с ее помощью.
— Зачем?
— Не знаю. Наверно, для того, чтобы увидеть то, чего нет в нашем мире, испытать нечто новое, необычное. Люди так устроены, им нужны новые ощущения…
— Мудрейший говорил, что вам нужен этот мир, чтобы убивать, — перебил гоблин.
— Может быть, — согласился Глеб. — Убийство запрещено у нас, но нам нужна сублимация… Извини, я не хочу говорить об этом.
— Если вы создали этот мир, значит, вы боги? — вслух рассуждал Уот. — Значит, вы можете его уничтожить в любой момент? А что тогда будет с нами? И если вы боги, то почему вас так много? Может, вы убиваете друг друга для того, чтобы определить, кто из вас — Истинный Бог? Но разве может бог умереть? Вы погибаете, но вы всегда возвращаетесь. И это значит, что ваша битва бесконечна, а следовательно, вечен и наш мир… А может, вы не боги? Но ты говоришь, что весь этот мир создал человек, и я верю тебе. И траву, и деревья, и зверей, и небо, и землю, и солнце, и свет, и тьму. Все… — Потрясенный гоблин остановился и стал вертеть головой. — И добро, и зло. Только Бог может все это сотворить… Ты Бог, Глеб?
— Нет, Уот. Мы не боги. Мы сделали этот мир, но мы не можем сотворить ни добра, ни зла. Мы просто копируем свой мир, немного изменяя его и придумывая новые правила игры.
— Игры? Для вас это игра, Глеб?
— Один великий человек нашего мира сказал: «Что наша жизнь? Игра…»
— Игра… — прошептал Уот.
Дальше они шли молча, механически переставляя ноги и думая каждый о своем.
Вечером, когда сгустившиеся сумерки длинными тенями выползли из-под деревьев, путники остановились на ночевку. Уот, попросив извинения у деревьев, развел костер. Глеб развязал торбу и стал готовить скромный ужин — нарезал грубый рисовый хлеб, разделил тонкие ломтики солонины, оставив большую часть на последующие дни, сходил за водой к текущему неподалеку ручью.
Поев, они стали укладываться спать. Сунув в костер большую корягу, чтобы ее жара хватило на всю ночь, Уот натаскал подсохшей прошлогодней травы и взбил из нее подобие перины. Товарищи легли ногами к огню и прижались спинами друг к другу. Глеб уже собирался заснуть, оставить на время этот мир, как Уот сказал:
— А ты спишь по-другому. Я заметил это. Однажды я хотел тебя разбудить раньше времени, но ты был словно мертвый. Я толкал тебя, звал по имени, но ты не откликался. Я сильно испугался тогда. А потом ты проснулся… Все Двуживущие так спят? Вы возвращаетесь к себе?
— Да, Уот. Мы должны время от времени покидать этот мир. Ведь это тело, — Глеб поднял мускулистую руку, — не настоящее. Мое тело там, далеко… Мне сложно объяснить это.
— Я все понял, — сказал Уот. — У Двуживущих два тела, и они должны заботиться о каждом из них. — Он помолчал, задумавшись. — А в том мире вы умираете один раз? Навсегда?
— Да, — односложно сказал Глеб.
— Значит, вы не боги, — сделал вывод гоблин.
— Да, — подтвердил Глеб и заснул.
— А может, вы боги здесь, но не являетесь ими у себя? Может быть, вы создали этот мир и пришли к нам, чтобы почувствовать себя богами?… Но разве бог может быть богом в одном мире и не быть им в другом?… Бог потому и бог…
Уот не заметил, как нить его мысли запуталась и сплелась в тугой вязкий клубок, а затем ее обрезало острое лезвие сна.
— Не могу понять, где мы, — сказал Уот, и в его голосе Глеб вдруг услышал страх. Врожденный страх гоблина с равнин перед зеленым лабиринтом леса.
— Мы что, заблудились? — спросил Глеб.
— Не понимаю, где мы, — растерянно повторил Уот.
Со всех сторон их окружали темные, почти черные стволы деревьев. Голые кроны походили на воздетые к небу обугленные руки. Черные ветви были густо опутаны серебристой паутиной, и в глубине этих коконов шевелилось что-то живое и отвратительное.
Под деревьями ничего не росло: ни травы, ни низкорослого кустарника, только скользкая белесая плесень грибовидными на ростами покрывала почву.
— Ничего себе местечко, — вслух прокомментировал Глеб. и Они стояли, устало опираясь на копья, и оглядывались. Глеб ждал, что скажет Уот, а гоблин пребывал в полной растерянности.
Они петляли по этому мертвому лесу уже целый день. Сперва Уот, руководствуясь какими-то приметами, известными только ему одному, пытался держаться обычного направления. Но после того как путники трижды возвращались на одно и то же место — к искривленному, почти завязанному в узел дубу, изрытому дуплами от корней до самой вершины, — Уот наплевал на все правила ориентирования и повел Глеба наудачу. Лишь бы только выбраться из этой жуткой глуши, где даже воздух был сплошь пронизан липкой паутиной. Плотные полотнища ее висели меж стволами, словно ловчие сети, — но их-то можно было обойти или разодрать на лоскуты, орудуя копьями. А вот отдельные полупрозрачные нити, крепкие и тугие, были незаметны до того самого момента, пока не вляпаешься в них, не порвешь с треском. То и дело приходилось снимать с лица мерзкие тенета, счищать их с ладоней, с одежды… Мертвый лес не кончался. И все больше мрачнел Уот…
Сверкнув на прощание паутиной, скрылось за деревьями солнце, и Глебу показалось, что стволы сразу сдвинулись теснее, сгустив темноту, нагнулись к ним, протянули обугленные руки, готовясь выпустить из своих скрюченных ладоней отвратительное нечто, ждущее внутри тесных коконов.
— Заночуем здесь, — решил гоблин. — Плохое место, но идти ночью нельзя. Нам потребуется много дров, большой огонь должен будет гореть до утра. Ты не спи сегодня, Глеб. Нам нельзя сейчас спать. Если хочешь выжить, не возвращайся в свой мир…
Они очистили от плесени участок земли, натаскали сухих дров, сложив стеной порядочную поленницу, и развели большой костер.
Отблески пламени весело плясали на их лицах, но окружающий лес все равно оставался непроглядно черным, незримым, и им казалось, что они сидят в бесконечной темной пустоте и только этот костер, и они сами, и лоскут земли под ногами, и копья в руках — это и есть вся их Вселенная, вся целиком, неделимая и вечная.
— Расскажи мне о себе, Глеб, — попросил гоблин. — Почему ты здесь? Тебе не нравится в своем мире? Зачем вы приходите сюда? — Уот не умел задавать вопросы по одному.
Глеб задумался, не зная, с чего начать. Иногда он сам спрашивал себя о чем-то подобном, но ответы находил не всегда. А если и находил, то не был уверен в их правильности.
— Я обычный человек. У меня стандартная штампованная жизнь. Наверно, поэтому я и стремлюсь сюда, подальше от серости и обыденности… Вот тебе не надоедает жить, Уот? Неужели тебе не хочется разнообразия, каких-нибудь перемен? Приключений, наконец.
Гоблин поправил выкатившееся из огня полено, протянул ладони к костру, ответил:
— Не знаю. Никогда не задумывался. Я охочусь, ловлю рыбу, ухаживаю за Лесом. Два раза в год у нас наступают большие праздники, и тогда мы веселимся и отдыхаем. А потом снова… Нет, я не хочу ничего менять. Мы не успеваем жить в одном мире, а если существовать в двух мирах, то и времени потребуется в два. раза больше. Я прав?
— Да, наверно… У нас много свободного времени. Но и его постоянно не хватает.
Они смотрели в пляшущий огонь и не могли видеть, как в шуршащей темноте собирались в тесное кольцо вокруг них сотни злобных глаз, красных и острых, словно мелкие осколки рубина. Потрескивание костра глушило тихое сухое шуршание сотен мохнатых ног…
— Шаман говорил, что ты ищешь какого-то человека.
— Да… Когда-то мы были друзьями. Мы вместе ходили по дорогам Мира. Воин и маг. Я и он. Самое гармоничное сочетание: меч и магия. Сила и знание… У него была страсть — он собирал разного рода амулеты, заговоренные вещи и прочие магические штучки. Мог часами перебирать свою коллекцию, извлекая предметы из бесконечных бездонных карманов своего балахона. С каждой вещью была связана какая-то история. Что-то он мне рассказывал, о чем-то умалчивал, но я никогда не лез в его дела. Магия — слишком тонкое дело, чтобы парень с мечом совал туда свой нос… Он мечтал найти три главных артефакта — Меч Силы, Кольцо Стихий и Жезл Проклятых. Он был сильным магом, но хотел стать еще сильнее, он жаждал могущества и всесилия… Все Двуживушие, так или иначе, хотят того же, но этот не останавливался ни перед чем. Он изучал запретные культы, он поднимал
мертвых, приносил кровавые жертвы… Но все это я узнал позже. Уже после своей смерти… А началось все в мою первую жизнь здесь… Мы встретились с ним случайно. Я шел на поиски одной вещи, о которой мне рассказал бродяга по прозвищу Рябой Пес, и однажды увидел, что на беззащитного мага напали два воина в доспехах и с обнаженными мечами. А я всегда симпатизировал этим чудакам, лица которых вечно скрыты в складках капюшонов… Он отбивался как мог — тогда я подумал, что это новичок, не освоивший даже начал боевой магии. Да и посохом он орудовал очень неуклюже. Его убили бы, если бы не я… Да… По— моему, это была моя первая схватка с двумя противниками. Тогда я был еще совсем зеленым…
— Зеленым? — удивился Уот.
— В смысле незрелым. Неопытным.
— А-а, понятно.
— Я убил нападавших. И дальше мы пошли вместе — маг и я. Я не говорил попутчику о цели своего путешествия. Не рассказывал, что ищу древний амулет. А он ничего не сообщил о себе. Но я узнал, что те двое хотели убить его за то, что он украл у них книгу. Магическую книгу. Зачем воинам этот фолиант? Наверное, они рассчитывали его продать… Мы шли вместе, каждый со своими мыслями, каждый по своему пути, каждый к своей цели, не зная о цели товарища. Со временем я лучше узнал его, а он — меня. Мы сдружились. По крайней мере он был мне симпатичен. Тем более что не раз нам приходилось выручать друг друга во всякого рода неприятностях, которых всегда хватает, если ты идешь, а не стоишь на месте. Я рассказал своему попутчику про Глаз Й'0рха — тот самый амулет, который хотел получить. А он показал мне свои руки и признался, что когда-то был сильным магом, одним из сильнейших. Но враги — он не объяснил, что это были за враги, а я не стал спрашивать, — враги оковали его предплечья зачарованным металлом, лишив его былого могущества. И теперь он не мог творить волшбу, разве только самую простую. И еще он рассказал мне, что ищет мастера, который может разбить оковы. Мастера-гнома… Мы рассказали друг другу все. Между нами уже не было недомолвок… Это было мое первое путешествие в дикие земли. Тогда — а это было очень давно — Двуживушие старались держаться центра Мира. Нас было не так много, как теперь, и мы вполне помещались на относительно небольшой площади. А все остальные пространства были необжитыми, там жизнь шла без нашего вмешательства… Дикие земли — сейчас и названия-то такого нет. А тогда! Можно было пройти три дня, неделю, и ни один Двуживущий не попался бы навстречу…