Ночью жизнь в Городе затихает.
   Вымирает базар. Покинутые палатки треплет холодный ветер, хлопая незакрепленными тряпичными пологами, и резкие гулкие звуки тревожат тишину площади. Скрипят ставнями и незапертыми дверьми деревянные лавки, из которых продавцы вывезли товар, опасаясь ночных воров. Над шатрами магов, на острых металлических шпилях, сухо треща, вспыхивают призрачные огни, предсказывая скорую непогоду — надвигается гроза.
   Улочки с наступлением темноты становятся тесней, и кажется, будто замерзающие под порывами ветра дома жмутся друг к другу, согреваясь. Кое-где еще неярко светятся окна, но и эти редкие маяки ночной жизни постепенно гаснут, словно их задувает какой-то незримый великан, шествующий по темному Городу.
   Мрачной громадой уходит в небо городская стена, и жутко стонет, завывает ветер в щелях ее бойниц. Неясные очертания сторожевых башен теряются в сыром тумане низких туч, и лишь иногда сквозь редкие разрывы в плотной мокрой пелене становятся видны бледные проблески — королевские наряды охраняют спокойствие ночного Города.
   И только осторожные тени неуловимыми призраками петляют по брусчатке спящих улиц.
   В комнате было сумрачно. На столе горела толстая сальная свеча, криво насаженная на старый медный подсвечник. Вспыхивал искрами потревоженный камин — Иван, присев перед гнем на корточки, шевелил чугунной кочергой прогорающие угли. Игра красных отблесков превращала его широкое простодушное лицо в подобие демонической маски.
   — Нам нужна твоя помощь, Глеб, — сказал Сергей. — Лига получила срочный заказ, а, как назло, все наши люди сейчас вне Города… Пустячное дело.
   Глеб обвел взглядом товарищей, сидевших за столом: худого Сергея, вопросительно глядящего на него; бритого Николая, дремлющего в кресле; сурового Игната, с которым до этого он был знаком только понаслышке. Иван прекратил разгребать угли, и Глеб понял, что тот тоже напряженно ждет его ответа.
   — Что надо сделать?
   — Мелочь. На пять минут перекроешь проход, посторожишь, а потом поможешь донести… — Сергей замялся. — Вещь… Ты не член Лиги, поэтому мы не можем посвятить тебя во все тонкости, извини… У тебя есть полное право отказаться, земляк…
   — Я согласен.
   Все облегченно выдохнули. Николай открыл глаза и улыбнулся. Иван подошел к столу и обнял Глеба за плечи. Сергей наклонился вперед.
   — Вы втроем пойдете на улицу Белого Кремня, дом двадцать три. Не думаю, что кто-нибудь попадется вам навстречу, и все же будьте осторожны. Глеб, ты незаметно стоишь у крыльца. Если кто-то появится — стукни в дверь. Николай, ты заходишь с черного хода. Встречаешься с Игнатом в спальне. Обязательно проверьте клиента — проколы нам не нужны. Возле старого квартала вас встретит Иван. Отдайте все ему и расходитесь. Глеб, вернешься вместе с Иваном. Николай, ты старший… Вопросы?.. Проверьте оружие и через полчаса выходите.
   Закончив говорить, Сергей поднялся и минуту стоял, качаясь с носка на пятку и задумчиво уставившись в темноту дальнего угла.
   — Вроде все, — наконец сказал он, решительно кивнул и вышел из дома. В распахнувшуюся дверь ворвался свежий, насыщенный влагой воздух. Нависшие тучи разодрал блестящий коготь молнии, и почти сразу над крышами прокатился рокочущий треск грома — началась гроза.
   — Копье лучше оставь, — обращаясь к Глебу, сказал Николай и протянул широкий нож из темного металла. — Думаю, он тебе не пригодится, но на всякий случай возьми.
   — Я много слышал о тебе, — сказал Игнат. — Говорят, что это ты создал Лигу. Правда?
   — Не совсем, — покачал головой Глеб. — Я лишь дал идею, принимал участие в разработке концепции.
   — Тогда почему ты не с нами?
   — У меня есть другие дела.
   — Оставь его, Игнат, — вмешался в разговор Николай. — Возможно, он еще вернется к нам.
   Они замолчали.
   Незаметно исчез Иван, прихватив с собой тяжелую чугунную кочергу. Мрачный Игнат методично шаркал лезвием кинжала о плоский наждачный камень. Периодически он останавливался пристально осматривал кинжал, пробовал его остроту на ногте большого пальца, плевал на камень и снова начинал оттачивать металл. Николай закончил подгонять амуницию и попрыгал на месте. На поясе что-то глухо звякало. Он поморщился и стал заново перебирать снаряжение.
   Камин почти погас. Угли подернулись пепельной пленкой, по которой быстрыми всполохами пробегали красные волны жара. В комнате стало прохладно, но никто не торопился подкинуть в умирающий огонь дров — все собирались уходить.
   Дождь разбавлял темноту ночи мягким матовым свечением. Мерцающие капли на мгновение повисали в воздухе и разбивались о поблескивающую чернотой глянцевую поверхность луж, растекались по стеклам тусклых фонарей и спящих окон, негромко барабанили в жестяные карнизы.
   Три закутанные в плащи тени неясными ночными призраками крались вдоль улицы, прижимаясь к фасадам домов и настороженно оглядываясь по сторонам.
 
   — Тихо! — свистящим шепотом произнес Николай и застыл на месте, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, вслушиваясь в ровный шелест дождя. Глеб еще раз отметил, на сколько же тот походит на журавля — сухой, долговязый, встревоженно замерший на одной ноге.
   Несколько мгновений Николай слушал дождь, а потом пригнулся, развел руки в стороны, приказывая всем спрятаться, и исчез, слившись с темной стеной соседнего здания. Игнат наглухо запахнулся в черноту плаща и нырнул в густые колючие кусты шиповника, что росли в крошечном садике перед высокими окнами ближайшего дома. Глеб слегка замешкался, отыскивая убежище, и встал за шершавым стволом могучего тополя, растущего в трех метрах от дороги. Он тесно прижался к дереву и спрятал предательски белеющее пятно лица в свободных складках капюшона.
   Через секунду он услышал приглушенное цоканье подков по булыжнику мостовой и негромкое бряцание плохо подогнанных доспехов — совсем рядом с деревом, за которым он прятался, проехал верховой патруль. Глеб ясно увидел и сбегающие по блестящим лошадиным бокам капли, и тяжелые кавалерийские копья, древками упершиеся в стремена, а наконечниками вызывающе устремленные к мерцающему зарницами небу, и кинжалы в фигурных ножнах, и искусную гравировку на круглых щитах, притороченных к седлам, — взлетающий Пегас — герб Короля.
   — Собачья погода, — буркнул один из всадников, второй что-то добавил, и все четверо захохотали. Их лошади испуганно прянули ушами и перешли на рысь.
   Четыре силуэта растворились в сыплющейся с неба измороси. Стих стук копыт.
   Из кустов вылез насквозь промокший Игнат.
   — Здорово ты спрятался, — мрачно сыронизировал он.
   — Прятаться не обучен! — резко ответил Глеб.
   — Тихо! — Возле них возник Николай. — Идем. Кутаясь в плащи, они пошли вслед за всадниками. Дождливая ночь надежно укрывала их от посторонних любопытствующих глаз и скрадывала шум осторожных шагов.
   Наконец Николай остановился. Мечущийся огонек уличного фонаря высвечивал табличку на стене дома — «улица Белого Кремня, 23». Козырек крыши нависал над высоким крыльцом, и струи воды стекали по кровельному железу, опадая на ступеньки.
   — Здесь, — сказал Николай. — Глеб, встанешь возле крыльца. Если кто-то появится — стукни в дверь. Игнат, ты знаешь, что делать. Я пошел.
   Он достал из-под полы плаща большую металлическую клетку. За прутьями беззвучно металась серая зловещая тень и, отражая неяркий свет фонаря, вспыхивали кровавые бусинки глаз. Пригнувшись, Николай исчез за углом дома.
   Игнат отцепил от пояса связку отмычек и стал ковыряться в замке двери.
   — Ну, давай… давай… открывайся… — бормотал он, и замок послушался, недовольно скрипнул, щелкнул, подался, и дверь открылась.
   — Стой здесь, — Игнат оглянулся на Глеба и исчез во мраке Дверного проема.
   В низком небе сверкнула молния, и дождь с новой силой обрушился на землю. Потоки воды злобно забарабанили по крышам, по стенам, по окнам; зашуршали, обдирая листву деревьев и прибивая траву.
   Глеб поднялся на крыльцо, под защиту обитого жестью карниза.
   «Стоило идти, — подумал он, — ото всех прячешься, бегаешь, мокнешь под дождем, и все ради того, чтобы постоять возле прикрытой двери. Кругом тайны, все хранят молчание, недоговаривают, а ты, словно идиот, ничего не понимаешь и выполняешь все, что тебе скажут… Нам нужна твоя помощь… Срочный заказ…»
   Поглощенный невеселыми мыслями, Глеб не услышал, как зацокали по булыжнику подкованные копыта, а когда на дороге перед домом появились четыре всадника, прятаться было поздно — его заметили. Он только и успел бухнуть в дверь кулаком.
   Патруль остановился, один из всадников спешился и подошел к Глебу, держа руку на коротком мече.
   — Кто такой? Двуживущий?
   — Да, — подтвердил Глеб.
   — Что делаете так поздно?
   — Вышел подышать свежим воздухом. Какая гроза, а!
   Сердце бешено колотилось.
   « Только бы никто не вышел… Услышали ли стук?»
   Патрульный внимательно осмотрел Глеба — его насквозь промокший плащ, мокрые волосы на лбу, грязную обувь, дрожащие от холода бледные пальцы.
   — Вы здесь живете?
   — Нет, зашел к своему другу. Это его дом… Пожалуй, я пойду спать. — Он тихонько толкнул дверь и заглянул в темноту дома.
   — Стойте! Как вас зовут?
   — Я что-то нарушил, офицер? — Глеб изобразил возмущение, повысил голос. — Разве комендантский час распространяется теперь и на Двуживущих? Я всего лишь вышел на свежий воздух, побродил под дождем, а сейчас собираюсь залезть в теплую постель и оставить на время этот мир. Разве я кому помешал? Не понимаю. Что не так, офицер?
   Патрульный долго смотрел на него, неподвижный, невозмутимый, и холодные брызги били его в лицо, капли сбегали по блестящему металлу лат, затекали в сапоги.
   — Хорошо, идите, — наконец сказал он, и Глеб, подавив вздох облегчения, протиснулся в дом, прикрыл за собой дверь и, прислонив ухо к замочной скважине, стал внимательно слушать. Он услышал, как застучали тяжелые сапоги по мостовой, как неразборчивые голоса громко заспорили о чем-то, и нетерпеливо зава ржала лошадь, и зацокали копыта, затихая и теряясь в шуме о ливня. А когда цокот стих совсем, он понял, что слышит еще что-то. Не с улицы, нет. Здесь, в доме, в темноте незнакомых комнат, за невидимыми во мраке дверьми, среди чужих стен и перегородок, раздавались мерзкие негромкие звуки. Словно кто-то жадно Е вгрызался острыми зубами в мягкую плоть. Возбужденно повизгивая, рвал когтями живое сочное мясо. И что-то вязко булькало, и не вода это была, не дождь за окнами, а загустевающая кровь стекала на пол, и воздух пропитался ее острым тошнотворным запахом.
   Глеб почувствовал, как зашевелились волосы на голове. Он вынул нож и выставил его перед собой, слепо щурясь в непроглядную пустоту дома. Что-то коснулось его плеча, и он отпрыгнул в сторону, готовясь отразить возможную атаку.
   — Тихо ты! Это я, Николай… Они ушли?
   — Что это? Здесь… — невразумительно спросил Глеб, но Николай его понял.
   — Крыса. Всего лишь здоровая голодная крыса.
   — Крыса? — переспросил Глеб. — Зачем?
   — Сейчас некогда объяснять. Потом. Патруль ушел?
   Глаза постепенно привыкали к темноте, и Глеб с трудом разглядел неясный овал лица Николая и неопределенные очертания его фигуры.
   — Пора и нам уходить.
   Заскрипели половицы. Спотыкаясь о расставленную мебель и чертыхаясь хриплым шепотом, к ним подошел Игнат. Он волочил за собой огромный куль.
   — Помогите, черти, — сказал он.
   Глеб приоткрыл входную дверь, и в комнате стало чуть светлей. Николай подхватил свободный конец холщового свертка, и все трое вышли на улицу.
   Периодически подменяя друг друга, они долго тащили тяжелый неудобный куль по спящим улицам, мимо слепых домов, с оглядкой перебегали перекрестки и открытые проплешины площадей. Два раза им навстречу попадались конные патрули, но тонкий слух Николая загодя предупреждал об опасности, и они прятались в тени темных переулков, и дождь плотной завесой, скрывал их от глаз стражей ночного Города.
   Возле старого квартала их встретил Иван. Его широкоплечая фигура словно выросла из-под земли. Он шепнул:
   — С возвращением! — и легко вынул из рук Глеба массивный сверток. Холст немного съехал, на мгновение открыв лоскут чешуйчатого металла, светящегося мягким сиреневым светом. Глеб почувствовал, как обруч на голове потеплел, рассеивая незнакомую магию, исходящую от завернутого в тряпку таинственного трофея.
   — Расходимся, — сказал Николай и исчез среди невысоких домиков старого квартала.
   — Глеб, ты идешь со мной, — сказал Иван.
   — Пока! — махнул рукой им вслед Игнат.
   Иван шел быстро. Казалось, что сверток у него под мышкой набит ватой, а не кованым металлом. Глеб едва поспевал за своим проводником.
   — Ну как, все прошло нормально? — спросил Иван.
   — Не знаю, — раздраженно ответил Глеб. — Наверно… Откуда я знаю, что там должно было произойти? Мне никто ничего не объяснял…
   — Не сердись, Глеб. — Иван замедлил шаг. — Мы не имеем права рисковать, посвящая тебя во все тонкости дела. Ты не член Лиги, хотя когда-то и стоял у истоков ее создания… А что там произошло… Мы всего лишь убили человека. Двуживущего. Который мешал другому Двуживущему. И забрали плату за свою работу.
   — Но почему крыса? Дикость какая!
   — Крыса? На этот раз крыса? Я не знал… Этим занимаются Николай и Сергей… Проблема в том, что в Городе никого нельзя убить обычным способом — это сразу становится известно Королю, а уж его копейщики и кавалеристы достанут тебя и в катакомбах старого квартала. Поэтому приходится постоянно что-то выдумывать… Сергей называет это «искусством гасить облики». Несчастный случай, пищевое отравление, пожар… Крыса… Тут главное — не повторяться…
   — Лига стала гильдией наемных убийц, — с горечью сказал Глеб.
   — Не только… Она по-прежнему остается Лигой.
   — Слова. Мы, люди, придаем такое большое значение словам…
   Дождь стал стихать. В быстро бегущих облаках появились разрывы, сквозь которые проглянули бледные звезды. Наступало утро.
 
   — И все-таки ты уходишь, — сказал Сергей.
   — Да, — ответил Глеб.
   — Я еще раз предлагаю тебе присоединиться к нам.
   — Нет. Лига теперь другая. Новые правила, новые цели, новые люди…
 
   — Но та же организация, структура. Мы окрепли, встали на ноги, пользуемся авторитетом. Мало кто рискнет бросить нам вызов. Людей Лиги знают в лицо.
   — Это уже не мое дело.
   — Да! Твое дело теперь — умирать раз за разом. Гнаться за призраком из прошлого…
   — Он в настоящем.
   — …этакая безрассудная месть, непрощающее правосудие, бесконечная самоубийственная вендетта. Это твое дело? Да?
   — Не знаю… Мне давно все надоело… Епископ — единственное, что у меня еще осталось. Можешь назвать это ослиным упрямством, но я не намерен мириться с предательством… Во многом благодаря мне он смог стать тем, чем является сейчас. И я обязан уничтожить его силу… Ты думаешь, что меня гонят к нему личные мотивы? Эгоистическая жажда мести? Не только… Вы слепы. Вы не знаете того, что знаю я… Рано или поздно он добьется своего. Он станет силен настолько, что никто в Мире не сравнится с ним… Как Король управляет Городом, так и Епископ будет управлять всеми остальными землями. Но Одноживущий Король справедлив и беспристрастен, а Епископ… Он станет Королем Хаоса и Смерти, если его не остановить…
   — Это глупо. Ты не сможешь убить его.
   — Но я хотя бы попытаюсь… Я знаю его. И с каждой реинкарнацией, с каждой своей смертью я узнаю его все больше и больше. В этом мой шанс на победу.
   — Даже если ты и уничтожишь его, ты не сможешь истребить жажду власти во всех людях. Кто-нибудь займет его место.
   — Это не так просто сделать. Епископ долго шел наверх. Он много раз балансировал на грани между жизнью и смертью. И только чертовское везение выручало его… И моя помощь. Да, я несколько раз спасал ему жизнь, ведь все маги слабы в ближнем бою. Это баланс. Равновесие, на котором держится стабильность Мира. А сила одного сверхчеловека может нарушить его. Мне страшно представить, к чему это может привести…
   — Ну, что ж… Значит, ты твердо решил идти до конца.
   —Да.
   — Мне жаль тебя, Глеб. Ты бы мог принести немалую пользу Лиге.
   — Возможно, я принесу пользу всему Миру… Ты обещал мне карту.
   — Карту? А, да. Потерянная Библиотека. Белобровый.
   Сергей залез в ящик стола, долго там рылся, шурша бумагами, и наконец вытащил серый лист, сложенный вчетверо.
   — Вот она, — сказал он. — Мы отыскали эту карту для другого дела, но я отдам ее тебе. Здесь отмечены все дороги, ведущие к Потерянной Библиотеке, но прошло слишком много времени с того момента, как ее нарисовали. Боюсь, все там сейчас по-другому… Говорят, три года назад туда ушли три сильных мага. Они хотели отыскать потерянные знания, но сейчас никто не может найти их самих. Больше в том направлении никто не ходил… будь осторожен, Глеб.
   — Спасибо за карту. Надеюсь, Белобровый мне действительно поможет.
 
   — Думаю, тебе уже ничто не сможет помочь. Ты конченый человек, Глеб. Ты слишком серьезно все воспринимаешь.
   — Возможно. — Глеб помолчал. — Ну, мне пора…
   — Если вдруг передумаешь, возвращайся к нам. Лига тебя помнит.
   — Это ты меня помнишь… Прощай, Сергей.
   Они пожали друг другу руки, мгновение неподвижно стояли, а потом обнялись.
   — До свидания, земляк… До свидания…
   Омытое ночным дождем утро встретило его солнцем. От луж и грязи не осталось и следа, булыжник мощеных улиц сиял чистотой. Десятки лавочек распахнули свои двери, приглашая покупателей заглянуть внутрь.
   Люди наводнили Город. Они с удовольствием подставляли лица ласковым лучам и легкому ветерку. Они заходили в дома, разговаривали, торговались, ели и пили, веселились и работали. Они любили этот город и никогда не задумывались о его ночной жизни. Впрочем, возможно, они и вовсе ни о чем никогда не думали…
   Глеб шел по улице, никуда особо не направляясь. Шел куда глаза глядят. У него пока не сформировался план действий. Он размышлял. Что сначала? Серебряная бухта? Или Потерянная Библиотека? Свертль или Белобровый? Север или юг?..
   Людей было много. Слишком много. Они галдели, шумели, не давали сосредоточиться. То и дело Глеб налетал на кого-то. Его толкали, он отвечал. Приходилось постоянно присматривать затем, чтобы не срезали кошельки с пояса. Хоть Король и следил за порядком в своих владениях, но мелкое воровство, за которое не наказывали строго, процветало и в черте Города.
   Люди шли навстречу, обгоняли. Однажды Глеб подметил, чем отличается деревенский человек от городского. Деревенский всегда смотрит встречным в лицо. Заглядывает в глаза каждому, потому что это может оказаться знакомый. А горожанин глядит только себе под ноги или поверх голов. Он привык жить в такой сутолоке. Он не замечает личностей, видит только толпу, безликую массу.
   «Видимо, я уже превратился в деревенского парня, — подумал с Глеб, поймав себя на том, что пытается всмотреться в лицо каждому прохожему, — слишком долго я жил в лесу у гоблинов, чересчур долго шел в Город…»
   Никак не удавалось собраться с мыслями. Разболелась голова. Необходимо было найти спокойное тихое местечко, чтоб отдохнуть и поразмыслить в одиночестве.
   Где в Городе можно найти подобное место? Тишину и одиночество.
   Глеб знал, где.
 
   Он сидел в тени огромной березы, ствол которой не обхватили бы и два человека. Деревьев здесь было много, почти так же много, как в лесу. В высоких густых кронах щебетали мелкие пичуги, хрипло каркали вороны. Шелестела, шуршала сонно листва, тихо что-то нашептывала. Путешествуя по бутонам, жужжали пчелы. Басовито гудели тяжелые шмели, перелетали от соцветия к соцветию…
   Глеб, прикрыв глаза, слушал. Он словно вернулся в лес, на поляну, где жили гоблины. Толстый шаман, Лина, Уот. Аут, который теперь часть Солнца…
   Глеб улыбался…
   Было тихо, покойно. Так покойно может быть только на кладбище.
   На городском кладбище…
   «Интересно, наверное, стоять возле собственной могилы… Вам не доводилось?»
   — Доводилось, — вслух произнес Глеб, открыл глаза и осмотрелся по сторонам.
   Поблизости никого не было. По крайнем мере никого живого.
   Земля вокруг бугрилась холмикам могил. Местами высились каменные памятники — небольшие статуи или монументы. Всюду торчали кресты: старые и новые, деревянные, каменные и металлические, простые и вычурные. Даже после смерти люди хотели отличаться друг от друга. Хотя бы могилами.
   Глеб посмотрел на свою. Невысокий деревянный крест. Православный, с нижней косой перекладинкой — второго такого здесь нет. Имя древнерусской вязью: «Глеб» — сам вырезал. Не какие-то там руны. И девятнадцать зарубок на верхнем бруске.
   Глеб пересчитал их, привычно ужаснулся, как иной раз ужасается женщина своим годам, встречая очередной день рождения.
   Девятнадцать!
   Он достал нож, шаркнул им по граниту могильной плиты, оттачивая, и стал резать еще один шрам на закалившемся, потемневшем от непогод дереве. Закончив, отошел в сторону. Пересчитал еще раз.
   Двадцать зарубок. Двадцать жизней. Девятнадцать старых темных. И одна свежая, еще белая…
   «Интересно, наверное, стоять возле собственной могилы…»
   — Это точно, — шепотом подтвердил Глеб.
   Он отошел в сторону, прилег на траву возле ствола огромной березы, достал карту и внимательно стал ее изучать.
   — Нашли могилку-то, господин? — спросил кладбищенски сторож, появляясь из-за дерева. Глеб оторвался от карты.
   — Да, вот она. — Он показал на православный крест.
   — Кто у вас здесь? Друг?
   — Да, — Глеб улыбнулся. — Самый верный друг.
   — Хорошее место.
   — Да, здесь тихо.
   — Мертвые суету не любят.
   — Живые тоже иногда.
   — Часто сюда ходите, господин?
   Лицо ваше вроде бы мне знакомо.
   — Редко. Я и в Городе-то нечасто бываю… А ты давно за мертвецами приглядываешь?
   — С тридцати годов. Как жену схоронил здесь, так и решил поближе к ней перебраться… Иной раз придешь, присядешь возле нее и говоришь, говоришь… Расскажешь ей, чего нового, вспомнишь прошлое. Только слышит ли она сейчас?.. — Старик ладонью стер мутную слезинку, размазал влагу по щеке. — Странно, когда живая она была, как-то все недосуг было поговорить. А теперь… С мертвыми-то всегда разговаривать легче, правда?.. А у вас здесь кто?
   —Друг…
   — Ну да, я же спрашивал уже. Давно он умер?
   — Давно… Двадцать жизней назад. Двадцать зарубок…
 
   — Странно вы, Двуживущие, время считаете. Жизнями.
   — Скорей смертями.
   — Его убили?
   —Да.
   Старик вздохнул.
   — Как это было?
   — Зачем тебе?
   — Просто я живу с этими людьми, — сторож обвел рукой могилы. — Я ухаживаю за ними, но большинство из них для меня чужие… Это непросто — жить в окружении незнакомцев.
   — Его убили не здесь, не в Городе. Это случилось в открытом поле далеко от человеческого жилья… Он ждал там старого знакомого своего заклятого врага. Ждал на вершине кургана, насыпанного над древним захоронением. Он знал, что враг скоро придет и готовился… Было жарко. Я помню, насколько жарко было тогда. На западе горели торфяные болота, и горизонта не было видно за пеленой сизого дыма. Воздух пах гарью… Торф горит долго. Он тлеет под землей, под тонким слоем почвы. Выгорает, образуя пустоты. Человек может забрести на такое пожарище и даже не заподозрит, что под его ногами бушует настоящая преисподняя. Говорят, провалившийся туда человек сгорает в одно мгновение…
   — Я тоже слышал об этом, — сказал старик, кивая. — Так ваш друг сгорел?
   — Нет. Он задохнулся… Человек, которого я… которого ждал мой друг, видимо, заподозрил засаду, а может, его предупредили. Так или иначе, но вдруг изменившийся ветер принес со стороны пожарища густое облако дыма, полностью окутав им курган. Убежать было невозможно — глаза разъедало, воздуха не было, только горячая сухая горечь заполняла горло и легкие… Он задохнулся в считанные минуты…
   Повалился на землю, царапая горло когтями, еще пытаясь уползти. Кашляя, давясь слизью…
   — Наверное, это страшно — так умирать.
   — Он не боялся. Смерть для него уже стала привычкой.
   — А как он оказался здесь?
   — Я нашел тело через несколько дней. Все там же, на вершине кургана. Оно так прокоптилось, что даже вороны и степные волки не трогали его. Я кремировал труп — он вспыхнул, словно сухое полено, — собрал прах и принес сюда. Тогда еще участки здесь были дешевые. Я купил этот на свои деньги. И знаешь, старик, мне было приятно покупать кусочек неподкупного Города.
   Сторож улыбнулся, оценив шутку.
   — Как его звали, вашего друга?
   — Здесь написано.
   — Я не умею читать. Да и эти буквы кажутся мне странными.
   — Его звали Глеб. Впрочем, его и сейчас зовут так же.
   — Убийца был магом?
   —Да.
   — И где он теперь?
   — Я не знаю наверняка. Но я найду его.
   Глеб замолчал, вновь уткнулся в карту. Он уже решил, куда направится сначала, и теперь надо было наметить маршрут. Кладбищенский сторож тихо сидел рядом, не решаясь отвлечь Двуживущего. Впрочем, он узнал все, что его интересовало, и сейчас старик размышлял над услышанным…
   Через полчаса Глеб аккуратно сложил карту и поднялся. Старик очнулся отдремы, дернулся, открыл слепые спросонья глаза.
   — Уходите, господин?
   — Да.
   — А может, зайдете ко мне?
   Глеб посмотрел на небо. Он рассчитывал покинуть Город сегодня, но солнце уже стояло высоко, а ведь надо было еще собрать в дорогу все необходимое. Провозишься, смотришь, и вечер на дворе. На ночь глядя никуда не пойдешь…