Страница:
— Хреновый я хозяин. И муж хреновый, — сообщил он коню, и тот презрительно фыркнул в ответ: мне бы, мол, твои заботы. Эд вскочил в седло и выехал во двор, по-прежнему не таясь, но уже и не очень шумя. Не приведи Гилас, и впрямь его заметит конунг из окна — потребует к себе и до утра уже не отпустит. А Эд хотел к Северине. Теперь и вправду хотел.
Он беспрепятственно проехал через Верхний город, встретив по дороге только одного путника, такого же, как он, праздношатающегося гуляку. К тому времени, когда Эд добрался до Криворукой улицы, уже почти рассвело и витиеватые переулки Нижнего города понемногу заполнялись людьми. Он не прятался и здесь: они знали его, хотя никогда с ним не говорили, и он принадлежал им больше, чем чистым мощёным мостовым Верхнего Сотелсхейма.
Вычищенная вывеска «Красная змея» выдавала в её хозяйке рабочее настроение. Это было хорошо. Хорошо, если она занята делами и не думает о нём — будет меньше упрёков…
И всё-таки, будь Эд хотя бы чуточку сентиментальнее, он непременно поверил бы, что она его ждала — так быстро она открыла дверь и таким спокойным, вовсе не удивленным было её лицо, когда их взгляды встретились.
Северина ничего не сказала Эду, только поцеловала его, и от неё пахло мятой и спиртом, а руки были скользкими и неестественно чистыми от уксуса.
— Так рано встала? Работаешь? — с усмешкой спросил Эд, прекрасно зная, что, скорее всего, она ещё не ложилась. В Нижнем городе надо было поискать женщину более порядочную, чем аптекарша Северина из «Красной змеи», но главных своих клиентов она принимала ночами, как и шлюхи из квартала Тафи. Это единственное, что их роднило. Если задуматься, между Лизабет Фосиган и теми же шлюхами общего было куда больше.
Но к Мологу Лизабет Фосиган. И даже шлюх из квартала Тафи тоже к Мологу… к Мологу всё.
Всё.
Северина не ответила на его вопрос, но Эд ведь и не ждал ответа. А то, чего он вправду ждал, она ему дала, как всегда. И через час он уснул в её узкой неудобной постели, на соломенном матраце, в мансарде над лавкой, пропитанной резкими запахами неизвестных трав. И пока он спал, Северина бережно расчесала и заплела его волосы.
Домой Эд вернулся после полудня. По меркам Верхнего Сотелсхейма это было раннее утро, когда благородные леди ходили друг другу в гости на завтрак, а их не менее благородные мужья только-только подтягивались из пивнушек. До вечера леди теперь будут заниматься своими обычными дамскими глупостями, а для мужчин наступит сонное время суток. Эд в который раз подумал, что если бы Одвеллы надумали брать Сотелсхейм штурмом, то наилучшим временем для этого был бы промежуток от двух до пяти часов дня. Глубокая ночь для благородных воинов клана Фосиган, стало быть.
Сам Эд, выросший далеко от Сотелсхейма, всё-таки придерживался менее извращённого режима дня, но всё равно чувствовал себя достаточно помятым за прошедшую ночь, хотя и совершенно довольным. Поэтому он вошёл в свой дом, напевая, и подмигнул топтавшемуся у статуи лакею.
— Доброе утро, милорд, — с подчёркнутой вежливостью, отличающей всех лакеев, произнёс тот.
— И тебе доброй ночи, — зевая, отозвался Эд. — Что нового?
— Осмелюсь сообщить, что вас ожидают…
— Ох, нет. Не надо. Молчи, — скривился Эд. — И зачем я только спросил? Утром расскажешь.
— Утром? Милорд…
— Ну, завтра. Завтра утром. Какая, к дьяволу, разница? — пробормотал Эд, поднимаясь по лестнице. Кто бы его там ни ожидал, подождут ещё немного.
В доме было непривычно тихо — Магдалена, видимо, уехала с утра гулять. «Счастье-то какое», — подумал Эд, входя в свою спальню — и замер на пороге, с изумлением озирая открывшуюся картину.
Платяной шкаф был распахнут настежь. Вся одежда Эда — сорочки, штаны, куртки, чулки и плащи — была живописно расшвыряна по полу, стульям и кровати. С балдахина свешивалась парадная перевязь, которую Эд давно считал безвозвратно потерянной. На постели поверх одеяла валялись две пары охотничьих сапог.
И посреди всего это бардака, задумчиво подперев голову рукой, сидела его жена. Сидела и глядела в окно.
Эд деликатно кашлянул. Магдалена выпрямилась и повернулась к нему. Лицо её было абсолютно спокойно.
— Решила устроить уборку? — с любопытством спросил Эд. — Или у тебя была истерика?
Магдалена положила руку на подоконник — спокойным, врождённо изящным жестом.
— Я выбирала, что мне надеть.
Хмыкнув, Эд наконец вошёл в спальню, стараясь не особо топтать свой гардероб.
— И как? Что-нибудь подошло?
— Да. Но искать пришлось долго.
— Рад, что ты осталась довольна. Так тут можно прибрать? Хотя, наверное, не сейчас. Я хотел бы вздремнуть часика два…
— Эдвард! — сказала Магдалена.
— Да? — ласково отозвался тот. Она почти никогда не называла его иначе, чем именем, которое он взял, присоединяясь к клану Фосиган. Видимо, так ей проще было убедить себя, что он ей ровня.
— Где ты был?
— В замке, — ответил он, сбрасывая с кровати свои сапоги.
— До того.
— Душа моя, ты решила устроить мне допрос?
Магдалена продолжала смотреть на него, не двигаясь с места. Её рука всё так же спокойно лежала на подоконнике. Воспользовавшись паузой, Эд закинул ногу на колено и взялся за сапог.
— Я была в «Серебряном роге». Этой ночью. Искала тебя.
Эд замер.
— Тебя там видели?
— Не бойся. Я была… инкогнито.
— В своём ли ты уме, душа моя? — тоскливо спросил Эд. — Будет теперь трёпа, что меня ночами по кабакам женщины ищут…
— Я переоделась мужчиной.
Эд опустил ногу и потрясённо уставился на неё. Потом расхохотался.
— Ещё лучше! Скажут, что посреди ночи меня по кабакам разыскивают мальчики!
— Тебе ведь всё равно, что они скажут, Эдвард.
— Совершенно всё равно, — согласился он.
— Где ты был?
Это уже начинало надоедать.
— В кабаке. Потом в замке.
— А потом?
— Я до самого утра там был, Магда.
— У конунга?
— Конечно.
Она молча смотрела на него. Боги, они женаты меньше года, но как же осточертел ему уже этот взгляд. У Магдалены Фосиган было ровно три выражения лица, но именно этим она пользовалась чаще прочих. Эффект был, как от пытки медленной водой.
— Если ты мне не веришь, спроси его сама, — сказал Эд, прекрасно зная, что она не спросит.
Магдалена встала, заслонив спиной оконный проём. Эд стащил наконец сапог и взялся за второй.
— Тебя ждут внизу.
— Выгони их.
— Это секундант Сальдо Бристансона.
Эд выругался и тяжко вздохнул. Потом снова надел только что снятый сапог.
— Эдвард, как ты мог допустить эту дуэль?
Эд прошёл мимо жены, не ответив. Голова слегка побаливала, и он на ходу рассеянно помассировал висок. Спать хотелось ужасно, но он заставил себя встряхнуться. Ладно, отоспится ночью. Надо бы лечь сегодня пораньше. Он, правда, обещался быть в «Кабаньем логове» этим вечером… дьявол, придётся идти. Заскочить хотя бы на часок, иначе не поймут.
Тедор Фокстер ждал его в малом гостином зале. На столе стояла непочатая бутылка вина: к угощению он не притронулся. Эду хватило одного взгляда, чтобы понять, что гость находится в состоянии, близком к нервному припадку.
— Доброго вам утра, Фокстер, — приветливо сказал Эд. — Прошу прощения, что заставил ждать. Чем обязан?
Фокстер развернулся на месте так круто, что, казалось, едва не потерял равновесие. Его плотно сжатые губы побелели от напряжения.
— Какого дьявола я должен обивать ваши пороги, сударь? — хрипловатым от еле сдерживаемого гнева голосом спросил он. — Кто ваш секундант?
— У меня его нет, — пожал плечами Эд. — Как-то, знаете ли, руки ещё до этого дела не дошли. Вы не могли бы зайти попозже? Скажем, вечерком?
Несколько мгновений Фокстер молчал. Эд почти видел, как напряжённо он пытается подобрать для него наиболее подходящий эпитет, при том не слишком обидный — оскорблять противника человека, чьим секундантом ты являешься, считалось невероятной низостью. Однако «милордом» Фокстер назвать Эда никак не мог, а нейтральное «сударь» не содержало необходимого экспрессивного заряда. Поэтому в конце концов он проглотил своё возмущение и сказал совершенно ровно:
— Будьте любезны немедленно написать человеку, которого вы желаете видеть своим секундантом. Я готов подождать.
— Это очень любезно с вашей стороны. Погодите тогда, мне надо подумать. Хм… А почему вы не пьёте? Это хорошее вино. У меня не бывает плохого.
Он подёргал за шнурок звонка. Лакей, видимо, подслушивал за дверью, потому что явился почти тотчас.
— Бумагу, перо и чернила, — распорядился Эд и, рухнув в кресло, растерянно посмотрел на стоящего Фокстера, неотрывно глядевшего на него в точности тем же взглядом, что и Магда несколько минут назад.
— А вас ведь не было вчера в «Роге», правда? — спросил Эд. — По-моему, не было.
— Я пришёл позже.
— А! Ну и? Вам рассказали, как глупо у нас с Бристансоном получилось? Молог знает что…
— Собираетесь извиниться? — немедленно спросил Фокстер.
Эд изумлённо посмотрел на него, потом расхохотался.
— Извиниться? Помилуйте! Он только что по роже мне не надавал, жаль, его остановили. И знаете, из-за чего весь сыр-бор?..
— Кто ваш секундант, сударь? — багровея, прошипел Фокстер.
Эд задумался.
— Даже не знаю… Может, вы мне скажете?
— Я?!
— Конечно, вы, — прямо глянув на него, кивнул Эд. — Вы ведь лучше меня знаете, кто в этом треклятом городе ненавидит меня меньше остальных, а кто больше. Мне-то, как правило, они об этом не говорят.
— О, вы преувеличиваете, — с презрением ответил Фокстер. — Поверьте, в этом треклятом городе нет ни одного человека, который бы вас ненавидел.
— Хотите сказать, что меня всего лишь презирают, не опускаясь до ненависти? — уточнил Эд. Фокстер уставился на него. Это всегда восхищало Эда в нём и таких, как он: они могли сколько угодно плеваться ядом в завуалированной форме, но совершенно терялись, если он переводил их намёки на нормальный язык. — Пожалуй, но это только в Верхнем Сотелсхейме. В Нижнем дела обстоят несколько иначе, однако тут вы, я так понимаю, не слишком компетентны.
Вошёл лакей, неся письменные принадлежности. Поза Фокстера, видимо, со стороны смотрелась весьма красноречиво, потому что лакей с интересом покосился на гостя и тут же удрал за дверь.
— Что? — раскладывая бумагу на столе, полюбопытствовал Эд. — Вы тоже хотите вызвать меня на поединок?
— Нет!
— Ну и хорошо. Дали б боги завтрашний пережить. Рико Кирдвига знаете?
Кажется, совершенно перестав улавливать нить беседы, Фокстер деревянно кивнул.
— Ну и как он?
— Прошу прощения?
— Как он вам? В том смысле, что он благороден, не правда ли? Хорошо воспитан и всё такое. Я, правда, не в курсе насчёт его заслуг перед конунгом и кланом, но это, по-моему, в данном случае не важно.
— Эфрин, что вы несёте?
Эд коротко улыбнулся.
— Рико Кирдвиг устроит вас как мой секундант?
Фокстер расправил плечи. Его облегчение от близкого конца разговора было почти осязаемым.
— Вполне.
— Ну и слава богам. Хорошо бы он согласился ещё. — Эд быстро нацарапал на бумаге несколько строк и, свернув свиток, обвязал лентой с цветами Фосиганов. Потом небрежно протянул Фокстеру. — Сами теперь решайте, проявлять ли мне к вам положенное, но совершенно неудобное в нашем случае уважение и посылать ли это со слугой. Или вы сэкономите себе и мне лишний час и отвезёте это Кирдвигу сами.
Фокстер вырвал свиток из руки Эда. Тот улыбнулся шире.
— Вы меня премного обязали. Я написал Рико, что согласен на любые условия, так что, надеюсь, вы сговоритесь быстро. Обсуждать примирение не пытайтесь, я дал ему указание не примиряться ни в коем случае.
— О примирении не может быть речи, — пламенно сказал Фокстер, и Эд кивнул. Конечно, не может. Когда ты, самоуверенный сотелсхеймский хлыщ, входил в эту комнату, а потом два часа мерил её шагами, ты только и думал, как бы спасти своего дружка от этой позорной дуэли. Но теперь ты сам потащишь его на поединок за шиворот, и не будь Бристансон первым на очереди, ты бы прямо тут вытащил меч и нашинковал из меня закуску к грядущей свадьбе дражайшего Сальдо. Но не выйдет, нет. Я дерусь с ним, а ты мне в этом поможешь.
— До завтра, — сказал Эд и, не вставая, небрежно протянул Фокстеру руку. Тот не принял её, ограничившись сухим кивком, и зашагал к выходу. Улыбнувшись, Эд опустил руку и сказал Фокстеру в спину:
— И ещё одно, Фокстер. Моё имя не Эфрин, а Фосиган. И если вы ещё хоть раз позволите себе подобную оговорку, я вызову вас. И вы не посмеете отказаться.
Несколько мгновений Тедор Фокстер стоял у порога, и тугие мышцы шеи так и перекатывались под кожей. Потом с грохотом распахнул дверь и размашисто вышел прочь.
Эд вытянулся в кресле и некоторое время блаженно потягивал вино, от которого так опрометчиво отказался его гость. Разговор с Фокстером приятно взбодрил его, и спать уже не хотелось. Меньше чем через час прибежал посыльный с запиской от Рико Кирдвига. Эд пробежал её глазами, удовлетворённо кивнул и отправился в фехтовальный зал.
3
Он беспрепятственно проехал через Верхний город, встретив по дороге только одного путника, такого же, как он, праздношатающегося гуляку. К тому времени, когда Эд добрался до Криворукой улицы, уже почти рассвело и витиеватые переулки Нижнего города понемногу заполнялись людьми. Он не прятался и здесь: они знали его, хотя никогда с ним не говорили, и он принадлежал им больше, чем чистым мощёным мостовым Верхнего Сотелсхейма.
Вычищенная вывеска «Красная змея» выдавала в её хозяйке рабочее настроение. Это было хорошо. Хорошо, если она занята делами и не думает о нём — будет меньше упрёков…
И всё-таки, будь Эд хотя бы чуточку сентиментальнее, он непременно поверил бы, что она его ждала — так быстро она открыла дверь и таким спокойным, вовсе не удивленным было её лицо, когда их взгляды встретились.
Северина ничего не сказала Эду, только поцеловала его, и от неё пахло мятой и спиртом, а руки были скользкими и неестественно чистыми от уксуса.
— Так рано встала? Работаешь? — с усмешкой спросил Эд, прекрасно зная, что, скорее всего, она ещё не ложилась. В Нижнем городе надо было поискать женщину более порядочную, чем аптекарша Северина из «Красной змеи», но главных своих клиентов она принимала ночами, как и шлюхи из квартала Тафи. Это единственное, что их роднило. Если задуматься, между Лизабет Фосиган и теми же шлюхами общего было куда больше.
Но к Мологу Лизабет Фосиган. И даже шлюх из квартала Тафи тоже к Мологу… к Мологу всё.
Всё.
Северина не ответила на его вопрос, но Эд ведь и не ждал ответа. А то, чего он вправду ждал, она ему дала, как всегда. И через час он уснул в её узкой неудобной постели, на соломенном матраце, в мансарде над лавкой, пропитанной резкими запахами неизвестных трав. И пока он спал, Северина бережно расчесала и заплела его волосы.
Домой Эд вернулся после полудня. По меркам Верхнего Сотелсхейма это было раннее утро, когда благородные леди ходили друг другу в гости на завтрак, а их не менее благородные мужья только-только подтягивались из пивнушек. До вечера леди теперь будут заниматься своими обычными дамскими глупостями, а для мужчин наступит сонное время суток. Эд в который раз подумал, что если бы Одвеллы надумали брать Сотелсхейм штурмом, то наилучшим временем для этого был бы промежуток от двух до пяти часов дня. Глубокая ночь для благородных воинов клана Фосиган, стало быть.
Сам Эд, выросший далеко от Сотелсхейма, всё-таки придерживался менее извращённого режима дня, но всё равно чувствовал себя достаточно помятым за прошедшую ночь, хотя и совершенно довольным. Поэтому он вошёл в свой дом, напевая, и подмигнул топтавшемуся у статуи лакею.
— Доброе утро, милорд, — с подчёркнутой вежливостью, отличающей всех лакеев, произнёс тот.
— И тебе доброй ночи, — зевая, отозвался Эд. — Что нового?
— Осмелюсь сообщить, что вас ожидают…
— Ох, нет. Не надо. Молчи, — скривился Эд. — И зачем я только спросил? Утром расскажешь.
— Утром? Милорд…
— Ну, завтра. Завтра утром. Какая, к дьяволу, разница? — пробормотал Эд, поднимаясь по лестнице. Кто бы его там ни ожидал, подождут ещё немного.
В доме было непривычно тихо — Магдалена, видимо, уехала с утра гулять. «Счастье-то какое», — подумал Эд, входя в свою спальню — и замер на пороге, с изумлением озирая открывшуюся картину.
Платяной шкаф был распахнут настежь. Вся одежда Эда — сорочки, штаны, куртки, чулки и плащи — была живописно расшвыряна по полу, стульям и кровати. С балдахина свешивалась парадная перевязь, которую Эд давно считал безвозвратно потерянной. На постели поверх одеяла валялись две пары охотничьих сапог.
И посреди всего это бардака, задумчиво подперев голову рукой, сидела его жена. Сидела и глядела в окно.
Эд деликатно кашлянул. Магдалена выпрямилась и повернулась к нему. Лицо её было абсолютно спокойно.
— Решила устроить уборку? — с любопытством спросил Эд. — Или у тебя была истерика?
Магдалена положила руку на подоконник — спокойным, врождённо изящным жестом.
— Я выбирала, что мне надеть.
Хмыкнув, Эд наконец вошёл в спальню, стараясь не особо топтать свой гардероб.
— И как? Что-нибудь подошло?
— Да. Но искать пришлось долго.
— Рад, что ты осталась довольна. Так тут можно прибрать? Хотя, наверное, не сейчас. Я хотел бы вздремнуть часика два…
— Эдвард! — сказала Магдалена.
— Да? — ласково отозвался тот. Она почти никогда не называла его иначе, чем именем, которое он взял, присоединяясь к клану Фосиган. Видимо, так ей проще было убедить себя, что он ей ровня.
— Где ты был?
— В замке, — ответил он, сбрасывая с кровати свои сапоги.
— До того.
— Душа моя, ты решила устроить мне допрос?
Магдалена продолжала смотреть на него, не двигаясь с места. Её рука всё так же спокойно лежала на подоконнике. Воспользовавшись паузой, Эд закинул ногу на колено и взялся за сапог.
— Я была в «Серебряном роге». Этой ночью. Искала тебя.
Эд замер.
— Тебя там видели?
— Не бойся. Я была… инкогнито.
— В своём ли ты уме, душа моя? — тоскливо спросил Эд. — Будет теперь трёпа, что меня ночами по кабакам женщины ищут…
— Я переоделась мужчиной.
Эд опустил ногу и потрясённо уставился на неё. Потом расхохотался.
— Ещё лучше! Скажут, что посреди ночи меня по кабакам разыскивают мальчики!
— Тебе ведь всё равно, что они скажут, Эдвард.
— Совершенно всё равно, — согласился он.
— Где ты был?
Это уже начинало надоедать.
— В кабаке. Потом в замке.
— А потом?
— Я до самого утра там был, Магда.
— У конунга?
— Конечно.
Она молча смотрела на него. Боги, они женаты меньше года, но как же осточертел ему уже этот взгляд. У Магдалены Фосиган было ровно три выражения лица, но именно этим она пользовалась чаще прочих. Эффект был, как от пытки медленной водой.
— Если ты мне не веришь, спроси его сама, — сказал Эд, прекрасно зная, что она не спросит.
Магдалена встала, заслонив спиной оконный проём. Эд стащил наконец сапог и взялся за второй.
— Тебя ждут внизу.
— Выгони их.
— Это секундант Сальдо Бристансона.
Эд выругался и тяжко вздохнул. Потом снова надел только что снятый сапог.
— Эдвард, как ты мог допустить эту дуэль?
Эд прошёл мимо жены, не ответив. Голова слегка побаливала, и он на ходу рассеянно помассировал висок. Спать хотелось ужасно, но он заставил себя встряхнуться. Ладно, отоспится ночью. Надо бы лечь сегодня пораньше. Он, правда, обещался быть в «Кабаньем логове» этим вечером… дьявол, придётся идти. Заскочить хотя бы на часок, иначе не поймут.
Тедор Фокстер ждал его в малом гостином зале. На столе стояла непочатая бутылка вина: к угощению он не притронулся. Эду хватило одного взгляда, чтобы понять, что гость находится в состоянии, близком к нервному припадку.
— Доброго вам утра, Фокстер, — приветливо сказал Эд. — Прошу прощения, что заставил ждать. Чем обязан?
Фокстер развернулся на месте так круто, что, казалось, едва не потерял равновесие. Его плотно сжатые губы побелели от напряжения.
— Какого дьявола я должен обивать ваши пороги, сударь? — хрипловатым от еле сдерживаемого гнева голосом спросил он. — Кто ваш секундант?
— У меня его нет, — пожал плечами Эд. — Как-то, знаете ли, руки ещё до этого дела не дошли. Вы не могли бы зайти попозже? Скажем, вечерком?
Несколько мгновений Фокстер молчал. Эд почти видел, как напряжённо он пытается подобрать для него наиболее подходящий эпитет, при том не слишком обидный — оскорблять противника человека, чьим секундантом ты являешься, считалось невероятной низостью. Однако «милордом» Фокстер назвать Эда никак не мог, а нейтральное «сударь» не содержало необходимого экспрессивного заряда. Поэтому в конце концов он проглотил своё возмущение и сказал совершенно ровно:
— Будьте любезны немедленно написать человеку, которого вы желаете видеть своим секундантом. Я готов подождать.
— Это очень любезно с вашей стороны. Погодите тогда, мне надо подумать. Хм… А почему вы не пьёте? Это хорошее вино. У меня не бывает плохого.
Он подёргал за шнурок звонка. Лакей, видимо, подслушивал за дверью, потому что явился почти тотчас.
— Бумагу, перо и чернила, — распорядился Эд и, рухнув в кресло, растерянно посмотрел на стоящего Фокстера, неотрывно глядевшего на него в точности тем же взглядом, что и Магда несколько минут назад.
— А вас ведь не было вчера в «Роге», правда? — спросил Эд. — По-моему, не было.
— Я пришёл позже.
— А! Ну и? Вам рассказали, как глупо у нас с Бристансоном получилось? Молог знает что…
— Собираетесь извиниться? — немедленно спросил Фокстер.
Эд изумлённо посмотрел на него, потом расхохотался.
— Извиниться? Помилуйте! Он только что по роже мне не надавал, жаль, его остановили. И знаете, из-за чего весь сыр-бор?..
— Кто ваш секундант, сударь? — багровея, прошипел Фокстер.
Эд задумался.
— Даже не знаю… Может, вы мне скажете?
— Я?!
— Конечно, вы, — прямо глянув на него, кивнул Эд. — Вы ведь лучше меня знаете, кто в этом треклятом городе ненавидит меня меньше остальных, а кто больше. Мне-то, как правило, они об этом не говорят.
— О, вы преувеличиваете, — с презрением ответил Фокстер. — Поверьте, в этом треклятом городе нет ни одного человека, который бы вас ненавидел.
— Хотите сказать, что меня всего лишь презирают, не опускаясь до ненависти? — уточнил Эд. Фокстер уставился на него. Это всегда восхищало Эда в нём и таких, как он: они могли сколько угодно плеваться ядом в завуалированной форме, но совершенно терялись, если он переводил их намёки на нормальный язык. — Пожалуй, но это только в Верхнем Сотелсхейме. В Нижнем дела обстоят несколько иначе, однако тут вы, я так понимаю, не слишком компетентны.
Вошёл лакей, неся письменные принадлежности. Поза Фокстера, видимо, со стороны смотрелась весьма красноречиво, потому что лакей с интересом покосился на гостя и тут же удрал за дверь.
— Что? — раскладывая бумагу на столе, полюбопытствовал Эд. — Вы тоже хотите вызвать меня на поединок?
— Нет!
— Ну и хорошо. Дали б боги завтрашний пережить. Рико Кирдвига знаете?
Кажется, совершенно перестав улавливать нить беседы, Фокстер деревянно кивнул.
— Ну и как он?
— Прошу прощения?
— Как он вам? В том смысле, что он благороден, не правда ли? Хорошо воспитан и всё такое. Я, правда, не в курсе насчёт его заслуг перед конунгом и кланом, но это, по-моему, в данном случае не важно.
— Эфрин, что вы несёте?
Эд коротко улыбнулся.
— Рико Кирдвиг устроит вас как мой секундант?
Фокстер расправил плечи. Его облегчение от близкого конца разговора было почти осязаемым.
— Вполне.
— Ну и слава богам. Хорошо бы он согласился ещё. — Эд быстро нацарапал на бумаге несколько строк и, свернув свиток, обвязал лентой с цветами Фосиганов. Потом небрежно протянул Фокстеру. — Сами теперь решайте, проявлять ли мне к вам положенное, но совершенно неудобное в нашем случае уважение и посылать ли это со слугой. Или вы сэкономите себе и мне лишний час и отвезёте это Кирдвигу сами.
Фокстер вырвал свиток из руки Эда. Тот улыбнулся шире.
— Вы меня премного обязали. Я написал Рико, что согласен на любые условия, так что, надеюсь, вы сговоритесь быстро. Обсуждать примирение не пытайтесь, я дал ему указание не примиряться ни в коем случае.
— О примирении не может быть речи, — пламенно сказал Фокстер, и Эд кивнул. Конечно, не может. Когда ты, самоуверенный сотелсхеймский хлыщ, входил в эту комнату, а потом два часа мерил её шагами, ты только и думал, как бы спасти своего дружка от этой позорной дуэли. Но теперь ты сам потащишь его на поединок за шиворот, и не будь Бристансон первым на очереди, ты бы прямо тут вытащил меч и нашинковал из меня закуску к грядущей свадьбе дражайшего Сальдо. Но не выйдет, нет. Я дерусь с ним, а ты мне в этом поможешь.
— До завтра, — сказал Эд и, не вставая, небрежно протянул Фокстеру руку. Тот не принял её, ограничившись сухим кивком, и зашагал к выходу. Улыбнувшись, Эд опустил руку и сказал Фокстеру в спину:
— И ещё одно, Фокстер. Моё имя не Эфрин, а Фосиган. И если вы ещё хоть раз позволите себе подобную оговорку, я вызову вас. И вы не посмеете отказаться.
Несколько мгновений Тедор Фокстер стоял у порога, и тугие мышцы шеи так и перекатывались под кожей. Потом с грохотом распахнул дверь и размашисто вышел прочь.
Эд вытянулся в кресле и некоторое время блаженно потягивал вино, от которого так опрометчиво отказался его гость. Разговор с Фокстером приятно взбодрил его, и спать уже не хотелось. Меньше чем через час прибежал посыльный с запиской от Рико Кирдвига. Эд пробежал её глазами, удовлетворённо кивнул и отправился в фехтовальный зал.
3
Любят ли боги дуэлянтов — вопрос спорный и в некотором роде риторический. Жрецы Лутдаха, покровителя учёного люда, с давних пор ведут диспуты на эту тему, и не одна сотня гусиных перьев сломана в попытке написать сколько-нибудь авторитетное послание к мирянам на сей счёт. С одной стороны, поединок чести, призванный обелить или защитить имя клана, либо установить справедливость, либо подтвердить невиновность ложно обвинённого — такой поединок священен и угоден Гилас. С другой стороны, любое смертоубийство — прежде всего жертва Мологу, да будет проклято и забыто имя его. Имя Молога, однако, в народе и среди благородных господ поминалось уж слишком часто, чтобы быть забытым, и слишком часто благородные господа оскорбляли друг друга в пьяных сварах, чтобы Молог рисковал лишиться жертвоприношений. Кроме того, неясно было, как относятся к дуэлям остальные боги. И Лукавая Тафи, водившая рукой фехтовальщика, и Хитроумная Аравин, научавшая его обманным движениям, и даже Неистовая Янона, с восторгом принимавшая любое бессмысленное кровопролитие, имели в этом деле свой интерес. Что уж говорить о Дирхе-Меченосце, ратующем за справедливость и кару не иначе чем с помощью меча, и считалось даже, что мечи благородных дуэлянтов — не что иное, как тень от тени меча Молога, которую Черноголовый доверил носить своему сыну. Таким образом, честные поединки имели прочную и хорошо аргументированную теологическую базу, однако сильно отдававшую дьяволопоклонничеством, потому что получалось, что именно мечом Молога, в фигуральном смысле, размахивают драчуны, снося друг другу головы.
Посему жрецы Светлоликой Матери Гилас хотя и терпели это, как терпели храмы и алтари богов-детей Молога, были страшно недовольны положением вещей и не уставали увещевать конунга, что-де давно пора запретить эти возмутительные игры с божьей волей. Конунг внял лишь отчасти: формально дуэли были запрещены, и как противники, так и их секунданты подвергались выволочке, но наказывались только если смерть одного из них была нежелательна — к примеру, порождала лишнюю путаницу с наследованием в клане или иную политическую сумятицу.
Сегодняшний поединок вполне мог стать подобным прецедентом. А мог и не стать — всё зависело от того, убьёт ли Сальдо Бристансон Эда Фосигана, или будет убит им. В первом случае последствия были совершенно непредсказуемы: в качестве клановой фигуры Эд Фосиган был никто, меньше чем никто, и даже его вдова, скорее всего, утешилась бы довольно быстро. Однако в личном отношении к конунгу Эд Фосиган отнюдь не был никто, он был некто, и если хотя бы половина сплетен, бродивших вокруг конунговой опочивальни, была истиной, то не сносить Сальдо Бристансону головы. Эду Фосигану, буде ему случится убить Сальдо Бристансона, не сносить головы тоже, ибо Сальдо Бристансон был не просто женихом старшей дочери конунга — он был единственным прямым наследником клана Бристансон, одного из наиболее влиятельных и близких септ Фосиганов.
Поэтому, как ни крути, убивать никого не стоило. И если Эд изначально понял и принял это как данность, то Сальдо Бристансон дошёл до этого вывода далеко не сразу и не без помощи своего дружка Фокстера — и даже дойдя, никак не мог смириться, потому и буравил сейчас Эда ненавидящим взглядом, гневно сверкая чёрными глазами безупречно красивого, но сведённого судорогой ярости лица.
— Я так понимаю, мой лорд, вы меня уже убили, — заметил Эд, натягивая перчатки. — Сожгли заживо пламенным взглядом практически насмерть.
— Да уж, гляди, у тебя уже портки дымятся, — шепнул ему Рико Кирдвиг и громко загоготал, пользуясь тем, что ни Бристансон со своим секундантом, ни жрецы Дирха не могли услышать, потому что стояли слишком далеко.
Эд удовлетворённо кивнул. Кирдвиг — парень что надо. Несколько туповатый, и к тому же первый в Сотелсхейме сплетник, он одновременно отличался редкостным добродушием и отзывчивостью даже к малознакомым людям. Как Эд и предполагал, он легко и быстро сговорился с Фокстером обо всех подробностях, хотя и обсуждать-то было почти нечего: драться решили на одноручных мечах, каждый своим оружием, без кинжалов и щитов, в кожаных доспехах, но без шлемов. Единственным категорическим требованием Бристансона — а вернее, Фокстера — была полная закрытость поединка. Для этого местом назначили внутренний двор в сотелсхеймском святилище Дирха, где традиционно происходило большинство дуэлей — жрецы Меченосца, считавшие каждый подобный поединок ритуальным священнодейством во славу своего бога, строго следили за тем, чтобы ни любопытные, ни злопыхатели не могли вмешаться и прервать бой. Даже конунговой страже вход в храм был заказан, однако жрецы охотно выдавали им дуэлянтов, когда поединок завершался, и свидетельствовали вину убийцы, если дуэль была насмерть.
— Насмерть ли сходитесь? — буднично осведомился жрец, стоявший ровно в центре условной линии, прочерченной между противниками. Вообще свидетелей-жрецов было двое, но говорил всегда один, старший; роль сопровождавшего его послушника сводилась к тому, чтобы вовремя кликнуть лекаря или поднять ор, если драка выйдет за договоренные рамки, или если секунданты противников сцепятся друг с другом — бывало и такое.
— Насмерть ли сходимся, мой лорд? — осведомился Эд, принимая из рук Рико свой меч. — Вы как бы оскорблены, так что вам виднее…
Нижняя губа Бристансона дрогнула, будто он собирался сплюнуть. Рука стоявшего рядом Фокстера тут же легла ему на плечо. Фокстер что-то сказал, очень тихо и сдержанно. В его глазах тоже гулял гнев, но в сравнении с Бристансоном он выглядел образцом спокойствия и самообладания.
— Просто поразительно, как же его заела эта шлюха, — недоуменного проговорил Кирдвиг.
— Да уж, я сам диву даюсь, — беспечно отозвался Эд и, повернувшись к жрецу, отвесил лёгкий поклон. — Во имя Дирха-Меченосца, я желаю не смерти этого человека, но справедливости.
— Справедливости?! — всё-таки выплюнул Бристансон; было только девять утра, но солнце палило нещадно, и по его лицу обильно тёк пот. — И ты ещё смеешь говорить о справедливости?!
— Сальдо! — предупреждающе повысил голос Фокстер. — Вспомни, что я тебе говорил. Вспомни, что ты ответил.
Сальдо Бристансон, похоже, действительно был влюблён в леди Чаттону. Ещё похоже, что он дурно переносил жару и плохо спал последней ночью. И, возможно, замкнутый «колодец» серых стен святилища и пыльная площадка под ногами вкупе с равнодушным жрецом и нахально улыбавшимся соперником выводили его из себя. Но как бы там ни было, а Сальдо Бристансон был урождённый дворянин, лэрд великого клана, без пяти минут зять конунга и без десяти минут — сам конунг. Поэтому он глубоко вздохнул, движением головы откинул со лба липкую от пота прядь, взял из рук своего секунданта меч и медленно, величаво поклонился жрецу.
— Во имя Дирха-Меченосца, я желаю не смерти этого человека, но справедливости, — сказал он с большим трудом и с не меньшим достоинством.
— Браво, — негромко заметил Эд, обращаясь к Кирдвигу. — Поаплодировал бы, да руки заняты.
— С милостью Дирха и под оком его, сойдитесь же до первой крови, и тот, кто обагрится ею, повержен будет, — заученно пробубнил жрец и, жестом благословив соперников, отступил к галерее двора, дав тем самым сигнал к началу поединка.
Эд лёгким движением обнажил клинок и встал в позицию. Бристансон последовал его примеру, хотя и несколько позднее — он всё ещё старался унять и загнать поглубже клокотавшую в нём ярость.
Несмотря на свою молодость, вспыльчивость и любовь к леди Чаттоне, это ему превосходно удалось.
Эд шагнул вперёд и сделал лёгкий дразнящий выпад. Бристансон парировал его и перешёл в контратаку, но так же легко и дразняще, пока что лишь исследуя силы противника. Его лицо совершенно разгладилось, и даже ненависть ушла из взгляда. Они снова скрестили клинки, и Эд мимолётно улыбнулся ему.
— У вас лёгкий шаг, мой лорд. Как-нибудь я позволю себе пригласить вас на спарринг, что скажете?
Бристансон не ответил, но следующий его выпад был жёстче и резче предыдущего. Эд не стал его парировать, просто ушёл от удара, сместившись на шаг в сторону.
— Так быстро распаляетесь, — сказал он огорчённо. — Разве же я вас чем-то обидел? Сейчас, я имею в виду…
Бристансон, видимо, твёрдо решив не поддаваться на словесные провокации, снова сделал выпад, стараясь зацепить ноги. Эд отпрыгнул, выбив сапогами облачко пыли из иссушенной солнцем земли.
— Чёрт, это не очень умно, сударь, — заметил он, отражая новую атаку. — Ведь добить меня вы всё равно не сможете. Или вы решили, что рана должна быть обидной? Тогда вам стоит целить в другое место…
Будто последовав совету, Бристансон нанёс серию ударов на уровне груди, последний — в область живота, направив лезвие противнику прямо в пах. Эд парировал, слыша ободрительный возглас Кирдвига и пренебрежительное фырканье Фокстера.
— Так, значит, вот как вы избавляетесь от соперников по постельным делам, — заметил Эд, нанося удар и тут же парируя контратаку. — Не скажу, что это глупо, но ужасно низко, вы не находите? Или, — ещё удар, — вы полагаете, что коль уж опустились до дуэли со смердом, то и бить его надо как смерда? — Парирование, удар. — Что ж, это и впрямь не лишено логики… — Удар, контратака, удар, отступление, контратака, удар. — Только вот куда прикажете мне бить вас?
Сальдо Бристансон споткнулся, нелепо взмахнув руками, и едва не выронил меч, но сохранил и достоинство, и равновесие. Эд остановился, давая противнику время выпрямиться и выровнять дыхание. Они успели поменяться местами, и теперь Эд видел одобрительную ухмылку Кирдвига, маячившего у Бристансона за плечом, и чувствовал спиной сжигающий взгляд Фокстера. Ха, а ведь не будь тут жрецов-свидетелей, преспокойно наблюдавших за дракой из тени дворового портика, вы бы, лорд Тедор, не побрезговали помочь товарищу и всадить клинок мне в спину…
— Это в самом деле вопрос, — сказал Эд. — Я прошу у вас совета.
— Ты чересчур много болтаешь, — хрипло проговорил Бристансон. Он уже отдышался и снова поднял клинок, хотя пот по его лицу катился градом. Эд тоже взмок, но только слегка. По ярко-синему летнему небу в сторону солнца плыла маленькая лёгкая тучка.
— Коль уж благородный вызвал того, кого считает смердом, куда смерд смеет ранить его, не оскорбив ещё более? — задумчиво продолжал Эд, на последнем слове парировав удар, который обрушил на него Бристансон, рванувшись с места как змея. — Ниже пояса? — Эд сделал стремительный выпад, почти задев бедро Бристансона — и отведя меч прежде, чем тот успел парировать. — Нет, это гнусно, ибо ниже пояса — только порют, и, с вашего позволения, е…ут.
Бристансон снова споткнулся, а Рико Кирдвиг оглушительно захохотал. Этот парень всегда ценил незамысловатую народную шутку.
— В грудь? — продолжал Эд, очертив смертоносную линию перед грудью противника. — Нет. В груди бьётся благородное сердце урождённого лорда, и кровь от этого сердца не может быть пролита рукой того, кто родился в сточной канаве…
— Заткнись, — прошипел Бристансон; его атаки становились всё яростнее, и Эд отражал их, не пытаясь перейти в наступление, до тех пор, пока снова не заговорил.
— Быть может, в шею? — снова выпад; клинок почти царапнул кадык Бристансона, но тут же ушёл в сторону. — Тоже нет! Ибо горловая кровь самая алая, а значит, самая благородная из всей вашей наиблагороднейшей кровушки, мой лорд…
— Довольно, — чуть слышно сказал Бристансон, и в его глазах Эд ясно видел, что он напрочь забыл о клятве не доводить до смертоубийства, которую только что дал богу-Меченосцу, и собирается преступить её. А боги не любят, когда преступают клятвы, данные им десять минут назад.
— Что же остаётся? Только голова, — сказал Эд. — Она у всех одинакова, только вот вам, мой лорд, всё равно не нужна, ибо вы не шибко-то ею пользуетесь.
— Сдохни! — взревел Сальдо Бристансон, вспыльчивый, гневливый, неопытный и юный лэрд, помешавшийся от любви и обиды, и, вскинув клинок над головой, под протестующие крики жреца, Кирдвига и Фокстера опустил его на голову Эда.
Эд не стал парировать. Не стал он и уклоняться, хотя с равной лёгкостью сделал бы и то, и другое. Вместо этого он слегка присел и с коротким замахом снизу вверх нанёс удар.
Посему жрецы Светлоликой Матери Гилас хотя и терпели это, как терпели храмы и алтари богов-детей Молога, были страшно недовольны положением вещей и не уставали увещевать конунга, что-де давно пора запретить эти возмутительные игры с божьей волей. Конунг внял лишь отчасти: формально дуэли были запрещены, и как противники, так и их секунданты подвергались выволочке, но наказывались только если смерть одного из них была нежелательна — к примеру, порождала лишнюю путаницу с наследованием в клане или иную политическую сумятицу.
Сегодняшний поединок вполне мог стать подобным прецедентом. А мог и не стать — всё зависело от того, убьёт ли Сальдо Бристансон Эда Фосигана, или будет убит им. В первом случае последствия были совершенно непредсказуемы: в качестве клановой фигуры Эд Фосиган был никто, меньше чем никто, и даже его вдова, скорее всего, утешилась бы довольно быстро. Однако в личном отношении к конунгу Эд Фосиган отнюдь не был никто, он был некто, и если хотя бы половина сплетен, бродивших вокруг конунговой опочивальни, была истиной, то не сносить Сальдо Бристансону головы. Эду Фосигану, буде ему случится убить Сальдо Бристансона, не сносить головы тоже, ибо Сальдо Бристансон был не просто женихом старшей дочери конунга — он был единственным прямым наследником клана Бристансон, одного из наиболее влиятельных и близких септ Фосиганов.
Поэтому, как ни крути, убивать никого не стоило. И если Эд изначально понял и принял это как данность, то Сальдо Бристансон дошёл до этого вывода далеко не сразу и не без помощи своего дружка Фокстера — и даже дойдя, никак не мог смириться, потому и буравил сейчас Эда ненавидящим взглядом, гневно сверкая чёрными глазами безупречно красивого, но сведённого судорогой ярости лица.
— Я так понимаю, мой лорд, вы меня уже убили, — заметил Эд, натягивая перчатки. — Сожгли заживо пламенным взглядом практически насмерть.
— Да уж, гляди, у тебя уже портки дымятся, — шепнул ему Рико Кирдвиг и громко загоготал, пользуясь тем, что ни Бристансон со своим секундантом, ни жрецы Дирха не могли услышать, потому что стояли слишком далеко.
Эд удовлетворённо кивнул. Кирдвиг — парень что надо. Несколько туповатый, и к тому же первый в Сотелсхейме сплетник, он одновременно отличался редкостным добродушием и отзывчивостью даже к малознакомым людям. Как Эд и предполагал, он легко и быстро сговорился с Фокстером обо всех подробностях, хотя и обсуждать-то было почти нечего: драться решили на одноручных мечах, каждый своим оружием, без кинжалов и щитов, в кожаных доспехах, но без шлемов. Единственным категорическим требованием Бристансона — а вернее, Фокстера — была полная закрытость поединка. Для этого местом назначили внутренний двор в сотелсхеймском святилище Дирха, где традиционно происходило большинство дуэлей — жрецы Меченосца, считавшие каждый подобный поединок ритуальным священнодейством во славу своего бога, строго следили за тем, чтобы ни любопытные, ни злопыхатели не могли вмешаться и прервать бой. Даже конунговой страже вход в храм был заказан, однако жрецы охотно выдавали им дуэлянтов, когда поединок завершался, и свидетельствовали вину убийцы, если дуэль была насмерть.
— Насмерть ли сходитесь? — буднично осведомился жрец, стоявший ровно в центре условной линии, прочерченной между противниками. Вообще свидетелей-жрецов было двое, но говорил всегда один, старший; роль сопровождавшего его послушника сводилась к тому, чтобы вовремя кликнуть лекаря или поднять ор, если драка выйдет за договоренные рамки, или если секунданты противников сцепятся друг с другом — бывало и такое.
— Насмерть ли сходимся, мой лорд? — осведомился Эд, принимая из рук Рико свой меч. — Вы как бы оскорблены, так что вам виднее…
Нижняя губа Бристансона дрогнула, будто он собирался сплюнуть. Рука стоявшего рядом Фокстера тут же легла ему на плечо. Фокстер что-то сказал, очень тихо и сдержанно. В его глазах тоже гулял гнев, но в сравнении с Бристансоном он выглядел образцом спокойствия и самообладания.
— Просто поразительно, как же его заела эта шлюха, — недоуменного проговорил Кирдвиг.
— Да уж, я сам диву даюсь, — беспечно отозвался Эд и, повернувшись к жрецу, отвесил лёгкий поклон. — Во имя Дирха-Меченосца, я желаю не смерти этого человека, но справедливости.
— Справедливости?! — всё-таки выплюнул Бристансон; было только девять утра, но солнце палило нещадно, и по его лицу обильно тёк пот. — И ты ещё смеешь говорить о справедливости?!
— Сальдо! — предупреждающе повысил голос Фокстер. — Вспомни, что я тебе говорил. Вспомни, что ты ответил.
Сальдо Бристансон, похоже, действительно был влюблён в леди Чаттону. Ещё похоже, что он дурно переносил жару и плохо спал последней ночью. И, возможно, замкнутый «колодец» серых стен святилища и пыльная площадка под ногами вкупе с равнодушным жрецом и нахально улыбавшимся соперником выводили его из себя. Но как бы там ни было, а Сальдо Бристансон был урождённый дворянин, лэрд великого клана, без пяти минут зять конунга и без десяти минут — сам конунг. Поэтому он глубоко вздохнул, движением головы откинул со лба липкую от пота прядь, взял из рук своего секунданта меч и медленно, величаво поклонился жрецу.
— Во имя Дирха-Меченосца, я желаю не смерти этого человека, но справедливости, — сказал он с большим трудом и с не меньшим достоинством.
— Браво, — негромко заметил Эд, обращаясь к Кирдвигу. — Поаплодировал бы, да руки заняты.
— С милостью Дирха и под оком его, сойдитесь же до первой крови, и тот, кто обагрится ею, повержен будет, — заученно пробубнил жрец и, жестом благословив соперников, отступил к галерее двора, дав тем самым сигнал к началу поединка.
Эд лёгким движением обнажил клинок и встал в позицию. Бристансон последовал его примеру, хотя и несколько позднее — он всё ещё старался унять и загнать поглубже клокотавшую в нём ярость.
Несмотря на свою молодость, вспыльчивость и любовь к леди Чаттоне, это ему превосходно удалось.
Эд шагнул вперёд и сделал лёгкий дразнящий выпад. Бристансон парировал его и перешёл в контратаку, но так же легко и дразняще, пока что лишь исследуя силы противника. Его лицо совершенно разгладилось, и даже ненависть ушла из взгляда. Они снова скрестили клинки, и Эд мимолётно улыбнулся ему.
— У вас лёгкий шаг, мой лорд. Как-нибудь я позволю себе пригласить вас на спарринг, что скажете?
Бристансон не ответил, но следующий его выпад был жёстче и резче предыдущего. Эд не стал его парировать, просто ушёл от удара, сместившись на шаг в сторону.
— Так быстро распаляетесь, — сказал он огорчённо. — Разве же я вас чем-то обидел? Сейчас, я имею в виду…
Бристансон, видимо, твёрдо решив не поддаваться на словесные провокации, снова сделал выпад, стараясь зацепить ноги. Эд отпрыгнул, выбив сапогами облачко пыли из иссушенной солнцем земли.
— Чёрт, это не очень умно, сударь, — заметил он, отражая новую атаку. — Ведь добить меня вы всё равно не сможете. Или вы решили, что рана должна быть обидной? Тогда вам стоит целить в другое место…
Будто последовав совету, Бристансон нанёс серию ударов на уровне груди, последний — в область живота, направив лезвие противнику прямо в пах. Эд парировал, слыша ободрительный возглас Кирдвига и пренебрежительное фырканье Фокстера.
— Так, значит, вот как вы избавляетесь от соперников по постельным делам, — заметил Эд, нанося удар и тут же парируя контратаку. — Не скажу, что это глупо, но ужасно низко, вы не находите? Или, — ещё удар, — вы полагаете, что коль уж опустились до дуэли со смердом, то и бить его надо как смерда? — Парирование, удар. — Что ж, это и впрямь не лишено логики… — Удар, контратака, удар, отступление, контратака, удар. — Только вот куда прикажете мне бить вас?
Сальдо Бристансон споткнулся, нелепо взмахнув руками, и едва не выронил меч, но сохранил и достоинство, и равновесие. Эд остановился, давая противнику время выпрямиться и выровнять дыхание. Они успели поменяться местами, и теперь Эд видел одобрительную ухмылку Кирдвига, маячившего у Бристансона за плечом, и чувствовал спиной сжигающий взгляд Фокстера. Ха, а ведь не будь тут жрецов-свидетелей, преспокойно наблюдавших за дракой из тени дворового портика, вы бы, лорд Тедор, не побрезговали помочь товарищу и всадить клинок мне в спину…
— Это в самом деле вопрос, — сказал Эд. — Я прошу у вас совета.
— Ты чересчур много болтаешь, — хрипло проговорил Бристансон. Он уже отдышался и снова поднял клинок, хотя пот по его лицу катился градом. Эд тоже взмок, но только слегка. По ярко-синему летнему небу в сторону солнца плыла маленькая лёгкая тучка.
— Коль уж благородный вызвал того, кого считает смердом, куда смерд смеет ранить его, не оскорбив ещё более? — задумчиво продолжал Эд, на последнем слове парировав удар, который обрушил на него Бристансон, рванувшись с места как змея. — Ниже пояса? — Эд сделал стремительный выпад, почти задев бедро Бристансона — и отведя меч прежде, чем тот успел парировать. — Нет, это гнусно, ибо ниже пояса — только порют, и, с вашего позволения, е…ут.
Бристансон снова споткнулся, а Рико Кирдвиг оглушительно захохотал. Этот парень всегда ценил незамысловатую народную шутку.
— В грудь? — продолжал Эд, очертив смертоносную линию перед грудью противника. — Нет. В груди бьётся благородное сердце урождённого лорда, и кровь от этого сердца не может быть пролита рукой того, кто родился в сточной канаве…
— Заткнись, — прошипел Бристансон; его атаки становились всё яростнее, и Эд отражал их, не пытаясь перейти в наступление, до тех пор, пока снова не заговорил.
— Быть может, в шею? — снова выпад; клинок почти царапнул кадык Бристансона, но тут же ушёл в сторону. — Тоже нет! Ибо горловая кровь самая алая, а значит, самая благородная из всей вашей наиблагороднейшей кровушки, мой лорд…
— Довольно, — чуть слышно сказал Бристансон, и в его глазах Эд ясно видел, что он напрочь забыл о клятве не доводить до смертоубийства, которую только что дал богу-Меченосцу, и собирается преступить её. А боги не любят, когда преступают клятвы, данные им десять минут назад.
— Что же остаётся? Только голова, — сказал Эд. — Она у всех одинакова, только вот вам, мой лорд, всё равно не нужна, ибо вы не шибко-то ею пользуетесь.
— Сдохни! — взревел Сальдо Бристансон, вспыльчивый, гневливый, неопытный и юный лэрд, помешавшийся от любви и обиды, и, вскинув клинок над головой, под протестующие крики жреца, Кирдвига и Фокстера опустил его на голову Эда.
Эд не стал парировать. Не стал он и уклоняться, хотя с равной лёгкостью сделал бы и то, и другое. Вместо этого он слегка присел и с коротким замахом снизу вверх нанёс удар.