Остапенко Юлия Владимировна. Тебе держать ответ

   Но следующий его вопрос, снова вырвавшийся будто сам по себе, не имел никакого отношения к планам побега.
   — Что я говорил? Чего… чего она так испугалась?
   Лэрд Одвелл пожал плечами.
   — Меня при этом не было, да и девку я не особо спрашивал. Она болтала что-то о Яноне и Мологе. Должно быть, ты поминал этих богов. Кстати, почему? Ведь твой род почитает Гвидре? Или ты сменил культ?
   Адриан слушал, чувствуя, как гулко стучит кровь в висках. Потом сказал пересохшими губами:
   — Нет. Я почитаю Милосердного Гвидре. Это вы и ваш проклятый клан молитесь Мологу, столь же дурному, как вы сами.
   Он ждал в ответ окрика или взрыва хохота, но Рейнальд Одвелл лишь внимательно посмотрел ему в глаза. Так похож на Тома… и так не похож. «Может, — подумал Адриан, — сказать ему, что я знаю его старшего брата? Тот тоже походя поминает Молога так, словно совсем его не боится. Как можно не бояться дьявола? Вот я, — думал Адриан, — Милосердного Гвидре — и то боюсь. Потому что на деле вышло, что не так-то уж он и милосерден».
   — Ты богобоязнен? — поинтересовался Одвелл.
   Адриан, не ждавший такого вопроса, вновь растерялся. Он не знал, что ответить. Рейнальд усмехнулся.
   — Понятно. Как и многие южане, ты предпочитаешь верить сердцем, а не думать головой. Не гневайся на меня, но я скажу, что именно это принесло беду твоему клану.
   — Беду моему клану принесли вы и ваши септы!
   Рейнальд Одвелл вздохнул и, поставив локти на подлокотники кресла, сплёл пальцы.
   — Это верно. Именно об этом я и хотел поговорить с тобой… Адриан Эвентри.
   И опять он загнал Адриана в тупик. Всё это было так странно. Адриан ждал от него мелочной жестокости Элжерона, ленивой грубости Топпера Индабирана, на худой конец, ледяной надменности Тома — это было всё, что он знал о зле в реальном мире. Но то зло, что он видел сейчас перед собой, было совсем другим, совсем на зло не походило. Адриан вспомнил, как Рейнальд расправлял ворот его рубашки, и сглотнул. Он неожиданно пожалел, что ему негде сесть.
   — Мой отец считает, — вполголоса заговорил лэрд Одвелл, — что наш великий предок, лорд Зигмунд, подложил нам большую свинью, приняв поклонение Мологу. Это было разумно и оправдано со многих точек зрения, но людское суеверие не слабеет с веками. Люди как прежде чурались мологопоклонников, так и ныне чураются. А что ты знаешь о Мологе? Чему тебя учили?
   — Вас, должно быть, учили иначе, — напряжённо ответил Адриан.
   Рейнальд рассмеялся, легко и беспечно.
   — Не думаю. Молог — он Молог и есть. Одно из двух изначальных божеств, существовавших всегда. Пока Гилас царила в небе, Молог царил на земле, и Великая Тьма гуляла меж землёй и небом, знаменуя границу их владений. Но свет Гилас, рассеивавший даже эту Тьму, достигал земли и притягивал взор Молога. Множество раз просил Молог Гилас спуститься к нему и подарить земле часть света, что она дарит небесам, но всегда отказывала Гилас, презирая земное. И тогда однажды Молог выследил её, и потянулся, и схватил, и стащил с небес на землю, где взял силой её тело и её свет. Взял силой то, что прежде просил и в чём ему безосновательно отказали. Что из этого вышло, знаешь, Адриан Эвентри?
   Он как будто был замковым жрецом, учившим его и спрашивавшим теперь урок. Адриан сжал зубы.
   — Всякий знает. Гилас навеки прокляла Молога и…
   — И понесла от него детей, — безмятежно закончил Рейнальд. — Понесла и родила через тысячу лет десятерых близнецов: пять дочерей и пять сыновей, половина из которых светла, как мать, а другая половина — темна, как отец. Дети Гилас и Молога населили Великую Тьму меж небом и землёй, и рассеяли её своим божественным присутствием, и так земля соединилась с небом и появился мир. Говорят, что Молог взял Гилас там, где земля ныне сходится с небом. И когда солнце алеет на закате — это девственная кровь божественной супруги Молога изливается с небес. И когда восходит на востоке — это победное семя Молога озаряет созданный им мир. Они оба создали наш мир, вместе. Ни один из них не справился бы в одиночку. Кстати, — добавил он как ни в чём не бывало, — у меня есть брат-близнец. Мы вместе слушали эти истории и очень хорошо понимали богов-детей. Мать всегда любила меня и терпеть не могла Редьярда, моего брата. А отец, напротив, был к нему снисходительнее, а ко мне строже. Мы, случалось, называли друг друга «сыном Гилас» и «сыном Молога». Второе было почётнее, чем первое, ведь Молог — наш бог.
   Адриан обнаружил, что слушает, приоткрыв рот. Со стуком закрыл его — и снова покраснел. Он чувствовал себя круглым дураком, но ведь то, что он слышал, было невообразимо, неслыханно! Такое отъявленное богохульство! Как будто этот человек и впрямь считает себя сыном бога. Да только боги тут ни при чём.
   — Не боги делают людей дурными, это дурные люди выбирают дурных богов, — сказал он — и сразу почувствовал себя лучше.
   — Сам придумал? — приподнял брови лэрд Одвелл.
   Адриан вдруг разозлился.
   — Нет, — холодно сказал он. — Так говорит мой брат.
   Рейнальд Одвелл какое-то время смотрел на него, не шевелясь и даже не моргая.
   — Адриан, — сказал он наконец, — твой брат совершенно прав. Но кое в чём всё же ошибается. Люди, как и боги, не бывают хорошими и дурными. Вся вина Молога была в том, что он взял силой то, чего хотел и в чём ему было отказано. Кто-то сочтёт это дурным, но есть ли в нашем мире иной способ получить желаемое?
   — Иногда можно от этого просто отказаться! — выпалил Адриан.
   — Да? Почему же тогда твой брат Анастас не откажется от мысли вырезать мой род так же, как мои септы вырезали Эвентри?
   Адриан снова открыл рот — и закрыл. Что-то в нём ёкнуло: он понял, что они наконец-то переходят к сути разговора. Рейнальд Одвелл навестил его не просто так. Ему что-то нужно. Но чего он может хотеть от мальчишки, который и так в полной его власти?
   — Не сваливайте вину на своих септ, — ровно, хотя и зло сказал Адриан. — Умейте держать ответ за то, что сделали.
   «Ты будешь учить меня?» — сказал бы старший брат этого человека, Тобиас Одвелл, и влепил бы Адриану оплеуху — чтоб знал своё место. Но Рейнальд Одвелл был деликатнее, мягче и хитрее своего прямодушного брата. Он поджал губы, переставшие наконец улыбаться. И встал, но на сей раз шагнул не к Адриану, а к окну, сложив руки на груди.
   — Ты вряд ли поверишь в то, что я сейчас расскажу тебе, — проговорил он. — Но я всё же расскажу, пусть есть лишь ничтожный шанс, что ты способен услышать и понять. Ты неглуп, Адриан Эвентри, хотя и юн. И так сталось, что из всех Эвентри, с которыми я мог бы вести этот разговор, со мной оказался именно ты. Поэтому прошу тебя, как члена твоего клана: выслушай меня, и постарайся помнить, что ни люди, ни боги не дурны сами по себе.
   Теперь он говорил совсем другим тоном. Адриан пожалел, что постеснялся и не стал надевать весь костюм своих цветов. Сейчас ему это казалось уместным.
   — Ты знаешь, конечно, что рассорило наши кланы. Мой старший брат Тобиас обесчестил твою тётку Камиллу, и это принесло много позора и горя и Одвеллам, и Эвентри. Отец проклял Тобиаса и лишил наследства, таким образом, мы с Редьярдом обрели право старшинства и стали лэрдами, его наследниками. Но было уже поздно. Твой дед, лорд Уильям Эвентри, был жёстким, неистовым и непримиримым человеком. Он не счёл компенсацию достаточной и объявил моему клану кровную вражду. Ты знаешь, что этот вызов нельзя отклонить — к великому сожалению… и мне хотелось бы верить, что одному из конунгов, тому, кто сможет наконец объединить все кланы, хватит ума запретить этот варварский обычай. — Он смолк ненадолго, будто внутренне споря сам с собой или вспоминая того, кто с ним спорил. Потом продолжил: — Твой дед сам пал первой жертвой этой вражды. Его сын и твой отец, лорд Ричард, не проявлял желания продолжать вражду, но и на примирение не шёл. Мой отец не мог сделать первый шаг, потому что именно Эвентри объявили войну. Мы пытались существовать, попросту не замечая друг друга. Так было, пока твой клан не присягнул Фосигану. Вы снова стали проблемой для нас, хотя уже и иного порядка. И всё же отец не чувствовал себя вправе вредить вам. Его до сих пор терзает чувство вины за поступок Тобиаса. Когда лорд Индабиран сказал, что знает способ быстро и легко убрать клан Эвентри с доски, отец отказался. Он ответил, — продолжал Рейнальд, заглушив протестующий возглас Адриана, — что если и станет убивать Эвентри, то на поле боя и с поднятым забралом. Этот разговор состоялся прошлой весной в замке Одвелл. Мой отец и лорд Индабиран крепко повздорили. В результате лорд Дэйгон велел лорду Топперу убираться вон и забыть о своих вероломных планах. Молог взял Гилас силой, — добавил он безо всякого перехода, — потому что она вела себя с ним так, словно он не был ей равным. Она первая оскорбила его. Тот, кто оскорблён, заранее получает отпущение грехов. Так нас учат, Адриан, так учили моего отца и так мой отец учил меня. Эвентри были оскорблены нами. Они имели право мстить. Мы не могли поднять на них меч первыми, тем более — так коварно. Это противоречит заветам нашего бога.
   Он обернулся и впервые с начала своей речи взглянул Адриану в лицо. И Адриан увидел, что он не лжёт. Недоговаривает, быть может, увиливает и сгущает краски, но не лжёт. Его клан и вправду верил в это. Именно эта вера позволила им многие века сохранять верность богу, ненавидимому и презираемому всеми прочими в Бертане. Они просто были согласны с тем, что делал и чем был этот бог. И сами они были такими, какими были. И не собирались этого стыдиться.
   Адриан мог бы восхититься этим, если бы они не убили его родных.
   — Топпер Индабиран уехал ни с чем, — продолжал Рейнальд. — А через полтора месяца мы узнали, что он осуществил свой план. Узнали от его собственного гонца, которого он прислал нам, с гордостью и радостью сообщая, что приказ моего отца выполнен. Он ждал от нас поддержки людьми и деньгами и, конечно, одобрения, похвалы, благодарности. Благодарности за то, что от нашего имени ещё раз ударил оскорблённый нами клан. И так ударил, что клану уже, быть может, не подняться. Отец впал в неистовство при этом известии; я никогда не видел его таким. Он хотел бросить всё и немедленно ехать в Эвентри, но я отговорил его. В это время несколько наших деревень подняли бунт, отец был нужен там, никто, кроме него, не смог бы их усмирить. Как ни крути, а собственный клан — превыше всего… поэтому в Эвентри отправились мы с Редьярдом. Индабиран был дьявольски огорчён, узнав, что никакого приказа ему мы не отдавали.
   — Как это — не отдавали?! — только теперь поняв, о чём он толкует, воскликнул Адриан. — Не будете же вы меня убеждать, что всё это было против вашей воли!
   — Против. Против, Адриан. Ты можешь не верить мне, но это так. Лорд Топпер показал мне письмо, писанное якобы рукой лорда Одвелла, с его печатью и лентой наших цветов. Там было сказано, что он сожалеет о своей несдержанности, что он обдумал предложение лорда Топпера и всецело его поддерживает. И там был приказ осуществить план немедленно. Тот, кто писал письмо, знал, что отец по горло занят неурядицами в собственном фьеве и не уследит за происходящим вне его пределов. Тем более что и план Индабиранов был таков, что не предполагал шумной подготовки, могущей привлечь внимание. Я думаю, тот, кто всё это затеял, с самого начала рассчитывал именно на быстроту и незаметность.
   — Тот, кто всё это затеял?.. Вы хотите сказать, что…
   — Ну конечно. Подумай головой, парень. Индабираны свирепы и преданны, как волкодавы, но и мозгов у них не больше. Они не замыслили бы такое сами. Кто-то направлял их. И действовал достаточно осторожно и умело, что они поверили, будто это их собственная идея.
   — Кто-то…
   — Кто-то. Я не знаю, кто именно. Пока не выяснил. Но тот, кто сделал это, — истинный враг твоего клана, мальчик. Тот, кто желал его уничтожения. И, думаю, желает до сих пор.
   В комнате повисла тяжёлая, неуютная тишина. Всё услышанное не укладывалось у Адриана в голове. Он пока не рассматривал вариант, что Рейнальд Одвелл просто лжёт ему — допустить такую мысль значило окончательно потерять ориентацию в происходящем. Но если всё и вправду так… если Одвеллы не желали им зла, то почему сделали всё, что случилось следом?
   — Так, стало быть, — проговорил Адриан, и его голос прозвучал нежданно звонко в наступившей тиши, — стало быть, это от большой любви к моему клану и желая нам добра, вы убили в темнице моего отца, заперли в монастырь мою мать и Бертрана, насильно выдали замуж сестёр, рыскали за мной повсюду? Это вы, стало быть, так хотели загладить вину?
   Лэрд Одвелл скривился, словно у него только что сломался зуб. Он явно ждал этого вопроса и столь же явно не горел желанием на него отвечать.
   — Помнишь Гилас и Молога? Молог мог жалеть о сделанном, но это не отменяло последствий. Если война объявлена, её предстоит вести. Что мы могли сделать? Обвинить Индабиранов, выставить их дураками, превратить из исполнителей воли своего хозяина в зарвавшихся самодуров? И потерять их преданность? Не сейчас. Дела в Одвелле в самом деле идут скверно, Адриан, я искренне говорю тебе это. А тут ещё прошёл слух, что конунг Фосиган вздумал пойти на нас войной — якобы под предлогом мести за бесчестье, которому подвергли его септу. Где вот только он был, когда твой брат скликал войска и просил у него помощи… тогда-то он предпочел стоять в стороне и смотреть, как обернётся дело. А теперь понял, что оно оборачивается ему на руку и…
   — Не обвиняйте конунга, — резко сказал Адриан. — Отвечайте за себя.
   Невероятно, но Одвелл смутился. Он быстро отвернулся и провёл пальцами по гладко выбритому подбородку.
   — Ты опять прав… Адриан. Хорошо, я буду говорить за себя и свой клан. Мы не можем открыто отречься от Индабиранов, даже после того, что они сделали. Но раз не отрекаемся — значит, поддерживаем и одобряем. К тому же они и впрямь ждали награды, пока думали, что приказ о нападении на Эвентри исходит из Одвелла. По нашем с Рэдом приезде они были очень разочарованы. Лорд Топпер хоть и не блещет умом, а смекнул, что выглядит теперь обычным разбойником. Потому решено было продолжать вести себя так, словно это действительно был наш замысел, и, коль скоро дело сделано, извлечь из него как можно больше выгоды для всех. Твой брат Ричард уже был мёртв, отец ранен и умирал в темнице, куда его запроторил Индабиран. Он дожил как раз до посещения моего брата. Твой отец умер у него на руках. Никто их нас не хотел его смерти в тот миг, но я солгу, если скажу, что мы планировали оставить ему жизнь. Мы убили бы его. Это правда. Я говорю тебе это, чтобы ты не думал, будто всё сказанное мной — ложь, которой я пытаюсь обелить свой клан. Мы убили бы его рано или поздно. Но он умер сам. — Снова установилась тишина. Рейнальд дал Адриану время принять услышанное, потом продолжал, всё тем же негромким, немного усталым голосом: — Поскольку ты и твой брат Анастас пропали без вести, единственным Эвентри мужского пола остался Бертран. Я запретил убивать его — всё же он совсем ребёнок. Даже Молог не убивал детей. Поэтому было решено отправить его в монастырь, где, став монахом, он лишится всех своих мирских титулов и прав наследования. Леди Эвентри сама, добровольно предложила разделить участь сына, хотя мы не позволили им отправиться в один и тот же монастырь. Я не хотел, чтобы твоя мать осталась рядом с ним и растила его в ненависти. Остались твои сёстры, Алисия и Бетани. В иных обстоятельствах руку старшей получили бы Индабираны, но при том, как обернулось дело, они не заслужили этого, да у них и нет неженатых мужчин нужного возраста. Потому решено было отдать твоих сестёр в жёны Тортозо и Вайленте, другим нашим септам, а с ними — и часть ваших земель в качестве приданого. Индабиранам достанется только этот замок… и это скорее наказание, между нами говоря, потому что именно сюда уже теперь нацелены копья воинов твоего брата.
   — Вы так уверенно говорите о том, как поделили наши земли, — сказал Адриан. — А ведь я жив. И Анастас жив. И он вышибет вас отсюда, как шелудивых псов, пинком под зад. Что тогда вы ответите вашим Вайленте и Тортозо?
   — Я надеюсь, что до этого не дойдёт, — сказал Рейнальд Одвелл очень спокойно. — И думаю, что ты мне в этом поможешь.
   — Я? Помогу? Вам?! — переспросил Адриан и расхохотался. Он не смеялся уже очень давно, ужасно давно, и, кажется, почти разучился это делать. Собственный смех показался ему хриплым и неприятным, и он быстро оборвал его.
   Когда Рейнальд заговорил, его голос звучал очень тихо.
   — Топпер Индабиран искал тебя и твоего брата для того, чтобы убить. Убить и окончательно покончить с вашим кланом и вашими претензиями на то, что он уже считает своим. Я сумел убедить его, что теперь, когда Анастас Эвентри заключил союз со свободными бондами, его нельзя просто выследить и убить — за ним огромная сила, которая всё равно сметёт нас, даже в случае его смерти, потому что направлена против Одвеллов, а не за Эвентри. Эвентри только предлог. Вы всегда были только предлогом, Адриан, как ни печально мне это признавать.
   — Да только ни мне, ни моим родным от этого не легче, — горько сказал Адриан. Рейнальд Одвелл смотрел на него с искренней жалостью.
   — Я знаю. И мне действительно очень жаль. Я… мы очень виноваты перед вами. Я знаю, что однажды месть придёт. Но я люблю свой клан и верен ему, и сделаю всё, чтобы отсрочить этот день. Я не хочу воевать с тобой, Адриан Эвентри, с твоим братом и твоим кланом. Я предпочитаю договориться с вами, пока это ещё возможно. Пока бонды, которых поднял твой брат, не поняли, что на самом деле он не нужен им, и не начали собственную войну. Я хочу придушить всё это в зародыше, пока не стало слишком поздно. Именно за этим меня прислал сюда отец.
   — Вы уже пытались придушить в зародыше, — грубо перебил Адриан. — На тинге. Это вы называете — всё уладить, пока не поздно? Не больно-то вышло!
   — Откуда ты знаешь про тинг? — быстро спросил Рейнальд и тут же сам себе ответил: — Ты был там?
   Адриан досадливо закусил губу и отвёл взгляд. Сын лорда Одвелла шагнул к нему и схватил его за плечо — не больно, но крепко. «Точно так же, — снова подумал Адриан, — точно так же, как брал меня за плечо его старший брат».
   — Я не ошибся в тебе, — сказал Рейнальд со странным удовлетворением. — Ты замешан в этом глубже, чем может показаться.
   — И что вы хотите? — переведя дыхание, с трудом спросил Адриан. — Чего хотите от меня?
   — Нелегко быть средним сыном, верно? — сказал вместо ответа Рейнальд Одвелл, и Адриан с изумлением посмотрел на него. Тот как будто ждал ответа. Адриан поневоле задумался. Нелегко?.. Он не знал. Никогда об этом так не думал. И всё же, если подумать теперь…
   — Нелегко, — ответил вместо него Рейнальд. — Сам знаю. Когда-то у меня был старший брат, Тобиас, и младший брат тоже был. Мартин. Любимец отца, матери, всей домашней челяди, всей дворовой скотины. Красивый, как младенец Эоху, крепкий, рослый, смышлёный. Все его обожали. И все ценили и уважали Тобиаса, ведь он был наследником отца. А мы с Рэдом были ни нашим, ни вашим. Как будто и не в тягость, но никакой от нас пользы, ни уму, ни сердцу. Родители всю любовь отдавали младшему, всё уважение и внимание — старшему. Потом Тобиас предал нас и был проклят, а ещё через год Мартин умер. И остались только я да Рэд… и ты теперь тоже остался один, да, Адриан? Ты и твой брат. Он тоже был средним, как и ты. И если вы оба недополучали ласки и внимания, то теперь надежды нет ни на кого, кроме вас.
   — Чьей надежды? — прошептал Адриан. — Чьей? Надеяться-то некому…
   Рука на его плече сжалась. Не грубо. Скорее, ободряюще.
   — Вашим детям. Вашим внукам. Тем, кто продолжит клан Эвентри после вас. И благодаря вам.
   Адриан зажмурился. Всё это было так странно, так неправильно — слышать такое от Одвелла, находясь в его руках в своём собственном замке…
   — Что вы хотите? — снова спросил он.
   — Помощи.
   — От меня?
   — От тебя.
   — И… что я… должен сделать? — было трудно даже выговорить это, но он сумел. И Рейнальд снова улыбнулся, лучисто и заразительно.
   — Да, в сущности, почти ничего. Просто — быть хорошим заложником. Быть послушным, не пытаться бежать или напакостить. Я уже послал гонца к твоему брату. Вскоре он узнает, что ты здесь. Я предложу ему сложить оружие и прекратить поднятый против нас поход в обмен на тебя, здорового и невредимого. И я уверен, что, подумав как следует, он согласится. Клан — это не земли и замки, Адриан. Клан — это люди. Вас в клане осталось всего двое. Ты в руках врагов, а твоего брата могут убить на поле боя. И кто выиграет от этого? Бонды, посредством которых воюет против нас твой брат — или которые, напротив, сами воюют с нами его посредством? Конунг, которому на руку ослабление Одвеллов? Но не ты и не я. И не наши кланы. Вы, Эвентри, побиты, но не повержены. Вы сможете начать всё заново. Вы септы конунга, он даст вам новые земли и новые замки. И однажды, если вы сочтёте нужным, то вернётесь сюда и убьёте нас. Но не делайте этого сейчас, когда это может обернуться окончательным уничтожением для всех нас.
   Он объяснял, уговаривал, он почти просил. И о чём просил? О такой малости… Адриан, разве не этого ты хотел с самого начала? Просто сложить руки и тихо дождаться, пока придёт Анастас и заберёт тебя отсюда. Вот именно это ты и должен делать теперь. Это самый правильный выход. И это так легко.
   — Мы договорились?
   Рейнальд всё ещё держал руку на плече Адриана. Тот сглотнул. Потом снова.
   — Мне можно выйти отсюда? — спросил он — и не смог удержать вздоха, когда Рейнальд с сожалением покачал головой.
   — Индабиран вообще считает, что тебя надо держать в темнице. А поскольку мы порешили отдать замок Эвентри ему, то он здесь теперь хозяин… Он слушается меня, до определённого предела, но всё же я — не мой отец. Я выторговал для тебя всё, что мог. Тебе придётся пожить здесь какое-то время — если всё пойдёт как следует, то не дольше нескольких дней. В ближайшие дни будет пир. Я хотел бы, чтобы ты появился там. Ты сделаешь это?
   Адриан снова сглотнул — и кивнул. Он чувствовал странную, глупую благодарность к этому человеку, который пришёл и вот так просто объяснил ему, что надо делать.
   И старательно гнал от себя тихое, упрямо скрежещущее в глубине души чувство, что не должен, не должен поступать так, как его пытаются убедить.
   — Спасибо, — сказал Рейнальд Одвелл. — Я правда рад, что мы друг друга поняли.
   Он наконец отпустил его плечо и отошёл. Адриан окинул взглядом комнату, бывшую, как он вдруг ясно понял, камерой его заключения.
   — Вы не могли бы…
   — Что?
   — У мэтра Лорана… у лекаря… есть одна книга. Точнее, выписки из книги. Я хотел бы их переписать. Если позволите. Мне надо бумаги, чернил и всего такого…
   — Конечно, — улыбнулся лэрд Одвелл. — Ты умеешь читать? И любишь, как я понимаю? Это редкое свойство.
   Адриан не ответил. Он не знал, почему вспомнил сейчас о «Miale Allerum»; именно сейчас, после разговора о судьбе его клана, которая и впрямь не в малой степени зависит от него. Просто остаться на месте и ждать… и переписывать книгу, которая содержит тайну спасения тысячи жизней. Что, спрашивается, может быть лучше?
   — Спасибо, — сказал он, эхом отозвавшись на только что услышанные слова.
   Рейнальд Одвелл посмотрел на него со странным чувством. Потом протянул руку и коснулся пальцами его щеки.
   — Ты славный мальчик, — сказал он. — Я думаю, ты вырастешь толковым человеком.
   «Твой брат думает иначе», — едва не вырвалось у Адриана — и ему нестерпимо захотелось сказать это вслух. Сказать, что знает Тома… Тобиаса. Что он до сих пор жив. Сказать — и посмотреть, что отразится в лице этого красивого, умного, холёного мужчины, так складно и, казалось, так искренне говорившего о своей любви к клану. И понять, тогда в самом деле понять, так ли уж он искренен в действительности.
   Но он ничего не сказал. Просто смотрел Рейнальду Одвеллу в спину, молча, пока тот уходил.
   Когда дверь закрылась и в замочной скважине со щелчком повернулся ключ, Адриан без сил опустился на постель. Он устал, у него болело всё тело, он опять чувствовал себя больным. Он стал стаскивать с себя рубашку, ворот которой так заботливо укладывал лэрд Рейнальд — и застыл на полпути, с поднятыми руками и задранными локтями.
   Он слышал голос.
   «Адриан…»
   Очень далёкий, неуверенный, как будто уставший от долгих, бесполезных воззваний, но звавший всё равно. Смутно знакомый. И в то же время — совсем чужой.
   «Адриан… Адриан… Адриан…»
   Он зажмурился. Том говорил ему, что это случится. Что он услышит это однажды. Что она всегда говорит с такими, как он. Умеет как-то находить их. И напоминать им о том, что они ей обещали, если им не посчастливится забыть или сделать вид, будто забыли…
   «АДРИАН».
   Она уже была здесь. Здесь, в нём, в его голове. Совсем рядом. Она нашла его и поняла это. И обрадовалась.
   Его обдало холодом, когда он ощутил её радость.
   «АДРИАН! Я знала! Знала, что ты жив, что ты здесь! С тобой всё в порядке? Ты сердишься на меня? Но я знала, что ты должен оказаться там, именно там, Адриан. Ты должен быть там, где…»
   Она говорила торопливо, сбивчиво, и каждое слово будто вбивало гвоздь в его висок. На мгновение ему захотелось раствориться в этом голосе, нырнуть в него и утонуть, и не слышать никогда ничего больше… Адриан стиснул зубы, заставляя себя вынырнуть из этого омута. Отчего-то ему стало противно, неизъяснимо противно слышать этот голос — хотя он знал, что она права, и он делал, и ещё сделает то, что она сказала. Но слышать её он не хотел. Не после того, как она продала его Индабиранам — не важно, почему, и о чём она в это время думала, и кому она желала добра.