Страница:
«Никто никому не желает добра», — подумал Адриан Эвентри, ложась на мокрую измятую постель, где метался в бреду столько дней. Рейнальд Одвелл сказал, что не бывает дурных людей, но он сам запутался в собственной лжи. Если нет дурных людей, то и хороших тоже нет. И добра никто никому не желает, так же как и зла. Каждый лишь стремится сделать то, что он хочет и должен сделать.
«Вот и я, — решил Адриан, — буду заботиться только об этом».
С этой мыслью он закрыл глаза и больше уже не слышал никаких голосов.
3
«Вот и я, — решил Адриан, — буду заботиться только об этом».
С этой мыслью он закрыл глаза и больше уже не слышал никаких голосов.
3
Ему сшили новую рубашку взамен порванной. На миг у Адриана мелькнула шальная мысль: а что, если и эту порвать, опять сошьют заново? Так полотна не напасёшься. Тем более что полотно это наверняка из здешних запасов, из сундуков его матери. Поэтому он не чувствовал себя вправе так по-детски мелочно пакостить своим захватчикам. Это было просто глупо.
На третьей неделе своего пребывания в родных стенах Адриан наконец вышел из бывшей комнаты Анастаса. Двое незнакомых с виду солдат, с красно-оранжевыми лентами на древках алебард, отвели его вниз. Они не прикасались к нему; один шёл впереди, освещая факелом крутые ступени, другой замыкал, не давая возможности незаметно улизнуть в боковой проход.
Когда тяжёлые двери большой пиршественной залы распахнулись, у Адриана перехватило дыхание.
Дубовые столы, крытые багровой бархатной скатертью, нескончаемым рядом тянулись вдоль стены. Они уже были до отказа завалены яствами, отражение пламени настенных факелов колебалось на поверхности вина в кувшинах, бульонов в супницах и соусов на широких плоскодонных блюдах. Пир ещё не начался, это была только первая партия блюд, и слуги торопливо сновали туда-сюда, заканчивая сервировку. В зале стоял негромкий гул: скамьи вдоль столов были заполнены людьми, в основном мужчинами в боевом облачении и ярких цветах. Тут были жёлтый и оранжевый цвета Харротея, белый и малиновый Коралорна, бирюзовый и чёрный Гэнгрила, красный и охровый Чейзера, и другие, которых Адриан не узнавал. Их объединяло одно: все они были септами Одвеллов. Их жён с ними не было, зато было несколько шлюх — развратного вида девок с крашеными волосами и подведёнными сажей бесстыжими глазищами, в откровенных платьях, из корсажей которых едва не вываливались обвислые груди. Они были ещё почти трезвы и потому вели себя не слишком нагло, только хихикали и жались к бёдрам мужчин.
Адриан Эвентри смотрел на всё это и думал о том, как всё же странно, что первый пир в этом зале, в доме его отца, на который он приглашён, происходит вот так. Прежде он мог только подглядывать вместе с младшими да слушать менестрелей, спрятавшись на верхней галерее. А теперь он стоял на пороге в этот зал в одежде цветов своего клана и должен был сесть рядом с этими людьми, и пить с ними в том самом месте, где пировали его родные. Отец не оказывал ему такой чести. Зато её оказали ему те, кто убил его отца.
Адриан оглянулся и обнаружил, что его больше не конвоируют. Никто не глядел в его сторону, и он нерешительно осмотрелся, не зная, что должен делать теперь. К еде пока никто не прикасался. Все, казалось, ждали чего-то. Или кого-то.
Адриан только теперь увидел, что место во главе стола пустует.
Он мгновенно окинул взглядом собравшихся, выискивая Рейнальда Одвелла или ещё кого-нибудь в бело-лиловых цветах. Не нашёл, зато наткнулся взглядом на Топпера Индабирана, сидевшего в противоположном конце стола. Для него также приготовили кресло во главе, но в нижнем конце, таким образом, оставив лэрду Одвеллу наиболее почётное место в этом зале. Лэрд Одвелл, однако, не проявлял ответного уважения и задерживался. Впрочем, пока ещё не слишком сильно.
Мимо Адриана пронёсся слуга с гигантским блюдом, на котором опасно раскачивался здоровенный жареный павлин, утыканный перьями. Адриан едва успел отскочить в сторону, иначе бы его сшибли с ног. Слуга пробормотал извинения — и, встретившись с Адрианом взглядом, осёкся на полуслове.
Он его узнал. Его или его цвета — не важно. Адриан смотрел слуге в лицо, казавшееся смутно знакомым, но припомнить точно не мог. Да ему это и не требовалось. Ему было достаточно этого взгляда.
— Лэрд Эвентри, — прошептал слуга и, стушевавшись, поклонился. Адриан медленно повернулся в сторону стола. Снова посмотрел на пустующее кресло с высокой резной спинкой, стоящее на небольшой возвышенности во главе пиршественного стола.
И тогда его охватило чувство, совершенно для него новое и незнакомое, но от того не менее восхитительное. Не задумываясь, что делает, и не дав себе времени передумать, Адриан решительно двинулся вперёд. От двери, через которую он вошёл, торопился кто-то ещё, слуги сновали туда-сюда, и его шаги не привлекали внимания до тех пор, пока он не оказался возле самого стола. Сидевший по правую руку от кресла мужчина в цветах Кадви оживлённо флиртовал с жавшейся к нему женщиной и не обращал внимания на то, что происходит у него под носом. Адриан посмотрел на него, чувствуя сумасшедшее, злое веселье.
А потом поднялся на две ступеньки и сел в резное кресло во главе стола.
Потребовалось какое-то время, чтобы взгляды присутствующих обратились к нему. И чем больше глаз он на себе чувствовал, тем тише становилось вокруг. Наконец установилась гробовое молчание. Даже слуги перестали суетиться и, разинув рты, уставились на мальчика в красных и белых одеждах, сидящего на месте, предназначенном лэрду Одвеллу.
Те из них, кто видел его впервые, узнали его цвета и не могли не понять, кто он такой.
Адриан поймал взгляд Топпера Индабирана, глядящего на него с отвисшей челюстью, и улыбнулся.
— Приветствую вас, милорды, — сказал он, и его звонкий мальчишеский голос эхом отдался от сводов зала.
Топпер Индабиран закусил ус, явно пытаясь совладать с собой и решить, что следует предпринять. По залу прошелестел шепоток. Лорды были настолько обескуражены его наглостью, что самое очевидное решение — стащить его с кресла силой — не пришло в голову ни одному из них. Адриан сидел, не в силах согнать улыбку с лица, обводя взглядом всех и каждого. Лорд Кадви, сидящий к нему ближе остальных, ошалело моргал. Почувствовал чьё-то присутствие рядом с собой, Адриан повернул голову и взглянул в глаза виночерпию, стоявшему возле него с таким же ошалелым видом, как и у всех присутствующих. На виночерпии была ливрея с цветами Одвеллов.
— Мой лорд, — пробормотал он. — Я боюсь… я опасаюсь, что…
— Можно начинать, полагаю? Или кого-нибудь ждём? — беспечно спросил Адриан и, подняв со стола кубок, протянул его слуге. — Плесни-ка мне, друг, в горле пересохло.
Он всё ещё улыбался. Ему не было страшно. Он был будто во сне, в дурмане, его слегка знобило от возбуждения. И ему было наплевать, чем всё это обернётся в следующий миг.
И однако он вздрогнул вместе со всеми, услышав нарочито любезный голос за своей спиной:
— Вижу, я опоздал. Моё место уже занято.
Адриан обернулся, не вставая. Рейнальд Одвелл, лиловый принц, в ослепительно белом плаще, с безупречно уложенными волосами, со сверкающими сапфирами на одежде, руках и ножнах меча, стоял в шаге от него и слегка улыбался, глядя ему в глаза.
Адриан выдержал этот взгляд.
— Воистину так, мой лорд, — сказал он с невесть откуда взявшимся спокойствием. — Впредь извольте являться вовремя.
— Да что, в конце концов, позволяет себе этот щенок! — рявкнул наконец пришедший в себя Топпер Индабиран. Это воззвание прозвучало бы убедительнее, если бы не доносилось с противоположного конца стола, и всё же оно слегка отрезвило собравшихся.
— Это Адриан Эвентри?! — словно не веря, переспросил кто-то у своего соседа. Адриан не расслышал ответа, потому что Рейнальд Одвелл в этот миг посмотрел в сторону лорда Индабирана и сказал достаточно громко, чтобы его слышали все:
— Что же, не могу отрицать права лэрда Эвентри возглавлять пир в замке Эвентри. Будет ли мне позволено занять место по правую руку от моего лорда?
«Хочешь меня высмеять? Унизить? Не выйдет», — стиснув зубы, подумал Адриан, и, заставив челюсти расслабиться, вежливо улыбнулся.
— Для меня, как лэрда Эвентри, — честь принимать лэрда Одвелла впервые за годы, что проложил между нашими кланами давний разлад. Будьте моим гостем, лэрд Рейнальд, если сочтёте достойным мой кров и моё имя.
Всё же не зря местр Адук вколачивал в него уроки этикета. На красивом лице Рейнальда Одвелла мелькнула растерянность. Его собственный пленник публично оказывал ему гостеприимство — и его нельзя было столь же публично осадить, потому что формально, пока Анастас Эвентри жив и борется против захватчиков, этот замок всё ещё принадлежит его клану. Возможно, именно на этом пиру Одвеллы с Индабиранами собирались провозгласить, что заявляют свои права на этот замок и эти земли. Возможно, присутствие на пиру юного Эвентри, покорного и безропотного, должно было знаменовать отказ Эвентри от своих прав, создать иллюзию законности происходящего. Вот только Адриан Эвентри не был по натуре своей ни покорным, ни безропотным — о чём Рейнальд Одвелл, конечно, не знал.
Его брат Тобиас мог бы ему немало порассказать об этом.
Пауза затягивалась, и Адриан лихорадочно соображал, что бы ещё сделать и сказать, чтобы закрепить свой успех. Ему не приходило в голову, что человек менее тонкий и дипломатичный, чем Рейнальд Одвелл, пинком сбросил бы его на пол, продемонстрировав всем присутствующим, кто тут хозяин на самом деле. Если бы Адриан понимал это, быть может, он и не вёл бы себя так. Лорд Индабиран досадливо крякнул со своего конца стола и стал подниматься, но тут дверь с грохотом распахнулась, и шумное прибытие новых действующих лиц перетянуло на себя внимание, до этого мгновения намертво прикованное к противостоянию двух лэрдов.
Ибо в зал, громыхая шпорами, вошли, оба мрачные как туча, Редьярд Одвелл и Никлас Индабиран.
Адриан мгновенно узнал обоих — не только по цветам, но и потому, что они были невероятно похожи на своих родичей, присутствующих здесь. Только сын лорда Топпера был помельче своего отца, а близнец лэрда Рейнальда — крупнее и грубее своего брата. При этом друг на друга эти двое походили, как ни странно, даже больше, чем на своих ближайших родственников.
И тогда Адриан понял, чьё место занял на самом деле. И из-за чего затевался этот пир.
И ещё он понял, что, когда пир затевали, повод планировали более радостный.
Увидев Адриана Эвентри во главе стола, Редьярд Одвелл встал как вкопанный и долго хватал ртом воздух, а потом разразился ужасающими проклятиями. Из его речи, вылившейся на присутствующих, будто ушат холодной воды, следовало, что старший брат вот этого ублюдка (при этом лэрд Редьярд остервенело ткнул пальцем в сторону Адриана) устроил ему и Никласу засаду в лиге от замка, ограбил обоз с оружием, который они везли в Эвентри, а эскорт вырезал подчистую. В связи с этим лэрд Редьярд изъявлял настойчивое желание узнать, что этот щенок делает здесь и почему его башка всё ещё не торчит на пике над главными воротами. Всё это было сказано весьма экспрессивно и сбивчиво: красноречием своего брата-близнеца Редьярд Одвелл явно не обладал, как и его выдержкой.
Адриан выслушал всё это с неведомо откуда взявшимся хладнокровием, не пытаясь перебить и даже не покраснев. Анастас не сидит сложа руки. Что ж, отрадно. Он выждал, пока Рейнальд тихим, настойчивым голосом сказал своему разбушевавшемуся родичу несколько урезонивающих слов, из которых Адриан разобрал только: «Сейчас не время…» А потом проговорил со всё тем же необъяснимым холодным спокойствием:
— Мой лорд, в том, что между нашими кланами ныне существует кровная вражда, нет ни моей, ни, равно, и вашей вины. Но поскольку место, где в этот миг находимся все мы, вы сами только что изволили назвать замком Эвентри, я, как второй по старшинству мужчина в клане, в отсутствие моего брата являюсь здесь хозяином. По каковому праву и прошу вас сесть и разделить с нами трапезу. Ибо, как я могу судить, вы сильно устали с дороги и наверняка вас мучает жажда. Лэрд Рейнальд, — сказал он безо всякого перехода, повернувшись к брату Редьярда, — поскольку, как мне кажется, на этом пиру вы являетесь распорядителем, извольте отдать приказание, чтобы начинали.
«Боже, — подумал Адриан, глядя в застывшие лица обоих Одвеллов, — Гвидре Милосердный, что я делаю?! Вот теперь они точно меня стащат отсюда и… выпорют. Прилюдно выпорют, вот прямо тут, перед всеми, как смерда, как ребёнка, как… Гвидре, дай мне силы не отвести глаза».
Так, в этот самый миг, тот, кем начал становиться Адриан Эвентри, впервые собственным чутьём постиг, как это важно, как жизненно важно — не отводить глаза.
И он их не отвёл.
И потому не казался слушавшим его мужчинам ребёнком, зарвавшимся наглецом, малолетним дурачком, потерявшим голову от отчаянной дерзости, — тем, кем на самом деле был. Он казался им лэрдом Эвентри, внуком своего достославного и несгибаемого деда. И на долю мгновения те, кто знавали лорда Уильяма, увидели его в этом мальчике, так спокойно бросавшем вызов своим злейшим врагам в их собственном логове.
Присутствовали тут, впрочем, — и они составляли большинство, — те, кто лорда Уильяма не знавал. Причём многие из них были чужды проникновенной сентиментальности и полны здорового прагматизма. Они явились сюда на зов клана Одвелл, но каждый из них прежде всего хотел понять, как следует воспринимать сложившееся положение и чего ждать от него. Среди них было мало тех, кто не понимал сущности творящегося беззакония, и ещё меньше тех, кого это беззаконие устраивало — ведь оно давало их врагам повод пойти на них справедливой войной, что уже и делал Анастас Эвентри. А на стороне справедливой войны боги и, что важнее, жрецы с их деньгами и народ со своими вилами. Победителей не судят, конечно, но можно ли считаться победителем лишь потому, что пируешь в замке своего противника?
И вот эти-то лорды, бесстрастно наблюдавшие разыгравшееся представление, думали о поспешном сообщении Редьярда Одвелла и о том, что Анастас Эвентри всерьёз настроен на борьбу. А стало быть — неизвестно ещё, выиграна ли уже эта война, как их тут пытался уверить лорд Индабиран, или ещё бабка надвое сказала. А коли так — быть может, есть смысл и впрямь принять всерьёз этого мальчика, сидящего во главе стола, тогда как оба сына лорда Одвелла остаются на ногах. Мальчика, который сейчас был таким же символом и средоточием своего клана, как и его старший брат. Ведь по большому счёту, мало кто из здесь присутствующих питал ненависть к клану Эвентри. Просто они были септами Одвеллов, и им не оставили выбора. Большинство из них были смущены и прибыли сюда в надежде, что их уверят в законности происходящего.
Только вот единственным, кого тут никак нельзя было упрекнуть в злоумышлении против закона и справедливости, был Адриан Эвентри.
Рейнальд Одвелл понял это первым. И понял также, что игра, которую он затеял с юным Эвентри, проиграна, и что он перехитрил сам себя. По его лицу Адриан видел, как отчаянно он жалеет, что допустил его сюда, — а может, и о том, что вытащил из подземелья. Эта мысль заставила Адриана улыбнуться ему — широко и искренне, так, как потом он будет множество раз улыбаться людям, желающим его гибели, но вместо этого гибнущим по его вине.
«Если бы Том был здесь, он похвалил бы меня», — отчего-то подумал Адриан, глядя, как оба лэрда Рейнальда садятся за стол по правую руку от него, а Никлас Индабиран, кидая в его сторону недоуменные взгляды, идёт в дальний конец стола к своему отцу. Странная мысль — ведь Том никогда ни за что его не хвалил. Но теперь он остался бы доволен. Адриан почему-то был в этом уверен.
Вот так и начался первый пир Адриана Эвентри.
— Не могу согласиться с вами, лорд Кейн, никак не могу. Знаю, трудно судить об этом, не узнав этот народ получше, но смею уверить вас, что…
— Я одно знаю! — рявкнул лорд Кейн Кадви, хрястнув кулаком по столешнице. — Эти суки палят прибрежные селенья в моём фьеве всякий раз, стоит им на нём высадиться. А потому я не намерен им этого позволять впредь, так-то!
— Об этом речь вовсе не идёт, — примирительно ответил лорд Бьярд своему разгорячившемуся собеседнику. — Видите ли, мой лорд, тут дело такое…
Адриан не вслушивался нарочно в их разговор, но они сидели слишком близко и их голоса, хмельные и потому чересчур громкие, прорывались сквозь нестройный гул музыки и прочих разговоров. Пир длился не первый час; напряжение, созданное тем, что вытворил Адриан в самом его начале, слегка ослабло ко второй смене блюд, когда подали жареных цапель, и окончательно развеялось после полной смены винных кувшинов по всему столу. Редьярд Одвелл пил как подорванный, мрачно и молчаливо, кидая на Адриана тяжёлые взгляды. Его брат время от времени что-то негромко говорил ему, не забывая расточать любезности соседям по столу, переглядываться с лордом Индабираном и пристально смотреть на Адриана. Тот старался не отвечать на эти взгляды: его кураж куда-то улетучился, и теперь сиденье тронного кресла жгло его так, будто было раскалено добела. К счастью, помимо братьев Одвеллов, никто внимания на него не обращал. И Адриан запоздало понял, что всё-таки превратился в абстрактную фигуру на этом пиру. Он должен был, по замыслу лэрда Одвелла, стать символом — символом и стал, ещё и больше оттого, что сидел на месте, которое само по себе было куда значительней, чем он сам. Что он теперь станет делать и говорить, было уже не важно. Адриан смутно чувствовал это, хотя не понимал до конца, и сидел, боясь шевельнуться и неосторожным движение разрушить то хрупкое превосходство, которое обрёл. Он почти ничего не ел, к чаше с вином прикладывался редко, и, когда в какой-то момент ему стало тошно наблюдать за тем, как жрут и хохочут люди, желающие гибели его клану, он отвернулся и стал смотреть на акробатов, очень кстати появившихся в зале. Это был какой-то сброд, нищие бродяги, валандающиеся по дорогам от ярмарки до ярмарки и дающие незамысловатые представления во встречных замках. Ни отцу, ни матери такие развлечения не нравились, поэтому странствующие артисты были в замке Эвентри в диковинку. Слуги, сновавшие вокруг стола, с любопытством поглядывали на акробатов, строивших живую пирамиду прямо посреди зала. Что-то у них пошло наперекосяк — а может, так и было задумано? — и пирамида обрушилась, к вящей радости лордов, встретивших зрелище дружным хохотом. Потом жонглёр, крутивший в воздухе зажжённые факелы, поронял их, и факелы погасли; один из слуг смотрел на это, разинув рот, и пролил вино на штаны господину, за что получил такую оплеуху, что полетел на пол, уронив и разбив кувшин, и вино забрызгало теперь не только гневливого лорда, но и всех, кто сидел вокруг. Адриан растерянно смотрел на всё это. Неужто все пиры его отца проходили вот так? Подглядывая за пирующими с верхней галереи, он, как ему помнилось, видел красивых людей, слышал приятные голоса, и пение приглашённого менестреля казалось дивной соловьиной трелью… А может, всё это только казалось ему таким — оттого, что они были внизу, а он наверху, и ему было запрещено находиться среди них. «Если бы я знал, — подумал Адриан, — если бы я знал, что будет так…» Ему стало ужасно грустно от этой мысли, и он не засмеялся, когда жонглёр в очередной раз уронил свои снаряды и под всеобщий свист и хохот был выпровожен. Его сменил пожилой менестрель, попросивший тишины. Ему дали тишину, и он запел.
Голоса спорящих лордов перекрыли музыку. Адриан раздражённо взглянул на них и снова отвернулся, пытаясь вслушаться в песню. Трубадур не был мастером, он немного фальшивил и не слишком виртуозно владел лютней, но слова, произносимые его суровым голосом, отчего-то притягивали Адриана — так, как когда-то притянул отрешённый и пустой взгляд фиолетовых глаз…
— Видите ли, мой лорд, тут дело такое. Андразийцы, конечно, народ варварский, но до сей поры мы смотрели на них только как на врагов, а ведь варварство не только несёт угрозу — им можно и воспользоваться. Вы верно говорите, люди они лихие и на расправу скорые, но и дела свои они делают так же. И облапошить их — дело нехитрое…
— Может, и нехитрое, но честное ли? — вмешался какой-то лорд в зелёном и оранжевом, сидящий по левую руку от лорда Кадви.
— Во славу Бертана и истинных богов — почему бы и нет? — спокойно ответил лорд Бьярд.
Лорд Кадви расхохотался. «Да тише вы!» — чуть не крикнул Адриан, но вовремя прикусил язык. В его намерения вовсе не входило привлекать к себе лишнее внимание. Что-то ёкнуло у него в груди, сильно, почти болезненно. «…Тебе держать ответ», — неслось из середины зала, прорываясь в гул разговоров; Адриан уже не разбирал слов, никаких, кроме этого рефрена, звучавшего снова и снова, будто для него одного. «Я здесь не просто так, — внезапно подумал он. — Здесь, именно здесь… на этом пиру… на этом кресле. На этом месте. Если бы я сел в другом месте, там, где мне велел бы лэрд Одвелл, я бы не слышал сейчас, что говорят эти люди. А я слышу. И значит…»
Адриан бросил быстрый взгляд в сторону лэрда Одвелла. Тот о чём-то беседовал с соседом по столу.
Повернувшись к лорду Бьярду и его собеседникам, Адриан стал слушать.
— Некоторые, впрочем, не таковы. Но я могу заверить вас, мои лорды, что если мы наладим торговлю с Андразией, в самом скором времени дело может повернуться совсем иначе. Я вам теперь это говорю, потому что и так собирался поделиться с лордом Одвеллом, или с лэрдом Рейнальдом, коль уж его отец не почтил нас своим вниманием. Не секрет ведь, что торговля — лучшее подспорье для дипломатии, а поскольку именно северо-восточное побережье первым делом подвергается набегам при новой войне, ясное дело, для каких кланов от подобного союза будет наипервейшая выгода…
— Мы их били всегда, — отрезал лорд Кадви, в котором от избытка эля проснулась несвойственная ему воинственность. — И снова побьём, как сунутся!
— Ах, ну что вы говорите, мой милостивый лорд, посудите сами — ещё и андразийцев бить? Теперь-то? Не до того нам…
Адриан ощутил на себе взгляд и, поспешно отвернувшись, потянулся к чаше с вином. Она пустовала, и он подозвал пробегавшего мимо слугу. Когда чаша снова оказалась наполнена, взгляда на себе он больше не ощущал. «Кто это, — подумал он, — кто на меня смотрел? Рейнальд Одвелл? Или лорд Индабиран? Или…
Или, леди Алекзайн, это были вы? Снова?»
— Не говоря уж о том, — воодушевлённо продолжал лорд Бьярд, — что коммерческая выгода сего предприятия не подлежит никаким сомнениям. Мне, право слово, досадно, что никто прежде не додумался до такой простой вещи, как торговля с андразийцами! У них ведь совсем нет шерсти. Вы не знали? Они не выращивают овец, Гилас их знает почему.
— То-то всё в волчьи шкуры рядятся, будто дикари какие, — хохотнул кто-то, уловивший отголосок разговора.
— И не только шерсть, также хлопок, пшеница, тмин, железо, наконец…
— Железо? Вы, Бьярд, собираетесь торговать с нашими врагами железом? Чтобы потом они ковали из него мечи, которыми будут рубить наши головы?
— Ах, знали бы вы, лорд Кадви, что они дадут взамен… знали бы… — проговорил лорд Бьярд с пьяной полуулыбкой и загадочно покачал головой, разжигая этим жестом всеобщее любопытство и одновременно отказываясь это любопытство удовлетворить. На все расспросы он ответил лишь, что глупые варвары отдадут за необработанную сталь нечто такое, чем можно убить в сто раз больше врагов.
— Порою мало иметь одно лишь железо, — таинственно улыбаясь, пояснил лорд Бьярд. — Требуется знать ещё, как выковать из него меч. Они не умеют ковать мечи из своего железа — по счастью, мои лорды, по великому для нас счастью!
— Ну ладно, а чего ты ждёшь теперь от Одвелла? — требовательно спросил Кадви, перейдя в запале на «ты», чего лорд Бьярд, впрочем, не заметил.
— Сущей малости. Всего лишь сущей малости, мои лорды, от которой зависит будущее величие Бертана.
— Денег, — фыркнул лорд в зелёно-оранжевом.
Лорд Бьярд насупился.
— Я строю корабль, мои лорды. Так-то! Не утлую лодчонку вроде тех, на которых к нам приходят андразийцы, и не рыбацкую шлюпку. Настоящее судно, по фарийским чертежам. Мне и строит его фарийский мастер, он уверяет, что даже у него на родине таких судов покамест почти нет, ибо всем вам известна прижимистость этого народца… И до чего же странно порою рассуждают боги, мои лорды: один народ богат, но глуп, другой — умён, да скуп… и лишь Бертану достанет и ума, и смелости воспользоваться мудростью одних и богатством других! И победить, вследствие того, обоих!
На третьей неделе своего пребывания в родных стенах Адриан наконец вышел из бывшей комнаты Анастаса. Двое незнакомых с виду солдат, с красно-оранжевыми лентами на древках алебард, отвели его вниз. Они не прикасались к нему; один шёл впереди, освещая факелом крутые ступени, другой замыкал, не давая возможности незаметно улизнуть в боковой проход.
Когда тяжёлые двери большой пиршественной залы распахнулись, у Адриана перехватило дыхание.
Дубовые столы, крытые багровой бархатной скатертью, нескончаемым рядом тянулись вдоль стены. Они уже были до отказа завалены яствами, отражение пламени настенных факелов колебалось на поверхности вина в кувшинах, бульонов в супницах и соусов на широких плоскодонных блюдах. Пир ещё не начался, это была только первая партия блюд, и слуги торопливо сновали туда-сюда, заканчивая сервировку. В зале стоял негромкий гул: скамьи вдоль столов были заполнены людьми, в основном мужчинами в боевом облачении и ярких цветах. Тут были жёлтый и оранжевый цвета Харротея, белый и малиновый Коралорна, бирюзовый и чёрный Гэнгрила, красный и охровый Чейзера, и другие, которых Адриан не узнавал. Их объединяло одно: все они были септами Одвеллов. Их жён с ними не было, зато было несколько шлюх — развратного вида девок с крашеными волосами и подведёнными сажей бесстыжими глазищами, в откровенных платьях, из корсажей которых едва не вываливались обвислые груди. Они были ещё почти трезвы и потому вели себя не слишком нагло, только хихикали и жались к бёдрам мужчин.
Адриан Эвентри смотрел на всё это и думал о том, как всё же странно, что первый пир в этом зале, в доме его отца, на который он приглашён, происходит вот так. Прежде он мог только подглядывать вместе с младшими да слушать менестрелей, спрятавшись на верхней галерее. А теперь он стоял на пороге в этот зал в одежде цветов своего клана и должен был сесть рядом с этими людьми, и пить с ними в том самом месте, где пировали его родные. Отец не оказывал ему такой чести. Зато её оказали ему те, кто убил его отца.
Адриан оглянулся и обнаружил, что его больше не конвоируют. Никто не глядел в его сторону, и он нерешительно осмотрелся, не зная, что должен делать теперь. К еде пока никто не прикасался. Все, казалось, ждали чего-то. Или кого-то.
Адриан только теперь увидел, что место во главе стола пустует.
Он мгновенно окинул взглядом собравшихся, выискивая Рейнальда Одвелла или ещё кого-нибудь в бело-лиловых цветах. Не нашёл, зато наткнулся взглядом на Топпера Индабирана, сидевшего в противоположном конце стола. Для него также приготовили кресло во главе, но в нижнем конце, таким образом, оставив лэрду Одвеллу наиболее почётное место в этом зале. Лэрд Одвелл, однако, не проявлял ответного уважения и задерживался. Впрочем, пока ещё не слишком сильно.
Мимо Адриана пронёсся слуга с гигантским блюдом, на котором опасно раскачивался здоровенный жареный павлин, утыканный перьями. Адриан едва успел отскочить в сторону, иначе бы его сшибли с ног. Слуга пробормотал извинения — и, встретившись с Адрианом взглядом, осёкся на полуслове.
Он его узнал. Его или его цвета — не важно. Адриан смотрел слуге в лицо, казавшееся смутно знакомым, но припомнить точно не мог. Да ему это и не требовалось. Ему было достаточно этого взгляда.
— Лэрд Эвентри, — прошептал слуга и, стушевавшись, поклонился. Адриан медленно повернулся в сторону стола. Снова посмотрел на пустующее кресло с высокой резной спинкой, стоящее на небольшой возвышенности во главе пиршественного стола.
И тогда его охватило чувство, совершенно для него новое и незнакомое, но от того не менее восхитительное. Не задумываясь, что делает, и не дав себе времени передумать, Адриан решительно двинулся вперёд. От двери, через которую он вошёл, торопился кто-то ещё, слуги сновали туда-сюда, и его шаги не привлекали внимания до тех пор, пока он не оказался возле самого стола. Сидевший по правую руку от кресла мужчина в цветах Кадви оживлённо флиртовал с жавшейся к нему женщиной и не обращал внимания на то, что происходит у него под носом. Адриан посмотрел на него, чувствуя сумасшедшее, злое веселье.
А потом поднялся на две ступеньки и сел в резное кресло во главе стола.
Потребовалось какое-то время, чтобы взгляды присутствующих обратились к нему. И чем больше глаз он на себе чувствовал, тем тише становилось вокруг. Наконец установилась гробовое молчание. Даже слуги перестали суетиться и, разинув рты, уставились на мальчика в красных и белых одеждах, сидящего на месте, предназначенном лэрду Одвеллу.
Те из них, кто видел его впервые, узнали его цвета и не могли не понять, кто он такой.
Адриан поймал взгляд Топпера Индабирана, глядящего на него с отвисшей челюстью, и улыбнулся.
— Приветствую вас, милорды, — сказал он, и его звонкий мальчишеский голос эхом отдался от сводов зала.
Топпер Индабиран закусил ус, явно пытаясь совладать с собой и решить, что следует предпринять. По залу прошелестел шепоток. Лорды были настолько обескуражены его наглостью, что самое очевидное решение — стащить его с кресла силой — не пришло в голову ни одному из них. Адриан сидел, не в силах согнать улыбку с лица, обводя взглядом всех и каждого. Лорд Кадви, сидящий к нему ближе остальных, ошалело моргал. Почувствовал чьё-то присутствие рядом с собой, Адриан повернул голову и взглянул в глаза виночерпию, стоявшему возле него с таким же ошалелым видом, как и у всех присутствующих. На виночерпии была ливрея с цветами Одвеллов.
— Мой лорд, — пробормотал он. — Я боюсь… я опасаюсь, что…
— Можно начинать, полагаю? Или кого-нибудь ждём? — беспечно спросил Адриан и, подняв со стола кубок, протянул его слуге. — Плесни-ка мне, друг, в горле пересохло.
Он всё ещё улыбался. Ему не было страшно. Он был будто во сне, в дурмане, его слегка знобило от возбуждения. И ему было наплевать, чем всё это обернётся в следующий миг.
И однако он вздрогнул вместе со всеми, услышав нарочито любезный голос за своей спиной:
— Вижу, я опоздал. Моё место уже занято.
Адриан обернулся, не вставая. Рейнальд Одвелл, лиловый принц, в ослепительно белом плаще, с безупречно уложенными волосами, со сверкающими сапфирами на одежде, руках и ножнах меча, стоял в шаге от него и слегка улыбался, глядя ему в глаза.
Адриан выдержал этот взгляд.
— Воистину так, мой лорд, — сказал он с невесть откуда взявшимся спокойствием. — Впредь извольте являться вовремя.
— Да что, в конце концов, позволяет себе этот щенок! — рявкнул наконец пришедший в себя Топпер Индабиран. Это воззвание прозвучало бы убедительнее, если бы не доносилось с противоположного конца стола, и всё же оно слегка отрезвило собравшихся.
— Это Адриан Эвентри?! — словно не веря, переспросил кто-то у своего соседа. Адриан не расслышал ответа, потому что Рейнальд Одвелл в этот миг посмотрел в сторону лорда Индабирана и сказал достаточно громко, чтобы его слышали все:
— Что же, не могу отрицать права лэрда Эвентри возглавлять пир в замке Эвентри. Будет ли мне позволено занять место по правую руку от моего лорда?
«Хочешь меня высмеять? Унизить? Не выйдет», — стиснув зубы, подумал Адриан, и, заставив челюсти расслабиться, вежливо улыбнулся.
— Для меня, как лэрда Эвентри, — честь принимать лэрда Одвелла впервые за годы, что проложил между нашими кланами давний разлад. Будьте моим гостем, лэрд Рейнальд, если сочтёте достойным мой кров и моё имя.
Всё же не зря местр Адук вколачивал в него уроки этикета. На красивом лице Рейнальда Одвелла мелькнула растерянность. Его собственный пленник публично оказывал ему гостеприимство — и его нельзя было столь же публично осадить, потому что формально, пока Анастас Эвентри жив и борется против захватчиков, этот замок всё ещё принадлежит его клану. Возможно, именно на этом пиру Одвеллы с Индабиранами собирались провозгласить, что заявляют свои права на этот замок и эти земли. Возможно, присутствие на пиру юного Эвентри, покорного и безропотного, должно было знаменовать отказ Эвентри от своих прав, создать иллюзию законности происходящего. Вот только Адриан Эвентри не был по натуре своей ни покорным, ни безропотным — о чём Рейнальд Одвелл, конечно, не знал.
Его брат Тобиас мог бы ему немало порассказать об этом.
Пауза затягивалась, и Адриан лихорадочно соображал, что бы ещё сделать и сказать, чтобы закрепить свой успех. Ему не приходило в голову, что человек менее тонкий и дипломатичный, чем Рейнальд Одвелл, пинком сбросил бы его на пол, продемонстрировав всем присутствующим, кто тут хозяин на самом деле. Если бы Адриан понимал это, быть может, он и не вёл бы себя так. Лорд Индабиран досадливо крякнул со своего конца стола и стал подниматься, но тут дверь с грохотом распахнулась, и шумное прибытие новых действующих лиц перетянуло на себя внимание, до этого мгновения намертво прикованное к противостоянию двух лэрдов.
Ибо в зал, громыхая шпорами, вошли, оба мрачные как туча, Редьярд Одвелл и Никлас Индабиран.
Адриан мгновенно узнал обоих — не только по цветам, но и потому, что они были невероятно похожи на своих родичей, присутствующих здесь. Только сын лорда Топпера был помельче своего отца, а близнец лэрда Рейнальда — крупнее и грубее своего брата. При этом друг на друга эти двое походили, как ни странно, даже больше, чем на своих ближайших родственников.
И тогда Адриан понял, чьё место занял на самом деле. И из-за чего затевался этот пир.
И ещё он понял, что, когда пир затевали, повод планировали более радостный.
Увидев Адриана Эвентри во главе стола, Редьярд Одвелл встал как вкопанный и долго хватал ртом воздух, а потом разразился ужасающими проклятиями. Из его речи, вылившейся на присутствующих, будто ушат холодной воды, следовало, что старший брат вот этого ублюдка (при этом лэрд Редьярд остервенело ткнул пальцем в сторону Адриана) устроил ему и Никласу засаду в лиге от замка, ограбил обоз с оружием, который они везли в Эвентри, а эскорт вырезал подчистую. В связи с этим лэрд Редьярд изъявлял настойчивое желание узнать, что этот щенок делает здесь и почему его башка всё ещё не торчит на пике над главными воротами. Всё это было сказано весьма экспрессивно и сбивчиво: красноречием своего брата-близнеца Редьярд Одвелл явно не обладал, как и его выдержкой.
Адриан выслушал всё это с неведомо откуда взявшимся хладнокровием, не пытаясь перебить и даже не покраснев. Анастас не сидит сложа руки. Что ж, отрадно. Он выждал, пока Рейнальд тихим, настойчивым голосом сказал своему разбушевавшемуся родичу несколько урезонивающих слов, из которых Адриан разобрал только: «Сейчас не время…» А потом проговорил со всё тем же необъяснимым холодным спокойствием:
— Мой лорд, в том, что между нашими кланами ныне существует кровная вражда, нет ни моей, ни, равно, и вашей вины. Но поскольку место, где в этот миг находимся все мы, вы сами только что изволили назвать замком Эвентри, я, как второй по старшинству мужчина в клане, в отсутствие моего брата являюсь здесь хозяином. По каковому праву и прошу вас сесть и разделить с нами трапезу. Ибо, как я могу судить, вы сильно устали с дороги и наверняка вас мучает жажда. Лэрд Рейнальд, — сказал он безо всякого перехода, повернувшись к брату Редьярда, — поскольку, как мне кажется, на этом пиру вы являетесь распорядителем, извольте отдать приказание, чтобы начинали.
«Боже, — подумал Адриан, глядя в застывшие лица обоих Одвеллов, — Гвидре Милосердный, что я делаю?! Вот теперь они точно меня стащат отсюда и… выпорют. Прилюдно выпорют, вот прямо тут, перед всеми, как смерда, как ребёнка, как… Гвидре, дай мне силы не отвести глаза».
Так, в этот самый миг, тот, кем начал становиться Адриан Эвентри, впервые собственным чутьём постиг, как это важно, как жизненно важно — не отводить глаза.
И он их не отвёл.
И потому не казался слушавшим его мужчинам ребёнком, зарвавшимся наглецом, малолетним дурачком, потерявшим голову от отчаянной дерзости, — тем, кем на самом деле был. Он казался им лэрдом Эвентри, внуком своего достославного и несгибаемого деда. И на долю мгновения те, кто знавали лорда Уильяма, увидели его в этом мальчике, так спокойно бросавшем вызов своим злейшим врагам в их собственном логове.
Присутствовали тут, впрочем, — и они составляли большинство, — те, кто лорда Уильяма не знавал. Причём многие из них были чужды проникновенной сентиментальности и полны здорового прагматизма. Они явились сюда на зов клана Одвелл, но каждый из них прежде всего хотел понять, как следует воспринимать сложившееся положение и чего ждать от него. Среди них было мало тех, кто не понимал сущности творящегося беззакония, и ещё меньше тех, кого это беззаконие устраивало — ведь оно давало их врагам повод пойти на них справедливой войной, что уже и делал Анастас Эвентри. А на стороне справедливой войны боги и, что важнее, жрецы с их деньгами и народ со своими вилами. Победителей не судят, конечно, но можно ли считаться победителем лишь потому, что пируешь в замке своего противника?
И вот эти-то лорды, бесстрастно наблюдавшие разыгравшееся представление, думали о поспешном сообщении Редьярда Одвелла и о том, что Анастас Эвентри всерьёз настроен на борьбу. А стало быть — неизвестно ещё, выиграна ли уже эта война, как их тут пытался уверить лорд Индабиран, или ещё бабка надвое сказала. А коли так — быть может, есть смысл и впрямь принять всерьёз этого мальчика, сидящего во главе стола, тогда как оба сына лорда Одвелла остаются на ногах. Мальчика, который сейчас был таким же символом и средоточием своего клана, как и его старший брат. Ведь по большому счёту, мало кто из здесь присутствующих питал ненависть к клану Эвентри. Просто они были септами Одвеллов, и им не оставили выбора. Большинство из них были смущены и прибыли сюда в надежде, что их уверят в законности происходящего.
Только вот единственным, кого тут никак нельзя было упрекнуть в злоумышлении против закона и справедливости, был Адриан Эвентри.
Рейнальд Одвелл понял это первым. И понял также, что игра, которую он затеял с юным Эвентри, проиграна, и что он перехитрил сам себя. По его лицу Адриан видел, как отчаянно он жалеет, что допустил его сюда, — а может, и о том, что вытащил из подземелья. Эта мысль заставила Адриана улыбнуться ему — широко и искренне, так, как потом он будет множество раз улыбаться людям, желающим его гибели, но вместо этого гибнущим по его вине.
«Если бы Том был здесь, он похвалил бы меня», — отчего-то подумал Адриан, глядя, как оба лэрда Рейнальда садятся за стол по правую руку от него, а Никлас Индабиран, кидая в его сторону недоуменные взгляды, идёт в дальний конец стола к своему отцу. Странная мысль — ведь Том никогда ни за что его не хвалил. Но теперь он остался бы доволен. Адриан почему-то был в этом уверен.
Вот так и начался первый пир Адриана Эвентри.
— Не могу согласиться с вами, лорд Кейн, никак не могу. Знаю, трудно судить об этом, не узнав этот народ получше, но смею уверить вас, что…
— Я одно знаю! — рявкнул лорд Кейн Кадви, хрястнув кулаком по столешнице. — Эти суки палят прибрежные селенья в моём фьеве всякий раз, стоит им на нём высадиться. А потому я не намерен им этого позволять впредь, так-то!
— Об этом речь вовсе не идёт, — примирительно ответил лорд Бьярд своему разгорячившемуся собеседнику. — Видите ли, мой лорд, тут дело такое…
Адриан не вслушивался нарочно в их разговор, но они сидели слишком близко и их голоса, хмельные и потому чересчур громкие, прорывались сквозь нестройный гул музыки и прочих разговоров. Пир длился не первый час; напряжение, созданное тем, что вытворил Адриан в самом его начале, слегка ослабло ко второй смене блюд, когда подали жареных цапель, и окончательно развеялось после полной смены винных кувшинов по всему столу. Редьярд Одвелл пил как подорванный, мрачно и молчаливо, кидая на Адриана тяжёлые взгляды. Его брат время от времени что-то негромко говорил ему, не забывая расточать любезности соседям по столу, переглядываться с лордом Индабираном и пристально смотреть на Адриана. Тот старался не отвечать на эти взгляды: его кураж куда-то улетучился, и теперь сиденье тронного кресла жгло его так, будто было раскалено добела. К счастью, помимо братьев Одвеллов, никто внимания на него не обращал. И Адриан запоздало понял, что всё-таки превратился в абстрактную фигуру на этом пиру. Он должен был, по замыслу лэрда Одвелла, стать символом — символом и стал, ещё и больше оттого, что сидел на месте, которое само по себе было куда значительней, чем он сам. Что он теперь станет делать и говорить, было уже не важно. Адриан смутно чувствовал это, хотя не понимал до конца, и сидел, боясь шевельнуться и неосторожным движение разрушить то хрупкое превосходство, которое обрёл. Он почти ничего не ел, к чаше с вином прикладывался редко, и, когда в какой-то момент ему стало тошно наблюдать за тем, как жрут и хохочут люди, желающие гибели его клану, он отвернулся и стал смотреть на акробатов, очень кстати появившихся в зале. Это был какой-то сброд, нищие бродяги, валандающиеся по дорогам от ярмарки до ярмарки и дающие незамысловатые представления во встречных замках. Ни отцу, ни матери такие развлечения не нравились, поэтому странствующие артисты были в замке Эвентри в диковинку. Слуги, сновавшие вокруг стола, с любопытством поглядывали на акробатов, строивших живую пирамиду прямо посреди зала. Что-то у них пошло наперекосяк — а может, так и было задумано? — и пирамида обрушилась, к вящей радости лордов, встретивших зрелище дружным хохотом. Потом жонглёр, крутивший в воздухе зажжённые факелы, поронял их, и факелы погасли; один из слуг смотрел на это, разинув рот, и пролил вино на штаны господину, за что получил такую оплеуху, что полетел на пол, уронив и разбив кувшин, и вино забрызгало теперь не только гневливого лорда, но и всех, кто сидел вокруг. Адриан растерянно смотрел на всё это. Неужто все пиры его отца проходили вот так? Подглядывая за пирующими с верхней галереи, он, как ему помнилось, видел красивых людей, слышал приятные голоса, и пение приглашённого менестреля казалось дивной соловьиной трелью… А может, всё это только казалось ему таким — оттого, что они были внизу, а он наверху, и ему было запрещено находиться среди них. «Если бы я знал, — подумал Адриан, — если бы я знал, что будет так…» Ему стало ужасно грустно от этой мысли, и он не засмеялся, когда жонглёр в очередной раз уронил свои снаряды и под всеобщий свист и хохот был выпровожен. Его сменил пожилой менестрель, попросивший тишины. Ему дали тишину, и он запел.
Было странно слышать женскую партию, исполняемую низким, сипловатым мужским голосом; он придавал словам суровость и обвинительность вместо жалобного упрёка, который звучал бы в них, если бы эту песню пела женщина. И когда женской партии ответила мужская, то жёсткость и грубость ответа не казалась странной. Она была такой, какой должна была быть.
«Мой сын, из дальних сизых гор к тебе взывает мать.
Мольбу, объятья и укор стремлюсь тебе послать.
В родимом доме на холме ты не был много лет,
И перед матерью своей тебе держать ответ».
— Не могу согласиться с вами, лорд Кейн, никак не могу…
«В глухих горах мой старый дом, и ты уже стара.
На что теперь твоё нытьё? Скорей бы померла!»
Голоса спорящих лордов перекрыли музыку. Адриан раздражённо взглянул на них и снова отвернулся, пытаясь вслушаться в песню. Трубадур не был мастером, он немного фальшивил и не слишком виртуозно владел лютней, но слова, произносимые его суровым голосом, отчего-то притягивали Адриана — так, как когда-то притянул отрешённый и пустой взгляд фиолетовых глаз…
— Видите ли, мой лорд, тут дело такое. Андразийцы, конечно, народ варварский, но до сей поры мы смотрели на них только как на врагов, а ведь варварство не только несёт угрозу — им можно и воспользоваться. Вы верно говорите, люди они лихие и на расправу скорые, но и дела свои они делают так же. И облапошить их — дело нехитрое…
— Может, и нехитрое, но честное ли? — вмешался какой-то лорд в зелёном и оранжевом, сидящий по левую руку от лорда Кадви.
— Во славу Бертана и истинных богов — почему бы и нет? — спокойно ответил лорд Бьярд.
Лорд Кадви расхохотался. «Да тише вы!» — чуть не крикнул Адриан, но вовремя прикусил язык. В его намерения вовсе не входило привлекать к себе лишнее внимание. Что-то ёкнуло у него в груди, сильно, почти болезненно. «…Тебе держать ответ», — неслось из середины зала, прорываясь в гул разговоров; Адриан уже не разбирал слов, никаких, кроме этого рефрена, звучавшего снова и снова, будто для него одного. «Я здесь не просто так, — внезапно подумал он. — Здесь, именно здесь… на этом пиру… на этом кресле. На этом месте. Если бы я сел в другом месте, там, где мне велел бы лэрд Одвелл, я бы не слышал сейчас, что говорят эти люди. А я слышу. И значит…»
Адриан бросил быстрый взгляд в сторону лэрда Одвелла. Тот о чём-то беседовал с соседом по столу.
Повернувшись к лорду Бьярду и его собеседникам, Адриан стал слушать.
— Некоторые, впрочем, не таковы. Но я могу заверить вас, мои лорды, что если мы наладим торговлю с Андразией, в самом скором времени дело может повернуться совсем иначе. Я вам теперь это говорю, потому что и так собирался поделиться с лордом Одвеллом, или с лэрдом Рейнальдом, коль уж его отец не почтил нас своим вниманием. Не секрет ведь, что торговля — лучшее подспорье для дипломатии, а поскольку именно северо-восточное побережье первым делом подвергается набегам при новой войне, ясное дело, для каких кланов от подобного союза будет наипервейшая выгода…
— Мы их били всегда, — отрезал лорд Кадви, в котором от избытка эля проснулась несвойственная ему воинственность. — И снова побьём, как сунутся!
— Ах, ну что вы говорите, мой милостивый лорд, посудите сами — ещё и андразийцев бить? Теперь-то? Не до того нам…
Адриан ощутил на себе взгляд и, поспешно отвернувшись, потянулся к чаше с вином. Она пустовала, и он подозвал пробегавшего мимо слугу. Когда чаша снова оказалась наполнена, взгляда на себе он больше не ощущал. «Кто это, — подумал он, — кто на меня смотрел? Рейнальд Одвелл? Или лорд Индабиран? Или…
Или, леди Алекзайн, это были вы? Снова?»
— Не говоря уж о том, — воодушевлённо продолжал лорд Бьярд, — что коммерческая выгода сего предприятия не подлежит никаким сомнениям. Мне, право слово, досадно, что никто прежде не додумался до такой простой вещи, как торговля с андразийцами! У них ведь совсем нет шерсти. Вы не знали? Они не выращивают овец, Гилас их знает почему.
— То-то всё в волчьи шкуры рядятся, будто дикари какие, — хохотнул кто-то, уловивший отголосок разговора.
— И не только шерсть, также хлопок, пшеница, тмин, железо, наконец…
— Железо? Вы, Бьярд, собираетесь торговать с нашими врагами железом? Чтобы потом они ковали из него мечи, которыми будут рубить наши головы?
— Ах, знали бы вы, лорд Кадви, что они дадут взамен… знали бы… — проговорил лорд Бьярд с пьяной полуулыбкой и загадочно покачал головой, разжигая этим жестом всеобщее любопытство и одновременно отказываясь это любопытство удовлетворить. На все расспросы он ответил лишь, что глупые варвары отдадут за необработанную сталь нечто такое, чем можно убить в сто раз больше врагов.
— Порою мало иметь одно лишь железо, — таинственно улыбаясь, пояснил лорд Бьярд. — Требуется знать ещё, как выковать из него меч. Они не умеют ковать мечи из своего железа — по счастью, мои лорды, по великому для нас счастью!
— Ну ладно, а чего ты ждёшь теперь от Одвелла? — требовательно спросил Кадви, перейдя в запале на «ты», чего лорд Бьярд, впрочем, не заметил.
— Сущей малости. Всего лишь сущей малости, мои лорды, от которой зависит будущее величие Бертана.
— Денег, — фыркнул лорд в зелёно-оранжевом.
Лорд Бьярд насупился.
— Я строю корабль, мои лорды. Так-то! Не утлую лодчонку вроде тех, на которых к нам приходят андразийцы, и не рыбацкую шлюпку. Настоящее судно, по фарийским чертежам. Мне и строит его фарийский мастер, он уверяет, что даже у него на родине таких судов покамест почти нет, ибо всем вам известна прижимистость этого народца… И до чего же странно порою рассуждают боги, мои лорды: один народ богат, но глуп, другой — умён, да скуп… и лишь Бертану достанет и ума, и смелости воспользоваться мудростью одних и богатством других! И победить, вследствие того, обоих!