Страница:
— Не тронь меня, — громким шёпотом сказал Алисия, выставив вперёд руку с растопыренными пальцами. — Не то закричу. Не то…
— Алисия, это же я! Ты что, меня не узнала? Это я… — сказал Адриан и умолк. Он, наверное, должен был обрадоваться ей, обнять её, но почему-то вместо этого его охватила тревога, уже почти забытое чувство тупого животного страха, который он испытал, когда Топпер Индабиран бросил его в подземелье его собственного замка, замка, в котором вырос и он, и Алисия…
Её растопыренные пальцы, неестественно бледные в лунном свете, дрогнули и опустились. На узком, длинноносом лице появилось недоверие.
— Адриан? — недоверчиво спросила леди Вайленте. — Это… это ты? Что ты здесь делаешь?!
Ну в точности как будто они оба в Эвентри, он тайком пробрался в кладовую, а она поймала его за шиворот и учиняет допрос на месте! «А сама-то ты что тут забыла?» — огрызался Адриан в таких случаях, отчаянно отбиваясь.
Но они не в Эвентри. Нет больше Эвентри. И ни один из них больше не носит это имя.
— Я тут… я пить захотел, — тихо сказал Адриан, словно это всё объясняло. — Я уже ухожу.
— Вот ещё! — сказала его сестра, наконец делая к нему шаг, протягивая руку — но не затем, чтобы обнять своего потерянного, множество раз чуть не погибшего брата. Длинная узкая тень её упала Адриану на лицо, цепкие пальцы вцепились в рукав. И предательский, дрожащий холодок прокатился волной по его спине — как прежде.
И не как прежде, потому что теперь всё было иначе.
— Я пойду, — быстро повторил он. — Пусти, мне надо уходить.
— Никуда ты не пойдёшь, — прошипела она, стискивая его рукав крепче.
Ох, Алисия…
Он вырвался из её рук. И тогда она закричала.
Адриан крикнул: «Не надо!» — понимая, как это глупо, но ему всё ещё казалось, будто она просто не понимает, что делает, будто ей тоже, как и ему, чудится, словно они опять очутились дома… будто она всего лишь дура, а не предательница. Он шарахнулся от неё к двери, а она смотрела на него и кричала, с холодным, неподвижным, злым лицом, и Адриан успел подумать: «Ох, ну какая же ты всё-таки стервища».
Не тратя больше на неё времени, он рванулся в коридор — и с размаху угодил в чьи-то руки, с готовностью его схватившие. От их обладателя предсказуемо несло хмелем, и Адриан без труда вывернулся, но тут его снова схватили, на сей раз крепко. По всем коридорам уже грохотали шаги, а леди Вайленте, Алисия Вайленте, всё кричала и кричала: «Держите, держите же его!»
Адриан со всех сил саданул локтем в живот человека, который его держал, и сумел вырваться. Лягнул другого, чудом вывернулся из-под рук третьего. В темноте и тесноте коридора монахи кричали, бестолково толкаясь и хватая друг друга, кто-то орал: «Что случилось, где разбойники?» и «Света дайте, света!» Во всей этой кутерьме Адриан как-то сумел пробиться к выходу и, может быть, смог бы спастись, если бы уже на пороге не угодил в чью-то стальную хватку. Кто-то стиснул его горло так, что в глазах разом потемнело, и Адриан понял, что опять попался. Он рванулся один раз, его придушили крепче, и он перестал трепыхаться. Это было бессмысленно. Схвативший его человек был единственным, от кого не пахло вином.
Его потащили куда-то и бросили на пол. Пока он откашливался, потирая горло рукой, вспыхнул свет. Адриан приподнялся, морщась и оглядываясь. Вокруг топтались чьи-то ноги в деревянных башмаках и высоких сапогах. Рядом с одними из них мелькнула юбка. Алисия. Сестрёнка… Он поднял на неё глаза. Леди Вайленте висела на локте высокого рыжеволосого мужчины и кричала:
— Это он, Сван, я же говорю тебе, это он!
— Кто? — сухо спросил мужчина, и Адриан узнал в нём человека, который схватил его в дверях и притащил сюда.
— Да он же! Мой брат! Адриан!
— А в чём, собственно, дело? — спросил чей-то развязный пьяный голос. Другой поддержал его:
— Надо разбудить местра-настоятеля…
— Не надо, — голос лорда Вайленте возвысился над поднявшимся гулом, заставив его разом стихнуть. — Вы можете идти спать, досточтимые братья. Вы тоже, — сказал он своим людям, сбежавшимся на шум. — Простите за переполох.
Толкаясь и ворча, монахи и слуги вышли из кухни. Через минуту в освещаемом теперь не только лунным светом, но и свечами помещении остались трое: лорд Вайленте, его жена и её брат.
Адриан всё ещё сидел на полу. Ему вдруг стало почти всё равно, что случится дальше.
— Надо запереть его, — возбуждённо сказала Алисия, стискивая кулачки. Теперь, на свету, её бледное лицо в голубых и белых цветах Вайленте казалось каким-то синюшным. — Не то он сбежит. Он вечно сбегает, его…
— Как он здесь оказался? — перебил её муж, однако, задавая этот вопрос, он смотрел не на Алисию, а на Адриана. Адриан промолчал. Алисия фыркнула — с оттенком торжества, в точности как когда сдавала набедокурившего брата отцу на строгий и скорый суд.
— Не всё ли равно! Он крался тут, будто вор, перепугал меня до смерти…
— А сама-то ты, — сказал лорд Вайленте, поворачиваясь к ней, — что здесь делала?
Алисия открыла рот. Вопрос явно застал её врасплох. «Как странно, — подумал Адриан, — что отец никогда не спрашивал её об этом. Будто само собой разумелось, что она всюду бродит и всё вынюхивает».
— Я?.. Я… я просто…
Сушёные яблоки… ну конечно.
— Ты просто залезла сюда, чтобы чем-нибудь полакомиться, — сказал Адриан. Алисия вздрогнула, а её муж быстро посмотрел на Адриана, всё так же сидящего на полу со следами его пальцев на шее. — Она ужасная сладкоежка. А ещё у неё дурная привычка есть по ночам. Она и дома всё время ночью пробиралась на кухню, думала, что я не слышу.
Он всегда мечтал это сказать. Но не говорил, даже когда отец наказывал его. Не хотел становиться таким же ябедой, как она.
— Ложь! — воскликнула леди Вайленте. — Это ложь, ты, маленький негодяй! Я просто…
— Ты просто что? — спросил её муж.
Она снова открыла рот и снова закрыла. Что ж ты, сестрёнка, — неужели не озаботилась придумать благовидное враньё на случай, если тебя поймают? Слишком уж привыкла всех ловить сама? Адриан думал обо всём этом с весельем, вовсе не соответствовавшем плачевности его положения. Сейчас его свяжут и запрут до утра в погребе, но пока этого не случилось, он упивался местью, которой ждал всю жизнь.
— Я просто решила проверить, что тут и как, — нашлась наконец Алисия. — Ты же сам заметил, как ужасно нас покормили, и все монахи тут пьяные! Наверняка у них всё никуда не годится, и я решила проверить…
— Посреди ночи? — мягко спросил Вайленте. Казалось, ещё миг, и он улыбнётся. Но миг этот так и не настал.
— Ведь это же наш монастырь! — возмущённо крикнула Алисия, будто это всё объясняло. Лгунья, злюка, предательница. Адриан её ненавидел.
Но всё равно в мгновение ока оказался на ногах, когда лорд Вайленте коротко ударил свою жену по щеке.
— Не трогай её! — в ярости крикнул Адриан и кинулся вперёд, на человека, который чуть не задушил его пять минут назад. Алисия отшатнулась — то ли от мужа, то ли от непрошеного защитника. Сван Вайленте обернулся на Адриана — и тот застыл на месте, напоровшись на этот взгляд, будто на выставленный клинок. Муж его сестры смотрел на него несколько мгновений, потом повернулся к жене. Его голос звучал очень тихо.
— Этот монастырь принадлежит Эоху. А не нам. Эоху, а не тебе, решать, чем кормить испросивших крова и кому этот кров давать. Потому замолчи, наконец.
Алисия всхлипнула, но не посмела перечить. Отцу бы она на такую отповедь ворох слов наговорила. Впрочем, отец обычно её и не одёргивал…
Лорд Вайленте отвёл взгляд от съёжившейся жены и посмотрел на Адриана, сжимавшего кулаки в шаге от него.
— Ты Адриан Эвентри? — спросил он так, будто не слышал ни слова из того, что сказал его жена.
Адриан закусил губу и кивнул. Взгляда он не отвёл.
— Сван, я не понимаю, чего ты ждёшь, — снова подала голос Алисия. — Я же сказала тебе — это он! Ты ведь знаешь, лорд Одвелл ищет его по всей…
На этот раз Адриан знал, что Вайленте её ударит. Пока Алисия говорила, её муж смотрел не на неё, а на него, и Адриан увидел, как дёрнулись его губы, ещё до того, как он повернулся к жене. И на сей раз пощёчина была настолько тяжела, что сбила её с ног. Алисия вскрикнула и рухнула на колени, схватившись рукой за лицо.
— Молчи, — сказал лорд Вайленте. — Молчи, ясно тебе? Сука.
— Сван! — вскрикнула Алисия, но он больше не смотрел в её сторону. Шагнув вперёд, он взял Адриана за плечо — вовсе не так грубо, как тот ждал, — и сказал:
— Идём со мной.
Адриан повиновался. Не говоря ни слова, они вышли из кухни, прошли коридором и оказались во внутреннем дворике. Суматоха окончательно улеглась, обитель снова погрузилась в сон. Пройдя через двор, Вайленте с Адрианом остановились у ворот, в нескольких шагах от дремлющего брата-привратника.
— Почему ты здесь? — спросил лорд Вайленте.
Адриан не ответил. Яркая луна освещала их обоих, стоящих у выхода из монастыря.
— Понятно, — сказал муж Алисии. — Я не настаиваю на ответе. Ты далеко сумел забраться. Лорд Дэйгон действительно тебя ищет. И Индабираны. И все остальные септы Одвеллов.
— Кроме вас? — не выдержал Адриан.
— С чего ты это взял?
— Вы… — Адриан посмотрел на него в растерянности. — Но вы же… вы ударили её, когда она…
— Славных женщин родит клан Эвентри, — с отвращением сказал лорд Сван. — Столь же преданных, сколь и мудрых.
— Не обижайте Алисию. Она не плохая… на самом деле… Просто вредная. И помешана на правилах, — сказал Адриан и вдруг понял, что это правда. Его сестра тайком пробралась в храмовую кухню, чтобы полакомиться сушёными яблочками, а кончилось тем, что её избил муж. И всё из-за него, из-за Адриана. Это он виноват. Это от него все беды, не от неё.
— Верно, — после паузы ответил Вайленте. — Правила для неё святы. Жаль, что верность мужу и клану находится за пределами этих правил.
— Не обижайте её, — настойчиво повторил Адриан.
И вот он — миг, отделявший лорда Вайленте от улыбки.
— А ты упрямый, Адриан Эвентри. Видит Эоху, я не хочу обижать твою сестру, но она слишком часто не оставляет мне другого выбора. Я не мог просто так спустить ей то, что она сделала.
— Что она сделала? — переспросил Адриан, не понимая.
— Выдала тебя. К этому мы с ней ещё вернёмся… Будет знать, стерва, как предавать сородичей. А теперь тебе нужно уходить. Не дожидаясь утра. Я скажу всем, что Алисия обозналась, но лучше тебе не рисковать. И не задерживайся в Вайленте. После этой ночи пойдут слухи, что тебя здесь видели. Я не спрашиваю, куда ты держишь путь, но… Тебе не нужны деньги?
Конечно, ему нужны были деньги. Но он не мог об этом сказать. Не этому человеку… этому чужому человеку, септе и союзнику врага, который сейчас его спасал. Адриан собирался совершить кое-что, не делавшее ему чести, и не хотел, чтобы этот человек, знавший о чести больше многих, делил с ним эту вину.
— Нет. Не нужны.
Лорд Вайленте кивнул, улыбнувшись краем губ.
— Ну ладно… Иди разбуди брата-привратника и попроси открыть ворота. Спьяну он, я думаю, не станет дознаваться, что стряслось. В одном Алисия права, — добавил он. — Эти монахи чересчур много пьют.
— Да она всегда права, — сказал Адриан — без досады, скорее с грустью. — Просто…
— Просто иногда лучше врать или вовсе молчать, чем говорить правду, — закончил Сван Вайленте и хлопнул его по плечу. — А теперь иди. И удачи тебе, лэрд Эвентри, куда бы ты ни шёл.
2
— Алисия, это же я! Ты что, меня не узнала? Это я… — сказал Адриан и умолк. Он, наверное, должен был обрадоваться ей, обнять её, но почему-то вместо этого его охватила тревога, уже почти забытое чувство тупого животного страха, который он испытал, когда Топпер Индабиран бросил его в подземелье его собственного замка, замка, в котором вырос и он, и Алисия…
Её растопыренные пальцы, неестественно бледные в лунном свете, дрогнули и опустились. На узком, длинноносом лице появилось недоверие.
— Адриан? — недоверчиво спросила леди Вайленте. — Это… это ты? Что ты здесь делаешь?!
Ну в точности как будто они оба в Эвентри, он тайком пробрался в кладовую, а она поймала его за шиворот и учиняет допрос на месте! «А сама-то ты что тут забыла?» — огрызался Адриан в таких случаях, отчаянно отбиваясь.
Но они не в Эвентри. Нет больше Эвентри. И ни один из них больше не носит это имя.
— Я тут… я пить захотел, — тихо сказал Адриан, словно это всё объясняло. — Я уже ухожу.
— Вот ещё! — сказала его сестра, наконец делая к нему шаг, протягивая руку — но не затем, чтобы обнять своего потерянного, множество раз чуть не погибшего брата. Длинная узкая тень её упала Адриану на лицо, цепкие пальцы вцепились в рукав. И предательский, дрожащий холодок прокатился волной по его спине — как прежде.
И не как прежде, потому что теперь всё было иначе.
— Я пойду, — быстро повторил он. — Пусти, мне надо уходить.
— Никуда ты не пойдёшь, — прошипела она, стискивая его рукав крепче.
Ох, Алисия…
Он вырвался из её рук. И тогда она закричала.
Адриан крикнул: «Не надо!» — понимая, как это глупо, но ему всё ещё казалось, будто она просто не понимает, что делает, будто ей тоже, как и ему, чудится, словно они опять очутились дома… будто она всего лишь дура, а не предательница. Он шарахнулся от неё к двери, а она смотрела на него и кричала, с холодным, неподвижным, злым лицом, и Адриан успел подумать: «Ох, ну какая же ты всё-таки стервища».
Не тратя больше на неё времени, он рванулся в коридор — и с размаху угодил в чьи-то руки, с готовностью его схватившие. От их обладателя предсказуемо несло хмелем, и Адриан без труда вывернулся, но тут его снова схватили, на сей раз крепко. По всем коридорам уже грохотали шаги, а леди Вайленте, Алисия Вайленте, всё кричала и кричала: «Держите, держите же его!»
Адриан со всех сил саданул локтем в живот человека, который его держал, и сумел вырваться. Лягнул другого, чудом вывернулся из-под рук третьего. В темноте и тесноте коридора монахи кричали, бестолково толкаясь и хватая друг друга, кто-то орал: «Что случилось, где разбойники?» и «Света дайте, света!» Во всей этой кутерьме Адриан как-то сумел пробиться к выходу и, может быть, смог бы спастись, если бы уже на пороге не угодил в чью-то стальную хватку. Кто-то стиснул его горло так, что в глазах разом потемнело, и Адриан понял, что опять попался. Он рванулся один раз, его придушили крепче, и он перестал трепыхаться. Это было бессмысленно. Схвативший его человек был единственным, от кого не пахло вином.
Его потащили куда-то и бросили на пол. Пока он откашливался, потирая горло рукой, вспыхнул свет. Адриан приподнялся, морщась и оглядываясь. Вокруг топтались чьи-то ноги в деревянных башмаках и высоких сапогах. Рядом с одними из них мелькнула юбка. Алисия. Сестрёнка… Он поднял на неё глаза. Леди Вайленте висела на локте высокого рыжеволосого мужчины и кричала:
— Это он, Сван, я же говорю тебе, это он!
— Кто? — сухо спросил мужчина, и Адриан узнал в нём человека, который схватил его в дверях и притащил сюда.
— Да он же! Мой брат! Адриан!
— А в чём, собственно, дело? — спросил чей-то развязный пьяный голос. Другой поддержал его:
— Надо разбудить местра-настоятеля…
— Не надо, — голос лорда Вайленте возвысился над поднявшимся гулом, заставив его разом стихнуть. — Вы можете идти спать, досточтимые братья. Вы тоже, — сказал он своим людям, сбежавшимся на шум. — Простите за переполох.
Толкаясь и ворча, монахи и слуги вышли из кухни. Через минуту в освещаемом теперь не только лунным светом, но и свечами помещении остались трое: лорд Вайленте, его жена и её брат.
Адриан всё ещё сидел на полу. Ему вдруг стало почти всё равно, что случится дальше.
— Надо запереть его, — возбуждённо сказала Алисия, стискивая кулачки. Теперь, на свету, её бледное лицо в голубых и белых цветах Вайленте казалось каким-то синюшным. — Не то он сбежит. Он вечно сбегает, его…
— Как он здесь оказался? — перебил её муж, однако, задавая этот вопрос, он смотрел не на Алисию, а на Адриана. Адриан промолчал. Алисия фыркнула — с оттенком торжества, в точности как когда сдавала набедокурившего брата отцу на строгий и скорый суд.
— Не всё ли равно! Он крался тут, будто вор, перепугал меня до смерти…
— А сама-то ты, — сказал лорд Вайленте, поворачиваясь к ней, — что здесь делала?
Алисия открыла рот. Вопрос явно застал её врасплох. «Как странно, — подумал Адриан, — что отец никогда не спрашивал её об этом. Будто само собой разумелось, что она всюду бродит и всё вынюхивает».
— Я?.. Я… я просто…
Сушёные яблоки… ну конечно.
— Ты просто залезла сюда, чтобы чем-нибудь полакомиться, — сказал Адриан. Алисия вздрогнула, а её муж быстро посмотрел на Адриана, всё так же сидящего на полу со следами его пальцев на шее. — Она ужасная сладкоежка. А ещё у неё дурная привычка есть по ночам. Она и дома всё время ночью пробиралась на кухню, думала, что я не слышу.
Он всегда мечтал это сказать. Но не говорил, даже когда отец наказывал его. Не хотел становиться таким же ябедой, как она.
— Ложь! — воскликнула леди Вайленте. — Это ложь, ты, маленький негодяй! Я просто…
— Ты просто что? — спросил её муж.
Она снова открыла рот и снова закрыла. Что ж ты, сестрёнка, — неужели не озаботилась придумать благовидное враньё на случай, если тебя поймают? Слишком уж привыкла всех ловить сама? Адриан думал обо всём этом с весельем, вовсе не соответствовавшем плачевности его положения. Сейчас его свяжут и запрут до утра в погребе, но пока этого не случилось, он упивался местью, которой ждал всю жизнь.
— Я просто решила проверить, что тут и как, — нашлась наконец Алисия. — Ты же сам заметил, как ужасно нас покормили, и все монахи тут пьяные! Наверняка у них всё никуда не годится, и я решила проверить…
— Посреди ночи? — мягко спросил Вайленте. Казалось, ещё миг, и он улыбнётся. Но миг этот так и не настал.
— Ведь это же наш монастырь! — возмущённо крикнула Алисия, будто это всё объясняло. Лгунья, злюка, предательница. Адриан её ненавидел.
Но всё равно в мгновение ока оказался на ногах, когда лорд Вайленте коротко ударил свою жену по щеке.
— Не трогай её! — в ярости крикнул Адриан и кинулся вперёд, на человека, который чуть не задушил его пять минут назад. Алисия отшатнулась — то ли от мужа, то ли от непрошеного защитника. Сван Вайленте обернулся на Адриана — и тот застыл на месте, напоровшись на этот взгляд, будто на выставленный клинок. Муж его сестры смотрел на него несколько мгновений, потом повернулся к жене. Его голос звучал очень тихо.
— Этот монастырь принадлежит Эоху. А не нам. Эоху, а не тебе, решать, чем кормить испросивших крова и кому этот кров давать. Потому замолчи, наконец.
Алисия всхлипнула, но не посмела перечить. Отцу бы она на такую отповедь ворох слов наговорила. Впрочем, отец обычно её и не одёргивал…
Лорд Вайленте отвёл взгляд от съёжившейся жены и посмотрел на Адриана, сжимавшего кулаки в шаге от него.
— Ты Адриан Эвентри? — спросил он так, будто не слышал ни слова из того, что сказал его жена.
Адриан закусил губу и кивнул. Взгляда он не отвёл.
— Сван, я не понимаю, чего ты ждёшь, — снова подала голос Алисия. — Я же сказала тебе — это он! Ты ведь знаешь, лорд Одвелл ищет его по всей…
На этот раз Адриан знал, что Вайленте её ударит. Пока Алисия говорила, её муж смотрел не на неё, а на него, и Адриан увидел, как дёрнулись его губы, ещё до того, как он повернулся к жене. И на сей раз пощёчина была настолько тяжела, что сбила её с ног. Алисия вскрикнула и рухнула на колени, схватившись рукой за лицо.
— Молчи, — сказал лорд Вайленте. — Молчи, ясно тебе? Сука.
— Сван! — вскрикнула Алисия, но он больше не смотрел в её сторону. Шагнув вперёд, он взял Адриана за плечо — вовсе не так грубо, как тот ждал, — и сказал:
— Идём со мной.
Адриан повиновался. Не говоря ни слова, они вышли из кухни, прошли коридором и оказались во внутреннем дворике. Суматоха окончательно улеглась, обитель снова погрузилась в сон. Пройдя через двор, Вайленте с Адрианом остановились у ворот, в нескольких шагах от дремлющего брата-привратника.
— Почему ты здесь? — спросил лорд Вайленте.
Адриан не ответил. Яркая луна освещала их обоих, стоящих у выхода из монастыря.
— Понятно, — сказал муж Алисии. — Я не настаиваю на ответе. Ты далеко сумел забраться. Лорд Дэйгон действительно тебя ищет. И Индабираны. И все остальные септы Одвеллов.
— Кроме вас? — не выдержал Адриан.
— С чего ты это взял?
— Вы… — Адриан посмотрел на него в растерянности. — Но вы же… вы ударили её, когда она…
— Славных женщин родит клан Эвентри, — с отвращением сказал лорд Сван. — Столь же преданных, сколь и мудрых.
— Не обижайте Алисию. Она не плохая… на самом деле… Просто вредная. И помешана на правилах, — сказал Адриан и вдруг понял, что это правда. Его сестра тайком пробралась в храмовую кухню, чтобы полакомиться сушёными яблочками, а кончилось тем, что её избил муж. И всё из-за него, из-за Адриана. Это он виноват. Это от него все беды, не от неё.
— Верно, — после паузы ответил Вайленте. — Правила для неё святы. Жаль, что верность мужу и клану находится за пределами этих правил.
— Не обижайте её, — настойчиво повторил Адриан.
И вот он — миг, отделявший лорда Вайленте от улыбки.
— А ты упрямый, Адриан Эвентри. Видит Эоху, я не хочу обижать твою сестру, но она слишком часто не оставляет мне другого выбора. Я не мог просто так спустить ей то, что она сделала.
— Что она сделала? — переспросил Адриан, не понимая.
— Выдала тебя. К этому мы с ней ещё вернёмся… Будет знать, стерва, как предавать сородичей. А теперь тебе нужно уходить. Не дожидаясь утра. Я скажу всем, что Алисия обозналась, но лучше тебе не рисковать. И не задерживайся в Вайленте. После этой ночи пойдут слухи, что тебя здесь видели. Я не спрашиваю, куда ты держишь путь, но… Тебе не нужны деньги?
Конечно, ему нужны были деньги. Но он не мог об этом сказать. Не этому человеку… этому чужому человеку, септе и союзнику врага, который сейчас его спасал. Адриан собирался совершить кое-что, не делавшее ему чести, и не хотел, чтобы этот человек, знавший о чести больше многих, делил с ним эту вину.
— Нет. Не нужны.
Лорд Вайленте кивнул, улыбнувшись краем губ.
— Ну ладно… Иди разбуди брата-привратника и попроси открыть ворота. Спьяну он, я думаю, не станет дознаваться, что стряслось. В одном Алисия права, — добавил он. — Эти монахи чересчур много пьют.
— Да она всегда права, — сказал Адриан — без досады, скорее с грустью. — Просто…
— Просто иногда лучше врать или вовсе молчать, чем говорить правду, — закончил Сван Вайленте и хлопнул его по плечу. — А теперь иди. И удачи тебе, лэрд Эвентри, куда бы ты ни шёл.
2
— Сударь, скажите, где стоит «Светлоликая Гилас»?
За три месяца, проведённые в пути, Адриан настолько привык к подозрительным взглядам и выжидательным паузам между своим вопросом и чужим ответом, что уже не огорчался ни одному, ни другому. Он не отвёл взгляд, и горожанин в бархатной куртке, изучающе осмотрев его, ответил:
— Если ты о храме Светлоликой, мальчик, то здесь такого нет. В центре города есть храм Риограну, он помолится за тебя перед своей Матерью.
— Да нет, — сказал Адриан, — я о корабле.
Позже он понял, что не стоило приставать с расспросами к прилично выглядящим людям — сам он слишком поистаскался для того, чтобы вызывать в них хотя бы тень доверия.
— Корабль? — презрительно переспросил горожанин. — Это рыбачий шлюп, что ли? Совсем стыд потеряли… нарекать божьим именем свои лоханки! На пристань иди, там справишься.
И пошёл прочь, надвинув шляпу на глаза и бормоча проклятья. Адриан проводил его взглядом и обернулся, оглядывая длинную широкую улицу, мощёную серым булыжником и таявшую вдалеке, там, откуда ветер доносил солёный запах моря. Пристань… ну конечно. Где же ещё стоять кораблю лорда Бьярда?
Город Эфрин ютился на западной оконечности Когтистого залива, расползясь по усыпанному галькой берегу частой сетью приземистых домиков. Адриан не знал толком, отчего залив прозвали Когтистым — то ли из-за рифов, которых бог волн и глубин, Белоглавый Риогран, щедрой рукой рассыпал у берегов и которые, обнажаемые отливом, торчали из воды подобно когтистой лапе; то ли из-за остатков замка, высившегося некогда над рыбацкой деревушкой, прилепившейся к скале и промышлявшей добычей устриц, которые тут водились в избытке. Замок звался Эфрином и принадлежал младшим септам лорда Бьярда; во время давней междоусобицы, лет сто назад, его разрушили до основания, и от замка осталась лишь угловая башня, криво торчавшая на утёсе, словно зловеще выгнутый коготь неведомой твари, погребённой в скале. Башня и теперь стояла на камнях, царапая облака, тенью былой грозности и мощи возвышалась над городом, в который превратилась за это столетие деревушка. Последние лорды Бьярды оказались предприимчивы, Аравин благоволила к ним, и устричный промысел шёл бойко. Безымянная деревушка пережила своего старшего брата — замок Эфрин, и, став городом, приняла его имя. Некоторые говорили ещё, что на древнем языке «эфрин» и значило — «коготь», но это была неправда. «Эфрин» значило — «то, что смоет вода».
Адриан шёл по улице, отделявшей торговые ряды от рыбацкого квартала. Ветер доносил до него запах рыбьих потрохов, водорослей, прогорклого масла, в котором мариновали устриц. Пятна этого масла поблескивали на мостовой в слабых лучах солнца, ещё не решившего, пора ли ему одарить своим теплом землю после зимы, — Ясноокая Уриенн неохотно просыпалась в этом году. Шла последняя неделя зимы, и здесь, у моря, мороз уступал место промозглой сырости. Снега почти не было — множество ног, копыт и колёс смешивали его с песком и грязью, стаптывая в серую кашицу. Жёны рыбаков радовались первому солнышку и уже не боялись вывешивать рыбу на просушку под стрехи крыш, прямо рядом со свежевыстиранным бельём, так что простыни и тараньки трепыхались на ветру рядом. Проходя мимо одного из таких домов, Адриан спросил женщину, развешивавшую бельё, правильно ли он идёт к пристани. Та сказала, что правильно, и спросила, не хочет ли он рыбки. Адриан сказал, что хочет — он ничего не ел с самого утра, торопясь скорее дойти до города, путь к которому был так долог. Женщина сняла с верёвки тощую тараньку и дала ему. Адриан сунул рыбу за пазуху на ходу: есть сейчас он не собирался. Он не мог есть, не мог отдохнуть, не мог присесть и перевести дух до тех пор, пока не увидит то, ради чего так долго сюда шёл.
Рыбацкий квартал на юге сливался с трущобами, а на западе переходил в пристань. В эти дни, видимо, не принято было ходить в море: на пристани было пусто, лишь кое-где бегали и плескались в воде детвора и собаки, да гудел над водной гладью молоток рыбака, чинившего лодку. Лодки — одни поменьше, другие побольше, но все как одна латаные и увешанные сетями — толклись вдоль дощатого настила, выводящего с берега к воде. На дальнем краю настила Адриан разглядел сгорбленную фигурку с удочкой. День стоял ясный, ветреный, пенистые гребни волновались у берега, солнце ослепительно отблескивало на воде.
«Светлоликой Гилас» нигде не было.
— Сударь… Сударь… Добрый человек! — позвал Адриан, перекрывая стук молотка. Мужчина, чинивший лодку, поднял голову и посмотрел на оборванного, худого и жилистого подростка, шедшего к нему. В городах вроде Эфрина людей встречают по одёжке, а первым делом — по обуви, потому рыбак сразу перевёл взгляд с лица мальчишки на его сапоги, стоптанные и грязные, но добротные — раз уж до сих пор не развалились. А уж вынести-то им пришлось немало, если судить по впалым щекам подростка и туго затянутому поясу на торчащих рёбрах. Боги всякому посылают испытания; то, что рыбак увидел, ему скорее понравилось, поэтому он прекратил работу и повернулся к Адриану.
— Чего тебе, малой?
— Доброй вам работы и доброго дня…
— И тебе доброго. Водички не найдётся?
При упоминании о воде Адриан болезненно сглотнул. Принятое решение и слово, данное леди Алекзайн, гнали его вперёд без оглядки и с такой жестокостью, что он не только не ел сегодня, но и почти не пил. Фляжка давно была пуста, а ни фонтана, ни колодца по дороге не встретилось.
— Н-нет… простите.
— Жалко, да ничего. Что ты хотел?
— Не знаете, где тут есть корабль по имени «Светлоликая Гилас»?
Рыбак сощурил глаз и упёр в пояс свободную от молотка руку.
— Э-ва! — протянул он. — Ещё один. Ну, повадились… Да никак весь Бертан скоро соберётся к нам в Эфрин, на невидаль лордову поглазеть? Рано ещё, не на что там глазеть.
— Так корабль здесь? — с трудом сдержав облегчённый вздох, спросил Адриан.
— Здесь, здесь. Уж как лорд наш тщится тайну свою оберечь, а гляди ж ты, всякая шваль уже и то пронюхала! А рано нам ещё гостей принимать, да и не на что — чай, не ярмарка. Отлив вот-вот на носу, устрица наверх выйдет, работы будет невпроворот.
Мужик говорил не зло, но недовольно, и Адриан с радостью ухватился за возможность сменить раздосадовавшую его тему:
— Работы? Правда? А можно тут к кому-нибудь наняться?
— Э-э, нет, — засмеялся рыбак. — Если ты за этим, парень, то в Эфрине тебе ловить нечего — хоть бы и устриц. Берег этот наш, лордом Бьярдом рыбацкой гильдии в полное пользование отдан — чем больше насобираем, тем больше нам останется. А люди все свои, чужаки-то к нам не едут… ну, прежде не ехали. Каждый другому не брат, так сват, не мастер, так подмастерье. Рук хватает, а рты лишние ни к чему. А хотя… — он на миг задумался. — Вроде бы Шрад из маслобойни искал работника. Можешь у него справиться.
— Спасибо, — сказал Адриан и пошёл прочь. О «Светлоликой Гилас» он больше не спрашивал — ему вовсе не хотелось привлекать к себе лишнее внимание, и ещё меньше — чтобы рыбак с молотком его запомнил. К Шраду из маслобойни, конечно, идти теперь нельзя. Именно там его будут искать, если что-то пойдёт не так…
Пристань огибала берег по дуге, тянулась за выступающий в воду скалистый утёс. Адриан пошёл по берегу, по песку, смешанному с галькой. Волны швыряли ему под ноги мелкие камешки, увитые водорослью. Здесь пахло так же, как в доме Алекзайн в Скортиаре, и в то же время совсем не так. По берегу, долбя клювами в осколки ракушек, прыгали толстые чайки.
Адриан дошёл почти до самого конца пристани, обогнул выступ утёса и тогда увидел корабль.
Он стоял в бухточке, вымытой в утёсе волнами, укрытый нависающими со всех сторон скалами и от ветров, и от любопытных взглядов. Со стороны города его никак нельзя было увидеть, если только не пройти пристань до самого конца — а случайный путник в мёртвый рыбачий сезон редко это делал. Корабль был виден с моря, но по морю ходили только рыбацкие лодчонки из Эфрина. Небольшие галеи, курсировавшие берегами Бертана, огибали Эфрин, опасаясь рифов, и швартовались не в Когтистом заливе, а выше, в Блейдансе. Лорд Бьярд рассчитал верно: это было едва ли не идеальное место, чтобы тайно построить и спустить на воду корабль. Самый большой и самый великолепный корабль, какой только видел Белогривый Риогран.
Он был вдесятеро больше самой крупной рыбацкой лодки в Эфрине. На трёх мачтах висели три спущенные паруса — белые с бирюзовым, цветов Бьярдов. Крутые белоснежные бока с отверстиями по бортам величаво покачивались на зеленоватой воде, и Адриан почти видел мысленным взглядом длинные вёсла, свешивающиеся из уключин и с силой рассекающие волны. Судно стояло кормой к пристани, но с того места, где стоял Адриан, была видна передняя часть корабля и носовая фигура на ней: огромная белогрудая дева, вздымающая обнажённые руки к небу, с ликом строгим и благородным, с широко раскрытыми бирюзовыми глазами, глядящими на воду вертикальными прорезями зрачков. Лорд Бьярд не побоялся расцветить Светлоликую Гилас красками своего клана — должно быть, он безоглядно верил, что она благосклонно примет это, и что сын её, суровый Риогран, не посмеет низвергнуть в пучину вод образ своей великой Матери. И, стоя возле неё, глядя на блики солнца на бортах и вздувавшиеся пузырями паруса, Адриан понимал и разделял эту безоглядную веру. Она была непобедима, священна, прекрасна.
И Адриан собирался уничтожить её.
От блестящего лакированного борта к пристани тянулся длинный трап, раскачивающийся и стонущий на ветру. Адриан посмотрел на него с сомнением. Прежде ему никогда не приходилось плавать по морю; он надеялся, что и не придётся. Море его пугало, оно было слишком своевольно и непредсказуемо. К тому же Риогран не был его богом ни по клану, ни по зову. Риогран был именем, пеной на волнах, тревожными тучами над водной гладью, грозной статуей у входа в храм. Адриан боялся вверять себя воле бога, которого не знал.
Однако сделать это было необходимо. Сглотнув, быстро зажмурившись и снова распахнув глаза, Адриан поставил ногу на качающуюся доску, казавшуюся такой узкой и ненадёжной.
— Эй! Эй, ты там! Стой, куда идёшь?
Адриан отпрянул, почти с облегчением убрав ногу со скользкой доски. Как глупо… с чего он взял, что на корабле никого нет? С пристани так и казалось, но разве могли оставить эту ослепительную красавицу без надёжной охраны? Не могли, конечно. Плечистый мужчина в меховой куртке, толстых полосатых штанах и широкополой шляпе показался там, где трап соединялся с палубой. В зубах у него была трубка, за плечом торчал приклад арбалета.
— Чего надо? — лениво крикнул он.
Адриан снова сглотнул. За последние месяцы ему сотни раз приходилось отвечать на этот вопрос, но сейчас, именно сейчас, когда так важно было ответить осторожно и правильно, в голове у него разом образовалась вязкая чёрная пустота.
— Я… мне…
— А ну пшёл вон, — сказал стражник, перебрасывая трубку в другой уголок рта. — Нечего тут шастать.
— Я хочу наняться на этот корабль! — выпалил Адриан.
От мужчины его отделяло добрых тридцать шагов, но он всё равно заметил изумление на обветренном бородатом лице. Потом человек расхохотался.
— А кто не хочет? Пшёл вон, сказано, а то болт в тебя всажу.
Вряд ли стражник собирался воплощать угрозу в жизнь — арбалет с плеча он так и не снял, — но рисковать не стоило. «Дурак», — мысленно обозвал себя Адриан. Так торопился, с таким нетерпением рвался сюда, чтоб увидеть её… И ни разу не задумывался о том, как проберётся на борт. Конечно, команда «Светлоликой Гилас» давно укомплектована, и в неё не берут кого попало — слишком много сил, средств и надежд вложил в это судно лорд Бьярд. И уж тем паче нечего тут ловить оборванному заморышу в дырявых сапогах и подведённым от голода животом…
Внезапно ужасно, до смерти захотелось есть. Адриан понял, что всё утро продержался на одном только возбуждённом ожидании, и теперь, когда оно отчасти удовлетворено, а отчасти — жестоко обмануто, его тело решилось напомнить мятущемуся духу, что неплохо бы и пожрать. Не дожидаясь нового окрика, Адриан отошёл от трапа. Ноги у него ослабли, и он сел на доски и стал тупо глядеть на волны, разбивавшиеся белой пеной о крепления мола. «Ну, — подумал он, — вот я и здесь. Я дошёл». Куда теперь податься и что делать дальше, он не знал.
— Что, хочешь на «Светлоликую»?
Звонкий, весёлый голос, сказавший эти слова, так отличался от голосов, которые за последнее время привык слышать Адриан, что тот разом вскинул голову. Прямо перед ним были широко расставленные тощие ноги в полосатых штанах, таких же, как на стражнике у трапа. Выше ног обнаружился широкий кожаный ремень с медной пряжкой и маленькие, чёрные от мозолей руки с гордо заткнутыми за ремень большими пальцами. Ещё выше — живот, почти такой же тощий и впалый, как у Адриана, и рёбра под холщовой рубашкой в прорезях курточки, и маленький острый подбородок, не знавший бритвы, и ухмыляющийся рот, и конопатый нос, и весёлые светлые глаза. Мальчик года на два младше Адриана стоял над ним, уперев ноги в доски настила и чуть наклонившись вперёд — стойка моряка, привыкшего к шаткой палубе больше, чем к твёрдой земле, — и смотрел на него сверху вниз.
— На «Светлоликую», говорю, хочешь? — повторил мальчишка — ответ он явно знал заранее и страшно хотел его как-то прокомментировать.
Адриан не стал его разочаровывать. В нём что-то ёкнуло. Едва уловимо, но это ощущение он уже знал.
— Хочу.
— Ещё бы! А кто не хочет?! — воскликнул мальчишка и звонко расхохотался. Он явно не слышал, что кричал Адриану стражник с корабля, иначе не стал бы повторять его слова — которые, вероятно, от него же и услышал.
— Ты, — сказал Адриан. — Ты не хочешь. Я прав?
За три месяца, проведённые в пути, Адриан настолько привык к подозрительным взглядам и выжидательным паузам между своим вопросом и чужим ответом, что уже не огорчался ни одному, ни другому. Он не отвёл взгляд, и горожанин в бархатной куртке, изучающе осмотрев его, ответил:
— Если ты о храме Светлоликой, мальчик, то здесь такого нет. В центре города есть храм Риограну, он помолится за тебя перед своей Матерью.
— Да нет, — сказал Адриан, — я о корабле.
Позже он понял, что не стоило приставать с расспросами к прилично выглядящим людям — сам он слишком поистаскался для того, чтобы вызывать в них хотя бы тень доверия.
— Корабль? — презрительно переспросил горожанин. — Это рыбачий шлюп, что ли? Совсем стыд потеряли… нарекать божьим именем свои лоханки! На пристань иди, там справишься.
И пошёл прочь, надвинув шляпу на глаза и бормоча проклятья. Адриан проводил его взглядом и обернулся, оглядывая длинную широкую улицу, мощёную серым булыжником и таявшую вдалеке, там, откуда ветер доносил солёный запах моря. Пристань… ну конечно. Где же ещё стоять кораблю лорда Бьярда?
Город Эфрин ютился на западной оконечности Когтистого залива, расползясь по усыпанному галькой берегу частой сетью приземистых домиков. Адриан не знал толком, отчего залив прозвали Когтистым — то ли из-за рифов, которых бог волн и глубин, Белоглавый Риогран, щедрой рукой рассыпал у берегов и которые, обнажаемые отливом, торчали из воды подобно когтистой лапе; то ли из-за остатков замка, высившегося некогда над рыбацкой деревушкой, прилепившейся к скале и промышлявшей добычей устриц, которые тут водились в избытке. Замок звался Эфрином и принадлежал младшим септам лорда Бьярда; во время давней междоусобицы, лет сто назад, его разрушили до основания, и от замка осталась лишь угловая башня, криво торчавшая на утёсе, словно зловеще выгнутый коготь неведомой твари, погребённой в скале. Башня и теперь стояла на камнях, царапая облака, тенью былой грозности и мощи возвышалась над городом, в который превратилась за это столетие деревушка. Последние лорды Бьярды оказались предприимчивы, Аравин благоволила к ним, и устричный промысел шёл бойко. Безымянная деревушка пережила своего старшего брата — замок Эфрин, и, став городом, приняла его имя. Некоторые говорили ещё, что на древнем языке «эфрин» и значило — «коготь», но это была неправда. «Эфрин» значило — «то, что смоет вода».
Адриан шёл по улице, отделявшей торговые ряды от рыбацкого квартала. Ветер доносил до него запах рыбьих потрохов, водорослей, прогорклого масла, в котором мариновали устриц. Пятна этого масла поблескивали на мостовой в слабых лучах солнца, ещё не решившего, пора ли ему одарить своим теплом землю после зимы, — Ясноокая Уриенн неохотно просыпалась в этом году. Шла последняя неделя зимы, и здесь, у моря, мороз уступал место промозглой сырости. Снега почти не было — множество ног, копыт и колёс смешивали его с песком и грязью, стаптывая в серую кашицу. Жёны рыбаков радовались первому солнышку и уже не боялись вывешивать рыбу на просушку под стрехи крыш, прямо рядом со свежевыстиранным бельём, так что простыни и тараньки трепыхались на ветру рядом. Проходя мимо одного из таких домов, Адриан спросил женщину, развешивавшую бельё, правильно ли он идёт к пристани. Та сказала, что правильно, и спросила, не хочет ли он рыбки. Адриан сказал, что хочет — он ничего не ел с самого утра, торопясь скорее дойти до города, путь к которому был так долог. Женщина сняла с верёвки тощую тараньку и дала ему. Адриан сунул рыбу за пазуху на ходу: есть сейчас он не собирался. Он не мог есть, не мог отдохнуть, не мог присесть и перевести дух до тех пор, пока не увидит то, ради чего так долго сюда шёл.
Рыбацкий квартал на юге сливался с трущобами, а на западе переходил в пристань. В эти дни, видимо, не принято было ходить в море: на пристани было пусто, лишь кое-где бегали и плескались в воде детвора и собаки, да гудел над водной гладью молоток рыбака, чинившего лодку. Лодки — одни поменьше, другие побольше, но все как одна латаные и увешанные сетями — толклись вдоль дощатого настила, выводящего с берега к воде. На дальнем краю настила Адриан разглядел сгорбленную фигурку с удочкой. День стоял ясный, ветреный, пенистые гребни волновались у берега, солнце ослепительно отблескивало на воде.
«Светлоликой Гилас» нигде не было.
— Сударь… Сударь… Добрый человек! — позвал Адриан, перекрывая стук молотка. Мужчина, чинивший лодку, поднял голову и посмотрел на оборванного, худого и жилистого подростка, шедшего к нему. В городах вроде Эфрина людей встречают по одёжке, а первым делом — по обуви, потому рыбак сразу перевёл взгляд с лица мальчишки на его сапоги, стоптанные и грязные, но добротные — раз уж до сих пор не развалились. А уж вынести-то им пришлось немало, если судить по впалым щекам подростка и туго затянутому поясу на торчащих рёбрах. Боги всякому посылают испытания; то, что рыбак увидел, ему скорее понравилось, поэтому он прекратил работу и повернулся к Адриану.
— Чего тебе, малой?
— Доброй вам работы и доброго дня…
— И тебе доброго. Водички не найдётся?
При упоминании о воде Адриан болезненно сглотнул. Принятое решение и слово, данное леди Алекзайн, гнали его вперёд без оглядки и с такой жестокостью, что он не только не ел сегодня, но и почти не пил. Фляжка давно была пуста, а ни фонтана, ни колодца по дороге не встретилось.
— Н-нет… простите.
— Жалко, да ничего. Что ты хотел?
— Не знаете, где тут есть корабль по имени «Светлоликая Гилас»?
Рыбак сощурил глаз и упёр в пояс свободную от молотка руку.
— Э-ва! — протянул он. — Ещё один. Ну, повадились… Да никак весь Бертан скоро соберётся к нам в Эфрин, на невидаль лордову поглазеть? Рано ещё, не на что там глазеть.
— Так корабль здесь? — с трудом сдержав облегчённый вздох, спросил Адриан.
— Здесь, здесь. Уж как лорд наш тщится тайну свою оберечь, а гляди ж ты, всякая шваль уже и то пронюхала! А рано нам ещё гостей принимать, да и не на что — чай, не ярмарка. Отлив вот-вот на носу, устрица наверх выйдет, работы будет невпроворот.
Мужик говорил не зло, но недовольно, и Адриан с радостью ухватился за возможность сменить раздосадовавшую его тему:
— Работы? Правда? А можно тут к кому-нибудь наняться?
— Э-э, нет, — засмеялся рыбак. — Если ты за этим, парень, то в Эфрине тебе ловить нечего — хоть бы и устриц. Берег этот наш, лордом Бьярдом рыбацкой гильдии в полное пользование отдан — чем больше насобираем, тем больше нам останется. А люди все свои, чужаки-то к нам не едут… ну, прежде не ехали. Каждый другому не брат, так сват, не мастер, так подмастерье. Рук хватает, а рты лишние ни к чему. А хотя… — он на миг задумался. — Вроде бы Шрад из маслобойни искал работника. Можешь у него справиться.
— Спасибо, — сказал Адриан и пошёл прочь. О «Светлоликой Гилас» он больше не спрашивал — ему вовсе не хотелось привлекать к себе лишнее внимание, и ещё меньше — чтобы рыбак с молотком его запомнил. К Шраду из маслобойни, конечно, идти теперь нельзя. Именно там его будут искать, если что-то пойдёт не так…
Пристань огибала берег по дуге, тянулась за выступающий в воду скалистый утёс. Адриан пошёл по берегу, по песку, смешанному с галькой. Волны швыряли ему под ноги мелкие камешки, увитые водорослью. Здесь пахло так же, как в доме Алекзайн в Скортиаре, и в то же время совсем не так. По берегу, долбя клювами в осколки ракушек, прыгали толстые чайки.
Адриан дошёл почти до самого конца пристани, обогнул выступ утёса и тогда увидел корабль.
Он стоял в бухточке, вымытой в утёсе волнами, укрытый нависающими со всех сторон скалами и от ветров, и от любопытных взглядов. Со стороны города его никак нельзя было увидеть, если только не пройти пристань до самого конца — а случайный путник в мёртвый рыбачий сезон редко это делал. Корабль был виден с моря, но по морю ходили только рыбацкие лодчонки из Эфрина. Небольшие галеи, курсировавшие берегами Бертана, огибали Эфрин, опасаясь рифов, и швартовались не в Когтистом заливе, а выше, в Блейдансе. Лорд Бьярд рассчитал верно: это было едва ли не идеальное место, чтобы тайно построить и спустить на воду корабль. Самый большой и самый великолепный корабль, какой только видел Белогривый Риогран.
Он был вдесятеро больше самой крупной рыбацкой лодки в Эфрине. На трёх мачтах висели три спущенные паруса — белые с бирюзовым, цветов Бьярдов. Крутые белоснежные бока с отверстиями по бортам величаво покачивались на зеленоватой воде, и Адриан почти видел мысленным взглядом длинные вёсла, свешивающиеся из уключин и с силой рассекающие волны. Судно стояло кормой к пристани, но с того места, где стоял Адриан, была видна передняя часть корабля и носовая фигура на ней: огромная белогрудая дева, вздымающая обнажённые руки к небу, с ликом строгим и благородным, с широко раскрытыми бирюзовыми глазами, глядящими на воду вертикальными прорезями зрачков. Лорд Бьярд не побоялся расцветить Светлоликую Гилас красками своего клана — должно быть, он безоглядно верил, что она благосклонно примет это, и что сын её, суровый Риогран, не посмеет низвергнуть в пучину вод образ своей великой Матери. И, стоя возле неё, глядя на блики солнца на бортах и вздувавшиеся пузырями паруса, Адриан понимал и разделял эту безоглядную веру. Она была непобедима, священна, прекрасна.
И Адриан собирался уничтожить её.
От блестящего лакированного борта к пристани тянулся длинный трап, раскачивающийся и стонущий на ветру. Адриан посмотрел на него с сомнением. Прежде ему никогда не приходилось плавать по морю; он надеялся, что и не придётся. Море его пугало, оно было слишком своевольно и непредсказуемо. К тому же Риогран не был его богом ни по клану, ни по зову. Риогран был именем, пеной на волнах, тревожными тучами над водной гладью, грозной статуей у входа в храм. Адриан боялся вверять себя воле бога, которого не знал.
Однако сделать это было необходимо. Сглотнув, быстро зажмурившись и снова распахнув глаза, Адриан поставил ногу на качающуюся доску, казавшуюся такой узкой и ненадёжной.
— Эй! Эй, ты там! Стой, куда идёшь?
Адриан отпрянул, почти с облегчением убрав ногу со скользкой доски. Как глупо… с чего он взял, что на корабле никого нет? С пристани так и казалось, но разве могли оставить эту ослепительную красавицу без надёжной охраны? Не могли, конечно. Плечистый мужчина в меховой куртке, толстых полосатых штанах и широкополой шляпе показался там, где трап соединялся с палубой. В зубах у него была трубка, за плечом торчал приклад арбалета.
— Чего надо? — лениво крикнул он.
Адриан снова сглотнул. За последние месяцы ему сотни раз приходилось отвечать на этот вопрос, но сейчас, именно сейчас, когда так важно было ответить осторожно и правильно, в голове у него разом образовалась вязкая чёрная пустота.
— Я… мне…
— А ну пшёл вон, — сказал стражник, перебрасывая трубку в другой уголок рта. — Нечего тут шастать.
— Я хочу наняться на этот корабль! — выпалил Адриан.
От мужчины его отделяло добрых тридцать шагов, но он всё равно заметил изумление на обветренном бородатом лице. Потом человек расхохотался.
— А кто не хочет? Пшёл вон, сказано, а то болт в тебя всажу.
Вряд ли стражник собирался воплощать угрозу в жизнь — арбалет с плеча он так и не снял, — но рисковать не стоило. «Дурак», — мысленно обозвал себя Адриан. Так торопился, с таким нетерпением рвался сюда, чтоб увидеть её… И ни разу не задумывался о том, как проберётся на борт. Конечно, команда «Светлоликой Гилас» давно укомплектована, и в неё не берут кого попало — слишком много сил, средств и надежд вложил в это судно лорд Бьярд. И уж тем паче нечего тут ловить оборванному заморышу в дырявых сапогах и подведённым от голода животом…
Внезапно ужасно, до смерти захотелось есть. Адриан понял, что всё утро продержался на одном только возбуждённом ожидании, и теперь, когда оно отчасти удовлетворено, а отчасти — жестоко обмануто, его тело решилось напомнить мятущемуся духу, что неплохо бы и пожрать. Не дожидаясь нового окрика, Адриан отошёл от трапа. Ноги у него ослабли, и он сел на доски и стал тупо глядеть на волны, разбивавшиеся белой пеной о крепления мола. «Ну, — подумал он, — вот я и здесь. Я дошёл». Куда теперь податься и что делать дальше, он не знал.
— Что, хочешь на «Светлоликую»?
Звонкий, весёлый голос, сказавший эти слова, так отличался от голосов, которые за последнее время привык слышать Адриан, что тот разом вскинул голову. Прямо перед ним были широко расставленные тощие ноги в полосатых штанах, таких же, как на стражнике у трапа. Выше ног обнаружился широкий кожаный ремень с медной пряжкой и маленькие, чёрные от мозолей руки с гордо заткнутыми за ремень большими пальцами. Ещё выше — живот, почти такой же тощий и впалый, как у Адриана, и рёбра под холщовой рубашкой в прорезях курточки, и маленький острый подбородок, не знавший бритвы, и ухмыляющийся рот, и конопатый нос, и весёлые светлые глаза. Мальчик года на два младше Адриана стоял над ним, уперев ноги в доски настила и чуть наклонившись вперёд — стойка моряка, привыкшего к шаткой палубе больше, чем к твёрдой земле, — и смотрел на него сверху вниз.
— На «Светлоликую», говорю, хочешь? — повторил мальчишка — ответ он явно знал заранее и страшно хотел его как-то прокомментировать.
Адриан не стал его разочаровывать. В нём что-то ёкнуло. Едва уловимо, но это ощущение он уже знал.
— Хочу.
— Ещё бы! А кто не хочет?! — воскликнул мальчишка и звонко расхохотался. Он явно не слышал, что кричал Адриану стражник с корабля, иначе не стал бы повторять его слова — которые, вероятно, от него же и услышал.
— Ты, — сказал Адриан. — Ты не хочешь. Я прав?