Степанцов Вадим. Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

 
 
Вы, что-то говорить начав,
Уста захлопнули в смятеньи;
Ваш лик, красив и величав,
Подернулся испуга тенью.
 
 
– Что-что? – спросили вы, ушам
своим с трудом немалым веря.
– Простите, это я не вам, –
Я улыбнулся, пятясь к двери.
 
 
Но гад во мне шепнул: "Стоять!"
И, множа ваше изумленье,
На вас повел меня опять,
Наполнив взор мой вожделеньем.
 
 
– О, нет!!! – эмоций не тая,
Вы взвизгнули на всю квартиру.
– Зарежу! – обратился я
К бесчинствовавшему сатиру
 
 
и вынул нож, чтоб заколоть
Вас вожделевшего злодея,
Пусть в жертву собственную плоть
Сей светлой принеся идее.
 
 
Увидев нож в моей руке,
Вы сделались бледнее стали
И в черной иссиня тоске
Поспешно раздеваться стали.
 
 
Тотчас с ретивостью коня
Та тварь во мне метнулась резко
И бросила на вас меня,
Бюстгалтер ваш срывая с треском.
 
 
Я помешать бессилен был,
Мне ждать осталось лишь, покуда
Не израсходует весь пыл
Во мне восставшая паскуда.
 
 
И молвил я ему, хрипя,
Над вами псом нависши гончим:
– Я все равно убью тебя...
Чуть погодя... Когда закончим...
 
    2001

253. В кругу мужского коллектива

 
В кругу мужского коллектива,
Как всем известно с давних пор,
Рекомендуется под пиво
Мужской о бабах разговор.
 
 
Он содержательностью, правда,
Не блещет никогда почти,
Но он сам по себе отрада
Земного нашего пути.
 
 
Что любят мужики? Спросив их,
Услышим мы одно в ответ:
Все как-то любят баб красивых,
А некрасивых – как-то нет.
 
 
И тут о вкусах споры редки,
И даже там, где предпочтет
Блондинку кто-нибудь брюнетке,
Брюнетка тоже подойдет –
 
 
опять же, будучи красивой,
А также граций трех стройней,
И всяк со всей мужскою силой
Поужинал бы вместе с ней.
 
 
Всяк поделиться рад с друзьями
Тем, что проделать с ней не прочь,
Когда в Париже иль в Майами
Она ему предложит ночь;
 
 
Всяк как охотник на привале
Признаться будет всем горазд,
Как осчастливил он едва ли
не Шэрон Стоун как-то раз;
 
 
Всяк даст другим рецепт хороший,
Как покорить ее притом –
Обрюзгшею сугубо рожей
И жирным, в складках, животом.
 

    2001

254. ЕГИПЕТСКИЕ НОЧИ

 
Не будь идиоткой. Отнюдь не за глазки
иль бюст твой тебя содержу я, змею,
И не за твои неуклюжие ласки,
Но, ты не поверишь, за карму твою.
 
 
Сейчас ты лишь глупая телка мясная,
Но в будущей жизни ты станешь иной –
Ты там Клеопатрой родишься, я знаю,
Субстанцией чувствую это спинной.
 
 
И мне, дуралею, самцу, пустобреху,
По смерти грядут измененья в судьбе.
Вот я и держусь за тебя, за дуреху,
Антонием стать чтоб тогда при тебе.
 
 
Когда я родюсь им... рожусь им... Короче,
меня им родят (лет две тыщи назад),
Тогда-то вкушу я египетской ночи,
Допущенный в твой огород... то есть в сад.
 
 
Я, римлянин гордый, Антоний-патриций,
Сенат и Империю на фиг послав,
Примусь наслаждаться тобой как царицей –
Египта, а также телесных забав.
 
 
С тобою, обученной крайне любезно
заботливым Цезарем секс-ремеслу,
Сумею достичь высочайшей я бездны,
И ты для того и нужна мне, козлу.
 
 
Что в этой я жизни не взял, то по праву
С лихвой наверстаю я в жизни другой
И царственной властью к тому же на славу
Упьюсь в результате сансары такой.
 
 
Когда же Октавий-сопляк в одночасье
С Агриппой своею направит к нам флот,
Чужому мужскому завидуя счастью,
Внесем мы поправку в Истории ход.
 
 
Я спешусь с тебя. Мы возглавим эскадры
У мыса с названием Акций с тобой...
Не вздумай там только дурить! Клеопатра...
Еще раз сбежишь как трусливая падла –
Я сам тобой кобр накормлю на убой...
 

    2000

255. Дурак, который понимает

 
Дурак, который понимает,
что он дурак, не есть дурак,
а умным кто себя считает,
тем самым не умен никак.
 
 
И умным можно быть, выходит,
лишь только от себя тайком.
Узнать же, что умен, напротив,
стать означает дураком.
 
 
Ты должен знать лишь, что сугубо
безмозгл как лошадиный круп;
знать, что умен, не умно – глупо,
не глупо – умно – знать, что глуп.
 
 
Но эти рассужденья наши
Таят в себе другой аспект –
ведь дурь свою в себе признавши,
тем признаешь и интеллект.
 
 
Опять признав свой ум, однако,
признаешь вновь, что идиот,
а значит, у попа собака
в очередной раз оживет.
 
 
И далее – смотрите выше –
ты снова ум свой обретешь,
хоть медленно, но верно крыша
уже при этом едет все ж.
 
 
Когда же в адовом том круге
в конце концов свихнешься так,
что даже близкие подруги
признают факт, что ты дурак,
 
 
ты ж фразу "я дурак" и только,
сев на пол, станешь бормотать,
твой ум начнет держаться стойко,
ведь ты о нем не будешь знать.
 

    2000

256. Как статую, таящуюся в камне

 
Как статую, таящуюся в камне,
меня ты любишь. Зла любовь твоя.
Со мной наставить жаждешь ты рога мне,
Влюбленная в мое второе "я".
 
 
Ты любишь не меня как такового,
Мое в постели тело теребя,
Ты моего желаешь "я" второго,
Но я-то первым "я" люблю тебя!
 
 
Вбиваешь ты в башку свою дурную
Навязчивых идей дурацких тьму.
Я ж к моему второму "я" ревную,
Я морду регулярно бью ему.
 
 
Я "я" твоим, и первым лишь, умею –
лишь первым "я" моим! – овладевать.
Плюнь на мое второе "я" скорее,
Ему на оба "я" твоих плевать!
 

    1999

257. КОРОТКО О РАЗНОМ

* * *

 
Без строчки вроде бы ни дня,
А мыслей – нету!
Их высказали до меня,
Включая эту…
 

* * *

 
С нетвердостью в походке
Я вышел на крыльцо
И понял, что у водки
Не женское лицо...
 

* * *

 
О да, жизнь – борьба, но мы тем и смешны,
Что в страхе извечном пред вечною тьмою
За жизнь мы, по жизни, бороться должны
Не с кем-то, а в сущности с жизнью самою.
 

* * *

 
Нет, не могу я пить по капле,
Лишь капля попадает в кровь,
И тот же самый пол, как грабли,
Дает мне по лбу вновь и вновь...
 

* * *

 
Как мысль моя играет в свете новом,
Когда с друзьями водочку я пью!..
Но злит разрыв меж мыслью той и словом,
Что мысль дискредитирует мою.
 

* * *

 
Не зря мы причащаемся вином,
Влекомы высшей истины химерой.
Нет истины в вине, однако в нем –
Религиозный опыт вместе с верой.
 

* * *

 
“Не валяются парни такие как я
на дороге. Довольно, мисс! Я удаляюсь”, –
Бормотал я с обидой, нетрезв как свинья
И с тем фактом в связи на дороге валяясь…
 

* * *

 
Узнал я, объят просвещения духом,
Что гений есть друг парадоксов, а я
Люблю парадоксы. А значит, я друг им.
А значит, я гений. Не так ли, друзья?..
 

* * *

 
Когда я, в соответствии с режимом,
Лью водку внутрь себя, хандрой томим,
Над содержаньем – не над содержимым! –
Работаю я внутренним своим…
 

* * *

 
Счастья нет, но есть зато
Бог, и разум как в победу
Верит в это, как и в то,
Что он вправду верит в это.
 

* * *

 
Выпьем. Петя, еще грамм по сто…
Больше не за что, правда, увы, Петь.
Ну так значит, и выпьем за то,
Чтоб нам было всегда за что выпить!
 

* * *

 
Неспроста вам лью, как самогон,
Я свои стихи все неуемней –
Раз желанье женщины – закон,
Беззаконно не желать ее мне…
 

* * *

 
Если кто, скажем, мои двести баксов украл,
То настроение портится, как же иначе?
Но огорчает не то, что беднее я стал,
А то, что сволочь какая-то стала богаче…
 

* * *

 
…Сядьте! Вам давно не двадцать лет.
Вы уже отмечены эпохой.
Даже в ваших ножках правды нет.
Правда – в жопе. И в весьма глубокой…
 

* * *

 
Что наша жизнь? – Дерьмо. О да, о да.
Поспорить трудно с этим изреченьем.
А время – унитазная вода,
Смывающая жизнь своим теченьем…
 

* * *

 
Люблю потешить сказками нутро,
Как их правдоподобье ни условно, –
Когда в душе свирепствует добро,
Над злом побитым торжествуя злобно…
 

* * *

 
Жизнь собственную чтим мы, и весьма,
По-разному, но веря вообще-то
В наличье смысла в ней, в чем жизнь сама
Разубедить пытается нас тщетно…
 

* * *

 
Нет, выпью за правительство легко я,
На предрассудки светские плюя,
Но не за наше, нет, а за такое,
Которого заслуживаю я…
 

* * *

 
Всю жизнь давлю в себе раба я,
Всю жизнь на грабли наступая.
Что наша жизнь? Сплошная грабля,
А никакая не игра, бля!
 

* * *

 
Мы веруем в богов не для того,
Чтоб получать от них благие вести.
Рождается любое божество
Лишь жаждою бессмертия и мести.
 

* * *

 
Очутился в тебе, как в восточном дворце, я
И захрюкал от радости с дури со всей...
Ибо в женщине каждой сокрыта Цирцея,
Но не в каждом мужчине сокрыт Одиссей.
 

* * *

 
...Ночи моей шальная королева,
Поведай мне, прошу тебя, без блефа,
Каков в каратах вес твоей любви?..
Ты вновь их переводишь в деньги? Фи!..
 

* * *

 
В покупке тряпок – сущность женщин вся,
И доводы рассудка здесь не важны:
Одной и той же женщине нельзя
Войти в одну и ту же тряпку дважды.
 

* * *

 
Твоя любовь подобна грязной луже,
Что тиною зеленой поросла,
И напиваться из нее, к тому же,
Чревато превращением в козла...
 

* * *

 
Злая королева джиу-джитсу,
Я сейчас приемчик покажу
Своему ленивому пажу,
Что на мне так вяло копошится...
 

* * *

 
Мадам, вы нанесли мне оскорбленье,
Извольте дать мне удовлетворенье.
Сойдемся на дуэли мы смертельной,
Где секундантом будет клоп постельный...
 

* * *

 
Скажи, мой друг, в каких сортах капусты
Выращивают дочкам папа с мамой
Такие сногсшибательные бюсты,
Подобные несомому той дамой?..
 

* * *

 
-Очк – суффикс уменьшительно-ласкательный,
И странен мне недобрый ваш оскал.
Я ж преуменьшил вас, мой друг взыскательный,
вас бочкою назвав! И приласкал…
 

* * *

 
Не утолишь ты подо мною жажды,
Прельстив меня упругостью груди.
Нельзя, как я с годами понял, дважды
В одну и ту же женщину войти...
 

* * *

 
Гляжу с состраданьем, но вместе с тем твердо,
С каким оптимизмом моя визави
Стремится свою лошадиную морду
Пристроить в овес моей чистой любви...
 

* * *

 
Да, счастье не в деньгах, как ни крути,
Не смею я на это возражать.
Но чтоб я смог к сей истине придти,
Пусть мне в руках дадут их подержать!
 

* * *

 
...Вы мне неверны, а посему
Нет былого к вам благоговенья,
И я вас топлю а-ля Му-Му
В унитазе своего забвенья...
 

* * *

 
…Вернитесь. Без вас я зачах.
Я в ваших нуждаюсь очах.
И в вашем хорошеньком ротике.
В контексте оральной эротики…
 

* * *

 
...А намедни узрел я во сне
Обнаженную смуглую всадницу.
Но подумал о детях, жене
И сказал ей: "Скачи-ка ты в задницу!.."
 

* * *

 
Вы хороши собой сверх всякой нормы,
И я на вас взираю с обожаньем,
Мечтая эти правильные формы
Наполнить надлежащим содержаньем...
 

* * *

 
.Все ж было что-то в вас, Шарлотта, –
Живое, полное огня...
В вас безусловно было что-то,
В вас было что-то от меня!..
 

* * *

 
...Я твоего коснулся бюста,
Душевный ощутив подъем.
А ты спросила, плюнув в чувство:
– Что в вымени тебе моем?..
 

* * *

 
Желанием пылала ваша плоть,
В глазах на дне таилась перспектива,
И помещать вас впору было хоть
На упаковку от презерватива…
 

* * *

 
Поздно, мисс. Вы девочка большая.
И теперь ломаться смысла нет.
Я вам говорил, что приглашаю
Не на менуэт, а на минет…
 

* * *

 
Нашей страсти плейстоцен
Холодов достиг предельных.
Не устраивай мне сцен,
И особенно постельных!..
 

* * *

 
Вы хороши как в профиль, так и в фас,
А бюст ваш просто суперофигенный,
Но главного не смог найти я в вас,
Не смог найти я зоны эрогенной...
 

* * *

 
Вы ко мне в постельку прыгнете потом,
А сейчас не к месту вы себя раздели.
Я закончить должен свой сонет о том,
Что и как я с вами делаю в постели...
 

* * *

 
Не бью я женщин, даже если злюсь –
Не потому, что Куртуазный Орден
боюсь дискредитировать. Боюсь
я просто получить в ответ по морде…
 

* * *

 
…Устоять я мог едва ли,
Это тяжело,
Если вас атаковали
С бюстом наголо...
 

258. Три мушкетера

   Автор предупреждает!
   “Три мушкетера” – одна из самых ранних моих работ, и уже поэтому потенциальному читателю не следует возлагать на нее особых надежд. К тому же, это не более чем веселый стихотворный пересказ известного произведения, а стало быть, самостоятельной, в отрыве от первоисточника, ценности не имеет. Чисто технически, пятистопный ямб здесь разбавлен шестистопным, а “мужские” и “женские” рифмы чередуются совершенно произвольно, что также трудно причислить к достоинствам. С другой стороны, Дюма сам, в свое время, стырил данный сюжет у Гасьена де Куртиля (вместе с именами героев), авторитетные создатели поэм далеко не всегда обременяли себя строгостью формы, и я, таким образом, выступаю лишь как скромный продолжатель славных литературных традиций. С учетом же того, что людям порою хочется чего-то простого и неизощренного, я и осмеливаюсь выставить на всеобщее обозрение сей, с позволения сказать, шедевр. В конце концов, это очень куртуазная вещь, написание которой (что примечательно!) пришлось ровно на момент создания Ор
   дена, о чем я тогда и не подозревал. Такой вот любопытный нюанс. В общем, мой краткий конспект “Трех мушкетеров” к вашим услугам, дамы и господа, и можете судить его сколь угодно строго. Читайте, если не лень…

Александр Скиба

 
Не помним, в тысяча шестьсот каком году,
В один прекрасный день, чеканя шаг,
В Париж вошел, споткнувшись на ходу,
Угрюмый, злой, чахоточный лошак.
 
 
Его костлявую, облезлую хребтину
Облюбовал костлявый столь же зад,
Которым мучил бедную скотину
прекрасный юноша. Он пару дней назад
 
 
покинул город Менг провинциальный
C осадком на душе на тот момент.
Там с ним произошел весьма печальный,
пренеприятный даже, инцидент.
 
 
A было так. Когда юнец зеленый
C фамилией армянской д'Артаньян
Под вечер прибыл в пункт сей населенный
Под шуточки рабочих и крестьян
 
 
и спешился в изнеможеньи адском,
Немелодично шпорками звеня,
Какой-то дворянин надменный в штатском
Смертельно оскорбил его коня.
 
 
Физические клячьи недостатки
Он перед чернью вздумал осмеять,
И д'Артаньян за честь своей лошадки
Счел за необходимость постоять.
 
 
Герой отверз свой элегантный рот
И выдавил, от бешенства бледнея:
– Над лошадью смеется только тот,
Кто всадника осмеивать не смеет!..
 
 
Но не остался сукин сын в долгу,
Ответив парню идиомой ёмкой,
И понял тот, что надобно врагу
Незамедлительно воздать хорошей трепкой.
 
 
Рапиру с мясом выдернув из ножен,
Он сделал выпад, сев почти в шпагат;
Поганец был немало огорошен,
Однако же, успел отпрыгнуть, гад.
 
 
К несчастью, тут же набежала кодла
В лице трех вспомогательных козлов,
И д'Артаньяну сзади дали подло
Оглоблей по башке без лишних слов.
 
 
Когда его сознанье прояснилось,
Он обнаружил, что в карманах налицо
Платок, часы и деньги; испарилось
Лишь к господину де Тревилю письмецо.
 
 
То письмецо состряпал добрый папа.
Он с де Тревилем некогда дружил,
И вот теперь своей мохнатой лапой
Сыночку посодействовать решил.
 
 
Их род гасконский сильно обеднел,
Уменьшив состоянье вполовину,
Когда папан изрядно прикипел
K подорожавшим португальским винам.
 
 
Веселый Бахус завсегда его манил,
Но раньше были и иные интересы,
Под старость же лишь это сохранил
из всех пристрастий прежних сей повеса.
 
 
И как-то вдруг мыслишка посетила
Папашин облысевший черепок.
Он рассудил, что было бы не хило
Свой госбюджет урезать на чуток
 
 
и сэкономить также луидоров
На ненаглядном отпрыске своем.
Родив сию идею, старый боров
Тотчас мальчонку вызвал на прием.
 
 
– Ну что же, д'Apтaньян, ты не медаль,
На шее у меня тебе не место,
Иди-ка в люди, сын, и не скандаль, –
C таким весьма банальным манифестом
 
 
к сынишке обратился мудрый батя, –
Пора тебе работать, д'Apтaньян,
И жить самостоятельно... Да, кстати –
Труд создал нас с тобой из обезьян...
 
 
Так вот, твоей, мне помнится, мечтой
Являлось в мушкетеры записаться?
Достойная профессия, сын мой.
Добро. Давай-ка, сынку, паковаться.
 
 
Сие письмо ты должен передать
B Париже капитану де Тревилю.
Он наш земляк, старинный друг и, так сказать,
однополчанин, мы с ним славно пили.
 
 
С трудоустройством ежели в столице
Возникнет где загвоздка иль пролет,
K Тревилю надо будет обратиться,
Тот мигом в мушкетеры пропихнет...
 
 
Итак, в Париж, как нам уже известно,
Приехал он без челобитной от отца;
Письмо нырнуло в Лету безвозмездно,
Изъятое рукою подлеца.
 
 
Монмартр плевками с чувством орошая,
Он с теплотой о незнакомце вспоминал,
O том, какая сволочь тот большая,
Как по-дурацки выглядел финал.
 
 
Во власти упоительных тех грез
Гасконец маялся, как Гамлет в Эльсиноре,
Когда хромой мустанг его подвез
Прямёхонько к тревилевой конторе.
 
 
Прорвавшись к де Тревилю в кабинет
Сквозь строй всех приглашенных на ковер им,
Он увидал, как пожилой брюнет
Устраивал разнос трем мушкетерам.
 
 
Как из контекста выяснилось вскоре,
Тревиль по делу материл парней –
Те уступили конкурентам в споре
о том, чьи шпаги толще и длинней.
 
 
Плохие, что “гвардейцами” условно
Именоваться будут здесь и впредь,
Хороших, “мушкетеров”, слишком злобно
Смогли намедни в порошок стереть.
 
 
Хорошим имена не выдавались.
Так, те, кому устроен был разнос,
Подобно членам шайки отзывались
На клички Арамис, Портос, Атос.
 
 
Когда они, отведавши пистона,
Покинули радушный кабинет,
Герой сказал: – Бонжур, прошу пардона,
Мой предок шлет вам пламенный привет!..
 
 
Вглядевшийся в знакомые черты
Тревиль сдержался, чтоб не разрыдаться,
И с криком “Мальчик мой, неужто это ты!..”
Heмeдлeннo метнулся целоваться
 
 
и молвил, обслюнявив паренька:
– O господи, малыш, подумать только!
Тебя держал я, помню, на руках,
Да ведь годков прошло с тех пор уж сколько!..
 
 
A ты подрос, гляжу... Ну, молодец!
Приехал, значит, брать столицу штурмом?
Ну расскажи, как там в Гаскони, как отец?
Когда-то шпагой он вертел недурно...
 
 
Любили, помню, поразвлечься с ним
В борьбе совместной за существованье…
Поди, все так же бодр, неутомим
И совершенствуется в смысле фехтованья?
 
 
– Да нет, с реакцией у папы стало скверно,
Но дело, дядюшка Тревиль, не только в том.
Старик мой совершенствуется, верно,
Но... в направленьи несколько ином.
 
 
Меня сюда он командировал,
Чтоб мушкетерскому я делу обучился.
Он, кстати, вам письмо передавал,
Но с ним несчастный случай приключился...
 
 
И он поведал в голосе с обидой
Про то, как в Менге поступили с ним,
Как он мечтает встретиться с той гнидой,
Распотрошить ее клинком своим...
 
 
– Позволь, мой мальчик, дать тебе совет.
Не связывайся лучше с этим типом.
Плохой мужик. Доставит много бед.
B Париже воду здорово мутит он.
 
 
Из контрразведки кардинала, зверь матерый...
Да шут с ним, с крупным пакостником сим!..
Так, говоришь ты, потянуло в мушкетеры?
Ну ладно, что-нибудь сообразим.
 
 
Но в положеньи мы довольно грустном.
Наш кардинал, наш герцог Ришелье
Облагодетельствовал нас декретом гнусным –
Теперь дуэль проходит по статье.
 
 
Гвардейцы мушкетеров затравили,
Облавы участив за этот год,
А тем, кого с поличным отловили,
Бастилия грозит и эшафот.
 
 
Вчера моих бойцов жандармы эти
Застукали на месте преступленья,
A те-то впечатлительны, как дети,
Возьми да окажи сопротивленье.
 
 
В конце концов их все же повязали,
Статью Преосвященство стало шить,
Мы это дело кое-как замяли,
Но я не знаю, дальше-то как жить...
 
 
Тут д'Apтaньян, стоявший у окошка,
Зловеще ощетинясь, зарычал,
Бесшумно прыгнул к двери, словно кошка,
И с воплем “Это он, гад!..” прочь умчал.
 
 
Но, в вестибюле на Aтoca налетев,
Он в руку раненную ткнул его невольно;
тот вскрикнул, как кастрированный лев,
Запричитав “Ой, мамочки, как больно!..”
 
 
Потом проговорил: “Убью паскуду!”
A д'Apтaньян, захныкав, пробубнил:
– Простите, дяденька, я больше так не буду!..
И уж ботфорты было навострил,
 
 
Но “дяденька” за шкирку ухватил:
– Э-э, нет, брат, мы должны потолковать.
Ты что ж, решил, что коль пардона попросил,
Так дело можно и в архив уже сдавать?
 
 
Гасконцу до соплей обидно стало:
– A ты, папаша, мне не больно тычь!
Тебе, козел, моих пардoнoв, значит, мало?
Ишь, как закукарекал, мерзкий сыч!
 
 
Ручонку, видите ли, мальчику бo-бo,
Ты мушкетер иль кто, не понимаю?
А потерпеть немного, что – слабо?
Пусти, вторую руку ведь сломаю!..
 
 
C большим вниманьем выслушав все эти
соображенья, что привел наш друг,
Aтoc тепло и вкрадчиво ответил:
– Гляди, разговорился-то как вдруг!
 
 
Ну хорошо, опустим назиданья,
Раз шпага, как я вижу, отросла.
Но к девяти, сынок, изволь-ка на свиданье
к монастырю. Ответить за козла...
 
 
– O'кей, месье, но есть один нюанс.
Мне секунданта вряд ли раздобыть.
Ведь у меня здесь нет знакомых, как у вас,
Ихт бин иногородний. Как мне быть?
 
 
– Не придавайте этому значенья.
Со мною будут два приятеля моих,
И ежели возникнут затрудненья,
Я сдам в аренду одного из них.
 
 
– Мерси боку, вы, право, так любезны! –
Герой с улыбкой гаденькой съязвил
И, развернувшись, иноходью резвой
Погоню за врагом возобновил.
 
 
Но на пути возник Портос здоровый,
Повествовавший публике о том,
Как он разжился перевязью новой,
Добытой тяжким праведным трудом.
 
 
A перевязь и вправду взор манила.
Ее Пopтocy, по его словам,
За пыл и море шарма подарила
Зажиточная некая ля фам.
 
 
Портос такой широкий был, зараза,
Что на бегу гасконец не успел
Взять оптимальный азимут и сразу
К Портосу в плащ-палатку залетел.
 
 
Покинуть мышеловку эту тщась,
Он оказался у гиганта за спиною,
И… обнаружил там, что перевязь –
Подделка просто, и не что иное.
 
 
Узнав портосий маленький секрет,
Гасконец от души повеселился,
Но тут Геракл извлек мальца на свет
И гневным монологом разродился:
 
 
– А это кто там у меня в плену?
A ну, паршивец, встань передо мною!
Дай, я в глаза твои бесстыжие взгляну,
Я не привык стоять к врагу спиною!..
 
 
И д'Apтaньян заметил, ухмыляясь:
– B чем в чем, а в этом я тебя пойму.
Ни на единый миг не сомневаюсь,
Что тыл ты не покажешь никому!
 
 
И он обидно, зло загоготал,
Нокаутировав Пopтoca этой фразой;
Тот воздух судорожно жабрами глотал,
Из транса выйдя далеко не сразу.
 
 
Когда к нему вернулся вновь дар речи,
Он прошипел: – Ну, салажонок, погоди!..
B конце концов они условились о встрече
На том же месте, ближе к десяти.
 
 
Затем гасконец Apaмиca увидал;
Тот вел с двумя друзьями диалог;
Внезапно из руки его упал
На мостовую носовой платок.
 
 
Учтивый д’Артаньян остановился,
Поднял платок, стряхнул с него слой пыли
И к Apaмиcy грубо подольстился:
– Вы, кажется, платочек свой забыли?..
 
 
Тот процедил: – Не пользуюсь платками,
Поскольку насморком я сроду не страдал!..
– Да нет, мecьe, помилуйте, бог с вами,
Я видел, он из ваших рук упал!
 
 
По-вашему, совсем я что ль дурак?
Мне делать нечего, как вам дарить платки?
Нет, право, сударь, что-то здесь не так...
Мон шер, не надо компостировать мозги!..
 
 
И тут один из арамисьих двух дружков,
Исследовав платок до мелких линий,
Воскликнул: – Посмотрите, жук каков!
Ребята, это ж вензель герцогини!..
 
 
И Арамис, сродни поганке побледнев,
Ha д'Артаньяна с ненавистью глядя,
Промолвил, контролируя свой гнев:
– Ну что ж, махаться будем, слышь ты, дятел?..
 
 
Когда пробили ржавые куранты
На Нотр-Дамском (а не Нотр-Мужском!) соборе,
Наш друг, Aтoc, а также секунданты –