Степанцов Вадим. Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Читаешь, ноешь, гробишь жизнь мою, --
Такой ты, верно, будешь и в раю.
Тем более, что рая тоже нету.
 

Виктор Пеленягрэ

В альбом

 
Мадам, целую ваши ручки
И очи, полные огня,
Все эти ваши почемучки
Уже не трогают меня.
 
 
Все эти ваши завыванья
И бесконечные угу
Не разожгут во мне желанья,
Не истребят во мне тоску.
 
 
Так почему ж у этой злючки
Я столько лет любви искал?
Всё б целовал я эти ручки,
Всё б эти ножки целовал!
 

В пене Афродиты

 
Гувернантка из Курска! Гувернантка из Курска!
Вы безумно прелестны, особенно сзади,
Все мужчины при встрече сбиваются с курса;
Дело к ночи, как верно заметил Саади.
 
 
Шелест узкого платья из темного крепа
Слаще пенья меня за собой увлекает;
Все в разъезде. Хозяйка тоскливее склепа.
Как наган в кобуре, ваша плоть изнывает.
 
 
Это было и пелось. Не сдвинуться с места.
Чёрным лебедем вы проплываете рядом.
Даже если настигнуть хватило бы жеста,
Мне ласкать остается вас разве что взглядом.
 
 
Ангел всех совершенств, целомудренный гений,
Наша пылкая близость - такая нелепость!
Я же, грешный, молил только чудных мгновений,
Стало быть, ни к чему штурмовать эту крепость!
 
 
Мне б сидеть нога на ногу в белом костюме
И смотреть, как сирень распустилась стыдливо...
Боже мой!.. Наше лето в пустынном Сухуме
Отшумит в кружевах, как баварское пиво!
 

Вечерняя прогулка

 
О, как я люблю голоса твои, осень,
Когда в сен-жерменском предместье дождит,
Утраченный праздник ищу среди сосен,
Мадам, ваш характер всё так же несносен,
А дождь моросит, моросит, моросит!..
 
 
Все залито благоухающим светом,
Прозрачная ночь, ослепительный путь.
Мадам! я молю: не спешите с ответом,
Я так растерялся вчера за обедом,
Что хочется время стереть и вернуть.
 
 
О чём я беседовал с вами сегодня?
За будущий ужин я чувствую стыд;
Прогулка, как девять кругов преисподней,
Кончается ваше терпенье господне,
А дождь моросит, моросит, моросит!
 

Гимназистка

 
В полночь утонула гимназистка в море,
Под луною замер стройный кипарис,
Некогда мы пели с ней в церковном хоре,
После целовались в темноте кулис.
 
 
Помнится, в шезлонге я читал Бодлера,
Где закат спускался в розовом огне.
На глазах в бутылке таяла Мадера
И струился холод по моей спине.
 
 
Затаив дыханье, ты стихам внимала,
Солнце остывало в блеске тёмных глаз;
Сколько сладкой муки сердце открывало
И какие бездны я постиг в тот час!
 
 
Сколько раз любил я на авось и случай,
Пел не раз я битву бедер и колен...
В сердце только пепел да песок сыпучий,
А как выйдешь к морю - голоса сирен!
 

Декабрьский менуэт

 
Лёгкий шорох сброшенного платья,
Тонкий дым распущенных волос;
Все твои порывы и объятья
Мне напомнит запах белых роз.
Там зима походит на разлуку
И цветы в руках теряют цвет;
Холод вин рождает снова скуку
И декабрь танцует менуэт.
 
 
Там гоняют на мотоциклетке,
Нюхают заморский кокаин;
Там гуляет в дамской вуалетке
Пожилой солидный господин.
Потому в уста тебя лобзая,
Как подлодка в море я тону;
Ах, ты воля, без конца и края,
Не пойти ли завтра на войну!
 

Дым

 
Рассекая декольте и фраки,
Я вдыхаю тонкий дым сигар;
Вновь пылают розы в полумраке
И встаёт за окнами кошмар.
 
 
Но под рокот жалобной гитары
Что случится на моём веку?
Серый пепел скрюченной сигары.
Роковые розы на снегу!
 
 
Железная дорога
 
 
Мы в разлуке, но любишь
Ты всё так же меня;
Ты любовь не забудешь
До последнего дня.
 
 
В белом пламени страсти
Зарождается мгла,
Сердце рвётся на части,
Все сгорело дотла.
 
 
Вспомни наши свиданья
В полумраке аллей,
И восторг, и лобзанья,
И безумства ночей.
 
 
И тоску, и страданья,
И внезапный отъезд:
Жизнь, как зал ожиданья,
Тускло светит окрест.
 
 
По железной дороге
Прошумят поезда,
Ты сойдешь в Таганроге
Навсегда, навсегда!
 

Затерявшийся галион

I

 
Как призрак, бесшумно скользит галион,
На крыльях удачи исчезла Армада,
И сладкие запахи райского сада
Тревожат невольниц магический сон.
 
 
И головы кружит ночной звездопад,
И ангельский голос, исполненный неги,
Всё так же тревожит, как мысль о побеге.
Ласкают зефиры. Любовники спят.
 

II

 
Куда стремится галион,
Зачем он долу парус клонит?
Зачем на дальний небосклон
Он облачко столь гневно гонит?
 
 
По водам бурей он взыграл
И прошумел грозой и славой,
Когда луч молний озарял
Прибрежный сумрак величавый.
 
 
Пускай же солнца ясный лик
Отныне радостью блистает
И облачком зефир играет,
И дышит негою тростник!
 

Как упоительны в России вечера

 
Как упоительны в России вечера!..
Любовь, шампанское, закаты, переулки.
Ах, лето красное! Забавы и прогулки,
Как упоительны в России вечера!
 
 
Балы. Красавицы. Пролётки. Нумера.
И вальсы Шуберта и хруст французской булки,
Любовь, шампанское, закаты, переулки,
Как упоительны в России вечера!..
 
 
Как упоительны в России вечера!..
В закатном блеске пламенеет снова лето
И только небо в голубых глазах поэта,
Как упоительны в России вечера!
 
 
Пусть слава - дым, пускай любовь - игра,
Ну что тебе мои порывы и объятья?
На том и этом свете буду вспоминать я,
Как упоительны в России вечера!..
 

Классическое

 
Этот город я знал наизусть:
На холмах цепенели церквушки
Вдоль дороги брели побирушки,
А у въезда грозились мне пушки, -
Я сюда никогда не вернусь!
Чёрта с два я слезами зальюсь!
Где вы девицы, ласточки, душки?
Смолкли громкие наши пирушки,
Но пером от случайной подушки
Я с тобою за всё разочтусь!
 

Кольцо

 
По дороге на закате лета
Покатился перстень золотой
Покатился он с руки поэта
По булыжной пыльной мостовой
 
 
Покатился перстень за туманы
Через те закатные мосты
Через горы, города и страны
И до самой утренней звезды.
 
 
И пускай он, вечный и желанный
Прозвенит у твоего крыльца
И зажгутся тайной несказанной
Переливы тонкого кольца
 
 
А кольцо всё катится по свету
Вызывая радостный испуг
По весне, по осени, по лету
Катится, захватывая дух.
 
 
Говорят, что там за гранью алой
Где застыло солнца колесо
Расцветает силой небывалой
Полыхает пламенем кольцо
 
 
Ах, ты воля без конца и края
И зарницы гаснущего дня
Только ты от счастья замирая
То кольцо достанешь из огня.
 
 
Даже если вещие синицы
Всё же крикнут о конце моём
Я у ног красавицы-девицы
Загорюсь невидимым огнём.
 
 
А когда весь мир в пучину канет
И сгорит на медленном огне
Пусть кольцо в глаза тебе заглянет
И расскажет правду обо мне.
 

Мадригал

 
Наяву ли это всё? Время ли разгуливать?
Вы со мной - смеюсь, а нет - плачу невпопад!
Хватит. Больше не могу вас подкарауливать
И пытаться залучить в небывалый сад.
 
 
Ах, давно ли я мечтал, вами очарованный,
И с улыбкой на устах отходил ко сну!
Тихий ангел пролетит, близостью закованный,
И закружит Петербург раннюю весну.
 
 
Здесь, под небом голубым, друг вы мой единственный,
Пар над зеркалом пруда, тень раскосых крыш.
Только небывалый сад вновь стоит безлиственный,
Точно с войском проскакал грозный Тохтамыш.
 
 
Снова улица, весна. Разве полог тюлевый
Нам напомнит в этот день прежний наш уют?
Ничего не оживить, как тут не разгуливай!
В очаге весёлых дров по ночам ни жгут!
 
 
Страсть завязана узлом. Нечего разглядывать.
Гулко дятел застучал в городском саду.
Наяву ли это всё? Стоит ли загадывать?
Чем заполнить в сердце мне эту пустоту?
 
 
Редко видимся с тех пор. Разве пообедаем!
За вином ли, без вина - всё ночей не сплю;
В нежном шелесте шелков что творим, не ведаем.
Безотчетно всю, как есть, я люблю. Люблю!
 

Манто

 
Ты ко мне прибегала тайком,
И блестел в волосах твоих иней,
И манто распахнувши рывком,
Обнажала божественность линий.
 
 
Ты, могуществом женским дыша,
Посулила мне тело, как знамя,
И очнулась от спячки душа,
И отверзлось мне адское пламя!
 
 
Кто сравнится с тобою? Никто.
Ангел, полный сиянья и света,
Ты бросала под ноги манто
В эфемерном жилище поэта.
 
 
Но усмешка скользит по устам,
Свет небес, порожденье ли ада,
Шлю я вызов преступным мечтам,
За мученье мне будет награда.
 
 
Я тянулся к тебе, как дитя,
Ты светилась, весь мир заслоняя,
Как же я добивался тебя
В эту лунную ночь, дорогая!
 
 
Я подкову в сердцах разогнул;
Сколько лет меня счастьем прельщает!
И рукой на виденье махнул, -
Лишь манто временами смущает.
 

Мишень

 
Визжали и плакали скрипки,
У гроба вдова расцвела;
Не надо ни слез, ни улыбки,
Останься такой, как была!
 
 
Не надо ни слов, ни рыданий,
Ни крепа, ни свеч, ни кадил...
Останься восторгом желаний,
Ведь я ничего не забыл.
 
 
Там свечи пылали и плыли,
Кортеж похоронный грустил,
А запах левкоев и лилий
Нам головы странно кружил!
 
 
Я портил, должно быть, декорум,
Когда, в карауле стоял;
Покойник не просто был вором,
Он был боевой генерал.
 
 
Был воздух могилы печальней,
Так ярко алели цветы,
Где скорби несбыточно-дальней
Сквозь дым золотились следы.
 
 
Теснили мой разум виденья,
Когда, выбиваясь из сил,
Дарил я тебе наслажденья,
Нескромные ласки дарил.
 
 
Там вдовы кружились нагие,
Царил там вселенский разврат;
С тех пор на меня как живые
Красавицы эти глядят.
 
 
...Покойник не просто был вором;
Мы сели с тобой в лимузин:
Я тут же раздел тебя взором,
С колена смахнув стеарин.
 
 
.................
 
 
Ты стала любовной мишенью,
Когда же тебя отпоют,
Прошу, моему пораженью
Отдайте последний салют!
 

Московский декаданс

 
Головку ландыша
Качает бабочка
Серёжка с камушком
На щёчке ямочка
Идёшь по улице
И не качаешься
А на скамеечке
Ты не ломаешься
Ты всё торопишься,
Хоть время детское
Вокруг другое всё,
Всё декадентское
Сверкают свечечки
На зимней ёлочке
Ты в шубке новенькой,
Ты вся с иголочки
Под шубкой платьице
Такое узкое
Под ним другое всё
И всё нерусское
Ах, эти цветики
Ах, эти лютики
А на Савёловском
Сплошные бутики
Ты на скамеечке
Всё куришь "Мальборо"
А я сижу с тобой,
Обритый наголо
Простят ли шалости
Мне современники
Мы все любовники,
Мы все изменники
Глубокий вырез твой
Как обещание
Я верю, сбудутся
Мои все чаянья
Головку ландыша
Качает бабочка
Серёжка с камушком
На щёчке ямочка.
 

Моя мадемуазель

 
Она выбегает из прошлого и, прокричав: люблю
Падает в чьи-то объятья под звонкое улю-лю
Она так стеснительно замкнута, как будто Христова невеста
И я, снимая вечерний свой фрак, никак не найду себе места.
 
 
Снимает чулки прелестница с понятной долей искусства
Медленно-медленно-медленно, и в этом залог её чувства
Ах, как она пахнет Францией, когда ей нальют "мартель"
Никто никогда не купит мою мадемуазель.
 
 
Она без конца повторяется в зеркальном облаке отраженья
Там, где счастливчики празднуют победу телодвиженья
Оплывающая на столике свечка, позволяет мне дважды
Войти в это самое облако, не утоляя жажды.
 
 
Её клиенты - магнаты Гонконга и США
Островов Зеленого Мыса и племени Мабуту Пуа
Она бодрит, словно кофе и запах духов Шанель
Никто никогда не купит мою мадемуазель.
 
 
Говорят, что некрасиво, некрасиво, некрасиво
Отбивать клиентов у друзей своих
Говорят, что ты с Наташкой несчастлива, несчастлива
Но судьба связала крепко нас троих.
 
 
Наврал с три короба Камдессю, что средства диктуют цель
Никто никогда не купит мою мадемуазель
И вот зацелованный до смерти, я пьянствую с ней до зари
Куда же ты катишься, облако? Куда же ты, черт побери.
 
 
Она привыкла нравиться
Богатым любовникам с развитым чувством долга
А утром замучишься искать её трусики - скорее найдется иголка
Ах, как же она божественна, когда покидает постель
Никто никогда не купит мою мадемуазель...
 

Инночке

 
Когда негнущимися пальцами сниму сюртук я, молью траченный,
Уж если не в гостиной шёлковой, так в экипаже городском;
Раздевшись, я моложе выгляжу у ног любовницы из Гатчины,
Мне нравится её преследовать с надменно-каменным лицом.
 
 
Когда бы воспарить мне соколом над гладким телом беломраморным
И, пламенея поцелуями, исследовать изгиб колен...
Мы в ласках медленно сближаемся, как будто бы в театре камерном
Но голова всё так же кружится от этих непристойных сцен.
 
 
В большом и неуютном номере мы с ней воркуем, словно голуби,
В постель нам подаются устрицы, форель, шампанское во льду;
Когда же чувства разгораются, глаза темнее тёмной проруби,
А мне б уснуть и - не проснуться, целуя эту красоту!
 
 
За окнами закат смеркается. Давно до донышка всё выпито.
Над Гатчиной в саду запущенном не умолкают соловьи.
С тех пор в глаза её бесстыжие так много жадных взоров кинуто
Она всё так же ослепительна в бессонном зареве любви!..
 

Накануне

 
До какого бесчувствия ты напилась,
Даже я изменился в лице о такого.
"Князь, мне дурно! Вы слышите: дурно мне, князь!"
Повторяла сквозь зубы ты снова и снова.
 
 
Я неверной походкой прочерчивал путь
От рояля к дивану, целуясь с паркетом;
Ты всё время пыталась корсаж расстегнуть,
И мой верный слуга помогал тебе в этом.
 
 
Но когда на мгновенье замедлил я шаг,
Расточая предметам гостиной проклятья,
Ты слугу отстранила: "Как душно мне, Жак!"
Что за Жак, черт возьми, ей расстегивал платья?
 
 
Дальше был Ильдефонс, Церетели, поручик Киже,
Государь император (как в очерке сжатом!)
Сколько тайн мне открыла моя протеже!...
Я слугу отстранил, и уставился взглядом
 
 
На измятую шаль, на алмазную брошь,
На открытую грудь, на бесстыжие позы....
Значит верность твоя - несусветная ложь?
Я на смуглую кисть намотал твои косы.
 
 
Говоришь, государь император, змея,
Ты заплатишь с лихвой за свои разговоры.
...В эту ночь я тебя застрелил из ружья,
А чуть позже затеял пальбу из Авроры!
 

Непостижимое

   Инге

 
Что нужно сердцу твоему
В часы полуночи унылой?
Как ты вжималась в полутьму,
С какой неистовою силой
Двух слов ты не могла связать,
Стесняясь тех прикосновений;
Какой восторг! - не передать
Всей нежности телодвижений,
Когда сирень в саду цвела,
Цвела в струящейся дремоте -
Ты напряглась и не могла
В кощунственных желаньях плоти
Двух слов связать... Полутаясь,
Ты всё нежнее, всё смиренней
На бледной простыне светясь,
Парила в бездне ощущений.
И веял чем-то неземным
Узор изгибов и слияний...
За садом таял сладкий дым
Надежд и разочарований.
Ты задыхалась, как во сне,
И с шёпота на крик срывалась,
И в буйном блеске открывалось
Непостижимое во мне!
 

О свиданиях с дамой, пребывающей в трауре

   Памяти адмирала королевского флота

Хулио д`Аларкона

 
В саду, где граф, поэт и диссидент,
Листал страницы старого романа,
Аннет сходила от тоски с ума;
За чем же дело? Ба! Лови момент,
Как юнга за спиною капитана
Иль шалопай фривольного Дюма.
 
 
Аннет, заметим походя, скорбит,
На вдовьем ложе ей давно не спится,
Муж года три назад пошел ко дну:
Команда взбунтовалась - и убит!
С тех пор она вдова. Как говорится,
Живет одна у времени в плену.
 
 
Нисходит полночь, сладости полна,
В округе тихо, как в исповедальне,
Стоит на рейде королевский флот,
Но как пьянила поздняя весна,
Когда встречал я в опустевшей спальне
Искусанный желаньем нежный рот.
 

Отречение от любви

   Le passe vivant ^[3]

I

 
Про женскую любовь и жизнь немало
Сложил я дивных песен; голос мой -
Я вам клянусь - не сон, не звук пустой,
Но жизнь прошла, любви как не бывало!
 
 
Что было, то прошло - пиши пропало!
Пускай для вас прошёл я стороной,
Как виршеплёт, бредущий из пивной,
Где реверансы делать не пристало!
 
 
Из дам не пропускал я ни одной;
В те дни менял я женщин, как перчатки,
Но смерть уже стояла за спиной,
Как вечный сфинкс, великия загадки.
Везде за мной следить принуждена,
Всех дам заменит с радостью она!
 

II

 
Красавицу увидел я во сне.
Я звал тебя, мечта моя пустая,
Но ты ушла из жизни, разрывая
Объятий круг в любовной западне.
 
 
Припомнишь ли, как улыбалась мне,
С покорным видом ласки принимая,
Теперь тебя заменит мне любая,
С тех пор, как я с тоской наедине.
 
 
Я хуже всех. Увы! грехов не счесть.
Гляжу вперед, не в силах оглянуться,
Ведь я любил, и наслаждался здесь...
Любовь моя! ты мой последний клад!
Пускай тем дням счастливым не вернуться,
Я видел солнце, покидая сад.
 

Памятник

 
Откинувшись на спинку кресла,
Она в глаза мои глядит;
Огонь ей пожирает чресла
И вся мадам уже горит.
Как тонкая полоска света
В неё вошел я в тот же миг,
Ах, сладкий сон, ах, зелень лета!
С тех пор ни слова, ни привета,
А ей, как водится, за это
Я памятник в душе воздвиг!
 

Платоническая любовь

 
На цыпочках ты входишь в кабинет,
Прелестница, бесстыжая плутовка,
(Легка, стройна, как тульская винтовка)
Мы встретились с тобою тет-а-тет,
Когда смешна любая рокировка.
 
 
Ласкать мечту, к тебе лететь душой,
Купаясь в токе легкого дыханья,
Здесь у окна я слышу стон признанья;
Красавица - мне взор понятен твой,
Как тяжкий вздох науки расставанья!
 
 
Не пить любви моей волшебный яд,
Как близко были мы от наслажденья!..
Расстались мы... исчезло сновиденье,
Твой след простыл, но я забвенью рад,
Нет на земле прекраснее забвенья.
 
 
И мнится... всё, что забывать не след,
Во мне опять весна благоухает,
Твой дивный облик - нет, не исчезает:
На цыпочках ты входишь в кабинет,
И целый мир любовь преображает!
 

Последняя победа

 
Я весельчак был и не трус,
Любимец дам - таков их вкус,
Но верности трефовый туз
Отсутствовал в колоде!
Я жил как жил, я пел как пел,
О, как же я в те дни горел,
Сжигая всё, чем я владел,
Я следовал природе.
 
 
Прошел я всюду, как война,
И страсть меня лишала сна,
Пьет духовник, скорбит жена,
Всё через пень колоду;
Как молний блеск твои глаза,
Твой голос - божия гроза,
Взгляни, взгляни на образа, -
Не обмануть природу!
 
 
Теперь куда не бросишь взгляд,
Горят мосты, дворцы горят,
Не счесть мне сладостных утрат,
Я сжёг свою колоду!
Ты - воздух, что пьянит весной,
Добьюсь любви любой ценой,
Победа - чувствую - за мной,
Я ставлю на природу!
 

Поэты

 
И вам ли вздыхать о любви,
Слепые дрожащие твари?
Все глуше в саду соловьи,
И только поэты в ударе.
 
 
Нас манит вертеп и притон,
Веселых, беспутных, отважных
И каждый навек обручён
С толпою красавиц продажных.
 
 
Прохожий шарахнется прочь
И канет средь уличных далей;
Безумствует пьяная ночь,
Не ведая снов и печалей!
 
 
В компании буйных гуляк,
Отпетых Москвой негодяев,
Вхожу в низкопробный кабак
И радую новых хозяев.
 
 
Взгляните, отменный поэт
Весёлых, беспутных, отважных,
Встречает неверный рассвет
В объятьях красавиц продажных.
 
 
И все по команде встают,
Вконец одурев от сонетов,
И с дикими криками пьют
Во славу продажных поэтов!
 

Римское каприччио

 
Расправив крылья безопасной бритвы,
Я повернулся медленно к тебе;
Вокруг меня сжималось поле битвы
И я решимость ощутил в себе.
Садилось солнце. Пил в тавернах демос.
Фантом безумства полыхал в мозгу.
А твой остывший безучастный голос
Усугублял страданье и тоску.
 
 
Две пальмы в кадке, рукописей груда, -
Все потемнело в этот миг окрест.
Лоснилась плоть. Как свет из ниоткуда
Мерцал зловеще твой нательный крест.
Я шел к тебе с улыбкой мамелюка,
Досадуя на то, что был одет;
В пустом костёле заиграли Глюка,
Я вытер шторой лезвие жиллет.
 
 
С твоих волос распущенных струился
Скрипичный шорох, колыбельный прах,
И взгляд мой на тебе остановился,
И ты прочла в нём ненависть и страх!
Здесь, в распылённом золоте тумана
Ты сбросила последний мой наряд.
- Ты видишь? - Нет. - Взгляни на солнце, Анна,
На вечный Рим, на пожелтевший сад.
 
 
Я предвкушал в себе восторг и радость,
Приблизив бритву к твоему лицу.
Простишь ли мне любезную предвзятость,
С какой идешь к счастливому концу?
Тебе, а не кому-нибудь, не всё ли
Равно, с кем повстречаешь смертный час!
Шумело море. Служба шла в костеле.
Ты улыбалась мне в последний раз.
 

Рок

 
Безумствует жестокий рок,
Но пребывает невредимо
В реке времен один порок -
Всё остальное поправимо!
Пусть плачет верная жена
По загулявшему супругу,
Но вновь пьянит меня весна,
Всё та же по второму кругу!
Вооружённая косой,
Проходит смерть с кривой ухмылкой;
Настигнутый людской молвой,
Плыву я по морю бутылкой.
Напрасно бледная жена
Зовёт меня к себе на ложе,
Мой смертный грех - её вина,
Всё остальное так похоже!
Но даже в таинствах любви
Всё то же бормотанье рока,
Где храм возводят на крови
Неискупимого порока!
 

С высоких гор спускается туман

 
С высоких гор спускается туман
Когда всю ночь шумит кафешантан
В конце закатов, лестниц и дверей
Мы пьём коньяк с возлюбленной моей.
 
 
Сирень в петлице. Твёрд воротничок.
Хрустят манжеты. Галстук прост и строг
Откинусь в кресле. Перейду к вину
Как я осмелюсь? Как же я начну?
 
 
С высоких гор спускается туман
Когда всё ближе с моря ураган
Но в эту ночь под сенью сонных струй
Я лаской вырвал первый поцелуй.
 
 
Ловлю твой взор с улыбкой на губах
В браслетах руки, голые впотьмах
Глубокий вырез, стрелка на чулке
И туфли на высоком каблуке.
 
 
С высоких гор спускается туман
И опустел ночной кафешантан.
Ты, удаляясь, станешь мне чужой,
Причёску взбив рассеянной рукой.
 

Страшный суд

 
Страшно жить на этом свете
Под копытами коня;
Просыпаться на рассвете
В адском зареве огня.
Здесь рыдают безутешно
И Мефодий, и Кирилл,
А зачем я так поспешно
Даму на кол посадил?
 
 
Спрятав ножик под подушкой,
Козни радостно плетут;
Спит безногий с потаскушкой,
Ведьму замуж выдают.
Бьётся прокурор в падучей
В тёмном здании суда;
Казни просят неминучей
Подсудимого уста.
 
 
Дайте мне, кричит убивец,
Дайте с чувством умереть,
Дай мне, Боже Милостивец,
Синим пламенем сгореть!
Здесь рыдают в околотке,
Бьют, насилуют и жгут;
Здесь никак нельзя без водки
Видеть этот страшный суд.
 
 
Взвизгнет раненною скрипкой
Персональный кадиллак,
По Москве идёт с улыбкой
Подмосковный маниак.
Снова муха-цокотуха
С криком в сени к нам летит,
За стеной хрипит старуха,
В небесах мертвец парит.
 
 
Под откос пускают дети
С лёгким сердцем поезда,
Страшно жить на этом свете,
Так и знайте, господа!
 

У самого синего моря

 
У самого синего моря
Девчонка, как роза, цвела
У самого синего моря
Жила и не помнила зла
 
 
По ней убивались мужчины
Не зная покоя и сна
Но с братом её обручили
Такая была там страна
 
 
Пусть с далёкого берега