Степанцов Вадим. Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Портос и Apaмиc – все были в сборе.
 
 
Атос, на д'Артаньяна указуя,
Поведал доверительно друзьям:
– Вот тот мусью, которого я вздую.
Позвольте мне его представить вам.
 
 
Тут Арамис, чей безмятежный тон
Заставил всех невольно вспомнить Будду,
В беседе поучаствовал: – Пардон!
Я тоже его вздую. Гадом буду…
 
 
Гасконец, глупо улыбаясь, уточнил:
– Да, сударь, но в одиннадцать ноль-ноль!
Портос молчанья также не хранил
И рявкнул в знак протеста: – Нет, позволь!
 
 
Я тоже с ним планировал подраться!..
– Но в десять! – еле сдерживая смех,
сказал наш друг. – Не стоит волноваться!
Поверьте, очередь дойдет до вас до всех!..
 
 
– Ну, хватит заниматься ерундой, –
Aтoc промолвил с выдержкой завидной, –
Сначала удовольствуетесь мной,
А там, как говорится, будет видно…
 
 
Но не успели их клинки задребезжать,
Как пять гвардейцев вышли из засады
И стали дуэлянтов окружать.
Портос не смог, конечно, скрыть досады
 
 
и простонал: – O боже, сколько можно!..
Гвардейцы кардинала, господа!
Так, быстренько вложили шпаги в ножны!..
Но было поздно. Впрочем, как всегда.
 
 
Старшой гвардейцев, господин Жюccaк,
Ладошки в предвкушеньи потирая,
Воскликнул, облизнувшись: – Так, так, так!
Дуэль в процессе, как я понимаю?
 
 
Мы вам не помешали?.. Вот беда!
Да, мушкетеры, тяжко вам без драки.
Ну что ж, коль так, пройдемте, господа!
Чуть не забыл – позвольте ваши шпаги…
 
 
– Их пятеро, а нас всего лишь трое, –
Aтoc весь список с грустью огласил, –
Мне лично в лом изображать героя
При столь прискорбном дисбалансе сил...
 
 
Тут д'Артаньян обиженно сказал:
– Да, с алгеброй здесь кто-то не в ладах…
Mecьe, нас четверо, я точно сосчитал!
Иль вы отсиживаться будете в кустах?
 
 
Aтoc не смог сдержать улыбки: – Вот шпаненок!
Тебе что ль жить наскучило с утра?
Ступай домой, ведь ты еще ребенок,
Тебе уже, наверно, баиньки пора,
 
 
A то злой дядя может в пузик уколоть...
– Mecьe, кончайте вы паясничать, eй-бoгy!
Вы любите, гляжу я, вздор молоть.
Я предлагаю вам реальную подмогу.
 
 
Как с вами драться, так мой возраст подходил,
Шашлык готовы были сделать из меня.
A тут в них, глянь-ка, гуманизм заговорил!..
Мне восемнадцать, между прочим, и три дня...
 
 
Гасконец чуть не плакал от обиды.
Но тут Портос пошел на компромисс:
– Ну, пусть, раз так охота быть убитым!..
– Аминь! – с ним согласился Арамис.
.
– Так вы нам шпаги отдадите или нет? –
Вскричал Жюссак, кусая нервно ногти.
Портос от имени всей группы дал ответ,
Согнув красноречиво руку в локте.
 
 
– Ах, так, – скривился злобно де Жюссак, –
Мы предпочли немножко побрыкаться?
Ну что же, господа, да будет так.
Но вы, однако же, большие камикадзе...
 
 
Противники попарно разбрелись,
Пройдя ангажементов бальных фазу;
Стахановский подряд взял Apaмиc,
Понравившийся двум гвардейцам сразу,
 
 
Но больше всех гасконцу подфартило –
К нему в партнеры навязался сам вожак,
Всех стычек неизменный заводила,
Блистательный маэстро де Жюccaк.
 
 
Европы многократный чемпион,
Серебряный призер олимпиады...
Но д'Apтaньян не местный был, и он
Плевать хотел на все его награды.
 
 
– Я из тебя, сынок, щас сделаю компот, –
Жюссак предупредил гасконца честно.
– Послушай, дядя, не бери на понт!.. –
Гасконец посоветовал любезно.
 
 
У де Жюccaкa флюс от злости вспух;
Он прыгнул, сплетен злых во избежанье,
Как на наседку бешеный петух
По истеченьи года воздержанья.
 
 
Гасконец отскочил изящно вбок,
И де Жюссак пронесся с ревом мимо;
Малыш ему ускориться помог
пинком, настигшим цель неумолимо.
 
 
Гвардеец встал и вновь пошел в атаку,
Гасконца тщась “батманом” удивить.
– Ну вы, месье, и оптимист, однако, –
Тот поспешил, парируя, съязвить, –
 
 
Я академиев, конечно, не кончал,
Но все-таки со мной связались зря вы.
Я год самоучитель изучал,
А вы неловки как-то и корявы... –
 
 
И в тот же миг атаковал таким финтом,
Что враг башку втянул по шляпу в плечи,
Помыслить даже не посмев о том,
Чтоб выиграть темп и нанести укол навстречу.
 
 
И знаменитый страшный де Жюccaк,
Забыв “рипосты” все и контратаки,
Как полный дилетант попал впросак,
Приняв вовнутрь клинок гасконской шпаги.
 
 
Гасконец замер, выпустив пары,
И, пробубнив формальный текст молитвы,
фальшивый, как данайские дары,
Окинул беглым взглядом поле битвы.
 
 
Портос меланхолично фехтовал,
А Арамисом из чужой когорты
Один уже сражен был наповал,
Откинув лапти, иль, верней, ботфорты;
 
 
Aтocу же конец светил бесспорный,
Он ранен был, и юный наш орел
Тотчас в составе мушкетерской сборной
Замену самовольно произвел.
 
 
– Эй, в шляпе, ну-ка быстро подь сюда! –
Он закричал противнику Aтoca. –
Да-да, к тебе я обращаюсь, борода...
Давай, живее проворачивай колеса!..
 
 
И уважаемый потомственный гвардеец
И мастер спорта господин де Kaюзaк,
Амбициозно сделать “дубль” надеясь,
Перенаправил тут же свой тесак.
 
 
– Цып-цып!.. – герой подбадривал врага,
Покуда тот в молчаньи приближался. –
Иди, родной, коль жизнь не дорога...
Ага, сейчас, мой сладкий. Разбежался...
 
 
Колю два раза в воздух – по уставу...
Но д'Apтaньян немного не успел
Очередную учинить расправу,
Aтoc ему в испуге прохрипел:
 
 
– Не убивайте, сударь, погодите!
Он мой, я должен сам его проткнуть.
Обезоружьте и в сторонку отойдите,
Мне б только с полминутки отдохнуть...
 
 
И, вопреки первоначальным планам
Каюзака прокомпостировать клинком,
Гасконец выбил шпагу лишь “батманом”,
Подальше наподдав ее пинком.
 
 
Свою державший наготове шпагу
Атос вмешался: – Стоп, теперь я сам!
Пустите, я убью его, собаку,
Пролью на раны на свои бальзам...
 
 
Aтoc сумел использовать таймаут –
Вступив со свежей силою в игру,
Де Каюзака он отправил в аут,
Проделав в нем роскошную дыру…
 
 
– …Мы вздрючили их славно, господа, –
Без ложной скромности Атос подвел итоги, –
Нет, правда, здорово мы сделали их, да?..
Благодаря твоей, малыш, подмоге.
 
 
А капитан – мужик, конечно, свой,
Отмажет нас уж как-нибудь, наверно.
Ну а пока, товарищи, отбой,
Нас заждалась ближайшая таверна...
 
 
...Людовику Тринадцатому давши
Пристрастный о случившемся отчет,
Покинул Лувр, не попрощавшись даже,
Его Преосвященство, злой как черт.
 
 
B дверях Тревиля встретил с фигою в кармане;
Тот шел в противовес его вранью
Представить августейшему вниманью
O происшедшем версию свою.
 
 
“Опередил. Наябедничал, морда! –
Тревиль подумал. – Н-да, я опоздал.
Ну проходи, иль помогу ботфортом!..
Ух, как ты, сволочь красная, достал!..”
 
 
– Я, Ваша Светлость, с жалобою к вам!
Гвардейцы господина кардинала
Звереют не по дням, а по часам,
Моим парням от них житья не стало…
 
 
Но добрых чувств такое сообщенье
В монархе не сумело пробудить,
И он проскрежетал: – Прошу прощенья,
Вы, капитан, изволите шутить?
 
 
Гвардейцы, по оперативным сводкам,
Дуэль пресечь пытались на корню,
А ваш дрим-тим с каким-то самородком
Устроил им тотальную резню!..
 
 
Тут де Тревиль ругнулся еле слышно
И выпалил, глазами не моргая:
– Ошибка, гражданин начальник, вышла!
Какой такой дуэль? Hичё не знаю!
 
 
Ко мне приехал из Гаскони мой земляк,
Ну, моего однополчанина сынишка.
Отличный малый, этакий добряк,
Неопытный, совсем еще мальчишка.
 
 
Я попросил за ним своих парней
Немного приглядеть, как говорится,
Ну, те и повели его скорей
Знакомиться с красотами столицы.
 
 
Когда они с экскурсией пришли
Монастырем старинным любоваться,
Гвардейцы вышли как из-под земли,
И начали их грязно домогаться.
 
 
Те по-хорошему их стали унимать –
Отстаньте, мол, чего к нам привязались?
Но молодцам приспичило, видать,
Поскольку шпаги, видимо, чесались.
 
 
Мои-то поначалу не хотели
Ввергать в пучину распрей паренька
И строгим голосом уйти ему велели.
Он не послушался, на горе Жюccaкa,
 
 
сказав, что мушкетером хочет стать
(Что лично я в нем искренне ценю),
Что жизнь за короля готов отдать
(Тревиль уж начал верить сам в свою брехню)…
 
 
– Но как он Жюссака-то завалил?
Тот в фехтованьи монстр, как говорят...
Ну ладно, ладно, был неправ, вспылил…
А кстати, у мальца какой разряд?
 
 
– O, государь, поверить трудно даже.
Пока что первый юношеский лишь.
Но то по незначительности стажа,
Он и на черный пояс сдаст, глядишь.
 
 
А вообще, скажу как на духу,
Что мушкетеры – парни золотые.
Про них порой болтают чепуху,
Но вам ли верить в россказни худые?..
 
 
– Ну полно, я ведь не совсем уж идиот!
Вы это явно, капитан, переборщили.
Как будто не о мушкетерах речь идет,
A о какой-нибудь монашеской общине…
 
 
...Пока Тревиль проблему заминал,
Величеству елей вливая в ухо,
Наш друг изящно организовал
Очередную шпагогpyппoвyху.
 
 
Когда друзья покинули притон,
Пуская в воздух литры перегара,
Они направились на местный стадион,
Выписывая синус вдоль бульвара.
 
 
Там контингент военный тусовался,
Чтоб мячик на досуге погонять,
В чем наш квартет как раз намеревался
Активное участие принять.
 
 
Но молодой гасконец в волейболе,
Не слишком хорошо соображал,
И потому он, вышедши на поле,
Мячи исправно в сетку отражал.
 
 
Когда герой “свечой” очередною
Опять принес соперникам очко,
Один гвардеец с жидкой бородою
В ухмылочке расплылся широко.
 
 
От любопытства потеряв покой,
Наш друг узнать решил во что бы то ни стало,
Что ж рассмешить до степени такой
Могло сего паршивого шакала:
 
 
– Вы что-то, кажется, изволили сказать?
Была ли в этом целесообразность?
– Так точно, говорил, готов признать.
Но ведь в стране у нас, как будто, гласность?
 
 
– Но вседозволенность и гласность, вам замечу,
Все ж не тождественны, месье, между собой!
– Мой юный друг, вы омрачаете мне вечер.
Вы чем-то недовольны? А, ковбой?
 
 
– O да, у вас с хорошим тоном нелады,
У вас прыщи, заметим не при бабах,
Да и от вшивой вашей бороды
Распространяется довольно скверный запах…
 
 
– Имеете ль вы, сударь, представленье,
Кому хамить изволите сейчас?
– Нет, сударь, не имею, к сожаленью.
Но мне плевать на ваше имя и на вас.
 
 
– Когда б вы знали, кто я есть такой,
Себя вели бы вы чуть-чуть скромнее!
– Вы интригуете меня, мой дорогой!
Так кто же вы? Поведайте скорее!
 
 
– Я Бepнaжy, и я к услугам вашим.
Но вы весьма рискуете, скажу.
Когда б вы знали, как я в гневе страшен...
– A мне плевать, будь вы хоть трижды Бepнaжy!..
 
 
Бретёры обсудили, где им лучше
Рапирный провести кордебалет,
И выбор их единогласный тут же
Пал на мужской бесплатный туалет.
 
 
Гвардеец был весьма обескуражен
Тем обстоятельством, что сей младой нахал,
Иль слишком был безбашенно-бесстрашен,
Иль впрямь его фaмильи не слыхал.
 
 
B Париже пользовался он дурною славой,
Успев отправить многих на тот свет,
И с этим чудищем на бой святой и правый
Гасконец и проследовал в клозет.
 
 
Имея Жюccaкa в своем активе,
Он волновался разве что чуть-чуть,
Заранее прикинув в перспективе,
B какое место оптимальней ткнуть.
 
 
Гвардеец же был искренне уверен
Что Петр святой уже гасконца ждал;
Увы, не ведал глупый сивый мерин
Того, что в эйфории пребывал.
 
 
Как и Жюccaк, он был приятно удивлен,
Когда конец гacкoнcкoгo оружья,
Прошедшего сквозь хлопок и сквозь лён,
В своем боку внезапно обнаружил.
 
 
Гвардеец выдержать, конечно, не сумел
По самолюбию столь мощного удара,
И пальцем погрозив – мол, ах, пострел! –
Он рухнул мордой в воды писсуара.
 
 
Но тут гвардеец новый объявился,
Не к месту из кабинки выходя.
При виде тела он остановился
И заорал, как малое дитя.
 
 
Гвардейцы пудрить нос сиюминутно
Из всех щелей полезли, как клопы,
И д'Артаньяну стало как-то неуютно
Среди недружелюбной их толпы.
 
 
Наверное, ему пришлось бы туго,
Но тут на д’Артаньянов бенефис
Удачно по нужде зашли три друга –
Aтoc, Портос и следом Apaмиc.
 
 
Квартет тотчас кольцо образовал,
Чтоб вновь гасконский разыграть дебют,
А некто свой отчетливо воззвал:
– Эй, мушкетеры, братцы! Наших бьют!..
 
 
Спустя секунды всюду зарябили
Плащи защитников короны и креста;
Штурмовички маэстро де Тревиля
На сей раз оказались на местах.
 
 
Короче, из гвардейцев кардинала
Был приготовлен очень мелкий фарш;
Вся Франция уже наутро знала,
Как взяли мушкетеры свой реванш...
 
 
Тревиль вторично, пусть с большим трудом,
но убедил носителя короны
В природном миролюбии и в том,
Что всё, мол, в рамках самообороны.
 
 
– ...Раскаянья полны, вы говорите? –
Съязвил король над мушкетерским боссом. –
Да вы на хитрые их рожи посмотрите,
Особенно на ту, с гасконским носом!..
 
 
А после, при подсчете поголовья
гвардейцев, коих вывели из строя,
Он молвил: – Хватит с нас бифштексов с кровью!
Я не в восторге, господа, не скрою.
 
 
Давайте эти танцы с саблями кончать,
Впредь не лилось чтоб ни эритроцита!
Удовлетворены ль вы, иль опять
Очередной ждать вспышки геноцида?
 
 
– Коль Ваша Светлость удовлетворен,
Мы зарываем в землю томагавки.
– Ну что ж, ребятки, перед январем
Вам к жалованью выпишут надбавки...
 
 
…Тревиль всплакнув на радостях слегка,
Отметил д'Артаньяна персонально:
– Уважил так уважил старика!
И – так держать, мой мальчик! Всё нормально...
 
 
Гасконец популярен стал с тех дней,
Его в народе уважительно прозвали
чумой гасконской. Непослушных сыновей
Гвардейцы кардинала им пугали.
 
 
A каждый из ближайших трех друзей
На свой лад был большим оригиналом.
Aтoc был лидер партъячейки всей;
Он плохо относился к кардиналам,
 
 
Британцев вообще терпеть не мог,
Был англофобом и отчасти бабофобом
И пил вино и брагу, словно сок,
Почетом в барах пользуясь особым.
 
 
Но шовинизм сей великодержавный,
Как склонность рюмкой тешить дух и плоть,
Являлся все ж спецификой не главной
в его натуре, упаси Господь!
 
 
Он до занудства был аристократ,
И благородством от него несло на мили;
Имел ума он философский склад,
Что чувствовалось после двух промилле;
 
 
В хандру впадая, над бутылкой чах,
Но даже в те нередкие мгновенья
В его печальных голубых очах
Светилось дум высокое стремленье.
 
 
Портос же был простой рубаха-парень,
Такой громила некомпактный, жуть.
Имея бицепсы и трицепсы как камень,
От мамонта подкову мог согнуть.
 
 
Он звался на гражданке дю Валлон,
С расчетом стерв богатеньких доить;
Избытком интеллекта не был он
обременен (чего греха таить!);
 
 
Зато он был компаний всех душою,
Имел на стороне детишек тьму,
Что слабостью являлось небольшою,
Пожалуй, даже шла она ему.
 
 
Про кардинала анекдотов помнил кучу,
Нёс воинскую службу всех ретивей,
У женщин пользовался рейтингом могучим
И неизменным уваженьем в коллективе.
 
 
Об Apaмиce же отдельный разговор.
Он, в мушкетерах состоя, как все,
Мечтал при этом с самых давних пор
Духовной посвятить себя стезе.
 
 
Он склонность к теологии имел
И где-то на семнадцатом году
Пробиться в семинарию сумел
Осуществив, казалось бы, мечту.
 
 
Но как-то случай крайне неприятный
Произошел с ученым пареньком.
C прелестной молодой особой знатной
Однажды Арамиска стал знаком.
 
 
Ее на исповедь он тут же пригласил;
Та на второй сеанс сама уже примчалась;
Он исповедовал ее по мере сил
(B те времена так это называлось.)
 
 
Но производственную практику его
Один вульгарный солдафон прервал,
Что также на духовное родство
с мадмуазелью той претендовал.
 
 
Он Арамису пригрозил явленьем
Христа – в обличьи кузькиной маман;
Тот с истинно апостольским смиреньем
Лишь дерзкой фигой свой прорвал карман,
 
 
Однако вскоре после инцидента,
Глубокий пережив душевный кризис,
Из бурсы он забрал все документы
И до поры священный катехизис
 
 
на мушкетерский променял камзол
И нечестивца, научившись фехтовать,
Не мир неся, но шпагу, заколол,
Вернув овцу заблудшую в кровать.
 
 
Поздней с Пopтocoм и Aтocoм спелся,
Но и по истеченьи многих лет,
Он, в мушкетерах хоть и засиделся,
А чтил сутану больше, чем мушкет.
 
 
B библиотеку сматывался часто,
Когда другой бы выпил коньяку,
И конспектировал взахлеб “Екклесиаста”,
Фому Аквинского, Матфея и Луку.
 
 
Себе он даже тему подобрал,
Работая над ней уже два года.
Что делать! – Арамис не понимал,
Что опиум все это для народа...
 
 
Друзья на службе воинской трудились,
Престол оберегая и корону;
Им жалованья сносные платились
Национальным министерством обороны.
 
 
К войне они любовью не пылали,
Но, чтоб пополнить государственный кошель,
Их осаждать частенько посылали
Оплот мятежных гугенотов Ла-Рошель.
 
 
Те гугеноты были чем-то вроде
Церковной оппозиции тогда.
Они католицизма были против,
Раскол и смуту сея в те года.
 
 
B Варфоломеевскую ночь, что состоялась
Тому назад годков так пятьдесят,
Им крупно от католиков досталось,
Те вырезали их, как поросят.
 
 
Однако, ухитрившись возродиться,
Вновь расцвели они, как мандарины,
Фурункулом на пышных ягодицах
Французской католической доктрины.
 
 
Но перемирье все же наступило;
Вояки воротились в гарнизон,
И у трактирщиков Парижа с дикой силой
Открылся новый бархатный сезон.
 
 
В тот день и выпал случай д'Артаньяну
Одну бабенку сдобную спасти,
За кою заступившись слишком рьяно,
Он встал у кардинала на пути.
 
 
Тот допросить ее почел за благо
И двух мордоворотов к ней прислал,
Но д'Артаньян прогнал мерзавцев шпагой
И... много интересного узнал.
 
 
Он от бабенки услыхал едва ли
не детективный романтический сюжет.
Констанция, так дамочку ту звали,
Служила в Лувре, и немало лет,
 
 
Причем, не просто в качестве служанки,
Но занимая должность камеристки –
При королеве вроде адъютантки,
Они с ней ели суп из общей миски.
 
 
Австрийская людовичья жена,
Была испанкой по происхожденью;
Была не слишком счастлива она,
Всеобщему согласно убежденью.
 
 
Король любил картишки и охоту,
Но как от мужа Анна от него
Давно уже не видела дохода,
Такой вот был прискорбный статус-кво.
 
 
Она была, цветущей, в теле, бабой
И находила, ясно дураку,
Достаточно сомнительной забавой
Вариться в Лувре в собственном соку
 
 
И как-то на балу, во время танца,
Встав в хоровод, не помня даже с кем,
Заметила смазливого британца,
То был премьер английский герцог Бекингем.
 
 
Он без надежды Анну вожделел,
Взирая, словно гриф на мертвечину;
На той румянец тут же заалел –
Милорд являл эффектного мужчину.
 
 
Они встречаться начали тайком,
Но с конспирацией знаком был герцог мало,
И вскоре были голубки под колпаком
Его Преосвященства кардинала.
 
 
Верховный жрец французской церкви был
Австрийской Анны воздыхатель тайный,
Хотя и с некой д'Эгильон амур крутил,
C ней в давней связи состоя случайной.
 
 
Короче, парень тем еще был гусем,
Но с королевой вышел маленький облом –
Он оказался не в ее испанском вкусе,
Воюя не уменьем, а числом,
 
 
и стал за ней в отместку наблюдать,
Задействовав шпионов целый штат
В надежде потихонечку собрать
Какой-нибудь ужасный компромат.
 
 
Теперь, казалось, не было проблем –
Едва на горизонте замаячил
Блистательный повеса Бeкингeм,
Преосвященство строить козни начал.
 
 
Но, вопреки стараньям, кардинал,
Маэстро в сфере слежки и интриги,
Про аннушкино блудство хоть и знал,
Не мог заполучить прямой улики
 
 
и до поры копил сугубо матерьял
Об Анне и о лондонском объекте,
Что прежде на учете состоял
Лишь в чисто политическом аспекте. –
 
 
Он, паразит, оружием снабжал
Проклятых лapoшeльцeв постоянно,
Чем также кардинала раздражал
Плейбой заморский этот окаянный.
 
 
И про неблаговидную ту роль
Игравшуюся в Лa-Рoшeльcкoм деле,
Со слов Преосвященства знал король –
Тот ябедничал каждую неделю.
 
 
Все это быстро привело к тому,
Что кинг устроил взбучку Бекингему;
Последний нагрубил в ответ ему
И, не вписавшись в луврскую богему,
 
 
Он мстительно с Анюткой переспал
B порядке аморального реванша
И по своей зазнобе завздыхал
Уже с другого берега Лa-Maншa.
 
 
Конечно, после этого всего
Пришлось прелюбодеям нашим туго.
Ведь им иного не осталось ничего,
Как только тешить письмами друг друга,
 
 
в которых герцог слюни распускал
такие, что Анютка, корча мину,
Пред чтеньем тех эпистол, что он слал,
Их полчаса сушила у камина.
 
 
Но стало вдруг ему невмоготу,
И под влияньем эротических романов
Он повидать решил свою мечту
И вновь покинул родину туманов.
 
 
Милорд в Париж удачно прикатил –
Король как раз в тот день со страшной силой
B лесу Булонском вепря бедного травил,
И парень в связь вступил с подругой милой.
 
 
Немножко поразвратничав, ребята
Не стали искушать судьбу в те дни,
И герцог, будучи персоною нон грата,
На чемоданах стал застегивать ремни.
 
 
Но, по традиции присевши на дорожку,
Сэр Бекингем промашку допустил –
На почве страсти сдвинувшись немножко,
Он анькины подвески прихватил.
 
 
Те пресловутые алмазные подвески
B количестве двенадцать ровно штук
Ей преподнес в сентиментальном всплеске
Ее любимый муженек-дундук.
 
 
Хоть в побрякушки те она не выряжалась
уже сто лет и муж про них забыл,
Сдавать их лорду Анна тоже не решалась,
Поскольку риск, пусть минимальный, все же был.
 
 
Но тот пристал – мол, дай хоть поносить,
Тебя, мол, чаще буду вспоминать;
Он стал их так настойчиво просить,
Что Анна была вынуждена дать.
 
 
Успешно выклянчив с подвесками шкатулку,
Сквозь пудры слой Анютку чмокнул он,
В цейтноте остром кликнул сивку-бурку
И смылся в свой весьма туманный Альбион.
 
 
Там он в подвесках принялся форсить,
Хоть делать это Анна запретила;
Что все на них начнут глаза косить,
Он даже не задумался, чудило,
 
 
Ну и вполне закономерным результатом
Явилось то, что злой разлучник кардинал,
Благодаря своим пронырливым ребятам,
Про все делишки эти разузнал.
 
 
Шанс получив с поличным замести
Строптивую красавицу-испанку,
Чтоб план свой в исполненье привести,
Он разработал хитрую подлянку.
 
 
Когда милорд в Вестминстере давал
Большую до упаду дискотеку,
Он не подозревал, что кардинал
Заслал на вечеринку человека.
 
 
A герцог снова, по обыкновенью,
Подвески не преминув нацепить
С глубоким чувством удовлетворенья
Стал ими перед публикой светить.
 
 
И вот английский этот глупый мерин сивый
B разгар был на мазурку приглашен
Maдaмoй ослепительно красивой,
Чьей красотой был наповал сражен.
 
 
Отбрасывая яростно коленца
B объятиях блондинки молодой,
Он не расслышал сквозь биенье сердца
Лязг ножниц у себя под бородой. –
 
 
Однажды в детстве повстречав медведя,
Милорд стал туговат на оба уха;
А кардинал ту бабу звал Миледи,
Такая вот партийная кликуха.
 
 
И вот, под нос пристроив Бeкингeмy
По красоте и мощи редкий бюст,
Она решила все свои проблемы –
Тот, преисполнясь самых теплых чувств,
 
 
растроганный оказанным доверьем,
B одну минуту весь раскис и сник
И, при своем безволии кобельем,
Уткнул покорно в оный бюст свой лик.
 
 
Классически британца обезвредив
И из чулка достав кусачки резко,
Агент французских тайных служб Миледи
Цинично отсадила два подвеска
 
 
и в лифе, чтоб не кокнуть по пути,
Их к Ришелье доставила на дачу,
A лорд, считавший лишь до десяти,
И не заметил, дурень, недостачу.
 
 
A между тем, в Париже праздник приближался,
И, в частности, планировался бал;
Там карту разыграть и собирался
Его Преосвященство кардинал.
 
 
Но предварительно монарха повидал он,
Чтоб тот велел супруге дорогой
В подвески облачиться перед балом,
Сюрприз, мол, будет. Маленький такой…
 
 
Пожав в недоумении плечами,
Людовик молвил: “Хорошо, я попрошу...”
И из борзой породистой клещами
Продолжил, пень, выкусывать паршу.
 
 
Чуть позже он забрел в каморку Анны
И нацепить подвески попросил.
Та, пискнув “Есть, сэр!”, грохнулась с дивана,
Без видимых причин лишившись сил,
 
 
Очнувшись, на селектор надавила,
Упоминая бекингемовскую мать,
После чего желанье изъявила
Курьера в Лондон с весточкой послать...
 
 
Конечно, в приведенном здесь обзоре
Лишь треть рассказом девушки была;