Степанцов Вадим. Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

 
 
Хотел из народной святыни
Он яхту себе смастерить,
Её перекрасить и имя
У славного судна сменить.
 
 
На нём разместить рестораны,
Гостиницы и казино.
Устроить турецкие бани
И с шлюхами пить там вино.
 
 
Но наша разведка крутая
Была на чеку, как всегда;
Не знал мафиози какая
Случиться с ним вскоре беда.
 
 
Воткнув себе в зубы сигару,
Приехал он в аэропорт,
Где съел в ресторане омара,
Вспоров ему вилкой живот.
 
 
Собрался лететь он в Россию,
Чтоб там на «Аврору» взглянуть,
Украсть, поступить некрасиво,
Взять в долг, а потом не вернуть.
 
 
Сидел в ресторане мерзавец
И ждал с нетерпением рейс,
Насиловал взглядом красавиц,
Залётных дурёх стюардесс.
 
 
За столик подсел к нему некто
И горький «Казбек» закурил.
«Какой-то придурок из секты!» -
В сердцах Аль Капоне съязвил.
 
 
Руками большое ведёрко
Со сливой пришелец держал.
Огурчик и хлебную корку
Он к водке себе заказал.
 
 
Бандит же сидел очень важно,
Гаванской сигарой пыхтел.
Но вскоре, почувствовав жажду,
Свой рот освежить захотел.
 
 
Решил себя бюргерским пивом
Потешить коварный злодей.
Сосед угостил его сливой
И смылся куда-то скорей.
 
 
Он был подозрительным очень:
С антенной и в чёрных очках.
В советских лаптях. (Между прочим,
На длинных костлявых ногах).
 
 
И слива какой-то невкусной
Его почему-то была,
Собой, словно ядом искусным,
Гортань Аль Капоне сожгла.
 
 
«Мне плохо! – кричал мафиози, -
Меня отравили! Кошмар!»
Но было уже слишком поздно,
Он сильный почувствовал жар.
 
 
В конвульсиях страшных забился,
Концы отдавая, злой гад.
Все поняли – он отравился
И в смерти своей виноват.
 
 
Погиб паразит. Ну и ладно!
Остался во прахе лежать.
Чтоб было врагам неповадно
Диверсии впредь замышлять.
 
 
Тем временем Сталин великий
Чекиста в Кремле принимал,
Кормил его сладкой клубникой
И выпить вина предлагал.
 
 
Чекист улыбался учтиво
И смело хвалился храбрец:
«Отравой намазал я сливу
И ей отравился подлец.
 
 
Разрушил я гнусные планы.
«Аврору» не отдал врагу,
Убил мафиози-буяна
И этим гордиться могу!»
 
 
Так славно закончилось дело.
Доволен был Сталин весьма.
Душа его радостно пела,
Звенела и пышно цвела.
 
 
Пусть знают враги коммунизма,
Что Сталин не любит шутить!
И если им дороги жизни,
То честно должны они жить.
 
 
Иначе везде их достанет
Рабоче-крестьянская длань.
И жизнь их поганая станет
Ценою в китайский юань!
 

Выбор

 
Как хорошо в уютной ванне
Цедить холодное пивко,
Лежать с газеткой на диване
И беззаботно, и легко!
 
 
Сидеть на солнечной веранде,
Курить сигару, пить вино,
И находясь в преступной банде,
Быть с корешами заодно.
 
 
На «Volvo» ездить на работу,
С ларьков «налоги» собирать
И шантажировать кого-то,
И где-то что-то вымогать.
 
 
Творить жестокую расправу,
Пытать торговцев утюгом
И должников своих бесправных
Пинать по морде сапогом.
 
 
Гораздо хуже побирушкой
Сидеть на паперти весь день,
Просить копейки на ватрушку
И нарываться на кистень.
 
 
Быть членом шелудивой шайки
Убогих, нищих и калек,
Среди людей слыть попрашайкой
И знать, что ты не человек.
 
 
Таскать продукты на базаре,
В сырых ночлежках ночевать
И сигареты в грязном баре
Украдкой с пола собирать.
 
 
Ширяться и глотать колёса,
Отходы на помойке есть.
Вот два решения вопроса.
Решай кем будешь! Выбор есть!
 

Жалобы Циклопа

 
О горе, горе мне Циклопу!
Злой Одиссей уплыл в Европу,
Радушный берег мой покинул
И растворившись в дымке, сгинул.
 
 
Лишил меня злодейски глаза,
Урод! Осколок унитаза!
Напал на спящего цинично.
И вот, теперь я на больничном.
 
 
Лежу в халате на кровати.
Кто за лечение заплатит?
Мой глаз проколотый гноится,
А уголовник веселится.
 
 
Жену ласкает Пенелопу,
Ей байки травит про Циклопа.
Пьёт вина и вкушает пищу,
Целует голую бабищу.
 
 
Преступным подвигом гордится.
Куда же это всё годится?
За что я так судьбой обижен
И покалечен, и унижен?
 
 
О, если б зрение вернулось
И мне удача улыбнулась:
Однажды утром на рассвете
Я Одиссея снова встретил!
 
 
Его бы разорвал на части;
Пережевал в огромной пасти.
Покончил с этим паразитом,
Отправив в пищевод транзитом…
 

Буквоед

 
Я прочитал немало книжек.
Я много знаний приобрёл.
Теперь я книги ненавижу
И на писателей я зол.
 
 
Ведь в голове моей мудрёной
От информации бардак
И перепуталось всё в оной, -
Не разобраться мне никак.
 
 
Слова какие-то всплывают,
Что я когда-то зазубрил.
Я их значение не знаю,
Я их значение забыл.
 
 
На голове деру волосья
И от досады верещу.
Переполняясь дикой злостью,
Ответы в памяти ищу.
 
 
Но будто локоть свой кусаю
Безрезультатно вновь и вновь.
И лишь вернее забываю
Значенье вызубренных слов…
 

Воробьишко

 
Хитрый слишком воробьишко
Скачет, семечек прося.
Ну а я читаю книжку,
От восторга голося
 
 
«Замечательная книжка
Всякой мудрости полна!
Прочь, коварный воробьишко,
Сгинь, изыди, Сатана
 
 
Только хитрый воробьишко
В ус не дует, верещит:
«Дай мне семечек, парнишка,
Ибо голод мне претит!»
 
 
Взял я семечек излишки
И поесть плутишке дал.
Пообедал воробьишко
И на небо упорхал
 
 
После тёмное делишко
Он затеял и в момент
Сбросил подлый воробьишко
На меня свой экскремент
 
 
Хорошо ещё барашки
Не летают в небесах,
А не то бы их какашки
Застревали в волосах… 
 

Цепь

 
Непрерывная цепь обстоятельств
Не даёт мне себя изменить.
Я устал от своих обязательств,
Что не в с силах я в жизнь воплотить
 
 
Всякий раз находя оправданье,
Я опять опускаюсь в Тартар.
Муки совести и покаянья
Хуже самых чудовищных кар
 
 
Виноградные сочные гроздья,
Превращаясь в пьянящий поток,
В крышку гроба вбивают мне гвозди,
Как не смог бы забить молоток
 
 
Просыпаясь в похмельном угаре,
Я жалею о прожитом дне.
И кричу, как еврей на пожаре,
У которого деньги в огне
 
 
Будь ты проклята, тяжкая доля!
Сколько дел я бы мог совершить!
Но гранённый стакан с алкоголем
Обрывает надежду, как нить
 
 
Я бы мог основать государство,
Я бы мог написать много книг,
Стать учёным, придумать лекарство, -
Я бы столького в жизни достиг!
 
 
Но опять виноградные гроздья,
Превращаясь в пьянящий поток,
В крышку гроба вбивают мне гвозди,
Как не смог бы забить молоток…
 

Двойной подбородок

 
Двойной подбородок, лавровый венок,
Известность, богатство, почёт.
А был я когда-то простой паренёк,
Любивший смотреть в небосвод
 
 
Я был беззаботен, наивен и юн.
Я верил в людей и любовь.
Мамзели меня называли «шалун»,
К себе зазывая в альков
 
 
Но стал я циничным, коварным и злым
И денег больших захотел.
Наивность моя улетела, как дым,
Едва я чуть-чуть повзрослел.
 
 
Встречался я с девками не по любви,
А лишь по расчёту теперь.
Я деньги их брал, говорил: «Се ля ви!»
И хлопал с презрением дверь
 
 
Стихи куртуазные начал писать,
Бабло потекло в мой карман.
Купил особняк, начал рябчиков жрать
Под пьяные песни цыган.
 
 
Богатство огромное я захотел
Теперь выставлять напоказ.
Солидное пузо и репу отъел,
В грехах и пороках погряз
 
 
Обильной колодой зелёных купюр
Набит мой теперь кошелёк.
Костюмы пошил я себе от кутюр
И в море купил островок.
 
 
Гигантский мой бюст Церители ваял.
Я с Путиным близко знаком.
Однако, я всё бы на свете отдал,
Чтоб снова стать тем пареньком.. 
 

Ах, оставьте...

 
«Ах оставьте! Немного оставьте!» -
Вырывая бутылку из рук,
Вы кричали истошно, представьте,
И кидались тарелками в слуг.
 
 
Изумлённые гости во фраках
И священник, бежавший от нас, -
Эта пышная свадьба в Монако
Превратилась в скандал из-за Вас!
 
 
Как я мог на обычной служанке
Задержать благородный свой взор,
Предложить своё сердце вакханке,
Что устроила этот позор?
 
 
Говорила мне матушка строго:
«Не якшайся ты с чернью, сынок!»
Но тянуло меня на убогих,
Возбуждал запах грязных чулок.
 
 
И забыв о сословных различьях,
По лачугам я тайно бродил.
Там кухарок в обносках тряпичных
Для забавы себе находил
 
 
Этих грязных беззубых кокеток
Целовал и ласкал под луной,
Всякий раз благородных нимфеток
Обходя за версту стороной
 
 
Что ж, теперь я публично унижен.
Спит невеста, напившись, в ногах.
Как с такой появиться в Париже?
Как пить дать - засмеют на балах
 
 
Впрочем, к чёрту балы, маскарады.
Я с тобой. Обо всём позабудь.
Тихо спи за дворцовой оградой.
Денег хватит всем глотки заткнуть…
 

Смертный грех

 
Вчера соседа выносили.
Он умер пару дней назад.
Жена и дети голосили,
Но я ни в чём не виноват
 
 
Я не хотел, так получилось.
Затеял первым он дебош.
В горячей схватке мы сцепились
И тут сверкнул проклятый нож
 
 
Я спас себя от избиенья, -
Он мне хотел накостылять.
И вот уже через мгновенье
Мой враг лежал, не в силах встать
 
 
За что набросился придурок?
Вино мы пили в гараже.
Он добивал сырой окурок
И уходить хотел уже
 
 
Его жену назвал я шлюхой,
Но правда колет всем глаза.
И он меня ударил в ухо,
А так вести себя нельзя
 
 
И вот, лежал он умирая,
Кровищей вымазав тулуп.
А я стоял при нём, не зная, -
Куда мне спрятать свежий труп
 
 
Но тут меня вдруг осенило, -
Я в руки острый взял топор
И стал рубить, что было силы,
Врага. Мне жутко до сих пор.
 
 
Покончив с этим мокрым делом,
Я мясо снёс домой тайком
И распродал его умело
На нашем рынке городском
 
 
Лишь голову жене соседа
Под дверь гуманно подложил.
Её и хоронили в среду,
А местный мент предположил
 
 
«Убийство это по расчёту.
Работал профессионал.
Убитый заплатил по счёту.
Какой трагический финал!»
 

Тусовка в Ольховке

 
Это было в деревне Ольховке
На большой первомайской тусовке.
Отдыхая от разных забот
На маёвку собрался народ
 
 
Председатель, оратор неважный,
На трибуну взобрался отважно.
Стал про битву кричать с урожаем
И про то, как картофель сажаем
 
 
А потом выступал заместитель,
Агроном и товарищ учитель.
Говорили про свет коммунизма
И гниение капитализма.
 
 
Выступали ораторы пылко, -
На трибуне стояла бутылка.
Завели они публику речью
И чудесной словесной картечью
 
 
Стали бабки кричать: «Бей буржуев!
И стреляй их сынков соплежуев!
Сколько можно терпеть злые козни?
Разорим их уютные гнёзда!
 
 
«Успокойтесь!» - вопил председатель.
Он стучал молотком, словно дятел.
Наведя тишину и порядок,
Стал бубнить и при этом был гадок:
 
 
«В нашем славном Советском Союзе
Уничтожены рабские узы!
Все буржуи сидят за решёткой
Под замком, да к тому же в колодках
 
 
Так что вовсе не нужно расправы.
Вы, старухи, здесь в корне не правы.
Успокойтесь, прошу. Не буяньте!
И концерт первомайский наш гляньте!»
 
 
Все старухи уселись на кресла,
Почесав свои старые чресла.
И очки на носы нацепивши,
Загалдели: «Певица красивша!»
 
 
А певица была городская,
Пела песню про первое мая.
Только как эту звали певицу
Не узнали – свалила в столицу
 
 
Веселился народ деревенский.
Им стихи прочитал Вознесенский.
И Плисецкая лихо сплясала,
Съев ломоть деревенского сала
 
 
Допоздна развлекались старухи,
Хоть кусали их злобные мухи.
Так народ отдыхает советский
И не нужен нам берег турецкий!
 

Спиртуальная реальность

 
Какой художник и не пьёт?
Какой поэт не выпивает?
Ведь Муза, свой прервав полёт,
На запах спирта прилетает.
 
 
И в этом прелесть есть своя, -
Союз приятного с полезным.
Покуда вертится Земля,
В стихах нам не поможет трезвость.
 
 
Она мешает. Это факт.
Томит реальностью и скукой.
Поэтам делает антракт,
Их грузит жизненной наукой
 
 
Уводит в нудный прагматизм,
К заботам о банальной пище.
А на дворе капитализм
И ветер на помойках свищет
 
 
А посему любой из нас,
В ком Муза рифмы пробуждает,
Не минералку и не квас,
Вино в бокалы наливает
 
 
В другой реальности живёт,
Находит новые сюжеты,
Творит и снова что-то пьёт,
Встречая пьяные рассветы…
 

Оргии пьяных старух

 
Я в морге работаю – трупы ношу.
Торжественным слогом сонеты пишу.
Пью водку. Так легче, иначе тошнит.
Противен покойников вид
 
 
Люблю я покойниц – косматых старух,
Погибших на рынке от злых оплеух.
Они беззащитны, они так слабы!
Холодные ждут их гробы
 
 
Обычно я литр беру «Absolut»,
Его выпиваю за тридцать минут.
Глаза врассыпную, мозги набекрень.
Тупым становлюсь, словно пень.
 
 
Старух начинаю по моргу гонять,
Ругать и ногами жестоко пинать.
В их глотки пытаюсь я водки налить,
Заставить с собой говорить
 
 
И вижу – старухи пускаются в пляс.
Пусть это не очень шокирует вас.
Ведь это всего лишь видение, глюк,
Обман и оптический трюк.
 
 
На самом то деле старухи лежат,
Но вижу я пляски и слышу их мат.
И сердце трепещет, ведь радуют слух
Мне оргии пьяных старух.
 

Злые японцы

 
В стране восходящего солнца
Живут, как известно, японцы.
Работать усердно умеют
И деньги большие имеют.
 
 
Друг друга гоняя пинками,
Дерутся они на татами.
И любят играть с «тамагочи»,
(Впадая в маразм, между прочим)
 
 
Но всё им чего-то неймётся
В стране восходящего солнца.
И лезут в моря они наши,
От рисовой каши уставши
 
 
Хотят они жаренной рыбки.
И вот, совершают ошибки, -
В российских морях браконьерят,
В свою безнаказанность верят
 
 
И ловят тунцов и селёдок
С дурацких бамбуковых лодок.
Плюют на Россию бесстыдно,
А нам за державу обидно
 
 
Как рыбу сберечь от напасти?
Наглеют японские власти.
Нам рыбу вернуть не желают
И в грязные игры играют.
 
 
Ведут себя гадко и мерзко,
Хамят морякам нашим дерзко.
Бранят их плохими словами, -
Мол, русские пьяни. А сами
 
 
Довольно терпеть оскорбленья!
Пора дать японцам сраженье,
Врагам отплатить за Цусиму
И бомбу метнуть в Хиросиму!
 

Шалом

 
Когда настал великий час,
Приехал в гости к нам Чубайс.
Он нас приветствовал: «Шалом!
Вложите ваучер в «Газпром»
 
 
Когда играл блатной музон,
Приехал в гости к нам Кобзон.
Он нас приветствовал: «Шалом!
В святой земле теперь облом.
 
 
Когда был в Думе балаган,
Приехал в гости к нам Зюган.
Он нас приветствовал: «Шалом!
Пойдём к победе напролом!»
 
 
Когда гудел хмельной угар,
Приехал в гости к нам Гайдар.
Он нас приветствовал: «Шалом!
В России мрак и бурелом.
 
 
Когда народ вопил и пил,
Приехал в гости к нам Ампил.
Он нас приветствовал: «Шалом!
Всех демократов перебьём!
 
 
С тех пор не ездят гости к нам,
Все в телогрейках строят БАМ.
И слово чудное «Шалом»
Навек покинуло наш дом.
 

Труп врага

 
 Увидев труп в кровавой луже,
Я от восторга завопил.
Я знал покойника, к тому же,
Он мне при жизни насолил
 
 
Давным-давно украл я где-то
Валютный чек на миллион.
А он меня судил за это, -
Судьёй тогда работал он
 
 
Ничто не пахнет так прелестно,
Как труп заклятого врага.
Особенно отрадно если
Уже гниёт его нога
 
 
Стервятники на пир явились,
Терзают клювами брюшко,
Глаза куда-то закатились
И провалились глубоко,
 
 
В косматых кудрях бродят блохи,
Ползут мокрицы по лицу,
Опарыш доедает крохи,
Щекочет рёбра мертвецу,
 
 
Из носа выросла крапива,
Чернеют дырами бока.
О Боже, до чего красива
Картина гибели врага!
 

Человек и загон

 
Бывает так, что выпив утром
Ядрёный русский самогон,
Я вдруг дурею. Почему-то
Со мной случается загон
 
 
Я бью назойливые рожи
И просыпаюсь в трезвяке.
Моё лицо разбито тоже
И жизнь висит на волоске
 
 
Кругом бомжи на ржавых койках.
Я слышу их похмельный бред.
Они кричат и спорят бойко,
Не поделив казённый плед.
 
 
Какой-то гопник долговязый
Блюёт на стену, паразит.
Испортил воздух он, зараза,
А я брезглив. Меня тошнит.
 
 
Бесцеремонное коварство
Людей достойных забирать.
О, как жестоко государство!
Ему поэта не понять.
 
 
Сижу на койке, как на нарах.
Не спится, холодно, дрожу.
Да! Вытрезвитель это кара.
Ещё какая, вам скажу!
 

Спасибо

 
«Спасибо» в карман не положишь.
«Спасибо» в стакан не нальёшь.
И выпить «спасибо» не сможешь,
И песню потом не споёшь
 
 
Нет выгоды в слове «спасибо»,
Но как оно радует нас
И трогает за душу, ибо
Встречается редко сейчас
 
 
Мы стали угрюмыми, злыми,
Скандальными до хрипоты.
А кто нам помог стать такими?
Бомжи, контролёры, менты
 
 
Врачи, продавцы, бюрократы,
Водители и слесаря,
Что с нами общаются матом,
(В такую-то мать костеря).
 

Клоп

 
Мне сейчас щекотно лоб,
По нему гуляет клоп.
Он пришёл издалека.
Не убью его пока.
 
 
Как ни как он всё же гость.
Затаю на время злость.
Стану гада ублажать
И за стол его сажать
 
 
Дам попробовать вина,
Восклицая: «Пей до дна!»
Накормлю его сырком
И медком, и крендельком.
 
 
А когда мой гость уснёт,
Съев последний бутерброд,
Я скажу хватая нож:
«От меня ты не уйдёшь!
 
 
Нападенье совершу.
В нос злодея укушу.
И проклятому врагу
Стать калекой помогу
 
 
Дам по морде кирпичом,
Чтобы помнил что по чём.
До крови поколочу
И в бараний рог скручу. 
 

Грабёж

 
Однажды пил я в парке пиво.
Минуты медленно текли.
А два бомжа нетерпеливо
Мою бутылку стерегли.
 
 
Они неброско примостились
Вблизи от лавочки моей
И меж собою матерились,
Ожесточаясь всё сильней
 
 
Я даже сразу не заметил,
Что стал объектом дележа.
Был сердцем чист, душою светел
И не предвидел грабежа
 
 
А пиво медленно кончалось,
(Всему на свете есть предел).
Минута скорби приближалась.
Холодный ветер налетел.
 
 
И вот, когда я собирался
Глоток последний совершить,
Зловещий крик в тиши раздался,
Меня сумев ошеломить
 
 
В мою бутылку моментально
Вцепились руки двух бомжей.
Я пивом был облит нахально
От подбородка до ушей.
 
 
Мне стало грустно и тоскливо.
Я был разбоем удручён.
По мне моё стекало пиво,
Как будто с ложки суп «харчо»
 
 
Враги у ног моих катались,
Трофей не в силах поделить.
Друг друга били, матюкались.
А впрочем, что там говорить
 
 
Они сподобились животным,
В грязи холодной копошась.
Я мог бы, и при том охотно,
Отколошматить эту мразь
 
 
Но только плюнул в них с презреньем
И, отпустив бомжей без травм,
Я написал стихотворенье,
Которое читаю вам… 
 

Осенний дождь

 
Чем дольше дождь – тем больше грязи.
Туман и морось, скукота.
Ложатся тихо листья наземь.
Душа в сознаньи заперта.
 
 
Как будто что-то её давит,
Мешает чувствовать, дышать.
Кто от тоски меня избавит?
Быть может выпивка? Как знать
 
 
На небе тучи словно тряпки
Летят сплошною чередой.
По мостовой шагают бабки,
Несут в руках кули с едой
 
 
Укрывшись хитро под зонтами,
Они по лужам так и прут.
А между ними временами
Собаки вшивые снуют
 
 
Я на балконе с папиросой
Холодным воздухом дышу.
Пускаю мысли под откосы,
Стихи различные пишу
 
 
Витает всюду запах злобы.
В глазах прохожих суицид,
Афганистан, ГУЛАГ, Чернобыль,
Холера, Сифилис и «СПИД».
 
 
Растут озоновые дыры.
Вот-вот растают ледники.
Кто поумней – сидит в трактире,
Все остальные дураки
 
 
Поп-дива снова на концерте
Прелюдно обнажает зад
И эротично оным вертит,
Пропагандируя разврат
 
 
Юнцы пахабные журналы
Листают тайно по ночам.
Идут из космоса сигналы,
В мозги внедряясь невзначай.
 
 
Всё как-то глупо, несуразно, -
Тяжёлый сон больной души.
Осенний дождь. В России грязно.
Горланят песни алкаши…
 

Диссидент

 
У Ивана Кузьмича
Рожа просит кирпича.
Дайте, дайте мне кирпич
И умрёт Иван Кузьмич
 
 
Он поганый активист,
Ветеран и коммунист.
На работе паразит
Штангенциркулем грозит
 
 
«Государству план давай!
Пятилетку выполняй!
На станке точи бруски,
Песню пой, не знай тоски!
 
 
А не то в стране родной
Будешь жить ты, как изгой.
Не получишь разных благ
И отправишься в ГУЛАГ!
 
 
Так гундосит наш Кузьмич.
Надоел мне этот спич.
Я ему не механизм,
Чтобы строить коммунизм.
 
 
На заводе всё как в старь:
Стружка, копоть, шум и гарь.
Нет условий для труда
И не будет никогда
 
 
Дома злая брань жены:
«Падла! Где порвал штаны?»
Выпуск лживых новостей,
Да холодная постель
 
 
Много трудовых похвал
Я по жизни схлопотал.
Мне крутые ордена
Предоставила страна
 
 
Но устал давать я план.
Что ж ты, бабушка Каплан,
Не смогла добить козла,
Что принёс так много зла?
 
 
Жизнь пахабна и грешна,
Безотрадна и скучна.
Если был бы я еврей,
За кордон свалил скорей…
 

Против ветра

 
Один хороший мой приятель
В кафе известном «Аромате»
С друзьями как-то выпил пиво
И шёл домой миролюбиво
 
 
Он был художник по натуре.
Болел душою о культуре.
Лепил из глины статуэтки,
Что в наше время очень редко
 
 
Имел талантов он немало.
Был убеждённым неформалом.
Ни в чём не знал разумной квоты
И если пил, то до икоты
 
 
Так и теперь, заполнив баки,
(Четыре литра выпив с гаком),
Он по ночным шагал кварталам,
А между тем, похолодало
 
 
Сгустились сумерки и звёзды
Горели ярко. Было поздно.
Давным-давно трамваи встали
И контролёры крепко спали
 
 
«Что делать? – думал мой приятель, -
Я по нужде хочу некстати.
Терпеть уж больше нету мочи.
Придётся гадить среди ночи
 
 
Луна сегодня тускло светит.
Авось никто и не заметит.
Отдам природное природе,
Пока никто не видит, вроде!»
 
 
И вот решил нужду он справить,
Чтоб организм от мук избавить.
Стянул штаны и тёплой влагой
Стал поливать газон, бедняга.
 
 
Не мог предвидеть он, что вскоре
Случится с ним большое горе.
И руки длинные закона
В защиту выступят газона
 
 
К его несчастью мент поганый
Шагал по улице с наганом.
И думал, мерзко усмехаясь:
«Кого увижу – докопаюсь!
 
 
Как вдруг увидел неформала,
Который гадил где попало,
Цветы беспечно орошая
И честным людям не мешая
 
 
Увидев в этом преступленье,
Мент завопил без промедленья:
«Увы тебе! Не жди пощады!
И не пытайся врать, не надо!
 
 
Я видел всё сейчас отлично.
Задержан мною ты с поличным.
Молись! Близка твоя расплата!
Тебя я сделаю кастратом
 
 
Позорно даже людям старым
Справлять нужду таким макаром.
Ты опустился очень низко.
Шагай в участок! Это близко!
 
 
Так угодил мой друг к легавым
И стал объектом для забавы.
Менты ему без проволочки
Отрегулировали почки
 
 
В холодный карцер затолкали
И до утра не выпускали.
Грозили всяческой расправой,
Хотя и знали, что не правы.
 
 
Чтоб не держать пустых стаканов,
Забрали деньги из карманов.
Ну а потом всю ночь гудели,
Закрывшись в местном райотделе
 
 
А в это время на свободе
Гуляли разные отродья.
И как в каком-нибудь Нью-Йорке
Чинили грязные разборки
 
 
Ментов поганых не боялись
И над законом надругались,
Поскольку знали – нет угрозы,
Менты сегодня под наркозом.
 
 
Вот так в России и бывает, -