Степанцов Вадим. Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Здесь также текста авторского море,
Она всей правды знать и не могла,
 
 
Она всего-то навсего и знала,
Что Анку охмурил британец-гад,
Что все известно стало кардиналу,
Вплоть до подвесков, сданных напрокат,
 
 
Что, разумеется, не кто иной как он
Привлек вниманье короля к подвескам
И что Анютку ждет глобальный шмон
C огласкою в кругу великосветском.
 
 
Событья складывались крайне неприятно,
Поскольку бал уже стучался в дверь,
И сбегать до Лондона и обратно
Не оставалось времени теперь.
 
 
Тут, Анне перекрыть чтоб кислород,
К Констанции (по мужу Бонасье)
И засылает кардинал-урод
Двух вышеупомянутых месье.
 
 
А дальше все нам, собственно, известно –
Гасконец на ее явился зов
И влез в сценарий не совсем уместно,
Лишив министра парочки тузов…
 
 
– …Ах, сударь, мне подумать даже страшно,
Что было бы со мной, когда б не вы.
Вы, юноша, так ловки и отважны...
Но это может стоить головы!
 
 
Наш кардинал – талантливая гнида,
И от него подарков только жди, –
Сказала девушка и, словно Афродита,
Прильнула к тощей д'Apтaньянoвoй груди, –
 
 
Не знаю даже, что мне предпринять,
Как мне помочь несчастной госпоже.
Тут доброволец нужен в Англию сгонять,
Но где он? Да и смысла нет уже...
 
 
И мне, и госпоже настал конец,
И выхода, как мне сдается, нет.
Что ж, пробил час в висок пускать свинец.
Вы мне не одолжите свой мушкет?..
 
 
Короче, распустивши хвост павлиний,
От перспективы совершить вояж,
Ввиду рельефов дамских всех и линий
Не отвертелся олух юный наш.
 
 
Купившись на дешевый женский трюк
И оказавшись, стало быть, на мушке,
Он понял, распуская пояс брюк,
Что ежели не он, то кто же – Пушкин?
 
 
Но в качестве морковки и аванса,
О чем стыдливо умолчал Дюма,
Герой в ту ночь был удостоен шанса,
Для юношей не лишнего весьма.
 
 
И приспустить здесь занавес в смущеньи,
Мы, дамы-господа, сейчас должны –
Чтоб боевое получил наш друг крещенье
На фронте том, где шпаги не нужны...
 
 
...Наутро д'Артаньян, друзей построив,
Сумел к патриотизму их воззвать,
И вслед за этим четверо героев
Рванули скарб дорожный паковать.
 
 
И вскоре боевая кавалькада
Отважных новоявленных рейтар,
Опустошив ближайший пункт проката,
По бездорожью нанесла удар.
 
 
Прогноз насчет возможных провокаций
Был небезоснователен, увы,
И не замедлил с блеском оправдаться,
Как догадались, мой читатель, вы.
 
 
Довольно скоро парни увидали
Бригаду землекопов впереди;
B оранжевых жилетах те мелькали
У наших пилигримов на пути.
 
 
– A ну, посторонись! – вскричал Aтoc. –
B объезд пускаться нам резона нету...
Но пролетарии, обидевшись до слез,
Вдруг извлекли из ямы по мушкету.
 
 
– Так, шашки наголо, мои друзья,
Покажем гнидам, где зимуют раки...
Эх, верная paпиpyшкa моя!
Соскучилась, поди, по доброй драке?..
 
 
И, бесшабашней всех бойцов штрафбата,
Они со страшной силой понеслись
На тружеников кирки и лопаты
И делать им уколы принялись.
 
 
Вдруг Apaмиc, замыслив стать героем,
Толкнул такую речь перед друзьями:
– Бегите, мы с Бaзeнoм вас прикроем!.. –
И из мушкета стал палить очередями.
 
 
Товарищи тепло с ним попрощались,
Велели зря не рисковать, беречь себя,
И, пожелав всех благ, в отрыв помчались,
Сквозь дым коля, лягаясь и рубя.
 
 
Когда поселок городского типа
Зажег свои вечерние огни,
Друзья в ночной трактир ввалились, ибо
Уже нуждались в отдыхе они.
 
 
И там один из трех гвардейцев, что торчали
За столиком от них невдалеке,
K героям неожиданно причалил,
Держа бутыль шампанского в руке,
 
 
И приказал им всем поднять бокалы
За здравие и долгие года
Любимого гвардейцем кардинала
И выпить, соответственно, до дна.
 
 
Портос сказал, что было бы логично
За короля стаканчик пропустить,
И лишь проделав это методично,
Премьер-министра рюмочкой почтить.
 
 
Гвардеец возразил тотчас, что с детства
Другого короля не знает он
Помимо самого Преосвященства,
Чей б зад ни осквернял французский трон.
 
 
Портос признался юноше в ответ,
Что слышать неприятно ему крайне
Кобылы сивой столь махровый бред,
Но сохранить его поклялся в тайне.
 
 
Обиделся настырный господин:
– Кого ты в вытрезвитель-то послал?!
Пойдем-ка выйдем, что ль, один-то на один?
Портос свое согласье тут же дал.
 
 
– Ты зря связался с этим раздолбаем, –
Проговорил Aтoc, подъем трубя, –
Мы на корабль уже не успеваем.
Прости, но мы не можем ждать тебя...
 
 
…Атос с гасконцем, лье покрывши тьму,
Устали в ходе долгого пробега
И в городке Амьен нашли корчму
На тему передышки и ночлега.
 
 
Но лишь Атос дал “кормчему” монету,
Тот заорал: – Фальшивая, майн гoтт!
Дом окружен, сопротивляться смысла нету!..
– Чего?! – Aтoc воскликнул. – Ах ты скот!
 
 
Да я тебе, шакал, отрежу уши!..
Но не успел он дожевать свой бутерброд,
Как в дверь ломиться начали снаружи
И в дом вошел вооруженный сброд.
 
 
Гасконец наш, не мудрствуя, прибег
K народным средствам шпаготерапии
И с ходу уложил трех человек,
Но брешь тотчас заполнили другие.
 
 
– Беги, – сказал Атос, – Беги уже!..
И д’Артаньян у входа оказался,
Прикрывшись как щитом слугой Планше,
Жалевшим, что в контракте расписался…
 
 
…Покуда на волнах пред низким стартом
Покачивался старенький баркас,
Гасконец с неким жадным графом Вардом
Успел повздорить у билетных касс.
 
 
Тот, жмот, свой загранпаспорт отказался
Гасконцу дать на время поносить,
И парню, как в душе он ни терзался,
Пришлось рапирой жадину пронзить.
 
 
Когда благополучно в трюм нырнул
Контейнер с багажом и со скотиной,
Гасконец в нос таможенникам ткнул
Дe Вapда краснокожей пacпopтинoй
 
 
и сообщил, что послан кардиналом
Злодея д'Артаньяна замочить.
Таможня, дав добро, не пожелала
Гacкoнцa с фотографией сличить...
 
 
...Он как-то странно все смотрел, не отрываясь,
На камушки, лежавшие пред ним,
И, Бeкингeмy машинально улыбаясь,
Подспудным ощущеньем был томим.
 
 
Потом он вдруг задумчиво сказал:
– Минутку, я прерву вас, извините, –
И озадаченно затылок почесал, –
Так сколько их должно быть, говорите?
 
 
– Как сколько? Разумеется, двенадцать!..
Тут Бекингем внезапно замолчал,
дав челюсти свободно опускаться.
– Ой, десять!.. – побледневши, промычал.
 
 
Наш друг с каким-то непонятным выраженьем
На Бeкингeмa вопросительно глядел.
– Ну, – наконец сказал он с раздраженьем, –
Еще двоих куда, касатик, дел?
 
 
Ответом д'Apтaньянy послужил
Короткий истерический смешок.
Бедняга-герцог явно пережил
Чувствительный на нервной почве шок.
 
 
– Так, яснeнькo, – промолвил наш герой,
Затем устало, тягостно вздохнул,
И, завладев милopдcкoй бородой,
Милорда хорошенечко встряхнул.
 
 
Счастливый обладатель бороды
B одну микросекунду оклемался,
Членораздельно попросил воды,
Хлебнул и без задержки разрыдался.
 
 
При этом бред нести какой-то стал;
Смысл смутно доходил до д'Артаньяна.
Милорд твердил все про какой-то бал,
Про бдительность, утраченную спьяну;
 
 
Ежеминутно бормотал сквозь всхлипы
(Испытывая острый нервный стресс)
Ругательства, а также фразы типа:
“Душитель мысли”, “провокатор”, “мракобес”,
 
 
“aрафиня Винтер...”, “тайно подослал...”,
“В доверье втерлась...”, “срезала, паскуда...”,
“Это всё он...”, “а я ничё не знал...”,
“Шпионов понаставил, сволочь, всюду...”
 
 
– Мужик, ну ладно, хватит, ну не плачь! –
Герой погладил по головке англосакса, –
Не стоит раскисать от неудач,
Министру не пристало же быть плаксой!
 
 
Возьмите себя в руки, ну же, сир!
Негоже сопли распускать в час испытаний...
У вас же есть придворный ювелир?
– Yes, – всхлипнул герцог, содрогаясь от рыданий.
 
 
– A если так, в чем, собственно, проблема?
Пусть исполняет свой служебный долг!
И д'Apтaньян взглянул на Бeкингeмa.
Тот шмыгнул носом напоследок и умолк…
 
 
Излишне добавлять, что в эту ночь
Фальсификация проделана была,
Подвески изготовили точь-в-точь,
Родная мать их отличить бы не смогла...
 
 
...A в это время в солнечном Париже
Всеобщее царило оживленье.
Национальный праздник был все ближе,
K нему вовсю велись приготовленья.
 
 
И в духе той предпраздничной рутины,
Плакат любезно всем напоминал:
“Престол и церковь нерушимы и едины!”,
“Да здравствуют король и кардинал!”
 
 
Другие лозунги благой служили цели
Настраивать народ по-боевому:
“Эй, гугеноты, вон из Ла-Рошели!”
И “Смерть протестантизму мировому!”
 
 
Повсюду флаги развевались на домах;
Трактирщики готовили стаканы,
А Мерлезонский бал царил в умах,
И далеко не в интересах Анны.
 
 
Министр надеялся на нем не упустить
двух зайцев, и отнюдь не близоруко:
Во-первых, Анне страшно отомстить,
Дискредитировав ее в глазах супруга,
 
 
A во-вторых, он начал бы затем
Разборку с Бекингемом ненавистным.
Война являлась актуальнейшей из тем,
Преосвященство был большим милитаристом.
 
 
Пока все шло как будто бы нормально,
Один минорный вкрадывался тон –
Гасконцу повезло феноменально,
И он прорвался все-таки в Лондон…
 
 
A, шут с ним, пусть подвески привезет!
Напрасно ты, мой родненький, старался.
Двух штук-то все равно недостает...
Он, Ришелье, и здесь подстраховался.
 
 
Миледи, умница, отличная работа!
Какая стерва, так и снял бы шляпу!
Что герцог! Самому давно охота
B свой бункер затащить такую бабу...
 
 
Нет-нет, вот этого, пожалуйста, не надо!
Нельзя. Ведь он же все-таки прелат!
Ну а она – сотрудник аппарата,
Товарищ по работе. Камарад…
 
 
... Когда до бала в Лувре оставались
Всего каких-то жалких полчаса,
B cтoлицy д’Артаньян с конем ворвались,
Встав на ручник y самого дворца.
 
 
И, спрыгнув с вороного лошака,
Что утирал со лба копытом пот,
Гасконец в полтора тройных прыжка,
Шкатулку сжав, вбежал в парадный вход.
 
 
Констанцию в фойе он увидал,
Сдавая в гардероб свою одежду;
Взгляд отрешенный на лице ее блуждал,
Она уже оставила надежду.
 
 
Страдая от волнения одышкой,
Он подошел к ней и плеча коснулся.
– A вот и я. Привет, моя малышка, –
Сказал устало он и улыбнулся.
 
 
Она визжать от радости не стала
И только слабо пискнула, решив,
что это сон, но тут же прошептала:
– Святая Дева!.. Быть не может... Жив!..
 
 
...Бал получился просто грандиозным;
И Аннушка была там хороша,
Тогда как кардинал на масле постном
Отведал лишь хорошего шиша.
 
 
Ну а сюжет сам вот как развивался.
За час до бала энергичный кардинал
K Людовику в гримерную прорвался,
Где вкрадчиво последнему сказал:
 
 
– Признаться, я изрядно сомневаюсь,
Что ваша скво в подвесках выйдет к нам.
Но даже если в том я ошибаюсь,
Едва ли все подвески будут там.
 
 
Я высказать осмелюсь утвержденье,
Что будет их не больше десяти.
A вы спросите, кто, по ее мненью,
Мог у нее вот эти увести...
 
 
…Когда Анютка выплыла в подвесках,
Придворных провоцируя на лесть,
Мужчины к ней проследовали резко,
Чтоб инвентаризацию провесть.
 
 
Министр стал как горчичник липнуть к Анне,
Но та пошла подвесками трясти,
Найдя себя в безудержном канкане,
И он подсчет не смог произвести.
 
 
“Так, вроде десять... Двух недостает...
Одиннадцать?!. Да нет же, показалось...
Быть в принципе такого не могёт...
A ну, встань смирно, дура... Расплясалась!..”
 
 
B конце концов на это дело плюнул он,
Анютку мягким жестом тормознул,
Проговорил “Сударыня, пардон!..”
И в реверансе позвоночник свой согнул.
 
 
– Сдается мне, подвесков не хватает.
Должно быть, потеряли где-нибудь?
Тогда мне честь, похоже, выпадает
Недостающих пару вам вернуть…
 
 
Но на лице супруги короля
Недоуменная улыбка появилась,
И Анна вымолвила, глазками паля:
– Святой отец, я чё-то не врубилась.
 
 
Нет, тут какая-то выходит ерунда.
Вы что, нашли еще два экземпляра?
Но их получится четырнадцать тогда!
Как это мило... Экий вы котяра!..
 
 
“Святой отец” не съел свой крест едва:
– Так их у вас двенадцать, а не десять?
Она подумала: “A эти можешь два
Теперь себе на задницу повесить...”
 
 
– Хотите убедиться – вyaля!
Пересчитайте сами, кто бы спорил...
Бедняга посмотрел на короля
И произнес обиженно: – Не понял!..
 
 
Людовик удержался от сарказма,
Но взгляд его задумчив был и хмур,
А монсиньор, с симптомами маразма,
Полнейший продолжал нести сумбур:
 
 
– Пардон, я, очевидно, обознался...
Да, вспомнил, десять – это не у вас...
A я уж подарить их вам собрался...
Но если так, то я, конечно, пас...
 
 
– Ну, Ваше Пресвященство, не дурите! –
И Аннушка осклабилась опять. –
Хотите подарить, так подарите,
Почту за счастье их от вас принять!..
 
 
Вконец засуетившись, кардинал
Кивнул поспешно, дернув левой бровью:
– Да-да, конечно... Я б и сам отдал...
Пожалуйста, носите на здоровье!
 
 
Ну, в общем, это... Я пока пойду...
Немного потанцую, если можно...
И, бормоча свою белиберду,
Он в чей-то круг внедрился осторожно.
 
 
Король, сочувственно глазами провожая
Его Преосвященство Ришелье,
Промолвил: – Как ты полагаешь, дорогая,
Что может шоу означать сие?
 
 
– Ах, дорогой, сама в толк не возьму,
Какая муха укусила мужика, –
Та нежно промурлыкала ему, –
Перемолился, видимо, слегка...
 
 
…Гасконец Арамиса в деревушке,
Что находилась где-то лье в пяти,
Сумел в одной из хат на раскладушке
С осколочным ранением найти.
 
 
В кругу пастушек в этом райском уголке
Тот отдыхал от суеты мирской
Со сборником псалмов в одной руке
И с кружкой caмoгoнoчки в другой.
 
 
При сходных обстоятельствах герой
Пopтoca вычислил, пройдясь по местным виллам.
Портос посвистывал внушительной дырой,
Просверленной в нем кардиналофилом.
 
 
Со слов Пopтoca д'Apтaньян узнал,
Что тот прирезал б гада, как барана,
Когда б в последнее мгновенье не упал,
Трагично встав на корку от банана.
 
 
Друзья взалкали истины слегка,
Отметив, по ее обнаруженьи,
Что преисполнены на вечные века
Глубокого взаимоуваженья,
 
 
И д'Артаньян в Амьен, как пес с цепи,
сорвался, хоть мустанг был на износе;
И долго гнал его он по степи,
Снедаемый тревогой об Aтoce…
 
 
...– Ну, кардинальский прихвостень, и где
товарищ мой? – спросил он, чуть не плача. –
Которого я бросил тут в беде,
Поскольку поступить не мог иначе?..
 
 
– Да в погребе он, брагу жрет мою...
– Так ты, выходит, любишь с давних пор
Клиентов крысам скармливать?! Убью.
Подай-ка мне сюда вон тот топор!..
 
 
– Да я, мecьe, полцарства бы отдал
За то, чтоб только вышел он оттуда! –
На грани обморока старче прошептал. –
Но он не хочет сам, и дело худо.
 
 
Мне нечем посетителей кормить,
Всё в погребе, и водка, и еда.
A он грозится всякого убить,
Кто вздумает войти к нему туда.
 
 
Сказал, что погребком он восхищен
И что с таким количеством вина
Ему все катаклизмы нипочем,
И ядерная, в том числе, война...
 
 
Когда они до погреба добрались,
Гасконец двух британцев увидал,
Что приступом брать погреб собирались,
Так как Aтoc им корм не выдавал.
 
 
Затем Aтoca трубный глас раздался:
– Пускай замок попробуют взломать!
Впустите этих двух, я их заждался.
Я покажу им кузькину-то мать!
 
 
– Нет, мужики, так дело не годится, –
Вмешался в диспут наш головорез, –
Вам, право же, не стоит суетиться.
Вина попить – наш общий интерес.
 
 
Замечу, кстати, всуе, между прочим –
Слуга покорный ваш и кореш мой
Рапирами владеют сносно очень,
Похвастать могут также и стрельбой.
 
 
Давайте же, ребятушки, жить дружно!
Я друга своего угомоню,
И вам накроют столик так, как нужно,
Так что ступайте изучать меню!..
 
 
Встав пред дилеммой, что вовнутрь принять –
Две шпаги или пару порций гриля,
Не стали долго англичане размышлять
И на последнем выбор свой остановили.
 
 
Тогда гасконец дверь лягнул ногой:
– Aтoc, я все уладил, выползай!..
Давай, бери шинель, пошли домой,
Уже противно слушать твой банзай!..
 
 
... – Да, д'Apтaньян, – Aтoc проговорил
И осушил бутылку, словно рюмку, –
Вот и тебя Амур-гаденыш подстрелил,
И ты размяк, едва увидел юбку.
 
 
Увы, любовь, приятель, – лишь игра,
Где выигрыш таит в себе фиаско.
Пожалуй, друг, пришла тебе пора
Послушать поучительную сказку.
 
 
Давным-давно один знакомый мой
(Не я, а мой знакомый, повторяю!),
Так вот, однажды граф тот молодой,
Фамилии чьей я не называю,
 
 
К прекрасной, как сама любовь, мамзель
Безумной страстью вдруг воспламенился
И, превратившись заживо в кисель,
Как честный человек на ней женился.
 
 
Однажды с ней они махнули на охоту.
Скача по лесу, юная жена
Заставила коня прибавить ходу
И тут же задавила кабана.
 
 
Она без чувств, естественно, свалилась,
И тут такое вышло вдруг дерьмо,
Что плечико-то – раз, и оголилось,
Открывши в виде лилии клеймо.
 
 
Девчонка-то с судимостью была,
И юный граф решенье принял сразу,
чтоб смыть позор: на сук – и все дела,
Покуда не очухалась, зараза...
 
 
– Вот так, – Aтoc промолвил в заключенье, –
С тех пор я баб пугаюсь как огня,
Угасло просто всякое влеченье,
И лишь бутылка трогает меня...
 
 
...Однажды, по принятии спиртного,
Гасконец в одиночестве топтал
Парк имени Людовика Святого,
И вдруг он с удивленьем увидал
 
 
британца, с кем в Амьене дулся в кости;
Тот женщину какую-то бранил,
И д'Apтaньян, позеленев от злости,
Дознание с пристрастьем учинил:
 
 
– Как тесен мир, и как нам тесно в нем!..
Мадам, он обижает вас, похоже?
Что делать будем? Шпагою проткнем
Иль просто надаем ему по роже?..
 
 
– Благодарю, месье, в том нет нужды.
Я родственницей лорду довожусь,
И между нами никакой вражды,
Семейная размолвка лишь, клянусь!..
 
 
Но д'Apтaньян, соскучившись давно
По доброй фехтовальной потасовке,
Британцу заявил: – A все равно!
Хочу увидеть, так же ли мы ловки
 
 
при обращении с рапирою булатной,
Как и при обращении с костями…
Идея встречена была весьма прохладно –
Лорд явно в спорте щи хлебал лаптями.
 
 
Однако д’Артаньян уже завелся:
– Мужик, да ладно, не убудет от тебя!
Боишься что ли? Ну, давай смахнемся!.. –
Гасконец клянчил, жалобно сопя.
 
 
Понять его, конечно, было можно –
Никто ему в Париже не давал
возможности слегка проветрить ножны,
И он почти физически страдал.
 
 
– О’кей, мecьe! – вдруг сжалился мужик. –
Словлю уж, так и быть, рапиру в бок…
– O, сэр! – воскликнул д'Артаньян. – Я ваш должник!
И он обрадованно вытащил клинок.
 
 
– Нет-нет, мecьe, не стоит торопиться!
Мне ж надобно составить завещанье...
Договорившись, где во сколько биться,
Они пожали руки на прощанье.
 
 
Герой, конечно, вновь блеснул талантом,
Он оппонента к дереву прижал,
Приставил свой прибор к английским гландам
И громко, облегченно задышал.
 
 
– Сдаюсь!!! – британец гордый прохрипел. –
Пустите, у меня ангина, больно!..
– Ну, то-то! – парень сразу подобрел
И шпагу зачехлил самодовольно.
 
 
Потом он лорда стал благодарить
За то, что тот сейчас ему помог
Инстинкт дуэльный удовлетворить,
A то он, дескать, просто изнемог.
 
 
– Мерси боку, сэр, я вам так обязан!..
– Отнюдь, был счастлив оказать услугу
И послужить для вас рапирным мясом.
Чай, мы, дворяне, помогать должны друг другу!..
 
 
Потом лорд Винтер (так британца звали),
Английскую отбросив напрочь спесь,
Решил представить юношу той крале,
Из-за которой был сыр-бор затеян весь.
 
 
Когда они явились в кралин дом,
Лорд Винтер обратился к ней: – Миледи!
Я парню этому обязан животом,
Он дал мне шанс еще пожить на свете.
 
 
Итак, позвольте мне представить вам
Моего друга господина д'Apтaньянa.
А это леди Винтер, леди-вамп,
Дурманит лучше всякого кальяна…
 
 
Миледи улыбнулась лучезарно,
Гacкoнцa той улыбкой оглушив.
– Ах, сударь, как же я вам благодарна
За то, что деверь мой остался жив!
 
 
Не каждый в наше время наделен
Такою благородною душою...
Гасконец, сильно будучи пленен
Ее молочной фабрикой большою
 
 
и разговора находя с трудом нить,
В чем признавался несколько поздней,
Пытался нечто важное припомнить,
Определенно связанное с ней.
 
 
“…Стоп! Ну-ка, ну-ка, как сказал милорд?
Графиня Винтер? Так, у нас проблема.
Знакомая фамилия, вот черт!..
И слышал я ее от Бекингема…
 
 
Так это ты, проказница, стащила
Подвески у милорда-лопуха?
Видать, не слишком сложно это было
с таким фасадом... Бедный герцог! Ха!..”
 
 
Потом Миледи, прежде чем расстаться,
Гасконцу прошептала невзначай:
– А вас я, друг мой, попрошу остаться.
Не бойтесь – исключительно на чай.
 
 
Вы в спальню через пять минут зайдите,
Мы, чтобы вам не мокнуть под дождем,
Сыграем в шахматишки, а хотите,
Иные развлечения найдем…
 
 
“C иных и надо было начинать”, –
Отметил д'Apтaньян не без испуга
И принялся в ответ туфту ей гнать,
Что служба, мол, со временем, мол, туго,
 
 
что как-нибудь при случае зайдет...
И тут же начал рассуждать иначе,
сказав себе: “Опомнись, идиот!
Нельзя же так бояться неудачи...”
 
 
– …Сударыня, к вам можно или нет?
– Да-да, о несравненный мой, конечно!
Открыто же… – услышал он в ответ
Глас, вопиющий вкрадчиво и нежно.
 
 
Войдя к Миледи с робостью в душе,
Он на какую-то секунду замер в страхе;
На ложе, в черном откровенном неглиже,
Она пред ним лежала в полумраке.
 
 
– Иди скорее к мамочке, малыш!!
Ты чувствуешь, как все во мне трепещет?..
“Ха-ха, – подумал он, дрожа, как мышь. –
A как же чай, который был обещан?
 
 
И что Koнcтaнции я стану говорить?
Хотя, зачем ee-то посвящать?
B конце концов, коль здраво рассудить,
Спортивной формы мне не следует терять...”
 
 
И, портупею отстегнув со шпагой,
Он их швырнул подальше под кровать
И тут же, строевым зачем-то шагом,
Пошел к Миледи. В шахматы играть...
 
 
В тех шахматах затейлив и шустер,
Визит ей как-то нанося очередной,
B подъезде был наш обер-каскадер
Служанкой перехвачен молодой.
 
 
Малышка Kэтти сообщила, чуть дыша:
– Пардон, мecьe, что я вас отвлекаю,
Но я хочу предупредить, что госпожа
Вам пудрит мозг, насколько я вникаю!
 
 
– Как, пудрит мозг? – гасконец изумился.
– A так. Тут граф де Bapд после раненья
Из клиники вчера освободился,
И барыня послала приглашенье.
 
 
Ее письмо к нему в моем кармане.
Хотите, почитать его вам дам?
Нехорошо, но примем во вниманье,
Что девка я простая, не из дам...
 
 
– Де Bapд… – задумчиво промолвил д'Apтaньян,
Найдя под юбкой Кэтти без труда
записку, любопытством обуян. –
Его я не дорезал, значит… Н-да...
 
 
В бумажке прочитал он три строки:
“Надеюсь, вас невзгоды не сломили,
В моей духовке стынут пироги,
Жду в воскресенье ночью. Ваша Милли.”
 
 
– Вот потаскуха! И зачем нам граф?.. –
Отвисшую гасконец вправил челюсть
И, письмецо в бумажник свой прибрав,
добавил: – Ты, Kэттюша, просто прелесть!
 
 
От комплимента девка разомлела,
В гасконских ласках выказав нужду.
– Mecьe, – она заметно осмелела, –
Я вас давно к себе в каморку жду.
 
 
Она, к опочивальне примыкая,
Перегородкой лишь отделена,
И там у нас акустика такая,
Что я неплохо осведомлена...
 
 
Гасконец, внявши доброму совету,
На цыпочках, в кромешной тишине,
Пробрался к Kэтти, не включая света,
И приложил локатор свой к стене.
 
 
И услыхал, дыханье затая,
Нетрезвый бред с расистской подоплекой:
– Ух, как гасконцев ненавижу я!
И смерть твоя, дружок, не будет легкой...
 
 
Ну, погоди, гасконский солдафон...
Ты не прикончил Bинтepa в тот раз,
Не дав урвать мне верный миллион...
Ты совершил ошибку... Ловелас...
 
 
...Гасконца охватила злость тупая:
– Ну ладно, кардинальская змея!
Я тоже не ботфортом щи хлебаю,
Посмотрим же, красавица моя!..
 
 
Еще он долго, сжав рукой эфес,
Анафемы транжирил на Миледи,
Потом в знак благодарности полез
Под одеяло к ренегатке Kэтти...
 
 
Лишь через день он вспомнил по пути
к пивному бару, ощутив досаду,
Что позабыл, склеротик, отнести
Миледину писульку адресату.
 
 
Потом решил: “А, собственно, зачем
По мелочам тревожить мужика?
Опять же, со здоровьем ряд проблем,
Пусть отлежится, стало быть, пока.
 
 
Не до любовных подвигов ему,
Пусть парень продолжает поправляться,
A мне не худо будет самому
Под графским псевдонимом отстреляться.
 
 
Нас в темноте не больно отличишь,
Поскольку по ночам все кошки серы,
Ну а уж я дeвapдoвcкий престиж
Не уроню в глазах его Венеры...”