Страница:
Repatriation
to Russia 1944-1947. -- London, 1974; Edgar M. Wenzel. So gingen die
Kosaken
durch die Holle. -- Wien, 1976.
Интервью Би-би-си с А. И. Солженицыным, взятое Дженисом Сапиетом 17
ноября 1974.
См : The Prevention of Literature. -- Polemic, 1946, II, p. 7; русский
перевод
см. в книге: Джордж Оруэл. "1984" и эссе разных лет. -- Москва, 1989,
с. 274-285.
Foreign Office [в дальнейшем: Архив министерства иностранных дел Велико
британии], 371/47897, 5.
См. также: War Office [в дальнейшем: Архив военного министерства Велико
британии], 32/11137, 186А, 225А, 257А, 263А, 298А.
Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47909, 181.
Там же, 191.
См.: Parliamentary Debates (Hansard) House of Lords Official Report. --
Lon
don, 1976, CCCLXIX, p. 313. Другой бывший дипломат, лорд Кемпбелл, под
черкивал то же самое (см. там же, р. 320).
The East-West Digest, 1976, XII, pp.719--720.
10. А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг (1918-1956). Опыт художественного
исследования, т. 1. -- Париж, ИМКА-Пресс, 1973, с. 246.
В то воскресное утро 22 июня 1941 года молодой лейтенант Красной армии
Шалва Яшвили*, служивший в частях, оккупировавших Польшу, рассчитывал лишний
часок поваляться в постели. По его собственным словам, был он тогда робким и
довольно мягким юношей. Служить ему оставалось всего три месяца, его уже
ждали дома, в солнечных горах родной Грузии. Теперь уже, казалось, ничто не
могло помешать его демобилизации. Правда, инструкторы, приезжавшие в его
артиллерийский полк, в последнее время уделяли особое внимание обучению
тому, как распознавать немецкие танки, полевую артиллерию и другие виды
вооружения вермахта. Странная тема для занятий -- ведь отношения между
Третьим рейхом и Советским Союзом вроде бы ничуть не испортились с того
момента, как две крупнейшие державы Европы поделили между собой Польшу.
Накануне Яшвили, отстояв скучную вахту у полкового склада с
боеприпасами, отправился с приятелем на традиционные субботние поиски
развлечений в соседний белорусский городок Лида, прямо через границу. Они
сходили в кино и, вернувшись в казармы -- солидные строения времен Николая
II,-- допоздна болтали. Друг был родом из Бурят-Монголии, и его зачаровывали
рассказы Яшвили о гористой, улыбчивой земле Грузии, такой непохожей на
тусклую ветреную тундру в его родных краях. Особенно нравились ему душистые
апельсины, которые Яшвили присылали из дому, и он никак не мог поверить в
существование земли, где любой прохожий может запросто срывать такие яблоки
Гесперид.
Но отоспаться молодому человеку не удалось. К вящему неудовольствию
Яшвили, его поднял на ноги совершенно неожиданный сигнал тревоги. Было шесть
часов утра, только что рассвело. Пытаясь собраться с мыслями, Яшвили на ходу
натянул на себя форму. Но не успели заспанные и недовольные солдаты выбежать
* Автор не указывает настоящей фамилии рассказчика, так как его мать во
время опубликования книги жила в СССР. В остальном все подробности рассказа
"Яшвили" воспроизведены полностью.
из казармы, как дежурный офицер сказал им, что тревога ложная и они
могут идти досыпать.
Ворча на бессердечность начальства, солдаты вернулись к своим койкам.
Но и на сей раз им не пришлось толком поспать. Через два часа отдаленный
гром взрыва потряс окна казарм, снова загудел сигнал тревоги. Поспешно
одевшись, артиллеристы помчались на городскую площадь. Туда со всех концов
города спешили толпы офицеров и солдат. Все были возбуждены, задавали
вопросы, что-то кричали.
Кто-то горячо объяснял, что десять минут назад самолеты бомбили и
обстреливали некоторые городские кварталы. Несколько домов разрушено,
кажется, есть жертвы. Другие уверяли, что это не может быть нападение,
наверное, просто маневры. Яшвили вскоре решил, что все же это не просто
маневры, особенно когда выяснилось, что таинственные самолеты сбросили
несколько бомб на железнодорожную станцию, уничтожив изрядное количество
орудий и танков, боеприпасы и цистерны с бензином, стоявшие на насыпях и на
платформах. Однако никаких приказов не поступало. В толпе царило смятение.
Солдаты топтались, бродили по площади, и только в 10 часов кто-то решил, что
пора заняться делом.
Разрозненные взводы, собравшись вместе, двинулись в открытое поле за
город. К роте Яшвили, стоявшей в ожидании приказов, подошел какой-то офицер
и осведомился, нет ли среди них человека, умеющего обращаться с
четырехствольной зенитной пулеметной установкой. Выступивший вперед Яшвили
тут же получил приказ следовать со своим взводом, захватив четыре таких
установки, на защиту соседнего аэродрома от возможного парашютного десанта.
Ему дали трехтонку для перевозки установок, и часов в 6 вечера они
отправились в трудное путешествие к аэродрому.
Лично Яшвили пока еще не видел никаких признаков войны -- если это была
война. Но во время растянувшегося на полдня ожидания он понял, что, сам того
не зная, уже однажды был на волосок от смерти. Полевой склад боеприпасов,
который он охранял накануне, находился километрах в пяти от города. На
рассвете, едва забрезжило, неведомо откуда появившиеся в небе
бомбардировщики сбросили в этом районе несколько бомб. Склады взлетели на
воздух, 22 человека из охранявшего их взвода погибли. "Операция Барбаросса"
-- немецкое вторжение в СССР -- началась.
Грузовик ехал в темноте без огней, почти все время на первой скорости.
Два-три раза они оказывались в канаве. До аэродрома добрались только на
рассвете следующего дня. Встретивший их майор приказал занять оборонительную
позицию в окрестных ле-
сах. Яшвили и его солдаты -- 24 человека, считая водителя,--
расположились соответствующим образом, подготовили установки и стали ждать.
Занялся новый день, но ничто, казалось, не нарушало спокойствия полей и
лесов. Солдаты расстегнули гимнастерки, решили немного отдохнуть. Поблизости
виднелось какое-то строение, и Яшвили, взяв с собой нескольких солдат,
отправился туда на разведку. Это была кухня расположенного по соседству
лагеря, и оказавшаяся там польская девушка предложила солдатам перекусить.
Они пошли за ней к большому складу. Он был заперт, но девушка сумела
отпереть дверь. Войдя внутрь, солдаты попали в настоящую пещеру сорока
разбойников из сказки об Али-Бабе: с потолка свисали связки колбас, на полу
громоздились гигантские окорока, шматы сала, корзины с бутылями водки. При
виде такого изобилия у солдат потекли слюнки, но мысль о наказании за
хищение государственной собственности удержала их от дальнейших шагов.
Однако девушка стала уверять, что бояться им нечего. От нее и от вконец
растерявшегося заключенного, который возвратился в лагерь -- его отпустили
на воскресенье домой, -- солдаты узнали кое-какие подробности. Заключенных
лагеря каждый день возили на принудительные работы на аэродром1.
Как только известие о немецком вторжении подтвердилось, все исчезли -- и
охрана, и заключенные. Куда они подевались -- неизвестно, но вряд ли они
появятся тут вскорости. Что до складских сокровищ, то это запасы для
столовой охранников-энкаведешников. Как и положено авангарду стражей
революции, они себя не обделяют. После этого рассказа довольные солдаты
целый час набивали животы и грузовик невиданными яствами. В тот вечер им и в
голову не пришло посылать на аэродром за пайками.
День прошел тихо, в полном безделье, но ночью события вновь приняли
весьма неожиданный оборот. Связной майора, который должен был обходить
внешние посты, не явился. Выждав немного, Яшвили послал солдата к
лейтенанту, командиру соседней с ними роты. Солдат вернулся, обескураженно
скребя в затылке, и доложил, что там никого нет. Тогда Яшвили отправил
своего связного к майору, но и связной принес то же известие: майор и все
прочие пропали! Все испарились, бросив солдат с грузовиком на произвол
судьбы.
Оставалось одно: попытаться вернуться в полк. Погрузившись, они
отправились назад, в город. Здесь царил хаос, улицы и площадь были забиты
отступающими войсками. Пробиваясь сквозь толпу, потерявшийся взвод добрался
сначала до штаба полка. И снова неудача: на месте дома чернели развалины --
прямое
попадание немецкой бомбы. Тут уж молодой грузин решил, что пора
присоединиться к толпе, устремляющейся на восток, в Россию, -- другого
выхода нет.
Выехав в предвечерний час из города, они остановились на ночлег в доме
ворчливого польского крестьянина. Яшвили выставил часового у главной дороги,
на случай, если мимо будут проходить части их полка. Не успели солдаты
расположиться, как примчался часовой: он только что остановил на дороге
капитана из их полка. Вышедшему из дома Яшвили капитан сказал, что его
батарея движется по направлению к фронту, чтобы защищать дорогу. Яшвили с
солдатами должен следовать за ним и присоединиться к полку.
Проведя всю ночь в пути, они обнаружили наутро свой полк, стоявший
лагерем в лесу. Там они узнали, что офицер батареи, в которую входил Яшвили,
убит, а сама батарея уничтожена. Впрочем, такие новости уже никого не
удивляли. Было ясно, что на этом участке фронта царит хаос.
В полдень Яшвили получил приказ присоединиться -к полковому конвою с
боеприпасами. Конвой состоял из 60 грузовиков под командой капитана.
Солдатам по карте показали место назначения, не дав никаких объяснений или
альтернативных приказов. Но, по крайней мере, они снова были частью цельной
армейской структуры.
Несколько километров они тряслись по лесной дороге. Вдруг передний
грузовик затормозил и вся колонна остановилась. Яшвили, примерно двадцатый в
колонне, высунулся из окна и увидел, что с капитаном беседуют два старших
офицера. У одного на воротнике были красно-черные петлицы генерала
генерального штаба, второй был полевым генералом. После короткого разговора
капитан выпрыгнул из своего грузовика и пересел в следующий. Генералы сели в
ведущий грузовик, и колонна двинулась дальше, чтобы вскоре остановиться
вновь.
Капитан сказал подчиненным, что они могут немного отдохнуть, и подошел
к Яшвили. Оказалось, капитану здорово влетело от генералов за то, что он
едет днем: "Ты что, дурак, совсем спятил? -- кричали они.-- Не соображаешь,
что будет, если тебя засекут немецкие самолеты! Пораскинь мозгами, если
можешь, и впредь хоронись днем под деревьями, а передвигайся только ночью".
Бедный капитан, не посмев сослаться на имеющийся у него приказ,
бросился выполнять новый. Когда стемнело, придирчивые генералы вновь заняли
место в ведущем грузовике, задавая колонне скорость. Водителям эта езда
изрядно потрепала нервы: зажигать фары было запрещено. Кроме того, ведущие
машины двига-
лись самым странным образом, то и дело неожиданно останавливаясь --
наверное, чтобы не наткнуться на невидимые препятствия. Каждый водитель
только и видел, что внезапное мигание тормозного сигнала у идущего перед ним
грузовика. При таком способе передвижения они проехали за ночь всего
несколько километров. Разумеется, не обошлось без аварий. На советских
военных грузовиках радиаторы расположены прямо перед капотом, так что
малейшее столкновение с бампером впереди идущего грузовика почти неизбежно
кончалось взрывом радиатора, и грузовик выходил из строя. Поврежденные
машины приходилось оттаскивать в сторону, в канаву. К утру от шестидесяти
грузовиков, вышедших накануне в путь, осталось всего двенадцать. Но генералы
воздержались от комментариев по этому поводу. По их словам, до полевого
склада боеприпасов оставалось всего несколько километров. Они выдали
капитану документы, уполномочивавшие его забрать в полк столько снарядов,
сколько он сможет увезти. Затем генералы уехали, снова строго-настрого
приказав не трогаться в путь, пока не стемнеет. Вечером капитан, собрав
остатки колонны, медленно и осторожно двинулся по указанной ему дороге. Хотя
расстояние было небольшим, места назначения они достигли только наутро. Но
склада боеприпасов они не обнаружили: он был уничтожен самолетами врага.
Тут два молодых офицера начали смекать, что к чему. "Генералы" на самом
деле были немецкими агентами, и им удалось дня на три лишить артиллерийский
полк Красной армии жизненно необходимых боеприпасов, а заодно вывести из
строя 48 грузовиков. Если представить себе, что в других местах эти
изобретательные агенты добиваются хотя бы десятой доли такого успеха, то
одних их усилий вполне достаточно для того, чтобы посеять хаос и панику в
советских войсках2.
Успеху лжегенералов способствовали два обстоятельства. Во-первых, как
подчеркивает Яшвили, "в Красной армии приказы не обсуждают, их выполняют".
Во-вторых, переодетые генералы прекрасно говорили по-русски и держались
большими начальниками -- то есть именно так, как, на взгляд красноармейцев,
подобает генералам. Как это ни парадоксально, но эти самозванцы, скорее
всего, были и в самом деле русскими, и даже, вполне возможно, настоящими
генералами. Отдел контрразведки вермахта, абвер, организовал специальные
оперативные группы для действий за линией фронта. Сотрудники этих групп
набирались среди белоэмигрантов и говорящих по-русски прибалтийцев, поляков
и украинцев, им выдавали безупречно пошитую советскую форму, так что у них
были все основания добиваться небывалых для такого рода
операций успехов3.
Молодые офицеры вернулись в полк с оставшимися грузовиками (96
водителей и сменщиков, у которых сломались машины, теперь были просто
пассажирами). Полковник, узнав, что он не только не получил долгожданных
снарядов, но еще и по-глупому лишился большей части своих драгоценных
грузовиков, пришел в ярость. Однако делать было нечего, и когда вскоре немцы
перешли в наступление, артиллерийскому полку, не имевшему снарядов,
оставалось лишь отступать. На шоссе их постоянно обстреливали с воздуха,
пришлось медленно продвигаться через леса. Но здешняя почва не выдерживала
тяжести 122-миллиметровых орудий, так что было приказано бросить их.
Окончательно деморализованные остатки полка объединились с другими частями,
образовав изрядно потрепанную дивизию выживших. До них дошло известие, что
немцы уже возле Минска, значительно восточнее, и поэтому они продолжали
отступать по лесам.
Именно на это время пришлось боевое крещение лейтенанта Яшвили. Оно
было коротким. Его послали в патруль, и, обходя куст, он столкнулся лицом к
лицу с немецким солдатом. Оба принялись стрелять и поспешили спрятаться, ни
один не был ранен. Но после этого довольно нелепого эпизода события приняли
более серьезный оборот. Яшвили был ранен. Пуля пробила обе ноги, рану
обрабатывала молодая симпатичная докторша. (Он до сих пор помнит, в какое
смущение повергло его ее требование спустить брюки -- ведь ему было всего 20
лет!) Затем его отправили в машину для раненых, там он отыскал в грузовике
уголок, где можно было отлежаться.
Но летом 1941 года красноармейцам было не до отдыха. Немцы продолжали
наступать, пули со свистом пробивали стенки стоявших на месте грузовиков.
Позабыв о ранах, Яшвили выбрался из грузовика и пополз к кустам, там ему
казалось безопаснее. После этого он, вконец обессиленный, потерял сознание.
Ослабев от боли и потери крови, он проспал весь день. Это было 2 июля. Когда
он наконец проснулся, солнце уже опускалось за березы. Приподнявшись, он
обнаружил, что лежит среди воронок от мин. Осколки плотно покрывали землю
вокруг того места, где он лежал. Он по сей день убежден, что его спасло
тогда само провидение.
Вокруг все было тихо, даже листья на деревьях замерли. Яшвили осторожно
поднялся и, шатаясь, побрел неведомо куда. У него не было ни оружия, ни
вещмешка; он не имел и малейшего представления, где искать свою часть -- или
любое другое красноармейское соединение. Еще утром он был частичкой
формирования из 50 тысяч вооруженных солдат, сейчас он был безоружен и
совершенно один, если не считать валявшихся кругом трупов.
Единственными живыми существами в поле его зрения были армейские лошади
из артиллерийского обоза. С колоссальным трудом он подполз к одной из них и
ухитрился взобраться в седло. Боли он почти не чувствовал, хотя рана была
серьезной. Думал он только о том, как бы поскорее найти врача.
Первым делом он снял гимнастерку и засунул ее в седельную сумку. Теперь
в нем никак нельзя было признать солдата. Он ехал, хоронясь за деревьями, --
в сумерках его спокойно могли подстрелить с той или другой стороны. Через
час он добрался до края леса. Вдалеке, километрах в пяти, виднелась деревня.
По мере приближения к ней до него все явственнее доносился шум, мигали огни
-- он заключил, что там полно народу. Подъехав вплотную к деревне, он
наткнулся на двух офицеров на лошадях; всадники, все в грязи, держались
подальше от изб. Завидев Яшвили, они закричали, чтобы он ехал к ним, --
может, они друг другу помогут. Они попросили его отправиться к
разбушевавшимся солдатам и попросить чего-нибудь поесть. Сами они боялись,
как бы солдаты их не убили, -- в первые дни войны не один офицер погиб от
рук собственных солдат. Поскольку по внешнему виду Яшвили никак нельзя было
принять за офицера, он согласился.
Он проехал через развеселую пьяную толпу к месту, где несколько человек
свежевали только что убитую корову, и попросил кусок мяса. Дородный солдат с
ножом в руке, оглядев запачканные кровью брюки пришельца и его сапоги,
полные крови, решил, очевидно, подшутить над ним и швырнул ему горло и
легкие забитого животного. Поймав эту скользкую гадость, Яшвили чуть не упал
с лошади, но удержался в седле и с победой вернулся к поджидавшим его
товарищам. Они пришли в восторг, увидев его добычу, и осторожно двинулись
втроем прочь от села. В лесу у ручья они сварили эти неаппетитные куски в
своих касках и съели их. Затем новые товарищи Яшвили наметили по карте
маршрут, по которому, избегая крупных населенных пунктов, можно было
попытаться нагнать армию. Но так как они не имели и малейшего представления
о местонахождении врага, то сначала решили разведать первую часть пути.
Офицеры договорились отправиться на разведку вдвоем и, если все будет
хорошо, вернуться за раненым. С этим они уехали, и больше Яшвили их не
видел.
Так он снова остался один. Он вернулся назад, в деревню, надеясь
отыскать врача, который мог бы сменить ему повязку. Во врачах недостатка не
было, но ни у одного не оказалось ни бинтов, ни лекарств, и Яшвили мрачно
поскакал по пыльной дороге на восток. Может, какая-нибудь крестьянка
перевяжет ему ногу полотном, или удастся найти еще не окончательно
развалившуюся красноармейскую часть. Наконец он добрался до деревни, которая
показалась ему совершенно пустой. Он медленно ехал вдоль молчаливых
деревянных изб, и вдруг в конце увидел старуху, рыдавшую возле изгороди.
Заметив грузина, она взволнованно закричала: "Сынок, если у тебя есть
оружие, брось его!"
Он с удивлением уставился на нее. Между тем его лошадь прошла мимо
женщины и завернула за угол. Старуха провожала его тревожным взглядом.
Яшвили наконец поглядел вперед и увидел, что прямо на него наставлено ружье.
По обеим сторонам дороги стояли два высоченных немецких солдата с
взведенными ружьями. "Они были такие высокие, что их головы оказались
вровень с моей!" -- вспоминает Яшвили. Он посмотрел направо, налево и
медленно поднял руки. Так внезапно закончилась служба лейтенанта Яшвили в
Красной армии. Отныне он был военнопленным.
Такая судьба постигла не его одного, но он оказался удачливее многих.
Ему не пришлось изведать ужасы Майданека и Моло-дечно. Его раны залечил врач
в минском хлеву, а потом он стал поваром при транспортном 666-м полку
вермахта и работал там 9 месяцев, пока полк не перевели в Германию. Его тоже
увезли в Германию, и он некоторое время работал в Эйзенахе, в бане для
военнопленных. Там он видел, как здоровых жизнерадостных англичан и
американцев сменяли изнуренные, умирающие скелеты -- его соотечественники.
to Russia 1944-1947. -- London, 1974; Edgar M. Wenzel. So gingen die
Kosaken
durch die Holle. -- Wien, 1976.
Интервью Би-би-си с А. И. Солженицыным, взятое Дженисом Сапиетом 17
ноября 1974.
См : The Prevention of Literature. -- Polemic, 1946, II, p. 7; русский
перевод
см. в книге: Джордж Оруэл. "1984" и эссе разных лет. -- Москва, 1989,
с. 274-285.
Foreign Office [в дальнейшем: Архив министерства иностранных дел Велико
британии], 371/47897, 5.
См. также: War Office [в дальнейшем: Архив военного министерства Велико
британии], 32/11137, 186А, 225А, 257А, 263А, 298А.
Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47909, 181.
Там же, 191.
См.: Parliamentary Debates (Hansard) House of Lords Official Report. --
Lon
don, 1976, CCCLXIX, p. 313. Другой бывший дипломат, лорд Кемпбелл, под
черкивал то же самое (см. там же, р. 320).
The East-West Digest, 1976, XII, pp.719--720.
10. А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг (1918-1956). Опыт художественного
исследования, т. 1. -- Париж, ИМКА-Пресс, 1973, с. 246.
1941 22 июня Начало операции "Барбаросса" -- нападение Германии на СССР. 22 августа 436-й пехотный полк под командованием майора И. Н. Кононова переходит на сторону Германии. 1942 8 ноября Генерал Гельмут фон Паннвиц назначен командиром русских казачьих формирований в составе вермахта. 1943 2 февраля Капитуляция немецких войск под Сталинградом. 21 апреля В Млаве сформирован Первый казачий корпус. Сентябрь В Новогрудке беженцы-казаки основывают Казачий стан; Казачий корпус передислоцирован в Югославию. 10 октября Гитлер отдает приказ перевести все русские формирования в составе вермахта в Западную Европу. 1944 ¦ 6 июня Высадка союзных войск в Нормандии. 21 июня Лорд Селборн выступает с протестом против планируемой насильственной репатриации в СССР захваченных англичанами русских пленных. 4 сентября Кабинет военного времени (Кабинет министров Великобритании) принимает решение о насильственной репатриации. 16 сентября Встреча Гиммлера с генералом А. А. Власовым. 16 октября А. Идеи во время визита в Москву заверяет В. М. Молотова в том, что все захваченные англичанами русские будут возвращены в СССР независимо от их желания. 31 октября Первые корабли с репатриантами отплывают из Великобритании в Мурманск. 19 |
8 ноября Государственный секретарь США Э. Стеттиниус дает согласие на репатриацию лиц, "заявивших" о своем советском гражданстве. 14 ноября На конгрессе российских общин в Праге создан Комитет освобождения народов России (КОНР); А. А. Власов и КОНР выступают с совместным Манифестом о "свободной народной государственности" России. 29 декабря Первое судно с репатриантами отплывает из США. 1945 28 января Германское правительство официально признает "независимый" статус КОНР. 11 февраля На встрече "большой тройки" в Ялте подписаны Ялтинские соглашения (между Великобританией и СССР и между США и СССР) о взаимной репатриации военнопленных и гражданских лиц трех государств, по мере того как указанные военнопленные и лица буду освобождаться из немецкого плена соответствующими армиями. 22 февраля Британский "Закон о союзных вооруженных силах" распространен на советских пленных, содержащихся в лагерях на территории Великобритании. 22 марта Из Италии в Одессу отходит первое судно с репатриируемыми советскими гражданами -- представителями народов среднеазиатских республик. 18 апреля Бессудная расправа с русскими пленными, доставленными в Одессу на судне "Альманзора". 8 мая Безоговорочная капитуляция Германии. 9 мая Казачий стан и 15-й казачий кавалерийский корпус сдаются в плен англичанам в Австрии. 12 мая Советы похищают в Чехии генерала А. А. Власова. 22 мая В Галле подписано соглашение об обмене гражданами США и СССР и подданными Великобритании, освобожденными соответствующими армиями на территории Германии. 29 мая П. Н. Краснов, А. Г. Шкуро и другие казачьи генералы и офицеры выданы советским представителям в Австрии. |
1 июня Англичане начинают передачу рядовых казаков из лагеря в Пеггеце советским представителям в Юденбурге. 29 июня Между Францией и СССР заключено соглашение о репатриации граждан на основе взаимности. 12 июля Американцы сталкиваются с первым случаем массового сопротивления русских принудительному возвращению на родину: в Кемптене несколько подлежащих репатриации человек кончают жизнь самоубийством. 23 июля На Потсдамской конференции У. Черчилль безуспешно пытается возражать против практики насильственной репатриации. 29 октября Следуя примеру Д. Эйзенхауэра в американской зоне оккупации Германии, фельдмаршал Монтгомери прекращает насильственную репатриацию русских из британской зоны. 21 декабря В США опубликована Директива Мак-Нарни-Клар-ка, в которой четко определены категории русских пленных, по-прежнему подлежащих репатриации вне зависимости от их желания. 1946 19 января Насильственная репатриация американцами русских пленных из сборного пункта на территории нацистского лагеря уничтожения Дахау. 23 января Швеция выдает Советам беженцев из республик Балтии. 24 февраля Американцы насильственно репатриируют русских пленных из лагеря в Платтлинге. 6 июня Британский кабинет министров принимает к руководству Директиву Мак-Нарни-Кларка. 29 июня В Форте Дике (США) несколько русских пленных кончают с собой, чтобы избежать насильственной репатриации. 12 августа В СССР опубликовано сообщение о казни генерала А. А. Власова и других военачальников Русской освободительной армии. 14 августа В Италии союзники приступают к операции "Килевание"-- проверке гражданства пленных на предмет установления ^яиц, подлежащих репатриации согласно Директиве Мак-Нарни-Кларка. |
1947 12 января В СССР опубликовано сообщение о казни генералов П. Н. Краснова, А. Г. Шкуро, Т. Н. Доманова, С. Н. Краснова и других, а также немецкого генерала Г. фон Паннвица. 8--9 мая Насильственная репатриация последних групп русских пленных из лагерей в Италии в ходе операции "Восточный ветер". 14 ноября Французские власти закрывают Боригар -- советский лагерь для русских пленных в предместье Парижа. |
В то воскресное утро 22 июня 1941 года молодой лейтенант Красной армии
Шалва Яшвили*, служивший в частях, оккупировавших Польшу, рассчитывал лишний
часок поваляться в постели. По его собственным словам, был он тогда робким и
довольно мягким юношей. Служить ему оставалось всего три месяца, его уже
ждали дома, в солнечных горах родной Грузии. Теперь уже, казалось, ничто не
могло помешать его демобилизации. Правда, инструкторы, приезжавшие в его
артиллерийский полк, в последнее время уделяли особое внимание обучению
тому, как распознавать немецкие танки, полевую артиллерию и другие виды
вооружения вермахта. Странная тема для занятий -- ведь отношения между
Третьим рейхом и Советским Союзом вроде бы ничуть не испортились с того
момента, как две крупнейшие державы Европы поделили между собой Польшу.
Накануне Яшвили, отстояв скучную вахту у полкового склада с
боеприпасами, отправился с приятелем на традиционные субботние поиски
развлечений в соседний белорусский городок Лида, прямо через границу. Они
сходили в кино и, вернувшись в казармы -- солидные строения времен Николая
II,-- допоздна болтали. Друг был родом из Бурят-Монголии, и его зачаровывали
рассказы Яшвили о гористой, улыбчивой земле Грузии, такой непохожей на
тусклую ветреную тундру в его родных краях. Особенно нравились ему душистые
апельсины, которые Яшвили присылали из дому, и он никак не мог поверить в
существование земли, где любой прохожий может запросто срывать такие яблоки
Гесперид.
Но отоспаться молодому человеку не удалось. К вящему неудовольствию
Яшвили, его поднял на ноги совершенно неожиданный сигнал тревоги. Было шесть
часов утра, только что рассвело. Пытаясь собраться с мыслями, Яшвили на ходу
натянул на себя форму. Но не успели заспанные и недовольные солдаты выбежать
* Автор не указывает настоящей фамилии рассказчика, так как его мать во
время опубликования книги жила в СССР. В остальном все подробности рассказа
"Яшвили" воспроизведены полностью.
из казармы, как дежурный офицер сказал им, что тревога ложная и они
могут идти досыпать.
Ворча на бессердечность начальства, солдаты вернулись к своим койкам.
Но и на сей раз им не пришлось толком поспать. Через два часа отдаленный
гром взрыва потряс окна казарм, снова загудел сигнал тревоги. Поспешно
одевшись, артиллеристы помчались на городскую площадь. Туда со всех концов
города спешили толпы офицеров и солдат. Все были возбуждены, задавали
вопросы, что-то кричали.
Кто-то горячо объяснял, что десять минут назад самолеты бомбили и
обстреливали некоторые городские кварталы. Несколько домов разрушено,
кажется, есть жертвы. Другие уверяли, что это не может быть нападение,
наверное, просто маневры. Яшвили вскоре решил, что все же это не просто
маневры, особенно когда выяснилось, что таинственные самолеты сбросили
несколько бомб на железнодорожную станцию, уничтожив изрядное количество
орудий и танков, боеприпасы и цистерны с бензином, стоявшие на насыпях и на
платформах. Однако никаких приказов не поступало. В толпе царило смятение.
Солдаты топтались, бродили по площади, и только в 10 часов кто-то решил, что
пора заняться делом.
Разрозненные взводы, собравшись вместе, двинулись в открытое поле за
город. К роте Яшвили, стоявшей в ожидании приказов, подошел какой-то офицер
и осведомился, нет ли среди них человека, умеющего обращаться с
четырехствольной зенитной пулеметной установкой. Выступивший вперед Яшвили
тут же получил приказ следовать со своим взводом, захватив четыре таких
установки, на защиту соседнего аэродрома от возможного парашютного десанта.
Ему дали трехтонку для перевозки установок, и часов в 6 вечера они
отправились в трудное путешествие к аэродрому.
Лично Яшвили пока еще не видел никаких признаков войны -- если это была
война. Но во время растянувшегося на полдня ожидания он понял, что, сам того
не зная, уже однажды был на волосок от смерти. Полевой склад боеприпасов,
который он охранял накануне, находился километрах в пяти от города. На
рассвете, едва забрезжило, неведомо откуда появившиеся в небе
бомбардировщики сбросили в этом районе несколько бомб. Склады взлетели на
воздух, 22 человека из охранявшего их взвода погибли. "Операция Барбаросса"
-- немецкое вторжение в СССР -- началась.
Грузовик ехал в темноте без огней, почти все время на первой скорости.
Два-три раза они оказывались в канаве. До аэродрома добрались только на
рассвете следующего дня. Встретивший их майор приказал занять оборонительную
позицию в окрестных ле-
сах. Яшвили и его солдаты -- 24 человека, считая водителя,--
расположились соответствующим образом, подготовили установки и стали ждать.
Занялся новый день, но ничто, казалось, не нарушало спокойствия полей и
лесов. Солдаты расстегнули гимнастерки, решили немного отдохнуть. Поблизости
виднелось какое-то строение, и Яшвили, взяв с собой нескольких солдат,
отправился туда на разведку. Это была кухня расположенного по соседству
лагеря, и оказавшаяся там польская девушка предложила солдатам перекусить.
Они пошли за ней к большому складу. Он был заперт, но девушка сумела
отпереть дверь. Войдя внутрь, солдаты попали в настоящую пещеру сорока
разбойников из сказки об Али-Бабе: с потолка свисали связки колбас, на полу
громоздились гигантские окорока, шматы сала, корзины с бутылями водки. При
виде такого изобилия у солдат потекли слюнки, но мысль о наказании за
хищение государственной собственности удержала их от дальнейших шагов.
Однако девушка стала уверять, что бояться им нечего. От нее и от вконец
растерявшегося заключенного, который возвратился в лагерь -- его отпустили
на воскресенье домой, -- солдаты узнали кое-какие подробности. Заключенных
лагеря каждый день возили на принудительные работы на аэродром1.
Как только известие о немецком вторжении подтвердилось, все исчезли -- и
охрана, и заключенные. Куда они подевались -- неизвестно, но вряд ли они
появятся тут вскорости. Что до складских сокровищ, то это запасы для
столовой охранников-энкаведешников. Как и положено авангарду стражей
революции, они себя не обделяют. После этого рассказа довольные солдаты
целый час набивали животы и грузовик невиданными яствами. В тот вечер им и в
голову не пришло посылать на аэродром за пайками.
День прошел тихо, в полном безделье, но ночью события вновь приняли
весьма неожиданный оборот. Связной майора, который должен был обходить
внешние посты, не явился. Выждав немного, Яшвили послал солдата к
лейтенанту, командиру соседней с ними роты. Солдат вернулся, обескураженно
скребя в затылке, и доложил, что там никого нет. Тогда Яшвили отправил
своего связного к майору, но и связной принес то же известие: майор и все
прочие пропали! Все испарились, бросив солдат с грузовиком на произвол
судьбы.
Оставалось одно: попытаться вернуться в полк. Погрузившись, они
отправились назад, в город. Здесь царил хаос, улицы и площадь были забиты
отступающими войсками. Пробиваясь сквозь толпу, потерявшийся взвод добрался
сначала до штаба полка. И снова неудача: на месте дома чернели развалины --
прямое
попадание немецкой бомбы. Тут уж молодой грузин решил, что пора
присоединиться к толпе, устремляющейся на восток, в Россию, -- другого
выхода нет.
Выехав в предвечерний час из города, они остановились на ночлег в доме
ворчливого польского крестьянина. Яшвили выставил часового у главной дороги,
на случай, если мимо будут проходить части их полка. Не успели солдаты
расположиться, как примчался часовой: он только что остановил на дороге
капитана из их полка. Вышедшему из дома Яшвили капитан сказал, что его
батарея движется по направлению к фронту, чтобы защищать дорогу. Яшвили с
солдатами должен следовать за ним и присоединиться к полку.
Проведя всю ночь в пути, они обнаружили наутро свой полк, стоявший
лагерем в лесу. Там они узнали, что офицер батареи, в которую входил Яшвили,
убит, а сама батарея уничтожена. Впрочем, такие новости уже никого не
удивляли. Было ясно, что на этом участке фронта царит хаос.
В полдень Яшвили получил приказ присоединиться -к полковому конвою с
боеприпасами. Конвой состоял из 60 грузовиков под командой капитана.
Солдатам по карте показали место назначения, не дав никаких объяснений или
альтернативных приказов. Но, по крайней мере, они снова были частью цельной
армейской структуры.
Несколько километров они тряслись по лесной дороге. Вдруг передний
грузовик затормозил и вся колонна остановилась. Яшвили, примерно двадцатый в
колонне, высунулся из окна и увидел, что с капитаном беседуют два старших
офицера. У одного на воротнике были красно-черные петлицы генерала
генерального штаба, второй был полевым генералом. После короткого разговора
капитан выпрыгнул из своего грузовика и пересел в следующий. Генералы сели в
ведущий грузовик, и колонна двинулась дальше, чтобы вскоре остановиться
вновь.
Капитан сказал подчиненным, что они могут немного отдохнуть, и подошел
к Яшвили. Оказалось, капитану здорово влетело от генералов за то, что он
едет днем: "Ты что, дурак, совсем спятил? -- кричали они.-- Не соображаешь,
что будет, если тебя засекут немецкие самолеты! Пораскинь мозгами, если
можешь, и впредь хоронись днем под деревьями, а передвигайся только ночью".
Бедный капитан, не посмев сослаться на имеющийся у него приказ,
бросился выполнять новый. Когда стемнело, придирчивые генералы вновь заняли
место в ведущем грузовике, задавая колонне скорость. Водителям эта езда
изрядно потрепала нервы: зажигать фары было запрещено. Кроме того, ведущие
машины двига-
лись самым странным образом, то и дело неожиданно останавливаясь --
наверное, чтобы не наткнуться на невидимые препятствия. Каждый водитель
только и видел, что внезапное мигание тормозного сигнала у идущего перед ним
грузовика. При таком способе передвижения они проехали за ночь всего
несколько километров. Разумеется, не обошлось без аварий. На советских
военных грузовиках радиаторы расположены прямо перед капотом, так что
малейшее столкновение с бампером впереди идущего грузовика почти неизбежно
кончалось взрывом радиатора, и грузовик выходил из строя. Поврежденные
машины приходилось оттаскивать в сторону, в канаву. К утру от шестидесяти
грузовиков, вышедших накануне в путь, осталось всего двенадцать. Но генералы
воздержались от комментариев по этому поводу. По их словам, до полевого
склада боеприпасов оставалось всего несколько километров. Они выдали
капитану документы, уполномочивавшие его забрать в полк столько снарядов,
сколько он сможет увезти. Затем генералы уехали, снова строго-настрого
приказав не трогаться в путь, пока не стемнеет. Вечером капитан, собрав
остатки колонны, медленно и осторожно двинулся по указанной ему дороге. Хотя
расстояние было небольшим, места назначения они достигли только наутро. Но
склада боеприпасов они не обнаружили: он был уничтожен самолетами врага.
Тут два молодых офицера начали смекать, что к чему. "Генералы" на самом
деле были немецкими агентами, и им удалось дня на три лишить артиллерийский
полк Красной армии жизненно необходимых боеприпасов, а заодно вывести из
строя 48 грузовиков. Если представить себе, что в других местах эти
изобретательные агенты добиваются хотя бы десятой доли такого успеха, то
одних их усилий вполне достаточно для того, чтобы посеять хаос и панику в
советских войсках2.
Успеху лжегенералов способствовали два обстоятельства. Во-первых, как
подчеркивает Яшвили, "в Красной армии приказы не обсуждают, их выполняют".
Во-вторых, переодетые генералы прекрасно говорили по-русски и держались
большими начальниками -- то есть именно так, как, на взгляд красноармейцев,
подобает генералам. Как это ни парадоксально, но эти самозванцы, скорее
всего, были и в самом деле русскими, и даже, вполне возможно, настоящими
генералами. Отдел контрразведки вермахта, абвер, организовал специальные
оперативные группы для действий за линией фронта. Сотрудники этих групп
набирались среди белоэмигрантов и говорящих по-русски прибалтийцев, поляков
и украинцев, им выдавали безупречно пошитую советскую форму, так что у них
были все основания добиваться небывалых для такого рода
операций успехов3.
Молодые офицеры вернулись в полк с оставшимися грузовиками (96
водителей и сменщиков, у которых сломались машины, теперь были просто
пассажирами). Полковник, узнав, что он не только не получил долгожданных
снарядов, но еще и по-глупому лишился большей части своих драгоценных
грузовиков, пришел в ярость. Однако делать было нечего, и когда вскоре немцы
перешли в наступление, артиллерийскому полку, не имевшему снарядов,
оставалось лишь отступать. На шоссе их постоянно обстреливали с воздуха,
пришлось медленно продвигаться через леса. Но здешняя почва не выдерживала
тяжести 122-миллиметровых орудий, так что было приказано бросить их.
Окончательно деморализованные остатки полка объединились с другими частями,
образовав изрядно потрепанную дивизию выживших. До них дошло известие, что
немцы уже возле Минска, значительно восточнее, и поэтому они продолжали
отступать по лесам.
Именно на это время пришлось боевое крещение лейтенанта Яшвили. Оно
было коротким. Его послали в патруль, и, обходя куст, он столкнулся лицом к
лицу с немецким солдатом. Оба принялись стрелять и поспешили спрятаться, ни
один не был ранен. Но после этого довольно нелепого эпизода события приняли
более серьезный оборот. Яшвили был ранен. Пуля пробила обе ноги, рану
обрабатывала молодая симпатичная докторша. (Он до сих пор помнит, в какое
смущение повергло его ее требование спустить брюки -- ведь ему было всего 20
лет!) Затем его отправили в машину для раненых, там он отыскал в грузовике
уголок, где можно было отлежаться.
Но летом 1941 года красноармейцам было не до отдыха. Немцы продолжали
наступать, пули со свистом пробивали стенки стоявших на месте грузовиков.
Позабыв о ранах, Яшвили выбрался из грузовика и пополз к кустам, там ему
казалось безопаснее. После этого он, вконец обессиленный, потерял сознание.
Ослабев от боли и потери крови, он проспал весь день. Это было 2 июля. Когда
он наконец проснулся, солнце уже опускалось за березы. Приподнявшись, он
обнаружил, что лежит среди воронок от мин. Осколки плотно покрывали землю
вокруг того места, где он лежал. Он по сей день убежден, что его спасло
тогда само провидение.
Вокруг все было тихо, даже листья на деревьях замерли. Яшвили осторожно
поднялся и, шатаясь, побрел неведомо куда. У него не было ни оружия, ни
вещмешка; он не имел и малейшего представления, где искать свою часть -- или
любое другое красноармейское соединение. Еще утром он был частичкой
формирования из 50 тысяч вооруженных солдат, сейчас он был безоружен и
совершенно один, если не считать валявшихся кругом трупов.
Единственными живыми существами в поле его зрения были армейские лошади
из артиллерийского обоза. С колоссальным трудом он подполз к одной из них и
ухитрился взобраться в седло. Боли он почти не чувствовал, хотя рана была
серьезной. Думал он только о том, как бы поскорее найти врача.
Первым делом он снял гимнастерку и засунул ее в седельную сумку. Теперь
в нем никак нельзя было признать солдата. Он ехал, хоронясь за деревьями, --
в сумерках его спокойно могли подстрелить с той или другой стороны. Через
час он добрался до края леса. Вдалеке, километрах в пяти, виднелась деревня.
По мере приближения к ней до него все явственнее доносился шум, мигали огни
-- он заключил, что там полно народу. Подъехав вплотную к деревне, он
наткнулся на двух офицеров на лошадях; всадники, все в грязи, держались
подальше от изб. Завидев Яшвили, они закричали, чтобы он ехал к ним, --
может, они друг другу помогут. Они попросили его отправиться к
разбушевавшимся солдатам и попросить чего-нибудь поесть. Сами они боялись,
как бы солдаты их не убили, -- в первые дни войны не один офицер погиб от
рук собственных солдат. Поскольку по внешнему виду Яшвили никак нельзя было
принять за офицера, он согласился.
Он проехал через развеселую пьяную толпу к месту, где несколько человек
свежевали только что убитую корову, и попросил кусок мяса. Дородный солдат с
ножом в руке, оглядев запачканные кровью брюки пришельца и его сапоги,
полные крови, решил, очевидно, подшутить над ним и швырнул ему горло и
легкие забитого животного. Поймав эту скользкую гадость, Яшвили чуть не упал
с лошади, но удержался в седле и с победой вернулся к поджидавшим его
товарищам. Они пришли в восторг, увидев его добычу, и осторожно двинулись
втроем прочь от села. В лесу у ручья они сварили эти неаппетитные куски в
своих касках и съели их. Затем новые товарищи Яшвили наметили по карте
маршрут, по которому, избегая крупных населенных пунктов, можно было
попытаться нагнать армию. Но так как они не имели и малейшего представления
о местонахождении врага, то сначала решили разведать первую часть пути.
Офицеры договорились отправиться на разведку вдвоем и, если все будет
хорошо, вернуться за раненым. С этим они уехали, и больше Яшвили их не
видел.
Так он снова остался один. Он вернулся назад, в деревню, надеясь
отыскать врача, который мог бы сменить ему повязку. Во врачах недостатка не
было, но ни у одного не оказалось ни бинтов, ни лекарств, и Яшвили мрачно
поскакал по пыльной дороге на восток. Может, какая-нибудь крестьянка
перевяжет ему ногу полотном, или удастся найти еще не окончательно
развалившуюся красноармейскую часть. Наконец он добрался до деревни, которая
показалась ему совершенно пустой. Он медленно ехал вдоль молчаливых
деревянных изб, и вдруг в конце увидел старуху, рыдавшую возле изгороди.
Заметив грузина, она взволнованно закричала: "Сынок, если у тебя есть
оружие, брось его!"
Он с удивлением уставился на нее. Между тем его лошадь прошла мимо
женщины и завернула за угол. Старуха провожала его тревожным взглядом.
Яшвили наконец поглядел вперед и увидел, что прямо на него наставлено ружье.
По обеим сторонам дороги стояли два высоченных немецких солдата с
взведенными ружьями. "Они были такие высокие, что их головы оказались
вровень с моей!" -- вспоминает Яшвили. Он посмотрел направо, налево и
медленно поднял руки. Так внезапно закончилась служба лейтенанта Яшвили в
Красной армии. Отныне он был военнопленным.
Такая судьба постигла не его одного, но он оказался удачливее многих.
Ему не пришлось изведать ужасы Майданека и Моло-дечно. Его раны залечил врач
в минском хлеву, а потом он стал поваром при транспортном 666-м полку
вермахта и работал там 9 месяцев, пока полк не перевели в Германию. Его тоже
увезли в Германию, и он некоторое время работал в Эйзенахе, в бане для
военнопленных. Там он видел, как здоровых жизнерадостных англичан и
американцев сменяли изнуренные, умирающие скелеты -- его соотечественники.