Страница:
Затем, к ужасу Яшвили, его послали на работу в Бухенвальд. Больше всего
он боялся, как бы немцы не приняли его орлиный грузинский нос за еврейский.
Из Бухенвальда его отправили в Освенцим, и он решил, что его час пробил.
Всезнающие немцы уже сообщили ему, что грузин Сталин -- на самом деле еврей,
а в Освенциме этнические вопросы решались на самом высоком уровне -- жизни и
смерти. Его спасло лишь то, что, будучи христианином, он не подвергся обряду
обрезания.
К счастью, он провел в Освенциме всего один день, после чего его
перевезли в польский город Катовицы. По странной прихоти судьбы, его вырвали
из бездны и отправили туда, куда он и мечтать не мог: к его землякам. В
Катовицы свезли грузин из всех лагерей Третьего рейха, Яшвили даже нашел
здесь своего приятеля еще со школьных времен. Они с рыданиями бросились друг
к другу. Это было настоящее чудо -- здесь, в нескольких тысячах километров
от дома, увидеть приветливые лица грузин, услышать родную речь!
Но грузин собрали всех вместе вовсе не для того, чтобы доставить им
радость. Немцы сообщили им, что из них формируется грузинский полк, который
будет помогать немецкой армии в борьбе против большевизма и в конечном итоге
освободит родные горы
Грузии от советского ига. Яшвили принял свою новую роль без колебаний и
сомнений. Его вместе с группой земляков отправили в Крым, где формировалась
Грузинская дивизия. Да и что тут было думать?! Шалва Яшвили родился в тот
год, когда грузинский народ, воспользовавшись хаосом русской революции,
решил восстановить свою независимость, утраченную в прошлом веке. В январе
1920 года союзные государства признали независимость Грузии, в мае к ним
присоединилось советское правительство. Грузины, со своей историей, языком и
культурой столь непохожие на русских, надеялись, что наконец-то обрели свое
государство -- как Финляндия и Польша. Но не тут-то было. 11 февраля 1921
года Красная армия вторглась в их страну и завоевала ее. С тех пор Советы
правили в Грузии с помощью насилия и террора. И первым главой грузинских
органов был Л. П. Берия -- советский Гиммлер.
Семья Яшвили не меньше других почувствовала на себе все прелести
чужестранного владычества. У отца Шалвы была маленькая гостиница в горах.
Новая власть конфисковала гостиницу, и семье пришлось нелегко.
Если бы кто-нибудь сказал Яшвили, что, присоединившись к антисоветской
воинской части, он стал предателем, бывший лейтенант с негодованием отверг
бы это обвинение. И дело не только в том, что он считал себя грузином, а не
русским, христианином, а не атеистом. И не в том, что он, как и все в СССР,
знал, что многие русские ненавидят власть большевиков и будут приветствовать
ее свержение -- не важно, с чьей помощью (во всяком случае, пока они не
поняли природы нацистского чудища). Все это, конечно, сыграло свою роль, но
не менее -- а может, и более -- существенным было то, что Сталин отказал
своим гражданам в праве попадать в плен вообще, в том числе к немцам, и
официально не признавал самого факта существования советских военнопленных.
Советское правительство, сформированное после большевистского
переворота 1917 года, не пожелало присоединиться к Гаагской конвенции. Не
подписало оно и Женевскую конвенцию 1929 года, в которой более четко были
определены условия содержания военнопленных. Несмотря на это, сразу же после
начала войны, в июне 1941 года, немецкое правительство обратилось к
Международному Комитету Красного Креста с намерением договориться об
условиях содержания пленных обеих сторон. Списки русских военнопленных
передавались советскому правительству до сентября 1941 года, затем эту
практику прекратили: советские власти неоднократно отказывались передавать
взамен списки немецких военнопленных. Зимой немцы предприняли еще несколько
попыток
установить отношения с советскими властями, чтобы договориться о
взаимном соблюдении Гаагской и Женевской конвенций, но вновь получили
отказ4. Тогда в дело вмешался сам Комитет Красного Креста,
обратившийся к советским послам в Лондоне и Швеции. Послы что-то
нечленораздельно обещали, дело было рассмотрено в Москве, и ответ был дан
отрицательный5.
Тем временем союзники Германии -- Италия, Румыния и Финляндия,-- также
отчаявшись придти к какому-либо взаимному соглашению с СССР, решили в
одностороннем порядке применять условия конвенций к русским военнопленным,
захваченным их армиями. Но и этот великодушный жест не возымел
действия6. Финны в особенности были озабочены ужасным состоянием
47 тысяч русских военнопленных, находящихся в их руках, и с благодарностью
принимали великодушную помощь Красного Креста, хотя советская сторона не
разрешила оказать аналогичную помощь финнам, находящимся в плену в
СССР7.
Не удивительно, что немецкое правительство ужесточило обращение с
русскими военнопленными8, а те круги, которые противились дурному
обращению с пленными, утратили свое потенциальное влияние. Кроме того,
русских в немецком плену было намного больше, чем немцев -- в советском.
Почти две трети всех русских военнопленных попали в руки немцев в 1941 году.
Гитлер лично настаивал на том, чтобы Красный Крест инспектировал
лагеря. Сталин же, когда к нему обратились с предложением разрешить
переписку и посылки для военнопленных, ответил:
Русских в плену нет. Русский солдат сражается до конца. Если он
выбирает плен, он автоматически перестает быть русским. Мы не заинтересованы
в установлении почтовой службы для одних немцев9.
Этот ответ решил исход дела. Отныне "гитлеровская пропаганда широко
использовала то обстоятельство, что Советский Союз не подписал Женевскую
конвенцию 1929 года и, следовательно, наверняка не будет обращаться с
немецкими военнопленными соответственно ее условиям". Наконец, 29 мая 1942
года Молотов решительно отверг предложение Государственного департамента США
подписать Конвенцию или соблюдать ее условия10
Вполне убедительно, поэтому, звучит рассказ о том, как гуманный
комендант немецкого лагеря, старавшийся по возможности облегчить невыносимую
жизнь своих подопечных, жаловался одному русскому врачу, что больше ничего
не может сделать, поскольку Сталин отказался вступать в какие бы то ни было
согла-
шения11. Представитель швейцарского Красного Креста М. Жюно
постоянно сталкивался с этим непреодолимым препятствием во время объездов
лагерей в Германии, выражая протест относительно содержания русских. Он
отметил, например, разительный контраст между хорошо поставленным лагерем
для английских военнопленных в Досселе, где на видном месте был вывешен для
всеобщего обозрения текст Женевской конвенции, и ужасающим лагерем по
соседству -- для брошенных на произвол судьбы русских. Нет, Конвенция никак
не была простым "клочком бумаги"12.
Было бы ошибкой думать, что Гитлер, при всей его жестокости,
отказывался бы соблюдать Конвенцию, если бы она была принята. В феврале 1945
года, после бомбежки Дрездена авиацией союзников, разъяренный Геббельс
предложил Гитлеру отказаться от Женевской конвенции и расстрелять пленных
летчиков. Гитлер согласился, но кто-то из его сотрудников, ужаснувшись этому
решению, сделал так, что сведения об этом просочились в иностранную прессу.
Би-би-си сразу же передало резкие предупреждения об ответных мерах, и немцы
немедленно отказались от задуманного13.
Можно было бы на секунду предположить, что позиция советского
правительства -- не марксистское новшество, но наследие отсталой царской
России. В этом случае уместно на мгновение обратиться к судьбе русских,
взятых в плен немцами в войне 1914-18 годов. Поскольку оба правительства --
и Российской Империи, и Германии -- подписали Гаагские конвенции 1899 и 1907
годов, с самого начала были приняты меры для облегчения страданий попавших в
плен. Правительства обменивались списками пленных, была установлена почтовая
служба, медсестрам и священникам разрешалось ездить из России в немецкие
лагеря, для пленников были устроены православные часовни. Испанское
правительство выступало в качестве государства-протектора русских
военнопленных, их интересы поддерживались также Соединенными Штатами,
государством-протектором союзников России -- англичан, французов и сербов,--
вместе с которыми обычно содержались в лагерях русские пленные14.
Императрица Александра Федоровна организовала комитет по поддержке
пленных15. В 1915 году она писала царю: "Ты знаешь, что мой
комитет будет вынужден просить правительство о больших суммах денег для
наших пленных, нам никаких денег не хватит, и сумма достигнет, страшно
сказать, нескольких миллионов".
Через несколько недель она сообщает: "4 раза в неделю мы высылаем по
несколько вагонов, груженных вещами". До нее доходят известия о дурном
обращении с пленными: она "плакала, читая об ужасах, которые немцы творили с
нашими ранеными и
2--2491 33
пленными". И все же императрица умоляет царя хорошо обращаться с
немецкими пленными: "тогда они скорее согласятся помогать нашим пленным
тоже".
Проиллюстрируем это сравнение статистическими данными. В войне 1914-18
Центральные державы взяли в плен 2,417 миллиона русских, из них умерло 70
тысяч16. В 1941-45 гг. немцы захватили в плен 5,754 миллиона
русских17, из них умерло 3,7 миллиона18.
Можно было бы также предположить, что катастрофические события 1941
года требовали драконовских мер. Но в 1914 году информация о хорошем
обращении немцев с пленными не влияла на лояльность царских солдат. Русские
офицеры прославились тем, что больше других пленных упорствовали в побегах
из немецких лагерей19; всего сбежало около 260 тысяч русских, и
большинство их снова пошло в родную армию20. Несмотря на активную
немецкую и пораженческую большевистскую пропаганду в лагерях в 1917 году,
лишь какие-то жалкие 2 тысячи украинских националистов согласились
дезертировать в. немецкую армию21. В 1944 году на этот шаг
решились около миллиона русских военнопленных.
В Эйзенахе Яшвили увидел плоды сталинской политики по отношению к
сброшенным со счетов русским. Но страшнее увиденного было то, что он еще
раньше, во время своей службы поваром в Минске, унюхал носом -- в самом
буквальном смысле. За городом находился лагерь для русских пленных солдат и
штатских. Вернее, это был не лагерь, а большое открытое пространство,
огороженное проволокой, через которую был пропущен ток, окруженное
сторожевыми вышками с пулеметами. Число заключенных там в какой-то период
достигло 60 тысяч. У них не было крыши над головой, их фактически не
кормили, а на дворе меж тем стояла зима 1941-42 года. В кухне Яшвили
месяцами царил забивавший все остальные запахи запах гари: это в лагере
каждодневно кремировали трупы. За несколько месяцев число узников
сократилось с 60 до 11 тысяч.
В глазах западных государственных деятелей и дипломатов Яшвили стал
предателем в Катовицах, в тот день, когда вызвался служить в Грузинской
дивизии. Но для Сталина он стал предателем в тот день, когда медленно ехал
мимо плачущей старухи, прямо в руки к немецким часовым. Советская отчизна
считала предателем того, кто сдался, а не пал в бою, и сдавшиеся в плен были
списаны как погибшие. И действительно, примерно тогда же, когда Шалва Яшвили
был схвачен двумя немецкими великанами, его брат погиб в танковом бою на
границе, и отец Яшвили получил похоронку на обоих сыновей. Как водится среди
кавказцев, Яшви-
ли-старший горячо любил своих детей и гордился ими. Он не вынес
страшного известия и вскоре умер.
Я рассказал историю Шалвы Яшвили, потому что она, по-моему,
иллюстрирует все звенья цепочки, приведшей стольких русских солдат в
немецкий плен. Полная неожиданность "Операции Барбаросса", хаос и
неразбериха первых недель войны, отсутствие приказов, покинутый лагерь,
страх перед солдатами, который испытывали многие офицеры, необычайная
эффективность и хитрость немцев, неизбежное окружение, ужасы Минска и,
наконец, с радостью данное согласие воевать в антикоммунистическом легионе:
помножьте все это на сотни тысяч -- и получите историю русских пленных.
Добавьте к этому тот факт, что Шалва закончил войну в Италии и там
английская армия передала его советским войскам, -- и круг замкнется.
К концу Второй мировой войны несколько миллионов русских оказались у
немцев. Обстоятельства, при которых это произошло, были различны, но в общем
и целом можно выделить несколько категорий.
Прежде всего -- вывезенные на принудительные работы. Почти три миллиона
человек (эта цифра включает также и украинцев) согласились работать -- либо,
что случалось чаще, были принуждены к этому силой или обманом -- в трудовых
батальонах национал-социалистской Германии. К осени 1941 года, в результате
"Операции Барбаросса", обширные пространства западной части СССР были
оккупированы немцами, а тысячи жителей, привлеченные обещаниями хорошего
заработка и приличных условий, отправились в Германию на поиски работы. Их
жизнь в СССР была настолько незавидна, а немецкая пропаганда -- настолько
убедительна, что многие с радостью ухватились за эту возможность.
Отрезвление наступило быстро: хотя номинально они числились свободными
тружениками, немецкие власти и население, как правило, считали их
крепостными и нещадно эксплуатировали. Такое унизительное отношение к
русским воспитывалось, в числе прочего, нацистским журналом "Дер унтерменш",
любимым чтением Гиммлера. Это издание специализировалось на публикации
фотографий. Белокурые красавцы-немцы соседствовали здесь с отвратительными
недочеловеками-славянами. В результате приток добровольной рабочей силы стал
иссякать, и за первые полгода после того, как русским было разрешено
работать в рейхе, на это предложение откликнулись сравнительно немногие --
всего 70 тысяч человек22.
Но русская кампания поглощала огромные, невиданные в истории людские и
материальные ресурсы, и немецкие фермы, заво-
ды и шахты испытывали громадную нужду в рабочей силе. Поэтому было
решено мобилизовать русских рабочих, несмотря на то, что такая мера помешала
бы русским относиться к немцам как к своим избавителям.
План принудительного рекрутирования русских граждан был впервые
выдвинут Герингом в конце 1941 года. Выполнение его было поручено Фрицу
Заукелю, министру труда рейха. Последовавшие за этим акции вылились в грубое
похищение многих тысяч мужчин. Иногда их вылавливали поодиночке, иногда же
немецкая полиция сажала в поезда, идущие в Германию, всех схваченных в
церкви во время службы или в кинозале. Задержанные в таких облавах порой
проводили по нескольку недель в разболтанных, старых, нетопленых вагонах, в
товарняках с опечатанными дверьми и зарешеченными окнами. Их мучили голод,
холод, болезни. Трупы часто по многу дней лежали рядом с живыми (в каждом
вагоне -- по 60 человек), пока их не выбрасывали без всяких церемоний на
насыпь. Через несколько месяцев немецким властям пришлось отправить назад
сто тысяч человек -- они были настолько истощены, что не могли работать.
В самом рейхе они содержались в ужасающих лагерях, очень похожих на те,
что в более широких масштабах действовали в СССР. Нацистская пропаганда
изображала рабочих из СССР эдакими жизнерадостными и примитивными
подмастерьями, успешно работающими на германскую промышленность. Великолепно
издававшийся журнал "Сигнал" печатал фотографии смеющихся, хорошо одетых
украинских девчат, осматривающих достопримечательности Берлина.
Действительность выглядела совсем иначе. Условия жизни в лагерях были
чудовищны. Из всех иностранных рабочих рейха русских кормили хуже всего,
основу их рациона составлял хлеб из репы. В короткие часы отдыха, которые им
разрешалось проводить за пределами лагеря, "остарбайтеры" должны были носить
унизительные нашивки расово неполноценных, им запрещалось ходить в кино,
рестораны и другие общественные места. В довершение всего им возбранялось
вступать в связь с немками.
Но еще хуже была судьба тех, кого, по приказу Гиммлера, отбирали для
работы в концентрационных лагерях, в особенности в Освенциме и Бухенвальде,
где побывал и Яшвили -- к счастью, недолго. Около 100 тысяч человек умерло в
концлагерях от голода и побоев -- и, возможно, им еще повезло. В секретном
соглашении Гиммлера с министерством юстиции, касающемся судьбы этих
"перемещенных лиц", шла речь о "работе до полного истощения физических сил".
Но самым чудовищным -- и здесь нацисты в очередной раз сходятся со своими
советскими "коллегами",-- бы-
ло использование детского труда. Мальчиков и девочек, начиная с 10 лет,
насильно отправляли на заводы; дети жили почти в тех же условиях, что и все,
и смертность среди них была не ниже, чем у взрослых.
Всего на принудительные работы было вывезено около 2,8 миллиона
советских граждан, из них к концу войны около 2 миллионов еще жили в
Германии23. Они составили подавляющее большинство огромного
количества русских, освобожденных союзниками в 1945 году.
Следующую по численности категорию составляют, вероятно, военнопленные,
прошедшие через все ужасы плена и выжившие. Из 5,754 миллиона русских
военнопленных, захваченных немцами за годы войны с СССР, к маю 1945 года
остались в живых всего около 1,15 миллиона человек24. Если
добавить сюда 2 миллиона советских граждан, занятых на принудительных
работах, то мы увидим, что более 3 миллионов русских, освобожденных
впоследствии союзниками, были насильно брошены в водоворот Третьего рейха.
Третья категория, резко отличная от двух первых,-- это собственно
беженцы. Молниеносная скорость, с которой продвигались немецкие войска в
первые недели войны, разительный контраст между уровнем жизни в СССР и
странах Европы, мстительное отношение советского правительства к гражданам,
"запятнавшим себя" контактами с иностранцами,-- эти и множество других
соображений политического, экономического и личного свойства погнали тысячи
советских граждан на запад. Многие из тех, кто раньше имел нелады с властями
или боялся вновь оказаться в руках НКВД, воспользовались немецкой оккупацией
для бегства из СССР. Еще больше народу бежало или было вынуждено уйти, когда
спала волна немецких побед. Тем, кто решил бы остаться, предстояло зачастую
по нескольку дней или даже недель провести в прифронтовой полосе, в самом
центре боев, на линии фронта, и крестьянские семьи, гонимые инстинктом
самосохранения, грузили свой жалкий скарб на телегу и уходили проселками к
Польше.
После победы под Сталинградом в 1943 году, возвестившей о начале
крушения гитлеровской Германии, на запад двинулись целыми районами. У
некоторых этнических групп просто не было другого выхода, как например, у
этнических немцев (их называли "фольксдойче"). Их после 1941 года
эвакуировали в Вартегау (западная Польша) -- в те места, откуда два столетия
назад переселились в Россию их предки25.
Большая часть населения Кавказа пыталась убежать на Украину и оттуда
двигаться дальше. Среди кубанских казаков и горных кавказских народностей
дольше всего продолжалось сопро-
тивление большевизму. Именно эти места дали генералам Корнилову и
Деникину многих лучших солдат Белой армии, и даже в мирное время тут то и
дело вспыхивала партизанская война против советских завоевателей. Немецкие
оккупационные войска вели себя здесь в целом корректно и пользовались
широкой поддержкой населения26. Когда в конце 1943 года немецкая
армия получила приказ уйти с Кавказа, многие, в том числе казаки, двинулись
вслед за ней навстречу суровой зиме, уходя от судьбы, которая была им
слишком хорошо известна. Свидетель этого исхода пишет:
Всю ночь за окном слышался скрип телег и крики погонщиков. Беженцы
ехали на лошадях, на быках, на коровах или просто шли пешком, погрузив свои
вещевые мешки на чужие телеги... Некоторые деревни почти полностью
обезлюдели27.
В январскую стужу толпы отчаявшихся шли по степи, перебирались через
замерзший Керченский пролив в Крым. Многие умерли от голода и холода, многих
расстреляли с бреющего полета советские летчики28.
Определить хотя бы приблизительно число этих беженцев трудно. Возможно,
их было около миллиона, но так как позже многие из них попали -- или были
отправлены силой -- в русские трудовые и военные формирования,
организованные немцами, невозможно статистически отделить их от других
категорий, рассмотренных в этой главе. Да и вряд ли это имело бы смысл. Ведь
причины и обстоятельства, побудившие их оставить родную землю, разнились так
же, как сами они отличались один от другого по общественному положению и
образованности. В этой толпе рядом шли перепуганные крестьянки и инженеры,
ученые и врачи.
Кроме миллионов советских граждан, попавших в Германию после 1941 года
в качестве беженцев, пленных или насильственно вывезенной рабочей силы,
многочисленную группу составили те, кто решил сражаться против Красной армии
или помогать немцам в борьбе с нею. Помочь оккупантам своей родины вызвались
от 800 тысяч до миллиона человек.
Первый крупный переход русских солдат в немецкую армию имел место 22
августа 1941 года, через два месяца после начала германо-советской войны.
Это случилось на линии фронта под Могилевом, в Белоруссии. К
генерал-лейтенанту графу фон Шенкен-дорфу явился посланец казаков с
предложением о сдаче его полка в плен. Это был 436-ой пехотный полк под
командованием майора Ивана Никитича Кононова. Получив от фон Шенкендорфа
завере-
ния в безопасности, Кононов собрал своих солдат и четко изложил им свои
намерения. Он объяснил, что наконец-то появилась возможность воевать против
Сталина и ненавистной большевистской системы. Закончил он такими словами:
"Кто хочет идти со мной, пусть встанут справа, а кто остается -- слева. Тем,
кто хочет остаться, я гарантирую безопасность". Все как один встали справа,
и через несколько часов в армии генерала фон Шенкендор-фа прибавился еще
один полк.
Кононов родился в 1903 году на Дону. У него был безупречный послужной
список, но он готовился стать перебежчиком еще с неудачной Финской войны, и
вот теперь такая возможность представилась. Не понимая реального содержания
нацистской политики по отношению к России, он вообразил, что его полк сможет
стать ядром Русской освободительной армии, после чего к нему присоединятся
миллионы его страдающих от большевизма соотечественников, и Сталин останется
один со своими энкаведешными приспешниками. Граф фон Шенкендорф, умный и
честный офицер, целиком и полностью разделял точку зрения Кононова. Он,
однако, кое-что знал о Гитлере и немецкой верхушке с их планами уничтожения
русских как нации. Впрочем, свои сомнения он держал при себе. Солдаты
Кононова составили 102-й казачий полк и храбро сражались против Красной
армии и партизан29.
В общем и целом сотни тысяч русских вызвались помочь, немцам в деле
свержения Сталина, и со временем для них нашелся руководитель -- генерал
Андрей Андреевич Власов. Это был один из самых талантливых командиров
Красной армии. Летом 1942 года его войска попали в окружение, и 13 июля он
был взят в плен. Он был сыном крестьянина-бедняка из-под Нижнего Новгорода и
отличался исключительным личным обаянием и честностью. Абвер и влиятельные
круги германского генштаба увидели в нем идеального руководителя для Русской
освободительной армии (РОА), которая, как понимали проницательные немцы,
могла сыграть важную роль в победе над большевизмом. Вывезенный из
винницкого лагеря для военнопленных, Власов после переговоров с немцами
согласился возглавить РОА, несмотря на оскорбительные ограничения, которые
установило для него, его дела и его соотечественников нацистское
руководство. Путем сложных интриг Власов в конце концов был назначен
номинальным командующим армией, насчитывавшей уже около миллиона человек.
Но, за исключением нескольких недель в самом конце войны, РОА как армия
существовала только на бумаге, в основном для пропагандистских целей. Набор
добровольцев шел постоянно -- в трудовые батальоны организации Тодта,
кавказские легионы, вспомогательные части регулярных немецких сил (хиви),
такие, как полк Коно-
нова, или в казацкие части. Но до 1945 года генерал Власов не обладал
полномочиями приказывать даже рядовому своей армии. Гитлеровская идеология
отводила свободной национальной России места ничуть не больше, чем России
большевистской.
Так что не зря опасался генерал фон Шенкендорф: Власов и те, кто
присоединился к нему, оказались между двух огней. На той самой передовой
линии фронта, где Сталин так и не рискнул побывать, был ранен один сержант
Красной армии, заслуживший к тому времени уже две награды. В плену он
оказался после того, как немцы откопали его бесчувственное тело из-под
одесских развалин. Позже он вступил в армию Власова. Вот что пишет он, с
он боялся, как бы немцы не приняли его орлиный грузинский нос за еврейский.
Из Бухенвальда его отправили в Освенцим, и он решил, что его час пробил.
Всезнающие немцы уже сообщили ему, что грузин Сталин -- на самом деле еврей,
а в Освенциме этнические вопросы решались на самом высоком уровне -- жизни и
смерти. Его спасло лишь то, что, будучи христианином, он не подвергся обряду
обрезания.
К счастью, он провел в Освенциме всего один день, после чего его
перевезли в польский город Катовицы. По странной прихоти судьбы, его вырвали
из бездны и отправили туда, куда он и мечтать не мог: к его землякам. В
Катовицы свезли грузин из всех лагерей Третьего рейха, Яшвили даже нашел
здесь своего приятеля еще со школьных времен. Они с рыданиями бросились друг
к другу. Это было настоящее чудо -- здесь, в нескольких тысячах километров
от дома, увидеть приветливые лица грузин, услышать родную речь!
Но грузин собрали всех вместе вовсе не для того, чтобы доставить им
радость. Немцы сообщили им, что из них формируется грузинский полк, который
будет помогать немецкой армии в борьбе против большевизма и в конечном итоге
освободит родные горы
Грузии от советского ига. Яшвили принял свою новую роль без колебаний и
сомнений. Его вместе с группой земляков отправили в Крым, где формировалась
Грузинская дивизия. Да и что тут было думать?! Шалва Яшвили родился в тот
год, когда грузинский народ, воспользовавшись хаосом русской революции,
решил восстановить свою независимость, утраченную в прошлом веке. В январе
1920 года союзные государства признали независимость Грузии, в мае к ним
присоединилось советское правительство. Грузины, со своей историей, языком и
культурой столь непохожие на русских, надеялись, что наконец-то обрели свое
государство -- как Финляндия и Польша. Но не тут-то было. 11 февраля 1921
года Красная армия вторглась в их страну и завоевала ее. С тех пор Советы
правили в Грузии с помощью насилия и террора. И первым главой грузинских
органов был Л. П. Берия -- советский Гиммлер.
Семья Яшвили не меньше других почувствовала на себе все прелести
чужестранного владычества. У отца Шалвы была маленькая гостиница в горах.
Новая власть конфисковала гостиницу, и семье пришлось нелегко.
Если бы кто-нибудь сказал Яшвили, что, присоединившись к антисоветской
воинской части, он стал предателем, бывший лейтенант с негодованием отверг
бы это обвинение. И дело не только в том, что он считал себя грузином, а не
русским, христианином, а не атеистом. И не в том, что он, как и все в СССР,
знал, что многие русские ненавидят власть большевиков и будут приветствовать
ее свержение -- не важно, с чьей помощью (во всяком случае, пока они не
поняли природы нацистского чудища). Все это, конечно, сыграло свою роль, но
не менее -- а может, и более -- существенным было то, что Сталин отказал
своим гражданам в праве попадать в плен вообще, в том числе к немцам, и
официально не признавал самого факта существования советских военнопленных.
Советское правительство, сформированное после большевистского
переворота 1917 года, не пожелало присоединиться к Гаагской конвенции. Не
подписало оно и Женевскую конвенцию 1929 года, в которой более четко были
определены условия содержания военнопленных. Несмотря на это, сразу же после
начала войны, в июне 1941 года, немецкое правительство обратилось к
Международному Комитету Красного Креста с намерением договориться об
условиях содержания пленных обеих сторон. Списки русских военнопленных
передавались советскому правительству до сентября 1941 года, затем эту
практику прекратили: советские власти неоднократно отказывались передавать
взамен списки немецких военнопленных. Зимой немцы предприняли еще несколько
попыток
установить отношения с советскими властями, чтобы договориться о
взаимном соблюдении Гаагской и Женевской конвенций, но вновь получили
отказ4. Тогда в дело вмешался сам Комитет Красного Креста,
обратившийся к советским послам в Лондоне и Швеции. Послы что-то
нечленораздельно обещали, дело было рассмотрено в Москве, и ответ был дан
отрицательный5.
Тем временем союзники Германии -- Италия, Румыния и Финляндия,-- также
отчаявшись придти к какому-либо взаимному соглашению с СССР, решили в
одностороннем порядке применять условия конвенций к русским военнопленным,
захваченным их армиями. Но и этот великодушный жест не возымел
действия6. Финны в особенности были озабочены ужасным состоянием
47 тысяч русских военнопленных, находящихся в их руках, и с благодарностью
принимали великодушную помощь Красного Креста, хотя советская сторона не
разрешила оказать аналогичную помощь финнам, находящимся в плену в
СССР7.
Не удивительно, что немецкое правительство ужесточило обращение с
русскими военнопленными8, а те круги, которые противились дурному
обращению с пленными, утратили свое потенциальное влияние. Кроме того,
русских в немецком плену было намного больше, чем немцев -- в советском.
Почти две трети всех русских военнопленных попали в руки немцев в 1941 году.
Гитлер лично настаивал на том, чтобы Красный Крест инспектировал
лагеря. Сталин же, когда к нему обратились с предложением разрешить
переписку и посылки для военнопленных, ответил:
Русских в плену нет. Русский солдат сражается до конца. Если он
выбирает плен, он автоматически перестает быть русским. Мы не заинтересованы
в установлении почтовой службы для одних немцев9.
Этот ответ решил исход дела. Отныне "гитлеровская пропаганда широко
использовала то обстоятельство, что Советский Союз не подписал Женевскую
конвенцию 1929 года и, следовательно, наверняка не будет обращаться с
немецкими военнопленными соответственно ее условиям". Наконец, 29 мая 1942
года Молотов решительно отверг предложение Государственного департамента США
подписать Конвенцию или соблюдать ее условия10
Вполне убедительно, поэтому, звучит рассказ о том, как гуманный
комендант немецкого лагеря, старавшийся по возможности облегчить невыносимую
жизнь своих подопечных, жаловался одному русскому врачу, что больше ничего
не может сделать, поскольку Сталин отказался вступать в какие бы то ни было
согла-
шения11. Представитель швейцарского Красного Креста М. Жюно
постоянно сталкивался с этим непреодолимым препятствием во время объездов
лагерей в Германии, выражая протест относительно содержания русских. Он
отметил, например, разительный контраст между хорошо поставленным лагерем
для английских военнопленных в Досселе, где на видном месте был вывешен для
всеобщего обозрения текст Женевской конвенции, и ужасающим лагерем по
соседству -- для брошенных на произвол судьбы русских. Нет, Конвенция никак
не была простым "клочком бумаги"12.
Было бы ошибкой думать, что Гитлер, при всей его жестокости,
отказывался бы соблюдать Конвенцию, если бы она была принята. В феврале 1945
года, после бомбежки Дрездена авиацией союзников, разъяренный Геббельс
предложил Гитлеру отказаться от Женевской конвенции и расстрелять пленных
летчиков. Гитлер согласился, но кто-то из его сотрудников, ужаснувшись этому
решению, сделал так, что сведения об этом просочились в иностранную прессу.
Би-би-си сразу же передало резкие предупреждения об ответных мерах, и немцы
немедленно отказались от задуманного13.
Можно было бы на секунду предположить, что позиция советского
правительства -- не марксистское новшество, но наследие отсталой царской
России. В этом случае уместно на мгновение обратиться к судьбе русских,
взятых в плен немцами в войне 1914-18 годов. Поскольку оба правительства --
и Российской Империи, и Германии -- подписали Гаагские конвенции 1899 и 1907
годов, с самого начала были приняты меры для облегчения страданий попавших в
плен. Правительства обменивались списками пленных, была установлена почтовая
служба, медсестрам и священникам разрешалось ездить из России в немецкие
лагеря, для пленников были устроены православные часовни. Испанское
правительство выступало в качестве государства-протектора русских
военнопленных, их интересы поддерживались также Соединенными Штатами,
государством-протектором союзников России -- англичан, французов и сербов,--
вместе с которыми обычно содержались в лагерях русские пленные14.
Императрица Александра Федоровна организовала комитет по поддержке
пленных15. В 1915 году она писала царю: "Ты знаешь, что мой
комитет будет вынужден просить правительство о больших суммах денег для
наших пленных, нам никаких денег не хватит, и сумма достигнет, страшно
сказать, нескольких миллионов".
Через несколько недель она сообщает: "4 раза в неделю мы высылаем по
несколько вагонов, груженных вещами". До нее доходят известия о дурном
обращении с пленными: она "плакала, читая об ужасах, которые немцы творили с
нашими ранеными и
2--2491 33
пленными". И все же императрица умоляет царя хорошо обращаться с
немецкими пленными: "тогда они скорее согласятся помогать нашим пленным
тоже".
Проиллюстрируем это сравнение статистическими данными. В войне 1914-18
Центральные державы взяли в плен 2,417 миллиона русских, из них умерло 70
тысяч16. В 1941-45 гг. немцы захватили в плен 5,754 миллиона
русских17, из них умерло 3,7 миллиона18.
Можно было бы также предположить, что катастрофические события 1941
года требовали драконовских мер. Но в 1914 году информация о хорошем
обращении немцев с пленными не влияла на лояльность царских солдат. Русские
офицеры прославились тем, что больше других пленных упорствовали в побегах
из немецких лагерей19; всего сбежало около 260 тысяч русских, и
большинство их снова пошло в родную армию20. Несмотря на активную
немецкую и пораженческую большевистскую пропаганду в лагерях в 1917 году,
лишь какие-то жалкие 2 тысячи украинских националистов согласились
дезертировать в. немецкую армию21. В 1944 году на этот шаг
решились около миллиона русских военнопленных.
В Эйзенахе Яшвили увидел плоды сталинской политики по отношению к
сброшенным со счетов русским. Но страшнее увиденного было то, что он еще
раньше, во время своей службы поваром в Минске, унюхал носом -- в самом
буквальном смысле. За городом находился лагерь для русских пленных солдат и
штатских. Вернее, это был не лагерь, а большое открытое пространство,
огороженное проволокой, через которую был пропущен ток, окруженное
сторожевыми вышками с пулеметами. Число заключенных там в какой-то период
достигло 60 тысяч. У них не было крыши над головой, их фактически не
кормили, а на дворе меж тем стояла зима 1941-42 года. В кухне Яшвили
месяцами царил забивавший все остальные запахи запах гари: это в лагере
каждодневно кремировали трупы. За несколько месяцев число узников
сократилось с 60 до 11 тысяч.
В глазах западных государственных деятелей и дипломатов Яшвили стал
предателем в Катовицах, в тот день, когда вызвался служить в Грузинской
дивизии. Но для Сталина он стал предателем в тот день, когда медленно ехал
мимо плачущей старухи, прямо в руки к немецким часовым. Советская отчизна
считала предателем того, кто сдался, а не пал в бою, и сдавшиеся в плен были
списаны как погибшие. И действительно, примерно тогда же, когда Шалва Яшвили
был схвачен двумя немецкими великанами, его брат погиб в танковом бою на
границе, и отец Яшвили получил похоронку на обоих сыновей. Как водится среди
кавказцев, Яшви-
ли-старший горячо любил своих детей и гордился ими. Он не вынес
страшного известия и вскоре умер.
Я рассказал историю Шалвы Яшвили, потому что она, по-моему,
иллюстрирует все звенья цепочки, приведшей стольких русских солдат в
немецкий плен. Полная неожиданность "Операции Барбаросса", хаос и
неразбериха первых недель войны, отсутствие приказов, покинутый лагерь,
страх перед солдатами, который испытывали многие офицеры, необычайная
эффективность и хитрость немцев, неизбежное окружение, ужасы Минска и,
наконец, с радостью данное согласие воевать в антикоммунистическом легионе:
помножьте все это на сотни тысяч -- и получите историю русских пленных.
Добавьте к этому тот факт, что Шалва закончил войну в Италии и там
английская армия передала его советским войскам, -- и круг замкнется.
К концу Второй мировой войны несколько миллионов русских оказались у
немцев. Обстоятельства, при которых это произошло, были различны, но в общем
и целом можно выделить несколько категорий.
Прежде всего -- вывезенные на принудительные работы. Почти три миллиона
человек (эта цифра включает также и украинцев) согласились работать -- либо,
что случалось чаще, были принуждены к этому силой или обманом -- в трудовых
батальонах национал-социалистской Германии. К осени 1941 года, в результате
"Операции Барбаросса", обширные пространства западной части СССР были
оккупированы немцами, а тысячи жителей, привлеченные обещаниями хорошего
заработка и приличных условий, отправились в Германию на поиски работы. Их
жизнь в СССР была настолько незавидна, а немецкая пропаганда -- настолько
убедительна, что многие с радостью ухватились за эту возможность.
Отрезвление наступило быстро: хотя номинально они числились свободными
тружениками, немецкие власти и население, как правило, считали их
крепостными и нещадно эксплуатировали. Такое унизительное отношение к
русским воспитывалось, в числе прочего, нацистским журналом "Дер унтерменш",
любимым чтением Гиммлера. Это издание специализировалось на публикации
фотографий. Белокурые красавцы-немцы соседствовали здесь с отвратительными
недочеловеками-славянами. В результате приток добровольной рабочей силы стал
иссякать, и за первые полгода после того, как русским было разрешено
работать в рейхе, на это предложение откликнулись сравнительно немногие --
всего 70 тысяч человек22.
Но русская кампания поглощала огромные, невиданные в истории людские и
материальные ресурсы, и немецкие фермы, заво-
ды и шахты испытывали громадную нужду в рабочей силе. Поэтому было
решено мобилизовать русских рабочих, несмотря на то, что такая мера помешала
бы русским относиться к немцам как к своим избавителям.
План принудительного рекрутирования русских граждан был впервые
выдвинут Герингом в конце 1941 года. Выполнение его было поручено Фрицу
Заукелю, министру труда рейха. Последовавшие за этим акции вылились в грубое
похищение многих тысяч мужчин. Иногда их вылавливали поодиночке, иногда же
немецкая полиция сажала в поезда, идущие в Германию, всех схваченных в
церкви во время службы или в кинозале. Задержанные в таких облавах порой
проводили по нескольку недель в разболтанных, старых, нетопленых вагонах, в
товарняках с опечатанными дверьми и зарешеченными окнами. Их мучили голод,
холод, болезни. Трупы часто по многу дней лежали рядом с живыми (в каждом
вагоне -- по 60 человек), пока их не выбрасывали без всяких церемоний на
насыпь. Через несколько месяцев немецким властям пришлось отправить назад
сто тысяч человек -- они были настолько истощены, что не могли работать.
В самом рейхе они содержались в ужасающих лагерях, очень похожих на те,
что в более широких масштабах действовали в СССР. Нацистская пропаганда
изображала рабочих из СССР эдакими жизнерадостными и примитивными
подмастерьями, успешно работающими на германскую промышленность. Великолепно
издававшийся журнал "Сигнал" печатал фотографии смеющихся, хорошо одетых
украинских девчат, осматривающих достопримечательности Берлина.
Действительность выглядела совсем иначе. Условия жизни в лагерях были
чудовищны. Из всех иностранных рабочих рейха русских кормили хуже всего,
основу их рациона составлял хлеб из репы. В короткие часы отдыха, которые им
разрешалось проводить за пределами лагеря, "остарбайтеры" должны были носить
унизительные нашивки расово неполноценных, им запрещалось ходить в кино,
рестораны и другие общественные места. В довершение всего им возбранялось
вступать в связь с немками.
Но еще хуже была судьба тех, кого, по приказу Гиммлера, отбирали для
работы в концентрационных лагерях, в особенности в Освенциме и Бухенвальде,
где побывал и Яшвили -- к счастью, недолго. Около 100 тысяч человек умерло в
концлагерях от голода и побоев -- и, возможно, им еще повезло. В секретном
соглашении Гиммлера с министерством юстиции, касающемся судьбы этих
"перемещенных лиц", шла речь о "работе до полного истощения физических сил".
Но самым чудовищным -- и здесь нацисты в очередной раз сходятся со своими
советскими "коллегами",-- бы-
ло использование детского труда. Мальчиков и девочек, начиная с 10 лет,
насильно отправляли на заводы; дети жили почти в тех же условиях, что и все,
и смертность среди них была не ниже, чем у взрослых.
Всего на принудительные работы было вывезено около 2,8 миллиона
советских граждан, из них к концу войны около 2 миллионов еще жили в
Германии23. Они составили подавляющее большинство огромного
количества русских, освобожденных союзниками в 1945 году.
Следующую по численности категорию составляют, вероятно, военнопленные,
прошедшие через все ужасы плена и выжившие. Из 5,754 миллиона русских
военнопленных, захваченных немцами за годы войны с СССР, к маю 1945 года
остались в живых всего около 1,15 миллиона человек24. Если
добавить сюда 2 миллиона советских граждан, занятых на принудительных
работах, то мы увидим, что более 3 миллионов русских, освобожденных
впоследствии союзниками, были насильно брошены в водоворот Третьего рейха.
Третья категория, резко отличная от двух первых,-- это собственно
беженцы. Молниеносная скорость, с которой продвигались немецкие войска в
первые недели войны, разительный контраст между уровнем жизни в СССР и
странах Европы, мстительное отношение советского правительства к гражданам,
"запятнавшим себя" контактами с иностранцами,-- эти и множество других
соображений политического, экономического и личного свойства погнали тысячи
советских граждан на запад. Многие из тех, кто раньше имел нелады с властями
или боялся вновь оказаться в руках НКВД, воспользовались немецкой оккупацией
для бегства из СССР. Еще больше народу бежало или было вынуждено уйти, когда
спала волна немецких побед. Тем, кто решил бы остаться, предстояло зачастую
по нескольку дней или даже недель провести в прифронтовой полосе, в самом
центре боев, на линии фронта, и крестьянские семьи, гонимые инстинктом
самосохранения, грузили свой жалкий скарб на телегу и уходили проселками к
Польше.
После победы под Сталинградом в 1943 году, возвестившей о начале
крушения гитлеровской Германии, на запад двинулись целыми районами. У
некоторых этнических групп просто не было другого выхода, как например, у
этнических немцев (их называли "фольксдойче"). Их после 1941 года
эвакуировали в Вартегау (западная Польша) -- в те места, откуда два столетия
назад переселились в Россию их предки25.
Большая часть населения Кавказа пыталась убежать на Украину и оттуда
двигаться дальше. Среди кубанских казаков и горных кавказских народностей
дольше всего продолжалось сопро-
тивление большевизму. Именно эти места дали генералам Корнилову и
Деникину многих лучших солдат Белой армии, и даже в мирное время тут то и
дело вспыхивала партизанская война против советских завоевателей. Немецкие
оккупационные войска вели себя здесь в целом корректно и пользовались
широкой поддержкой населения26. Когда в конце 1943 года немецкая
армия получила приказ уйти с Кавказа, многие, в том числе казаки, двинулись
вслед за ней навстречу суровой зиме, уходя от судьбы, которая была им
слишком хорошо известна. Свидетель этого исхода пишет:
Всю ночь за окном слышался скрип телег и крики погонщиков. Беженцы
ехали на лошадях, на быках, на коровах или просто шли пешком, погрузив свои
вещевые мешки на чужие телеги... Некоторые деревни почти полностью
обезлюдели27.
В январскую стужу толпы отчаявшихся шли по степи, перебирались через
замерзший Керченский пролив в Крым. Многие умерли от голода и холода, многих
расстреляли с бреющего полета советские летчики28.
Определить хотя бы приблизительно число этих беженцев трудно. Возможно,
их было около миллиона, но так как позже многие из них попали -- или были
отправлены силой -- в русские трудовые и военные формирования,
организованные немцами, невозможно статистически отделить их от других
категорий, рассмотренных в этой главе. Да и вряд ли это имело бы смысл. Ведь
причины и обстоятельства, побудившие их оставить родную землю, разнились так
же, как сами они отличались один от другого по общественному положению и
образованности. В этой толпе рядом шли перепуганные крестьянки и инженеры,
ученые и врачи.
Кроме миллионов советских граждан, попавших в Германию после 1941 года
в качестве беженцев, пленных или насильственно вывезенной рабочей силы,
многочисленную группу составили те, кто решил сражаться против Красной армии
или помогать немцам в борьбе с нею. Помочь оккупантам своей родины вызвались
от 800 тысяч до миллиона человек.
Первый крупный переход русских солдат в немецкую армию имел место 22
августа 1941 года, через два месяца после начала германо-советской войны.
Это случилось на линии фронта под Могилевом, в Белоруссии. К
генерал-лейтенанту графу фон Шенкен-дорфу явился посланец казаков с
предложением о сдаче его полка в плен. Это был 436-ой пехотный полк под
командованием майора Ивана Никитича Кононова. Получив от фон Шенкендорфа
завере-
ния в безопасности, Кононов собрал своих солдат и четко изложил им свои
намерения. Он объяснил, что наконец-то появилась возможность воевать против
Сталина и ненавистной большевистской системы. Закончил он такими словами:
"Кто хочет идти со мной, пусть встанут справа, а кто остается -- слева. Тем,
кто хочет остаться, я гарантирую безопасность". Все как один встали справа,
и через несколько часов в армии генерала фон Шенкендор-фа прибавился еще
один полк.
Кононов родился в 1903 году на Дону. У него был безупречный послужной
список, но он готовился стать перебежчиком еще с неудачной Финской войны, и
вот теперь такая возможность представилась. Не понимая реального содержания
нацистской политики по отношению к России, он вообразил, что его полк сможет
стать ядром Русской освободительной армии, после чего к нему присоединятся
миллионы его страдающих от большевизма соотечественников, и Сталин останется
один со своими энкаведешными приспешниками. Граф фон Шенкендорф, умный и
честный офицер, целиком и полностью разделял точку зрения Кононова. Он,
однако, кое-что знал о Гитлере и немецкой верхушке с их планами уничтожения
русских как нации. Впрочем, свои сомнения он держал при себе. Солдаты
Кононова составили 102-й казачий полк и храбро сражались против Красной
армии и партизан29.
В общем и целом сотни тысяч русских вызвались помочь, немцам в деле
свержения Сталина, и со временем для них нашелся руководитель -- генерал
Андрей Андреевич Власов. Это был один из самых талантливых командиров
Красной армии. Летом 1942 года его войска попали в окружение, и 13 июля он
был взят в плен. Он был сыном крестьянина-бедняка из-под Нижнего Новгорода и
отличался исключительным личным обаянием и честностью. Абвер и влиятельные
круги германского генштаба увидели в нем идеального руководителя для Русской
освободительной армии (РОА), которая, как понимали проницательные немцы,
могла сыграть важную роль в победе над большевизмом. Вывезенный из
винницкого лагеря для военнопленных, Власов после переговоров с немцами
согласился возглавить РОА, несмотря на оскорбительные ограничения, которые
установило для него, его дела и его соотечественников нацистское
руководство. Путем сложных интриг Власов в конце концов был назначен
номинальным командующим армией, насчитывавшей уже около миллиона человек.
Но, за исключением нескольких недель в самом конце войны, РОА как армия
существовала только на бумаге, в основном для пропагандистских целей. Набор
добровольцев шел постоянно -- в трудовые батальоны организации Тодта,
кавказские легионы, вспомогательные части регулярных немецких сил (хиви),
такие, как полк Коно-
нова, или в казацкие части. Но до 1945 года генерал Власов не обладал
полномочиями приказывать даже рядовому своей армии. Гитлеровская идеология
отводила свободной национальной России места ничуть не больше, чем России
большевистской.
Так что не зря опасался генерал фон Шенкендорф: Власов и те, кто
присоединился к нему, оказались между двух огней. На той самой передовой
линии фронта, где Сталин так и не рискнул побывать, был ранен один сержант
Красной армии, заслуживший к тому времени уже две награды. В плену он
оказался после того, как немцы откопали его бесчувственное тело из-под
одесских развалин. Позже он вступил в армию Власова. Вот что пишет он, с