Страница:
русский, но не хочу возвращаться в СССР, так как я не согласен с
коммунистической системой и мне больше нравится такая система, как,
например, в Англии или Америке. Если окажется возможно найти для меня
какой-нибудь уголок -- я ведь еще молодой, мне всего только 20 лет от роду,
если можно принять меня в ряды вашей армии, я вам буду служить, как отцу
родному. Если это невозможно, напишите мне об этом, пожалуйста. Прошу вас,
как отца. На этом кончаю, до свидания. Господину Клементу Эттли,
премьер-министру.
Взяв ручку, Браймлоу написал на полях: "Вернуть в СССР"5.
На сей раз все решилось очень просто, но бывали и трудности. Например,
Госдепартамент воспротивился призыву английского посольства включить в число
тех, к кому при репатриации может быть применена сила, всех советских
граждан, без различия возраста, пола и биографии6. А это
означало, что в зонах объединенного союзного контроля в Италии все еще нет
согласованной линии. И здесь, и в английской оккупационной зоне Австрии
английская политика могла проводиться независимо от американских правил, но
в Италии вопрос о единой политике по-прежнему оставался
открытым7. И дело было не только в том, что старшие американские
офицеры, вроде Мак-Крири, не желали сотрудничать с англичанами. Полковник
Алекс Уилкинсон, служивший в Штирии (Австрия), писал:
Наш штаб в Вене поручил мне посетить совещание в Бруке, чтобы
обеспечить отправку домой еще одной группы перемещенных лиц... Мне было
поручено обеспечить поезда для перевозки перемещенных лиц на родину. Я на
все поручения отвечал одинаково: выполню, если эти люди согласны ехать.
Тогда мне предложили собрать их и посадить в поез-
408
да, независимо от их желания. На мой вопрос, как это сделать, мне
ответили, что один-другой пулемет заставят русских вести себя как следует.
"Пока я здесь, этого не будет!"-- ответил я. Я принял компромиссное решение:
согласился на посадку перемещенных лиц в поезда только при условии, что
поезда будут идти в западном, а не в восточном направлении, и добавил, что
как только они выедут за пределы Штирии, я за них больше не отвечаю. Через
две недели после этого -совещания я был снят с поста и отправлен в Англию --
в рапорте это решение объяснялось "недостатком инициативы" у меня... Не
думаю, однако, чтобы из Штирии какие-либо перемещенные лица были отосланы
"домой", во всяком случае, не во время моего пребывания там...
Как ни странно, но именно американской Директиве Мак-Нарни--Кларка, с
ее четкой классификацией репатриантов, суждено было вызвать кровопролитие
куда более страшное, чем кем-птенский эпизод, заставивший Эйзенхауэра в
октябре наложить односторонний запрет на репатриационные операции. С
появлением Директивы, где говорилось о репатриации только определенной
категории советских граждан, попадавшие в эту категорию не могли больше
рассчитывать ни на какие отсрочки. Американские военные власти в Германии
рекомендовали развернуть подготовку к широкомасштабной выдаче.
На территории бывшего нацистского лагеря смерти Дахау, под Мюнхеном,
находились несколько сот власовцев. Из них-то и решили американцы набрать
первую группу репатриантов в соответствии с Директивой Мак-Нарни--Кларка.
Пленные прослышали об этом решении, и когда 17 января их выстроили, чтобы
везти на станцию, они наотрез отказались садиться в грузовики. Им стали
угрожать оружием. Тогда они начали просить, чтобы их немедленно расстреляли,
чем отдавать в лапы НКВД. Сконфуженные охранники вернули их в бараки.
Было ясно, что для проведения операции необходимо массированное
применение силы. Через два дня в лагерь прибыло ударное формирование из 500
американцев и поляков. Последовавшие за этим события живо описаны в рапорте,
поданном Роберту Мерфи:
В рамках соглашения с Советами, 19 января была предпринята попытка
отправить со сборного пункта в Дахау 399 бывших русских солдат, взятых в
плен в немецкой военной форме. Все эти люди отказались садиться в грузовики
и просили, чтобы их пристрелили. В знак протеста они разделись и отказались
выходить из бараков. Чтобы выгнать их оттуда,
409
пришлось прибегнуть к слезоточивому газу и применить силу. Те из них,
кто еще внутри нанес себе ножевые раны, повалились на снег, истекая кровью.
9 человек повесились, один закололся, второй вскоре умер от ран, 20 человек
все еще находятся в госпитале. Наконец, в поезд с американской охраной и в
сопровождении советского офицера связи было посажено 368 человек. 6 человек
бежало по дороге. Ряд лиц в группе заявили, что они не русские. После
предварительной проверки местными военными властями об этом был уведомлен
советский офицер связи, и в результате 11 человек были возвращены советскими
представителями как не советские граждане.
Затем в рапорте рассказывалось о страшных страданиях, на которые были
обречены эти люди в плену, о том, что у них фактически не было другого
выбора, как только надеть немецкую форму. Рапорт заканчивался словами:
Случившееся произвело на всех очевидцев страшное впечатление.
Американские офицеры и солдаты, от которых американское правительство
потребовало проводить репатриацию этих русских, проявляют сильное
недовольство...
На этом примере видно, как по-разному относились к проблеме репатриации
сотрудники английского МИДа и Госдепартамента. Мерфи послал этот рапорт
государственному секретарю, приложив возмущенную записку, где, в частности,
обращал внимание на то обстоятельство, к которому, судя по всему, совершенно
хладнокровно отнесся его британский партнер в Италии Гарольд Мак-миллан: на
выдачу советским властям несоветских граждан8. Сообщения в прессе
об инциденте в Дахау вызвали протесты далеко не одних американцев. Генерал
А. И. Деникин, армии которого в свое время едва не уничтожили народившийся
большевистский режим, направил генералу Эйзенхауэру взволнованное письмо.
Через три недели папа Пий XII выразил резкое осуждение Ялтинского
соглашения, которое все еще оставалось секретным, и протест против
"принудительной репатриации и отказа в предоставлении убежища"9.
Но события развивались уже сами по себе, набирая инерционное ускорение.
Когда нескольким полкам РОА под командованием генерала Меандрова удалось
пересечь американскую линию фронта, они были интернированы в Ландау, в
лагере с очень мягким режимом. Однако в сентябре 1945 года их перевели в
охраняемый лагерь за колючей проволокой в Платтлинге, под Регенс-
410
бургом. В списке репатриантов они были следующими на очереди. После
проверки было решено, что из трех тысяч человек, содержащихся в лагере,
более половины подлежат насильственной репатриации.
Операция проходила по той же схеме, что и в Дахау, только на этот раз
были приняты исключительные меры по сокращению числа самоубийств. Но
избежать сопротивления не удалось. Власовцы отказались садиться в грузовики
и забаррикадировались в бараках. Американскому коменданту во избежание
кровопролития пришлось сказать, что их скоро перевезут в новый лагерь,
подальше от советской оккупационной зоны. Обмануть этих несчастных оказалось
легче легкого. Они успокоились, и все пошло по-прежнему.
Ранним утром 24 февраля один из пленных проснулся от негромкого лязга,
доносившегося с другой стороны проволочной изгороди. Когда он вылез из
барака, его глазам предстала страшная картина: к лагерю шла колонна
американских танков. Охранники бесшумными тенями скользили к воротам; там им
выдавали специальные резиновые дубинки. Притаившийся в предрассветном
сумраке невольный наблюдатель быстро смекнул, к чему идет дело, и прополз
под проволокой в соседний сектор, где содержались пленные других
национальностей.
Тем временем американские солдаты, разделившись на две колонны и
хоронясь в тени, пробрались к баракам, беззвучно, как в немом фильме, прошли
в двери и по двое стали у каждой койки. Их зловещие силуэты выхватывал из
тьмы и вновь погружал в нее свет фонарей, которые снаружи раскачивал на
столбах ночной ветер. Мертвая тишина то и дело нарушалась случайными
звуками: кто-то тихонько вскрикнул со сна, скрипнул пол под ногами, но все
это заглушалось мерным дыханием спящих. Вдруг тишину прорезал пронзительный
свисток. Проснувшиеся с недоумением озирались по сторонам: они оказались в
центре какой-то дикой какофонии. Американцы, с криками и ругательствами,
размахивая дубинкам, набросились на пленных, подгоняя их на искаженном
немецком -- "Мак шнель! Мак шнель!" Они гнали ничего не соображавших
спросонья людей в одном нижнем белье к выходу из барака и дальше -- к
лагерным воротам. На замешкавшихся обрушивался град ударов. У ворот стояла
наготове колонна грузовиков с заведенными моторами. Пленных загнали в
грузовики, машины моментально снялись с места, и уже через несколько часов
репатриантов, погрузив в поезд, везли на восток, навстречу занимавшемуся
рассвету10. Около чехословацкой границы поезд остановился посреди
баварского леса, его поджидали солдаты в голубых фуражках. Американские и
советские офицеры обменялись через переводчика несколькими фразами, и
избитых и напуганных солдат
411
дивизии Меандрова высадили из поезда. Ошарашенные, они стояли, сбившись
в кучки между лужами у самого полотна. Затем американские охранники, в
молчании отводя взгляд, забрались в вагоны -- и отправились на том же поезде
обратно.
В Платтлинг они вернулись в явном замешательстве. Перед отбытием с
места встречи в лесу многие заметили, что ближние деревья были буквально
увешаны мертвыми телами. По возвращении охранников даже пленные эсэсовцы из
соседнего сектора -- и те, выстроившись вдоль проволочного ограждения,
осыпали американцев презрительной бранью. Сгоравшим со стыда солдатам
оставалось только молча прятать глаза.
Однако примененная в Платтлинге тактика оказалась вполне успешной.
Благодаря внезапности операции удалось избежать самоубийств на территории
лагеря, и штаб американской 3-й армии смог сообщить в рапорте, что выдача
была проведена "без инцидентов". Но за время пути пятеро покончили с собой в
поезде, а число покушавшихся на самоубийство было еще выше. В самом лагере
двое успели нанести себе раны, и одного из них сфотографировали для
американской армейской газеты "Старс энд страйпс". Вообще же вся операция
была заснята на пленку -- вероятно, в качестве руководства на будущее.
По-видимому, это единственный известный киноматериал, в котором запечатлена
операция союзных сил по репатриации".
Через три месяца из Платтлинга была отправлена на восток еще одна
группа из 243 русских12. На этом репатриация русских пленных из
Германии практически закончилась. Американские военные были в ужасе от того,
что вершилось их руками или же от их имени. Несколько позже, в 1946 году,
генерал Мак-Нарни заявил, что советские граждане, находящиеся в американской
зоне Германии, могут более не опасаться принудительной выдачи13.
Принятая Госдепартаментом Директива Мак-Нарни--Кларка казалась золотой
серединой между полным отказом от выполнения советских требований и
английской политикой возвращения всех советских граждан. Но даже этот
компромисс вызвал почти всеобщее отвращение, возмущение и протест. Стоит еще
раз напомнить, что американцы применили силу лишь по отношению к нескольким
сотням бывших солдат вермахта; у них и в мыслях не было обратить штыки
против женщин и детей.
Причины, по которым американцы высказывали свои возражения, весьма
показательны и резко отличаются от официальной английской точки зрения. 19
апреля генерал Мак-Нарни просил об уточнении Директивы на том основании, что
репатриационные комиссии, пользуясь за неимением других только
американским законом и процедурами, возражают
412
против репатриации нескольких сотен человек, ссылаясь на то, что данные
лица не являлись гражданами, так как были лишены основных гражданских прав,
как-то -- права голоса, права носить оружие и т. д.-- либо принадлежали к
преследуемым группам.
Через неделю Мак-Нарни более подробно описал в письме эти категории лиц
и между прочим заметил: "Если бы мы строго придерживались американской
интерпретации гражданства, все советские граждане были бы освобождены".
Однако в ответе Объединенного комитета начальников штабов говорилось:
Поскольку действующая политическая система в СССР коренным образом
отличается от системы США, а вопрос о правах советских граждан может решать
только советское правительство, мы не обсуждаем здесь данную проблему...
Американские правила о гражданстве неприменимы к советским
гражданам14.
Такой подход, будь он признан законным, мог бы оказать большую услугу
защите на процессах над немецкими военными преступниками, как раз тогда
проходивших в Нюрнберге.
На практике, впрочем, вследствие протестов армии и политических
деятелей, американцы сначала оттягивали насильственную репатриацию русских в
Германии, а затем, после второй выдачи власовцев из Платтлинга в мае 1945
года, и вовсе отказались от насильственных депортаций15.
Так закончилась насильственная репатриация русских в союзных
оккупационных зонах Германии и Австрии. Но оставался еще один район, не
охваченный Директивой Мак-Нарни--Кларка. Поскольку Италия контролировалась
объединенным союзным командованием из штаба союзных сил в Казерте, Директива
Мак-Нарни--Кларка давала англичанам возможность настаивать на насильственной
репатриации из Италии по крайней мере тех категорий пленных, которые
подлежали выдаче согласно этой Директиве. Но в этом случае многие категории
штатских лиц не могли бы быть депортированы, а англичане не хотели идти на
такой компромисс, считая, что еще имеется возможность заставить США встать
на английскую точку зрения16.
Однако наступило лето 1946 года, и чиновники английского МИДа были
вынуждены считаться с реальностью. Возможности переубедить Госдепартамент
иссякли. Да и в самой Англии росла оппозиция. Новый канцлер герцогства
Ланкастерского, лейборист Дж. Хайнд, заявил в парламенте протест против
насильственной
413
репатриации и в январе провел решение о временном замораживании"
применения силы. Его поддержал новый заведующий Северным отделом МИДа Роберт
Хенки, ныне лорд, считавший, что проведение американской линии даст
возможность спасти гражданских лиц и тем удовлетворить возражения английской
армии17. Поэтому МИД порекомендовал английскому правительству
принять Директиву Мак-Нарни--Кларка.
Решение Бевина принять Директиву, как и последовавшее затем
насильственное возвращение русских, находившихся под опекой англичан, было
результатом нажима со стороны профессиональных дипломатов. Только недавно
стало известно, как именно осуществлялся этот нажим. Вскоре после временного
"замораживания" насильственной репатриации в английских оккупационных зонах
Германии и Австрии в конце 1945 года Бевин потребовал полного отчета о
проведенных до сих пор операциях такого рода. 18 января 1946 года заведующий
Северным отделом Кристофер Уорнер сообщил министру иностранных дел:
Насколько мне известно, к насильственным мерам до сих пор не прибегали.
Для того, чтобы заставить колеблющихся выполнять распоряжения, было
достаточно простого присутствия английских войск.
К этой явной лжи присоединился и Томас Браймлоу, также отметивший, что
"до сих пор насилия удавалось избежать". Кстати, в том же документе Браймлоу
замечает -- и, по всей вероятности, справедливо,-- что американцы
согласились выдать русских, подпадавших под Директиву Мак-Нарни--Кларка,
только "под нажимом англичан, стремящихся провести репатриацию 500 казаков
из Италии".
Не исключено, что Бевин в какой-то момент собирался вообще отказаться
от политики насильственной репатриации. За это говорит, например, то, что по
его приказу было отменено уже начатое следствие по делу нескольких грузин,
мужественно воевавших против немцев на острове Тексел18.
Поскольку американцы, как заметил Браймлоу, действовали в основном под
давлением англичан, представляется вероятным, что насильственные репатриации
продолжались еще полтора года вследствие постоянного давления официальных
лиц. Если Бевин полагал,-- а оснований думать иначе у нас нет,-- что для
репатриации русских не требуется применения силы, можно понять, почему он не
видел большого смысла в изменении процедуры выдач, тем более что это было
чревато протестами советской стороны. Все это замечательно подтверждает
справедливость слов сэра Герберта Баттерфильда:
414
О роли высших постоянных чиновников МИДа сейчас принято говорить как об
общеизвестном факте, и часто отмечается, что министр иностранных дел во
многом от них зависит. Говорят, что если постоянные сотрудники и не могут
навязать министру свою линию, то во всяком случае у них достаточно влияния,
чтобы помешать ему проводить его собственную политику19.
На совещании кабинета 6 июня было принято предложение министра
иностранных дел Бевина о согласовании с США английской политики в вопросе
репатриации. Военное министерство приветствовало это решение, полагая, что
отныне "от солдат не будет больше требоваться применения силы против людей,
нежеланию которых возвращаться в СССР они сочувствуют"20.
Вероятно, военное министерство не вполне оценило назначение этого шага -- во
всяком случае, поначалу. Между тем предложение Бевина вовсе не
предназначалось для защиты не желавших возвращаться на родину русских от
отправки в СССР -- напротив, его цель состояла в выдаче тех немногих
оставшихся, которых в ином случае невозможно было бы вернуть советским
властям. Тем не менее на первых порах Директива привела к положительным
результатам. Все "лица со спорным гражданством" могли быть освобождены и
расселены там, где они хотели или могли поселиться. Появилось сообщение, что
украинцы, находившиеся в Белларии, могут считаться несоветскими
гражданами21. Так что те, кто по Директиве Мак-Нарни--Кларка не
подлежал репатриации, отныне были в безопасности.
Зато за остальными началась охота. После присоединения англичан к
Директиве Мак-Нарни--Кларка события стали развиваться довольно быстро. Ровно
через месяц после того, как решение кабинета было доведено до сведения штаба
в Италии, был разработан подробный план по переводу всех содержащихся здесь
русских, относящихся к категориям, перечисленным в Директиве, в лагеря на
севере страны, где их можно было подвергнуть предварительной проверке перед
передачей Советам. К концу июня около тысячи "русских" собрали в лагерях
Баньоли и Аверса. Насколько известно, то были последние советские граждане,
находящиеся в руках союзников и подлежащие репатриации. Заметим, кстати, что
с декабря 1944 года из этого района было репатриировано 42 тысячи советских
граждан22. Речь, таким образом, шла уже о принципе, а не о
количестве пленных.
План по выдаче этих пленных получил кодовое название "Ки-левание"
("Keelhaul") -- по наказанию, ранее бытовавшему в средневековом английском
флоте23, когда матроса на веревке протас-
415
кивали под корпусом военного корабля. Многие умирали, те же, кому
"везло", выходили из этого испытания полуживыми и израненными. Операция
"Килевание" была началом аналогичного испытания, в котором многим предстояло
погибнуть. Обычно кодовые названия операций не содержат намека на
планируемые события24, однако случаются исключения25.
Похоже, название "килевание" было выбрано вполне цинично -- по принципу
сходства. Во всяком случае, название одного из мест содержания русских
пленных в Англии -- Кил Холла (по-английски -- Keele Hall), в
Стаффордшире,-- с этим никак не связано26.
14 августа операция "Килевание" началась. Были приняты меры по
предотвращению самоубийств; сопровождавшие пленных отряды имели при себе
ручное оружие, наручники и гранаты со слезоточивым газом. На другой день
пленные были переведены в новые лагеря: 498 человек из Баньоли оказались в
английском лагере возле Рими-ни, а группа из 432 человек из Аверсы (в
основном жители Средней Азии) -- в американском лагере под Пизой. Это
делалось во исполнение пункта Директивы о том, что "перевозка советских
граждан... является совместным делом США и Англии". Единственным
положительным следствием этого шага было то, что теперь штаб мог потребовать
отзыва советской репатриационной комиссии,-- никаких оснований для ее
пребывания в стране больше не имелось. Как было отмечено в одном из
рапортов, датированных сентябрем: "Миссия несколько месяцев почти не
вмешивалась в дела по репатриации, но ее деятельность в Италии противоречит
интересам государственной безопасности страны"27.
Английские и американские военные власти давно уже поняли, что одной из
основных задач советской репатриационной миссии является шпионаж. Ее
операции становились все рискованнее, и союзники понемногу теряли терпение.
В Австрии была обнаружена группа агентов СМЕРШа, одетая в форму американской
военной полиции. Генерал Марк Кларк отказался вновь допустить миссию в
страну до выполнения поставленных им условий28. В Греции
советская миссия сотрудничала с коммунистами, совершившими попытку
вооруженного государственного переворота. После подавления восстания
английскими силами советская миссия оставалась в стране, и 2 сентября 1945
года фельдмаршал Александер потребовал ее отзыва, заметив, что в Греции
больше нет советских граждан, подлежащих репатриации. Однако МИД отклонил
его требование: Томас Брайм-лоу поверил утверждению советских
представителей, что где-то на Крите скрываются двое советских граждан.
Правда, к концу года МИД и сам начал догадываться о характере работы миссии
и предложил осуществлять надзор за этой деятельностью -- хотя и не
потребовал прекратить ее вовсе29.
416
Теперь, когда последние русские, подлежавшие репатриации, были собраны
в одном месте, оставалось лишь провести проверку и заключительные выдачи.
МИД сообщил штабу союзных сил в Казерте, что категории пленных, не
подпадающих под Директиву Мак-Нарни--Кларка, могут быть включены в
контингент, передаваемый англичанами30, но осуществлявшие
проверку военные не последовали этой рекомендации.
В лагере, откуда прибыли пленные, уже проводилась одна проверка. Но
теперь говоривший по-русски офицер должен был более тщательно повторить ту
же процедуру. Эта задача была поручена Деннису Хиллсу, которого мы уже
упоминали в этой книге. Он работал -с русскими военнопленными в лагере
Чинечитта под Римом, а до этого, в марте 1945 года, проделал путешествие из
Таранто в Одессу с солдатами Тюркской дивизии, после чего у него не осталось
никаких иллюзий относительно судьбы репатриантов на родине, и поэтому он
твердо решил спасти от репатриации как можно больше народу. Проверка была во
многом чисто формальной, проверить показания пленного было невозможно. Перед
Хиллсом лежал текст Директивы Мак-Нарни--Кларка31, и на основании
ее он отфильтровывал тех, кто наверняка служил в немецкой армии. Только они
и подлежали репатриации; и Хиллс тщательно следил, чтобы среди них не
оказалось членов организации Тодта или других полувоенных
организаций32. Несколько случаев он представил на рассмотрение
штаба и наконец, методом проб и ошибок, разработал максимально мягкую в
данных условиях систему. Правда, ему были предоставлены весьма широкие
полномочия -- он мог совершенно произвольно решать вопрос о гражданстве того
или иного пленного. Представители советской репатриационной миссии обычно
заявляли свои права лишь на отдельных пленных, которым вменялись в вину
военные преступления. Эти запросы поступали к капитану Тому Корринджу, а он
передавал их Деннису Хиллсу. Имена пленных были написаны на клочках бумаги,
а источником сведений о них служили в основном платные информаторы, которых
советские офицеры держали в лагере специально для получения такого
материала. Корриндж сразу же отвечал отказом на те запросы -- а таких было
большинство,-- в которых обнаруживал какие-то неточности. Цену советским
обвинениям он знал уже давно -- с тех пор, как ему выдали карту, на которой
линия Керзона таинственным образом переместилась на много километров к
западу.
Скоро Деннис Хиллс понял, что оказался в очень щекотливом положении.
Ведь по существу его задача сводилась к тому, чтобы обрекать человека на
смерть или же, напротив, даровать ему помилование. Все его симпатии были на
стороне пленных, и будь его
14--2491 417
воля -- он бы их всех объявил не подлежащими репатриации, но это было
невозможно. Штаб принимал все рекомендации Хиллса, но при этом
подразумевалось, что большая часть пленных должна вернуться на родину. МИД
настаивал на возвращении определенного числа пленных, и существовали
пределы, преступать которые в штабе считали немыслимым.
Под конец Хиллс подавил все свои сомнения и стал руководствоваться
коммунистической системой и мне больше нравится такая система, как,
например, в Англии или Америке. Если окажется возможно найти для меня
какой-нибудь уголок -- я ведь еще молодой, мне всего только 20 лет от роду,
если можно принять меня в ряды вашей армии, я вам буду служить, как отцу
родному. Если это невозможно, напишите мне об этом, пожалуйста. Прошу вас,
как отца. На этом кончаю, до свидания. Господину Клементу Эттли,
премьер-министру.
Взяв ручку, Браймлоу написал на полях: "Вернуть в СССР"5.
На сей раз все решилось очень просто, но бывали и трудности. Например,
Госдепартамент воспротивился призыву английского посольства включить в число
тех, к кому при репатриации может быть применена сила, всех советских
граждан, без различия возраста, пола и биографии6. А это
означало, что в зонах объединенного союзного контроля в Италии все еще нет
согласованной линии. И здесь, и в английской оккупационной зоне Австрии
английская политика могла проводиться независимо от американских правил, но
в Италии вопрос о единой политике по-прежнему оставался
открытым7. И дело было не только в том, что старшие американские
офицеры, вроде Мак-Крири, не желали сотрудничать с англичанами. Полковник
Алекс Уилкинсон, служивший в Штирии (Австрия), писал:
Наш штаб в Вене поручил мне посетить совещание в Бруке, чтобы
обеспечить отправку домой еще одной группы перемещенных лиц... Мне было
поручено обеспечить поезда для перевозки перемещенных лиц на родину. Я на
все поручения отвечал одинаково: выполню, если эти люди согласны ехать.
Тогда мне предложили собрать их и посадить в поез-
408
да, независимо от их желания. На мой вопрос, как это сделать, мне
ответили, что один-другой пулемет заставят русских вести себя как следует.
"Пока я здесь, этого не будет!"-- ответил я. Я принял компромиссное решение:
согласился на посадку перемещенных лиц в поезда только при условии, что
поезда будут идти в западном, а не в восточном направлении, и добавил, что
как только они выедут за пределы Штирии, я за них больше не отвечаю. Через
две недели после этого -совещания я был снят с поста и отправлен в Англию --
в рапорте это решение объяснялось "недостатком инициативы" у меня... Не
думаю, однако, чтобы из Штирии какие-либо перемещенные лица были отосланы
"домой", во всяком случае, не во время моего пребывания там...
Как ни странно, но именно американской Директиве Мак-Нарни--Кларка, с
ее четкой классификацией репатриантов, суждено было вызвать кровопролитие
куда более страшное, чем кем-птенский эпизод, заставивший Эйзенхауэра в
октябре наложить односторонний запрет на репатриационные операции. С
появлением Директивы, где говорилось о репатриации только определенной
категории советских граждан, попадавшие в эту категорию не могли больше
рассчитывать ни на какие отсрочки. Американские военные власти в Германии
рекомендовали развернуть подготовку к широкомасштабной выдаче.
На территории бывшего нацистского лагеря смерти Дахау, под Мюнхеном,
находились несколько сот власовцев. Из них-то и решили американцы набрать
первую группу репатриантов в соответствии с Директивой Мак-Нарни--Кларка.
Пленные прослышали об этом решении, и когда 17 января их выстроили, чтобы
везти на станцию, они наотрез отказались садиться в грузовики. Им стали
угрожать оружием. Тогда они начали просить, чтобы их немедленно расстреляли,
чем отдавать в лапы НКВД. Сконфуженные охранники вернули их в бараки.
Было ясно, что для проведения операции необходимо массированное
применение силы. Через два дня в лагерь прибыло ударное формирование из 500
американцев и поляков. Последовавшие за этим события живо описаны в рапорте,
поданном Роберту Мерфи:
В рамках соглашения с Советами, 19 января была предпринята попытка
отправить со сборного пункта в Дахау 399 бывших русских солдат, взятых в
плен в немецкой военной форме. Все эти люди отказались садиться в грузовики
и просили, чтобы их пристрелили. В знак протеста они разделись и отказались
выходить из бараков. Чтобы выгнать их оттуда,
409
пришлось прибегнуть к слезоточивому газу и применить силу. Те из них,
кто еще внутри нанес себе ножевые раны, повалились на снег, истекая кровью.
9 человек повесились, один закололся, второй вскоре умер от ран, 20 человек
все еще находятся в госпитале. Наконец, в поезд с американской охраной и в
сопровождении советского офицера связи было посажено 368 человек. 6 человек
бежало по дороге. Ряд лиц в группе заявили, что они не русские. После
предварительной проверки местными военными властями об этом был уведомлен
советский офицер связи, и в результате 11 человек были возвращены советскими
представителями как не советские граждане.
Затем в рапорте рассказывалось о страшных страданиях, на которые были
обречены эти люди в плену, о том, что у них фактически не было другого
выбора, как только надеть немецкую форму. Рапорт заканчивался словами:
Случившееся произвело на всех очевидцев страшное впечатление.
Американские офицеры и солдаты, от которых американское правительство
потребовало проводить репатриацию этих русских, проявляют сильное
недовольство...
На этом примере видно, как по-разному относились к проблеме репатриации
сотрудники английского МИДа и Госдепартамента. Мерфи послал этот рапорт
государственному секретарю, приложив возмущенную записку, где, в частности,
обращал внимание на то обстоятельство, к которому, судя по всему, совершенно
хладнокровно отнесся его британский партнер в Италии Гарольд Мак-миллан: на
выдачу советским властям несоветских граждан8. Сообщения в прессе
об инциденте в Дахау вызвали протесты далеко не одних американцев. Генерал
А. И. Деникин, армии которого в свое время едва не уничтожили народившийся
большевистский режим, направил генералу Эйзенхауэру взволнованное письмо.
Через три недели папа Пий XII выразил резкое осуждение Ялтинского
соглашения, которое все еще оставалось секретным, и протест против
"принудительной репатриации и отказа в предоставлении убежища"9.
Но события развивались уже сами по себе, набирая инерционное ускорение.
Когда нескольким полкам РОА под командованием генерала Меандрова удалось
пересечь американскую линию фронта, они были интернированы в Ландау, в
лагере с очень мягким режимом. Однако в сентябре 1945 года их перевели в
охраняемый лагерь за колючей проволокой в Платтлинге, под Регенс-
410
бургом. В списке репатриантов они были следующими на очереди. После
проверки было решено, что из трех тысяч человек, содержащихся в лагере,
более половины подлежат насильственной репатриации.
Операция проходила по той же схеме, что и в Дахау, только на этот раз
были приняты исключительные меры по сокращению числа самоубийств. Но
избежать сопротивления не удалось. Власовцы отказались садиться в грузовики
и забаррикадировались в бараках. Американскому коменданту во избежание
кровопролития пришлось сказать, что их скоро перевезут в новый лагерь,
подальше от советской оккупационной зоны. Обмануть этих несчастных оказалось
легче легкого. Они успокоились, и все пошло по-прежнему.
Ранним утром 24 февраля один из пленных проснулся от негромкого лязга,
доносившегося с другой стороны проволочной изгороди. Когда он вылез из
барака, его глазам предстала страшная картина: к лагерю шла колонна
американских танков. Охранники бесшумными тенями скользили к воротам; там им
выдавали специальные резиновые дубинки. Притаившийся в предрассветном
сумраке невольный наблюдатель быстро смекнул, к чему идет дело, и прополз
под проволокой в соседний сектор, где содержались пленные других
национальностей.
Тем временем американские солдаты, разделившись на две колонны и
хоронясь в тени, пробрались к баракам, беззвучно, как в немом фильме, прошли
в двери и по двое стали у каждой койки. Их зловещие силуэты выхватывал из
тьмы и вновь погружал в нее свет фонарей, которые снаружи раскачивал на
столбах ночной ветер. Мертвая тишина то и дело нарушалась случайными
звуками: кто-то тихонько вскрикнул со сна, скрипнул пол под ногами, но все
это заглушалось мерным дыханием спящих. Вдруг тишину прорезал пронзительный
свисток. Проснувшиеся с недоумением озирались по сторонам: они оказались в
центре какой-то дикой какофонии. Американцы, с криками и ругательствами,
размахивая дубинкам, набросились на пленных, подгоняя их на искаженном
немецком -- "Мак шнель! Мак шнель!" Они гнали ничего не соображавших
спросонья людей в одном нижнем белье к выходу из барака и дальше -- к
лагерным воротам. На замешкавшихся обрушивался град ударов. У ворот стояла
наготове колонна грузовиков с заведенными моторами. Пленных загнали в
грузовики, машины моментально снялись с места, и уже через несколько часов
репатриантов, погрузив в поезд, везли на восток, навстречу занимавшемуся
рассвету10. Около чехословацкой границы поезд остановился посреди
баварского леса, его поджидали солдаты в голубых фуражках. Американские и
советские офицеры обменялись через переводчика несколькими фразами, и
избитых и напуганных солдат
411
дивизии Меандрова высадили из поезда. Ошарашенные, они стояли, сбившись
в кучки между лужами у самого полотна. Затем американские охранники, в
молчании отводя взгляд, забрались в вагоны -- и отправились на том же поезде
обратно.
В Платтлинг они вернулись в явном замешательстве. Перед отбытием с
места встречи в лесу многие заметили, что ближние деревья были буквально
увешаны мертвыми телами. По возвращении охранников даже пленные эсэсовцы из
соседнего сектора -- и те, выстроившись вдоль проволочного ограждения,
осыпали американцев презрительной бранью. Сгоравшим со стыда солдатам
оставалось только молча прятать глаза.
Однако примененная в Платтлинге тактика оказалась вполне успешной.
Благодаря внезапности операции удалось избежать самоубийств на территории
лагеря, и штаб американской 3-й армии смог сообщить в рапорте, что выдача
была проведена "без инцидентов". Но за время пути пятеро покончили с собой в
поезде, а число покушавшихся на самоубийство было еще выше. В самом лагере
двое успели нанести себе раны, и одного из них сфотографировали для
американской армейской газеты "Старс энд страйпс". Вообще же вся операция
была заснята на пленку -- вероятно, в качестве руководства на будущее.
По-видимому, это единственный известный киноматериал, в котором запечатлена
операция союзных сил по репатриации".
Через три месяца из Платтлинга была отправлена на восток еще одна
группа из 243 русских12. На этом репатриация русских пленных из
Германии практически закончилась. Американские военные были в ужасе от того,
что вершилось их руками или же от их имени. Несколько позже, в 1946 году,
генерал Мак-Нарни заявил, что советские граждане, находящиеся в американской
зоне Германии, могут более не опасаться принудительной выдачи13.
Принятая Госдепартаментом Директива Мак-Нарни--Кларка казалась золотой
серединой между полным отказом от выполнения советских требований и
английской политикой возвращения всех советских граждан. Но даже этот
компромисс вызвал почти всеобщее отвращение, возмущение и протест. Стоит еще
раз напомнить, что американцы применили силу лишь по отношению к нескольким
сотням бывших солдат вермахта; у них и в мыслях не было обратить штыки
против женщин и детей.
Причины, по которым американцы высказывали свои возражения, весьма
показательны и резко отличаются от официальной английской точки зрения. 19
апреля генерал Мак-Нарни просил об уточнении Директивы на том основании, что
репатриационные комиссии, пользуясь за неимением других только
американским законом и процедурами, возражают
412
против репатриации нескольких сотен человек, ссылаясь на то, что данные
лица не являлись гражданами, так как были лишены основных гражданских прав,
как-то -- права голоса, права носить оружие и т. д.-- либо принадлежали к
преследуемым группам.
Через неделю Мак-Нарни более подробно описал в письме эти категории лиц
и между прочим заметил: "Если бы мы строго придерживались американской
интерпретации гражданства, все советские граждане были бы освобождены".
Однако в ответе Объединенного комитета начальников штабов говорилось:
Поскольку действующая политическая система в СССР коренным образом
отличается от системы США, а вопрос о правах советских граждан может решать
только советское правительство, мы не обсуждаем здесь данную проблему...
Американские правила о гражданстве неприменимы к советским
гражданам14.
Такой подход, будь он признан законным, мог бы оказать большую услугу
защите на процессах над немецкими военными преступниками, как раз тогда
проходивших в Нюрнберге.
На практике, впрочем, вследствие протестов армии и политических
деятелей, американцы сначала оттягивали насильственную репатриацию русских в
Германии, а затем, после второй выдачи власовцев из Платтлинга в мае 1945
года, и вовсе отказались от насильственных депортаций15.
Так закончилась насильственная репатриация русских в союзных
оккупационных зонах Германии и Австрии. Но оставался еще один район, не
охваченный Директивой Мак-Нарни--Кларка. Поскольку Италия контролировалась
объединенным союзным командованием из штаба союзных сил в Казерте, Директива
Мак-Нарни--Кларка давала англичанам возможность настаивать на насильственной
репатриации из Италии по крайней мере тех категорий пленных, которые
подлежали выдаче согласно этой Директиве. Но в этом случае многие категории
штатских лиц не могли бы быть депортированы, а англичане не хотели идти на
такой компромисс, считая, что еще имеется возможность заставить США встать
на английскую точку зрения16.
Однако наступило лето 1946 года, и чиновники английского МИДа были
вынуждены считаться с реальностью. Возможности переубедить Госдепартамент
иссякли. Да и в самой Англии росла оппозиция. Новый канцлер герцогства
Ланкастерского, лейборист Дж. Хайнд, заявил в парламенте протест против
насильственной
413
репатриации и в январе провел решение о временном замораживании"
применения силы. Его поддержал новый заведующий Северным отделом МИДа Роберт
Хенки, ныне лорд, считавший, что проведение американской линии даст
возможность спасти гражданских лиц и тем удовлетворить возражения английской
армии17. Поэтому МИД порекомендовал английскому правительству
принять Директиву Мак-Нарни--Кларка.
Решение Бевина принять Директиву, как и последовавшее затем
насильственное возвращение русских, находившихся под опекой англичан, было
результатом нажима со стороны профессиональных дипломатов. Только недавно
стало известно, как именно осуществлялся этот нажим. Вскоре после временного
"замораживания" насильственной репатриации в английских оккупационных зонах
Германии и Австрии в конце 1945 года Бевин потребовал полного отчета о
проведенных до сих пор операциях такого рода. 18 января 1946 года заведующий
Северным отделом Кристофер Уорнер сообщил министру иностранных дел:
Насколько мне известно, к насильственным мерам до сих пор не прибегали.
Для того, чтобы заставить колеблющихся выполнять распоряжения, было
достаточно простого присутствия английских войск.
К этой явной лжи присоединился и Томас Браймлоу, также отметивший, что
"до сих пор насилия удавалось избежать". Кстати, в том же документе Браймлоу
замечает -- и, по всей вероятности, справедливо,-- что американцы
согласились выдать русских, подпадавших под Директиву Мак-Нарни--Кларка,
только "под нажимом англичан, стремящихся провести репатриацию 500 казаков
из Италии".
Не исключено, что Бевин в какой-то момент собирался вообще отказаться
от политики насильственной репатриации. За это говорит, например, то, что по
его приказу было отменено уже начатое следствие по делу нескольких грузин,
мужественно воевавших против немцев на острове Тексел18.
Поскольку американцы, как заметил Браймлоу, действовали в основном под
давлением англичан, представляется вероятным, что насильственные репатриации
продолжались еще полтора года вследствие постоянного давления официальных
лиц. Если Бевин полагал,-- а оснований думать иначе у нас нет,-- что для
репатриации русских не требуется применения силы, можно понять, почему он не
видел большого смысла в изменении процедуры выдач, тем более что это было
чревато протестами советской стороны. Все это замечательно подтверждает
справедливость слов сэра Герберта Баттерфильда:
414
О роли высших постоянных чиновников МИДа сейчас принято говорить как об
общеизвестном факте, и часто отмечается, что министр иностранных дел во
многом от них зависит. Говорят, что если постоянные сотрудники и не могут
навязать министру свою линию, то во всяком случае у них достаточно влияния,
чтобы помешать ему проводить его собственную политику19.
На совещании кабинета 6 июня было принято предложение министра
иностранных дел Бевина о согласовании с США английской политики в вопросе
репатриации. Военное министерство приветствовало это решение, полагая, что
отныне "от солдат не будет больше требоваться применения силы против людей,
нежеланию которых возвращаться в СССР они сочувствуют"20.
Вероятно, военное министерство не вполне оценило назначение этого шага -- во
всяком случае, поначалу. Между тем предложение Бевина вовсе не
предназначалось для защиты не желавших возвращаться на родину русских от
отправки в СССР -- напротив, его цель состояла в выдаче тех немногих
оставшихся, которых в ином случае невозможно было бы вернуть советским
властям. Тем не менее на первых порах Директива привела к положительным
результатам. Все "лица со спорным гражданством" могли быть освобождены и
расселены там, где они хотели или могли поселиться. Появилось сообщение, что
украинцы, находившиеся в Белларии, могут считаться несоветскими
гражданами21. Так что те, кто по Директиве Мак-Нарни--Кларка не
подлежал репатриации, отныне были в безопасности.
Зато за остальными началась охота. После присоединения англичан к
Директиве Мак-Нарни--Кларка события стали развиваться довольно быстро. Ровно
через месяц после того, как решение кабинета было доведено до сведения штаба
в Италии, был разработан подробный план по переводу всех содержащихся здесь
русских, относящихся к категориям, перечисленным в Директиве, в лагеря на
севере страны, где их можно было подвергнуть предварительной проверке перед
передачей Советам. К концу июня около тысячи "русских" собрали в лагерях
Баньоли и Аверса. Насколько известно, то были последние советские граждане,
находящиеся в руках союзников и подлежащие репатриации. Заметим, кстати, что
с декабря 1944 года из этого района было репатриировано 42 тысячи советских
граждан22. Речь, таким образом, шла уже о принципе, а не о
количестве пленных.
План по выдаче этих пленных получил кодовое название "Ки-левание"
("Keelhaul") -- по наказанию, ранее бытовавшему в средневековом английском
флоте23, когда матроса на веревке протас-
415
кивали под корпусом военного корабля. Многие умирали, те же, кому
"везло", выходили из этого испытания полуживыми и израненными. Операция
"Килевание" была началом аналогичного испытания, в котором многим предстояло
погибнуть. Обычно кодовые названия операций не содержат намека на
планируемые события24, однако случаются исключения25.
Похоже, название "килевание" было выбрано вполне цинично -- по принципу
сходства. Во всяком случае, название одного из мест содержания русских
пленных в Англии -- Кил Холла (по-английски -- Keele Hall), в
Стаффордшире,-- с этим никак не связано26.
14 августа операция "Килевание" началась. Были приняты меры по
предотвращению самоубийств; сопровождавшие пленных отряды имели при себе
ручное оружие, наручники и гранаты со слезоточивым газом. На другой день
пленные были переведены в новые лагеря: 498 человек из Баньоли оказались в
английском лагере возле Рими-ни, а группа из 432 человек из Аверсы (в
основном жители Средней Азии) -- в американском лагере под Пизой. Это
делалось во исполнение пункта Директивы о том, что "перевозка советских
граждан... является совместным делом США и Англии". Единственным
положительным следствием этого шага было то, что теперь штаб мог потребовать
отзыва советской репатриационной комиссии,-- никаких оснований для ее
пребывания в стране больше не имелось. Как было отмечено в одном из
рапортов, датированных сентябрем: "Миссия несколько месяцев почти не
вмешивалась в дела по репатриации, но ее деятельность в Италии противоречит
интересам государственной безопасности страны"27.
Английские и американские военные власти давно уже поняли, что одной из
основных задач советской репатриационной миссии является шпионаж. Ее
операции становились все рискованнее, и союзники понемногу теряли терпение.
В Австрии была обнаружена группа агентов СМЕРШа, одетая в форму американской
военной полиции. Генерал Марк Кларк отказался вновь допустить миссию в
страну до выполнения поставленных им условий28. В Греции
советская миссия сотрудничала с коммунистами, совершившими попытку
вооруженного государственного переворота. После подавления восстания
английскими силами советская миссия оставалась в стране, и 2 сентября 1945
года фельдмаршал Александер потребовал ее отзыва, заметив, что в Греции
больше нет советских граждан, подлежащих репатриации. Однако МИД отклонил
его требование: Томас Брайм-лоу поверил утверждению советских
представителей, что где-то на Крите скрываются двое советских граждан.
Правда, к концу года МИД и сам начал догадываться о характере работы миссии
и предложил осуществлять надзор за этой деятельностью -- хотя и не
потребовал прекратить ее вовсе29.
416
Теперь, когда последние русские, подлежавшие репатриации, были собраны
в одном месте, оставалось лишь провести проверку и заключительные выдачи.
МИД сообщил штабу союзных сил в Казерте, что категории пленных, не
подпадающих под Директиву Мак-Нарни--Кларка, могут быть включены в
контингент, передаваемый англичанами30, но осуществлявшие
проверку военные не последовали этой рекомендации.
В лагере, откуда прибыли пленные, уже проводилась одна проверка. Но
теперь говоривший по-русски офицер должен был более тщательно повторить ту
же процедуру. Эта задача была поручена Деннису Хиллсу, которого мы уже
упоминали в этой книге. Он работал -с русскими военнопленными в лагере
Чинечитта под Римом, а до этого, в марте 1945 года, проделал путешествие из
Таранто в Одессу с солдатами Тюркской дивизии, после чего у него не осталось
никаких иллюзий относительно судьбы репатриантов на родине, и поэтому он
твердо решил спасти от репатриации как можно больше народу. Проверка была во
многом чисто формальной, проверить показания пленного было невозможно. Перед
Хиллсом лежал текст Директивы Мак-Нарни--Кларка31, и на основании
ее он отфильтровывал тех, кто наверняка служил в немецкой армии. Только они
и подлежали репатриации; и Хиллс тщательно следил, чтобы среди них не
оказалось членов организации Тодта или других полувоенных
организаций32. Несколько случаев он представил на рассмотрение
штаба и наконец, методом проб и ошибок, разработал максимально мягкую в
данных условиях систему. Правда, ему были предоставлены весьма широкие
полномочия -- он мог совершенно произвольно решать вопрос о гражданстве того
или иного пленного. Представители советской репатриационной миссии обычно
заявляли свои права лишь на отдельных пленных, которым вменялись в вину
военные преступления. Эти запросы поступали к капитану Тому Корринджу, а он
передавал их Деннису Хиллсу. Имена пленных были написаны на клочках бумаги,
а источником сведений о них служили в основном платные информаторы, которых
советские офицеры держали в лагере специально для получения такого
материала. Корриндж сразу же отвечал отказом на те запросы -- а таких было
большинство,-- в которых обнаруживал какие-то неточности. Цену советским
обвинениям он знал уже давно -- с тех пор, как ему выдали карту, на которой
линия Керзона таинственным образом переместилась на много километров к
западу.
Скоро Деннис Хиллс понял, что оказался в очень щекотливом положении.
Ведь по существу его задача сводилась к тому, чтобы обрекать человека на
смерть или же, напротив, даровать ему помилование. Все его симпатии были на
стороне пленных, и будь его
14--2491 417
воля -- он бы их всех объявил не подлежащими репатриации, но это было
невозможно. Штаб принимал все рекомендации Хиллса, но при этом
подразумевалось, что большая часть пленных должна вернуться на родину. МИД
настаивал на возвращении определенного числа пленных, и существовали
пределы, преступать которые в штабе считали немыслимым.
Под конец Хиллс подавил все свои сомнения и стал руководствоваться