Страница:
усилия в этом деле с английским послом сэром Арчибальдом Кларком
Керром, поскольку английский МИД недавно отправил аналогичный запрос в
советское посольство в Лондоне12.
Следует, однако, отметить, что между английской и американской
позициями имелась существенная разница. Хэлл хотел урегулировать вопрос о
репатриации только тех русских, которые считали себя советскими гражданами и
хотели вернуться на родину. Англичане же, напротив, просили посла Гусева
известить их о советских пожеланиях относительно всех пленных, имеющих или
имевших прежде советское гражданство. А кабинет на заседании 4 сентября
заранее решил согласиться на репатриацию всех русских пленных, если того
потребует советское правительство. Впрочем, это решение было секретным, и
Госдепартамент США пока что о нем не знал.
Совершенно ясно, что Госдепартамент отказался от строгого соблюдения
принципов Женевской конвенции с большой неохотой и под мощным политическим
нажимом. Английский МИД вел себя совсем иначе. Его позиция сводилась в
основном к усилиям пойти навстречу советским пожеланиям еще до того, как они
высказывались; так что Соединенным Штатам предстояло впервые столкнуться с
точкой зрения своего союзника, отличной от их собственной. Первые сообщения
об этом поступили от политического советника США в Италии Александра К.
Кирка. Кирк был поверенным в делах в американском посольстве в Москве в
самый разгар сталинского террора, а потому мог представить себе трагические
последствия, которые повлечет за собой отказ Англии от принципов, бывших
дотоле неотъемлемой частью ее национального достояния13. Кирк
телеграфировал Хэллу из штаб-квартиры союзных сил в Казерте:
Согласно информации, полученной в штаб-квартире союзных сил от
английского военного министерства, достигнуто соглашение с советским
правительством о репатриации советских граждан, которые находятся сейчас в
качестве военнопленных на Ближнем Востоке -- или которые будут взяты в плен
в будущем. Репатриация не связывается с их желанием вернуться в Россию. В
дальнейшем от советских граждан не будут требовать подтверждения их
готовности вернуться на родину. На Ближнем Востоке получены инструкции из
Лондона действовать согласно этому соглашению и как можно скорее обеспечить
перевозку этих лиц в Тегеран. Макмил-лан [в то время постоянный министр в
штаб-квартире союзных сил в Казерте], вероятно, получит инструкции на этот
счет от МИДа.
На следующий день Кирк послал еще одну телеграмму:
Полагаю, что Департамент сочтет полезным убедиться в характере методов
по принуждению русских военнопленных к возвращению в СССР, хотя в силу
предыдущих соглашений им предоставлялась возможность сохранить статус
военнопленных. К тому же, насколько я понимаю, некоторые были захвачены
нашими войсками и переданы англичанам по соглашению, в котором оговаривалось
это условие.
Последний намек относился к русским, сдавшимся 6-ой группе армий США в
южной Франции и из соображений удобства отвезенным в лагеря в Египте, то
есть переданным из-под американского под английский контроль. Их число
превышало 4 тысячи. Последние изменения в английской политике могли привести
к возвращению захваченных американцами русских в СССР, и в этом невольно
оказались бы повинны американцы, позволившие себе нарушить Женевскую
конвенцию; это, в свою очередь, было бы чревато опасностью немецких
репрессий по отношению к американским военнослужащим в немецком плену.
Макмиллан известил МИД о позиции Кирка и опасениях американцев, но
британские официальные лица не придали этому значения. Патрик Дин возразил,
что репатриация русских вовсе не означает нарушения Конвенции, а полковник
Филлимор из военного министерства заявил следующее: "Если власти США не
согласны, пусть забирают своих пленных назад"14.
Во всяком случае, щепетильность американцев не оказала никакого влияния
на действия англичан. Репатриации пленных в СССР пока что мешала нехватка
транспортных средств, но на Ближний Восток уже пришли инструкции с
требованием вернуть находившихся там пленных, "независимо от того, хотят ли
они возвращаться в Россию или нет". Командующий английскими войсками в Иране
и Ираке запросил, как следует обращаться с репатриируемыми русскими -- "как
с друзьями-союзниками, находящимися в пути, или как с военнопленными, на
которых распространяются соответствующие ограничения". То ли генерал Э. С.
Гепп, заведующий отделом военнопленных, проявил чувство юмора, то ли так
получилось само собой, но его ответ гласил: "Мы не возражаем против того,
чтобы с русскими обращались как с друзьями-союзниками (что бы под этим ни
разумелось), лишь бы они не сбежали по дороге". Это парадоксальное заявление
представляется идеальным примером английского компромисса. Не менее
остроумным способом справились англичане и с нежеланием командующего на
Ближнем Востоке отдать приказ английским солдатам стрелять в убегающих
пленных: на сей предмет
были приглашены советские охранники, не обремененные подобными
предрассудками15.
Американские чиновники, до которых начал доходить смысл происходящего,
были явно озадачены новой политикой англичан. В ответе на телеграмму
Корделла Хэлла от 15 сентября посол США в СССР Гарриман констатировал, что
английское посольство пока не может предоставить точной информации
относительно этой политики. Кларку Керру удалось увидеть только копию
телеграммы должностным лицам на Ближнем Востоке, которую уже
прокомментировал Кирк из штаб-квартиры в Казерте. Из этой телеграммы
следовало, что англичане рассматривают возможность насильственной
репатриации. Гарриман заключил, что Соединенным Штатам тоже придется решать
вопрос о применении силы. При этом следовало серьезно подумать об опасности
репрессий по отношению к американским военнослужащим, находящимся в немецком
плену.
Англичане еще не сообщили Соединенным Штатам о решении кабинета от 4
сентября. 26 сентября сотрудник посольства Англии в Вашингтоне Пол Гор-Бут,
позднее постоянный заместитель секретаря МИДа, информировал американских
коллег, что его правительство еще не приняло окончательного решения о
применении силы к русским военнопленным. Разумеется, это ни в коей мере не
соответствовало истине, но нам до сих пор неизвестно, почему МИД вводил
американцев в заблуждение16. Посол Англии в Вашингтоне лорд
Галифакс писал в МИД, что американцам не терпится получить полную информацию
относительно намерений англичан. Сообщая о протестах Громыко, которые
отвергли Хэлл и Стеттиниус, он замечает:
Госдепартамент теряется в догадках относительно причин столь внезапного
нажима. Правда, имели место локальные конфликты, в какой-то мере связанные с
данным вопросом. Иммиграционные власти в Сиэтле недавно отказались
содействовать возвращению моряков, сбежавших с советского судна.
Далее лорд Галифакс писал:
Между тем американские власти проводят допросы пленных русского
происхождения. В группе из семнадцати человек восемь заявили, что не желают
возвращаться в Советский Союз... Понимая, что за всем этим могут стоять
более серьезные проблемы, американцы хотели бы знать ваше мнение по этому
вопросу17.
4--2491 97
Можно с большой долей уверенности предположить, что именно эти ничего
хорошего не сулившие "локальные конфликты" и вызывали гнев советских
представителей. Ведь англичане еще не заявили о своем полном согласии с
советскими требованиями, а американцы начинали выказывать признаки нежелания
сотрудничать именно в этом главном для советских интересов вопросе --
возвращении всех без исключения беглецов. Советская тактика в таких случаях
неизменно сводилась к потоку категоричных обвинений, где на долю реальных
фактов выпадала самая ничтожная роль. Эти обвинения, вручаемые одновременно
соответствующим инстанциям в Лондоне и Вашингтоне, будоражили МИД и ставили
в тупик Госдепартамент.
Кирк передал из Италии записку МИДа Макмиллану, в которой Патрик Дин
высказывал мнение, что поскольку Конвенция не распространяется на русских
пленных, применение силы к ним представляется вполне законным. Однако в
пространном официальном английском меморандуме от 11 октября, где
перечислялись детали предлагаемого "Закона о союзных вооруженных силах"
(который, по расчетам англичан, должен был отвечать советским пожеланиям),
этот важнейший вопрос о применении силы вообще не затрагивался18.
Меморандум был вручен советским властям в тот самый день, когда охваченный
эйфорией Идеи на обеде в английском посольстве в Москве уступил Сталину по
всем пунктам.
Американские власти, смущенные явными противоречиями и
непоследовательностью английской политики и возмущенные обвинениями и
давлением с советской стороны, по-прежнему считали, что все пленные,
захваченные в немецкой форме и объявившие себя немецкими гражданами, должны
считаться таковыми. Об этом они сообщили 19 октября сотруднику советского
посольства в Вашингтоне Александру Капустину19. Следовательно,
всякий русский, не желавший возвращаться в СССР и понимавший свои права в
соответствии с международным законодательством, мог рассчитывать на то, что
американские власти будут рассматривать его как немецкого военнопленного. За
этот шанс спасти свою жизнь ухватились немногие -- в конечном счете
несколько десятков из тысяч советских пленных. Большинство их было запугано
и совершенно дезориентировано, они привыкли к побоям, жестокому обращению,
непонятным приказам. В массе своей это были люди малообразованные,
встречались и вовсе неграмотные. Даже офицеры, скорее всего, не понимали
прав, предоставляемых им Женевской конвенцией. Да и как могло быть иначе:
ведь они выросли в стране, которая отказалась не только от Женевской
конвенции, но и от законности вообще.
Большая часть русских, находившихся в американских лагерях, была
подготовлена к возвращению в СССР. Лагеря посетил советский военный атташе
полковник Сараев. Как и в Англии, здесь были весьма успешно пущены в ход
посулы, ложь и угрозы. Правда, в лагере в Индиатаун Гэп, штат Пенсильвания,
имел место неприятный инцидент: один из пленных приветствовал Сарае-ва
нацистским салютом20. Большинство, впрочем, считало, что в конце
концов их все равно заставят вернуться на родину, а коли так -- то разумнее
с самого начала выказать добрую волю. Некоторые, догадываясь, что ожидает их
по возвращении, заявили о своем отказе возвращаться в СССР, но поскольку они
уже назвались советскими гражданами, американские власти не могли понять,
как быть с этой промежуточной категорией пленных. Их нельзя было
рассматривать как немецких военнопленных, поэтому от репатриации их могли
спасти лишь два фактора. Во-первых, Госдепартамент мог предоставить им, в
соответствии с американской традицией, убежище как политическим беженцам.
Во-вторых, США все еще опасались германских репрессий в отношении
американских военнопленных, находящихся в плену у немцев. С другой стороны,
трудно было отвергнуть советские претензии на людей, которые сами заявили о
своем советском гражданстве.
Американские власти долго не могли придти к окончательному решению. 17
октября Бернард Гафлер, сотрудник Госдепартамента, занимавшийся проблемами
военнопленных, запросил, действительно ли США рассматривают возможность
введения "новой политики", в результате чего "советским властям будут
переданы люди, которых до сих пор отказывались вернуть, поскольку они не
желали возвращаться в СССР"21. Гафлеру явно не нравилась эта
перспектива, и он был против такой политики, но давление на американские
власти возрастало с каждым днем.
Через несколько дней Эйзенхауэр из штаб-квартиры ВКЭСС отправил письмо
Объединенному комитету начальников штабов. Он писал о ненормальном положении
русских военнопленных, взятых в плен 12-й группой армий под командованием
Брэдли, находившихся под опекой США и, следовательно, подлежащих скорее
американской, чем английской юрисдикции. Эйзенхауэр настаивал, чтобы
Соединенные Штаты вели политику, которая отвечает пожеланиям только что
прибывшей в ВКЭСС советской миссии22. Это требование поддержал
английский МИД, опасавшийся, что в случае отказа на него "обрушится новый
шквал протестов, ответить на которые будет очень трудно"23.
Объединенный комитет начальников штабов подготовил проект ответа, одобряющий
требования Эйзенхауэра24, но Госдепартамент не спешил соглашаться
на проведение в жизнь этого решения.
Нетерпение Эйзенхауэра можно понять: ему трудно было объяснить
советской комиссии, почему среди русских, взятых в плен американцами, одних
репатриируют без всяких проволочек, а других месяцами держат в лагере.
Наконец решение было принято -- но с двусмысленной оговоркой относительно
"заявления о гражданстве", которая при желании давала американцам
возможность уклониться от выполнения взятых на себя обязательств. 23
сентября советский посол Громыко в письме государственному секретарю Хэллу
потребовал скорейшего возвращения всех советских граждан, находившихся под
американской опекой25. Объединенный комитет ознакомился с
письмом, и 2 ноября адмирал У. Лихи, начальник штаба президента Рузвельта,
передал государственному секретарю проект ответа, пояснив в сопроводительной
записке, что поскольку англичанами в отношении военнопленных уже проводится
определенная политика, с военной точки зрения было бы нежелательно
договариваться с правительством СССР об особом американском подходе к этому
вопросу. Проект был принят и более или менее дословно повторен в письме,
врученном шесть дней спустя исполняющим обязанности государственного
секретаря Стетти-ниусом советскому послу Громыко. В письме говорилось:
Правительство США примет все необходимые меры, чтобы отделить всех
пленных, заявивших о советском гражданстве, и собрать их в специально
установленном месте, где представители советского посольства смогут иметь к
ним доступ для проведения допросов.
Всякое лицо, чье заявление о советском гражданстве будет подтверждено
американскими военными властями при сотрудничестве вашего посольства, будет,
после поступления от вас требования о его возвращении под советский
контроль, передано вашим властям?*'. (Курсив наш.-- Н. Т.)
Итак, через два месяца после того, как Англия определила свою политику
в отношении русских военнопленных, Соединенные Штаты тоже выразили намерение
репатриировать -- если понадобится, то и насильно -- русских пленных,
находившихся под их опекой. Официально объявил о решении Госдепартамент, но
приняли его первоначально военные власти, руководствуясь теми же
соображениями, которые побудили английское правительство и Госдепартамент с
этим решением согласиться. Джордж Кеннан, работавший в ту пору в
американском посольстве в Москве, объяснял недавно автору этой книги:
100
Я был тогда в Москве. Мы все понимали, что репатриацией и наказанием
репатриируемых занимается НКВД, и не питали никаких иллюзий насчет их
дальнейшей судьбы по возвращении в СССР. Действия западных правительств
внушали мне ужас и чувство стыда. Но я не могу припомнить, чтобы кто-нибудь
хоть раз посоветовался об этой политике с нами, специалистами, бывшими в
Москве, или хотя бы официально сообщил о том, что делается. В Соединенных
Штатах военные власти во время войны чувствовали свое превосходство и крайне
редко обращались за консультацией к дипломатам, находившимся на месте
событий, не говоря уже о мелких сошках вроде меня27.
Суждение профессора Кеннана представляется верным. Военные власти,
естественно, хотели как можно скорее заполучить американских пленных,
освобожденных Красной армией, и старались исключить при этом любые накладки,
способные помешать сотрудничеству с советским генеральным штабом. Кроме
того, 6-я американская армия находилась теперь под командованием ВКЭСС, а
это означало, что взятых ею русских пленных больше нельзя отправлять в СССР
через Ближний Восток под эгидой английских военных властей. До тех пор
американцам удавалось решать эту проблему, попросту игнорируя ее; теперь это
стало невозможно28.
Не исключено, что письмо Стеттиниуса от 8 ноября, информирующее Громыко
о готовности США применить силу при репатриации советских граждан, послужило
стимулом для возобновления кампании в советской прессе по скорейшему
возвращению сынов отчизны, исстрадавшихся в разлуке с родиной29.
Примерно тогда же Сталин решил, что США уже достаточно уступили СССР и
приспела пора ответить на письмо посла Гарри-мана трехмесячной давности, в
котором впервые выдвигалось предложение о сотрудничестве в деле взаимной
репатриации освобожденных военнопленных. 25 ноября посол наконец получил
ответ, подписанный Молотовым. Отдав дань непременным протестам, нарком
соглашался, что такое сотрудничество необходимо и приемлемо для советского
правительства. Далее Молотов подчеркивал, что речь идет о репатриации всех
без исключения советских граждан, независимо от их пожеланий или
обстоятельств, в которых они находятся. Он также требовал, чтобы советские
граждане рассматривались не как военнопленные, а как "свободные граждане
союзной державы". Это требование, вероятно, было вызвано сообщением
советского посольства в Вашингтоне о том, что некоторые русские с успехом
используют в своих интересах права немецких военнопленных30.
Признать это открыто было невозмож-
но, и советские власти решили возмутиться тем, что русские находились в
одном лагере с немцами, "нашими общими врагами"!31
Хотя Госдепартамент принял рекомендацию Объединенного комитета
начальников штабов, он отнюдь не выказывал энтузиазма английского МИДа в
проведении политики насильственной репатриации. 10 декабря, через месяц
после того, как Громыко было отправлено письмо с этим решением, Стеттиниус
получил запрос из Италии от Александра Кирка, который интересовался,
действительно ли американцы согласились на применение силы при репатриации.
Ответ из Вашингтона пришел через 10 дней.
Правительство Соединенных Штатов решило придерживаться следующей
политики: все пленные, заявившие о своем советском гражданстве, будут выданы
советскому правительству независимо от их желания32.
Таким образом, насильственной репатриации подлежали лишь те, кто
"заявил о своем советском гражданстве"; их судьба была решена. Но те, у кого
хватило сообразительности назваться немецкими военнопленными, подпадающими
под Женевскую конвенцию, не подлежали выдаче в СССР.
К этому времени американские военные власти перевезли советских граждан
из лагерей, где те содержались, в Кемп Руперт, штат Айдахо33. 28
и 29 декабря 1100 русских вывезли из Руперта в порт на западном побережье
США. В официальных американских документах об этой группе пленных было
сказано следующее:
Вчера в Руперте, прямо перед отправкой группы, советский полковник
заявил представителям военных властей, что из Вашингтона пришло сообщение об
отмене транспорта. Час спустя он заявил, что получил новые инструкции из
Вашингтона и перевозка состоится. Из 1100 человек, отправленных на судно,
около семидесяти не хотели возвращаться. Однако эти семьдесят уже заявили о
том, что они советские граждане. Трое из них пытались покончить с собой:
один пробовал повеситься, второй -- заколоться, третий бился головой о балку
в бараке. В конце концов все трое были отправлены в порт34.
Несмотря на явные колебания Госдепартамента, выразившиеся в задержке
рейса, русские пленные в тот же день отплыли во Владивосток. К 1 февраля, по
сообщению военных властей США, "примерно 2600 человек из тех, кто заявил о
своем советском гражданстве, были отправлены на советских судах в сибирские
102
порты"35. О том, что случилось с ними после прибытия на
родину, мы знаем из рассказа заключенного, встречавшегося с бывшими
военнопленными в лагерях на Воркуте.
Русские пересекли Тихий океан и прибыли во Владивосток. Здесь их
сначала отправили в тюрьму, но на фронте не хватало людей, и они снова
оказались в Красной армии, которая в это время уже шла с боями по Польше.
Они участвовали во взятии Берлина, а уже после этого их судили и дали по 25
лет за измену родине36.
Наступила зима, а суда с русскими пленными по-прежнему бороздили
океаны. 29 декабря первое такое судно вышло в Тихий океан. За два месяца до
того первые группы из Англии были отправлены в Мурманск; а по Средиземному
морю и пустыням Ирака и Персии уже целый год двигались конвои,
переправлявшие русских на родину. Всех их ждала одинаковая участь, но пока
что лучше всего жилось тем, кто оказался на Ближнем Востоке. Английские
военные власти прилагали массу усилий для развлечения своих подопечных, и те
из них, кто выжил после допросов и суда и оказался в Магадане или на
Воркуте, наверное, не раз вспоминали прохладительные напитки у бассейна в
Багдаде и английский оркестр, игравший под пальмами перед ужином. Среди
репатриируемых было много крымских татар и других мусульман, "которые
молились во всех мечетях. Они особенно ценили возможность вновь
почувствовать себя мусульманами: по их рассказам, мечети у них на родине
были разрушены"37.
Воспоминания об этой экзотической интерлюдии между заключением в
немецком лагере и рабством в советском живо запечатлелись и в памяти тех,
кто охранял русских военнопленных. В начале декабря 1944 года офицер
Королевских инженерных войск Дж. Г. Франкау плыл из Таранто в Хайфу на
старом военном судне "Франкония" (через два месяца Черчилль с английской
делегацией отправится на нем на Ялтинскую конференцию). На борту находился
"новозеландский батальон, состоявший целиком -- от командира до рядовых --
из маори, и несколько сотен освобожденных русских военнопленных". Здесь же
оказался и польский офицер, который, разговорившись с русскими, сказал
Франкау:
Они уже целиком и полностью во власти своих комиссаров. Они говорят,
что по возвращении не будут наказаны за то, что сдались в плен. Многие из
них побывали в Швейцарии... Когда их спросили, что они думают о Швейцарии,
они, если
103
не ошибаюсь, ответили: "Неплохая страна, но, конечно, уровень жизни не
такой высокий, как в СССР".
Франкау продолжает:
Наверное, у русских с маори возникали взаимные трудности в общении.
Однако солдат это вроде как не смущало, потому что едва мы вышли в
спокойное, залитое луной море, на верхней палубе раздалось пение. Сначала
маори спели свою охотничью песню... Русские ответили своей... Англичане тоже
попробовали было исполнить что-нибудь; однако вскоре мы отказались от этих
попыток, понимая, что только портим дело. Лунный свет, странное,
притягательное пение без слов и глубокое чувство товарищества -- все это так
подействовало на нас, что буквально все в ту ночь отправились спать со
слезами на глазах. К тому же, для нас война в Европе благополучно
закончилась38.
Но вернемся к дискуссиям в Лондоне, Вашингтоне и Москве. Красная армия
вошла в Польшу и на Балканы, и США все больше волновал тот самый вопрос,
который оказал столь серьезное воздействие на решения Идена. Начиная с июня,
генерал Дж. Дин из военной миссии США в Москве постоянно обращался к
советскому правительству с просьбой о заключении соглашений относительно
освобожденных американских военнопленных и организации их возвращения на
родину. Несмотря на неоднократные попытки обращения к Молотову, ответ
последовал только в конце ноября, и в нем выражалось лишь общее согласие с
принципом сотрудничества и ничего не говорилось о практических мерах,
предложенных Дж. Дином и послом Гарриманом.
Между тем в США уже были доставлены на американских самолетах первые
американские пленные из Восточной Европы -- около тысячи человек. Их
отправили в начале сентября из Румынии благодаря помощи румынского
правительства, которое еще не подпало полностью под советский контроль.
Король Михай лично санкционировал это мероприятие, в котором, правда, на
местах приняло участие советское военное командование. И государственный
секретарь Хэлл тактично поблагодарил советское правительство за
помощь39. Но это был исключительный случай, и беспокойство
представителей США, ведущих переговоры, возрастало по мере приближения войск
Г. К. Жукова к первому лагерю, где, как было известно, содержались
американцы. 5 декабря посольство США в Москве вновь подняло этот вопрос -- и
снова безуспешно. Прождав больше трех недель, Гарриман написал очередное
104
послание, и на этот раз, ко всеобщему удивлению, ответ пришел в тот же
день. В письме Вышинского сообщалось, что для переговоров с Дж. Дином о
взаимной репатриации граждан их стран назначены два советских генерала.
Впервые Дж. Дин встретился со своими советскими коллегами через месяц,