втайне от казаков62, для того и был арестован, чтобы не смог
убежать.
Наверное, мы докопались бы до правды, если бы не таинственное
исчезновение двух важных документов, о которых можно судить по краткой
записи в военном журнале 36-й бригады:
Примечание: описание казачьих сил в целом и участия генерала Шкуро в
организации в частности см. в двух письмах, написанных им командиру 36-й
пехотной бригады и переданных в 78-ю дивизию в досье "Письма 129 (G) 36-й
пехотной бригады от 23-24 мая"63.
Но в военных дневниках бригады этих писем нет -- они пропали. Генерал
Мессон припоминает, что получал какое-то послание Шкуро, но подробности
выветрились из его памяти.
Из краткого описания можно понять, что Шкуро пространно объяснял в
письме положение казаков и цели их борьбы. Он рассказывал также о себе, о
сотрудничестве с англичанами в войне против большевиков в 1918-19 годах, за
что король Георг V пожаловал ему орден Бани, и о том, что после победы
коммунистов в 1919 году он постоянно живет за границей. Эти письма наверняка
были доставлены генералу Арбетноту и, скорее всего, генералу Китли. Если бы
они сохранились, у нас были бы неопровержимые доказательства того, что
английское высшее командование в Австрии прекрасно знало о незаконности и
моральной нечистоплотности выдачи Шкуро Советам. Генерал Китли впоследствии
заявил, что если белоэмигрантов и выдавали Советам -- то лишь по ошибке, и
присутствие в генеральских бумагах писем Шкуро безусловно противоречило бы
этому утверждению.
Похоже, что судьба Шкуро была решена на конференции штаба 5-го корпуса
утром 21 мая, поскольку он единственный из каза-
304



ков назван в приказе как подлежащий репатриации. Поэтому, когда один
кавказец-офицер в лагере в Шпиттале, в гражданскую войну являвшийся
начальником Шкуро, раздобыл себе паспорт, удостоверяющий югославское
гражданство64, полковник Брайар тотчас освободил его, не
запрашивая никаких инструкций. Но тот же полковник категорически отказался
освободить Шкуро, имевшего иностранный паспорт.
Подводя итоги, можно сказать, что передача офицеров в Ли-енце вообще и
Краснова со Шкуро, в частности, была не ошибкой, совершенной каким-нибудь
заваленным работой штабным офицером в минуту стресса, но тщательно
спланированной операцией. Меры предосторожности по изоляции казачьих
офицеров от солдат были применены только к войскам Доманова, и поэтому
объяснение, будто это было вызвано необходимостью предупредить
организованное сопротивление, звучит просто отговоркой. На самом деле все
эти особые меры принимались для того, чтобы обеспечить выдачу Советам
царских генералов, которых так жаждали заполучить Меркулов и СМЕРШ.
Приказ по корпусу от 24 мая гласил:
В высшей степени важно, чтобы все офицеры и прежде всего старшие
офицеры содержались под особым наблюдением, исключающим всякую возможность
побега. Советские военные власти придают этому первостепенное значение...
Следует отметить еще одно важное обстоятельство. 28 мая один казак в
Шпиттале увидел в руках у английского солдата красивый кинжал и шашку,
принадлежавшие Шкуро65. Забавное упоминание об этом оружии
имеется в инструкциях штаба 78-й дивизии:
Относительно шашки генерала Шкуро. Ее пока не следует передавать
Советам. Подлежит хранению в 78-й дивизии в ожидании дальнейших
инструкций... Шашки других офицеров подлежат передаче в соответствии с
предыдущими инструкциями66.
Вероятно, местом назначения шашки был тот же самый музей МВД, который
стал пристанищем и для формы генерала Краснова67.
Итак, мы пришли к выводу, что речь идет не об ошибке, а о тщательно
разработанном плане. Но если это действительно так, то кто принимал решение?
К сожалению, ответить на этот вопрос не просто. Чем выше мы поднимаемся по
командной лестнице, тем скуднее становятся документы и свидетельства. Тем не
менее ясно, что решение исходило из штаба 5-го корпуса, где все факты
305


были прекрасно известны. Мы уже отмечали, что послания Шку-ро были
получены в штабе 78-й дивизии, -- однако мы не знаем, были ли они переданы в
5-й корпус и при каких обстоятельствах они пропали из архивов. В 5-м корпусе
было принято решение поддержать ходатайства Рогожина и Шандрука, не выдавать
Советам "шуцкорпс" и украинскую дивизию. Остается признать очевидное: в том
же 5-м корпусе получили -- и отклонили -- аналогичные ходатайства генералов
Краснова и Шкуро.
Вскоре после выдачи казаков командующий 5-м корпусом генерал Чарлз
Китли представил свою собственную версию событий. В июле работники
английского Красного Креста в Австрии получили сообщение о том, что
английская армия применяла силу при выдаче пленных, причем многих
репатриированных Советы, вероятно, расстреляли сразу же после выдачи. Хуже
того, в сообщении говорилось и о том, что среди переданных Советам были
русские белоэмигранты, ранее жившие в Западной Европе. Все это находилось в
таком вопиющем противоречии с принципами Красного Креста, что встал вопрос
об отзыве персонала Красного Креста из британских войск в Австрии. Это было
крайне неприятно. Красный Крест играл важную роль, и англичане не могли
допустить публичного скандала, да еще на тему, явно неподходящую для ушей
общественности. Генерал Китли лично договорился о встрече с леди Ли-мерик,
заместителем председателя военной организации английского Красного Креста.
Вот что она рассказывает:
На мой вопрос, как обстоит дело с перемещенными русскими... он ответил,
что были два инцидента, из-за которых и возникла вся история. Во-первых,
несколько тысяч казаков были взяты в - плен (последние три с половиной года
они воевали в рядах немецкой армии, носили немецкую форму и являлись
военнопленными). С ними было около полутора тысяч русских мужчин, женщин,
детей. Они представляли собой вооруженное формирование, разделенное на
полки. Согласно ранее установленной линии, было решено вернуть этих людей в
СССР. Очевидно, некоторые сопротивлялись, но, как утверждал генерал, дело
обошлось двумя выстрелами и никто при этом не был ранен. Затем пленные были
опрошены и согласились вернуться на советскую территорию со своими женами и
детьми. Мужчины вернулись без какого бы то ни было нажима, женщины сначала
протестовали по наущению священника, но затем последовали за ним в поезд.
Английский офицер, сопровождавший их до советской территории, слышал, как
представитель советских сил объяснял им, что теперь они подлежат
перевоспитанию, чтобы стать хорошими советскими гражданами, что им придет-
306



ся как следует поработать, но наказывать их никоим образом не будут.
Нет никаких доказательств того, что их расстреляли. Я спросила, известно ли
ему, где жили воевавшие еще за царя казаки, о которых идет речь: в районах
СССР, оккупированных немцами, или же они жили до войны в Центральной Европе.
Он сказал, что не знает и выяснить это было при выдаче невозможно -- не
исключено, что кто-нибудь из них и был белоэмигрантом, но никаких
доказательств этого они не представили, и единственный непреложный факт --
это то, что они воевали в немецкой армии68.
На основе этого разговора леди Лимерик написала благожелательный отчет
для Красного Креста, и дело было закрыто69. С тех пор версия
генерала Китли была принята за официальную. 14 мая 1952 года подполковник
Освальд Стейн в письме в "Тайме" опровергает обвинения, выдвинутые другой
влиятельной леди, графиней Атоль-ской. Стейн, занимавший в 1945 году
ответственный пост в Союзной контрольной комиссии в Австрии, утверждает, что
"в английской зоне Австрии единственными русскими, репатриированными против
их воли, ...были граждане СССР". Он повторил это утверждение через два года
в статье на ту же тему70.
Приказал ли Китли собственной властью провести операцию, или он, в свою
очередь, получил инструкции сверху? А если так, то насколько люди,
отдававшие приказы, были осведомлены о присутствии в Лиенце белых генералов?
Устный приказ игнорировать инструкции о проверке гражданства пленных
бригадир Мессон получил, вероятно, к 26 мая. Следовательно, утверждение в
рапорте Мессона от 3 июля, что проверка проведена, было сделано с целью
ввести кого-то в заблуждение. Но кого? Есть серьезные основания полагать,
что таким образом в неведении держали фельдмаршала Александера, которому 14
мая Китли писал:
По совету Макмиллана, я сегодня предложил советскому генералу из штаба
Толбухина немедленно передать Советам всех казаков. Я объяснил, что не в
моей власти сделать это без вашего разрешения, но что мне хотелось бы знать
точку зрения Толбухина, и, если она совпадает с моей, то я обращусь к вам с
официальным запросом. Я не вижу смысла задерживать этот огромный контингент
советских граждан, которые безусловно являются источником разногласий между
нами и Советами71.
Александер разрешения не дал. Через три дня, 17 мая, в телеграмме
Объединенному комитету начальников штабов, он запросил инструкции
относительно сдавшихся в плен казаков:
307


С целью ослабить скученность в южной Австрии нам срочно нужны
инструкции относительно окончательного решения вопроса о судьбе... примерно
50 тысяч казаков, в том числе 11 тысяч женщин, детей, стариков. Они были
частью немецких вооруженных сил и воевали против союзников... Немедленное
возвращение их в страну их происхождения может оказаться губительно для их
здоровья. Прошу как можно скорее сообщить решение относительно того, как с
ними поступить72.
Совершенно ясно, что Александер не знал, что делать: иначе почему бы он
стал требовать инструкций по вопросу, который, по всей видимости, уже был
решен кабинетом в сентябре?73
Срочность, о которой упоминает Александер, объяснялась в значительной
степени необходимостью решить проблему размещения и содержания казаков. К
тому же, их присутствие прямо за линией фронта могло бы осложнить ситуацию в
случае возможного конфликта между английскими и югославскими войсками.
Поэтому англичане развернули подготовку по переводу казаков под контроль
13-й армии США, в южную Германию74. Параллельно с рассмотрением
этих планов и последующим отказом от них, миссия Объединенного комитета
начальников штабов в Вашингтоне настаивала на решении вопроса на высшем
уровне, отмечая в то же время, "что на казаков распространяется Ялтинское
соглашение о репатриации советских граждан, попавших к нам в руки"75
18 мая Объединенный комитет начальников штабов обсудил запрос
Александера. Но дебаты продолжались и в конце месяца76.
J 29 мая начальник Британского генерального штаба
фельдмаршал
Алан Брук подтвердил, что Объединенный комитет начальников штабов
высказался за возвращение казаков. Тем не менее, через два дня было
заявлено, что "до сих пор не выработана согласованная линия по передаче
соответствующим властям коллаборационистов и членов
1 полувоенных организаций союзной державы". Только 20 июня
Объе-
диненный комитет начальников штабов одобрил предлагаемую политику, но к
этому времени операции уже были завершены77.
Обсуждение вопроса не поспевало за событиями. В середине
1 мая в Граце было заключено соглашение с советским представите-
лем о выдаче казаков, и Александер сообщил военному министер-
5 ству, что "вопрос о передаче СССР и Югославии их граждан
г согласован"78. 23 мая штаб 5-го корпуса начал
переговоры с совет-
скими представителями, а 24 мая в Вольфсберге были определены
\ маршруты и приемные пункты79.
Что именно заставило Александера самостоятельно принять ре-
^ шение, о котором он же запрашивал Объединенный комитет началь-
F ников штабов, неясно80. 17 мая он направил запрос, а всего
через
3 308


несколько дней, не дожидаясь ответа, предложил 5-му корпусу приступить
к выдаче казаков Советам. Почему? И зачем в таком случае вообще было
направлять запрос? Главная документация по этому делу до сих пор
засекречена, но имеющиеся у нас данные заставляют предположить, что
Александер отложил бы выдачу, если бы имел четкий приказ об этом. Два месяца
спустя он выражал серьезную озабоченность судьбой нескольких сотен беглых
казаков, схваченных после главной выдачи в Лиенце. Число этих людей было
невелико. Все они были взрослыми мужчинами, все они подверглись проверке, в
ходе которой было неопровержимо установлено их советское гражданство, и,
соответственно, они подпадали под приказ, в силу которого большинство
казаков уже было отправлено на родину: Так что их дело, по сравнению с
судьбой тех многих тысяч казаков, которые были выданы Советам в мае,
выглядит пустяковым. И все же Александер писал в частном письме сэру Алану
Бруку:
До сих пор я отказывался применять силу при репатриации советских
граждан, хотя полагаю, что вряд ли имею право занимать такую позицию. Тем не
менее я буду продолжать следовать этой линии, пока мне не дадут приказа
изменить ее. Я уже запрашивал инструкции по этому вопросу, но до сих пор не
получил ответа. Надеюсь, вы согласны с моей позицией, в противном случае я
рассчитываю, что вы дадите мне об этом знать.
Тогда же -- 23 августа -- он написал в военное министерство, требуя,
"несколько изменить Соглашение, с тем чтобы на данный период считать этих
людей не имеющими гражданства. Дело это срочное"81.
Примененная фельдмаршалом в августе тактика оттягивания оказалась
настолько эффективной, что казаки, о которых идет речь, не были выданы
советским властям до тех пор, пока Александер оставался на посту
главнокомандующего. В мае, как показывает его запрос, он стремился спасти
казаков, в том числе множество детей и женщин, а также тысячи старых
эмигрантов, для невыдачи которых вовсе не требовалось "несколько изменить
[Ялтинское] соглашение". В свете всех этих фактов невозможно представить
себе, чтобы он не обратился к тактике затягивания раньше, если бы у него не
было на то веских причин. Ведь даже 22 мая его штаб издал приказ,
предусматривавший выдачу только тех советских граждан, "которые могут быть
переданы Советам без применения силы", и давал четкую ссылку на принятое
определение советского гражданства82. Сочувствуя делу Белой
армии, генералы которой были сейчас его пленниками, награжденный в свое
время
309


Юденичем орденом Святой Анны 3-ей степени83, чем он очень
гордился, Александер, как свидетельствует его запрос от 17 мая, еще не
получил точных инструкций.
Инструкции, предвосхитившие решение Объединенного комитета начальников
штабов, он, судя по всему, получил уже после отправки запроса. 20 мая этим
делом заинтересовался Уинстон Черчилль, написавший заместителю секретаря
Военного кабинета генералу Исмею:
Что известно о численности русских, взятых в плен немцами и
освобожденных нами? Можете ли вы отделить тех, кто просто работал на немцев,
от тех, кто действительно воевал против нас? Могу ли я получить дальнейшие
отчеты о 45 тысячах казаков, о которых говорит генерал Эйзенхауэр в своем
донесении?.. Как они оказались в нынешнем своем положении? Воевали ли они
против нас?84
Очевидно, что-то беспокоило премьер-министра, и его интересовал вопрос
о степени вины тех русских, которые обвинялись в сотрудничестве с немцами.
Через 10 недель, на конференции в Потсдаме, он еще более четко изложил свои
сомнения.
На подготовку информации, запрошенной Черчиллем, потребовалось какое-то
время, и ответ Исмея был получен только 5 июня -- к этому моменту судьба
большей части казаков уже решилась. Так что информация устарела. К тому же,
намеренно или случайно, она была очень неточной. О казаках было сказано, что
это "примитивные племена" с Кавказа, входящие в 15-й Кавалерийский корпус,
отличившийся чудовищными жестокостями в Югославии. На самом деле, больше
половины казаков были с До-мановым в Италии, так же, как и все кавказцы.
Обвинения же в "грабежах и убийствах" были совершенно
бездоказательны85. Однако все это тогда уже не имело значения:
ответ пришел слишком поздно, и никакое решение Черчилля уже не в силах было
изменить положение дел.
А решение Черчилль принял. 26 мая Джеффри Мак-Дермот из МИДа писал
полковнику К. Р. Прайсу, помощнику секретаря по военным делам в канцелярии
Кабинета военного времени:
Начальники штабов предложили МИДу в сотрудничестве с военным
министерством изучить это дело как неотложное и посоветовать, какой ответ
послать фельдмаршалу Александе-ру... Наша точка зрения относительно трех
категорий, присутствие которых в южной Австрии беспокоит фельдмаршала,
такова: А). Казаки. Мы согласны с миссией Объединенно-
310


го комитета, что казаки включены в Ялтинское соглашение о репатриации
советских граждан, и соответственно считаем важным, чтобы те из них, кто
является советскими гражданами, были переданы советским властям, как того
требует наша генеральная линия. Если мы поступим с этими людьми иначе, это
явится нарушением соглашения, что может рассматриваться как изменение
политики в этом вопросе, которому советское правительство придает большое
значение; и Советы могут усмотреть в таком поступке враждебные намерения.
Это также может повлечь за собой нежелательные последствия для наших
пленных, освобожденных Красной армией. Мы предлагаем фельдмаршалу
Александеру договориться с маршалом Толбухиным о выдаче казаков через
демаркационную линию временно оккупированной зоны.
Поскольку такая договоренность уже была достигнута за несколько дней до
того, это предложение может показаться несколько запоздалым. Через два дня,
28 мая, полковник Филлимор из военного министерства писал:
Казаки. Несомненно, с ними следует обойтись в соответствии с Ялтинским
соглашением... Телеграммы из 15-й армейской группы, где сказано, что 5-й
корпус уже выдает своих казаков, несколько меняют положение в плане их
перевода в ВКЭСС. По нашему мнению, следует сказать Александеру, что акция
5-го корпуса одобрена и все русские подлежат выдаче... но что мы должны
поторопить маршала Толбухина с параллельной передачей англичан и
американцев86.
На первый взгляд, эти заявления могут показаться запоздалыми: решение о
предлагаемых здесь мерах уже было принято, и операция должна была состояться
буквально со дня на день. Правда, эти письма свидетельствуют о том, что ни
МИД, ни военное министерство не посылали Александеру приказов к действию. Но
с какой стати МИД выдвигал аргументы в пользу принятия политики, которая уже
была в процессе осуществления? Этот вопрос я задал самому Джеффри
Мак-Дермоту, и вот что он мне ответил:
В то время я занимал довольно небольшой пост: меня только что назначили
первым секретарем в Южном отделе, который, помимо других стран, занимался
также и Австрией, но не был прямо связан с СССР. Я полагаю, что какое-то
очень важное лицо, вроде самого Уинстона Черчилля, приказало фельдмаршалу
Александеру -- возможно, что и устно --
311


подготовить все для репатриации... и действовать в установленном
порядке. Затем добросовестные канцелярии кабинета запросили у МИДа
письменные подтверждения. Вы ведь представляете себе, как работает
английское правительство. Для их архивов было достаточно даже письма от
незначительного чиновника, вроде меня.
Действительно, другое объяснение подыскать трудно. Зачем бы еще могло
канцелярии кабинета понадобиться подтверждение МИДа? Ни МИД, ни военное
министерство, ни Объединенный комитет начальников штабов не посылали
Александеру никаких инструкций. Черчилль же, в принципе, считал, что "нужно
избавиться от всех русских как можно скорее"87. Но какую позицию
занимал он сейчас? В конце концов, речь шла о политике, придерживаться
которой решено было год назад, и настойчивость Александера могла вызвать
лишь недоумение. Никаких доказательств того, что Черчиллю было известно о
присутствии в Австрии белоэмигрантов, нет; и. вряд ли он благословил бы
ненужную выдачу тех, чье дело некогда так горячо поддерживал. Ведь это он
заявил в 1921 году, что "ни один лояльный русский [белогвардеец] не может
быть выслан в советскую Россию пр[оти]в своей воли"88. Причем тот
факт, что из-за невзгод эмиграции беглецы могли изменить политическую
ориентацию, не принимался в расчет. Черчилль удовлетворил ходатайство одного
царского генерала, предоставив его сыну, которому грозила репатриация во
Владивостоке, политическое убежище в Великобритании. В ответ на возражения
британского чиновника, что молодой человек "весьма ненадежен и настроен
анти-британски", Черчилль телеграфировал: "Мы дали обещание и не можем его
нарушить"89.
Но был еще один человек, сыгравший важную роль в судьбе казаков.
Гарольд Макмиллан, в то время английский министр-резидент на
Средиземноморском театре военных действий, находился в постоянном прямом
контакте с премьер-министром. Главной обязанностью Макмиллана были доклады о
политической ситуации90. 13 мая он прилетел в Клагенфурт для
встречи с генералом Китли и оценки положения на месте. Именно он, как мы уже
показали, потребовал от Китли скорейшей выдачи казаков советским властям. В
мемуарах Гарольда Макмиллана есть краткое упоминание о проблеме казаков,
которой ему пришлось заниматься во время этого визита:
Среди сдавшихся в плен немцев было около 40 тысяч казаков и
белоэмигрантов (курсив наш.-- Н. Т.) с женами и детьми. Разумеется,
советское командование предъявило на них свои права, и нам пришлось выдать
их Советам. К тому же, если бы мы отказались, что бы мы с ними делали? Но
меня крайне
312



удручало, что другого выбора у нас не было. По крайней мере, мы
получили взамен около 2 тысяч английских пленных и раненых, которые
находились в том же районе в немецком плену91.
Так что Макмиллан наверняка отличал старых эмигрантов от
"новых"92. Первых он справедливо называл "белоэмигрантами".
(Через десять с лишним лет горстка старых эмигрантов вышла из лагерей
ГУЛага, и Хрущев разрешил им вернуться на Запад. 4 сентября 1958 года 15
бывших зэков, нищих больных людей, обратились к английскому премьер-министру
с просьбой о небольшой денежной компенсации за все те страдания, что были им
незаконно причинены. 27 октября они получили категорический отказ. Кстати,
премьер-министром тогда был Гарольд Макмиллан, сыгравший 13 лет назад свою
роль в деле отправки этих несчастных в лагеря.)93
В своих мемуарах Макмиллан упоминает о выдаче казаков чрезвычайно
кратко. В дальнейшем он неизменно отказывался более подробно рассказать об
этом. Другой свидетель, Тоби Лоу, ныне лорд Олдингтон, бывший бригадиром
генштаба 5-го корпуса, присутствовал на конференции 21 мая и отдал в тот же
день роковой приказ. Но на мой вопрос он ответил, что не может ничего
припомнить о выдаче казаков.
Через два года после выдачи в Лиенце член парламента Таф-тон Бимиш
отправился в Австрию для поиска данных. Один русский, участник и очевидец
событий, "передал ему подробное и точное описание трагедии, особо
подчеркнув, что на смерть было послано большое число белоэмигрантов. 17 июля
1947 года Бимиш обратился в парламент с просьбой расследовать это крайне
неприятное дело. И сотрудник МИДа Томас Браймлоу затребовал в военном
министерстве полный отчет, добавив, однако, что по возможности нужно
"предоставить майору Тафтону Бимишу наименее мрачную версию событий". Через
несколько месяцев военные власти в Вене представили краткий отчет, не
вдаваясь в обсуждение инцидентов, описанных майором Бимишем, и утверждая,
что "в тот период делалось все возможное для отделения несоветских граждан
от тех, кто подлежал репатриации". На основании этого отчета Томас Браймлоу
подготовил ответ, в котором подчеркивалось, что при репатриации проводилась
тщательная проверка. Из этого ответа создается впечатление, что само
упоминание о возможности выдачи "старых" эмигрантов считалось опасным.
Браймлоу старательно убрал упоминание о "несоветских гражданах", заменив их
на "люди, которые не воевали за немцев". Очевидно, он решил, что такое
определение дает меньше оснований для неприятного
расследования94.


    ПРИМЕЧАНИЯ


Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 230 А.
Министерство обороны Великобритании, фонд ВМ. 3928/PW 1 [в дальней
шем: ВМ 3928], 298 А.
См.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 27 А.
Там же, 103 А.
Там же, 32/11137, 6 А.
Там же, 51 А.
Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/43382, 69;
371/47903,240.
Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 153 А.
Там же, 204/2877.

Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47895, 47896,
47901,47902,66344.
A. Petrovsky. Unvergessener Verrat!-- Munchen, 1961, S. 104. "Peter
Huxley-
Blythe. The East Came West,-- Caldwell, Idaho, 1964, p. 206.
Вячеслав Науменко. Великое предательство: выдача казаков в Лиенце и дру
гих местах (1945-1947), т. 2.-- Нью-Йорк, 1970, с. 242, 246.
"A. I. Romanov". Nights are Longest There: Smersh from the Inside.--
London,
1972, p. 154.
Parliamentary Debates (Hansard) House of Lords Official Report --
London, 1976,
CCCLX1X, coi. 314. Однако лорд Хенки в 1945 году не работал в Северном
отделе, и все данные говорят за то, что МИД не принимал