Страница:
командиром антибольшевистского русского соединения, и его формирование до
конца войны оставалось регулярной частью вермахта. Его офицеры были частично
бывшими служащими царской армии, частично -- добровольцами, бывшими
офицерами Красной армии. Поначалу между "красными" и "белыми" случались
ссоры и разногласия, но постепенно все сгладилось: все они, в конечном
итоге, были русскими. Смысловский по сей день считает, что если бы немцы
обращались так же со всеми взятыми в плен русскими, идея национальной
цивилизованной России стала бы в отечестве необоримой силой. Однако он уже в
1943 году понял, что Германия не может победить в войне. Поражение под
Сталинградом и неспособность нацистского руководства вести умную
антикоммунистическую политику были для него неопровержимыми свидетельствами
надвигающегося краха. Во время пребывания в Варшаве он разыскал швейцарского
журналиста и спросил его, где искать убежища в Европе, если дела пойдут
совсем плохо,-- быть может, в Швейцарии? По мнению журналиста, Швейцария
отпадала -- страны оси могли потребовать от нее выдачи беженцев, и он
посоветовал попытать счастья в Лихтенштейне, крошечной стране, связанной со
Швейцарией таможенным союзом, но совершенно независимой. Там можно затаиться
и переждать бурю.
Война близилась к концу, и 10 марта 1945 года, когда Гиммлер и другие
нацистские руководители предпринимали запоздалые попытки заполучить
независимого русского союзника в лице Власова и казаков, силам Смысловского
был придан статус 1-ой русской национальной армии, а сам Смысловский получил
звание генерал-майора. Как раз в это время Буняченко провел закончившееся
поражением наступление на силы Красной армии на Одере и организовал поход на
Прагу, а казаки и эмигрантские соединения с боями отступали с Балкан.
Разрозненные русские и украинские части сходились в Австрии, на последнем
островке, удерживаемом немцами. Смысловский, потеряв основную часть своих
сил, двинулся с оставшимися на запад, намереваясь с разрешения своего
начальства соединиться с эмигрантским Русским корпусом из Белграда и 3-й
дивизией РОА под командованием Шаповалова49. Но из этих планов
ничего не вышло: все стремительно рушилось. Смысловский связался по телефону
с генералом Власовым -- до этого они дважды встречались -- и сообщил ему о
своем намерении идти в Лихтенштейн, однако Власов решил не отказываться от
планов искать прибежища в Чехии. В ответ Смысловский напомнил ему о судьбе
адмирала Колчака, которого чехи выдали большевикам в 1920 году, и простился
с командующим РОА.
15--2491 449
С остатками своего войска Смысловский двинулся к Фельд-кирху, самому
западному городу Австрии. Здесь он встретил молодого великого князя
Владимира Кирилловича, которого сопровождал советник Сергей Войцеховский (по
странному совпадению, его двоюродный брат, генерал Войцеховский, возглавлял
последнюю попытку белых спасти Колчака от выдачи). Смысловский согласился,
чтобы великий князь перешел границу вместе с ним. Так последний
представитель дома Романовых оказался под протекцией флага старой России, в
окружении русских войск. Недалеко от границы его машина сломалась. Генерал
Смысловский вспоминает, как он собрал своих солдат и попросил помочь тащить
машину великого князя. Он не знал, как отреагируют на это предложение
солдаты, выросшие при советской власти, что они скажут, узнав, что среди них
находится наследник "Николая Кровавого". И его приятно удивила готовность
солдат помочь: последние сотни метров машину Владимира Кирилловича толкали
бывшие красноармейцы. Это удивительное зрелище как бы символизировало
восстановление прерванной связи времен.
В 11 часов вечера колонна вступила на землю Лихтенштейна. Хотя люди
генерала Смысловского шли как военное формирование, у них был строжайший
приказ ни в коем случае не открывать огня, и можно представить себе, какие
неприятные минуты они пережили, оказавшись под дулами винтовок
пограничников. У генерала было 450 человек, и они могли бы с легкостью
перейти границу, но, оказав сопротивление, Смысловский лишился бы шансов
получить убежище. Генерал решил, что потери от огня пограничников будут
невелики, самое большее, человек 10 убитых и 20 раненых, а увидев, что
нарушители не отвечают, они вообще прекратят стрельбу. Эти расчеты оказались
более чем верными: единственной жертвой стала бутылка коньяка в генеральской
машине50.
В ту же ночь вошедшие в Лихтенштейн солдаты были разоружены, и оружие
перевезли в Вадуц (позже его утопили в Боденском озере, на дне которого оно,
вероятно, покоится до сих пор). В группе Смысловского было 494 человека: 462
мужчины, 30 женщин и 2 детей. Правительство Лихтенштейна отказало в убежище
лишь великому князю и его свите; их на следующий день вернули в Австрию.
Впрочем, в отличие от других участников этого похода, ему не угрожала выдача
в СССР. Генерала Смысловского с женой и штабом поселили в гостинице, в
деревне Шелленберг. Солдат разместили в двух пустующих школах, женщин -- в
другой гостинице. Вскоре для них подыскали постоянное пристанище, а генерала
перевели в столичную гостиницу. Все заботы взял на себя лихтенштейнский
Красный Крест, созданный в ту же неделю, под председательством княгини
Лихтенштейнской51. Поначалу имелись опасения, что француз-
450
ские коммунисты, члены маки, действующие под прикрытием французской
1-ой армии, могут пересечь границу и похитить русских офицеров; однако
французское верховное командование установило контроль над маки, и эта
угроза отпала.
Но оставалась гораздо более серьезная опасность. 10 мая генерал
Смысловский отправил князю Францу Иосифу II Лихтенштейнскому послание, в
котором просил о предоставлении традиционного убежища для себя и своих
людей. Через два дня пришло сообщение, что многие власовцы попали в
Чехословакии к Красной армии, а в конце месяца стало известно о событиях в
Лиенце и на востоке Австрии. В августе американцы провели жестокую операцию
в Кем-птене, а в Вадуц прибыла советская репатриационная миссия. 16 августа
русские собрались в ратуше на встречу с представителями СССР. Здесь один из
интернированных тут же узнал в советском офицере сотрудника НКВД, с которым
сталкивался на родине. По словам барона Эдварда фон Фальц-Фейна,
участвовавшего в этих встречах в качестве переводчика, все советские
представители производили впечатление уголовников самого низкого пошиба, и,
судя по фотографиям, барон нисколько не преувеличил.
Сочетая увещевания и угрозы, представители НКВД добились согласия 200
интернированных вернуться на родину. По словам генерала Смысловского,
причины этого решения разнообразны и объяснить их трудно. На многих оказало
едва ли не гипнотическое действие появление тех, от кого еще так недавно они
полностью зависели, другие боялись, что их в любом случае вышлют силой,
третьи поверили в обещание амнистии, а четвертые просто изнывали от
ностальгии. Как бы то ни было, но к завершению визита советской миссии около
двух третей вызвались вернуться на родину. Эти цифры представляют большой
интерес. Они свидетельствуют о том, какая часть русских, оказавшихся на
Западе к 1945 году, выбрала бы репатриацию при свободном выборе, и
убедительно опровергают мнение профессора Эпштейна, что ни один русский,
захваченный в плен в немецкой форме, не согласился бы на репатриацию по
доброй воле52. Они также говорят о том, что советские власти
заполучили бы большое количество репатриантов, даже если бы союзники
отказались от политики насильственной репатриации. Правда, скорее всего,
процент добровольных репатриантов был бы в этом случае несколько ниже,
поскольку многие люди Смысловского согласились вернуться в СССР
"добровольно" из страха, что в один прекрасный день их все равно подвергнут
экстрадиции. Повлияли на это решение и события в Лиенце и Кемптене, и намеки
советских представителей НКВД в Вадуце, что то же самое может случиться и в
Лихтенштейне53.
Добровольцев отправили поездом в советскую оккупационную зону Австрии.
Они обещали оставшимся писать -- и действительно,
из Вены пришло несколько писем, но потом они замолчали, и о дальнейшей
судьбе этих людей нам ничего не известно. Интернированные провели в
Лихтенштейне более года, пока, наконец, Аргентина не согласилась принять их
в качестве иммигрантов, и осенью 1947 года примерно сто русских отплыли в
Буэнос-Айрес54. Среди них был и генерал Смысловский с женой. В
Лихтенштейне его посещали Ал-лен Даллес, глава американской разведки в
Швейцарии, и другие военные западные эксперты, рассчитывавшие получить
информацию из этого бесценного источника знаний о Советском Союзе. К тому же
Смысловский все еще поддерживал контакт с антисоветскими агентами и группами
сопротивления в России. Позже остатки этого аппарата были переданы
разведывательной организации генерала Гелена в американской зоне Германии.
Сам же Смысловский сумел применить свой богатый военный опыт в новой стране,
став лектором и советником аргентинского правительства по борьбе с
терроризмом.
Хотя некоторые из добровольных репатриантов вызвались вернуться на
родину из страха, что правительство Лихтенштейна может в последний момент
дрогнуть и принять советские требования, реально такой опасности не
существовало. Тогдашний премьер-министр Лихтенштейна доктор Александр Фрик
объяснил мне, что его правительство ни на мгновение не принимало в расчет
такую возможность: "Наша страна маленькая, но она управляется законом". На
мой вопрос, что было бы, если бы СССР, союзники или Швейцария оказали такой
нажим, которому Лихтенштейн не смог бы противостоять, доктор Фрик ответил,
что был готов к этому и что до тех пор, пока Лихтенштейн мог сам решать свои
внутренние дела, ни один русский не был бы репатриирован насильно. Если бы,
однако, им угрожали силой, правительство, отказавшись от вооруженной борьбы,
обратилось бы с призывом к мировому общественному мнению и международной
прессе, протестуя против бесчеловечности предлагаемых мер и вмешательства во
внутренние дела суверенного государства. Но дело обошлось без нажима. Князь
Лихтенштейна и доктор Фрик в разговорах со мной подчеркивали, что все
население страны было единодушно в этом вопросе и правительство получало
прошения от фермеров и крестьян, моливших проявить христианское милосердие и
помочь несчастным скитальцам55. Маленький народ Лихтенштейна,
воспитанный в католической традиции, понял глубину человеческой трагедии
русских и считал, что этот аспект перевешивает соображения политического
благоразумия и материальной выгоды.
Вообще к делам материальным население Лихтенштейна проявило редкостное
безразличие, способное привести в ужас правоверного шведского
социал-демократа. В 1945 году в стране жило 12 141 человек, а годовой бюджет
достигал двух миллионов швей-
452
царских франков. Тем не менее жители этой чисто сельскохозяйственной
страны без единой жалобы более двух лет выделяли на содержание русских 30
тысяч швейцарских франков в месяц. Кроме того, они оплатили все расходы по
их эмиграции в Аргентину, что составило около полумиллиона швейцарских
франков56. Правда, через три года западногерманское правительство
взяло на себя ответственность за эти расходы и выплатило их Лихтенштейну, но
в 1947 году предвидеть это было невозможно.
Конечно, можно сказать, что у Лихтенштейна не было общих дел с
Советским Союзом, что английское, американское и французское правительства
добивались скорейшего возвращения своих военнопленных, что шведы ждали
поставок угля от Польши, тогда как у Лихтенштейна не было на востоке никаких
интересов. И это действительно так, но есть одно очень существенное
соображение. Лихтенштейн -- конституционная монархия, в которой князь
пользуется огромным авторитетом, как личным, так и политическим. Но до 1945
года это суверенное государство обеспечивало лишь малую часть доходов князя.
Основной источник богатства его семьи составляли огромные владения в Чехии.
В 1945 году чешское правительство заявило о своем принципиальном уважении
прав князя, но на практике местные коммунистические комитеты взяли под
контроль большую часть княжеских владений в стране. Князь обратился в суд,
отстаивая свои права, но в 1948 году коммунисты захватили власть в стране.
Тем самым все права на частную собственность и вообще всякая законность были
разом отменены, так что князь должен был крепко подумать, прежде чем
задевать тех, кто мог лишить его собственности. Этот фактор, однако, был для
него второстепенным -- так же, как для его подданных вопрос о налогах,
которые шли на беженцев.
Таким образом, крошечный Лихтенштейн, где не было армии, а полиция
составляла 11 человек, сделал то, на что не осмелились другие европейские
страны. Правительство Лихтенштейна с самого начала решительно заявило
советской репатриационной миссии, что позволит уехать из страны только тем,
кто выскажет желание вернуться в СССР, и ни разу не отклонилось от этой
линии. Когда, например, миссия намекнула, что генерал Холмстон-Смысловский
должен предстать перед судом по обвинению в военных преступлениях,
правительство Лихтенштейна вежливо, но решительно потребовало доказательств,
а поскольку таковых не оказалось -- дело тем и кончилось. Никаких
неприятностей не последовало, и советская миссия, поняв, что ничего не
добьется, вскоре отбыла восвояси.
Я спросил князя, были ли у него сомнения в успехе выбранной линии. Мой
вопрос, по-видимому, удивил его.
-- Нет,-- объяснил он,-- с советскими надо говорить жестко -- это им
нравится. Ведь лучше всего они понимают язык силы57.
См : Архив военного министерства Великобритании, 32/11683.
См там же, 32/11137, 301 А.
Mikhail Koriakov. I'll Never Go Back,-- London, 1948, p. 160. Автор
этой книги,
неоднократно цитируемой здесь, работал в советском посольстве в Париже
с
мая 1945 до марта 1946 года. Регулярное соглашение по типу "ялтинского"
было заключено обеими странами 29 июня 1945 года (см.: Архив министерст
ва иностранных дел Великобритании, 371/56714).
Malcolm J. Proudfoot. European Refugees.-- London, 1957, pp. 129--130.
D. J. Dallin, B. I. Nicolaevsky. Forced Labour in Soviet Russia.--
London, 1948,
p. 293; Mikhail Koriakov, указ. соч., pp. 160--163.
См.: Mikhail Koriakov, указ. соч., pp. 166--167.
D. J. Dallin, B. I. Nicolaevsky, указ. соч., pp. 293--294.
Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 103 А.
"Voinov". Outlaw: The Autobiography of a Soviet Waif. London, Г955 [В
даль
нейшем: Outlaw], pp. 226--243. Подробнее об этапах Марсель-Одесса см. в
ар
хиве министерства иностранных дел Великобритании, 371/47895.
D. J. Dallin, В. I. Nicolaevsky, указ. соч., с. 294--295. Отчет о
репатриации
из французских лагерей см. в кн.: В. Науменко. Великое предательство:
выда
ча казаков в Лиенце и других местах (1945-1947), т. 2, Нью-Йорк, 1970,
с. 189--192.
Рассказы непосредственных участников событий cn. в кн.: Outlaw,
pp. 236--243; Mikhail Koriakov, указ. соч., pp. 197--198, 210--211.
См.: Mikhail Koriakov, указ. соч., р. 205. См. также сообщения
французских
газет Le Populaire, 8.3.1946; Combat, 9.3.1946; L'Humanit , 11.3.1946.
Geoffrey Bailey. The Conspirators.-- London, 1961, pp. 89--117,
227--267.
См.: Mikhail Koriakov, указ. соч., р 162; D. J. Dallin, B. I.
Nicolaevsky, указ.
соч., р. 295.
Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47903.
См. также: Mikhail Koriakov, указ. соч., р. 160--161.
Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47905, 242. Ут
верждение Романова, что французское правительство и армия "вообще нико
го не выдавали" ("A. I. Romanov". Nights are Longest There. Smersh from
the
Inside.-- London, 1972, p. 236), справедливо лишь по отношению к армии.
Романов, работавший в третьем отделе ГРУ, вероятно, имел возможность
про
сматривать рапорты из французской оккупационной зоны и мог придти к не
точным выводам касательно политики французского правительства. Относи
тельно армии украинец Константин Зеленко подтвердил, что французская ар
мия пользовалась большим уважением среди беженцев благодаря ее твердой
позиции в отношении советской репатриационной комиссии в Инсбруке.
The New York Times, 28.5.1947; Le Monde, 5.6.1947.
454
19. Репатриационная комиссия давно уже использовала все свое влияние,
чтобы заставить вернуться в СССР советских женщин, вышедших аамуж за
французов (см.: Mikhail Koriakov, указ. соч., pp. 196--197).
О рейде в лагерь Боригар см.: Le Figaro, 16--17.11.1947; Le Monde, 16--
17.11.1947; New York Herald Tribune, 16.11 1947; The Sunday Times,
16.11.1947.
Архив военного министерства Великобритании, 32/11681, 51 А.
См.: Malcolm J. Proudfoot, указ. соч., р. 418.
Информация любезно предоставлена подполковником Л. С. Фордом.
Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 300 А.
См.: Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47902,
106--108.
The Scotsman, 2.3.1946. См. также: Архив министерства иностранных дел
Великобритании, 371/56710; 56712; 56713; 66348.
27 См. там же, 56712.
См.- Chicago Daily News, 13.11.1944.
Unto Parvilanti. Beria's Gardens.-- London, 1959, pp. 21, 285.
30 См.: Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371 /32986;
33023. 2 июля 1942 года трое русских утонули при попытке переплыть Рейн (см.
там же).
См.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 103 А; Архив
министерства иностранных дел Великобритании, 371/43364.
См. Combat, 18.3.1946.
См.: Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47859;
47893.
См. там же, 47859.
См. также: Tribune de Gen ve, 21.4.1978. '
О. Freivalds, E. Alksnis. LatvieSu Karaviru Trag dia Zviedrij .--
Copenhagen,
1956, pp. 9--74. Этот представительный и хорошо иллюстрированный отчет
о прибалтийских частях в Швеции одолжил мне Джон Антоневич, которому
я чрезвычайно признателен.
Per Olov Enquist. The Legionnaires.-- London, 1974, pp. 89--91,96--99,
103--110.
Там же, pp. 174--176, 193--194, 217--226, 252--260.
См. там же, pp. 179--185, 195--198, 280--282, 293--294, 311--320;
О. Freivalds, E. Alksnis, указ. соч., pp. 139--158.
Информация Эдуарда Алксниса. Я получил еще одно свидетельство о пребы
вании прибалтийцев в Швеции от Эрикса Цилинксниса, латыша, который из
бежал репатриации, объявив себя штатским.
См.: Per Olov Enquist, указ. соч., pp. 226--227, 321--336.
См. там же, pp. 376--400; О. Freivalds, E. Alksnis, указ. соч., pp.
91--218.
Per Olov Enquist, указ. соч., р. 172.
См. там же, pp. 273--274.
См. там же, pp. 227--228, 235, 446.
См.: Vladimir and Evdokia Petrov. Empire of Fear.-- London, 1956, pp.
195--197.
См.: Per Olov Enquist, указ. соч., pp. 416--508. Йоханн Бергенштрале
сделал
по этой книге фильм "Baltutl mningen" ("Балтийская трагедия"). О
влиянии
455
социал-демократического правительства на шведский народ см. блестящее
исследование: Roland Huntford. The New Totalitarians.-- New York, 1972.
А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг (1918-1956). Опыт художественного иссле
дования, т. 1.-- Париж, ИМКА-Пресс, 1973, с. 95. Аналогичный пример
обма
на зарубежных гостей см. в кн.: Aino Kuusinen. Before and After
Stalin.--
London, 1974, pp. 51--52.
Другая "армия" из эмигрантов, под командованием генерала Крамера, в это
время ушла в горы. (Vladimir Petrov. It Happens in Russia: Seven Years
Forced
Labour in the Siberian Goldfields.-- London, 1951, pp. 464--466).
Большую помощь при написании этой главы оказал мне генерал Холмстон-
Смысловский. Его высочество великий князь Владимир и Сергей Львович
Войцеховский также снабдили меня рассказами о тех днях. Дальнейшие под
робности почерпнуты из кн.: Б. А. Хольмстон-Смысловский. Избранные ста
тьи и речи -- Бузнос-Айрес, 1953, с. 11--39; Claus Grimm. Intemierte
Russen
in Liechtenstein.-- Jahrbuch des Historischen Vereins fiir das
Fiirstentum
Liechtenstein, LXXI, SS. 44--47, 59--66. Последняя работа является
образцо
вым научным исследованием и представляет собой единственный удовлетво
рительный отчет о насильственной репатриации из появившихся до сих пор.
Интересное, хотя и неточное сообщение об этих событиях появилось во
фран
цузской газете Combat (8.3.1946).
51 Emil Heinz Batliner. 25 Jahre Liechtensteinisches Rotes Kreuz:
1945-1970 -- Vaduz, 1970, SS. 27--28.
Julius Epstein. Operation Keelhaul: The Story of Forced Repatriation
from 1944
to the Present.-- Old Greenwich, Connecticut, 1973, p. 34.
Такая угроза была высказана 29 ноября 1945 года одним из офицеров совет
ской миссии (см.: Claus Grimm, указ. соч., S. 89).
См. там же, SS. 94--96; Neue lurcher Zeitung, 12.9.1947; The Manchester
Guardian, 12.9.1947.
См. в частности, Claus Grimm, указ. соч., SS. 82, 84, 86, 92--94.
См. там же, SS. 80, 96.
Я глубоко признателен князю за помощь, оказанную мне во время моего
пребывания в Лихтенштейне. Я хотел бы также поблагодарить главу
кабинета
доктора Роберта Алгейра, оказывавшего мне всяческую поддержку в течение
длительного периода времени. Я использовал также материалы, опубликован
ные в Liechtensteiner Volksblatt от 7 и 10.5.1975.
В Москве, в Фуркасовском переулке, недалеко от площади Дзержинского
(ныне Лубянская площадь.-- Примеч. ред.), находится здание архивов КГБ.
Здесь в подвале хранятся материалы о всех важных операциях, проведенных этой
организацией и ее предшественницами. Где-то в темных закоулках стоят, верно,
и ящики с досье СМЕРШа и НКВД о репатриационных операциях 1943-47 годов. Но
даже если советский режим в один прекрасный день рухнет, вряд ли этим
материалам суждено когда-нибудь увидеть свет. Хранилище архивов оборудовано
устройством, с помощью которого можно в мгновение ока, взрывом или кислотой,
уничтожить весь этот мрачный список преступлений1. Так что даже и
в будущем многие документы, необходимые для рассказываемой в этой книге
истории, окажутся, как и сегодня, недоступны для исследователей.
Все же материалы из других источников дают возможность воссоздать
достаточно точную картину событий. Александр Солженицын посвятил этой теме
главу в "Архипелаге ГУЛаг": "Та весна". Некоторые заключенные ГУЛага со
временем оказались на Западе и рассказали о себе и товарищах по несчастью.
Кое-что поведали нам офицеры НКВД и СМЕРШа, перебежавшие на Запад. Есть и
другие источники, свидетельства, которые самым неожиданным образом освещают
потаенные уголки этой драмы. Поэтому мне кажется справедливым сказать, что
возникающая картина если и не полна, то -- во всяком случае, в основном --
правильна.
Прежде всего, следует отметить, что советское правительство считало
всех советских граждан, временно вышедших из-под его контроля, предателями,
независимо от обстоятельств, которые привели их за границу, и независимо от
того, как вели себя эти люди в другой стране. Пытаясь оправдать такой
подход, Джеральд Рейтлингер рассказывает о том, что красноармейцы,
доведенные до крайности собственным тяжким опытом и страданиями своего
народа, порой сами убивали попавших к ним в руки русских в немецкой
форме2. Действительно, преступлениями нацистов можно оправдать
многое, но к
457
нашей теме объяснение Рейтлингера отношения не имеет. Возвращаемые на
родину пленные охранялись не Красной армией, и регулярные войска редко имели
с ними дело.
Мы можем с уверенностью отбросить допущение, что на отношение
советского правительства к репатриантам хоть в какой-то мере влияло
поведение нацистов. Отношение к советским военнопленным как к изменникам
определилось еще задолго до нападения Германии на СССР, более того, на
практике это отношение проявилось еще в ту пору, когда Советский Союз и
нацистская Германия были союзниками. После Финской войны, в марте 1940 года,
русские пленные, захваченные финнами, были отправлены на родину.
Прошествовав по улицам Ленинграда под восторженные крики толпы и пройдя под
аркой, украшенной надписью "Родина приветствует своих героев", они
промаршировали прямиком на вокзал, где их посадили в вагонзаки и отправили в
лагеря3 Никого не интересовало, как именно они вели себя во время
плена, и люди среди них были самые разные: от бравых офицеров, вынужденных
сдаться в бою, как капитан Иванов, оказавшийся в Устьвымлаге4, до
штатских, вроде простой девушки Кати из Ленинграда, работавшей у финнов
официанткой (она попала в Поть-му5). Эти пленные не сотрудничали
с врагом, не были заражены антикоммунистической идеологией, их даже и не
обвиняли в этом. Их преступление состояло единственно в том, что они
заглянули в "несоциалистический" мир. Русским заключенным, попавшим к
немцам, была известна злая судьба пленных финской кампании: никто из них не
вернулся к себе домой. И напрашивался единственный вывод: все они были
ликвидированы6.
Советское правительство не скрывало отношения к гражданам, попавшим в
руки врага. Пресловутая статья 58-1 б УК СССР от 1934 года предусматривала
для них соответствующее наказание. Во время войны Сталин самолично издал ряд
приказов, угрожавших драконовскими мерами дезертирам и военнопленным,
например, приказ No 227, который был издан в 1942 году и зачитан во всех
частях советской армии. Аналогичные приказы издавались в 1943 и 1944 годах,
с некоторыми изменениями в связи с текущими военными задачами7.
Советским солдатам предписывалось при угрозе сдачи в плен кончать с
собой8. Один англичанин, военнопленный, освобожденный на востоке
в самом конце войны, сообщал, что видел у красноармейцев экземпляры такого
приказа9. Красноармейцы, оказавшиеся после освобождения из
немецкого плена у англо-американцев, обращали внимание союзников на эти
приказы как на неопровержимое доказательство того, что им давно уже вынесен
заочный приговор10. Таким образом, советские намерения были
хорошо известны и пленным, и союзникам.
458
Советскому солдату было достаточно хотя бы на короткое время оказаться
за линией фронта (а это во время отступления 1941-42 годов случалось
нередко) и пробраться назад к своим, как бедолаге Шухову из "Одного дня
конца войны оставалось регулярной частью вермахта. Его офицеры были частично
бывшими служащими царской армии, частично -- добровольцами, бывшими
офицерами Красной армии. Поначалу между "красными" и "белыми" случались
ссоры и разногласия, но постепенно все сгладилось: все они, в конечном
итоге, были русскими. Смысловский по сей день считает, что если бы немцы
обращались так же со всеми взятыми в плен русскими, идея национальной
цивилизованной России стала бы в отечестве необоримой силой. Однако он уже в
1943 году понял, что Германия не может победить в войне. Поражение под
Сталинградом и неспособность нацистского руководства вести умную
антикоммунистическую политику были для него неопровержимыми свидетельствами
надвигающегося краха. Во время пребывания в Варшаве он разыскал швейцарского
журналиста и спросил его, где искать убежища в Европе, если дела пойдут
совсем плохо,-- быть может, в Швейцарии? По мнению журналиста, Швейцария
отпадала -- страны оси могли потребовать от нее выдачи беженцев, и он
посоветовал попытать счастья в Лихтенштейне, крошечной стране, связанной со
Швейцарией таможенным союзом, но совершенно независимой. Там можно затаиться
и переждать бурю.
Война близилась к концу, и 10 марта 1945 года, когда Гиммлер и другие
нацистские руководители предпринимали запоздалые попытки заполучить
независимого русского союзника в лице Власова и казаков, силам Смысловского
был придан статус 1-ой русской национальной армии, а сам Смысловский получил
звание генерал-майора. Как раз в это время Буняченко провел закончившееся
поражением наступление на силы Красной армии на Одере и организовал поход на
Прагу, а казаки и эмигрантские соединения с боями отступали с Балкан.
Разрозненные русские и украинские части сходились в Австрии, на последнем
островке, удерживаемом немцами. Смысловский, потеряв основную часть своих
сил, двинулся с оставшимися на запад, намереваясь с разрешения своего
начальства соединиться с эмигрантским Русским корпусом из Белграда и 3-й
дивизией РОА под командованием Шаповалова49. Но из этих планов
ничего не вышло: все стремительно рушилось. Смысловский связался по телефону
с генералом Власовым -- до этого они дважды встречались -- и сообщил ему о
своем намерении идти в Лихтенштейн, однако Власов решил не отказываться от
планов искать прибежища в Чехии. В ответ Смысловский напомнил ему о судьбе
адмирала Колчака, которого чехи выдали большевикам в 1920 году, и простился
с командующим РОА.
15--2491 449
С остатками своего войска Смысловский двинулся к Фельд-кирху, самому
западному городу Австрии. Здесь он встретил молодого великого князя
Владимира Кирилловича, которого сопровождал советник Сергей Войцеховский (по
странному совпадению, его двоюродный брат, генерал Войцеховский, возглавлял
последнюю попытку белых спасти Колчака от выдачи). Смысловский согласился,
чтобы великий князь перешел границу вместе с ним. Так последний
представитель дома Романовых оказался под протекцией флага старой России, в
окружении русских войск. Недалеко от границы его машина сломалась. Генерал
Смысловский вспоминает, как он собрал своих солдат и попросил помочь тащить
машину великого князя. Он не знал, как отреагируют на это предложение
солдаты, выросшие при советской власти, что они скажут, узнав, что среди них
находится наследник "Николая Кровавого". И его приятно удивила готовность
солдат помочь: последние сотни метров машину Владимира Кирилловича толкали
бывшие красноармейцы. Это удивительное зрелище как бы символизировало
восстановление прерванной связи времен.
В 11 часов вечера колонна вступила на землю Лихтенштейна. Хотя люди
генерала Смысловского шли как военное формирование, у них был строжайший
приказ ни в коем случае не открывать огня, и можно представить себе, какие
неприятные минуты они пережили, оказавшись под дулами винтовок
пограничников. У генерала было 450 человек, и они могли бы с легкостью
перейти границу, но, оказав сопротивление, Смысловский лишился бы шансов
получить убежище. Генерал решил, что потери от огня пограничников будут
невелики, самое большее, человек 10 убитых и 20 раненых, а увидев, что
нарушители не отвечают, они вообще прекратят стрельбу. Эти расчеты оказались
более чем верными: единственной жертвой стала бутылка коньяка в генеральской
машине50.
В ту же ночь вошедшие в Лихтенштейн солдаты были разоружены, и оружие
перевезли в Вадуц (позже его утопили в Боденском озере, на дне которого оно,
вероятно, покоится до сих пор). В группе Смысловского было 494 человека: 462
мужчины, 30 женщин и 2 детей. Правительство Лихтенштейна отказало в убежище
лишь великому князю и его свите; их на следующий день вернули в Австрию.
Впрочем, в отличие от других участников этого похода, ему не угрожала выдача
в СССР. Генерала Смысловского с женой и штабом поселили в гостинице, в
деревне Шелленберг. Солдат разместили в двух пустующих школах, женщин -- в
другой гостинице. Вскоре для них подыскали постоянное пристанище, а генерала
перевели в столичную гостиницу. Все заботы взял на себя лихтенштейнский
Красный Крест, созданный в ту же неделю, под председательством княгини
Лихтенштейнской51. Поначалу имелись опасения, что француз-
450
ские коммунисты, члены маки, действующие под прикрытием французской
1-ой армии, могут пересечь границу и похитить русских офицеров; однако
французское верховное командование установило контроль над маки, и эта
угроза отпала.
Но оставалась гораздо более серьезная опасность. 10 мая генерал
Смысловский отправил князю Францу Иосифу II Лихтенштейнскому послание, в
котором просил о предоставлении традиционного убежища для себя и своих
людей. Через два дня пришло сообщение, что многие власовцы попали в
Чехословакии к Красной армии, а в конце месяца стало известно о событиях в
Лиенце и на востоке Австрии. В августе американцы провели жестокую операцию
в Кем-птене, а в Вадуц прибыла советская репатриационная миссия. 16 августа
русские собрались в ратуше на встречу с представителями СССР. Здесь один из
интернированных тут же узнал в советском офицере сотрудника НКВД, с которым
сталкивался на родине. По словам барона Эдварда фон Фальц-Фейна,
участвовавшего в этих встречах в качестве переводчика, все советские
представители производили впечатление уголовников самого низкого пошиба, и,
судя по фотографиям, барон нисколько не преувеличил.
Сочетая увещевания и угрозы, представители НКВД добились согласия 200
интернированных вернуться на родину. По словам генерала Смысловского,
причины этого решения разнообразны и объяснить их трудно. На многих оказало
едва ли не гипнотическое действие появление тех, от кого еще так недавно они
полностью зависели, другие боялись, что их в любом случае вышлют силой,
третьи поверили в обещание амнистии, а четвертые просто изнывали от
ностальгии. Как бы то ни было, но к завершению визита советской миссии около
двух третей вызвались вернуться на родину. Эти цифры представляют большой
интерес. Они свидетельствуют о том, какая часть русских, оказавшихся на
Западе к 1945 году, выбрала бы репатриацию при свободном выборе, и
убедительно опровергают мнение профессора Эпштейна, что ни один русский,
захваченный в плен в немецкой форме, не согласился бы на репатриацию по
доброй воле52. Они также говорят о том, что советские власти
заполучили бы большое количество репатриантов, даже если бы союзники
отказались от политики насильственной репатриации. Правда, скорее всего,
процент добровольных репатриантов был бы в этом случае несколько ниже,
поскольку многие люди Смысловского согласились вернуться в СССР
"добровольно" из страха, что в один прекрасный день их все равно подвергнут
экстрадиции. Повлияли на это решение и события в Лиенце и Кемптене, и намеки
советских представителей НКВД в Вадуце, что то же самое может случиться и в
Лихтенштейне53.
Добровольцев отправили поездом в советскую оккупационную зону Австрии.
Они обещали оставшимся писать -- и действительно,
из Вены пришло несколько писем, но потом они замолчали, и о дальнейшей
судьбе этих людей нам ничего не известно. Интернированные провели в
Лихтенштейне более года, пока, наконец, Аргентина не согласилась принять их
в качестве иммигрантов, и осенью 1947 года примерно сто русских отплыли в
Буэнос-Айрес54. Среди них был и генерал Смысловский с женой. В
Лихтенштейне его посещали Ал-лен Даллес, глава американской разведки в
Швейцарии, и другие военные западные эксперты, рассчитывавшие получить
информацию из этого бесценного источника знаний о Советском Союзе. К тому же
Смысловский все еще поддерживал контакт с антисоветскими агентами и группами
сопротивления в России. Позже остатки этого аппарата были переданы
разведывательной организации генерала Гелена в американской зоне Германии.
Сам же Смысловский сумел применить свой богатый военный опыт в новой стране,
став лектором и советником аргентинского правительства по борьбе с
терроризмом.
Хотя некоторые из добровольных репатриантов вызвались вернуться на
родину из страха, что правительство Лихтенштейна может в последний момент
дрогнуть и принять советские требования, реально такой опасности не
существовало. Тогдашний премьер-министр Лихтенштейна доктор Александр Фрик
объяснил мне, что его правительство ни на мгновение не принимало в расчет
такую возможность: "Наша страна маленькая, но она управляется законом". На
мой вопрос, что было бы, если бы СССР, союзники или Швейцария оказали такой
нажим, которому Лихтенштейн не смог бы противостоять, доктор Фрик ответил,
что был готов к этому и что до тех пор, пока Лихтенштейн мог сам решать свои
внутренние дела, ни один русский не был бы репатриирован насильно. Если бы,
однако, им угрожали силой, правительство, отказавшись от вооруженной борьбы,
обратилось бы с призывом к мировому общественному мнению и международной
прессе, протестуя против бесчеловечности предлагаемых мер и вмешательства во
внутренние дела суверенного государства. Но дело обошлось без нажима. Князь
Лихтенштейна и доктор Фрик в разговорах со мной подчеркивали, что все
население страны было единодушно в этом вопросе и правительство получало
прошения от фермеров и крестьян, моливших проявить христианское милосердие и
помочь несчастным скитальцам55. Маленький народ Лихтенштейна,
воспитанный в католической традиции, понял глубину человеческой трагедии
русских и считал, что этот аспект перевешивает соображения политического
благоразумия и материальной выгоды.
Вообще к делам материальным население Лихтенштейна проявило редкостное
безразличие, способное привести в ужас правоверного шведского
социал-демократа. В 1945 году в стране жило 12 141 человек, а годовой бюджет
достигал двух миллионов швей-
452
царских франков. Тем не менее жители этой чисто сельскохозяйственной
страны без единой жалобы более двух лет выделяли на содержание русских 30
тысяч швейцарских франков в месяц. Кроме того, они оплатили все расходы по
их эмиграции в Аргентину, что составило около полумиллиона швейцарских
франков56. Правда, через три года западногерманское правительство
взяло на себя ответственность за эти расходы и выплатило их Лихтенштейну, но
в 1947 году предвидеть это было невозможно.
Конечно, можно сказать, что у Лихтенштейна не было общих дел с
Советским Союзом, что английское, американское и французское правительства
добивались скорейшего возвращения своих военнопленных, что шведы ждали
поставок угля от Польши, тогда как у Лихтенштейна не было на востоке никаких
интересов. И это действительно так, но есть одно очень существенное
соображение. Лихтенштейн -- конституционная монархия, в которой князь
пользуется огромным авторитетом, как личным, так и политическим. Но до 1945
года это суверенное государство обеспечивало лишь малую часть доходов князя.
Основной источник богатства его семьи составляли огромные владения в Чехии.
В 1945 году чешское правительство заявило о своем принципиальном уважении
прав князя, но на практике местные коммунистические комитеты взяли под
контроль большую часть княжеских владений в стране. Князь обратился в суд,
отстаивая свои права, но в 1948 году коммунисты захватили власть в стране.
Тем самым все права на частную собственность и вообще всякая законность были
разом отменены, так что князь должен был крепко подумать, прежде чем
задевать тех, кто мог лишить его собственности. Этот фактор, однако, был для
него второстепенным -- так же, как для его подданных вопрос о налогах,
которые шли на беженцев.
Таким образом, крошечный Лихтенштейн, где не было армии, а полиция
составляла 11 человек, сделал то, на что не осмелились другие европейские
страны. Правительство Лихтенштейна с самого начала решительно заявило
советской репатриационной миссии, что позволит уехать из страны только тем,
кто выскажет желание вернуться в СССР, и ни разу не отклонилось от этой
линии. Когда, например, миссия намекнула, что генерал Холмстон-Смысловский
должен предстать перед судом по обвинению в военных преступлениях,
правительство Лихтенштейна вежливо, но решительно потребовало доказательств,
а поскольку таковых не оказалось -- дело тем и кончилось. Никаких
неприятностей не последовало, и советская миссия, поняв, что ничего не
добьется, вскоре отбыла восвояси.
Я спросил князя, были ли у него сомнения в успехе выбранной линии. Мой
вопрос, по-видимому, удивил его.
-- Нет,-- объяснил он,-- с советскими надо говорить жестко -- это им
нравится. Ведь лучше всего они понимают язык силы57.
См : Архив военного министерства Великобритании, 32/11683.
См там же, 32/11137, 301 А.
Mikhail Koriakov. I'll Never Go Back,-- London, 1948, p. 160. Автор
этой книги,
неоднократно цитируемой здесь, работал в советском посольстве в Париже
с
мая 1945 до марта 1946 года. Регулярное соглашение по типу "ялтинского"
было заключено обеими странами 29 июня 1945 года (см.: Архив министерст
ва иностранных дел Великобритании, 371/56714).
Malcolm J. Proudfoot. European Refugees.-- London, 1957, pp. 129--130.
D. J. Dallin, B. I. Nicolaevsky. Forced Labour in Soviet Russia.--
London, 1948,
p. 293; Mikhail Koriakov, указ. соч., pp. 160--163.
См.: Mikhail Koriakov, указ. соч., pp. 166--167.
D. J. Dallin, B. I. Nicolaevsky, указ. соч., pp. 293--294.
Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 103 А.
"Voinov". Outlaw: The Autobiography of a Soviet Waif. London, Г955 [В
даль
нейшем: Outlaw], pp. 226--243. Подробнее об этапах Марсель-Одесса см. в
ар
хиве министерства иностранных дел Великобритании, 371/47895.
D. J. Dallin, В. I. Nicolaevsky, указ. соч., с. 294--295. Отчет о
репатриации
из французских лагерей см. в кн.: В. Науменко. Великое предательство:
выда
ча казаков в Лиенце и других местах (1945-1947), т. 2, Нью-Йорк, 1970,
с. 189--192.
Рассказы непосредственных участников событий cn. в кн.: Outlaw,
pp. 236--243; Mikhail Koriakov, указ. соч., pp. 197--198, 210--211.
См.: Mikhail Koriakov, указ. соч., р. 205. См. также сообщения
французских
газет Le Populaire, 8.3.1946; Combat, 9.3.1946; L'Humanit , 11.3.1946.
Geoffrey Bailey. The Conspirators.-- London, 1961, pp. 89--117,
227--267.
См.: Mikhail Koriakov, указ. соч., р 162; D. J. Dallin, B. I.
Nicolaevsky, указ.
соч., р. 295.
Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47903.
См. также: Mikhail Koriakov, указ. соч., р. 160--161.
Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47905, 242. Ут
верждение Романова, что французское правительство и армия "вообще нико
го не выдавали" ("A. I. Romanov". Nights are Longest There. Smersh from
the
Inside.-- London, 1972, p. 236), справедливо лишь по отношению к армии.
Романов, работавший в третьем отделе ГРУ, вероятно, имел возможность
про
сматривать рапорты из французской оккупационной зоны и мог придти к не
точным выводам касательно политики французского правительства. Относи
тельно армии украинец Константин Зеленко подтвердил, что французская ар
мия пользовалась большим уважением среди беженцев благодаря ее твердой
позиции в отношении советской репатриационной комиссии в Инсбруке.
The New York Times, 28.5.1947; Le Monde, 5.6.1947.
454
19. Репатриационная комиссия давно уже использовала все свое влияние,
чтобы заставить вернуться в СССР советских женщин, вышедших аамуж за
французов (см.: Mikhail Koriakov, указ. соч., pp. 196--197).
О рейде в лагерь Боригар см.: Le Figaro, 16--17.11.1947; Le Monde, 16--
17.11.1947; New York Herald Tribune, 16.11 1947; The Sunday Times,
16.11.1947.
Архив военного министерства Великобритании, 32/11681, 51 А.
См.: Malcolm J. Proudfoot, указ. соч., р. 418.
Информация любезно предоставлена подполковником Л. С. Фордом.
Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 300 А.
См.: Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47902,
106--108.
The Scotsman, 2.3.1946. См. также: Архив министерства иностранных дел
Великобритании, 371/56710; 56712; 56713; 66348.
27 См. там же, 56712.
См.- Chicago Daily News, 13.11.1944.
Unto Parvilanti. Beria's Gardens.-- London, 1959, pp. 21, 285.
30 См.: Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371 /32986;
33023. 2 июля 1942 года трое русских утонули при попытке переплыть Рейн (см.
там же).
См.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 103 А; Архив
министерства иностранных дел Великобритании, 371/43364.
См. Combat, 18.3.1946.
См.: Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47859;
47893.
См. там же, 47859.
См. также: Tribune de Gen ve, 21.4.1978. '
О. Freivalds, E. Alksnis. LatvieSu Karaviru Trag dia Zviedrij .--
Copenhagen,
1956, pp. 9--74. Этот представительный и хорошо иллюстрированный отчет
о прибалтийских частях в Швеции одолжил мне Джон Антоневич, которому
я чрезвычайно признателен.
Per Olov Enquist. The Legionnaires.-- London, 1974, pp. 89--91,96--99,
103--110.
Там же, pp. 174--176, 193--194, 217--226, 252--260.
См. там же, pp. 179--185, 195--198, 280--282, 293--294, 311--320;
О. Freivalds, E. Alksnis, указ. соч., pp. 139--158.
Информация Эдуарда Алксниса. Я получил еще одно свидетельство о пребы
вании прибалтийцев в Швеции от Эрикса Цилинксниса, латыша, который из
бежал репатриации, объявив себя штатским.
См.: Per Olov Enquist, указ. соч., pp. 226--227, 321--336.
См. там же, pp. 376--400; О. Freivalds, E. Alksnis, указ. соч., pp.
91--218.
Per Olov Enquist, указ. соч., р. 172.
См. там же, pp. 273--274.
См. там же, pp. 227--228, 235, 446.
См.: Vladimir and Evdokia Petrov. Empire of Fear.-- London, 1956, pp.
195--197.
См.: Per Olov Enquist, указ. соч., pp. 416--508. Йоханн Бергенштрале
сделал
по этой книге фильм "Baltutl mningen" ("Балтийская трагедия"). О
влиянии
455
социал-демократического правительства на шведский народ см. блестящее
исследование: Roland Huntford. The New Totalitarians.-- New York, 1972.
А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг (1918-1956). Опыт художественного иссле
дования, т. 1.-- Париж, ИМКА-Пресс, 1973, с. 95. Аналогичный пример
обма
на зарубежных гостей см. в кн.: Aino Kuusinen. Before and After
Stalin.--
London, 1974, pp. 51--52.
Другая "армия" из эмигрантов, под командованием генерала Крамера, в это
время ушла в горы. (Vladimir Petrov. It Happens in Russia: Seven Years
Forced
Labour in the Siberian Goldfields.-- London, 1951, pp. 464--466).
Большую помощь при написании этой главы оказал мне генерал Холмстон-
Смысловский. Его высочество великий князь Владимир и Сергей Львович
Войцеховский также снабдили меня рассказами о тех днях. Дальнейшие под
робности почерпнуты из кн.: Б. А. Хольмстон-Смысловский. Избранные ста
тьи и речи -- Бузнос-Айрес, 1953, с. 11--39; Claus Grimm. Intemierte
Russen
in Liechtenstein.-- Jahrbuch des Historischen Vereins fiir das
Fiirstentum
Liechtenstein, LXXI, SS. 44--47, 59--66. Последняя работа является
образцо
вым научным исследованием и представляет собой единственный удовлетво
рительный отчет о насильственной репатриации из появившихся до сих пор.
Интересное, хотя и неточное сообщение об этих событиях появилось во
фран
цузской газете Combat (8.3.1946).
51 Emil Heinz Batliner. 25 Jahre Liechtensteinisches Rotes Kreuz:
1945-1970 -- Vaduz, 1970, SS. 27--28.
Julius Epstein. Operation Keelhaul: The Story of Forced Repatriation
from 1944
to the Present.-- Old Greenwich, Connecticut, 1973, p. 34.
Такая угроза была высказана 29 ноября 1945 года одним из офицеров совет
ской миссии (см.: Claus Grimm, указ. соч., S. 89).
См. там же, SS. 94--96; Neue lurcher Zeitung, 12.9.1947; The Manchester
Guardian, 12.9.1947.
См. в частности, Claus Grimm, указ. соч., SS. 82, 84, 86, 92--94.
См. там же, SS. 80, 96.
Я глубоко признателен князю за помощь, оказанную мне во время моего
пребывания в Лихтенштейне. Я хотел бы также поблагодарить главу
кабинета
доктора Роберта Алгейра, оказывавшего мне всяческую поддержку в течение
длительного периода времени. Я использовал также материалы, опубликован
ные в Liechtensteiner Volksblatt от 7 и 10.5.1975.
В Москве, в Фуркасовском переулке, недалеко от площади Дзержинского
(ныне Лубянская площадь.-- Примеч. ред.), находится здание архивов КГБ.
Здесь в подвале хранятся материалы о всех важных операциях, проведенных этой
организацией и ее предшественницами. Где-то в темных закоулках стоят, верно,
и ящики с досье СМЕРШа и НКВД о репатриационных операциях 1943-47 годов. Но
даже если советский режим в один прекрасный день рухнет, вряд ли этим
материалам суждено когда-нибудь увидеть свет. Хранилище архивов оборудовано
устройством, с помощью которого можно в мгновение ока, взрывом или кислотой,
уничтожить весь этот мрачный список преступлений1. Так что даже и
в будущем многие документы, необходимые для рассказываемой в этой книге
истории, окажутся, как и сегодня, недоступны для исследователей.
Все же материалы из других источников дают возможность воссоздать
достаточно точную картину событий. Александр Солженицын посвятил этой теме
главу в "Архипелаге ГУЛаг": "Та весна". Некоторые заключенные ГУЛага со
временем оказались на Западе и рассказали о себе и товарищах по несчастью.
Кое-что поведали нам офицеры НКВД и СМЕРШа, перебежавшие на Запад. Есть и
другие источники, свидетельства, которые самым неожиданным образом освещают
потаенные уголки этой драмы. Поэтому мне кажется справедливым сказать, что
возникающая картина если и не полна, то -- во всяком случае, в основном --
правильна.
Прежде всего, следует отметить, что советское правительство считало
всех советских граждан, временно вышедших из-под его контроля, предателями,
независимо от обстоятельств, которые привели их за границу, и независимо от
того, как вели себя эти люди в другой стране. Пытаясь оправдать такой
подход, Джеральд Рейтлингер рассказывает о том, что красноармейцы,
доведенные до крайности собственным тяжким опытом и страданиями своего
народа, порой сами убивали попавших к ним в руки русских в немецкой
форме2. Действительно, преступлениями нацистов можно оправдать
многое, но к
457
нашей теме объяснение Рейтлингера отношения не имеет. Возвращаемые на
родину пленные охранялись не Красной армией, и регулярные войска редко имели
с ними дело.
Мы можем с уверенностью отбросить допущение, что на отношение
советского правительства к репатриантам хоть в какой-то мере влияло
поведение нацистов. Отношение к советским военнопленным как к изменникам
определилось еще задолго до нападения Германии на СССР, более того, на
практике это отношение проявилось еще в ту пору, когда Советский Союз и
нацистская Германия были союзниками. После Финской войны, в марте 1940 года,
русские пленные, захваченные финнами, были отправлены на родину.
Прошествовав по улицам Ленинграда под восторженные крики толпы и пройдя под
аркой, украшенной надписью "Родина приветствует своих героев", они
промаршировали прямиком на вокзал, где их посадили в вагонзаки и отправили в
лагеря3 Никого не интересовало, как именно они вели себя во время
плена, и люди среди них были самые разные: от бравых офицеров, вынужденных
сдаться в бою, как капитан Иванов, оказавшийся в Устьвымлаге4, до
штатских, вроде простой девушки Кати из Ленинграда, работавшей у финнов
официанткой (она попала в Поть-му5). Эти пленные не сотрудничали
с врагом, не были заражены антикоммунистической идеологией, их даже и не
обвиняли в этом. Их преступление состояло единственно в том, что они
заглянули в "несоциалистический" мир. Русским заключенным, попавшим к
немцам, была известна злая судьба пленных финской кампании: никто из них не
вернулся к себе домой. И напрашивался единственный вывод: все они были
ликвидированы6.
Советское правительство не скрывало отношения к гражданам, попавшим в
руки врага. Пресловутая статья 58-1 б УК СССР от 1934 года предусматривала
для них соответствующее наказание. Во время войны Сталин самолично издал ряд
приказов, угрожавших драконовскими мерами дезертирам и военнопленным,
например, приказ No 227, который был издан в 1942 году и зачитан во всех
частях советской армии. Аналогичные приказы издавались в 1943 и 1944 годах,
с некоторыми изменениями в связи с текущими военными задачами7.
Советским солдатам предписывалось при угрозе сдачи в плен кончать с
собой8. Один англичанин, военнопленный, освобожденный на востоке
в самом конце войны, сообщал, что видел у красноармейцев экземпляры такого
приказа9. Красноармейцы, оказавшиеся после освобождения из
немецкого плена у англо-американцев, обращали внимание союзников на эти
приказы как на неопровержимое доказательство того, что им давно уже вынесен
заочный приговор10. Таким образом, советские намерения были
хорошо известны и пленным, и союзникам.
458
Советскому солдату было достаточно хотя бы на короткое время оказаться
за линией фронта (а это во время отступления 1941-42 годов случалось
нередко) и пробраться назад к своим, как бедолаге Шухову из "Одного дня