Голотвина Ольга. Знак Гильдии

   Подпись под рисунком гласила: «Всем врагам — по рогам!»

14

   — Кто будет торговаться, ты или я?
   — Я, но ты тоже помогай. Старайся увести меня из лавки, говори, что у соседнего торговца все дешевле и свежее. А я начну пищать, что устала ходить по рынку… что если хозяин сбавит цену, то мы у него все купим и пойдем домой.
   — Ловко у тебя получается, — признал Нургидан, перешагивая через растянувшегося поперек улицы параличного нищего. — Купцы в семье были, да?
   — В Наррабане торговаться не приходилось, — уклонилась Нитха от разговора о своем происхождении. — Но это так забавно! Только не будем брать тот сыр, что в прошлый раз, ладно? Вкус у него гадостный, а запах приставучий… Ой, а откуда столько нищих?
   — Зима на подходе, вот они в город и стягиваются.
   Узкая улочка была забита нищими. Хромые, слепые, покрытые язвами и коростой, они вопили, гнусавили, ныли, перечисляя свои беды и немощи. Впечатление это производило удручающее, даже пугающее. Во всяком случае, идущая рядом старушка в темном платье и чистеньком белом платочке испуганно озиралась, прижав к груди плетеную корзинку.
   Нитхе стало жаль старую женщину, захотелось сказать ей что-нибудь ободряющее. Но в этот миг безногий нищий, яростно размахивая костылем, завопил:
   — Ты, козел с бельмами!.. Тебе говорят, тебе! Вали на тот угол, здесь мое место!
   — А тебе его король пожаловал? — взвизгнул «козел с бельмами». — Где сел, там сидеть буду, пока не сдохну! И не тряси тут своими блохами, не сгонишь меня!
   — И правда, вали! — поддержал безногого худой старик с трясущимися руками. — Ты, гнида, у меня из миски медяки тягаешь, как отвернусь!
   — Я?! — смертельно оскорбился «козел» и клюкой заехал старику по уху с точностью для слепого поистине сказочной.
   Старик, рассвирепев, подхватил глиняную миску, что стояла перед ним на земле, и швырнул в слепого. Но промахнулся и угодил в остролицую тощую женщину в лохмотьях, которая громко повествовала о том, как трудно живется на свете добродетельной вдове с шестью детишками.
   Сетования прервались на полуслове. Добродетельная вдова выдала залп грязной брани и с когтями, как дикая кошка, ринулась на обидчика.
   Кто-то потянул вдовушку за юбку, кто-то подставил ногу ее противнику… и началось! Потасовка разом, как лесной пожар, охватила улочку. В воздухе мелькали посохи, костыли и кулаки, раздавались вопли, проклятия и хрипы. Нищие молотили друг друга, забыв, из-за чего началась битва.
   Старушка в белом платочке запричитала, попятилась и упала, споткнувшись о ноги параличного нищего. Параличный, не обратив на старушку внимания, бодро вскочил и ворвался в драку с неукротимостью взбесившегося быка.
   Нитха поспешила к старушке:
   — Бабушка, ты не ушиблась?
   Нургидан тоже шагнул к несчастной женщине, но в этот миг чей-то кулак врезался ему в лицо, разбив губы. Вкус собственной крови ошеломил Нургидана, окрасил все перед глазами в багровый цвет — цвет ярости, ненависти, жажды боя. Забыв о Нитхе, о старушке и вообще обо всем на свете, он устремился в гущу схватки, разыскивая своего врага, а заодно раздавая увесистые удары всем, до кого мог дотянуться.
   Нитха глянула ему вслед и вспомнила, как Дайру рассказывал о походе за айвой и о потасовке со стражниками. Правильно Дайру тогда сказал: если в драку встревает Нургидан, она перестает называться дракой и начинает гордо именоваться побоищем!
   Девочка безнадежно и сердито вздохнула и перенесла внимание на тихо плачущую старушку:
   — Можешь встать, бабушка?
   — Ох, внученька, красавица, не могу, ушиблась-то как… Помоги, ради всех богов!
   Нитха подала руку, удивившись тому, с какой силой сомкнулись на ее запястье пальцы старушки.
   — Ох, милая девочка, сделай доброе дело! Не могу шагнуть… проводи до дома!
   — Бабушка, я же не одна.
   — Да тут рядом, в переулке! Меня двое внучат ждут, сиротинушки бедные! Умру здесь, они и не узнают…
   — Рядом, да? Хорошо, бабушка, обопрись на мою руку. У нас в Наррабане говорят: «Старость почтеннее знатности».
 

* * *

 
   Нургидан, в растерзанной одежде, с синяком на скуле и с рассеченной нижней губой, стоял, понурив голову, перед учителем и Дайру и покаянно рассказывал:
   — А потом драка улеглась. Гляжу, Нитха пропала! Я туда, сюда, кричу, зову…
   Он замолчал, раздавленный горем, стыдом, сознанием своей вины.
   — Из-за чего ты, собственно, дрался? — строго спросил Дайру.
   — Не знаю, — повел широкими плечами Нургидан. — Оно мне как-то без надобности.
   — Очень, очень весело… — проговорил Шенги, ни к кому не обращаясь. Левая рука его скользнула за ворот, под рубаху.
   Дайру встрепенулся. Он давно понял, что учитель носит на груди какой-то амулет, но не решался расспросить о нем.
   — Она в мешке, — медленно произнес учитель. — Похитителей, кажется, двое. Девочка без сознания… оглушили или придушили, сволочи.
   Нургидан поднял голову и злобно оскалился.
   — У Северных ворот… нет, за воротами! — уверенно закончил Охотник. — Жаль, лошадей нет. Впрочем, те гады тоже пешие. Догоним! Со мной пойдет…
   Он осекся. В серых глазах Дайру и карих Нургидана леденело одно и то же непреклонное выражение.
   Оставить кого-то из них дома? Да Совиная Лапа и пробовать не стал!
   — Берите оружие, да поживее! Догоним! Никуда эти подонки от нас не денутся!
 

* * *

 
   Шенги не держался бы с такой злой уверенностью, если бы знал, что за Северными воротами, в лесу неподалеку от дороги, похитителей дожидается третий сообщник с лошадьми наготове.

15

   Только круглый дурак будет, сидя на лесной поляне связанный по рукам и ногам, грубить своим пленителям. А Нитха дурой не была. Что бы она ни думала о мерзавцах, в лапы к которым ей довелось угодить, мысли эти она благоразумно оставила в своей черноволосой головке. Не стала она также сообщать похитителям, что сделает с ними Совиная Лапа, когда возьмет их за… ну, скажем, за шиворот. Наоборот, умненькая девочка захлопала ресницами и тоненько заскулила:
   — Дя-а-деньки, а что теперь со мной бу-у-дет?
   Из троих сидящих у костра «дяденек» отозвался один — молодой, долговязый, с простоватым добрым лицом и грустными глазами:
   — Есть хочешь, маленькая? Сейчас похлебка поспеет.
   — А как я кушать буду? — с робкой доверчивостью спросила девочка. — Руки же связаны.
   — Эй, — всполошился неприятный краснолицый тип, — не вздумай ее развязать! И кормить ни к чему: новый хозяин скоро послаще угостит.
   Глаза юной наррабанки сверкнули. Забыв о роли кроткого ребенка, она злобно огрызнулась:
   — А ты, бабушка, не дергайся. В твоем возрасте гавкать вредно, а то двое внучат сиротинушками останутся. — Нитха спохватилась и продолжила другим тоном: — Ой, пальчики не шевелятся…
   — Слышь, Червяк, ты и впрямь очень ее скрутил! — сердито сказал долговязый парень. — Вот покалечишь ее, господин откажется взять товар.
   — Бо-ольно, дя-а-деньки! — простонала Нитха. Слово «дяденьки» в ее устах звучало трогательно и нежно. В сочетании с умоляющим робким взглядом оно служило ей волшебным заклинанием по пути из Наррабана в Гурлиан.
   Сработало оно и на этот раз. Большой, как слон, разбойник, упорно пяливший глаза на котелок, оторвался от созерцания готовящегося обеда и прогудел:
   — Не обижай ребенка, Червяк, не то врежу!
   — И пожалуйста! — возмутился краснолицый Червяк. — Можете ее развязать! Можете ее кормить! Можете ей платье новое справить! И жемчужное ожерелье! И сказку ей расскажите!
   Не дожидаясь конца гневного монолога, долговязый подошел к девочке, разрезал веревки, помог пленнице дойти до костра. Помощь не была лишней, Нитха и впрямь скверно себя чувствовала после путешествия в мешке; но девочка еще преувеличила свою слабость, повиснув на руке разбойника.
   Это произвело впечатление на шайку. Даже Червяк, у которого доброты и жалости было примерно столько же, сколько у медвежьего капкана, неловко завозился на подстилке из еловых лап и грубовато сказал:
   — Нужна ей твоя паршивая похлебка! Я ж говорю: ужинать у господина будет, да полакомее, чем у нашего костра.
   — Господин, да? — спросила девочка, понимая, как важно то, что будет сказано дальше. — Богатый и сильный, да?
   — Еще какой!
   — У сильных и богатых слуги не так одеты. — Нитха сморщила носик, окинув выразительным взглядом лохмотья собеседников. — И не прячутся по лесным берлогам.
   — А мы ему не слуги. Он нас на один раз нанял — тебя раздобыть. Чтоб дело в секрете осталось.
   — Ах, вот что, в секрете… — Глаза маленькой пленницы загадочно замерцали. — А я-то еще на вас сердилась… Выходит, вам, дяденьки, будет хуже, чем мне?
   — Чего-о? — не понял здоровенный разбойник.
   — Ну, меня-то не убьют, — вежливо объяснила девочка и устремила взгляд на двух ворон, шумно ссорящихся в голых ветвях.
   — Слышь, кузнец, ты ее не слишком по голове стукнул? — встревожился Червяк.
   — Я что… я ничего… я легонько…
   — Почему — убьют? — негромко спросил пленницу молодой разбойник.
   — Ну как же! — удивилась Нитха непонятливости взрослых людей. — Украсть свободную девочку — это преступление, правда? Будь хоть какой знатный, все равно голову с плеч… ах, у вас не рубят — ну, удавку… или на болото. А вы будете знать его тайну! Если не дурак, обязательно вас убьет. Чтобы… как это говорится… концы в трясину, так?
   Разбойники ошеломленно переглянулись, а маленькая змея поспешила их добить:
   — Он потому, наверно, не слугам велел меня украсть, а вас нанял. Чужих не жалко.
   Тут не то что разбойники — вороны в ветвях приумолкли. Почуяли птички недоброе. Затем молодой разбойник мрачно сказал:
   — Проверить бы…
   — Проверю, — кивнул Червяк. — Заранее приду на место встречи, спрячусь да погляжу, сколько с ним человек будет!
   — И привезет ли он Тертого, — подсказал долговязый.
   — Ты, Вертел, старших не учи! — Червяк уже стряхнул растерянность. — Лучше за девчонкой пригляди. А я сразу и пойду.
   Он пересек поляну, завозился в кустах, и вскоре послышались удары весел по воде.
   Разбойники помолчали, прислушиваясь, затем Вертел ахнул, поспешно обернулся к котлу:
   — Хвала Безымянным, не сгорел обед! Слышь, Каршихоут, я у берега горшок с молоком оставил. В воду на веревке с ветки спустил. Принеси, только в юлу не лезь, а то сам знаешь…
   Здоровенный кузнец двинулся к берегу. Кусты затрещали на его пути.
   — Дяденька, я его боюсь, — дрогнувшим голосом сообщила Нитха Вертелу.
   — Кого? Каршихоута? Ну что ты, глупенькая! Он спокойный… если не сердить, ясное дело. Мы вообще не злодеи, просто жизнь поганая.
   Нитха опять не удержалась:
   — У нас в Наррабане говорят: «Мыши все равно, какая кошка ее поймала — белая или черная».
   — Оно так, — невесело усмехнулся разбойник, — а все ж этот дядя тебя не обидит.
   — Боюсь! — передернула плечиком Нитха. — У нас слуга был — молчал, делал что скажут… смотрел так же перед собой, взгляд тяжелый… А потом вдруг начал на других рабов кидаться. Одного убил, двоих искалечил. С ума сошел потому что!
   Вертел невольно бросил взгляд на берег, где шумно ворочался в кустах кузнец, но тут же опомнился:
   — Хватит ерунду говорить, глупышка! Каршихоут просто несчастный человек. Его обвиняют в убийстве, а он сроду никого не убивал. Он по своей кузнице тоскует… Лучше глянь, чем я тебя сейчас кормить буду! Зря Червяк мою похлебку хает!
   Девочка из вежливости склонилась над костром. Лицо окутало облако дивного, покоряющего аромата. Душистый пар благоухал пряными лесными травами и чем-то наваристым, аппетитным. Нитха, привыкшая к вкусной еде и знающая толк в стряпне, судорожно сглотнула слюну, словно нищенка, оказавшаяся за роскошно накрытым господским столом.
   — О-ох! — выдохнула она с искренним восторгом. — Ты волшебник, дяденька?
   — Я повар! — усмехнулся польщенный Вертел. — Да какой еще повар, малышка! Не поверишь, один вельможа купил меня в Грайане и привез в Гурлиан, чтобы подарить королю. Подольститься, стало быть.
   — Поверю, — твердо сказала девочка, еще раз вдохнув восхитительный аромат. — И что ж не подарил?
   — Заболел в дороге и умер в Издагмире. Рабы тоже заболели, выжило только двое. Хранитель велел нас продать, чтобы покрыть расходы на погребальный костер. Я после болезни слабый был, еле ходил. Хозяин «Золотого кубка» меня взял за полцены.
   — Но потом-то понял, какое сокровище ему досталось?
   — Не успел… — Вертел тревожно глянул в сторону реки. — Эй, чего копаешься? Тебя еще не съели?
   — Да не найду никак, — отозвался бас от берега.
   — Там старая ветла, ветви до воды, веревочка свисает…
   — А-а, так бы и сказал.
   Возня в кустах возобновилась.
   — Здесь у воды бывать опасно, — пояснил повар девочке, — ты тоже к берегу не суйся… Так о чем я… ах да! Со мной поганое дело вышло: хозяин вместо приправы бухнул в котел какую-то траву… вроде бы крапивняк называется…
   — Не трава, — поправила девочка задумчиво, что-то припоминая. — Это листья.
   — А по мне хоть цветочки, главное — отрава жуткая, одна женщина с нее померла. А хозяин на меня все свалил. Вот я в бега и ударился, жить-то хочется… Невеселая история, верно?
   Нитха отвела взгляд.
   «Я тебя пожалею, когда вернусь домой! — жестко подумала она. — Сяду у очага, расскажу учителю про свои приключения — тогда пожалею. А сейчас ты гад и враг!»
   Тем временем Вертел вытянул шею и обеспокоенно заорал в сторону берега:
   — Ну, что плещешься? Влез-таки в воду! Чтоб нас стражники так искали, как ты тот горшок… Иди назад, сам принесу!
   — Сразу бы так! — добродушно прогудел кузнец и двинулся к костру. Сапоги его были по колено заляпаны грязью.
   Вертел отправился за молоком, а его могучий приятель уселся, придвинул ноги к огню и блаженно заулыбался, что-то мурлыча себе под нос.
   Заморская змея не стала терять времени:
   — Дяденька, а что такое «безголовая орясина»?
   Мурлыканье прекратилось. Верзила подозрительно глянул на девочку:
   — Чего-о?
   — Тот дядя сказал, — застенчиво объяснил «наивный ребенок», — что ты орясина безголовая, тебя в детстве мама темечком на камень уронила. Правда уронила, да?
   Нитха переигрывала, но закипевший покруче похлебки кузнец был не в состоянии уловить такие тонкости. Он молча встал и разъяренным носорогом ломанулся сквозь кусты к воде. Маленькая интриганка довольно ухмыльнулась. Некоторое время эти двое будут очень заняты!
   Девочка пересекла поляну, скатилась по глинистому склону и на животе юркнула в частый голый ивняк.
   Когда исцарапанная, перемазанная Нитха одолела заросли, она обнаружила перед собой берег, круто уходящий в беспросветную глубину стылой осенней воды. Противоположный берег был далек, как счастливая старость: наррабанка не умела плавать.
   Бормоча на родном языке слова, трудные для перевода, Нитха пустилась вдоль берега. Неподалеку раздавались вопли, трещали сучья. Обернувшись, девочка увидела возвышающийся над кустами клен. На одной из ветвей сидел перепуганный Вертел, орал и отбивался от атаки снизу.
   Нитха побрела дальше. Дважды чуть не сорвалась в озеро, но удержалась, разодрав руки в кровь о торчащие из земли корни, похожие на паучьи лапы. Но девочка даже не заметила боли. Страшнее было то, что ненавистная граница воды и земли изгибалась все круче, лишая девочку последней надежды, пока наконец Нитха с черным отчаянием не поняла: она на острове!

16

   — Когда-то озеро называлось Лосиным, а теперь его иначе как Поганым никто не называет. Надо ж было, чтоб именно сюда… другого места Серая Старуха не нашла! Смотрите в оба, птенцы, а главное, к воде не подходите!
   — А что? — Дайру старался казаться спокойным. — Там какое-то чудовище?
   — Очень, очень может быть. Говорят, в озере завелись водяные духи. К нему и зверье на водопой не ходит. Странно, что эти подонки нашу девочку сюда притащили!
   — А она тут? — спросил Нургидан, пропустив мимо ушей слова о водяных духах.
   — Да. На острове. Похоже, ее не обидели, даже не очень испугали… Э-эй, не вздумай кричать, она ж там не одна!
   Нургидан сообразил, что чуть не сделал глупость. Скрывая смущение, предложил:
   — Может, сплаваю? Плевать, что вода холодная. Если их много, я в драку не полезу, просто разведаю.
   Последняя фраза была сказана исключительно для успокоения учителя. Зеленые глаза Нургидана светились предчувствием боя.
   — Вот-вот, сунься в воду, — одобрил Дайру. — Заодно узнаем, почему озеро прозвали Поганым.
   — Верно, — кивнул Совиная Лапа. — Сюда не ходят животные, и ты, Нургидан, не будь глупее дикой свиньи. Но есть у меня мысль, надо проверить. Еще летом хотел сюда наведаться, да недосуг было. Водяных духов изгонять не умею, но кажется, здесь работа не для жреца, а для Подгорного Охотника. Стойте тут, к воде не суйтесь.
   Шенги выломал в орешнике длинный сук и осторожно двинулся к озеру. Мальчишки увидели, как учитель вгляделся в воду… погрузил палку в озерную глубь… И тут какая-то сила рванула сук, едва не свалив Охотника в озеро. Прибрежная вода вскипела. Шенги отступил, унося палку, которая стала короче.
   — Гляньте, как цапнул! Ну-ка, отойдем, пока они на берег не полезли.
   — Клещи-ракушки? — сообразил начитанный Дайру.
   — Именно! Хорошо, они от воды далеко не уходят. Ну, цыплята, без лодки на остров не попасть. А лодка… — Шенги задумался, лаская пальцами серебряный талисман. — Выше по ручью стоит замок, попробуем туда заглянуть.
   Маленький отряд, разыскав впадающий в озеро ручей, двинулся вверх по берегу. По пути Шенги рассказывал:
   — С виду речная ракушка, только большая. Некоторые вырастают размером с седло, сам видел. Края створок острые и прочные: мелкие кости перекусывают, крупные дробят. И еще такая пакость: там, где сходятся створки, есть круглый валик. Из него, если надо, вылезают ножки — маленькие, но шустрые и цепкие, десятка два. Нападают эти твари оравой — и мелкие, и здоровенные… Знать бы, какая сволочь притащила в наш мир живую ракушку! Руки бы гаду оборвал!
   — Живую? — зацепился Дайру за слово. — А мертвых можно?
   — А в книгах разве не написано? Прекрасная добыча! Я сам их из-за Грани носил — очищенные, без раковин. Из мякоти вываривают краску для ткани, все оттенки синего. Умельцы-красильщики получают и другие цвета, но как — это уж их тайна. Очень, очень прочная окраска.
   — А почему их у нас не разводят? — спросил Дайру, с опаской поглядывая на поблескивающий сквозь колючую сеть шиповника ручей.
   — Гильдия добилась — король запретил. Им же нужна проточная вода. Если в чан посадить — сдохнут. А устроить садок в реке — беда будет. Они мечут икру… не икра даже, а густая жидкость. Никакая сетка не удержит, сквозь ткань просочится. По всей реке клещи-ракушки расселятся, до самого устья!
 

* * *

 
   — Ты десятник замковой стражи, почтенный?
   — Полдесятник! — хохотнул толстяк с кошачьими усами. — У меня только пятеро пьянчуг и лодырей под командой!
   И небрежно указал на бревенчатый домик с распахнутой настежь дверью. За ней были видны трое обтрепанных головорезов, игравших за столом в «радугу». Еще двое столь же «образцового» вида стражников торчали у ворот, у подъемного моста, мирно опущенного через давно высохший ров.
   Охотник вежливо улыбнулся шутке «полдесятника». Но при взгляде на сизый нос и масленые глаза вояки он невольно подумал, что у пьянчуг и лодырей командир, который их вполне достоин.
   Мальчишки нетерпеливо переминались за спиной Шенги. Они не понимали, почему учитель тратит время на все эти любезности, когда надо спасать Нитху.
   Охотник объяснил, что ему нужно срочно увидеть властителя Замка Серого Ручья. «Полдесятник» с сомнением хмыкнул, но все же пошел доложить господину о гостях.
   Отсутствовал он недолго. Шенги успел лишь оглядеться. Но этого было достаточно, чтобы понять: замок знавал куда лучшие времена. Не в том дело, что обветшавшая стена требовала ремонта. (Зачем ее чинить, какие враги объявятся в здешних краях и пойдут на приступ?) А вот заросший травой дворик, по которому без присмотра и привязи шлялись две козы, говорил о достатке хозяина замка куда красноречивее. Так же как и потертая одежда стражников, и отсутствие слуг.
   Да и сам Хашузар Жаркий Берег из Рода Сайварадж, возникший в дверях приземистой башни, выглядел так, словно его вынули из сундука, где он, посыпанный от моли сухой пижмой, хранился с Огненных Времен. Старинный поношенный камзол, явно перешедший к хозяину от отца, если не от деда. Высокие сапоги без отворотов — такие были в моде при короле Арвеше. Дородность, стать, надменный взор, седые волосы по плечам — вылитый властитель тех времен, когда Сыновья Рода не знали над собой короля и каждый был сам себе повелителем.
   И все же еще до того, как прозвучало первое слово, Охотник уловил в этом гордом облике что-то фальшивое… еле заметную деталь, нарушающую впечатление… но что именно, понял не сразу.
   Шенги почтительно молчал: разговор надлежало начать самому знатному из собеседников.
   — Моему гостю не надо представляться. — Отечное, с двумя подбородками лицо хозяина приняло милостивое выражение. — Кто не знает великого Шенги! — Взгляд прозрачных глаз скользнул по когтистой лапе, которую сейчас Охотник не прятал.
   Выслушав рассказ гостя о том, что привело его сюда, Хашузар опустил на глаза тяжелые веки и чуть откинул голову, отчего осанка его стала еще надменнее.
   — Странная история! На озере… почему на Поганом озере? У него скверная слава! Я рабов никакими угрозами не могу отправить туда порыбачить. С тех пор как один погиб, остальные боятся, дурни старые! Вашу девочку прячут именно там?
   — Да, — твердо ответил Шенги. — Могу я просить господина о помощи?
   — Мои стражники к озеру не пойдут… ведь не пойдут?
   Вопрос относился к стоящему рядом «полдесятнику». Вояка молча поклонился хозяину — поклон этот можно было истолковать как угодно.
   — Я о стражниках и заговаривать не собирался, — соврал Шенги. — Мне нужна лодка, она в замке наверняка есть.
   Сын Рода открыл глаза, в упор посмотрел на гостя. Взгляд был пронзителен и резок, как удар ножа.
   — Лодка? Вот как? — Он на миг задумался, затем опять прикрыл глаза веками, словно их раздражал свет неяркого солнца. — Да, лодка есть, хотя никто ею давно не пользуется. На заднем дворе — сарай. Там свалено всякое барахло, лодка тоже там. Но моих рабов от домашних дел отрывать нельзя, мало их, да и дряхлые они уже. А стражники… я слишком давно не плачу им жалованья, чтобы заставлять их заниматься чем-то кроме охраны замка.
   Хашузар говорил о своей бедности небрежно и без горечи, даже с легкой иронией.
   Шенги заверил его, что они втроем сами справятся, пусть им только покажут этот самый сарай.
   — Проводи гостей, — приказал властитель «полдесятнику». — Уверен, они найдут все, что ищут.
   Перед тем как уйти, уже полуобернувшись, Хашузар небрежно махнул рукой, указывая гостям направление. Пухлая пятерня на миг зависла перед лицом Шенги, и тут Охотник понял, что именно смутило его с первого мгновения встречи.
   На мясистых пальцах были следы перстней. Глубокие, заметные — похоже, перстни сняли совсем недавно. Сколько их было — три, четыре?
   Шенги представил себе, как хозяин, извещенный о приходе гостей, поспешно сдирает с пальцев перстни. Зачем, с какой стати? И эти разговоры о собственной бедности… Очень, очень странно.
 

* * *

 
   Какой там сарай! Да в таком сарае вражескую осаду пересидишь! Массивное каменное сооружение с дверью, которая на равных побеседует с хорошим тараном!
   — Осторожнее, — предупредил «полдесятник», — там ступеньки.
   — Ничего себе, — с опаской сказал Шенги, — и это у вас сарай для всякого старья? Да здесь можно дракона на цепи держать!
   — А говорят, и держали. В Огненные Времена, — отозвался стражник. Шенги бросил на него испытующий взгляд, но физиономия наемника осталась невозмутимой.
   Взгляд через порог успокоил Охотника. Изнутри грозное сооружение выглядело довольно мирно. Сквозь узкое оконце под крышей падало достаточно света, чтобы разглядеть груду какого-то хлама, на который были набросаны старые мешки.
   И все же червячок тревоги ворочался в душе Совиной Лапы.
   — На всякий случай подожди наверху, — негромко сказал он Нургидану и начал спускаться по крутым ступенькам. Шаг в шаг за ним шел внезапно оробевший Дайру.
   Нургидан, стоя на пороге, вытянул шею, чтобы разглядеть, что творится внизу. Внезапно «полдесятник» сильно толкнул мальчишку в плечо. Не удержавшись на ногах, тот полетел вниз. Тут же массивная дверь захлопнулась.
   Нургидан спиной вперед пролетел по лестнице, врезался в серый пыльный пол, и вдруг провалился в него по плечи, успев вцепиться руками в выщербленный край нижней ступеньки. Шенги и Дайру подхватили его, втащили на лестницу и уставились на черную дыру с неровными краями, образовавшуюся на месте падения.
   — Фальшивый пол, — обиженно сказал Нургидан.
   — Рыбачья сеть, а на ней мешковина, — уточнил Охотник.
   — А внизу журчит вода, — прислушался Дайру. — Там ручей, да?
   Последние слова мальчик произнес упавшим голосом. Разрозненные факты сплелись в его голове в жуткую правду.
   — Клещи-ракушки! — выдохнул Дайру. — Садок!
   Он кинулся наверх, забарабанил кулаками в двери.