Страница:
— Сарх! — предостерегающе бросил Дайру.
Из каюты, находившейся в палубной надстройке, шагнула в белый день неприятная черная фигура. Наррабанец огляделся вроде бы рассеянно, однако матросы, хлопотавшие с парусами, засуетились как ошпаренные. А прочие быстро сгинули из поля зрения капитана.
Сарх неспешно проследовал на нос и завел с пленниками беседу. Судя по выражению лица, — учтивую. Наемник отвернулся, не желая принимать участия в разговоре. Шенги и Сокол отвечали пиратскому главарю коротко и вежливо, — опять-таки если судить по выражению лиц. (А уж про своего-то учителя ребята знали, какую гадость он может сказать с приветливой улыбкой.)
— Тварь! — оскалился Нургидан, следя за каждым движением пирата. — Ух, свернул бы я ему шею!
— Сиди и не дергайся! — встревожился Дайру. — Ничего ты ему не сделаешь, пока тут вся его шайка! Сейчас с ним надо по-умному. Вроде как с хищной зверюгой — не с ножом кидаться, а приручать понемножку.
— Это его-то? — не поверила девочка. — Сарха? Знаешь, у нас в Наррабане говорят: «Леопарда можно укротить. Но не тогда, когда он уже прыгнул тебе на плечи…»
— Вот именно! — угрюмо кивнул Нургидан. — Кстати, о Наррабане. Ты, принцесса, научила бы меня парочке ваших словечек покрепче, а? Чует мое сердце — пригодятся!
Нитха кивнула понимающе, но с некоторой неуверенностью в глазах.
— Ну… я же росла не в портовом кабаке и не в воровском притоне. Знаю кое-что, но для такого случая мелковато, невыразительно… О! Вот! Любой наррабанец в драку полезет! Очень красивое выражение — йиста-хитхи!
— А что это значит?
— То, чего не может съесть гиена.
— Гиенья блевотина, — уточнил Дайру, который за последние три года освоил наррабанский не хуже Нитхи, а кое в чем и получше.
— Только-то всего? — разочарованно протянул Нургидан.
— Что значит «только-то»? — обиделась девочка за родной язык. — Гиена лопает все, что под морду подвернется. Представляешь, какой пакостью надо быть, чтоб даже такую прожору стошнило?
— Ага, понял. Как там?.. Иста-хихи?
— Не «и», а «йи». Йиста-хитхи.
— Йихта-хити?..
Дайру краем уха слушал, как Нургидан коверкает чужую речь, и внимательно глядел на пиратского капитана, который уже закончил беседу с «гостями» и все с той же ленцой вернулся к палубной настройке.
Навстречу сунулся рыжий помощник, спросил о чем-то. Похоже, сунулся некстати. На скучающей физиономии Сарха мелькнуло раздражение. Вместо ответа он поднял руку и коротко ткнул пирата под ребро. Движение было небрежным, словно капитан слегка отпихнул назойливого собеседника. Но рыжий пират выпучил глаза, с румяной рожи сбежала краска. Оставив беднягу жадно глотать воздух, Сарх отворил дверцу и, пригнувшись, скрылся в каюте.
— Рыжему досталось, — сказала Нитха, прервав девятую попытку Нургидана выругаться по-наррабански. — Гляньте, какой несчастный! Если к нему сейчас подъехать поуважительнее, можно что-нибудь узнать.
— Думаешь? — усомнился Дайру. — А по-моему, наоборот — захочет зло сорвать. Накостыляет для самоутверждения.
— Тебе — наверняка. Но не девушке, которая хлопает глазами и смотрит снизу вверх. — И добавила с умудренным видом: — Уж ты мне поверь. Женщина, которая смотрит снизу вверх, — лучшее лекарство для мужчины, которого обидели и унизили.
— Да? — горько усмехнулся Дайру, знавший унижение не понаслышке. — Ну, попробуй, пока он не ушел. Может, вызнаешь, где спрятаны наши вещи.
Нургидан, оставшийся на обочине разговора, вмешался со всей грубостью решительного человека, которого принуждают оставаться в бездействии:
— Вещи? Какие еще, в трясину, вещи?! Надо пошуршать мозгами, как эту команду за горло взять, а белобрысый за свою суму трясется! Что у тебя там — сменные штаны? Запасной ошейник?
Нитха отвела глаза. Мальчишки постоянно цапались между собой, однако Нургидан редко попрекал Дайру ошейником.
Три года назад, когда по жестокой прихоти хозяина Дайру узнал этот позор, юный Сын Рода подчас позволял себе злые шуточки на его счет. Но всегда получал отпор, да и учитель ясно дал понять, что не позволит издеваться над Дайру. А потом опасная работа бок о бок сделала свое: взаимные насмешки стали мягче, не стегали с размаху по душе.
А сейчас, догадалась девочка, Нургидан растерян и испуган. Но не признается в этом даже себе, только рычит на всех вокруг.
Видимо, это понял и Дайру. Обычно он не спускал напарнику хамства и с добродушным видом говорил в ответ что-нибудь крайне неприятное. Но на этот раз сделал скидку на обстоятельства и объяснил:
— Не мои вещи, а Сокола. Во-первых, волшебный меч, а во-вторых… — Он замолчал, облизнул сухие губы и медленно добавил: — Там должны быть два маленьких бочонка. Ну, как для вина, только не с вином. Я перед отплытием подслушал одну фразу… Если это то, о чем я думаю, то лучше нам всем погибнуть, лишь бы те бочонки в злые руки не попали!
Заинтересованные друзья притихли, но Дайру отвернулся и уставился на проплывающие мимо скалы в зеленом лохматом покрывале дикой смородины и шиповника. Не дождавшись продолжения, Нитха обиженно повела плечиком:
— Ну, я пошла.
По лесенке в три ступеньки она спустилась на палубу. Рыжий пират, тоскливо глядевший за борт, обернулся и хотел рявкнуть на маленькую нахалку, чтоб не шлялась где не велено. Однако девочка заговорила первой:
— Ах, как хорошо, что мой господин подошел сюда! Я сама бы ни за что не осмелилась… Господин — самый главный, если не считать Сарха? Правда?
Пират ошарашенно кивнул.
Прошли времена, когда Нитха жалобно глядела взрослым в лицо и тянула: «Дя-аденька-а!..» Незаметно для себя она освоила новую, не менее убойную манеру. Ее глазищи были полны восхищения и интереса.
— Я догадалась! Я так и знала! Моего господина все так слушаются! И во взоре что-то такое повелительное, властное!
К оловянным буркалам пирата никак не шло слово «взор». Они выражали тупое недоумение, но злости в них уже не было (хотя мелкая паршивка смуглой кожей и черными глазами напоминала ненавистного Сарха).
— Ага, я помощник капитана. Меня Пнем кличут.
— О-о, какое имя для мужчины! Прочное! Несокрушимое! У нас в Наррабане говорят: «Ветку можно сломить, ствол можно срубить, но пока пень уходит корнями в землю — дерево живо!»
(Дайру, с «насеста» прислушивавшийся к беседе, сообразил, что пословицу Нитха сочинила на ходу. И подумал: а много ли поговорок, которыми она сыплет при каждом удобном случае, действительно имеют хождение в Наррабане?)
А Пень с удивлением заметил, что уже не хочется отвесить бойкой девчушке затрещину.
— Ну, чего спросить-то хотела, малявка?
Наррабаночка отвела назад плечи, лукаво склонила набок головку, и вдруг до пирата дошло, что никакая перед ним не малявка, а девушка — очень юная, но весьма аппетитная.
— Я не спросить… Просто занемели ноги, захотелось пройтись по палубе. А вокруг такие грубые, страшные люди!
Подозрения вновь взыграли в простой душе пирата. Вот оно что! Паршивка хочет пробраться к Охотнику! А Сарх четко приказал: держать пленников порознь, так спокойнее!
— Погулять можно. Но только там, где укажу… — начал Пень.
Смуглое личико исказилось от страха. Девушка подалась к собеседнику, словно он мог защитить ее от всех опасностей мира.
— Ой, только не на носу! Пожалуйста! Я вдоль борта, совсем немножко!
Пират опешил.
— А чего на нос не хочешь? Там же этот… твой… ну, учитель.
Девочка боязливо оглянулась.
— Скажу, только не надо смеяться! Не всем же быть такими бесстрашными, как мой господин! Я ужасно боюсь этого грайанца, Сокола. Он же колдун!
Пень хмыкнул.
— Струхнула? А как же твой учитель? Он вроде с какими-то демонами путался… или убивал их, не помню… ну, лапа откуда такая?
— Лапа? Это знак уговора с древними злыми силами: кто убьет Шенги, заживо начнет гнить, как труп на жаре.
Пирата передернуло. А Нитха продолжала:
— К Шенги я привыкла, третий год в ученицах. Но зачем он связался с этим кошмарным Сыном Клана? Сам колдун, жена у него ведьма. Помнишь, про меч рассказывал?
— Вранье небось…
— Вранье? Все сказители говорят, что он вынул свой меч из брюха убитого дракона! И меч этот по свисту прилетит и убьет всех врагов Ралиджа!
— Да? Чего ж до сих пор не свистнул?
— Не знаю. Может, ждет, чтоб его до места довезли. Нам зачем-то надо вниз по реке… О Единый, я схожу с ума от страха! Мерещится, что вот-вот зашевелится та куча… — Нитха нервно обернулась на сваленные на корме мешки. — Лезвие распорет ткань, меч начнет разить всех, кто на палубе! Думаешь, эта бешеная сталь разберет, кто свой, кто чужой?
Пень с опаской глянул на мешки, но тут же опомнился:
— Ты, пичуга, не брякай зря. И не трусь. Вся добыча… все вещи гостей сложены в трюме. Как бы эта железяка сквозь дубовые доски проломилась?
Нитха хотела добавить несколько ужасных подробностей, но побоялась перестараться. Ограничилась благодарным щебетом, заручилась разрешением гулять вдоль левого борта и вернулась на скамью — к довольному Дайру и раздраженному Нургидану.
— Хорошая работа! — кивнул Дайру. — Правда, сам бы я поменьше разводил насчет колдовства. Конечно, припугнуть врага — дело святое, но как бы эти уроды с перепугу нас не перерезали по подлому, со спины!
Его назидательный тон задел Нургидана, который и без того с трудом сдерживался.
— Ты, принцесса, его слушайся! Дайру у нас умный! Читает книжки, пишет стихи, легко брешет по-наррабански! Вот не понимаю — если он такой умный, чего до сих пор от ошейника не избавится?
Нитха отвела глаза, подавила смешок. Один раз белобрысый спустил Нургидану его шуточки, но сейчас наверняка выдаст ему за все хорошее!
Дайру поднял на обидчика кроткий, чуть рассеянный, удивительно простодушный взгляд (что не сулило собеседнику ничего приятного).
— Не понимаешь? Ну конечно… В жизни столько сложного! Я тоже многого не понимаю. Вот давно хотел у тебя спросить: когда превращаешься в волка, одежда не мешает? А то как представлю себе: в лунном свете возникает грозный волк, а задние лапы путаются в упавших штанах!
Нитха хихикнула. Нургидан дернулся было к Дайру, но трудно дать затрещину тому, кто смотрит на тебя наивными, чистыми глазами! Сын Рода мощным усилием воли сдержал гнев и процедил сквозь стиснутые зубы:
— Одежда превращается в шерсть.
— Да? Как же я не догадался! Очень удобно! Вот только… как наяву это вижу… Купаешься ты, допустим, ночью в реке. Тут луна из-за тучи. А ты голый, одежда на берегу! Это что же получится — лысый волк?
Нитха, уже не таясь, расхохоталась. Разъяренный Нургидан взвился с места и влепил насмешнику увесистую оплеуху. Дайру не остался в долгу, и оба подростка сцепились в злой схватке, выплескивая отчаяние, унижение и страх тяжелого дня.
Нитха взвизгнула, вскочила на скамью. Яростный живой ком, пыхтя и бранясь, покатался у ее ног, закувыркался по всем трем ступенькам лесенки и налетел на Сарха, который опять покинул каюту и шел на корму.
Капитан не стал выяснять, кто прав, кто виноват и из-за чего возникла потасовка. С коротким рычащим словцом он гибко отклонился от катящихся на него драчунов и сильно ударил ногой прямо в гущу свалки.
Пинок пришелся в лицо Нургидану. Подросток, выпустив противника, вскочил. Дайру, мгновенно оценив ситуацию, вцепился в локти напарника, сковывая его движения. Сверху пантерой обрушилась Нитха, повисла на плечах Нургидана, изо всех сил удерживая его.
А пират стоял рядом и спокойно глядел, как двое ребятишек с трудом справляются со своим рассвирепевшим другом.
Подняв залитое кровью лицо, Нургидан с ненавистью бросил слово, которое до этого ему не удавалось выговорить:
— Йиста-хитхи!
Нитха и впрямь знала своих соплеменников. Скука исчезла с длинного темного лица. Злобно сверкнули белые зубы. В глазах вспыхнуло обещание убийства. Рука взлетела легко, словно не несла в себе жестокую силу…
Но она не достигла цели: на запястье сомкнулось черное твердое кольцо. Рывок — и Сарх почувствовал, что согнут пополам, а его правая рука вывернута в жестком захвате пятипалой когтистой лапы.
Шенги, Ралидж и Айфер пробились к месту событий так молниеносно, что пираты не успели опомниться и помешать им. И Сарх, повиснув в унизительной и болезненной позе, подумал, что Шенги, должно быть, не спускал глаз со скамьи с учениками и в любой миг готов был ринуться им на выручку.
— Детей не трогать! — Перед ледяным голосом Шенги спасовала бы даже уртхавенская вьюга.
— Хранитель, — радостно пробасил Айфер, — этих уже можно за борт кидать?
Кидать за борт и впрямь было кого. Пираты, растерявшиеся после стремительного прорыва пленников, быстро опомнились и сбежались на корму. Десятка два морд. Все при оружии. Ни у кого в глазах нет и тени недавней разморенности. Хищники. Щучьи пасти.
А на скамье, где только что сидели ребятишки, возник арбалетчик. Ай да Сарх! Наготове армию держал! Не надо впредь его недооценивать.
Но даже эти речные акулы споткнулись о веселый взгляд Айфера. Гигант-наемник почти всегда усмирял противника одним своим видом. Не очень тянет в потасовку, если перед тобой воздвиглось такое сооружение!
— Мальчишку-то зачем?.. — дружелюбно укорил их Айфер. — Здесь же я! Со мной же драться интереснее!
Ухмыляется во весь рот и явно готов начать приборку на палубе.
Рядом с великаном, дерзко пришурясь, стоит Сын Клана Сокола — великий боец и, по слухам, колдун. А чудовище с лапой хищной птицы уже успело закогтить капитана.
В воздухе пахло сражением, но никому не хотелось стать зачинщиком.
Сарх лихорадочно соображал: если начнется свалка, его молодцы сомнут пленников. Но легко догадаться, кто станет первой жертвой боя. Это капитана никак не устраивало. К тому же пират, хотя и не чурался драки, больше любил бить в спину. Или подбавлять в еду что-нибудь этакое… неразличимое на вкус. У него были серьезные планы на вечер, когда судно причалит к берегу. А это дурацкое недоразумение грозило пустить события во весь опор и куда глаза глядят, как необъезженную лошадь.
— Убери стрелу, Варрах! — ровно скомандовал капитан. — И уберись сам.
Арбалетчик без единого слова исчез.
— Разойдитесь, — так же ровно приказал Сарх пиратам. — Эти люди — наши гости. Мы не станем ссориться из-за пустяка.
Пираты тут же растворились. Неизвестно, что было причиной слаженности их действий: жесткая дисциплина, заведенная Сархом, или грозный вид дорогих гостей.
Шенги выпустил руку Сарха. Тот невозмутимо потер запястье и сказал:
— Щенята дурно воспитаны. Ты бы, Охотник, порол их почаще.
Нургидан молча дернулся вперед. Друзья удержали его.
— Отправь детей наверх, Совиная Лапа, — выразительно посоветовал Сарх и кивнул на «куриный насест». — Пусть любуются рекой.
— Идите на скамью, — скомандовал Охотник. — Нургидан, больше не смей дурить!
Ребята уважали учителя. Нургидан сник и дал Нитхе увести себя под навес.
— А вы, уважаемые, ступайте в мою каюту. Поговорим о жизни, выпьем вина… ну, не хотите вина, просто так побеседуем.
Пленники, которым тоже не нужны были неприятности, без спора направились к палубной надстройке.
Наррабанец задержался, прислушиваясь к горячему, сбивчивому шепоту Нургидана и увещевательному говорку девочки.
— Я все равно убью его! Убью!
— Конечно, убьешь! И на дрова уложишь! И хвоей посыплешь! Успокойся, ладно?
— Я ему… я горло порву…
— Еще как порвешь! И зашивать не будешь! Только не сегодня, хорошо?
Что-то легко коснулось локтя Сарха. Пират резко обернулся и увидел рядом тощего белобрысого подростка в ошейнике. Даже сквозь нахлынувший гнев наррабанец подивился тому, что начисто забыл об этом мальчишке. Словно гаденыш стал невидимкой!
Раздражение готово было выплеснуться наружу, как вдруг случилось нечто странное. Белобрысый мальчишка упал перед пиратом на колени, двумя руками подхватил его руку, прижал к своему лбу.
Сарх отдернул руку, растерянно оглянулся. Пленники уже скрылись в каюте, а соплякам со скамьи не видно, что происходит у самой лестницы.
Белобрысый тихо заговорил по-наррабански с такой легкостью, словно это был его родной язык:
— Господин, яви милость, возьми к себе! Сам видишь, как со мной обращаются! — Подросток поднял пальцы к скуле, на которой расплывался свежий синяк.
— К себе? — непонимающе переспросил Сарх. — В отряд?
— Да! Это настоящая жизнь, единственный выход! Ну, стану Охотником, так ошейник с меня никто не снимет. Буду хозяину добычу таскать, как пес. А тут воля — веселая, кровавая! Ох, сколько у меня на душе накопилось тоски! Ох, выплесну ее — всем демонам тошно станет! Возьми, капитан, не пожалеешь! Я и оружием владею — Шенги научил!
Сарх снова огляделся. Не то чтобы он поверил поганцу, но на всякий случай сказал:
— Встань. Увидят.
Парнишка тут же вскочил на ноги.
— Я заслужу!.. Я докажу!.. Прямо сейчас могу сделать господину подарок, открыть тайну! Девчушка, что с нами — это не просто девчонка, это дочь Светоча!
— Ты что, стукнулся головой о палубу?
— Я говорю правду. Там, на берегу, мой господин сам почувствовал в ней высокую кровь, разве не так?
Вообще-то Сарх не думал о высокой крови. Когда пираты приволокли ему смуглую добычу, он оценил красоту девочки, не задержавшись мыслями на ее происхождении. Но человек, которого хвалят за проницательность, как правило, сам искренне начинает верить в свое умение видеть все и всех насквозь.
— Ну и что? — спросил он насмешливо. — Прикажешь послать в Нарра-до письмо с требованием выкупа?
— Господин изволит шутить, — угодливо ухмыльнулся Дайру. — Но я же вижу: его львиное сердце тоскует по родине. А тут такой случай — вернуться героем…
— Что за чушь? — хмыкнул Сарх, против воли заинтересовавшись.
— Шайка грязных пиратов похитила принцессу. Благородный герой спас юную госпожу и вернул отцу. Все умиленно рыдают. На героя сыплются почести и награды.
— Но девчонка знает, что я главарь этих грязных пиратов. На меня такое посыплется…
— Девчонка глупа. Она проглотит то, что я для нее сочиню. Я могу быть полезным!
Сарх вдруг понял, что начинает прислушиваться к этой тощей дряни. Наррабанец видел много подлости и предательства, так почему они на этот раз не могут глядеть на мир сквозь светлые глаза с белесыми ресницами?
14
Из каюты, находившейся в палубной надстройке, шагнула в белый день неприятная черная фигура. Наррабанец огляделся вроде бы рассеянно, однако матросы, хлопотавшие с парусами, засуетились как ошпаренные. А прочие быстро сгинули из поля зрения капитана.
Сарх неспешно проследовал на нос и завел с пленниками беседу. Судя по выражению лица, — учтивую. Наемник отвернулся, не желая принимать участия в разговоре. Шенги и Сокол отвечали пиратскому главарю коротко и вежливо, — опять-таки если судить по выражению лиц. (А уж про своего-то учителя ребята знали, какую гадость он может сказать с приветливой улыбкой.)
— Тварь! — оскалился Нургидан, следя за каждым движением пирата. — Ух, свернул бы я ему шею!
— Сиди и не дергайся! — встревожился Дайру. — Ничего ты ему не сделаешь, пока тут вся его шайка! Сейчас с ним надо по-умному. Вроде как с хищной зверюгой — не с ножом кидаться, а приручать понемножку.
— Это его-то? — не поверила девочка. — Сарха? Знаешь, у нас в Наррабане говорят: «Леопарда можно укротить. Но не тогда, когда он уже прыгнул тебе на плечи…»
— Вот именно! — угрюмо кивнул Нургидан. — Кстати, о Наррабане. Ты, принцесса, научила бы меня парочке ваших словечек покрепче, а? Чует мое сердце — пригодятся!
Нитха кивнула понимающе, но с некоторой неуверенностью в глазах.
— Ну… я же росла не в портовом кабаке и не в воровском притоне. Знаю кое-что, но для такого случая мелковато, невыразительно… О! Вот! Любой наррабанец в драку полезет! Очень красивое выражение — йиста-хитхи!
— А что это значит?
— То, чего не может съесть гиена.
— Гиенья блевотина, — уточнил Дайру, который за последние три года освоил наррабанский не хуже Нитхи, а кое в чем и получше.
— Только-то всего? — разочарованно протянул Нургидан.
— Что значит «только-то»? — обиделась девочка за родной язык. — Гиена лопает все, что под морду подвернется. Представляешь, какой пакостью надо быть, чтоб даже такую прожору стошнило?
— Ага, понял. Как там?.. Иста-хихи?
— Не «и», а «йи». Йиста-хитхи.
— Йихта-хити?..
Дайру краем уха слушал, как Нургидан коверкает чужую речь, и внимательно глядел на пиратского капитана, который уже закончил беседу с «гостями» и все с той же ленцой вернулся к палубной настройке.
Навстречу сунулся рыжий помощник, спросил о чем-то. Похоже, сунулся некстати. На скучающей физиономии Сарха мелькнуло раздражение. Вместо ответа он поднял руку и коротко ткнул пирата под ребро. Движение было небрежным, словно капитан слегка отпихнул назойливого собеседника. Но рыжий пират выпучил глаза, с румяной рожи сбежала краска. Оставив беднягу жадно глотать воздух, Сарх отворил дверцу и, пригнувшись, скрылся в каюте.
— Рыжему досталось, — сказала Нитха, прервав девятую попытку Нургидана выругаться по-наррабански. — Гляньте, какой несчастный! Если к нему сейчас подъехать поуважительнее, можно что-нибудь узнать.
— Думаешь? — усомнился Дайру. — А по-моему, наоборот — захочет зло сорвать. Накостыляет для самоутверждения.
— Тебе — наверняка. Но не девушке, которая хлопает глазами и смотрит снизу вверх. — И добавила с умудренным видом: — Уж ты мне поверь. Женщина, которая смотрит снизу вверх, — лучшее лекарство для мужчины, которого обидели и унизили.
— Да? — горько усмехнулся Дайру, знавший унижение не понаслышке. — Ну, попробуй, пока он не ушел. Может, вызнаешь, где спрятаны наши вещи.
Нургидан, оставшийся на обочине разговора, вмешался со всей грубостью решительного человека, которого принуждают оставаться в бездействии:
— Вещи? Какие еще, в трясину, вещи?! Надо пошуршать мозгами, как эту команду за горло взять, а белобрысый за свою суму трясется! Что у тебя там — сменные штаны? Запасной ошейник?
Нитха отвела глаза. Мальчишки постоянно цапались между собой, однако Нургидан редко попрекал Дайру ошейником.
Три года назад, когда по жестокой прихоти хозяина Дайру узнал этот позор, юный Сын Рода подчас позволял себе злые шуточки на его счет. Но всегда получал отпор, да и учитель ясно дал понять, что не позволит издеваться над Дайру. А потом опасная работа бок о бок сделала свое: взаимные насмешки стали мягче, не стегали с размаху по душе.
А сейчас, догадалась девочка, Нургидан растерян и испуган. Но не признается в этом даже себе, только рычит на всех вокруг.
Видимо, это понял и Дайру. Обычно он не спускал напарнику хамства и с добродушным видом говорил в ответ что-нибудь крайне неприятное. Но на этот раз сделал скидку на обстоятельства и объяснил:
— Не мои вещи, а Сокола. Во-первых, волшебный меч, а во-вторых… — Он замолчал, облизнул сухие губы и медленно добавил: — Там должны быть два маленьких бочонка. Ну, как для вина, только не с вином. Я перед отплытием подслушал одну фразу… Если это то, о чем я думаю, то лучше нам всем погибнуть, лишь бы те бочонки в злые руки не попали!
Заинтересованные друзья притихли, но Дайру отвернулся и уставился на проплывающие мимо скалы в зеленом лохматом покрывале дикой смородины и шиповника. Не дождавшись продолжения, Нитха обиженно повела плечиком:
— Ну, я пошла.
По лесенке в три ступеньки она спустилась на палубу. Рыжий пират, тоскливо глядевший за борт, обернулся и хотел рявкнуть на маленькую нахалку, чтоб не шлялась где не велено. Однако девочка заговорила первой:
— Ах, как хорошо, что мой господин подошел сюда! Я сама бы ни за что не осмелилась… Господин — самый главный, если не считать Сарха? Правда?
Пират ошарашенно кивнул.
Прошли времена, когда Нитха жалобно глядела взрослым в лицо и тянула: «Дя-аденька-а!..» Незаметно для себя она освоила новую, не менее убойную манеру. Ее глазищи были полны восхищения и интереса.
— Я догадалась! Я так и знала! Моего господина все так слушаются! И во взоре что-то такое повелительное, властное!
К оловянным буркалам пирата никак не шло слово «взор». Они выражали тупое недоумение, но злости в них уже не было (хотя мелкая паршивка смуглой кожей и черными глазами напоминала ненавистного Сарха).
— Ага, я помощник капитана. Меня Пнем кличут.
— О-о, какое имя для мужчины! Прочное! Несокрушимое! У нас в Наррабане говорят: «Ветку можно сломить, ствол можно срубить, но пока пень уходит корнями в землю — дерево живо!»
(Дайру, с «насеста» прислушивавшийся к беседе, сообразил, что пословицу Нитха сочинила на ходу. И подумал: а много ли поговорок, которыми она сыплет при каждом удобном случае, действительно имеют хождение в Наррабане?)
А Пень с удивлением заметил, что уже не хочется отвесить бойкой девчушке затрещину.
— Ну, чего спросить-то хотела, малявка?
Наррабаночка отвела назад плечи, лукаво склонила набок головку, и вдруг до пирата дошло, что никакая перед ним не малявка, а девушка — очень юная, но весьма аппетитная.
— Я не спросить… Просто занемели ноги, захотелось пройтись по палубе. А вокруг такие грубые, страшные люди!
Подозрения вновь взыграли в простой душе пирата. Вот оно что! Паршивка хочет пробраться к Охотнику! А Сарх четко приказал: держать пленников порознь, так спокойнее!
— Погулять можно. Но только там, где укажу… — начал Пень.
Смуглое личико исказилось от страха. Девушка подалась к собеседнику, словно он мог защитить ее от всех опасностей мира.
— Ой, только не на носу! Пожалуйста! Я вдоль борта, совсем немножко!
Пират опешил.
— А чего на нос не хочешь? Там же этот… твой… ну, учитель.
Девочка боязливо оглянулась.
— Скажу, только не надо смеяться! Не всем же быть такими бесстрашными, как мой господин! Я ужасно боюсь этого грайанца, Сокола. Он же колдун!
Пень хмыкнул.
— Струхнула? А как же твой учитель? Он вроде с какими-то демонами путался… или убивал их, не помню… ну, лапа откуда такая?
— Лапа? Это знак уговора с древними злыми силами: кто убьет Шенги, заживо начнет гнить, как труп на жаре.
Пирата передернуло. А Нитха продолжала:
— К Шенги я привыкла, третий год в ученицах. Но зачем он связался с этим кошмарным Сыном Клана? Сам колдун, жена у него ведьма. Помнишь, про меч рассказывал?
— Вранье небось…
— Вранье? Все сказители говорят, что он вынул свой меч из брюха убитого дракона! И меч этот по свисту прилетит и убьет всех врагов Ралиджа!
— Да? Чего ж до сих пор не свистнул?
— Не знаю. Может, ждет, чтоб его до места довезли. Нам зачем-то надо вниз по реке… О Единый, я схожу с ума от страха! Мерещится, что вот-вот зашевелится та куча… — Нитха нервно обернулась на сваленные на корме мешки. — Лезвие распорет ткань, меч начнет разить всех, кто на палубе! Думаешь, эта бешеная сталь разберет, кто свой, кто чужой?
Пень с опаской глянул на мешки, но тут же опомнился:
— Ты, пичуга, не брякай зря. И не трусь. Вся добыча… все вещи гостей сложены в трюме. Как бы эта железяка сквозь дубовые доски проломилась?
Нитха хотела добавить несколько ужасных подробностей, но побоялась перестараться. Ограничилась благодарным щебетом, заручилась разрешением гулять вдоль левого борта и вернулась на скамью — к довольному Дайру и раздраженному Нургидану.
— Хорошая работа! — кивнул Дайру. — Правда, сам бы я поменьше разводил насчет колдовства. Конечно, припугнуть врага — дело святое, но как бы эти уроды с перепугу нас не перерезали по подлому, со спины!
Его назидательный тон задел Нургидана, который и без того с трудом сдерживался.
— Ты, принцесса, его слушайся! Дайру у нас умный! Читает книжки, пишет стихи, легко брешет по-наррабански! Вот не понимаю — если он такой умный, чего до сих пор от ошейника не избавится?
Нитха отвела глаза, подавила смешок. Один раз белобрысый спустил Нургидану его шуточки, но сейчас наверняка выдаст ему за все хорошее!
Дайру поднял на обидчика кроткий, чуть рассеянный, удивительно простодушный взгляд (что не сулило собеседнику ничего приятного).
— Не понимаешь? Ну конечно… В жизни столько сложного! Я тоже многого не понимаю. Вот давно хотел у тебя спросить: когда превращаешься в волка, одежда не мешает? А то как представлю себе: в лунном свете возникает грозный волк, а задние лапы путаются в упавших штанах!
Нитха хихикнула. Нургидан дернулся было к Дайру, но трудно дать затрещину тому, кто смотрит на тебя наивными, чистыми глазами! Сын Рода мощным усилием воли сдержал гнев и процедил сквозь стиснутые зубы:
— Одежда превращается в шерсть.
— Да? Как же я не догадался! Очень удобно! Вот только… как наяву это вижу… Купаешься ты, допустим, ночью в реке. Тут луна из-за тучи. А ты голый, одежда на берегу! Это что же получится — лысый волк?
Нитха, уже не таясь, расхохоталась. Разъяренный Нургидан взвился с места и влепил насмешнику увесистую оплеуху. Дайру не остался в долгу, и оба подростка сцепились в злой схватке, выплескивая отчаяние, унижение и страх тяжелого дня.
Нитха взвизгнула, вскочила на скамью. Яростный живой ком, пыхтя и бранясь, покатался у ее ног, закувыркался по всем трем ступенькам лесенки и налетел на Сарха, который опять покинул каюту и шел на корму.
Капитан не стал выяснять, кто прав, кто виноват и из-за чего возникла потасовка. С коротким рычащим словцом он гибко отклонился от катящихся на него драчунов и сильно ударил ногой прямо в гущу свалки.
Пинок пришелся в лицо Нургидану. Подросток, выпустив противника, вскочил. Дайру, мгновенно оценив ситуацию, вцепился в локти напарника, сковывая его движения. Сверху пантерой обрушилась Нитха, повисла на плечах Нургидана, изо всех сил удерживая его.
А пират стоял рядом и спокойно глядел, как двое ребятишек с трудом справляются со своим рассвирепевшим другом.
Подняв залитое кровью лицо, Нургидан с ненавистью бросил слово, которое до этого ему не удавалось выговорить:
— Йиста-хитхи!
Нитха и впрямь знала своих соплеменников. Скука исчезла с длинного темного лица. Злобно сверкнули белые зубы. В глазах вспыхнуло обещание убийства. Рука взлетела легко, словно не несла в себе жестокую силу…
Но она не достигла цели: на запястье сомкнулось черное твердое кольцо. Рывок — и Сарх почувствовал, что согнут пополам, а его правая рука вывернута в жестком захвате пятипалой когтистой лапы.
Шенги, Ралидж и Айфер пробились к месту событий так молниеносно, что пираты не успели опомниться и помешать им. И Сарх, повиснув в унизительной и болезненной позе, подумал, что Шенги, должно быть, не спускал глаз со скамьи с учениками и в любой миг готов был ринуться им на выручку.
— Детей не трогать! — Перед ледяным голосом Шенги спасовала бы даже уртхавенская вьюга.
— Хранитель, — радостно пробасил Айфер, — этих уже можно за борт кидать?
Кидать за борт и впрямь было кого. Пираты, растерявшиеся после стремительного прорыва пленников, быстро опомнились и сбежались на корму. Десятка два морд. Все при оружии. Ни у кого в глазах нет и тени недавней разморенности. Хищники. Щучьи пасти.
А на скамье, где только что сидели ребятишки, возник арбалетчик. Ай да Сарх! Наготове армию держал! Не надо впредь его недооценивать.
Но даже эти речные акулы споткнулись о веселый взгляд Айфера. Гигант-наемник почти всегда усмирял противника одним своим видом. Не очень тянет в потасовку, если перед тобой воздвиглось такое сооружение!
— Мальчишку-то зачем?.. — дружелюбно укорил их Айфер. — Здесь же я! Со мной же драться интереснее!
Ухмыляется во весь рот и явно готов начать приборку на палубе.
Рядом с великаном, дерзко пришурясь, стоит Сын Клана Сокола — великий боец и, по слухам, колдун. А чудовище с лапой хищной птицы уже успело закогтить капитана.
В воздухе пахло сражением, но никому не хотелось стать зачинщиком.
Сарх лихорадочно соображал: если начнется свалка, его молодцы сомнут пленников. Но легко догадаться, кто станет первой жертвой боя. Это капитана никак не устраивало. К тому же пират, хотя и не чурался драки, больше любил бить в спину. Или подбавлять в еду что-нибудь этакое… неразличимое на вкус. У него были серьезные планы на вечер, когда судно причалит к берегу. А это дурацкое недоразумение грозило пустить события во весь опор и куда глаза глядят, как необъезженную лошадь.
— Убери стрелу, Варрах! — ровно скомандовал капитан. — И уберись сам.
Арбалетчик без единого слова исчез.
— Разойдитесь, — так же ровно приказал Сарх пиратам. — Эти люди — наши гости. Мы не станем ссориться из-за пустяка.
Пираты тут же растворились. Неизвестно, что было причиной слаженности их действий: жесткая дисциплина, заведенная Сархом, или грозный вид дорогих гостей.
Шенги выпустил руку Сарха. Тот невозмутимо потер запястье и сказал:
— Щенята дурно воспитаны. Ты бы, Охотник, порол их почаще.
Нургидан молча дернулся вперед. Друзья удержали его.
— Отправь детей наверх, Совиная Лапа, — выразительно посоветовал Сарх и кивнул на «куриный насест». — Пусть любуются рекой.
— Идите на скамью, — скомандовал Охотник. — Нургидан, больше не смей дурить!
Ребята уважали учителя. Нургидан сник и дал Нитхе увести себя под навес.
— А вы, уважаемые, ступайте в мою каюту. Поговорим о жизни, выпьем вина… ну, не хотите вина, просто так побеседуем.
Пленники, которым тоже не нужны были неприятности, без спора направились к палубной надстройке.
Наррабанец задержался, прислушиваясь к горячему, сбивчивому шепоту Нургидана и увещевательному говорку девочки.
— Я все равно убью его! Убью!
— Конечно, убьешь! И на дрова уложишь! И хвоей посыплешь! Успокойся, ладно?
— Я ему… я горло порву…
— Еще как порвешь! И зашивать не будешь! Только не сегодня, хорошо?
Что-то легко коснулось локтя Сарха. Пират резко обернулся и увидел рядом тощего белобрысого подростка в ошейнике. Даже сквозь нахлынувший гнев наррабанец подивился тому, что начисто забыл об этом мальчишке. Словно гаденыш стал невидимкой!
Раздражение готово было выплеснуться наружу, как вдруг случилось нечто странное. Белобрысый мальчишка упал перед пиратом на колени, двумя руками подхватил его руку, прижал к своему лбу.
Сарх отдернул руку, растерянно оглянулся. Пленники уже скрылись в каюте, а соплякам со скамьи не видно, что происходит у самой лестницы.
Белобрысый тихо заговорил по-наррабански с такой легкостью, словно это был его родной язык:
— Господин, яви милость, возьми к себе! Сам видишь, как со мной обращаются! — Подросток поднял пальцы к скуле, на которой расплывался свежий синяк.
— К себе? — непонимающе переспросил Сарх. — В отряд?
— Да! Это настоящая жизнь, единственный выход! Ну, стану Охотником, так ошейник с меня никто не снимет. Буду хозяину добычу таскать, как пес. А тут воля — веселая, кровавая! Ох, сколько у меня на душе накопилось тоски! Ох, выплесну ее — всем демонам тошно станет! Возьми, капитан, не пожалеешь! Я и оружием владею — Шенги научил!
Сарх снова огляделся. Не то чтобы он поверил поганцу, но на всякий случай сказал:
— Встань. Увидят.
Парнишка тут же вскочил на ноги.
— Я заслужу!.. Я докажу!.. Прямо сейчас могу сделать господину подарок, открыть тайну! Девчушка, что с нами — это не просто девчонка, это дочь Светоча!
— Ты что, стукнулся головой о палубу?
— Я говорю правду. Там, на берегу, мой господин сам почувствовал в ней высокую кровь, разве не так?
Вообще-то Сарх не думал о высокой крови. Когда пираты приволокли ему смуглую добычу, он оценил красоту девочки, не задержавшись мыслями на ее происхождении. Но человек, которого хвалят за проницательность, как правило, сам искренне начинает верить в свое умение видеть все и всех насквозь.
— Ну и что? — спросил он насмешливо. — Прикажешь послать в Нарра-до письмо с требованием выкупа?
— Господин изволит шутить, — угодливо ухмыльнулся Дайру. — Но я же вижу: его львиное сердце тоскует по родине. А тут такой случай — вернуться героем…
— Что за чушь? — хмыкнул Сарх, против воли заинтересовавшись.
— Шайка грязных пиратов похитила принцессу. Благородный герой спас юную госпожу и вернул отцу. Все умиленно рыдают. На героя сыплются почести и награды.
— Но девчонка знает, что я главарь этих грязных пиратов. На меня такое посыплется…
— Девчонка глупа. Она проглотит то, что я для нее сочиню. Я могу быть полезным!
Сарх вдруг понял, что начинает прислушиваться к этой тощей дряни. Наррабанец видел много подлости и предательства, так почему они на этот раз не могут глядеть на мир сквозь светлые глаза с белесыми ресницами?
14
Конечно, только славные, непритязательные эрнидийцы могут называть это здание дворцом. Даже не замок крупного властителя — так, особняк солидного землевладельца. Правда, очень большой, зато построенный на редкость бестолково: со времен Джайгарша каждый из королей считал необходимым приткнуть к зданию по меньшей мере одну пристройку или крытый переход.
Дарнигар как-то объяснил наставнику принца, что дворцу не нужны неприступные стены. От внешних врагов неплохо защищают рифы и отвесные скалы. А местные жители — народ не воинственный, против них ни к чему возводить укрепления.
Но у Айрунги была на сей счет своя теория. Зачем крепостные стены? В этом лабиринте любая вражеская армия безнадежно заплутает и через месяц скитаний по лестницам, коридорам и галереям сдастся на милость эрнидийского короля.
То же самое с местным населением. Даже если заезжий смутьян сумеет растолковать добродушным рыбакам, что такое мятеж и как это увеселение затевается, все равно повстанцы не доберутся до тронного зала без подробной карты!
Айрунги, который не жаловался на зрительную память, освоился в этом «кружеве» быстрее, чем ожидал. Но сейчас, когда он, озабоченный и серьезный, брел в покои принца, ему не надо было даже смотреть по сторонам — дорогу указывал веселый гам: женские голоса, счастливый визг Асмиты и немузыкальное, но очень громкое пение ее братца:
Айрунги тронул резную дверь. Она не скрипнула, не спугнула теплую компанию.
На скамье уютно устроились трактирщица с вышиванием на коленях и Чизи с недовязанным чулком. Обе с одобрением наблюдали за Шаунарой. «Дура-ведьма», натянув подол на колени, расположилась прямо на полу, на наррабанском ковре. Левой рукой притянула к себе принцессу, правой — обняла за плечи принца. Рядом примостился толстый старый пес, облезлый и вообще не дворцового вида. Подняв морду и опустив левое ухо, пес недоуменно внимал песенке о лихом моряке, который бодро подплывал к родному берегу на плоту из обломков судна. Как и тогда, в «садике», Айрунги понял, что Шаунара складывает незамысловатую балладу прямо сейчас, слово за словом:
Чизи и Юнфанни, поджав губы, вцепились в рукоделие, как тот моряк из песенки в плывущую по волнам мачту. Они не произнесли ни слова, но холодное отчуждение лентой тумана проплыло по комнате над головенками насупившихся детишек. Даже толстый пес перестал стучать хвостом по полу.
Айрунги был посторонним. Ему не доверяли и не собирались делить с ним веселье. Мол, чужак, он чужак и есть, не всякая травка на нашем каменистом берегу приживается.
Это не устраивало матерого авантюриста. Чизи — нянька королевских детей, то есть особа, чье расположение необходимо завоевать. Юнфанни первая встречает приезжих и, стало быть, первой узнает известия «с того берега». А Шаунара… Айрунги не мог объяснить себе, зачем ему нужна вредная ведьма, но ссориться с ней не хотелось.
Людей сближают сплетня, совместное перемывание косточек соседям, азартное обсуждение новостей. Одну новость, просто потрясающую, Айрунги только что удалось подслушать. Как заохают сейчас эти дамы!
Но сначала надо удалить из комнаты детей.
Айрунги решительно пересек комнату и, не обращая внимания на женщин, остановился перед Литагаршем.
— Мой принц, — сказал он веско, — я только что напал на след чудовищного заговора!
Мальчишка вскинул голову — недоверчиво, но заинтересованно.
— За садовым павильоном, возле обрушившейся беседки, — с мрачной загадочностью произнес Айрунги, — есть яма. В этой яме некие коварные злодеи спрятали три похищенные из дворцовой библиотеки книги: «Грамматику», «Численник» и «Землеописания». И завалили камнями. Имена заговорщиков мне установить не удалось, но цель их ясна: чтобы лишенные учебников принц и принцесса выросли темными невеждами — на потеху и поношение не только окрестным правителям, но даже собственным слугам!
— Какие черные замыслы! — округлила глаза Чизи.
Литагарш разочарованно дернул плечом. Его сестра возмущенно поджала губки, став очень похожей на свою мать.
— Чтобы негодяи не торжествовали, — так же серьезно продолжил наставник, — принц отправится в сад и спасет учебники. Полагаю, ясная госпожа соизволит помочь брату.
— Соизволит, — многозначительно подтвердила нянька. — Еще как соизволит! Бегом в сад побежит!
— На то слуги есть, чтоб камни ворочать, — вяло попытался возразить Литагарш.
— Мой принц, — впервые усмехнулся Айрунги, — да разве можно доверять слугам, когда речь идет о заговоре? Нет, это уж придется самому…
С фальшиво-независимым видом Литагарш направился к двери, на ходу бросив облезлому псу:
— Пошли, Тяв-тяв!
Асмита последовала за братом с таким видом, словно ни про какие учебники знать не знает, а просто идет в сад подышать воздухом.
Перед дверью Литагарш задержался, явно собираясь выразить протест. Но Айрунги заговорил, опередив мальчика:
— Скоро обед. Если принц не успеет растаскать камни до того, как все сядут за стол, придется пожертвовать трапезой. Борьба с заговорщиками важнее, чем камбала под крабовым соусом и медовый пирог с грушами.
Дверь свирепо хлопнула.
— Успеют, — уверенно сказала Чизи. — Ради медового пирога с грушами Литагарш не то что собственный завал — дворец по камешку раскатает!
— Знаю, — усмехнулся Айрунги.
Вот сейчас, пока женщины развеселились, пока он для них ненадолго стал своим, надо сказать новость, чтоб забыли о недоверии к чужаку «с того берега».
Айрунги стер с лица улыбку:
— За детьми надо в десять глаз присматривать. Слышали, с чем явился жрец?
Шаунара догадалась первой. Вскочила на ноги.
— Что? Опять… ребенок?
— Да. Ученик жреца. Этой ночью.
Конечно, Айрунги был огорчен тем, что в идиллическом уголке, который он облюбовал для временного пристанища, начали происходить трагические события. И ребенка, безусловно, было жаль. Но это не мешало ему насладиться полным успехом своей затеи.
Дарнигар как-то объяснил наставнику принца, что дворцу не нужны неприступные стены. От внешних врагов неплохо защищают рифы и отвесные скалы. А местные жители — народ не воинственный, против них ни к чему возводить укрепления.
Но у Айрунги была на сей счет своя теория. Зачем крепостные стены? В этом лабиринте любая вражеская армия безнадежно заплутает и через месяц скитаний по лестницам, коридорам и галереям сдастся на милость эрнидийского короля.
То же самое с местным населением. Даже если заезжий смутьян сумеет растолковать добродушным рыбакам, что такое мятеж и как это увеселение затевается, все равно повстанцы не доберутся до тронного зала без подробной карты!
Айрунги, который не жаловался на зрительную память, освоился в этом «кружеве» быстрее, чем ожидал. Но сейчас, когда он, озабоченный и серьезный, брел в покои принца, ему не надо было даже смотреть по сторонам — дорогу указывал веселый гам: женские голоса, счастливый визг Асмиты и немузыкальное, но очень громкое пение ее братца:
Кому подпевал принц, догадаться было нетрудно.
По всем морям шатался
Он вдоль и поперек!..
Айрунги тронул резную дверь. Она не скрипнула, не спугнула теплую компанию.
На скамье уютно устроились трактирщица с вышиванием на коленях и Чизи с недовязанным чулком. Обе с одобрением наблюдали за Шаунарой. «Дура-ведьма», натянув подол на колени, расположилась прямо на полу, на наррабанском ковре. Левой рукой притянула к себе принцессу, правой — обняла за плечи принца. Рядом примостился толстый старый пес, облезлый и вообще не дворцового вида. Подняв морду и опустив левое ухо, пес недоуменно внимал песенке о лихом моряке, который бодро подплывал к родному берегу на плоту из обломков судна. Как и тогда, в «садике», Айрунги понял, что Шаунара складывает незамысловатую балладу прямо сейчас, слово за словом:
Повернув голову, Шаунара заметила стоящего на пороге мужчину и оборвала песню. На ее замкнувшемся лице не было смущения — только недовольство знатной дамы, которую побеспокоил некстати явившийся слуга.
«Подумаешь, от моря —
Еще один урок!
Такое знаем горе
И вдоль и поперек!
Коль лодка утонула —
Греби на том, что есть…»
Но тут плывет акула,
Беднягу хочет съесть.
«Не ешь меня — я высох,
Как старая тарань!
Жена на берег вышла —
Туда, акула, глянь!
Сама смотри, рыбешка,
Каков на ней жирок:
Что сдобная лепешка —
И вдоль и поперек!
Ну, прям тебе на радость
Красотку разнесло!
А от меня вся сладость —
По челюсти веслом!»
И глупая акула
Помчалась по волнам,
Кусалку распахнула…
И пузом в берег — блям!
«Что скуксилась, акула?
Земля тебе не впрок?
Да чтоб тебя раздуло
И вдоль и поперек!..»
Чизи и Юнфанни, поджав губы, вцепились в рукоделие, как тот моряк из песенки в плывущую по волнам мачту. Они не произнесли ни слова, но холодное отчуждение лентой тумана проплыло по комнате над головенками насупившихся детишек. Даже толстый пес перестал стучать хвостом по полу.
Айрунги был посторонним. Ему не доверяли и не собирались делить с ним веселье. Мол, чужак, он чужак и есть, не всякая травка на нашем каменистом берегу приживается.
Это не устраивало матерого авантюриста. Чизи — нянька королевских детей, то есть особа, чье расположение необходимо завоевать. Юнфанни первая встречает приезжих и, стало быть, первой узнает известия «с того берега». А Шаунара… Айрунги не мог объяснить себе, зачем ему нужна вредная ведьма, но ссориться с ней не хотелось.
Людей сближают сплетня, совместное перемывание косточек соседям, азартное обсуждение новостей. Одну новость, просто потрясающую, Айрунги только что удалось подслушать. Как заохают сейчас эти дамы!
Но сначала надо удалить из комнаты детей.
Айрунги решительно пересек комнату и, не обращая внимания на женщин, остановился перед Литагаршем.
— Мой принц, — сказал он веско, — я только что напал на след чудовищного заговора!
Мальчишка вскинул голову — недоверчиво, но заинтересованно.
— За садовым павильоном, возле обрушившейся беседки, — с мрачной загадочностью произнес Айрунги, — есть яма. В этой яме некие коварные злодеи спрятали три похищенные из дворцовой библиотеки книги: «Грамматику», «Численник» и «Землеописания». И завалили камнями. Имена заговорщиков мне установить не удалось, но цель их ясна: чтобы лишенные учебников принц и принцесса выросли темными невеждами — на потеху и поношение не только окрестным правителям, но даже собственным слугам!
— Какие черные замыслы! — округлила глаза Чизи.
Литагарш разочарованно дернул плечом. Его сестра возмущенно поджала губки, став очень похожей на свою мать.
— Чтобы негодяи не торжествовали, — так же серьезно продолжил наставник, — принц отправится в сад и спасет учебники. Полагаю, ясная госпожа соизволит помочь брату.
— Соизволит, — многозначительно подтвердила нянька. — Еще как соизволит! Бегом в сад побежит!
— На то слуги есть, чтоб камни ворочать, — вяло попытался возразить Литагарш.
— Мой принц, — впервые усмехнулся Айрунги, — да разве можно доверять слугам, когда речь идет о заговоре? Нет, это уж придется самому…
С фальшиво-независимым видом Литагарш направился к двери, на ходу бросив облезлому псу:
— Пошли, Тяв-тяв!
Асмита последовала за братом с таким видом, словно ни про какие учебники знать не знает, а просто идет в сад подышать воздухом.
Перед дверью Литагарш задержался, явно собираясь выразить протест. Но Айрунги заговорил, опередив мальчика:
— Скоро обед. Если принц не успеет растаскать камни до того, как все сядут за стол, придется пожертвовать трапезой. Борьба с заговорщиками важнее, чем камбала под крабовым соусом и медовый пирог с грушами.
Дверь свирепо хлопнула.
— Успеют, — уверенно сказала Чизи. — Ради медового пирога с грушами Литагарш не то что собственный завал — дворец по камешку раскатает!
— Знаю, — усмехнулся Айрунги.
Вот сейчас, пока женщины развеселились, пока он для них ненадолго стал своим, надо сказать новость, чтоб забыли о недоверии к чужаку «с того берега».
Айрунги стер с лица улыбку:
— За детьми надо в десять глаз присматривать. Слышали, с чем явился жрец?
Шаунара догадалась первой. Вскочила на ноги.
— Что? Опять… ребенок?
— Да. Ученик жреца. Этой ночью.
Конечно, Айрунги был огорчен тем, что в идиллическом уголке, который он облюбовал для временного пристанища, начали происходить трагические события. И ребенка, безусловно, было жаль. Но это не мешало ему насладиться полным успехом своей затеи.