Страница:
— Не грози, учитель. Я и так мертв, причем давно.
Вновь над поляной нависла тишина. А когда она была нарушена, даже в переводящем голосе Чуткого скользнула тень удивления:
— Ты говоришь правду. Ты умер двести шесть периодов назад, и все же беседуешь со мной. Если бы я не спал, попытался бы разгадать эту загадку. Возможно, это оттого, что любящие пасти потомков не поглотили твою плоть?
— Нет, учитель, причиной было чародейство одного человека.
— Я же говорил, что люди — существа непостижимые… Впрочем, мертвый или живой, уйди из моих мыслей! Я впал в спячку на тысячу периодов, и впереди еще семьсот два!
— Не уйду, учитель, клянусь всеми моими именами. Я знаю, что сквозь спячку ты видишь и слышишь многое в этом мире и в других мирах. Я буду спрашивать, и ты ответишь, потому что у меня твое Зеркало Снов.
— Да сгниют клыки в твоей пасти, да застрянут твои сердца в твоей же глотке… ах да, ты ведь мертв. Ладно, спрашивай, ошметок прибрежной грязи!
— Я хочу знать слова песни Великой Матери. Той, которую она пела, когда творила мир.
— Ого! Ты широко расставляешь глаза, юнец, едва научившийся очищать свой хвост от ила! Если Единственная Песня вновь зазвучит, она может погубить мир, приютивший тебя!
— Расскажи эти сказки невылупившимся детенышам сквозь скорлупу! Я уверен, что Песня может вернуть к жизни меня и моих союзников. Это так?
Молчание — тяжелое, гнетущее.
— Это так? Заклинаю Зеркалом Снов — отвечай!
— Такое во власти Великой Матери, — признался из-за Грани Миров спящий ящер (и по поляне пронесся вздох радостного облегчения). — Но многим придется страдать из-за того, что ты вернешь себе свою вонючую жизнь. Ты уже смял в клочья родной мир…
— Это не я…
— Не перебивай. Знаю, ты хочешь навсегда остаться за Гранью. Но запомни: мир, в который ты возвратишься, будет неузнаваемо изуродован, как твой брат, что вырвался из челюстей Хищной Пещеры. Второй мир станет жертвой твоей глупости и твоего эгоизма — не много ли?
— Как заставить Единственную Песню зазвучать вновь?
— Ты не отказался от своего безумного замысла?
— Брат согласился жить калекой. А я готов жить в искалеченном мире. Говори!
— Слова Песни были записаны на круглой серебряной пластине. Чтобы заставить Песню зазвучать, не надо знать Язык Сотворения. Это было бы под силу даже любому из теперешних твоих дружков-людей.
— «Было бы»? Учитель, над твоими речами веет ветер, улетающий в прошлое! Ты пугаешь меня! Где пластина?
— Ее нет, головастик! Серебряный диск был опасен — он мог попасть к такому, как ты! Этому воспрепятствовали я и два близких мне существа: моя мать и мой учитель.
— Ты уничтожил диск, старый жирный глупец с отслоившейся чешуей?
— Клянусь моим главным именем, я ждал, что ты заговоришь так! Тот, кто погубил свой мир, не остановится и перед самым жутким преступлением — оскорблением учителя!
— Прости… прости меня, это вырвалось случайно! Когда вернусь в жизнь, буду лежать на солнцепеке, пока не помутнеет и не потрескается роговица на глазах, чтобы хоть на крохотную чешуйку искупить свою великую вину. Но сейчас я мертв, и ничто не остановит меня! Отвечай: ты уничтожил диск?
— Его нельзя уничтожить. Триста два периода назад мы разделили диск на три части, каждый взял одну. Но не ищи моего учителя и мою мать, чтобы мучить их, как мучаешь меня. Они встретили мирную смерть. Я с соблюдением всех обычаев растерзал и почтительно поглотил их. Они вне твоей досягаемости, ты, жалкая, мерзкая, хлюпающая желудком тварь, посмевшая оскорбить учителя!
— Где сейчас куски диска? Не молчи, во имя Священного Водоема!
— Один — здесь, в Колодце Спячки, под моим телом. Сам сунешься или подошлешь кого-нибудь? Даже интересно!
— Я не настолько глуп. Сейчас мне это не по силам. Но я черпаю мощь из твоего зеркала, и когда-нибудь, со временем…
— Добро пожаловать! Старый жирный глупец с отслоившейся чешуей даже сквозь сон сумеет неплохо позабавиться!
— А остальные куски?.. Не молчи! Спрашиваю Зеркало Снов, спрашиваю отражение твоего тела и твоей души. Где сейчас серебряные пластинки?
— В землях людей. Первая попала к Подгорному Охотнику, его главное имя — Шенги. Другой кусок — на острове, который люди называют Вересковым — Эрниди. Главная самка острова носит его как украшение, не подозревая о магических свойствах.
В шипящую беседу ворвался встревоженный голос призрака-воина:
— Магические свойства? Спроси-ка об этом, Ящер!
Снова долгое шипение и перевод Чуткого:
— Талисманы служат тому, кто носит их на теле. Они исполняют желание владельца, то, что было самым сильным перед тем, как талисман к нему попал. Но ни загадать это желание, ни поменять его хозяин не может.
— Я не понял, учитель…
— Ты был самым тупым из моих учеников… Допустим, талисман попал к самке. Перед этим она горевала, что бесплодна. Став хозяйкой талисмана, она начинает откладывать по семь-восемь яиц за брачный сезон, но ничего иного попросить у талисмана не может — ни здоровья, ни вкусной еды, ни защиты от хищников. Или, скажем, талисман найдет путник, бредущий по солнцепеку и страдающий от пересохшей кожи. С этого мгновения он получает способность чуять воду и вызывать ее из земли. Может быть, в жизни путника есть другие желания, острые, заветные, высиженные всеми тремя сердцами: мечты о власти, или жажда знаний, или стремление к славе. Но исполнится лишь то, что владело им незадолго до того, как лапа его коснулась талисмана. Или…
— Достаточно, я понял. А теперь скажи, мудрый и всеведущий учитель, что угрожает мне и моей новой стае?
— Судьба, воля Великой Матери, мое проклятие…
— Я не об этом! Какие враги могут расстроить наши планы? Сквозь спячку ты можешь провидеть будущее…
— Не провидеть, головастик, а догадаться о вероятных путях! Что мешало раньше, помешает и теперь: Душа Пламени. А теперь — вон из моих сновидений!
— Спи ледяным сном, дорогой учитель, да хранит тебя Великая Мать…
Шипение еще не стихло, а над поляной уже загорланили призраки. В столбе света вместо Яшера встал чародей-воин — тот, кого называли Ураганом.
— Наконец-то — действовать! — торжествовал он. — Как вливается в меня сила из этого бесценного зеркала!.. Прежде всего — человек! Нужен человек, в которого я мог бы вселиться и пуститься на поиски талисмана!
— Ты? — возмутился незримый старик. — Почему именно ты?
— Ладно, Фолиант, — досадливо поморщился воин, — вечно ты с подозрениями! Главное — найти человека. В этом нам помогут спрутомыши…
— Одного человека мало, — вмешалась женщина. — Белесый говорил о Душе Пламени. Забыли, что погубило нас когда-то?
— Разве забудешь? — горько усмехнулся Ураган. — Но Шадридаг помер, и тайна Души Пламени больше никому… А-а! Ты о том молодом Соколе?
— Да! Пергамент с записью погиб, но грайанец его читал! Убийцу к нему!..
Громкое шипение вторглось в разговор.
— Ящер говорит, — перевел Чуткий, — надо пока отпустить учителя. От постоянной пытки Белесый может потерять рассудок, а нам он еще пригодится.
— Что… ах да! — кивнул воин. — Конечно! Безумец, оставь зеркало, пусть старик отдохнет.
Поверхность черной плиты затуманилась, на ней расплылись очертания свернувшейся в кольцо рептилии.
Арлина остановилась на пороге, сквозь приоткрытую дверь тревожно глядя на мужа, сидевшего вполоборота к ней. Ралидж всматривался в каменное зеркальце, в глубине которого гасло белесое сияние и затихали неясные голоса.
4
5
Вновь над поляной нависла тишина. А когда она была нарушена, даже в переводящем голосе Чуткого скользнула тень удивления:
— Ты говоришь правду. Ты умер двести шесть периодов назад, и все же беседуешь со мной. Если бы я не спал, попытался бы разгадать эту загадку. Возможно, это оттого, что любящие пасти потомков не поглотили твою плоть?
— Нет, учитель, причиной было чародейство одного человека.
— Я же говорил, что люди — существа непостижимые… Впрочем, мертвый или живой, уйди из моих мыслей! Я впал в спячку на тысячу периодов, и впереди еще семьсот два!
— Не уйду, учитель, клянусь всеми моими именами. Я знаю, что сквозь спячку ты видишь и слышишь многое в этом мире и в других мирах. Я буду спрашивать, и ты ответишь, потому что у меня твое Зеркало Снов.
— Да сгниют клыки в твоей пасти, да застрянут твои сердца в твоей же глотке… ах да, ты ведь мертв. Ладно, спрашивай, ошметок прибрежной грязи!
— Я хочу знать слова песни Великой Матери. Той, которую она пела, когда творила мир.
— Ого! Ты широко расставляешь глаза, юнец, едва научившийся очищать свой хвост от ила! Если Единственная Песня вновь зазвучит, она может погубить мир, приютивший тебя!
— Расскажи эти сказки невылупившимся детенышам сквозь скорлупу! Я уверен, что Песня может вернуть к жизни меня и моих союзников. Это так?
Молчание — тяжелое, гнетущее.
— Это так? Заклинаю Зеркалом Снов — отвечай!
— Такое во власти Великой Матери, — признался из-за Грани Миров спящий ящер (и по поляне пронесся вздох радостного облегчения). — Но многим придется страдать из-за того, что ты вернешь себе свою вонючую жизнь. Ты уже смял в клочья родной мир…
— Это не я…
— Не перебивай. Знаю, ты хочешь навсегда остаться за Гранью. Но запомни: мир, в который ты возвратишься, будет неузнаваемо изуродован, как твой брат, что вырвался из челюстей Хищной Пещеры. Второй мир станет жертвой твоей глупости и твоего эгоизма — не много ли?
— Как заставить Единственную Песню зазвучать вновь?
— Ты не отказался от своего безумного замысла?
— Брат согласился жить калекой. А я готов жить в искалеченном мире. Говори!
— Слова Песни были записаны на круглой серебряной пластине. Чтобы заставить Песню зазвучать, не надо знать Язык Сотворения. Это было бы под силу даже любому из теперешних твоих дружков-людей.
— «Было бы»? Учитель, над твоими речами веет ветер, улетающий в прошлое! Ты пугаешь меня! Где пластина?
— Ее нет, головастик! Серебряный диск был опасен — он мог попасть к такому, как ты! Этому воспрепятствовали я и два близких мне существа: моя мать и мой учитель.
— Ты уничтожил диск, старый жирный глупец с отслоившейся чешуей?
— Клянусь моим главным именем, я ждал, что ты заговоришь так! Тот, кто погубил свой мир, не остановится и перед самым жутким преступлением — оскорблением учителя!
— Прости… прости меня, это вырвалось случайно! Когда вернусь в жизнь, буду лежать на солнцепеке, пока не помутнеет и не потрескается роговица на глазах, чтобы хоть на крохотную чешуйку искупить свою великую вину. Но сейчас я мертв, и ничто не остановит меня! Отвечай: ты уничтожил диск?
— Его нельзя уничтожить. Триста два периода назад мы разделили диск на три части, каждый взял одну. Но не ищи моего учителя и мою мать, чтобы мучить их, как мучаешь меня. Они встретили мирную смерть. Я с соблюдением всех обычаев растерзал и почтительно поглотил их. Они вне твоей досягаемости, ты, жалкая, мерзкая, хлюпающая желудком тварь, посмевшая оскорбить учителя!
— Где сейчас куски диска? Не молчи, во имя Священного Водоема!
— Один — здесь, в Колодце Спячки, под моим телом. Сам сунешься или подошлешь кого-нибудь? Даже интересно!
— Я не настолько глуп. Сейчас мне это не по силам. Но я черпаю мощь из твоего зеркала, и когда-нибудь, со временем…
— Добро пожаловать! Старый жирный глупец с отслоившейся чешуей даже сквозь сон сумеет неплохо позабавиться!
— А остальные куски?.. Не молчи! Спрашиваю Зеркало Снов, спрашиваю отражение твоего тела и твоей души. Где сейчас серебряные пластинки?
— В землях людей. Первая попала к Подгорному Охотнику, его главное имя — Шенги. Другой кусок — на острове, который люди называют Вересковым — Эрниди. Главная самка острова носит его как украшение, не подозревая о магических свойствах.
В шипящую беседу ворвался встревоженный голос призрака-воина:
— Магические свойства? Спроси-ка об этом, Ящер!
Снова долгое шипение и перевод Чуткого:
— Талисманы служат тому, кто носит их на теле. Они исполняют желание владельца, то, что было самым сильным перед тем, как талисман к нему попал. Но ни загадать это желание, ни поменять его хозяин не может.
— Я не понял, учитель…
— Ты был самым тупым из моих учеников… Допустим, талисман попал к самке. Перед этим она горевала, что бесплодна. Став хозяйкой талисмана, она начинает откладывать по семь-восемь яиц за брачный сезон, но ничего иного попросить у талисмана не может — ни здоровья, ни вкусной еды, ни защиты от хищников. Или, скажем, талисман найдет путник, бредущий по солнцепеку и страдающий от пересохшей кожи. С этого мгновения он получает способность чуять воду и вызывать ее из земли. Может быть, в жизни путника есть другие желания, острые, заветные, высиженные всеми тремя сердцами: мечты о власти, или жажда знаний, или стремление к славе. Но исполнится лишь то, что владело им незадолго до того, как лапа его коснулась талисмана. Или…
— Достаточно, я понял. А теперь скажи, мудрый и всеведущий учитель, что угрожает мне и моей новой стае?
— Судьба, воля Великой Матери, мое проклятие…
— Я не об этом! Какие враги могут расстроить наши планы? Сквозь спячку ты можешь провидеть будущее…
— Не провидеть, головастик, а догадаться о вероятных путях! Что мешало раньше, помешает и теперь: Душа Пламени. А теперь — вон из моих сновидений!
— Спи ледяным сном, дорогой учитель, да хранит тебя Великая Мать…
Шипение еще не стихло, а над поляной уже загорланили призраки. В столбе света вместо Яшера встал чародей-воин — тот, кого называли Ураганом.
— Наконец-то — действовать! — торжествовал он. — Как вливается в меня сила из этого бесценного зеркала!.. Прежде всего — человек! Нужен человек, в которого я мог бы вселиться и пуститься на поиски талисмана!
— Ты? — возмутился незримый старик. — Почему именно ты?
— Ладно, Фолиант, — досадливо поморщился воин, — вечно ты с подозрениями! Главное — найти человека. В этом нам помогут спрутомыши…
— Одного человека мало, — вмешалась женщина. — Белесый говорил о Душе Пламени. Забыли, что погубило нас когда-то?
— Разве забудешь? — горько усмехнулся Ураган. — Но Шадридаг помер, и тайна Души Пламени больше никому… А-а! Ты о том молодом Соколе?
— Да! Пергамент с записью погиб, но грайанец его читал! Убийцу к нему!..
Громкое шипение вторглось в разговор.
— Ящер говорит, — перевел Чуткий, — надо пока отпустить учителя. От постоянной пытки Белесый может потерять рассудок, а нам он еще пригодится.
— Что… ах да! — кивнул воин. — Конечно! Безумец, оставь зеркало, пусть старик отдохнет.
Поверхность черной плиты затуманилась, на ней расплылись очертания свернувшейся в кольцо рептилии.
* * *
Арлина остановилась на пороге, сквозь приоткрытую дверь тревожно глядя на мужа, сидевшего вполоборота к ней. Ралидж всматривался в каменное зеркальце, в глубине которого гасло белесое сияние и затихали неясные голоса.
4
Охотников устроили в башне, носившей название Купеческая. Шенги и Нургидан получили на двоих комнатку с двумя топчанами, на которых лежали набитые сеном тюфяки и одеяла из шкур. Что еще надо усталым бродягам! Шенги удалился туда первым и завалился спать, не дожидаясь ученика. Как выяснилось утром, поступил правильно, потому что Нургидан в каморку не изволил явиться. Учитель не обеспокоился: мальчик и здесь нашел себе подружку. Вернее, она нашла его, можно ставить золотой против медяка. Зеленоглазый, гибкий, сильный парень, выглядевший старше своих шестнадцати, пользовался бешеным успехом не только у сверстниц.
Что ж, дело молодое. Тем более что не полнолуние будет этой ночью — луна в первой четверти. Мальчика не ждала мучительная борьба со звериным началом в душе, — борьба, поражение в которой принесло бы в этот тихий захолустный уголок ужас, кровь и смерть.
Лицо Шенги омрачилось. Он начал одеваться, привычно орудуя левой рукой.
Очень, очень неосторожное решение приняли они три года назад! Каждый месяц рядом на три ночи оказывался зверь, которого приходилось запирать или связывать: Нургидану было все труднее удерживаться в человеческом облике. Шенги видел превращение. И Дайру с Нитхой видели. Глядеть больно. Страшнее всего не клыки в пене и не вставшая дыбом шерсть, а глаза, пылающие лютой, неукротимой жаждой убийства.
Можно понять детей, которым тяжело расстаться с другом. Но он-то взрослый человек, учитель! И где взять весы, чтобы взвесить и верность, и страх, и любовь к тому, кто стал для тебя сыном, и тревогу за совсем незнакомых людей, которые могут погибнуть из-за твоей жалости к ученику? Неужели этими весами должно стать глупое человеческое сердце?
Прогнать мальчишку, велеть ему убираться в непролазные леса, где не живут люди? Или оставить его с собой и когда-нибудь склониться над трупом человека, растерзанного клыками оборотня?
А если этим человеком окажется Дайру? Или Нитха?..
Скрипнула дверь.
— Учитель… — негромко позвал Дайру, перешагнув порог.
Шенги бросил на подростка заботливый взгляд:
— У тебя круги под глазами. Не выспался, что ли?
— Я… нет… то есть утром поспал немножко.
— Утром? А ночью что делал? — Шенги хотел отпустить шуточку, но замолчал, остановленный странно просветленным выражением лица Дайру.
— Я… мы разговаривали. — Подросток словно с удивлением прислушался к собственным словам. — Ну да, почти всю ночь проболтали и не заметили. Давно мне не встречался такой… такой… Он чуть ли не все на свете знает! И не задается совсем, говорит, ему со мной интересно.
— Ты о ком?
— Ильен Звездный Луч из Рода Ульфер. Сирота, воспитанник Хранителя.
— И о чем же вы беседовали?
— Обо всем. О звездах. О наррабанских вулканах. О стихах… ну, в стихах он не очень разбирается. О неточностях в картах, составленных капитаном Нурчином. О драконах… говорит, летал на драконе, но, думаю, сочиняет. О том, как пошла бы история, если б на трон взошел не Лаогран, а военачальник Гайлао. Об алхимии… в этом как раз я не силен, так, читал кое-что…
— Вижу, тебе скучно не было.
— Ну да! Не обижайся, учитель, но иногда так хочется поговорить о том, что прочел… ну, просто в грудь изнутри толкает! А с кем? Нургидан и Нитха слушать не станут, им скучно. У Ильена, по-моему, то же самое. Его тут любят, даже балуют, сам сказал… а побеседовать — не с кем! А тут с первого взгляда угадали, что от души наговоримся… — Вдруг Дайру помрачнел, поднес пальцы к грубой кожаной полосе на шее и процедил сквозь зубы: — И ошейник мой не замечает, хоть и Сын Рода.
Шенги отвернулся, сделав вид, что ищет что-то в котомке. В такие моменты нельзя говорить мальчишке ничего сочувственного, не то рас переживается на целый день.
— Ох! — спохватился Дайру. — Тебя же Хранитель велел разыскать!
Едва Охотник понял, о чем пойдет речь, он попросил Ралиджа позвать ребят. Если ему грозит опасность, она может хлестнуть по ученикам. Пусть знают все и готовятся отразить удар. Поэтому в пустой трапезной собрались пятеро: Шенги с командой и Хранитель.
Дайру не смущался, сидя за одним столом с высокородным господином. Здесь не пир, а беседа. И Дайру такой же ученик, как и другие.
— Я бы раньше про талисман рассказал, — нехотя говорил Шенги, — да очень, очень стыдно было признаться, что мы с напарницей проскочили Врата и не заметили перехода. Вот, пускай мой господин посмотрит на эти лукавые рожи! Как глазишки-то заблестели! Смешно слушать, как учитель мимо скамьи уселся! А ведь я чуть старше был, чем они сейчас, первый раз без старших за Грань пошел. И все равно уши горят, как вспомню!
— Значит, талисман сработал так, как говорил толстый ящер? — хмуро спросил Ралидж.
— Н-ну… пожалуй. Меня мучило, что я заблудился. И талисман позаботился, чтоб со мной такого никогда… — Шенги замолчал и погладил матерчатый мешочек на груди.
Ему пришло в голову, что серебряная пластинка могла подвернуться под руку, когда он под стук крови в висках мечтал об Ульните. Тогда полюбила бы его светлокосая силуранка… Принесла бы ему счастье любовь, рожденная чарами? Вряд ли. На какой цепи ни держать женщину — на железной, золотой, магической, — выйдет лишь горе. Или пленница зачахнет в неволе, или в один воистину прекрасный день рванет цепь так, что лопнувшие звенья стегнут по «хозяину»! А иначе это и не женщина вовсе, а кукла тряпичная!..
— А второй талисман, значит, у королевы острова Эрниди? Та-ак! Возьмутся теперь эти недопомершие за бедняжку, — вздохнул Сокол.
— Королева не такая уж «бедняжка». За нее найдется кому заступиться.
— Предупредить ее, что ли? — колебался Хранитель.
— О чем? Мол, ясная госпожа, покойники, погибшие в Силуране пять столетий назад, затеяли нагрянуть на Эрниди. Хотят отобрать серебряную цацку, что ты носишь на шее…
— М-да, звучит диковато, — признал Сокол.
— Дайру, — обернулся Охотник к ученику, — что ты читал о Восьми Магах и Кровавой крепости? Только, пожалуйста, без цитат длиной до луны.
Дайру кивнул, несколько мгновений собираясь с мыслями.
— Точную дату начала событий установить сложно. Огненные Времена, примерно пятьсот лет назад. Ваасгир из Рода Астичин считает, что…
— Я же просил — без подробностей.
— Прости, учитель… Итак, пять Ночных Магов. Они были низкого происхождения и завидовали Детям Кланов — Истинным Магам. Объединившись, отказались от своих имен — поступок и для наших дней дикий, а по тем временам страшный. Все равно что душу наизнанку вывернуть. Вместо имени каждый избрал себе прозвище. Первый — Фолиант — средней руки ученый и незаурядный интриган при дворе короля Джиликата. Унаследовавший престол принц Джайкат изгнал старикашку из королевства. Видно, было за что.
— Ясно. А остальные?
— Второй принял имя Ураган. Незаконный сын одного из Воронов. Вояка, рвущийся к власти и крепко получивший по рукам: пытался взбунтовать армию Тенистых Земель, да не вышло… Третий — дама, назвавшая себя Орхидеей. Вряд ли знала своих родителей — уж очень много распускала слухов о своем романтическом и загадочном происхождении…
Ралидж с интересом и симпатией глядел на парнишку, который с ходу начал гладко и уверенно, словно читая по книге, рассуждать о событиях пятивековой давности, причем явно готов был в любой миг скользнуть в гущу подробностей.
— Четвертый — Вечная Ведьма. Самая известная личность, до сих пор о ней баллады поются. Знаменита тем, что помнит все свои прошлые жизни. Санфир предполагает — и я с ним согласен, — что для этой колдуньи союз с магами был чем-то вроде забавы. Новое ощущение в бесконечной жизни…
Ралидж весело вскинул изогнутую бровь, услышав, что вихрастый тощий паренек в ошейнике соизволил согласиться с великим ученым из Клана Лебедя.
— Самая загадочная фигура — Немое Дитя. Кто, откуда — неизвестно. У девочки был особый дар: ничего не умела сама, но многократно увеличивала чужие способности… Эта компания осела на землях Силурана, в Кровавой крепости. Историки расходятся во мнениях: построили они ее сами или заняли чье-то владение. Сами понимаете, Огненные Времена…
Дайру развел руками, словно извиняясь за недоработку историков. Ралидж с трудом сдержал смех, боясь обидеть мальчишку, от души увлеченного рассказом.
— В крепости они творили дела невероятные и чудовищные. Не уверен, что все написанное об этом — правда. Главное — они сумели проникнуть за Грань, пробили путь в иные миры. Санфир пишет, что это послужило причиной…
— Давай без цитат, — мягко перебил учитель. — Сами знаем: миры смялись в комок, Грань затрещала, начали возникать Врата… Лучше скажи: куда ты дел еще трех магов?
Уши Дайру запылали рубиновым светом.
— Ой, правда! Это уже после того, как они прорвались за Грань… Там они нашли союзников, о которых мало что известно. Только то, что они не похожи на людей. И клички: Ящер, Чуткий, Безумец. Санфир утверждает, что все трое в своих мирах были изгоями, но откуда у него такие сведения, не указывает.
— Насчет Безумца верю, — проворчал Сокол. — Этому лишь бы кого-нибудь замучить. — Заметив удивленные взгляды, Ралидж махнул рукой. — Был на развалинах крепости. Потом расскажу. Давай дальше, паренек.
— Ну… из-за них оказался под угрозой и наш мир. Они продолжали свое черное колдовство, не задумываясь о том, что Грань может не выдержать…
— До сих пор не верят, что виноваты! — хмыкнул Сокол. — Сам слышал!
— Великий маг Шадридаг Небесный Путь из Клана Дракона собрал войско, призвал других Истинных Магов и осадил крепость. Ночные Маги яростно защищались, и крепость удалось разрушить лишь после того, как Шадридаг пустил в ход Душу Пламени.
Ралидж отвернулся, чтобы не выдать своих чувств. Для него слова «Душа Пламени» звучали иначе, чем для других.
— Спаслась лишь Вечная Ведьма, — продолжил Дайру. — Остальные погибли. Истинные Маги торжествовали победу. Но позже, уже после смерти Шадридага, выяснилось, что души преступных чародеев не нашли путь в Бездну и остались на развалинах крепости.
— Та-ак! — кивнул Сокол. — Пра-авильно! А теперь разжились краденой силушкой и решили, что пора назад, к людям…
— Для начала, — подхватил Шенги, — хотят очень, очень напакостить мне и высокородному господину. Не знаю, как Сокол, а я польщен. Только не понял, что надо покойным придуркам от Хранителя. Со мной-то ясно: у меня на шее талисман, за что меня необходимо изловить и замучить. А с какой стати они вяжутся к…
— Так, старые счеты, — небрежно ответил Ралидж. — И плевал я на их угрозы. Убийцу подошлют? Кошмар какой, сна лишусь! У меня под началом триста наемников, и если каждый этому убийце даст хотя бы по тумаку… Да и сам неплохо держу меч, как-нибудь отобьюсь. В крайнем случае встану на колени, разрыдаюсь и попрошу прощения. Как думаете, поможет?
Легкомыслие Хранителя не очень понравилось Охотнику, но его ученики смотрели на Сокола с восхищением.
— Куда вы теперь? — спросил Ралидж.
— Домой, в Издагмир. Узнаем, все ли там в порядке, а потом махнем в столицу, к Главе Гильдии. Пора этих сусликов отправить на испытание, нацепить на них гильдейские знаки и навсегда от них избавиться. Надоели!
— А наши неживые друзья с их интересом к серебряным побрякушкам?
— Буду внимательнее поглядывать по сторонам. Мне не привыкать. В Подгорном Мире тоже не рекомендуется хлопать ушами.
— Стало быть, на запад, вдоль Лунных гор?
— Нет, далековато будет. Надо прикинуть, нет ли здесь Врат. Может, через складки быстрее доберемся.
Левая рука Шенги скользнула к груди, замерла на мгновение… Но тут же Охотник ухмыльнулся, вспомнив, что и Хранитель, и ученики знают про талисман. Не таясь, развязал ворот, сдернул чехольчик с серебряной пластинки и приложил ее к коже у ключицы.
— Более-менее рядом — три входа, — сообщил Охотник ученикам. — Тот, которым мы сюда попали, предлагаю забыть. Складка сдвинулась, там теперь море. Плавать я люблю, но не до такой степени! Еще одна горная трещинка на запад отсюда. Выводит на Бурые отроги, там чешуйчатых рысей, как грачей на пашне. Вы как хотите, а меня не уговаривайте!
— А разве чешуйчатые рыси есть на самом деле? — неделикатно брякнул Сокол. — Ну, у которых когти длиной с лук… или с лодку, уже не помню…
Четыре пары глаз смерили его взором, полным холодного неодобрения.
— Подгорные Охотники не лгут! — поставил его в известность Шенги с королевской надменностью. — Подгорные Охотники только приукрашивают!
— И правда оказывается погребенной под грудой украшений! — уточнил Ралидж. В ответ получил загадочную ухмылку: мол, понимай как знаешь!
— Третьи Врата — на севере, в Силуране, — вернулся Охотник к серьезным делам. — Дня два пути, но дорога легкая и безопасная. Выйдем к пристани Шаугос, сядем на корабль, что плывет на север. Через день-другой он причалит у постоялого двора Кринаша. Оттуда…
— Постой, — перебил его Сокол, — ты сказал — постоялый двор Кринаша?
— Ну да. А что, мой господин там бывал?
— Довелось года три назад…
— Там хозяин — отличный мужик! Летом гоняет от своего дома лесовиков, зимой — троллей, а разбойников — круглый год. Уж на что места нехорошие, а у Кринаша под крышей можно спать, как у мамы в колыбели!
— А знаешь, — медленно произнес Ралидж, — что в этих нехороших местах как раз и находятся развалины Кровавой крепости? В глухомани, в непролазном лесу, а все-таки не так уж далеко…
Пальцы Охотника дрогнули на талисмане.
— Я не знал… — Он замолчал, к чему-то прислушиваясь. — Теперь знаю.
Ралидж наклонился к нему через стол и сказал многозначительно:
— Неплохо бы туда заглянуть! Они задумали разделиться. Кто-то уйдет нас искать…
Глаза Шенги сверкнули, он подался навстречу Хранителю и протянул:
— Очень, очень бы интересно наведаться… а только нехорошо заявляться без подарка хозяевам.
Сокол несколько мгновений молчал, что-то прикидывая. Наконец решился:
— Кто знает, может, и подарок сыщется.
Понимающие взгляды встретились над столом.
Притихшие ученики с восторгом взирали на старших — как на великих полководцев, обдумывающих план битвы.
Подростки не знали, что в душе Сокола, с великолепной небрежностью говорившего о визите в логово грозных призраков, метался вопль отчаяния: «Что я жене скажу?!»
И ничего смешного, между прочим, в этом не было.
Жену Ралидж любил, но числил за ней два недостатка. Во-первых, была она Истинной Чародейкой, настолько могучей, что могла в одиночку разогнать армию. Или разорвать горный хребет, выпустив наружу пламя вулкана. Ралидж не уставал благодарить богов за то, что дар супруги был хоть и сильным, но капризным. Пробуждался лишь тогда, когда она видела, что мужу грозит гибель. Тогда красавица зверела и разносила все вокруг в пыль и щебень.
Второй недостаток был еще серьезнее: она считала своим долгом охранять каждый шаг любимого супруга. Если он отправлялся в опасный путь, она бросалась следом. В Наррабан так в Наррабан, в Подгорный Мир так в Подгорный Мир! Даже за своими проказливыми близнятами не приглядывала с такой бдительностью. И сердиться на нее было нельзя: ведь спасала же она Ралиджа, и не раз! Даже на драконе как-то прилетела на выручку!
Сейчас Сокол загорелся идеей нанести опережающий удар, вместо того чтобы торчать в крепости, как мишень посреди плаца, ожидая, когда противник соизволит явиться по его душу. Но сначала надо успокоить заботливую жену…
Наконец в глазах Ралиджа засветилась довольная хитринка.
— Почтенный Охотник, у меня к тебе просьба.
— Рад служить моему господину.
— Великий астролог Илларни, мой… ну… человек, которому я многим обязан… завещал мне рукопись, нечто среднее между мемуарами и летописью. Просил копию переслать в Аргосмир знакомому историку. Копию я снял, а переслать не удосужился. Безобразие, верно? Вот из уважения к памяти Илларни сам и отвезу рукопись в Гурлиан. Тем более случай подвернулся: легкая дорога, приятная компания.
— Пусть господин доставит нам такую радость!
— Только ты, Охотник, не откажись подтвердить моей жене, что складочки на пути простенькие, никакой опасности там нет.
— Отчего же, — с лукавой мягкостью кивнул Шенги, который все понял, — могу и подтвердить.
И собеседники улыбнулись друг другу, словно два заговорщика.
А потом Сокол подмигнул подросткам:
— В Аргосмир, да? Отбрыкиваясь по пути от убийц? А меня не пригласите поплясать на таком веселом празднике?
Что ж, дело молодое. Тем более что не полнолуние будет этой ночью — луна в первой четверти. Мальчика не ждала мучительная борьба со звериным началом в душе, — борьба, поражение в которой принесло бы в этот тихий захолустный уголок ужас, кровь и смерть.
Лицо Шенги омрачилось. Он начал одеваться, привычно орудуя левой рукой.
Очень, очень неосторожное решение приняли они три года назад! Каждый месяц рядом на три ночи оказывался зверь, которого приходилось запирать или связывать: Нургидану было все труднее удерживаться в человеческом облике. Шенги видел превращение. И Дайру с Нитхой видели. Глядеть больно. Страшнее всего не клыки в пене и не вставшая дыбом шерсть, а глаза, пылающие лютой, неукротимой жаждой убийства.
Можно понять детей, которым тяжело расстаться с другом. Но он-то взрослый человек, учитель! И где взять весы, чтобы взвесить и верность, и страх, и любовь к тому, кто стал для тебя сыном, и тревогу за совсем незнакомых людей, которые могут погибнуть из-за твоей жалости к ученику? Неужели этими весами должно стать глупое человеческое сердце?
Прогнать мальчишку, велеть ему убираться в непролазные леса, где не живут люди? Или оставить его с собой и когда-нибудь склониться над трупом человека, растерзанного клыками оборотня?
А если этим человеком окажется Дайру? Или Нитха?..
Скрипнула дверь.
— Учитель… — негромко позвал Дайру, перешагнув порог.
Шенги бросил на подростка заботливый взгляд:
— У тебя круги под глазами. Не выспался, что ли?
— Я… нет… то есть утром поспал немножко.
— Утром? А ночью что делал? — Шенги хотел отпустить шуточку, но замолчал, остановленный странно просветленным выражением лица Дайру.
— Я… мы разговаривали. — Подросток словно с удивлением прислушался к собственным словам. — Ну да, почти всю ночь проболтали и не заметили. Давно мне не встречался такой… такой… Он чуть ли не все на свете знает! И не задается совсем, говорит, ему со мной интересно.
— Ты о ком?
— Ильен Звездный Луч из Рода Ульфер. Сирота, воспитанник Хранителя.
— И о чем же вы беседовали?
— Обо всем. О звездах. О наррабанских вулканах. О стихах… ну, в стихах он не очень разбирается. О неточностях в картах, составленных капитаном Нурчином. О драконах… говорит, летал на драконе, но, думаю, сочиняет. О том, как пошла бы история, если б на трон взошел не Лаогран, а военачальник Гайлао. Об алхимии… в этом как раз я не силен, так, читал кое-что…
— Вижу, тебе скучно не было.
— Ну да! Не обижайся, учитель, но иногда так хочется поговорить о том, что прочел… ну, просто в грудь изнутри толкает! А с кем? Нургидан и Нитха слушать не станут, им скучно. У Ильена, по-моему, то же самое. Его тут любят, даже балуют, сам сказал… а побеседовать — не с кем! А тут с первого взгляда угадали, что от души наговоримся… — Вдруг Дайру помрачнел, поднес пальцы к грубой кожаной полосе на шее и процедил сквозь зубы: — И ошейник мой не замечает, хоть и Сын Рода.
Шенги отвернулся, сделав вид, что ищет что-то в котомке. В такие моменты нельзя говорить мальчишке ничего сочувственного, не то рас переживается на целый день.
— Ох! — спохватился Дайру. — Тебя же Хранитель велел разыскать!
* * *
Едва Охотник понял, о чем пойдет речь, он попросил Ралиджа позвать ребят. Если ему грозит опасность, она может хлестнуть по ученикам. Пусть знают все и готовятся отразить удар. Поэтому в пустой трапезной собрались пятеро: Шенги с командой и Хранитель.
Дайру не смущался, сидя за одним столом с высокородным господином. Здесь не пир, а беседа. И Дайру такой же ученик, как и другие.
— Я бы раньше про талисман рассказал, — нехотя говорил Шенги, — да очень, очень стыдно было признаться, что мы с напарницей проскочили Врата и не заметили перехода. Вот, пускай мой господин посмотрит на эти лукавые рожи! Как глазишки-то заблестели! Смешно слушать, как учитель мимо скамьи уселся! А ведь я чуть старше был, чем они сейчас, первый раз без старших за Грань пошел. И все равно уши горят, как вспомню!
— Значит, талисман сработал так, как говорил толстый ящер? — хмуро спросил Ралидж.
— Н-ну… пожалуй. Меня мучило, что я заблудился. И талисман позаботился, чтоб со мной такого никогда… — Шенги замолчал и погладил матерчатый мешочек на груди.
Ему пришло в голову, что серебряная пластинка могла подвернуться под руку, когда он под стук крови в висках мечтал об Ульните. Тогда полюбила бы его светлокосая силуранка… Принесла бы ему счастье любовь, рожденная чарами? Вряд ли. На какой цепи ни держать женщину — на железной, золотой, магической, — выйдет лишь горе. Или пленница зачахнет в неволе, или в один воистину прекрасный день рванет цепь так, что лопнувшие звенья стегнут по «хозяину»! А иначе это и не женщина вовсе, а кукла тряпичная!..
— А второй талисман, значит, у королевы острова Эрниди? Та-ак! Возьмутся теперь эти недопомершие за бедняжку, — вздохнул Сокол.
— Королева не такая уж «бедняжка». За нее найдется кому заступиться.
— Предупредить ее, что ли? — колебался Хранитель.
— О чем? Мол, ясная госпожа, покойники, погибшие в Силуране пять столетий назад, затеяли нагрянуть на Эрниди. Хотят отобрать серебряную цацку, что ты носишь на шее…
— М-да, звучит диковато, — признал Сокол.
— Дайру, — обернулся Охотник к ученику, — что ты читал о Восьми Магах и Кровавой крепости? Только, пожалуйста, без цитат длиной до луны.
Дайру кивнул, несколько мгновений собираясь с мыслями.
— Точную дату начала событий установить сложно. Огненные Времена, примерно пятьсот лет назад. Ваасгир из Рода Астичин считает, что…
— Я же просил — без подробностей.
— Прости, учитель… Итак, пять Ночных Магов. Они были низкого происхождения и завидовали Детям Кланов — Истинным Магам. Объединившись, отказались от своих имен — поступок и для наших дней дикий, а по тем временам страшный. Все равно что душу наизнанку вывернуть. Вместо имени каждый избрал себе прозвище. Первый — Фолиант — средней руки ученый и незаурядный интриган при дворе короля Джиликата. Унаследовавший престол принц Джайкат изгнал старикашку из королевства. Видно, было за что.
— Ясно. А остальные?
— Второй принял имя Ураган. Незаконный сын одного из Воронов. Вояка, рвущийся к власти и крепко получивший по рукам: пытался взбунтовать армию Тенистых Земель, да не вышло… Третий — дама, назвавшая себя Орхидеей. Вряд ли знала своих родителей — уж очень много распускала слухов о своем романтическом и загадочном происхождении…
Ралидж с интересом и симпатией глядел на парнишку, который с ходу начал гладко и уверенно, словно читая по книге, рассуждать о событиях пятивековой давности, причем явно готов был в любой миг скользнуть в гущу подробностей.
— Четвертый — Вечная Ведьма. Самая известная личность, до сих пор о ней баллады поются. Знаменита тем, что помнит все свои прошлые жизни. Санфир предполагает — и я с ним согласен, — что для этой колдуньи союз с магами был чем-то вроде забавы. Новое ощущение в бесконечной жизни…
Ралидж весело вскинул изогнутую бровь, услышав, что вихрастый тощий паренек в ошейнике соизволил согласиться с великим ученым из Клана Лебедя.
— Самая загадочная фигура — Немое Дитя. Кто, откуда — неизвестно. У девочки был особый дар: ничего не умела сама, но многократно увеличивала чужие способности… Эта компания осела на землях Силурана, в Кровавой крепости. Историки расходятся во мнениях: построили они ее сами или заняли чье-то владение. Сами понимаете, Огненные Времена…
Дайру развел руками, словно извиняясь за недоработку историков. Ралидж с трудом сдержал смех, боясь обидеть мальчишку, от души увлеченного рассказом.
— В крепости они творили дела невероятные и чудовищные. Не уверен, что все написанное об этом — правда. Главное — они сумели проникнуть за Грань, пробили путь в иные миры. Санфир пишет, что это послужило причиной…
— Давай без цитат, — мягко перебил учитель. — Сами знаем: миры смялись в комок, Грань затрещала, начали возникать Врата… Лучше скажи: куда ты дел еще трех магов?
Уши Дайру запылали рубиновым светом.
— Ой, правда! Это уже после того, как они прорвались за Грань… Там они нашли союзников, о которых мало что известно. Только то, что они не похожи на людей. И клички: Ящер, Чуткий, Безумец. Санфир утверждает, что все трое в своих мирах были изгоями, но откуда у него такие сведения, не указывает.
— Насчет Безумца верю, — проворчал Сокол. — Этому лишь бы кого-нибудь замучить. — Заметив удивленные взгляды, Ралидж махнул рукой. — Был на развалинах крепости. Потом расскажу. Давай дальше, паренек.
— Ну… из-за них оказался под угрозой и наш мир. Они продолжали свое черное колдовство, не задумываясь о том, что Грань может не выдержать…
— До сих пор не верят, что виноваты! — хмыкнул Сокол. — Сам слышал!
— Великий маг Шадридаг Небесный Путь из Клана Дракона собрал войско, призвал других Истинных Магов и осадил крепость. Ночные Маги яростно защищались, и крепость удалось разрушить лишь после того, как Шадридаг пустил в ход Душу Пламени.
Ралидж отвернулся, чтобы не выдать своих чувств. Для него слова «Душа Пламени» звучали иначе, чем для других.
— Спаслась лишь Вечная Ведьма, — продолжил Дайру. — Остальные погибли. Истинные Маги торжествовали победу. Но позже, уже после смерти Шадридага, выяснилось, что души преступных чародеев не нашли путь в Бездну и остались на развалинах крепости.
— Та-ак! — кивнул Сокол. — Пра-авильно! А теперь разжились краденой силушкой и решили, что пора назад, к людям…
— Для начала, — подхватил Шенги, — хотят очень, очень напакостить мне и высокородному господину. Не знаю, как Сокол, а я польщен. Только не понял, что надо покойным придуркам от Хранителя. Со мной-то ясно: у меня на шее талисман, за что меня необходимо изловить и замучить. А с какой стати они вяжутся к…
— Так, старые счеты, — небрежно ответил Ралидж. — И плевал я на их угрозы. Убийцу подошлют? Кошмар какой, сна лишусь! У меня под началом триста наемников, и если каждый этому убийце даст хотя бы по тумаку… Да и сам неплохо держу меч, как-нибудь отобьюсь. В крайнем случае встану на колени, разрыдаюсь и попрошу прощения. Как думаете, поможет?
Легкомыслие Хранителя не очень понравилось Охотнику, но его ученики смотрели на Сокола с восхищением.
— Куда вы теперь? — спросил Ралидж.
— Домой, в Издагмир. Узнаем, все ли там в порядке, а потом махнем в столицу, к Главе Гильдии. Пора этих сусликов отправить на испытание, нацепить на них гильдейские знаки и навсегда от них избавиться. Надоели!
— А наши неживые друзья с их интересом к серебряным побрякушкам?
— Буду внимательнее поглядывать по сторонам. Мне не привыкать. В Подгорном Мире тоже не рекомендуется хлопать ушами.
— Стало быть, на запад, вдоль Лунных гор?
— Нет, далековато будет. Надо прикинуть, нет ли здесь Врат. Может, через складки быстрее доберемся.
Левая рука Шенги скользнула к груди, замерла на мгновение… Но тут же Охотник ухмыльнулся, вспомнив, что и Хранитель, и ученики знают про талисман. Не таясь, развязал ворот, сдернул чехольчик с серебряной пластинки и приложил ее к коже у ключицы.
— Более-менее рядом — три входа, — сообщил Охотник ученикам. — Тот, которым мы сюда попали, предлагаю забыть. Складка сдвинулась, там теперь море. Плавать я люблю, но не до такой степени! Еще одна горная трещинка на запад отсюда. Выводит на Бурые отроги, там чешуйчатых рысей, как грачей на пашне. Вы как хотите, а меня не уговаривайте!
— А разве чешуйчатые рыси есть на самом деле? — неделикатно брякнул Сокол. — Ну, у которых когти длиной с лук… или с лодку, уже не помню…
Четыре пары глаз смерили его взором, полным холодного неодобрения.
— Подгорные Охотники не лгут! — поставил его в известность Шенги с королевской надменностью. — Подгорные Охотники только приукрашивают!
— И правда оказывается погребенной под грудой украшений! — уточнил Ралидж. В ответ получил загадочную ухмылку: мол, понимай как знаешь!
— Третьи Врата — на севере, в Силуране, — вернулся Охотник к серьезным делам. — Дня два пути, но дорога легкая и безопасная. Выйдем к пристани Шаугос, сядем на корабль, что плывет на север. Через день-другой он причалит у постоялого двора Кринаша. Оттуда…
— Постой, — перебил его Сокол, — ты сказал — постоялый двор Кринаша?
— Ну да. А что, мой господин там бывал?
— Довелось года три назад…
— Там хозяин — отличный мужик! Летом гоняет от своего дома лесовиков, зимой — троллей, а разбойников — круглый год. Уж на что места нехорошие, а у Кринаша под крышей можно спать, как у мамы в колыбели!
— А знаешь, — медленно произнес Ралидж, — что в этих нехороших местах как раз и находятся развалины Кровавой крепости? В глухомани, в непролазном лесу, а все-таки не так уж далеко…
Пальцы Охотника дрогнули на талисмане.
— Я не знал… — Он замолчал, к чему-то прислушиваясь. — Теперь знаю.
Ралидж наклонился к нему через стол и сказал многозначительно:
— Неплохо бы туда заглянуть! Они задумали разделиться. Кто-то уйдет нас искать…
Глаза Шенги сверкнули, он подался навстречу Хранителю и протянул:
— Очень, очень бы интересно наведаться… а только нехорошо заявляться без подарка хозяевам.
Сокол несколько мгновений молчал, что-то прикидывая. Наконец решился:
— Кто знает, может, и подарок сыщется.
Понимающие взгляды встретились над столом.
Притихшие ученики с восторгом взирали на старших — как на великих полководцев, обдумывающих план битвы.
Подростки не знали, что в душе Сокола, с великолепной небрежностью говорившего о визите в логово грозных призраков, метался вопль отчаяния: «Что я жене скажу?!»
И ничего смешного, между прочим, в этом не было.
Жену Ралидж любил, но числил за ней два недостатка. Во-первых, была она Истинной Чародейкой, настолько могучей, что могла в одиночку разогнать армию. Или разорвать горный хребет, выпустив наружу пламя вулкана. Ралидж не уставал благодарить богов за то, что дар супруги был хоть и сильным, но капризным. Пробуждался лишь тогда, когда она видела, что мужу грозит гибель. Тогда красавица зверела и разносила все вокруг в пыль и щебень.
Второй недостаток был еще серьезнее: она считала своим долгом охранять каждый шаг любимого супруга. Если он отправлялся в опасный путь, она бросалась следом. В Наррабан так в Наррабан, в Подгорный Мир так в Подгорный Мир! Даже за своими проказливыми близнятами не приглядывала с такой бдительностью. И сердиться на нее было нельзя: ведь спасала же она Ралиджа, и не раз! Даже на драконе как-то прилетела на выручку!
Сейчас Сокол загорелся идеей нанести опережающий удар, вместо того чтобы торчать в крепости, как мишень посреди плаца, ожидая, когда противник соизволит явиться по его душу. Но сначала надо успокоить заботливую жену…
Наконец в глазах Ралиджа засветилась довольная хитринка.
— Почтенный Охотник, у меня к тебе просьба.
— Рад служить моему господину.
— Великий астролог Илларни, мой… ну… человек, которому я многим обязан… завещал мне рукопись, нечто среднее между мемуарами и летописью. Просил копию переслать в Аргосмир знакомому историку. Копию я снял, а переслать не удосужился. Безобразие, верно? Вот из уважения к памяти Илларни сам и отвезу рукопись в Гурлиан. Тем более случай подвернулся: легкая дорога, приятная компания.
— Пусть господин доставит нам такую радость!
— Только ты, Охотник, не откажись подтвердить моей жене, что складочки на пути простенькие, никакой опасности там нет.
— Отчего же, — с лукавой мягкостью кивнул Шенги, который все понял, — могу и подтвердить.
И собеседники улыбнулись друг другу, словно два заговорщика.
А потом Сокол подмигнул подросткам:
— В Аргосмир, да? Отбрыкиваясь по пути от убийц? А меня не пригласите поплясать на таком веселом празднике?
5
Чизи запыхалась, ее курносое пухлое личико покрылось капельками пота. Толстые ножки с трудом ковыляли по неровной каменистой тропе, тяжелый подол платья собрал все колючки от самой садовой калитки.
Только бы не случилось ничего страшного! Только бы найти негодников, расцеловать, а потом отшлепать так, чтоб им долго присесть не хотелось!
Перехватило дыхание. Чизи остановилась, сердито сдунула упавшую на глаза прядь и огляделась, страстно желая, чтобы среди поросших вереском валунов мелькнули две золотистые головки.
Тишина. Лишь кузнечики звенят меж камней, гудят пчелы да чайки с криками парят в небе. И конечно, под близким обрывом шумит море. Пахнет солью. Жесткая трава кажется седой, словно ее посолил своим дыханием вездесущий прибой.
Чизи подхватила подол и зашагала дальше. Что их сюда тянет, этих непосед? Играли бы в саду…
Но сквозь гнев и отчаяние женщина понимала: ничего привлекательного для шустрых, живых ребят не было в скучном саду из корявых низкорослых яблонь с мелкими плодами — как говорила Асмита, «круглыми, как няня».
Не потому ли ее прозвали Чизи — «Яблочко»? Нет, просто маленькая Асмита не могла выговорить «Тагичиза». За сестрой и Литагарш залепетал: Чизи да Чизи… а там и взрослые подхватили. Так и осталась она Яблочком.
Только бы не случилось ничего страшного! Только бы найти негодников, расцеловать, а потом отшлепать так, чтоб им долго присесть не хотелось!
Перехватило дыхание. Чизи остановилась, сердито сдунула упавшую на глаза прядь и огляделась, страстно желая, чтобы среди поросших вереском валунов мелькнули две золотистые головки.
Тишина. Лишь кузнечики звенят меж камней, гудят пчелы да чайки с криками парят в небе. И конечно, под близким обрывом шумит море. Пахнет солью. Жесткая трава кажется седой, словно ее посолил своим дыханием вездесущий прибой.
Чизи подхватила подол и зашагала дальше. Что их сюда тянет, этих непосед? Играли бы в саду…
Но сквозь гнев и отчаяние женщина понимала: ничего привлекательного для шустрых, живых ребят не было в скучном саду из корявых низкорослых яблонь с мелкими плодами — как говорила Асмита, «круглыми, как няня».
Не потому ли ее прозвали Чизи — «Яблочко»? Нет, просто маленькая Асмита не могла выговорить «Тагичиза». За сестрой и Литагарш залепетал: Чизи да Чизи… а там и взрослые подхватили. Так и осталась она Яблочком.