Страница:
Шлепая по прибрежному илу и цепляясь за нависшие над водой ветви, Дайру выбрался на сушу, потянулся к Нитхе, чтобы помочь ей, и вдруг завопил:
— Учитель! Слева, сверху!..
Шенги, который орудовал клинком и когтистой лапой, держа хищников на почтительном расстоянии, чуть повернул голову влево и понял, что продолжается вылазка ночных Тварей в белый день. Откуда взялась эта мерзость? Из соседней складки? Три белесые Твари с гибкими длинными хвостами били крыльями по воздуху, рывками приближаясь к стае спрутомышей, вытянув продолговатые морды в сторону черного камня.
Шенги дважды хранила судьба при встречах с этими отвратительными созданиями Подгорного Мира. И он знал, что опасны не морды без глаз и рта, а хвосты с крюком на конце, способные одним ударом пробить тело человека.
А Дайру видел чудищ впервые. Но узнал сразу, не колеблясь:
— Слепые Тени!
Две Твари поравнялись с роем спрутомышей, поддели черную плиту крюками на хвостах. От ударов сильных крыльев камень поднялся над водой. Спрутомыши, не обращая внимания на неожиданных помощников, продолжали хлопотать вокруг своей ноши.
Третья Тварь взмыла под облака и, сложив крылья, спикировала на людей. Это вам не спрутомышь, обходится без ложных атак! И на пути у нее…
— Нит-ха-а-а! — отчаянно закричал Охотник.
Девочка бросилась в сторону, споткнулась, упала, поползла прочь…
Знал Шенги, что меч не берет скользкую, словно намыленную шкуру! И все же рванулся вперед — всем телом, как кот на мышь, — и ударил клинком. А когда сталь, не причинив врагу вреда, скользнула по гибкому хвосту, Шенги отчаянно вцепился в этот хвост когтистой правой лапой!
Гадина дернулась, изумленная наглостью человека. Грозный хвост взвился, как бич. Охотник отлетел в сторону и с силой грохнулся оземь. Но атака летучей Твари была сбита, и Слепая Тень начала набирать высоту, чтобы вновь ринуться на жертву.
Шенги попытался подняться. Как болит плечо! Отдача от удара вырвала из руки меч. Ребята пытаются укрыться в кустах, спрутомыши вьются над ними…
Пронзительный вскрик Нургидана:
— Учитель! Врата!
Врата? Это может быть спасением. Даже если хищники устремятся за ними, их наверняка разметает по складкам.
— Все туда! Скорее!
Сделал шаг — и боль чуть не свалила наземь. Нургидан и Дайру подхватили с двух сторон, помогли идти.
Что за Врата? Куда ведут? Неважно, там разберемся! А проклятые мыши бьют крыльями по лицу, рвут когтями кожу. Наконец вокруг серый туман перехода… или это от боли застит глаза? А дальше темнота — пещера, что ли?
И — резкий, яркий свет летнего полдня! Буйные заросли дикой смородины, густая трава, где-то внизу журчит ручей — наверное, слева обрыв…
Но спрутомыши тоже хлынули через Порог! Да, их стало меньше, но хватит для основательной драки. И остервенели, ничего не соображают.
Выдернув локоть из заботливой руки Дайру, Шенги вскинул лапу, сомкнул когти. Что-то живое, упругое противно затрепыхалось в стиснутой пятерне. Шенги с отвращением разжал когти, отбросил на землю бьющийся в предсмертных судорогах комок. Еще одна мышь с налета ударила в лицо. Охотник шагнул назад, оступился, упал на спину. То, что он увидел над головой, заставило охнуть от лютого, предсмертного отчаяния. Слепая Тень тоже прорвалась вслед за людьми сквозь Грань Миров! Белесая живая стрела успела набрать высоту и теперь беспощадно падала на добычу.
Все… надежды нет… конец…
Шенги не успел понять, откуда он взялся — этот воин в коричневом плаще, вставший над ним и заслонивший его от смерти. Меч незнакомца спокойно взмыл навстречу летящему с небес чудовищу. Охотник хотел остеречь своего спасителя, крикнуть, что меч не возьмет эту Тварь. Но было поздно! Сверкающая полоса стали встретилась с занесенным для удара белесым хвостом и чисто, красиво разрубила его!
Искалеченный хищник дернулся, потерял высоту, и клинок достал его, провел на светлом брюхе резкую полосу. Слепая Тень рухнула наземь, беспомощно запрыгала в кустах и сорвалась куда-то вниз.
Невероятно! Немыслимо! Да что за меч такой у этого воина?!
Шенги с трудом сел и увидел захватывающее зрелище.
Спрутомыши, поняв, кто здесь самый опасный противник, оставили в покое сбитых с ног ребятишек и всей стаей навалились на человека с мечом.
Шенги мог поклясться, что воин не коснулся пряжки у горла — плащ сам сорвался с его плеч и упал, накрыв двух спрутомышей. Остальные мельтешили вокруг, норовя вцепиться в лицо. Но как ни быстро порхали злобные Твари, меч двигался еще стремительнее, кромсая крылья и щупальца, усеивая траву ошметками бурой кожи. Клинок жил, клинок пел, клинок смеялся над врагами!
Нургидан первым вскочил на ноги, кинулся на помощь нежданному союзнику, но опоздал. Воздух уже очистился от кровопийц. Ветерок разгонял резкий запах, который источали останки спрутомышей.
Воин нагнулся к плащу, под которым что-то трепыхалось, поднял его и одним движением разрубил двух последних тварей. Бережно отряхнул плащ. Нургидану послышалось, будто незнакомец шепнул: «Спасибо, Заплатка!» Затем сорвал пучок травы и, вытирая клинок, обернулся к спасенным людям. Окинул быстрым взглядом троих подростков и мужчину, тяжело встающего на ноги, красиво отправил меч в ножны и обратился к старшему из потрепанной компании:
— Подгорные Охотники, верно? Вей-о! Ну и досталось же вам!
— Досталось бы крепче, если бы не помощь, — хрипло отозвался Шенги, который успел оглядеть свой маленький отряд и убедиться, что все живы и более-менее целы. — Да, мы Подгорные Охотники. Из Гурлиана. Не соизволит ли господин сказать, куда мы попали?
Незнакомец засмеялся, тряхнул густыми каштановыми волосами.
— Из Озерного королевства? Далеко вас занесло! Это Грайан, Лунные горы… Но до чего лихо вы из Врат выкатились — как бобы из драного мешка!
— Из Врат? — вскинулся Шенги. — Так мой господин… — он бросил взгляд на правое запястье грайанца, не обнаружил знакомого браслета, но, сделав над собой усилие, закончил вежливо: — …тоже Подгорный Охотник?
Все-таки своего спасителя пролазой не назовешь!
Грайанец приподнял изогнутую бровь:
— Кто? Я? Ну нет! Разок за Гранью побывал — и хватит! Я друга провожал до Врат. Случайно не видели, там дракон не пролетал? Черненький такой…
Шенги ошарашенно кивнул.
— Пра-авильно! — просиял воин. — Его зовут Эрвар. Он у меня гостил… собственно, не у меня. Прилетал в Джангаш к королю Тореолу и светлой королеве Фаури. А потом не поленился, сделал крюк — навестил меня. По небу границы не проложены, дракону без разницы, где Грайан, где Силуран.
Да что за человек повстречался Шенги и его ребятам? Говорит, что не Охотник, а несет невероятную чушь и глазом не моргнет! Лапу Шенги явно заметил, но ни одного вопроса!
— Сейчас он к себе вернулся, — продолжал грайанец, — я его проводил. Во-первых, оказал гостю уважение, а во-вторых, убедился, что он действительно улетел. Дракон есть дракон, а я за эти места в ответе… Ох, я не представился: Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Ветвь Левого Крыла.
Шенги услышал короткий стон и бросил взгляд на Дайру. Мальчишка оцепенел, прижав ладони к груди, и вид имел такой восторженный, словно в траву перед ним опустилась радуга мостом на небеса!
— Я Хранитель крепости Найлигрим, — приветливо продолжил их новый знакомый, — и буду рад видеть вас своими гостями. Пойдемте, покажу дорогу.
Поправив на плечах плащ, Ралидж зашагал по узкой тропке меж кустов.
Шенги еще раз окинул взглядом свою маленькую армию:
— Привести себя в порядок! Не в болоте на кочке ужинаем — за столом у Хранителя! Нитха, вытри лицо, в грязи вся по уши! Нургидан, покажись… ну и потрепали тебя!
— Им хуже досталось! — самолюбиво огрызнулся подросток.
— Ладно, знаем, ты у нас великий герой…
Нитха подошла к Нургидану, наклонила голову:
— Глянь, что у меня сзади на шее?
Мальчишка осмотрел царапину на смуглой шейке и трагически произнес:
— Надо известить Рахсан-дэра, пусть пишет в Нарра-до: с такими ранами не живут!
Учитель неодобрительно посмотрел на шутника и обернулся к Дайру:
— Ладно, пойдем… Э-эй, слышишь меня?.. Да что с тобой, сынок?
— Вы не понимаете! — зашипел Дайру, потерявший от волнения голос. — Это же он!.. Ралидж!.. Тот самый!..
— Что шипишь, как змея под каблуком? — фыркнул Нургидан. — Ралидж, он так и назвался… а что? У тебя такой вид, будто из кустов король выбрел!
— Подумаешь, король! — отмахнулся Дайру. — Королей много. А таких, как он, за тысячу лет только двое!
— Подожди-подожди, — припомнила Нитха, — ты вроде рассказывал…
— Правильно! Лаогран Полночный Гром, и он… Да бродячие сказители по всему Грайану!.. Он шесть лет назад… он был беглым рабом и разбойником, а таких подвигов насовершал! Вы бы послушали, какие о нем баллады… Клан Сокола его усыновил — немыслимое дело! И в Подгорном Мире он… — Дайру начал задыхаться от волнения.
Нургидан взял приятеля за плечи и встряхнул так, что у того зубы лязгнули:
— А ну, очнись!
Дайру усилием воли взял себя в руки и виновато обернулся к Шенги:
— Не сердись, учитель! Просто я всегда мечтал хоть краем глаза… хоть издали… Он же Подгорных Людоедов в клочья рубил, со злым колдуном у Дымной проруби бился… королю Джангилару помог бежать из силуранской крепости… в Полуночной деревне был, и его там не сожра… Ох, прости, Нургидан!
— Э-эй, гости! — весело донеслось снизу по склону. — Что вы там застряли, как наемники в винном погребе? Охотник, подгони свою мелкую команду, а то и к вечеру до крепости не доберемся!
3
— Учитель! Слева, сверху!..
Шенги, который орудовал клинком и когтистой лапой, держа хищников на почтительном расстоянии, чуть повернул голову влево и понял, что продолжается вылазка ночных Тварей в белый день. Откуда взялась эта мерзость? Из соседней складки? Три белесые Твари с гибкими длинными хвостами били крыльями по воздуху, рывками приближаясь к стае спрутомышей, вытянув продолговатые морды в сторону черного камня.
Шенги дважды хранила судьба при встречах с этими отвратительными созданиями Подгорного Мира. И он знал, что опасны не морды без глаз и рта, а хвосты с крюком на конце, способные одним ударом пробить тело человека.
А Дайру видел чудищ впервые. Но узнал сразу, не колеблясь:
— Слепые Тени!
Две Твари поравнялись с роем спрутомышей, поддели черную плиту крюками на хвостах. От ударов сильных крыльев камень поднялся над водой. Спрутомыши, не обращая внимания на неожиданных помощников, продолжали хлопотать вокруг своей ноши.
Третья Тварь взмыла под облака и, сложив крылья, спикировала на людей. Это вам не спрутомышь, обходится без ложных атак! И на пути у нее…
— Нит-ха-а-а! — отчаянно закричал Охотник.
Девочка бросилась в сторону, споткнулась, упала, поползла прочь…
Знал Шенги, что меч не берет скользкую, словно намыленную шкуру! И все же рванулся вперед — всем телом, как кот на мышь, — и ударил клинком. А когда сталь, не причинив врагу вреда, скользнула по гибкому хвосту, Шенги отчаянно вцепился в этот хвост когтистой правой лапой!
Гадина дернулась, изумленная наглостью человека. Грозный хвост взвился, как бич. Охотник отлетел в сторону и с силой грохнулся оземь. Но атака летучей Твари была сбита, и Слепая Тень начала набирать высоту, чтобы вновь ринуться на жертву.
Шенги попытался подняться. Как болит плечо! Отдача от удара вырвала из руки меч. Ребята пытаются укрыться в кустах, спрутомыши вьются над ними…
Пронзительный вскрик Нургидана:
— Учитель! Врата!
Врата? Это может быть спасением. Даже если хищники устремятся за ними, их наверняка разметает по складкам.
— Все туда! Скорее!
Сделал шаг — и боль чуть не свалила наземь. Нургидан и Дайру подхватили с двух сторон, помогли идти.
Что за Врата? Куда ведут? Неважно, там разберемся! А проклятые мыши бьют крыльями по лицу, рвут когтями кожу. Наконец вокруг серый туман перехода… или это от боли застит глаза? А дальше темнота — пещера, что ли?
И — резкий, яркий свет летнего полдня! Буйные заросли дикой смородины, густая трава, где-то внизу журчит ручей — наверное, слева обрыв…
Но спрутомыши тоже хлынули через Порог! Да, их стало меньше, но хватит для основательной драки. И остервенели, ничего не соображают.
Выдернув локоть из заботливой руки Дайру, Шенги вскинул лапу, сомкнул когти. Что-то живое, упругое противно затрепыхалось в стиснутой пятерне. Шенги с отвращением разжал когти, отбросил на землю бьющийся в предсмертных судорогах комок. Еще одна мышь с налета ударила в лицо. Охотник шагнул назад, оступился, упал на спину. То, что он увидел над головой, заставило охнуть от лютого, предсмертного отчаяния. Слепая Тень тоже прорвалась вслед за людьми сквозь Грань Миров! Белесая живая стрела успела набрать высоту и теперь беспощадно падала на добычу.
Все… надежды нет… конец…
Шенги не успел понять, откуда он взялся — этот воин в коричневом плаще, вставший над ним и заслонивший его от смерти. Меч незнакомца спокойно взмыл навстречу летящему с небес чудовищу. Охотник хотел остеречь своего спасителя, крикнуть, что меч не возьмет эту Тварь. Но было поздно! Сверкающая полоса стали встретилась с занесенным для удара белесым хвостом и чисто, красиво разрубила его!
Искалеченный хищник дернулся, потерял высоту, и клинок достал его, провел на светлом брюхе резкую полосу. Слепая Тень рухнула наземь, беспомощно запрыгала в кустах и сорвалась куда-то вниз.
Невероятно! Немыслимо! Да что за меч такой у этого воина?!
Шенги с трудом сел и увидел захватывающее зрелище.
Спрутомыши, поняв, кто здесь самый опасный противник, оставили в покое сбитых с ног ребятишек и всей стаей навалились на человека с мечом.
Шенги мог поклясться, что воин не коснулся пряжки у горла — плащ сам сорвался с его плеч и упал, накрыв двух спрутомышей. Остальные мельтешили вокруг, норовя вцепиться в лицо. Но как ни быстро порхали злобные Твари, меч двигался еще стремительнее, кромсая крылья и щупальца, усеивая траву ошметками бурой кожи. Клинок жил, клинок пел, клинок смеялся над врагами!
Нургидан первым вскочил на ноги, кинулся на помощь нежданному союзнику, но опоздал. Воздух уже очистился от кровопийц. Ветерок разгонял резкий запах, который источали останки спрутомышей.
Воин нагнулся к плащу, под которым что-то трепыхалось, поднял его и одним движением разрубил двух последних тварей. Бережно отряхнул плащ. Нургидану послышалось, будто незнакомец шепнул: «Спасибо, Заплатка!» Затем сорвал пучок травы и, вытирая клинок, обернулся к спасенным людям. Окинул быстрым взглядом троих подростков и мужчину, тяжело встающего на ноги, красиво отправил меч в ножны и обратился к старшему из потрепанной компании:
— Подгорные Охотники, верно? Вей-о! Ну и досталось же вам!
— Досталось бы крепче, если бы не помощь, — хрипло отозвался Шенги, который успел оглядеть свой маленький отряд и убедиться, что все живы и более-менее целы. — Да, мы Подгорные Охотники. Из Гурлиана. Не соизволит ли господин сказать, куда мы попали?
Незнакомец засмеялся, тряхнул густыми каштановыми волосами.
— Из Озерного королевства? Далеко вас занесло! Это Грайан, Лунные горы… Но до чего лихо вы из Врат выкатились — как бобы из драного мешка!
— Из Врат? — вскинулся Шенги. — Так мой господин… — он бросил взгляд на правое запястье грайанца, не обнаружил знакомого браслета, но, сделав над собой усилие, закончил вежливо: — …тоже Подгорный Охотник?
Все-таки своего спасителя пролазой не назовешь!
Грайанец приподнял изогнутую бровь:
— Кто? Я? Ну нет! Разок за Гранью побывал — и хватит! Я друга провожал до Врат. Случайно не видели, там дракон не пролетал? Черненький такой…
Шенги ошарашенно кивнул.
— Пра-авильно! — просиял воин. — Его зовут Эрвар. Он у меня гостил… собственно, не у меня. Прилетал в Джангаш к королю Тореолу и светлой королеве Фаури. А потом не поленился, сделал крюк — навестил меня. По небу границы не проложены, дракону без разницы, где Грайан, где Силуран.
Да что за человек повстречался Шенги и его ребятам? Говорит, что не Охотник, а несет невероятную чушь и глазом не моргнет! Лапу Шенги явно заметил, но ни одного вопроса!
— Сейчас он к себе вернулся, — продолжал грайанец, — я его проводил. Во-первых, оказал гостю уважение, а во-вторых, убедился, что он действительно улетел. Дракон есть дракон, а я за эти места в ответе… Ох, я не представился: Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Ветвь Левого Крыла.
Шенги услышал короткий стон и бросил взгляд на Дайру. Мальчишка оцепенел, прижав ладони к груди, и вид имел такой восторженный, словно в траву перед ним опустилась радуга мостом на небеса!
— Я Хранитель крепости Найлигрим, — приветливо продолжил их новый знакомый, — и буду рад видеть вас своими гостями. Пойдемте, покажу дорогу.
Поправив на плечах плащ, Ралидж зашагал по узкой тропке меж кустов.
Шенги еще раз окинул взглядом свою маленькую армию:
— Привести себя в порядок! Не в болоте на кочке ужинаем — за столом у Хранителя! Нитха, вытри лицо, в грязи вся по уши! Нургидан, покажись… ну и потрепали тебя!
— Им хуже досталось! — самолюбиво огрызнулся подросток.
— Ладно, знаем, ты у нас великий герой…
Нитха подошла к Нургидану, наклонила голову:
— Глянь, что у меня сзади на шее?
Мальчишка осмотрел царапину на смуглой шейке и трагически произнес:
— Надо известить Рахсан-дэра, пусть пишет в Нарра-до: с такими ранами не живут!
Учитель неодобрительно посмотрел на шутника и обернулся к Дайру:
— Ладно, пойдем… Э-эй, слышишь меня?.. Да что с тобой, сынок?
— Вы не понимаете! — зашипел Дайру, потерявший от волнения голос. — Это же он!.. Ралидж!.. Тот самый!..
— Что шипишь, как змея под каблуком? — фыркнул Нургидан. — Ралидж, он так и назвался… а что? У тебя такой вид, будто из кустов король выбрел!
— Подумаешь, король! — отмахнулся Дайру. — Королей много. А таких, как он, за тысячу лет только двое!
— Подожди-подожди, — припомнила Нитха, — ты вроде рассказывал…
— Правильно! Лаогран Полночный Гром, и он… Да бродячие сказители по всему Грайану!.. Он шесть лет назад… он был беглым рабом и разбойником, а таких подвигов насовершал! Вы бы послушали, какие о нем баллады… Клан Сокола его усыновил — немыслимое дело! И в Подгорном Мире он… — Дайру начал задыхаться от волнения.
Нургидан взял приятеля за плечи и встряхнул так, что у того зубы лязгнули:
— А ну, очнись!
Дайру усилием воли взял себя в руки и виновато обернулся к Шенги:
— Не сердись, учитель! Просто я всегда мечтал хоть краем глаза… хоть издали… Он же Подгорных Людоедов в клочья рубил, со злым колдуном у Дымной проруби бился… королю Джангилару помог бежать из силуранской крепости… в Полуночной деревне был, и его там не сожра… Ох, прости, Нургидан!
— Э-эй, гости! — весело донеслось снизу по склону. — Что вы там застряли, как наемники в винном погребе? Охотник, подгони свою мелкую команду, а то и к вечеру до крепости не доберемся!
3
Супруга Хранителя, высокородная Арлина Золотой Цветок, не могла найти себе места от волнения. Все валилось у госпожи из рук, она загоняла слуг противоречивыми приказами.
Причиной смятения был не Подгорный Охотник с учениками. Гость, конечно, желанный: можно купить диковинные товары и послушать невероятные истории. И все же Охотник, даже знаменитый, не такая важная особа, чтобы из-за него хлопотала Дочь Клана Волка. Всего-то и надо было — снабдить потрепанных в схватке гостей чистой одеждой и предложить им перед ужином посетить баню (правда, те, как истинные гурлианцы, от общей бани отказались и по очереди помылись в закутке меж сараями).
И не в том дело, что среди учеников Охотника оказалась пятнадцатилетняя девочка. Супруга Хранителя взяла чумазую, исцарапанную девчушку под свое крылышко, но все же ее появление не взволновало, а возмутило женщину: что же за родители такие — позволяют малышке шляться по Подгорному Миру!
Настоящее потрясение пришло, когда муж шепнул ей, кто они, эти нерадивые родители бедной крошки… Принцесса, настоящая принцесса в гостях у Арлины!
Супруга Хранителя понимала, что нынешний день не будет забыт до тех пор, пока крепость не будет разрушена (да не допустят такого Безликие!). И раз Арлине выпало принимать высокую гостью, она в пыль разобьется, а не опозорит крепость и Клан перед знатной наррабанкой! Не важно, что девчушка просила лишь кувшин горячей воды, чистую рубаху и немного настойки черной лапчатки — промыть царапины.
Рубаху? Да Арлина лучшее платье не пожалела, отдала на растерзание рабыням, которые кинулись подгонять наряд по фигурке барышни. Доверенная служанка Иголочка расплела и вымыла косу девочки и теперь сооружала красивую прическу, добродушно ворча, что вот это волосы как волосы, мягкие да послушные, не то что черная грива супруги Хранителя, вечно норовящая разлететься во все стороны…
Оставив принцессу в надежных руках, Арлина побежала в полуподвальную кухню — лично проверить, как идет подготовка к ужину (чем смертельно обидела главного повара, который имел четкое представление о том, как надо потчевать высокопоставленных гостей).
Захолустная крепость — мирная, сонная — очнулась, протерла глаза и засуетилась. Вот это жизнь! Каждый день бы так!
За столами в просторной трапезной не было свободного места. Любопытство пощипывало души пирующих: и Подгорные Охотники нагрянули, и дочь правителя Наррабана соизволила пожаловать! (О том, кто такая Нитха, уже знала даже глухая рабыня на скотном дворе: сплетни порхали по крепости, словно стрижи.)
Перешептывание женщин, блеск ребячьих глазенок, напускная сдержанность мужчин — как знакомо все это было Шенги! Он сидел почти у двери, но скромное место для незнатного гостя стало центром внимания. Охотник привык к назойливым взглядам — это было частью его ремесла! — и даже находил в них удовольствие.
А Нургидана любопытные взгляды слегка раздражали. Но юный Сын Рода скрывал недовольство и держался спокойно, с достоинством.
Дайру не было с ними: из-за ошейника парнишку, разумеется, отправили ужинать с прислугой. Впрочем, Шенги знал, что ученик из-за этого аппетита не потеряет. Сидит небось на кухне, стол уставлен всем самым лакомым, что сумели промыслить повара, а вокруг — толпа челяди с разинутыми ртами. А Дайру плетет им какую-нибудь небылицу, как и положено Подгорному Охотнику. То есть делает то, чем и сам Шенги займется, — вот только дождется появления супруги Хранителя, без нее пир начать нельзя.
Вот и госпожа — высокая, стройная, черноволосая. А кто это идет за ней следом? Для дочери слишком взрослая — наверное, младшая сестра…
И тут сердце Шенги колоколом грянуло в груди, трапезная подернулась сизым туманом, словно при переходе за Грань. Потому что юная красавица обернулась, с тонкого смуглого лица полыхнули черные наррабанские очи, знакомые и незнакомые. Вспыхнули и скромно опустились. Девушка прошла через трапезную, заняла место рядом с женой Хранителя.
Во имя Безликих, что в этой крепости сделали с его ученицей? Подменили? Неужели это малышка Нитха, озорная заморская обезьянка?
Что за платье на ней? Очень, очень красиво. На плече — бабочка из шелка, при каждом движении девочки шевелит крылышками, как живая. Расшитый серебром корсаж облегает смуглую грудь… ох, да у девчонки вполне взрослая фигурка!
В смятении Шенги не замечал тишины в трапезной — все ели молча, ожидая, пока Хранитель начнет застольную беседу. Охотник рылся в памяти: вот Нитха, веселая и чумазая, стоит на коленях возле очага и чистит котел… Вот она зло и огорченно отступает, с трудом отводя удары деревянного меча Нургидана (этому зверенышу что тренировка, что драка — без разницы)… Вот она, легкая и неслышная, скользит меж стволов чужого, опасного леса — веточкой не хрустнет, умница, Охотница… Волосы закручены в узел и повязаны платком. Давно мечтает их обрезать, но Рахсан-дэр при одном намеке на это звереет и угрожает чуть ли не высадкой наррабанских войск в Гурлиане.
Теперь эти волосы, перевитые яркими лентами, уложены по плечам сложным узором. Головой не мотнуть, а то всю эту красоту растреплешь. То-то сидит тихая, скромная… очаровательная, как цветок из волшебного сада!
О Безымянные! Разве не Шенги с отцовской гордостью говаривал, что когда-нибудь малышка превратится в настоящую красавицу? Ну и где были твои глаза, старый ты дурак? Все, превратилась уже, некуда дальше хорошеть! И эта юная женственность, эта победная красота еще утром с визгом гонялась по островку за улепетывающим Дайру — ну, когда читали письмо Витудага…
Вспомнилось это имя, и во рту стало горько. Шенги невольно опустил взгляд на блюдо: что он, собственно, ест? Ничего особенного, мясо как мясо. А Витудаг — идиот и сволочь. Надо с ним и с его папашей очень, очень запоминающуюся беседу провести…
Почему все на него уставились? Ах да, Хранитель произнес несколько теплых слов, и теперь все ждут, когда Охотник удостоит публику рассказом.
— Я и мои ученики благодарны за гостеприимство. Оно особенно ценно для нас после заварушки, в которую мы угодили. Сами виноваты: хотели добраться до Лукавой долины, а ведь оттуда еще никто не возвращался.
— Был один, — вставил Нургидан, глядя куда-то вдоль длинного стола, — но помер через день после возвращения.
— Не встревай! — одернул его учитель. — Что про него упоминать — не в себе был, трясся, бредил, ничего толком не рассказал… Ну, решили мы побывать в той долине. Маленькая такая, затеряна меж гор, попасть туда можно или по воздуху, или сквозь скалы, подземными трещинами. Один чародей шесть веков назад записал в своей колдовской книге, что в Лукавой долине время течет из конца в начало. И быстро. Если туда попадет семидесятилетний старик, то через день ему будет шестьдесят пять, через два — шестьдесят… и дальше, до младенца. Но не это влекло меня в Лукавую долину. Таит она сокровища куда более заманчивые. Та же чародейская книга гласит, что…
«Рахсан-дэр! — злорадно думал тем временем Шенги. — Не сам скандалить пойду, а Рахсан-дэра на эту семейку напущу! Пусть про оскорбление престола покричит, боевыми слонами попугает, наррабанские пытки разрисует! Будет гаденышу блюдо без пирожного!»
Эти мысли не мешали языку выплетать вязь знакомой сказки. Время от времени Шенги даже ввертывал новые подробности, настолько лихие, что сам удивлялся своей наглости. Нургидан помогал рассказчику, влезая с подробностями, а Шенги его для вида одергивал.
— Да нет же, учитель, у чешуйчатой рыси когти были длиной не с лук, а с целую лодку!
— Помолчи, молокосос! Я сказал — с лук, значит, с лук! Я лишнего прибавлять не привык, и ты не учись привирать. Подгорный Охотник всегда должен говорить только чистую правду… Так вот, рысь прыгнула на нас из мрака, несли бы не факелы…
Нитха, которая обычно с веселым азартом встревала в рассказ и подыгрывала учителю, сегодня почти не поднимала взгляда от стола и только время от времени изящно подносила к губам бокал с вином или куриную ножку.
Лишь раз, когда толстая добродушная сотничья жена воскликнула: «Да как можно девочку на такое жуткое дело брать!» — Нитха обернулась и ответила негромким нежным голоском, в котором звенело огорчение:
— А меня и не взяли, почтенная! Нас с Дайру учитель оставил у подземного озера — отход прикрывать, чтобы водяные духи следом не пошли. А они и не пробовали следом идти, только головы над водой поднимали.
А Шенги вздрогнул: неужели у нее изменился даже голос?
Рассказ близился к трагическому отступлению из заветной долины под натиском свирепых спрутомышей и беспощадных Слепых Теней. Разумеется, Шенги не пожалел сверкающих красок на описание подвига доблестного Сына Клана, который пришел на помощь Подгорному Охотнику и его ученикам.
— Клинок вспыхивал, гас и таял в мерцании. Спрутомыши рассыпались крошевом. Тут с неба ринулась Слепая Тень, а известно, что меч не может пробить ее шкуру! И я был потрясен, ибо у господина оказалось оружие, достойное такого героя, как Сокол…
Охотник на миг прервался, чтобы глотнуть вина. И в эту паузу, полную напряженных вздохов, вплыл негромкий, чуть насмешливый голос Хранителя:
— Да, клинок и впрямь неплохой. Старинный. Юнтагимирской работы.
Шенги чуть не поперхнулся вином, но сдержался, не выдал замешательства. Рядом хмыкнул Нургидан (молод еще, не умеет держать себя в руках!). Нитха с вежливым интересом смотрела на Сокола. Она выросла на других сказках. Ей в детстве не рассказывали про погибший город четвероруких мастеров-волшебников, творивших несравненные, бесценные вещи… Но Хранитель-то! Молодец! Лихо ввернуть в чужую фантазию свое, не менее крутое вранье — и бровью не повести… это — высокое искусство!
Шенги довел рассказ до победного финала. Наградой было завороженное молчание слушателей. Увы, ненадолго. Сидевший на почетном месте рыжебородый вояка — один из помощников Хранителя — поинтересовался:
— Ты-то ладно, ты уже в летах, а мальчишку не побоялся тащить в молодильную долину? Вернулся б, а на руках у тебя сверток, и «уа-уа» оттуда!
Нургидан поднял голову, твердо встретил взгляд насмешника, переждал общее хихиканье и спросил своим низким, совсем взрослым голосом:
— Мальчишку? А как мой господин думает, сколько мне лет?
Вояка растерянно молчал. Нургидан спокойно закончил:
— То-то и оно… Еще недавно мне было двадцать два!
Шенги почувствовал себя отомщенным за «юнтагимирский клинок». Хорошая смена подрастает. Настоящие Подгорные Охотники!
Хранитель заметил искорку веселого удивления на лице Охотника. Разумеется, тот не поверил его заявлению насчет юнтагимирского меча.
В другое время Ралидж не стал бы убеждать гостя — пусть считает, что ему морочат голову. Но вино раззадорило Хранителя. Ах, ему не верят? Сомневаются в происхождении его Сайминги? Ну, он сейчас покажет этим недоверчивым! И клеймо юнтагимирское предъявит, и разрубит что-нибудь, обо что все иные клинки в осколки разлетаются.
У Хранителя и мысли не возникло послать за мечом слугу. Чтоб чья-то рука прикоснулась к его драгоценной Лунной Рыбке? Ну нет! Сокол поднялся из-за стола, кивнул чуть встревожившейся жене и направился к винтовой лестнице.
В отсутствие Хранителя пир пошел еще веселее. Одна за другой слышались забавные байки, громче стал смех, вино быстрее убывало в узкогорлых глиняных кувшинах.
Ралидж, поднявшись на второй ярус башни, вошел в свою комнату, снял со стены меч, вернулся в коридор и тут ухо уловило из-за соседней двери еле слышные голоса. Это же комната жены! А сама Арлина внизу, с гостями… Та-ак!
Какая-то нахальная служанка привела сюда дружка в надежде, что им никто не помешает — все глазеют на Охотников. Вот паршивка! Нашла место!
Хранитель пинком распахнул дверь, шагнул в комнату и остановился в недоумении. Никого! Повернулся, чтобы уйти… и замер, закаменел каждым мускулом. Потому что в комнате прозвучал негромкий смех. Его нельзя было спутать ни с чем: лязгающий, неживой какой-то, нечеловеческий.
Есть вещи, которые и хотелось бы забыть, да не получается! Развалины крепости посреди осеннего леса, поляна в кольце кустов, столб света над черными гранитными плитами и череда сменяющих друг друга призраков. И смех одного из них, незримого, — призраки называли его Безумцем…
Как сказал тот старикашка с козлиной бородой? «Все пытки, какие только может измыслить Безумец… Поверь, ни одному человеку этого не вынести…»
Воспоминания уместились в несколько неприятных мгновений. Хранитель обернулся, оглядел комнату иным, напряженным взором. Окно закрыто ставнями, но в щели падает достаточно света, чтобы разглядеть кровать под балдахином, полочку со всякой женской дребеденью, резной сундук для одежды… Дальше взгляд не двинулся, приковался к сундуку, над которым поднималось легкое свечение. Если бы не полумрак и не разглядеть бы.
В два шага Хранитель оказался рядом с сундуком. На крышке валялось зеркальце жены — не зеркальце даже, а осколок отшлифованной до блеска черной каменной плитки, за которую три года назад Арлина в порыве расточительности отдала Подгорному Охотнику золотую монету. Ралидж частенько посмеивался над причудой своей красавицы, а та виновато улыбалась и с удовольствием вглядывалась в свое отражение в темной глубине.
Но сейчас там маячило что-то непонятное, белесое, вроде толстой ящерицы, свернувшейся в клубок.
Не выпуская из рук плитки, которая из смешной безделушки превратилась в загадочный и опасный предмет, Сокол опустился на сундук и стал вглядываться в туманное изображение и вслушиваться в далекие, едва различимые, но знакомые голоса.
Черное зеркало стояло на краю поляны, вымощенной гранитными плитами. Оно застыло на ребре, чуть наклоняясь, но прочно и устойчиво, словно его поддерживали сильные руки.
В столбе света над поляной высилась призрачная фигура мужчины в боевой куртке, с мечом у пояса. Густые брови хмурились, на лице с резкими, энергичными чертами читалась озабоченность. Воин уверенно отдавал распоряжения, из пустоты ему отвечали голоса.
— Где спрутомыши? Вы хоть догадались их не отпускать?
— Конечно! Орхидея рассадила их за стеной на деревьях, пусть отдохнут.
— Хорошо. Пусть Немое Дитя присмотрит, чтобы Безумец их не замучил. Ящер, начинай… Ну, чего молчишь?
— Он боится, Ураган, — ответила женщина. — Белесый — его учитель!
— Что за вздор! Кто его поймет лучше, чем Ящер, этого спящего урода?
— Пусть Чуткий переводит! Слово в слово! — вмешалось ехидное старческое дребезжание.
— Не вериш-ш-шь? — оскорбленно прошипел кто-то.
— А ты как думал? — хохотнула женщина.
— А ну, цыц! — прикрикнул Ураган. — Перессорьтесь еще, самое время! Пятьсот лет собачились на этих развалинах — мало вам? Ящер, зараза, не тяни!
Воин уступил место трехглазому чудовищу в синеватой чешуе. Ящер медлил, длинный язык смятенно метался в пасти. Наконец послышалось медленное шипение. Тут же невесомый, лишенный эмоций голос перевел:
— Во имя Великой Матери, во имя Единственной Песни, во имя Первого Яйца, учитель, отзовись! Не прошу проснуться, подай хотя бы голос!
Воцарилась тишина, затем возник ответ, стелющийся над травой, словно кто-то нехотя цедил звуки. Чуткий бесстрастно переводил, призраки магов напряженно вслушивались — теперь уже в диалог:
— Кто ты, зовущий меня учителем? Зачем тревожишь меня?
— Я — Шестой Ученик, твоя жалкая тень, твой след на траве, рябь на потревоженной тобой воде.
— Как ты смеешь вторгаться в мой сон, презренная слизь? Или забыты заветы Великой Матери? Или для ее потомков Долгая Спячка уже не святыня? Вот чему научили тебя существа из-за Грани, с которыми ты связался! Пусть вода станет ядом для тебя, святотатец и изменник! Пусть воздух обжигает тебя, пусть кровь станет липкой и красной, как у твоих мягкокожих сообщников!
Причиной смятения был не Подгорный Охотник с учениками. Гость, конечно, желанный: можно купить диковинные товары и послушать невероятные истории. И все же Охотник, даже знаменитый, не такая важная особа, чтобы из-за него хлопотала Дочь Клана Волка. Всего-то и надо было — снабдить потрепанных в схватке гостей чистой одеждой и предложить им перед ужином посетить баню (правда, те, как истинные гурлианцы, от общей бани отказались и по очереди помылись в закутке меж сараями).
И не в том дело, что среди учеников Охотника оказалась пятнадцатилетняя девочка. Супруга Хранителя взяла чумазую, исцарапанную девчушку под свое крылышко, но все же ее появление не взволновало, а возмутило женщину: что же за родители такие — позволяют малышке шляться по Подгорному Миру!
Настоящее потрясение пришло, когда муж шепнул ей, кто они, эти нерадивые родители бедной крошки… Принцесса, настоящая принцесса в гостях у Арлины!
Супруга Хранителя понимала, что нынешний день не будет забыт до тех пор, пока крепость не будет разрушена (да не допустят такого Безликие!). И раз Арлине выпало принимать высокую гостью, она в пыль разобьется, а не опозорит крепость и Клан перед знатной наррабанкой! Не важно, что девчушка просила лишь кувшин горячей воды, чистую рубаху и немного настойки черной лапчатки — промыть царапины.
Рубаху? Да Арлина лучшее платье не пожалела, отдала на растерзание рабыням, которые кинулись подгонять наряд по фигурке барышни. Доверенная служанка Иголочка расплела и вымыла косу девочки и теперь сооружала красивую прическу, добродушно ворча, что вот это волосы как волосы, мягкие да послушные, не то что черная грива супруги Хранителя, вечно норовящая разлететься во все стороны…
Оставив принцессу в надежных руках, Арлина побежала в полуподвальную кухню — лично проверить, как идет подготовка к ужину (чем смертельно обидела главного повара, который имел четкое представление о том, как надо потчевать высокопоставленных гостей).
Захолустная крепость — мирная, сонная — очнулась, протерла глаза и засуетилась. Вот это жизнь! Каждый день бы так!
* * *
За столами в просторной трапезной не было свободного места. Любопытство пощипывало души пирующих: и Подгорные Охотники нагрянули, и дочь правителя Наррабана соизволила пожаловать! (О том, кто такая Нитха, уже знала даже глухая рабыня на скотном дворе: сплетни порхали по крепости, словно стрижи.)
Перешептывание женщин, блеск ребячьих глазенок, напускная сдержанность мужчин — как знакомо все это было Шенги! Он сидел почти у двери, но скромное место для незнатного гостя стало центром внимания. Охотник привык к назойливым взглядам — это было частью его ремесла! — и даже находил в них удовольствие.
А Нургидана любопытные взгляды слегка раздражали. Но юный Сын Рода скрывал недовольство и держался спокойно, с достоинством.
Дайру не было с ними: из-за ошейника парнишку, разумеется, отправили ужинать с прислугой. Впрочем, Шенги знал, что ученик из-за этого аппетита не потеряет. Сидит небось на кухне, стол уставлен всем самым лакомым, что сумели промыслить повара, а вокруг — толпа челяди с разинутыми ртами. А Дайру плетет им какую-нибудь небылицу, как и положено Подгорному Охотнику. То есть делает то, чем и сам Шенги займется, — вот только дождется появления супруги Хранителя, без нее пир начать нельзя.
Вот и госпожа — высокая, стройная, черноволосая. А кто это идет за ней следом? Для дочери слишком взрослая — наверное, младшая сестра…
И тут сердце Шенги колоколом грянуло в груди, трапезная подернулась сизым туманом, словно при переходе за Грань. Потому что юная красавица обернулась, с тонкого смуглого лица полыхнули черные наррабанские очи, знакомые и незнакомые. Вспыхнули и скромно опустились. Девушка прошла через трапезную, заняла место рядом с женой Хранителя.
Во имя Безликих, что в этой крепости сделали с его ученицей? Подменили? Неужели это малышка Нитха, озорная заморская обезьянка?
Что за платье на ней? Очень, очень красиво. На плече — бабочка из шелка, при каждом движении девочки шевелит крылышками, как живая. Расшитый серебром корсаж облегает смуглую грудь… ох, да у девчонки вполне взрослая фигурка!
В смятении Шенги не замечал тишины в трапезной — все ели молча, ожидая, пока Хранитель начнет застольную беседу. Охотник рылся в памяти: вот Нитха, веселая и чумазая, стоит на коленях возле очага и чистит котел… Вот она зло и огорченно отступает, с трудом отводя удары деревянного меча Нургидана (этому зверенышу что тренировка, что драка — без разницы)… Вот она, легкая и неслышная, скользит меж стволов чужого, опасного леса — веточкой не хрустнет, умница, Охотница… Волосы закручены в узел и повязаны платком. Давно мечтает их обрезать, но Рахсан-дэр при одном намеке на это звереет и угрожает чуть ли не высадкой наррабанских войск в Гурлиане.
Теперь эти волосы, перевитые яркими лентами, уложены по плечам сложным узором. Головой не мотнуть, а то всю эту красоту растреплешь. То-то сидит тихая, скромная… очаровательная, как цветок из волшебного сада!
О Безымянные! Разве не Шенги с отцовской гордостью говаривал, что когда-нибудь малышка превратится в настоящую красавицу? Ну и где были твои глаза, старый ты дурак? Все, превратилась уже, некуда дальше хорошеть! И эта юная женственность, эта победная красота еще утром с визгом гонялась по островку за улепетывающим Дайру — ну, когда читали письмо Витудага…
Вспомнилось это имя, и во рту стало горько. Шенги невольно опустил взгляд на блюдо: что он, собственно, ест? Ничего особенного, мясо как мясо. А Витудаг — идиот и сволочь. Надо с ним и с его папашей очень, очень запоминающуюся беседу провести…
Почему все на него уставились? Ах да, Хранитель произнес несколько теплых слов, и теперь все ждут, когда Охотник удостоит публику рассказом.
— Я и мои ученики благодарны за гостеприимство. Оно особенно ценно для нас после заварушки, в которую мы угодили. Сами виноваты: хотели добраться до Лукавой долины, а ведь оттуда еще никто не возвращался.
— Был один, — вставил Нургидан, глядя куда-то вдоль длинного стола, — но помер через день после возвращения.
— Не встревай! — одернул его учитель. — Что про него упоминать — не в себе был, трясся, бредил, ничего толком не рассказал… Ну, решили мы побывать в той долине. Маленькая такая, затеряна меж гор, попасть туда можно или по воздуху, или сквозь скалы, подземными трещинами. Один чародей шесть веков назад записал в своей колдовской книге, что в Лукавой долине время течет из конца в начало. И быстро. Если туда попадет семидесятилетний старик, то через день ему будет шестьдесят пять, через два — шестьдесят… и дальше, до младенца. Но не это влекло меня в Лукавую долину. Таит она сокровища куда более заманчивые. Та же чародейская книга гласит, что…
«Рахсан-дэр! — злорадно думал тем временем Шенги. — Не сам скандалить пойду, а Рахсан-дэра на эту семейку напущу! Пусть про оскорбление престола покричит, боевыми слонами попугает, наррабанские пытки разрисует! Будет гаденышу блюдо без пирожного!»
Эти мысли не мешали языку выплетать вязь знакомой сказки. Время от времени Шенги даже ввертывал новые подробности, настолько лихие, что сам удивлялся своей наглости. Нургидан помогал рассказчику, влезая с подробностями, а Шенги его для вида одергивал.
— Да нет же, учитель, у чешуйчатой рыси когти были длиной не с лук, а с целую лодку!
— Помолчи, молокосос! Я сказал — с лук, значит, с лук! Я лишнего прибавлять не привык, и ты не учись привирать. Подгорный Охотник всегда должен говорить только чистую правду… Так вот, рысь прыгнула на нас из мрака, несли бы не факелы…
Нитха, которая обычно с веселым азартом встревала в рассказ и подыгрывала учителю, сегодня почти не поднимала взгляда от стола и только время от времени изящно подносила к губам бокал с вином или куриную ножку.
Лишь раз, когда толстая добродушная сотничья жена воскликнула: «Да как можно девочку на такое жуткое дело брать!» — Нитха обернулась и ответила негромким нежным голоском, в котором звенело огорчение:
— А меня и не взяли, почтенная! Нас с Дайру учитель оставил у подземного озера — отход прикрывать, чтобы водяные духи следом не пошли. А они и не пробовали следом идти, только головы над водой поднимали.
А Шенги вздрогнул: неужели у нее изменился даже голос?
Рассказ близился к трагическому отступлению из заветной долины под натиском свирепых спрутомышей и беспощадных Слепых Теней. Разумеется, Шенги не пожалел сверкающих красок на описание подвига доблестного Сына Клана, который пришел на помощь Подгорному Охотнику и его ученикам.
— Клинок вспыхивал, гас и таял в мерцании. Спрутомыши рассыпались крошевом. Тут с неба ринулась Слепая Тень, а известно, что меч не может пробить ее шкуру! И я был потрясен, ибо у господина оказалось оружие, достойное такого героя, как Сокол…
Охотник на миг прервался, чтобы глотнуть вина. И в эту паузу, полную напряженных вздохов, вплыл негромкий, чуть насмешливый голос Хранителя:
— Да, клинок и впрямь неплохой. Старинный. Юнтагимирской работы.
Шенги чуть не поперхнулся вином, но сдержался, не выдал замешательства. Рядом хмыкнул Нургидан (молод еще, не умеет держать себя в руках!). Нитха с вежливым интересом смотрела на Сокола. Она выросла на других сказках. Ей в детстве не рассказывали про погибший город четвероруких мастеров-волшебников, творивших несравненные, бесценные вещи… Но Хранитель-то! Молодец! Лихо ввернуть в чужую фантазию свое, не менее крутое вранье — и бровью не повести… это — высокое искусство!
Шенги довел рассказ до победного финала. Наградой было завороженное молчание слушателей. Увы, ненадолго. Сидевший на почетном месте рыжебородый вояка — один из помощников Хранителя — поинтересовался:
— Ты-то ладно, ты уже в летах, а мальчишку не побоялся тащить в молодильную долину? Вернулся б, а на руках у тебя сверток, и «уа-уа» оттуда!
Нургидан поднял голову, твердо встретил взгляд насмешника, переждал общее хихиканье и спросил своим низким, совсем взрослым голосом:
— Мальчишку? А как мой господин думает, сколько мне лет?
Вояка растерянно молчал. Нургидан спокойно закончил:
— То-то и оно… Еще недавно мне было двадцать два!
Шенги почувствовал себя отомщенным за «юнтагимирский клинок». Хорошая смена подрастает. Настоящие Подгорные Охотники!
* * *
Хранитель заметил искорку веселого удивления на лице Охотника. Разумеется, тот не поверил его заявлению насчет юнтагимирского меча.
В другое время Ралидж не стал бы убеждать гостя — пусть считает, что ему морочат голову. Но вино раззадорило Хранителя. Ах, ему не верят? Сомневаются в происхождении его Сайминги? Ну, он сейчас покажет этим недоверчивым! И клеймо юнтагимирское предъявит, и разрубит что-нибудь, обо что все иные клинки в осколки разлетаются.
У Хранителя и мысли не возникло послать за мечом слугу. Чтоб чья-то рука прикоснулась к его драгоценной Лунной Рыбке? Ну нет! Сокол поднялся из-за стола, кивнул чуть встревожившейся жене и направился к винтовой лестнице.
В отсутствие Хранителя пир пошел еще веселее. Одна за другой слышались забавные байки, громче стал смех, вино быстрее убывало в узкогорлых глиняных кувшинах.
Ралидж, поднявшись на второй ярус башни, вошел в свою комнату, снял со стены меч, вернулся в коридор и тут ухо уловило из-за соседней двери еле слышные голоса. Это же комната жены! А сама Арлина внизу, с гостями… Та-ак!
Какая-то нахальная служанка привела сюда дружка в надежде, что им никто не помешает — все глазеют на Охотников. Вот паршивка! Нашла место!
Хранитель пинком распахнул дверь, шагнул в комнату и остановился в недоумении. Никого! Повернулся, чтобы уйти… и замер, закаменел каждым мускулом. Потому что в комнате прозвучал негромкий смех. Его нельзя было спутать ни с чем: лязгающий, неживой какой-то, нечеловеческий.
Есть вещи, которые и хотелось бы забыть, да не получается! Развалины крепости посреди осеннего леса, поляна в кольце кустов, столб света над черными гранитными плитами и череда сменяющих друг друга призраков. И смех одного из них, незримого, — призраки называли его Безумцем…
Как сказал тот старикашка с козлиной бородой? «Все пытки, какие только может измыслить Безумец… Поверь, ни одному человеку этого не вынести…»
Воспоминания уместились в несколько неприятных мгновений. Хранитель обернулся, оглядел комнату иным, напряженным взором. Окно закрыто ставнями, но в щели падает достаточно света, чтобы разглядеть кровать под балдахином, полочку со всякой женской дребеденью, резной сундук для одежды… Дальше взгляд не двинулся, приковался к сундуку, над которым поднималось легкое свечение. Если бы не полумрак и не разглядеть бы.
В два шага Хранитель оказался рядом с сундуком. На крышке валялось зеркальце жены — не зеркальце даже, а осколок отшлифованной до блеска черной каменной плитки, за которую три года назад Арлина в порыве расточительности отдала Подгорному Охотнику золотую монету. Ралидж частенько посмеивался над причудой своей красавицы, а та виновато улыбалась и с удовольствием вглядывалась в свое отражение в темной глубине.
Но сейчас там маячило что-то непонятное, белесое, вроде толстой ящерицы, свернувшейся в клубок.
Не выпуская из рук плитки, которая из смешной безделушки превратилась в загадочный и опасный предмет, Сокол опустился на сундук и стал вглядываться в туманное изображение и вслушиваться в далекие, едва различимые, но знакомые голоса.
* * *
Черное зеркало стояло на краю поляны, вымощенной гранитными плитами. Оно застыло на ребре, чуть наклоняясь, но прочно и устойчиво, словно его поддерживали сильные руки.
В столбе света над поляной высилась призрачная фигура мужчины в боевой куртке, с мечом у пояса. Густые брови хмурились, на лице с резкими, энергичными чертами читалась озабоченность. Воин уверенно отдавал распоряжения, из пустоты ему отвечали голоса.
— Где спрутомыши? Вы хоть догадались их не отпускать?
— Конечно! Орхидея рассадила их за стеной на деревьях, пусть отдохнут.
— Хорошо. Пусть Немое Дитя присмотрит, чтобы Безумец их не замучил. Ящер, начинай… Ну, чего молчишь?
— Он боится, Ураган, — ответила женщина. — Белесый — его учитель!
— Что за вздор! Кто его поймет лучше, чем Ящер, этого спящего урода?
— Пусть Чуткий переводит! Слово в слово! — вмешалось ехидное старческое дребезжание.
— Не вериш-ш-шь? — оскорбленно прошипел кто-то.
— А ты как думал? — хохотнула женщина.
— А ну, цыц! — прикрикнул Ураган. — Перессорьтесь еще, самое время! Пятьсот лет собачились на этих развалинах — мало вам? Ящер, зараза, не тяни!
Воин уступил место трехглазому чудовищу в синеватой чешуе. Ящер медлил, длинный язык смятенно метался в пасти. Наконец послышалось медленное шипение. Тут же невесомый, лишенный эмоций голос перевел:
— Во имя Великой Матери, во имя Единственной Песни, во имя Первого Яйца, учитель, отзовись! Не прошу проснуться, подай хотя бы голос!
Воцарилась тишина, затем возник ответ, стелющийся над травой, словно кто-то нехотя цедил звуки. Чуткий бесстрастно переводил, призраки магов напряженно вслушивались — теперь уже в диалог:
— Кто ты, зовущий меня учителем? Зачем тревожишь меня?
— Я — Шестой Ученик, твоя жалкая тень, твой след на траве, рябь на потревоженной тобой воде.
— Как ты смеешь вторгаться в мой сон, презренная слизь? Или забыты заветы Великой Матери? Или для ее потомков Долгая Спячка уже не святыня? Вот чему научили тебя существа из-за Грани, с которыми ты связался! Пусть вода станет ядом для тебя, святотатец и изменник! Пусть воздух обжигает тебя, пусть кровь станет липкой и красной, как у твоих мягкокожих сообщников!