Страница:
Разбойница была взбешена подлым поведением чародейки, но ни выдрать волосы, ни выцарапать глаза поганой трусихе она не могла: тело-то одно на двоих! Пришлось сделать единственное, что было в силах Лейтисы: попытаться ласково успокоить дрянь-союзницу.
И бабка начала хвалить растерявшуюся Орхидею. Мол, умница, догадалась наверх взобраться! Вон какие здесь валуны увесистые, особенно этот, что на самом краю! Если вниз спихнуть — кого угодно в лепешку зашибет! Красавчик с Недомерком как раз сюда отступают. Прямо к утесу гонит их этот урод. Тут уж главное — прицелиться и точно выбрать момент, чтоб своих не прибить. Так, может, госпожа изволит пустить ее, Лейтису, к валуну?
Орхидея вняла разумным словам. Лейтиса припала к валуну, чуть вздрагивая от азарта, выбирая миг для толчка.
Она не видела ничего, кроме своей жертвы. И не углядела вышедшую из кустов черноволосую девушку-подростка.
Нитха заметила исчезновение учителя, бросилась вдогонку и настигла его только сейчас. Без объяснений она уловила главное: вон та змеюка собирается спихнуть камень на самого лучшего в мире человека!
На кручу Нитха не вскарабкалась, а взлетела, как кошка на забор. Ур-р-мяу, когти к бою!
Матерая разбойница была куда более искусна в рукопашных драках, чем пятнадцатилетняя девочка. К тому же дрожащий, сбивчивый поток магической энергии заставлял ее то стареть, то молодеть, и сейчас она была молода и сильна. Но когда тебе на плечи внезапно прыгает неистовый живой ком, тут простительно на миг забыть боевой опыт!
Лейтиса шарахнулась в сторону, не удержалась на краю каменной площадки, и обе противницы, сцепившись, кубарем покатились по склону.
То, что они не переломали себе все кости, было истинным чудом, но ни разбойница, ни девочка этого чуда не оценили. Едва падение прекратилось, они, не обращая внимания на ушибы, продолжили схватку.
Тут бы девчушке и конец, задавила бы ее Лейтиса. Но, видно, не дремал Гарх-то-Горх, бог Нитхи. Разглядел в заморских краях маленькую храбрую наррабанку, послал ей помощь.
Потирая голову и пошатываясь, поднялся на ноги Дайру. Огляделся, пытаясь вспомнить, где он и как сюда попал. Что-то не вспоминалось…
Зато мальчик увидел, что на краю обрыва Сокол лихо рубится с каким-то здоровяком, поодаль учитель гонится за улепетывающими незнакомцами… а совсем рядом, в двух шагах, какая-то баба душит Нитху!
Оставив все попытки разобраться в событиях, Дайру кинулся на помощь напарнице.
Наших бьют!!!
Темные глаза призрачной девочки серьезно и неуступчиво глядели на незваных гостей. Ни одного слова не прозвучало в застывшем, как стекло, воздухе, но и Арлина, и Аранша, и Ильен поняли: перед ними сила куда более мощная, чем напускающий видения трехглазый Ящер.
Все поняли. Кроме Дената.
Увидев девочку, малыш заулыбался, соскользнул с рук Ильена и со всех своих крепеньких ножек заспешил к световому столбу.
Аранша рванулась было за ним — догнать, остановить… но руки, протянувшиеся вслед сыну, бессильно опустились. Сердце подсказало женщине: помочь сейчас нельзя, можно только помешать.
При виде топающего по черным плитам мальчугана Немое Дитя еще шире распахнуло свои и без того огромные глаза. Что-то дрогнуло в лице девочки, оно перестало быть не по-детски суровым. Беспомощность, растерянность — вот что проглянуло в нем.
Денат бесстрашно остановился перед призраком и протянул свою ручонку.
Немое Дитя чуть помедлило, а затем на исцарапанную ладошку мальчугана легла невесомая, неощутимая, словно лунный луч, ручка.
И хотя воздух по-прежнему оставался неподвижным, хотя ни один звук не разбил его хрустальность, люди поняли: между этими двоими идет разговор.
О чем могут говорить двое детей посреди древних развалин, пропитанных черным чародейством?
О том, как легко заблудиться в жестоком и невероятно сложном мире взрослых и брести сквозь него, как во мраке, не надеясь уже куда-то выбраться и что-то понять.
О том, как тянутся годы, бесконечные и одинаковые, ничего не меняя в душе, лишь покрывая ее серым налетом скуки.
О том, что не растешь, не взрослеешь, когда на разум обрушиваются непомерные, неподъемные глыбы знаний.
Цифры, цифры, за которыми ничего не стоит. Разум все легче решает головоломные задачи, а душа задыхается, кричит. Но никто этого не слышит, никому до этого нет дела.
О страхе говорили двое детей. О тоске. Об усталости.
О тихой, тайной надежде когда-нибудь уснуть и во сне исчезнуть, забыв томительное, тягомотное существование на грани жизни и смерти.
Аранша до боли стиснула руку Волчицы, когда девочка-призрак опустилась на колени и положила белокурую головку на грудь Денату. А мальчик серьезно и ласково гладил ее по чепцу и длинным локонам, словно это были волосы живой подружки, которая искала у него утешения.
Вдруг девочка, словно рыбка, выскользнула из световой струи. Прилегла на черную плиту, подложив обе руки под щеку. Денат сел рядом и негромко, с трогательной старательностью запел старую колыбельную песенку про лиса, который бегал под кустом и задел звезду хвостом. И об иволге, которая в гнезде укрывает птенцов крылом.
Губы Аранши невольно шевельнулись, вторя песенке: сколько вечеров подряд она пела ее сынишке!
С последними словами воздух над плитами заколебался, замерцал, заискрился, и фигурка уснувшей девочки медленно растаяла, сливаясь с легкими сумерками.
Денат встал, поднял горшочек-трутницу и побрел назад.
Очутившись рядом с матерью, он молча протянул ей горшочек. У женщины перехватило горло, когда она увидела, что чумазое лицо сына залито слезами.
Но переживать Аранше было некогда. Ильен уже требовательно протягивал ей зажигательную стрелу, а госпожа скинула с плеча арбалет (свой-то Аранша обронила в черный провал). Волчица и сама прекрасно стреляла, но почему-то сейчас уступила право на выстрел наемнице, молча признавая ее превосходство.
Аранша заставила себя успокоиться. Твердой рукой взвела тетиву и поднесла к тлеющим углям наконечник стрелы, обмотанный паклей. Пропитанная горючим составом пакля вспыхнула нетерпеливо и зло.
В световом столбе опять стоял призрачный Ящер. Из пасти вырывались хрипение и свист. Ругается по-своему? Молит о пощаде? Творит заклинания?
Стрела мощно пересекла поляну и ударила в серый бок дорожной сумы, откуда выглядывал краешек желтого бочонка.
— Бежим! — пронзительно закричал Ильен.
Они успели добежать до кустов, когда сзади раздался грохот. Воздушная волна сбила их с ног, швырнула на колючие ветви.
Обернувшись, люди увидели зрелище грозное и прекрасное, словно извержение вулкана.
Световой столб пылал. В нем корчились, меняя очертания, неясные фигуры. Пламя билось, содрогалось, из его глубины рвались черные полосы и уносились ввысь, к сгущающимся тучам.
А от основания этого гигантского факела по плитам разбегались, змеясь и свиваясь в паутину, светлые трещинки. Словно какой-то небесный гигант пытался вырвать из земли пылающее дерево, а его мелкие, но цепкие корни дробили черный гранит.
Ударил нечеловеческий вопль и разом оборвался, смолк.
— Душа Пламени! — самозабвенно бормотал Ильен. — Душа Пламени! Вот так было при Шадридаге, когда гибла крепость!
Никто не слушал подростка. Все были потрясены зрелищем гибнущего злого величия.
И вдруг в гудение пламени и треск лопающегося гранита ворвался безумный хохот. Сухой, злобный, беспощадный. Смех мертвеца.
Громадный обломок гранита взмыл в воздух и, словно брошенный могучей рукой, полетел в оцепеневших людей.
Аранша опомнилась первой. Кошкой прыгнула навстречу камню. Встретила его всем телом, сбила со смертельной дуги, приняла на себя страшный удар. И упала рядом с рухнувшим наземь черным обломком, у ног своего спасенного сына.
Волчица бросилась к подруге и замерла, не дотронувшись до нее.
Если шесть лет помогаешь лекарю в Доме Исцеления, не обязательно нащупывать Жилу Жизни на шее, чтобы понять, жив ли человек. Достаточно увидеть этот застывший взор, ушедший в хмурые вздыбленные облака.
Островитяне так и не поняли, почему ход сражения вдруг резко изменился в их пользу. До этого мгновения слизняки бились сплоченными рядами, выращивая новых бойцов на смену погибшим. И вдруг заметались, бросились наутек. Для большего проворства каждая Тварь рассыпалась на кучу маленьких слизняков. Они двигались очень шустро — кто нашел спасение в море, кто пробился сквозь толпу и скрылся в кустах вереска.
— Тех, что на острове, истребить! — приказал король. — А которые в море ушли… Повелеваю: отныне всем, кто живет у моря, держать наготове не меньше корзины негашеной извести! Как ее хранить, чтоб не отсырела, про то спросите у Айрунги.
При последнем слове Шаунара, стоявшая рядом с королем, судорожно вздохнула и начала искать кого-то глазами.
На миг битва над обрывом замерла: противников ослепило яркое и четкое видение разгромленной, уничтоженной колдовской поляны.
Каждый из узревших эту мрачную и грозную картину решил, что с ним сыграло шутку воображение, и вновь бросился в бой.
Но было уже ясно, что маги сражение проиграли. И великий полководец Ураган, как ему и подобало, думал об одном: в какую сторону драпать?
К этому моменту он был уже смят и раздавлен стремительной атакой Сокола. Это он-то, при жизни никем не превзойденный боец! А когда незримая магическая струна порвалась со звоном, который услышали только чародеи, Ураган почувствовал, что не может больше приказывать чужим мускулам. Хозяином тела снова стал Шершень — уже навсегда.
Будь на месте разбойничьего атамана другой человек, тут бы ему и конец пришел. Но Шершень, хоть и не был великим мастером боевых искусств, сорок с лишним лет спасал свою шкуру от ножа, стрелы, удавки и других хищных предметов. Он не стал продолжать бой с Сыном Клана. Выронил меч, растянулся на краю обрыва, перевалился через край и шустро начал спускаться, цепляясь за скальные выступы и торчащие из трещин побеги.
Ралидж в азарте чуть не ринулся следом, но сдержался. Оглядел поле боя: не нужна ли кому-нибудь помощь?
Шенги гнал своих противников по узкой расселине, и видно было, что вряд ли догонит — очень уж бойко улепетывают.
А разбойница как раз в этот миг изловчилась, швырнула Дайру в лицо горсть песка и, вырвавшись, бросилась бежать. При этом она перепрыгнула через Нитху, только что пришедшую в себя, и наступила девочке на руку.
Маленькая наррабанка зашипела от боли.
— Траста гэрр! — воскликнула она. — Демон тебя сожри!
И ринулась за обидчицей.
— Стой! — крикнул вслед учитель. — Вернись сейчас же!
Разгоряченная наррабанка даже не оглянулась.
Шенги безнадежно махнул рукой и обернулся к Дайру:
— Что с глазами? Прекрати тереть! Хуже будет! Вот фляга, промой как следует.
— Ма-а-ама!!
Лес вздрогнул от пронзительного крика ребенка, который отчаянно тянул лежащую мать за куртку на груди, не понимая, не желая понимать, что она уже не встанет.
Ильен отвернулся, кусая губы.
Арлина знала, что нужно взять малыша на руки, успокоить, приласкать… Она дважды пыталась шагнуть к зареванному Денату, но ее останавливало что-то более сильное, чем смятение при виде мертвой подруги.
— Ма-ама! Да мама же!!
Каждый ребенок не сомневается, что его мама бессмертна. Когда наступает время понять, что это не так, судьба разубеждает его грубо, жестко, безжалостно. Смерть нельзя ни умолить, ни переупрямить…
Нельзя. Если ты не родился за Гранью. Если уже в три года ты не маг небывалого могущества. Если ты не унаследовал упрямство храброго вояки Харната.
— Мама!! Ну, кому я говорю?!
Голос — не жалобный, а гневный и требовательный — взвился, ударился о Грань Миров, беззвучным эхом раскатился по всем складкам.
И догнал, удержал душу, почти соскользнувшую в пламя Бездны.
Губы Аранши дрогнули, взгляд стал осмысленным.
И сразу женщина села, левой рукой прижала Дената к груди:
— Что, маленький? Почему кричишь?
А глаза обводили поляну: кто посмел испугать ее сына?!
И только сейчас Денат разревелся, уткнувшись в мамино плечо.
Арлина стряхнула с себя оцепенение и, собрав всю силу воли, ответила на немой вопрос Аранши:
— Ничего. Тебя оглушило, а он подумал… мы подумали…
«Да, — сказала себе Волчица, — все так и было. Аранша потеряла сознание, а я ошиблась, ошиблась, ошиблась!»
Она знала: если повторять это про себя как можно чаще, удастся со временем самой в это поверить.
— Тихо! — приказал Ильен. Именно приказал. И все сразу замолчали.
В тишине раздалось хлопанье кожистых крыльев. Над растрескавшимися, покореженными гранитными плитами; над черной дырой в том месте, откуда пять веков бил световой столб; над восьмилучевой звездой, в поверхности которой загадочным образом исчезли колдовские знаки, — над поляной неспешно пролетела стая спрутомышей.
Люди встали спиной к спине, загородив собой маленького Дената. Аранша взялась за меч. Арлина поспешно взводила тетиву арбалета. Ильен выхватил из-за голенища нож, по-разбойничьи ощерился, и не скажешь, что образованный человек, алхимик.
Спрутомыши не обратили на людей внимания. Они величественно направились к краю поляны, где стояло на ребре совершенно невредимое каменное зеркало.
Когтистые щупальца бережно поддели зеркало за края. Тяжело, но слаженно ударили по воздуху крылья. Летучие твари медленно подняли свою ношу, понесли над верхушками кустов. Спрутомыши, которым не хватило места у зеркала, летели рядом, готовые подменить уставших «носильщиков».
Внезапно два хищника отделились от стаи, скользнули вниз, угрожающе закружились вокруг встревоженных, вскинувших оружие людей.
И Аранша, и Ильен видели прежде в руках госпожи маленькое черное зеркальце. Но почему-то лишь Волчица в эти неприятные мгновения догадалась, что нужно от нее посланцам Подгорного Мира.
«Отдам, люди дороже, они и так натерпелись… Брошу подальше, на плиты, пусть твари подбирают!»
И Дочь Клана тронула бархатный мешочек у пояса.
Но в это самое мгновение спрутомыши разочарованно набрали высоту и поспешили за улетающей стаей.
Люди устало глядели им вслед. Арлина не знала, радоваться им или огорчаться, что хитрая вещица осталась у нее.
Аранша подхватила сына на руки:
— Ну, пойдем, что ли… — И оглянулась, вспоминая, в какой стороне надо искать пролом в стене.
— Как там наемники в лесу? — задумчиво протянула Дочь Клана. — Не случилось ли с ними беды?
На перепачканном лице женщины-десятника появилась ухмылка:
— Вот только не с Лопоухим! Это с хорошими людьми всякие напасти случаются, а такого и чума не возьмет! Ничего с этим Лопоухим не стрясется, можно и не надеяться!
36
И бабка начала хвалить растерявшуюся Орхидею. Мол, умница, догадалась наверх взобраться! Вон какие здесь валуны увесистые, особенно этот, что на самом краю! Если вниз спихнуть — кого угодно в лепешку зашибет! Красавчик с Недомерком как раз сюда отступают. Прямо к утесу гонит их этот урод. Тут уж главное — прицелиться и точно выбрать момент, чтоб своих не прибить. Так, может, госпожа изволит пустить ее, Лейтису, к валуну?
Орхидея вняла разумным словам. Лейтиса припала к валуну, чуть вздрагивая от азарта, выбирая миг для толчка.
Она не видела ничего, кроме своей жертвы. И не углядела вышедшую из кустов черноволосую девушку-подростка.
Нитха заметила исчезновение учителя, бросилась вдогонку и настигла его только сейчас. Без объяснений она уловила главное: вон та змеюка собирается спихнуть камень на самого лучшего в мире человека!
На кручу Нитха не вскарабкалась, а взлетела, как кошка на забор. Ур-р-мяу, когти к бою!
Матерая разбойница была куда более искусна в рукопашных драках, чем пятнадцатилетняя девочка. К тому же дрожащий, сбивчивый поток магической энергии заставлял ее то стареть, то молодеть, и сейчас она была молода и сильна. Но когда тебе на плечи внезапно прыгает неистовый живой ком, тут простительно на миг забыть боевой опыт!
Лейтиса шарахнулась в сторону, не удержалась на краю каменной площадки, и обе противницы, сцепившись, кубарем покатились по склону.
То, что они не переломали себе все кости, было истинным чудом, но ни разбойница, ни девочка этого чуда не оценили. Едва падение прекратилось, они, не обращая внимания на ушибы, продолжили схватку.
Тут бы девчушке и конец, задавила бы ее Лейтиса. Но, видно, не дремал Гарх-то-Горх, бог Нитхи. Разглядел в заморских краях маленькую храбрую наррабанку, послал ей помощь.
Потирая голову и пошатываясь, поднялся на ноги Дайру. Огляделся, пытаясь вспомнить, где он и как сюда попал. Что-то не вспоминалось…
Зато мальчик увидел, что на краю обрыва Сокол лихо рубится с каким-то здоровяком, поодаль учитель гонится за улепетывающими незнакомцами… а совсем рядом, в двух шагах, какая-то баба душит Нитху!
Оставив все попытки разобраться в событиях, Дайру кинулся на помощь напарнице.
Наших бьют!!!
* * *
Темные глаза призрачной девочки серьезно и неуступчиво глядели на незваных гостей. Ни одного слова не прозвучало в застывшем, как стекло, воздухе, но и Арлина, и Аранша, и Ильен поняли: перед ними сила куда более мощная, чем напускающий видения трехглазый Ящер.
Все поняли. Кроме Дената.
Увидев девочку, малыш заулыбался, соскользнул с рук Ильена и со всех своих крепеньких ножек заспешил к световому столбу.
Аранша рванулась было за ним — догнать, остановить… но руки, протянувшиеся вслед сыну, бессильно опустились. Сердце подсказало женщине: помочь сейчас нельзя, можно только помешать.
При виде топающего по черным плитам мальчугана Немое Дитя еще шире распахнуло свои и без того огромные глаза. Что-то дрогнуло в лице девочки, оно перестало быть не по-детски суровым. Беспомощность, растерянность — вот что проглянуло в нем.
Денат бесстрашно остановился перед призраком и протянул свою ручонку.
Немое Дитя чуть помедлило, а затем на исцарапанную ладошку мальчугана легла невесомая, неощутимая, словно лунный луч, ручка.
И хотя воздух по-прежнему оставался неподвижным, хотя ни один звук не разбил его хрустальность, люди поняли: между этими двоими идет разговор.
О чем могут говорить двое детей посреди древних развалин, пропитанных черным чародейством?
О том, как легко заблудиться в жестоком и невероятно сложном мире взрослых и брести сквозь него, как во мраке, не надеясь уже куда-то выбраться и что-то понять.
О том, как тянутся годы, бесконечные и одинаковые, ничего не меняя в душе, лишь покрывая ее серым налетом скуки.
О том, что не растешь, не взрослеешь, когда на разум обрушиваются непомерные, неподъемные глыбы знаний.
Цифры, цифры, за которыми ничего не стоит. Разум все легче решает головоломные задачи, а душа задыхается, кричит. Но никто этого не слышит, никому до этого нет дела.
О страхе говорили двое детей. О тоске. Об усталости.
О тихой, тайной надежде когда-нибудь уснуть и во сне исчезнуть, забыв томительное, тягомотное существование на грани жизни и смерти.
Аранша до боли стиснула руку Волчицы, когда девочка-призрак опустилась на колени и положила белокурую головку на грудь Денату. А мальчик серьезно и ласково гладил ее по чепцу и длинным локонам, словно это были волосы живой подружки, которая искала у него утешения.
Вдруг девочка, словно рыбка, выскользнула из световой струи. Прилегла на черную плиту, подложив обе руки под щеку. Денат сел рядом и негромко, с трогательной старательностью запел старую колыбельную песенку про лиса, который бегал под кустом и задел звезду хвостом. И об иволге, которая в гнезде укрывает птенцов крылом.
Губы Аранши невольно шевельнулись, вторя песенке: сколько вечеров подряд она пела ее сынишке!
С последними словами воздух над плитами заколебался, замерцал, заискрился, и фигурка уснувшей девочки медленно растаяла, сливаясь с легкими сумерками.
Денат встал, поднял горшочек-трутницу и побрел назад.
Очутившись рядом с матерью, он молча протянул ей горшочек. У женщины перехватило горло, когда она увидела, что чумазое лицо сына залито слезами.
Но переживать Аранше было некогда. Ильен уже требовательно протягивал ей зажигательную стрелу, а госпожа скинула с плеча арбалет (свой-то Аранша обронила в черный провал). Волчица и сама прекрасно стреляла, но почему-то сейчас уступила право на выстрел наемнице, молча признавая ее превосходство.
Аранша заставила себя успокоиться. Твердой рукой взвела тетиву и поднесла к тлеющим углям наконечник стрелы, обмотанный паклей. Пропитанная горючим составом пакля вспыхнула нетерпеливо и зло.
В световом столбе опять стоял призрачный Ящер. Из пасти вырывались хрипение и свист. Ругается по-своему? Молит о пощаде? Творит заклинания?
Стрела мощно пересекла поляну и ударила в серый бок дорожной сумы, откуда выглядывал краешек желтого бочонка.
— Бежим! — пронзительно закричал Ильен.
Они успели добежать до кустов, когда сзади раздался грохот. Воздушная волна сбила их с ног, швырнула на колючие ветви.
Обернувшись, люди увидели зрелище грозное и прекрасное, словно извержение вулкана.
Световой столб пылал. В нем корчились, меняя очертания, неясные фигуры. Пламя билось, содрогалось, из его глубины рвались черные полосы и уносились ввысь, к сгущающимся тучам.
А от основания этого гигантского факела по плитам разбегались, змеясь и свиваясь в паутину, светлые трещинки. Словно какой-то небесный гигант пытался вырвать из земли пылающее дерево, а его мелкие, но цепкие корни дробили черный гранит.
Ударил нечеловеческий вопль и разом оборвался, смолк.
— Душа Пламени! — самозабвенно бормотал Ильен. — Душа Пламени! Вот так было при Шадридаге, когда гибла крепость!
Никто не слушал подростка. Все были потрясены зрелищем гибнущего злого величия.
И вдруг в гудение пламени и треск лопающегося гранита ворвался безумный хохот. Сухой, злобный, беспощадный. Смех мертвеца.
Громадный обломок гранита взмыл в воздух и, словно брошенный могучей рукой, полетел в оцепеневших людей.
Аранша опомнилась первой. Кошкой прыгнула навстречу камню. Встретила его всем телом, сбила со смертельной дуги, приняла на себя страшный удар. И упала рядом с рухнувшим наземь черным обломком, у ног своего спасенного сына.
Волчица бросилась к подруге и замерла, не дотронувшись до нее.
Если шесть лет помогаешь лекарю в Доме Исцеления, не обязательно нащупывать Жилу Жизни на шее, чтобы понять, жив ли человек. Достаточно увидеть этот застывший взор, ушедший в хмурые вздыбленные облака.
* * *
Островитяне так и не поняли, почему ход сражения вдруг резко изменился в их пользу. До этого мгновения слизняки бились сплоченными рядами, выращивая новых бойцов на смену погибшим. И вдруг заметались, бросились наутек. Для большего проворства каждая Тварь рассыпалась на кучу маленьких слизняков. Они двигались очень шустро — кто нашел спасение в море, кто пробился сквозь толпу и скрылся в кустах вереска.
— Тех, что на острове, истребить! — приказал король. — А которые в море ушли… Повелеваю: отныне всем, кто живет у моря, держать наготове не меньше корзины негашеной извести! Как ее хранить, чтоб не отсырела, про то спросите у Айрунги.
При последнем слове Шаунара, стоявшая рядом с королем, судорожно вздохнула и начала искать кого-то глазами.
* * *
На миг битва над обрывом замерла: противников ослепило яркое и четкое видение разгромленной, уничтоженной колдовской поляны.
Каждый из узревших эту мрачную и грозную картину решил, что с ним сыграло шутку воображение, и вновь бросился в бой.
Но было уже ясно, что маги сражение проиграли. И великий полководец Ураган, как ему и подобало, думал об одном: в какую сторону драпать?
К этому моменту он был уже смят и раздавлен стремительной атакой Сокола. Это он-то, при жизни никем не превзойденный боец! А когда незримая магическая струна порвалась со звоном, который услышали только чародеи, Ураган почувствовал, что не может больше приказывать чужим мускулам. Хозяином тела снова стал Шершень — уже навсегда.
Будь на месте разбойничьего атамана другой человек, тут бы ему и конец пришел. Но Шершень, хоть и не был великим мастером боевых искусств, сорок с лишним лет спасал свою шкуру от ножа, стрелы, удавки и других хищных предметов. Он не стал продолжать бой с Сыном Клана. Выронил меч, растянулся на краю обрыва, перевалился через край и шустро начал спускаться, цепляясь за скальные выступы и торчащие из трещин побеги.
Ралидж в азарте чуть не ринулся следом, но сдержался. Оглядел поле боя: не нужна ли кому-нибудь помощь?
Шенги гнал своих противников по узкой расселине, и видно было, что вряд ли догонит — очень уж бойко улепетывают.
А разбойница как раз в этот миг изловчилась, швырнула Дайру в лицо горсть песка и, вырвавшись, бросилась бежать. При этом она перепрыгнула через Нитху, только что пришедшую в себя, и наступила девочке на руку.
Маленькая наррабанка зашипела от боли.
— Траста гэрр! — воскликнула она. — Демон тебя сожри!
И ринулась за обидчицей.
— Стой! — крикнул вслед учитель. — Вернись сейчас же!
Разгоряченная наррабанка даже не оглянулась.
Шенги безнадежно махнул рукой и обернулся к Дайру:
— Что с глазами? Прекрати тереть! Хуже будет! Вот фляга, промой как следует.
* * *
— Ма-а-ама!!
Лес вздрогнул от пронзительного крика ребенка, который отчаянно тянул лежащую мать за куртку на груди, не понимая, не желая понимать, что она уже не встанет.
Ильен отвернулся, кусая губы.
Арлина знала, что нужно взять малыша на руки, успокоить, приласкать… Она дважды пыталась шагнуть к зареванному Денату, но ее останавливало что-то более сильное, чем смятение при виде мертвой подруги.
— Ма-ама! Да мама же!!
Каждый ребенок не сомневается, что его мама бессмертна. Когда наступает время понять, что это не так, судьба разубеждает его грубо, жестко, безжалостно. Смерть нельзя ни умолить, ни переупрямить…
Нельзя. Если ты не родился за Гранью. Если уже в три года ты не маг небывалого могущества. Если ты не унаследовал упрямство храброго вояки Харната.
— Мама!! Ну, кому я говорю?!
Голос — не жалобный, а гневный и требовательный — взвился, ударился о Грань Миров, беззвучным эхом раскатился по всем складкам.
И догнал, удержал душу, почти соскользнувшую в пламя Бездны.
Губы Аранши дрогнули, взгляд стал осмысленным.
И сразу женщина села, левой рукой прижала Дената к груди:
— Что, маленький? Почему кричишь?
А глаза обводили поляну: кто посмел испугать ее сына?!
И только сейчас Денат разревелся, уткнувшись в мамино плечо.
Арлина стряхнула с себя оцепенение и, собрав всю силу воли, ответила на немой вопрос Аранши:
— Ничего. Тебя оглушило, а он подумал… мы подумали…
«Да, — сказала себе Волчица, — все так и было. Аранша потеряла сознание, а я ошиблась, ошиблась, ошиблась!»
Она знала: если повторять это про себя как можно чаще, удастся со временем самой в это поверить.
— Тихо! — приказал Ильен. Именно приказал. И все сразу замолчали.
В тишине раздалось хлопанье кожистых крыльев. Над растрескавшимися, покореженными гранитными плитами; над черной дырой в том месте, откуда пять веков бил световой столб; над восьмилучевой звездой, в поверхности которой загадочным образом исчезли колдовские знаки, — над поляной неспешно пролетела стая спрутомышей.
Люди встали спиной к спине, загородив собой маленького Дената. Аранша взялась за меч. Арлина поспешно взводила тетиву арбалета. Ильен выхватил из-за голенища нож, по-разбойничьи ощерился, и не скажешь, что образованный человек, алхимик.
Спрутомыши не обратили на людей внимания. Они величественно направились к краю поляны, где стояло на ребре совершенно невредимое каменное зеркало.
Когтистые щупальца бережно поддели зеркало за края. Тяжело, но слаженно ударили по воздуху крылья. Летучие твари медленно подняли свою ношу, понесли над верхушками кустов. Спрутомыши, которым не хватило места у зеркала, летели рядом, готовые подменить уставших «носильщиков».
Внезапно два хищника отделились от стаи, скользнули вниз, угрожающе закружились вокруг встревоженных, вскинувших оружие людей.
И Аранша, и Ильен видели прежде в руках госпожи маленькое черное зеркальце. Но почему-то лишь Волчица в эти неприятные мгновения догадалась, что нужно от нее посланцам Подгорного Мира.
«Отдам, люди дороже, они и так натерпелись… Брошу подальше, на плиты, пусть твари подбирают!»
И Дочь Клана тронула бархатный мешочек у пояса.
Но в это самое мгновение спрутомыши разочарованно набрали высоту и поспешили за улетающей стаей.
Люди устало глядели им вслед. Арлина не знала, радоваться им или огорчаться, что хитрая вещица осталась у нее.
Аранша подхватила сына на руки:
— Ну, пойдем, что ли… — И оглянулась, вспоминая, в какой стороне надо искать пролом в стене.
— Как там наемники в лесу? — задумчиво протянула Дочь Клана. — Не случилось ли с ними беды?
На перепачканном лице женщины-десятника появилась ухмылка:
— Вот только не с Лопоухим! Это с хорошими людьми всякие напасти случаются, а такого и чума не возьмет! Ничего с этим Лопоухим не стрясется, можно и не надеяться!
36
Визг был тонким, безнадежным, переходящим в унылый вой. Нитха, увлеченная погоней, не сразу сообразила, что где-то рядом плачет попавшая в беду собака. А когда поняла, остановилась, огляделась.
Ну ее к песчаным демонам, эту драчливую бабу! Все равно не догнать!
В черноволосую головку, от которой отхлынул азарт погони, заглянула неприятная, но здравая мысль: а может, к лучшему, что Нитха не настигла свою противницу? В рукопашной драке та сильнее. Не заманивает ли она девочку подальше, чтобы с ней расправиться?
Пора вернуться к своим! Только сначала глянуть, что за собака плачет так жалобно… Ага! Вот здесь земля провалилась… глубоко-то как!
Нитха вспомнила красивое книжное слово «каверна», которое слышала от Дайру, и на мгновение возгордилась своей ученостью.
— Эй! — негромко крикнула она вниз. — Псина, ты здесь?
Ответом был такой счастливый визг, что девочка не смогла повернуться и уйти. Она низко склонилась над ямой. Собаки не было видно: дно косо уходит вниз, а скала козырьком нависает над ним.
— Ничего, собаченька, ничего! Подожди, веревки нету. Сейчас приведу Нургидана и Дайру, они тебя…
За спиной Нитхи возникла фигура с длинными растрепанными волосами. Толчок — и слова девочки перешли в пронзительный крик. Сорвавшись, наррабанка заскользила по крутому склону.
Лейтиса, припав к земле, по-звериному заглянула в яму. Жива проклятая девчонка или нет? Эх, дна не видно, скала загораживает! Надо бы для верности хороший камень туда скатить!
Разбойница оглянулась. Ближайший подходящий валун высовывал замшелую макушку из кустов далеко от каверны. Катить его сюда сквозь вереск не хотелось: и без того тело болело после недавней драки. Лейтиса готова была терпеть боль, но в глубине ее души неженка Орхидея скулила не хуже того пса, что так удачно сыграл роль приманки.
Может, девчонка разбилась при падении?
— Эй! — позвала Лейтиса. — Хватит, смуглая, пошутили! Я ж не хотела тебя туда… Припугнуть думала, чтоб ты за мной не гонялась.
Ответом был собачий визг. Лейтиса поморщилась — чтоб демоны эту псину пополам разорвали! — и продолжила задушевно:
— Слышь, не хочу греха на душу брать! У меня веревка с собой. Если брошу, сможешь ухватиться? А то смотри — уйду… и сиди тут, никто не выручит.
И снова — ни звука… то есть ни звука человеческого голоса.
Довольная Лейтиса поднялась на ноги и начала приводить в порядок одежду — довольно наивная попытка после лихой драки.
Теперь надо разыскать своих и посоветоваться, как жить дальше. И сказать парням, что ученица Охотника погибла, а Совиная Лапа об этом и не подозревает. Как-нибудь можно это дело использовать. То, что знаешь ты и чего не знают остальные — это как спрятанная в рукаве «пустая» костяшка при игре в «радугу». Всегда можно незаметно ввести ее в игру и придать то значение, какое тебе выгоднее.
Девочка затаилась в нише под скальным «козырьком».
Левой рукой она отстраняла толстого пса, который, ошалев от счастья — наконец-то человек! — норовил вылизать ее с ног до головы.
Наконец Нитха решила, что «спасительница» убралась прочь.
— Все, глупый, все, — заговорила она строго, но тут же голос потеплел. — Дурачок ты, дурачок! Как же ты сюда угодил?
Тяв-тяв усердно махал хвостом. Он и рад был бы объяснить, как убежал со странного корабля; как нашел в кустах шапочку, оброненную его маленьким хозяином; как, вдохновленный находкой, начал обшаривать окрестности и ухитрился свалиться в яму.
Ничего этого рассказать он не мог, только лизал ободранные маленькие руки девочки.
— Ну, хватит, хватит! Придется нам, ушастый, посидеть тут немножко. А потом учитель нас вытащит. Эта гадина бренчала: «Никто за тобой не придет…» Уж Совиная Лапа меня точно найдет, он такой секрет знает, а тебе, ушастый, не скажу, вот!
Старый пес, утомленный бурным проявлением чувств, не настаивал на выдаче чужого секрета. Он лег у ног девочки, уткнулся носом ей в колено и только слабо постукивал хвостом по камням.
— Жаль, не могу тебя покормить. Ты, вижу, пес не бродячий. Ошейник, даже бляха какая-то, там имя хозяина, да? Вот поднимемся на свет — почитаем… Ох, да ты же, наверное, хочешь пить! Хочешь пить, тварюшка ты домашняя? У меня во фляжке что-то… ну да, сладкая водичка, медовая. Давай-ка… вот так, с моей ладошки. Ой, дурачок, ты ж мне ладонь насквозь пролижешь!
Напоив пса, Нитха с удовольствием допила оставшуюся во фляге воду. Настой чернокрыльника, подлитый коварной Юншайлой, придал напитку приятный кисловатый вкус. Девочка прицепила на пояс опустевшую флягу — хорошо, но мало! — легла, запрокинув руки за голову, и стала ждать, когда учитель придет, чтобы выручить ее.
Вскоре и она, и пес уже спали крепким, ровным, глубоким сном.
Пожалуй, никогда еще у старичка-лекаря не было столько работы сразу. Но он не растерялся, тем более что король Фагарш заранее дал ему в подмогу пару смышленых рабов из дворцовой прислуги.
Но рабы, они рабы и есть, годятся только на то, чтоб переносить раненых с солнцепека в тень да поддерживать их, когда лекарь накладывает повязку. А больше от них никакого толку. Поэтому старый Марави обрадовался случаю поговорить со знающим, образованным человеком.
— Несколько переломов, один очень скверный — два ребра и ключица, — озабоченно говорил он Айрунги. — Среди пострадавших есть женщины и десятилетний мальчуган из рыбацкого поселка. Сломана левая рука и обожжена щека, шрам останется. Под конец на этих тварей вся толпа навалилась — и старики, и дети.
Айрунги не удержался, спросил, не было ли среди пациентов Марави женщины по имени Шаунара.
Старик поджал морщинистые губы:
— Дикарка эта, травница с холмов? Крутилась тут, предлагала свою помощь. Я ее прогнал. Она пользуется ненаучными методами!
Айрунги сдержал ухмылку, сообразив, что между врачом и травницей существует давняя вражда. И глубокая, иначе старик не назвал бы девушку «дикаркой», это Шаунару-то!
Ладно, она жива, и это главное!
Облегчение щекотало душу Айрунги легким светлым перышком. На радостях он даже не сразу сообразил, о чем говорит ему старый лекарь.
Ах да, ожоги…
— …Мазь, но она не дает обычного эффекта. Может, это потому, что ожоги иной природы, не от огня.
— Да, верно, — ухватил нить беседы Айрунги. — Это похоже на кислотные ожоги, которые мне доводилось получать во время опытов. — Он показал кисти рук, покрытые желтоватыми пятнами. — Пусть мой господин попробует промывать пораженные места слабым раствором соды. Мне помогало.
Идея так увлекла старичка-лекаря, что он тут же прервал беседу и удалился, бормоча: «Сода, сода…»
Айрунги без особого интереса глянул на женщин, которые крутились вокруг раненых — кого поят из кувшина, кому рассказывают о судьбе близких.
А вон та, что стоит на коленях возле старика и меняет у него на лбу мокрую тряпку… совсем рядом в двух шагах…
Эти бронзовые тяжелые косы могут принадлежать лишь одной женщине на свете!
Этот Марави — старый дурень! Он ее, видите ли, прогнал! Да чтобы выставить эту женщину, понадобилась бы сотня наемников!
Поднялась на ноги. Отряхивает песок с юбки. Сейчас обернется…
И тут Айрунги, словно его толкнул в бок маленький вредный демон, растянулся на песке, закрыл глаза и картинно-беспомощным жестом откинул руку в сторону.
Прошла мимо… Задержала шаг… Остановилась…
Пройдоха следил за колыханием ее подола сквозь смеженные ресницы — он прекрасно владел этим женским умением.
Вскрикнула. Упала рядом с ним на колени. Сильная загорелая рука скользнула под шею Айрунги, бережно приподняла голову. Пальцы другой руки заскользили по шее над ухом, ища Жилу Жизни. Они дрожали, эти смуглые пальцы!
— Живой! — Шаунара не вымолвила это, а простонала. — Ох, да что же с тобой… да как же это… Ты не умирай, слышишь! Я все сделаю, все, только потерпи, не умирай, я вылечу, я умею…
Каково разыгрывать роль раненого, который потерял сознание, если у самой щеки — вырез платья и золотистые аккуратные грудки, к которым так и тянет припасть пересохшим ртом? Не то что притворщик — настоящий больной не выдержал бы! И покойник не выдержал бы!
Мужская рука сама собой двинулась вверх, властно легла на затылок женщины, прижала лицо к лицу, губы к губам.
И ведь ответила на поцелуй! Ответила! На несколько блаженных мгновений женщина прильнула к мужчине страстно и нежно, ласково и горячо!
Увы, Шаунара быстро опомнилась. Негодуя, рванулась из объятий обманщика, так стремительно, словно его руки были ветками крапивняка. В карих глазах заплясала гроза. Айрунги уже не притворялся, не жмурился и получил гневную молнию прямо в зрачки!
Смуглая ручка коротко размахнулась и влепила симулянту такую затрещину, что чуть бы сильнее — и бедняга с полным правом остался бы лежать среди раненых, ожидая, пока им займется лекарь.
Шаунара вскочила на ноги и побежала прочь.
Поднялся и Айрунги. Щека горит, в голове гудит, а в душе пляшет пьяное, безрассудное счастье.
Нелогично? Да в болото логику! И здравый смысл туда же! Скорее догнать эту восхитительную злодейку и вымолить прощение!
Айрунги рванулся вслед за беглянкой и налетел на какого-то мужчину. Не извинившись, попробовал обогнуть его, но твердая рука вцепилась в плечо, остановила.
Перед Айрунги стоял Ралидж Разящий Взор.
Но куда пропала Нитха?
Досадливо морщась и глуша в душе тревогу, Шенги положил ладонь на талисман и негромко выругался: все вокруг затопил мягкий серебристый свет.
Ну, точно! Что-то случилось с талисманом! Так было и в прошлый раз, когда он искал Дайру.
И так же, как в прошлый раз, Шенги напрягся, услышав сквозь серебристое марево дыхание ребенка.
Она спит! Ну, точно — спит! И дышит так ровно, сладко… Что-то хорошее ей снится, даже это Шенги почувствовал так отчетливо, что и сомнений не возникло.
Охотник усмехнулся, вспомнив, как вчера сквозь серебряную пелену ощутил, что кто-то целует Дайру. Теперь-то он знал, что мальчика лизал в лицо пес.
Но сон ни с чем не спутаешь. Это не обморок и не… не то, о чем и думать не хочется. Намучилась, намаялась бедняжка, прикорнула где-нибудь под кустом да и уснула.
Пожалуй, волноваться за нее не стоит.
Сокол разглядывал спасенного им недавно человека с брезгливым недоумением. Мол, что с тобой сделать: пришибить на месте, в море утопить или попросту сдать властям?
Ну ее к песчаным демонам, эту драчливую бабу! Все равно не догнать!
В черноволосую головку, от которой отхлынул азарт погони, заглянула неприятная, но здравая мысль: а может, к лучшему, что Нитха не настигла свою противницу? В рукопашной драке та сильнее. Не заманивает ли она девочку подальше, чтобы с ней расправиться?
Пора вернуться к своим! Только сначала глянуть, что за собака плачет так жалобно… Ага! Вот здесь земля провалилась… глубоко-то как!
Нитха вспомнила красивое книжное слово «каверна», которое слышала от Дайру, и на мгновение возгордилась своей ученостью.
— Эй! — негромко крикнула она вниз. — Псина, ты здесь?
Ответом был такой счастливый визг, что девочка не смогла повернуться и уйти. Она низко склонилась над ямой. Собаки не было видно: дно косо уходит вниз, а скала козырьком нависает над ним.
— Ничего, собаченька, ничего! Подожди, веревки нету. Сейчас приведу Нургидана и Дайру, они тебя…
За спиной Нитхи возникла фигура с длинными растрепанными волосами. Толчок — и слова девочки перешли в пронзительный крик. Сорвавшись, наррабанка заскользила по крутому склону.
Лейтиса, припав к земле, по-звериному заглянула в яму. Жива проклятая девчонка или нет? Эх, дна не видно, скала загораживает! Надо бы для верности хороший камень туда скатить!
Разбойница оглянулась. Ближайший подходящий валун высовывал замшелую макушку из кустов далеко от каверны. Катить его сюда сквозь вереск не хотелось: и без того тело болело после недавней драки. Лейтиса готова была терпеть боль, но в глубине ее души неженка Орхидея скулила не хуже того пса, что так удачно сыграл роль приманки.
Может, девчонка разбилась при падении?
— Эй! — позвала Лейтиса. — Хватит, смуглая, пошутили! Я ж не хотела тебя туда… Припугнуть думала, чтоб ты за мной не гонялась.
Ответом был собачий визг. Лейтиса поморщилась — чтоб демоны эту псину пополам разорвали! — и продолжила задушевно:
— Слышь, не хочу греха на душу брать! У меня веревка с собой. Если брошу, сможешь ухватиться? А то смотри — уйду… и сиди тут, никто не выручит.
И снова — ни звука… то есть ни звука человеческого голоса.
Довольная Лейтиса поднялась на ноги и начала приводить в порядок одежду — довольно наивная попытка после лихой драки.
Теперь надо разыскать своих и посоветоваться, как жить дальше. И сказать парням, что ученица Охотника погибла, а Совиная Лапа об этом и не подозревает. Как-нибудь можно это дело использовать. То, что знаешь ты и чего не знают остальные — это как спрятанная в рукаве «пустая» костяшка при игре в «радугу». Всегда можно незаметно ввести ее в игру и придать то значение, какое тебе выгоднее.
* * *
Девочка затаилась в нише под скальным «козырьком».
Левой рукой она отстраняла толстого пса, который, ошалев от счастья — наконец-то человек! — норовил вылизать ее с ног до головы.
Наконец Нитха решила, что «спасительница» убралась прочь.
— Все, глупый, все, — заговорила она строго, но тут же голос потеплел. — Дурачок ты, дурачок! Как же ты сюда угодил?
Тяв-тяв усердно махал хвостом. Он и рад был бы объяснить, как убежал со странного корабля; как нашел в кустах шапочку, оброненную его маленьким хозяином; как, вдохновленный находкой, начал обшаривать окрестности и ухитрился свалиться в яму.
Ничего этого рассказать он не мог, только лизал ободранные маленькие руки девочки.
— Ну, хватит, хватит! Придется нам, ушастый, посидеть тут немножко. А потом учитель нас вытащит. Эта гадина бренчала: «Никто за тобой не придет…» Уж Совиная Лапа меня точно найдет, он такой секрет знает, а тебе, ушастый, не скажу, вот!
Старый пес, утомленный бурным проявлением чувств, не настаивал на выдаче чужого секрета. Он лег у ног девочки, уткнулся носом ей в колено и только слабо постукивал хвостом по камням.
— Жаль, не могу тебя покормить. Ты, вижу, пес не бродячий. Ошейник, даже бляха какая-то, там имя хозяина, да? Вот поднимемся на свет — почитаем… Ох, да ты же, наверное, хочешь пить! Хочешь пить, тварюшка ты домашняя? У меня во фляжке что-то… ну да, сладкая водичка, медовая. Давай-ка… вот так, с моей ладошки. Ой, дурачок, ты ж мне ладонь насквозь пролижешь!
Напоив пса, Нитха с удовольствием допила оставшуюся во фляге воду. Настой чернокрыльника, подлитый коварной Юншайлой, придал напитку приятный кисловатый вкус. Девочка прицепила на пояс опустевшую флягу — хорошо, но мало! — легла, запрокинув руки за голову, и стала ждать, когда учитель придет, чтобы выручить ее.
Вскоре и она, и пес уже спали крепким, ровным, глубоким сном.
* * *
Пожалуй, никогда еще у старичка-лекаря не было столько работы сразу. Но он не растерялся, тем более что король Фагарш заранее дал ему в подмогу пару смышленых рабов из дворцовой прислуги.
Но рабы, они рабы и есть, годятся только на то, чтоб переносить раненых с солнцепека в тень да поддерживать их, когда лекарь накладывает повязку. А больше от них никакого толку. Поэтому старый Марави обрадовался случаю поговорить со знающим, образованным человеком.
— Несколько переломов, один очень скверный — два ребра и ключица, — озабоченно говорил он Айрунги. — Среди пострадавших есть женщины и десятилетний мальчуган из рыбацкого поселка. Сломана левая рука и обожжена щека, шрам останется. Под конец на этих тварей вся толпа навалилась — и старики, и дети.
Айрунги не удержался, спросил, не было ли среди пациентов Марави женщины по имени Шаунара.
Старик поджал морщинистые губы:
— Дикарка эта, травница с холмов? Крутилась тут, предлагала свою помощь. Я ее прогнал. Она пользуется ненаучными методами!
Айрунги сдержал ухмылку, сообразив, что между врачом и травницей существует давняя вражда. И глубокая, иначе старик не назвал бы девушку «дикаркой», это Шаунару-то!
Ладно, она жива, и это главное!
Облегчение щекотало душу Айрунги легким светлым перышком. На радостях он даже не сразу сообразил, о чем говорит ему старый лекарь.
Ах да, ожоги…
— …Мазь, но она не дает обычного эффекта. Может, это потому, что ожоги иной природы, не от огня.
— Да, верно, — ухватил нить беседы Айрунги. — Это похоже на кислотные ожоги, которые мне доводилось получать во время опытов. — Он показал кисти рук, покрытые желтоватыми пятнами. — Пусть мой господин попробует промывать пораженные места слабым раствором соды. Мне помогало.
Идея так увлекла старичка-лекаря, что он тут же прервал беседу и удалился, бормоча: «Сода, сода…»
Айрунги без особого интереса глянул на женщин, которые крутились вокруг раненых — кого поят из кувшина, кому рассказывают о судьбе близких.
А вон та, что стоит на коленях возле старика и меняет у него на лбу мокрую тряпку… совсем рядом в двух шагах…
Эти бронзовые тяжелые косы могут принадлежать лишь одной женщине на свете!
Этот Марави — старый дурень! Он ее, видите ли, прогнал! Да чтобы выставить эту женщину, понадобилась бы сотня наемников!
Поднялась на ноги. Отряхивает песок с юбки. Сейчас обернется…
И тут Айрунги, словно его толкнул в бок маленький вредный демон, растянулся на песке, закрыл глаза и картинно-беспомощным жестом откинул руку в сторону.
Прошла мимо… Задержала шаг… Остановилась…
Пройдоха следил за колыханием ее подола сквозь смеженные ресницы — он прекрасно владел этим женским умением.
Вскрикнула. Упала рядом с ним на колени. Сильная загорелая рука скользнула под шею Айрунги, бережно приподняла голову. Пальцы другой руки заскользили по шее над ухом, ища Жилу Жизни. Они дрожали, эти смуглые пальцы!
— Живой! — Шаунара не вымолвила это, а простонала. — Ох, да что же с тобой… да как же это… Ты не умирай, слышишь! Я все сделаю, все, только потерпи, не умирай, я вылечу, я умею…
Каково разыгрывать роль раненого, который потерял сознание, если у самой щеки — вырез платья и золотистые аккуратные грудки, к которым так и тянет припасть пересохшим ртом? Не то что притворщик — настоящий больной не выдержал бы! И покойник не выдержал бы!
Мужская рука сама собой двинулась вверх, властно легла на затылок женщины, прижала лицо к лицу, губы к губам.
И ведь ответила на поцелуй! Ответила! На несколько блаженных мгновений женщина прильнула к мужчине страстно и нежно, ласково и горячо!
Увы, Шаунара быстро опомнилась. Негодуя, рванулась из объятий обманщика, так стремительно, словно его руки были ветками крапивняка. В карих глазах заплясала гроза. Айрунги уже не притворялся, не жмурился и получил гневную молнию прямо в зрачки!
Смуглая ручка коротко размахнулась и влепила симулянту такую затрещину, что чуть бы сильнее — и бедняга с полным правом остался бы лежать среди раненых, ожидая, пока им займется лекарь.
Шаунара вскочила на ноги и побежала прочь.
Поднялся и Айрунги. Щека горит, в голове гудит, а в душе пляшет пьяное, безрассудное счастье.
Нелогично? Да в болото логику! И здравый смысл туда же! Скорее догнать эту восхитительную злодейку и вымолить прощение!
Айрунги рванулся вслед за беглянкой и налетел на какого-то мужчину. Не извинившись, попробовал обогнуть его, но твердая рука вцепилась в плечо, остановила.
Перед Айрунги стоял Ралидж Разящий Взор.
* * *
Но куда пропала Нитха?
Досадливо морщась и глуша в душе тревогу, Шенги положил ладонь на талисман и негромко выругался: все вокруг затопил мягкий серебристый свет.
Ну, точно! Что-то случилось с талисманом! Так было и в прошлый раз, когда он искал Дайру.
И так же, как в прошлый раз, Шенги напрягся, услышав сквозь серебристое марево дыхание ребенка.
Она спит! Ну, точно — спит! И дышит так ровно, сладко… Что-то хорошее ей снится, даже это Шенги почувствовал так отчетливо, что и сомнений не возникло.
Охотник усмехнулся, вспомнив, как вчера сквозь серебряную пелену ощутил, что кто-то целует Дайру. Теперь-то он знал, что мальчика лизал в лицо пес.
Но сон ни с чем не спутаешь. Это не обморок и не… не то, о чем и думать не хочется. Намучилась, намаялась бедняжка, прикорнула где-нибудь под кустом да и уснула.
Пожалуй, волноваться за нее не стоит.
* * *
Сокол разглядывал спасенного им недавно человека с брезгливым недоумением. Мол, что с тобой сделать: пришибить на месте, в море утопить или попросту сдать властям?