Страница:
Дайру опустил светильник над люком трюма, чтобы пират мог вставить полученный от Сарха ключ в замок.
Внезапно пират издал удивленный возглас:
— Эгей, малец, глянь-ка! Это еще что?!
Дайру нагнулся. Замок лежал возле крышки люка. Дужка была разомкнута.
— Где все-таки часовой? — поинтересовался Дайру.
— А и впрямь! — хлопнул себя по ляжкам пират. — Этот жабий сын все и учудил! Пока все на берегу, он замок отмычкой ковырнул — и в трюм! Небось вино лакает втихаря… ну, я ж его, заразу! Помоги, малец, открыть люк!
Тяжелая крышка с грохотом откинулась. Пират устремился вниз по лестнице.
— Свети! — крикнул он на ходу.
Пожав плечами, Дайру со светильником в руке спустился по узкой лесенке.
Дрожащий круг света заскользил меж тюков, бочек, груд беспорядочно наваленного тряпья. В спертом воздухе, не смешиваясь, сражались друг против друга больше десятка запахов, причем побеждал тяжелый дух лежалой, подгнивающей ткани. Ему мог противостоять лишь резкий, острый, смутно знакомый Дайру запах — заморские пряности.
— Пиявка! — гневно взывал в темноте пират. — Да чтоб тебя демоны…
Фраза оборвалась невнятным хрюканьем. Встревоженный Дайру крутанулся на голос. Светильник на цепочке описал круг, вырвав из тьмы перекошенную физиономию пирата, закачался (вместе с ним закачались мрак и свет, переборки трюма и груды краденого товара) и успокоился.
— Вниз свети! — ошалело просипел пират. — Под ноги!
Дайру наклонился — и до крови прикусил язык от неожиданности. Сердце задергалось в груди, как полураздавленная лягушка.
У самых носков его сапог лежал человек. Багрово-синее искаженное лицо, выкатившиеся глаза, распухший, не умещающийся во рту язык…
А вокруг шеи трижды обмотан глубоко врезавшийся в кожу витой золотой шнур с пышной кистью. Шнур от коричневого плаща. Плащ разметался на трупе, словно два противника сцепились в беспощадной схватке.
— Господин, тут какие-то двое шляются!
Сарх поднял острый взгляд на пиратов, держащих за локти двоих чужаков и готовых бросить их под ноги капитану. Зная Сарха, пираты не сомневались, что незадачливых путников, которых Многоликая занесла сюда, судьба ожидает весьма и весьма незавидная.
Длинное лицо капитана приняло вид удивленный и недоверчивый, а затем губы растянулись в улыбке:
— Какая встреча! Прости этих дураков, Шершень, они в ватаге всего второй год, а мы с тобой не виделись уже… э-э…
— Да три года и не виделись, — степенно ответил коренастый Шершень, растирая локоть, который выпустили сообразительные пираты.
— Твоего человека я помню, — милостиво кивнул Сарх, — только прозвище никак…
— Недомерок, — хмуро уточнил Шершень, встревоженный любезностью обычно угрюмого, замкнутого наррабанца.
— Недомерок, да! — Тепла в улыбке пирата было не больше, чем в волчьем оскале.
Долговязый разбойник попятился. Не так уж близко знал он Сарха (у которого маленькая шайка иногда по дешевке скупала пленников), но усвоил: чем капитан приветливее, тем большую опасность он собой представляет.
И действительно, Сарх шагнул ближе и с ласковым сочувствием протянул:
— Слышал я, у вас неприятности. Хозяина вашего король прихлопнул обеими ладонями, а вы всех друзей растеряли и удираете, как мышь от веника!
Недомерок зажмурился. Вот сейчас капитан велит своим акулам скрутить никчемных бродяг и бросить в трюм. Потом продаст… или в жертву Кхархи…
И велел бы. Как говорится, у него дружба мякинная, до первого ветра. Но Шершень его опередил:
— Удирать — это еще полгоря! А вот глянь, старина, как нас новый хозяин обрядил! — комично раскинув руки, он повернулся, давая оглядеть себя со всех сторон. — Прямо шуты балаганные, верно?
Свет от факела, который держал рядом с капитаном смуглый Варрах, мягко скользнул по бархату, сверкнул на золотом шитье.
Это великолепие не произвело впечатления на пиратского капитана: мало ли с кого разбойник мог снять богатый наряд! А вот упоминание о новом хозяине его заинтересовало.
— Ты на кого-то работаешь?
— Ага. И ты тоже.
— Я? — удивился наррабанец. — Правда? И на кого же?
— На сумасшедшего, — убежденно сказал Шершень. — На очень опасного и очень богатого сумасшедшего. Кто таков — не спрашивай, сам не знаю. Но золото из него лезет, как икра из рыбы на нересте.
— И с чего вы с ним взяли, что я на него работаю?
— С того, что он прислал задаток.
Шершень поднял широкий левый рукав до плеча. Сарх ленивым движением снял с предплечья разбойника узкий золотой браслет. Подняв брови, вгляделся в сложный цветочный узор, оплетающий густо-красные, почти черные камни. Взвесил браслет на ладони, разочарованно хмыкнул и хотел сказать что-то ехидное, но Шершень вновь точно рассчитал, когда надо вставить реплику.
— Ты бы еще на зуб его попробовал! Вижу, совсем ты, наррабанец, в драгоценностях не разбираешься!
— Я, может, и не разбираюсь, — покладисто отозвался капитан. — Другие разберутся. Эй, Пучеглазика сюда!
На зов явился пожилой человек неожиданно степенной — для пирата — наружности и в поношенной, но вполне приличной одежде. Глаза у него были как глаза… впрочем, лишь до тех пор, пока он не увидел браслет. Туг уж они выкатились под самый лоб. Пучеглазик бережно принял украшение на ладонь, рассмотрел под факелом, который Варрах предупредительно наклонил пониже.
— Огненные Времена, — с чувством проговорил Пучеглазик. — Королевство Алых Скал. Правление короля Джайката. Очень редкий стиль — «плывущая линия». Гениальный бунт против «канона пяти установлений».
И тут с неожиданной властностью протиснулся ближе к свету забытый всеми Недомерок. На нем скрестились недоуменно-неприязненные взгляды. Деревенский дуралей с волосами, похожими на ворох прошлогодней соломы, и с вытянутой бессмысленной физиономией — он-то с какой стати вылез?
Деревенский дуралей открыл рот и высказался:
— Да простит меня мой почтенный и, безусловно, образованный собеседник, если я позволю себе небольшую поправку: не правление короля Джайката, а царствование отца его, Джиликата. Великий ювелир Риаваш, сотворивший этот браслет, был еще молод и не окончательно порвал с «каноном пяти установлений». Об этом говорят избыточная декоративность, усложненность цветочного узора, вступающие в противоречие с…
Он получил пинок от опомнившегося Шершня и гневно обернулся:
— Да как ты смеешь!..
— Захлопнись, болван, размажу! Ты уж, Сарх, прости его, он у нас головой ушибленный. В одном трактире была драка, так об его башку скамью разбили, вот и заговаривается, бедняга. — Заметив, что Пучеглазик, заинтересованно глядящий на Недомерка, хочет что-то сказать, Шершень строго потребовал: — А ты, дядя, про Огненные Времена байки не лепи. Ты цену вещички скажи, коли разбираешься!
— Цена, да… — В голосе Пучеглазика зашелестела скука. — Что ж, Сарх, если захочешь приобрести еще один корабль, получше этого, поручи мне переговоры по продаже браслета. Разумеется, не у каждого ювелира найдутся средства на приобретение такой редкой вещи. Надо связаться с солидным торговым домом. Яншагр может купить, Сауфест. Лучше бы напрямую предложить раритет кому-нибудь из королей, но это сложно.
Все ошеломленно уставились на браслет.
— Гратхэ грау дха, Кхархи, — прошептал Сарх, но справился с волнением, протянул руку, взял изящную вещицу. — Ладно, Пучеглазик, ступай… Стало быть, Шершень, наш с тобой господин прислал эту безделушку мне в задаток за будущую службу? И что я должен сделать, чтобы угодить этому достойному человеку?
— Для начала его интересуют двое из тех, кто у тебя на борту. Хранитель крепости Найлигрим и Охотник по имени Шенги Совиная Лапа.
— Да? Эти люди попали мне в руки сегодня утром. А господин уже успел пустить вас наперехват?
— Он колдун. Только про то никто не знает.
— Понимаю. Что ж, Охотника отдам без сожаления, но с Ралиджем сложнее. Этот грайанский пес убил моего бога.
— Да, ты рассказывал. Но на кону такие деньжищи, что я, например, готов своих Безликих-Безымянных, как котят, в мешок да в воду. И тебе советую благочестие на время свернуть в трубочку и засунуть куда подальше! Господин заплатит за такое неудобство.
— Деньги — серьезный довод. Золотая лопата подроет и стену храма. Впрочем, поговорим об этом за ужином. Обсудим, за какую сумму я согласился бы с кровью вырвать из души благородное чувство мести. Ступайте с Варрахом, вам дадут вина. А я проведаю пленников…
Пленники не вызвали у Сарха беспокойства. Белобрысый крысенок что-то замешкался на корабле. Остальные мелкие поганцы слушают наемника, который рассказывает какую-то грайанскую сказку. Охотник растянулся рядом на лапнике — то ли слушает, то ли задремал. А где проклятый Сокол? А, вот он! Отошел в сторонку, любуется рекой.
Сарха скрутило от ненависти. Реку этот гад разглядывает! Наслаждается дивным вечером!
Приблизившись к врагу, наррабанец хотел сказать что-нибудь небрежно-любезное, но злоба, тугим комком бьющаяся в горле, против воли выплеснулась наружу хриплым:
— Я все равно убью тебя!
В этот миг Сарх не помнил о заманчивых посулах неведомого «хозяина». Забыл и о своих планах ночью взять уснувших пленников без боя и посвятить их мучения памяти мертвого божества.
Сокол повел взглядом в сторону пирата и благодушно произнес:
— До чего вы, кхархи-гарр, нудные да скучные! Как рот раскроете, так «убью» да «убью». Нет чтобы побеседовать со мной о жизни, о поэзии, о философии…
Неизвестно, что сказал бы (или сделал бы) взбешенный Сарх. Ему помешал истошный вопль с палубы:
— Карау-ул! Здесь убива-ают! Пиявку порешили!
— Да кто ж его… — бормотал пират, наклонившись над трупом. — Да как же… Капитан! Капитану сказать надо! Я сейчас, сейчас…
Он выпрямился, не отводя глаз от убитого, шагнул назад, ударился спиной о лестницу. Видимо, боль помогла ему опомниться. Он забухал сапогами по ступенькам, и тут же с палубы донеслись бессвязные вопли.
Дайру отстраненно подумал, что бедняга либо новичок, повидавший мало мертвых тел, либо ошалел от неожиданности. Сам мальчик чувствовал себя так, словно видел тяжелый сон. Его пугал вид задушенного человека, но другое чувство пересилило страх. Дайру узнал плащ, шнур которого обвился вокруг шеи мертвеца. Коричневое сукно, меховая опушка, нелепая зеленая заплатка на капюшоне.
Плащ Ралиджа!
Преодолев отвращение, Дайру нагнулся. Одна пола плаща топорщилась, словно была обмотана вокруг чего-то продолговатого. Уже догадываясь, что он увидит, мачьчик сдвинул коричневое сукно и увидел краешек потертых кожаных ножен. Разумеется, это была прославленная Сайминга! Какой еще меч может быть завернут в плащ Хранителя? А ну-ка, посветить хорошенько! Может, и бочонки обнаружатся?
Мальчик качнул светильником на цепочке и не удивился, когда слабый свет отвоевал у мрака желтое круглое днище. Маленький бочонок лежал рядом с рукой мертвого пирата. Дайру представил себе, как часовой слез в трюм, чтобы отведать дорогого господского вина, но кто-то его остановил.
Кто-то… или что-то?
Эти раздумья отняли у Дайру лишь несколько мгновений. Затем он пристроил светильник на тюки и решительно поднял бочонок. На миг прихлынул ужас: а вдруг в бочонке плеснется вино? Обычное вино, никакой тайны? Нет, вроде ничего не плещется… а тяжелый-то какой! Нужно вытащить его на палубу и припрятать, и меч тоже, пока на крики этого придурка не сбежалась вся шайка. Хранитель говорил о двух бочонках, но второй искать некогда. Как же подняться по лестнице с бочонком и мечом в руках? Неудобно. Надо положить добычу на плащ… ох, придется отматывать шнур от шеи мертвеца… бр-р-р!
К удивлению Дайру, понадобилось лишь дернуть плащ. Шнур легко соскользнул с шеи пирата, словно отпустил жертву.
И подниматься по ступенькам оказалось не тяжело — словно кто-то помогал мальчику нести громоздкую ношу.
Куда спрятать это добро? Разве что под скамью. Скорее, пока не помешали!
Второпях Дайру не вспомнил, что оставил в трюме светильник. Более того, не заметил, что, уходя, зацепил его плечом. Светильник упал, но не погас. Крошечный огонек заплясал в лужице разлитого масла, разгораясь все смелее.
Крик с палубы переполошил все становище. Пираты толпой ринулись к кораблю. Никто не собирался спокойно ждать объяснений.
— Дайру! — воскликнул Охотник, вскочив с груды лапника. — Там Дайру!
И помчался к реке, расшвыривая пиратов, оказавшихся у него на пути.
Айфер без команды ринулся за ним.
— Расступись, бродяги! — радостно заорал он. — Буду бить до хруста!
Сокол, разом утратив лениво-благодушный вид, вскочил на ноги.
— Куда?! — рявкнул Сарх, выхватив из-за голенища нож. Но пустить его в ход не успел: рука более быстрая, чем его собственная, перехватила и стиснула запястье. И тут же кулак Ралиджа врезался пирату в лицо.
Отброшенный в сторону, как тряпка, Сарх поднялся на четвереньки, смахнул с физиономии кровь и бешено взглянул туда, где уже шел настоящий бой.
Пираты наконец-то увидели перед собой врага. Все ясно и понятно: пленники взбунтовались — вяжи их!
Темнота сгустилась над кораблем. В заварушке немало ударов перепало своим от своих. Впрочем, Айфера и во мраке нельзя было спутать ни с кем. Гигант сдержал обещание: бил до хруста и хряска! В него вцепились трое пиратов, он стряхнул их и пробился к трапу, рядом с которым Шенги, сомкнув когти на горле одного из врагов, взывал:
— Дайру! Где ты, сынок? Пробивайся к нам! Отзовись!
Охотник оставался единственным из пленников, кто не добыл себе в драке оружия. Впрочем, его лапа сама была оружием. Ралидж вырвал у кого-то меч, Айфер отобрал у наскочившего на него Порченого толстую палку. Нургидан и Нитха выдернули из костра по горящей ветке и, очертив вокруг себя пылающий круг, сдерживали врагов на расстоянии.
Отбив у врага трап, Шенги двинулся наверх, продолжая звать пропавшего ученика.
А Дайру, успевший избавиться от своей находки, оказался лицом к лицу с тремя противниками: поднявший тревогу пират указал на мальчика двум своим дружкам, успевшим взбежать на палубу:
— Без этого гаденыша не обошлось! А ну, парни, хватай его!
Дайру коснулся пряжки пояса. Она тут же расстегнулась, ремень скользнул в ладонь. Холщовые штаны поддерживал другой пояс — тонкий, матерчатый. А ремень заплясал в натренированной руке подростка — только воздух загудел! Иру-кхао, оружие-невидимка! Первый удар тяжелой заточенной пряжки не просто обезоружил ближайшего пирата — сломал ему запястье!
Тем временем Сарх, пошатываясь, встал на ноги. Оскалился, поднял нож для броска, высматривая в толпе дерущихся Ралиджа. Нашел, но не успел послать в полет хищное лезвие. Сам с трудом увернулся от брошенной в лицо горящей ветки. А следом за веткой на него с криком ярости налетел Нургидан. Сарх принял в ненавидящие объятия не по годам сильного подростка, и оба, сцепившись, покатились по берегу.
И тут произошло нечто страшное. Корабль с грохотом содрогнулся, расселся пополам. Сорванная крышка люка улетела в воду, из трюма рванулось рассевающее искры пламя.
По расколотой, накренившейся палубе Дайру кувырком скатился к трапу — прямо под ноги учителю.
Шенги едва заметил появление ученика. Вскинув голову, он тревожно вглядывался в небо. Десятилетия странствий меж мирами не прошли даром: Охотник почувствовал приближение чего-то чуждого, несовместимого с этим лесом, рекой, звездами. То же самое он ощущал, проходя сквозь Врата.
— Держаться друг задруга! — приказал он, левой рукой хватая Хранителя за локоть, а правой, когтистой, вцепляясь в куртку Айфера.
Ученики привыкли исполнять эту команду не раздумывая. Дайру, не вставая, ухватился за сапог учителя. Нитха повисла на руке Айфера. Лишь Нургидан не откликнулся на призыв Шенги — беспощадные руки наррабанца стиснули его, добравшись почти до горла.
А времени вырваться у мальчика не было.
Взрыв корабля послужил роковым толчком. Грань Миров, которую сотрясали порывы магической силы, связывавшей мертвых колдунов и чародейное зеркало, не выдержала, расплеснулась волной, как поверхность озерка, в которое рухнул тяжелый камень.
В отсветах горящего корабля мир исказился, закачался. Словно полупрозрачная пелена легла на берег и воду и исчезла.
Краткий миг длилось это наваждение. А когда оно развеялось, на берегу осталось лишь несколько потрясенных, ужаснувшихся человек.
И только два мертвых мага поняли, что произошло. Они глянули друг на друга из глубины глаз Недомерка и Шершня. Слова были не нужны. И так ясно: Грань Миров распахнулась, поглотила тех, до кого смогла дотянуться, и вновь сомкнулась.
Фолиант и Ураган быстро оглядели тех, кто остался на берегу, и чуть не взвыли на два голоса от горького отчаяния.
Добыча ушла!
16
Внезапно пират издал удивленный возглас:
— Эгей, малец, глянь-ка! Это еще что?!
Дайру нагнулся. Замок лежал возле крышки люка. Дужка была разомкнута.
— Где все-таки часовой? — поинтересовался Дайру.
— А и впрямь! — хлопнул себя по ляжкам пират. — Этот жабий сын все и учудил! Пока все на берегу, он замок отмычкой ковырнул — и в трюм! Небось вино лакает втихаря… ну, я ж его, заразу! Помоги, малец, открыть люк!
Тяжелая крышка с грохотом откинулась. Пират устремился вниз по лестнице.
— Свети! — крикнул он на ходу.
Пожав плечами, Дайру со светильником в руке спустился по узкой лесенке.
Дрожащий круг света заскользил меж тюков, бочек, груд беспорядочно наваленного тряпья. В спертом воздухе, не смешиваясь, сражались друг против друга больше десятка запахов, причем побеждал тяжелый дух лежалой, подгнивающей ткани. Ему мог противостоять лишь резкий, острый, смутно знакомый Дайру запах — заморские пряности.
— Пиявка! — гневно взывал в темноте пират. — Да чтоб тебя демоны…
Фраза оборвалась невнятным хрюканьем. Встревоженный Дайру крутанулся на голос. Светильник на цепочке описал круг, вырвав из тьмы перекошенную физиономию пирата, закачался (вместе с ним закачались мрак и свет, переборки трюма и груды краденого товара) и успокоился.
— Вниз свети! — ошалело просипел пират. — Под ноги!
Дайру наклонился — и до крови прикусил язык от неожиданности. Сердце задергалось в груди, как полураздавленная лягушка.
У самых носков его сапог лежал человек. Багрово-синее искаженное лицо, выкатившиеся глаза, распухший, не умещающийся во рту язык…
А вокруг шеи трижды обмотан глубоко врезавшийся в кожу витой золотой шнур с пышной кистью. Шнур от коричневого плаща. Плащ разметался на трупе, словно два противника сцепились в беспощадной схватке.
* * *
— Господин, тут какие-то двое шляются!
Сарх поднял острый взгляд на пиратов, держащих за локти двоих чужаков и готовых бросить их под ноги капитану. Зная Сарха, пираты не сомневались, что незадачливых путников, которых Многоликая занесла сюда, судьба ожидает весьма и весьма незавидная.
Длинное лицо капитана приняло вид удивленный и недоверчивый, а затем губы растянулись в улыбке:
— Какая встреча! Прости этих дураков, Шершень, они в ватаге всего второй год, а мы с тобой не виделись уже… э-э…
— Да три года и не виделись, — степенно ответил коренастый Шершень, растирая локоть, который выпустили сообразительные пираты.
— Твоего человека я помню, — милостиво кивнул Сарх, — только прозвище никак…
— Недомерок, — хмуро уточнил Шершень, встревоженный любезностью обычно угрюмого, замкнутого наррабанца.
— Недомерок, да! — Тепла в улыбке пирата было не больше, чем в волчьем оскале.
Долговязый разбойник попятился. Не так уж близко знал он Сарха (у которого маленькая шайка иногда по дешевке скупала пленников), но усвоил: чем капитан приветливее, тем большую опасность он собой представляет.
И действительно, Сарх шагнул ближе и с ласковым сочувствием протянул:
— Слышал я, у вас неприятности. Хозяина вашего король прихлопнул обеими ладонями, а вы всех друзей растеряли и удираете, как мышь от веника!
Недомерок зажмурился. Вот сейчас капитан велит своим акулам скрутить никчемных бродяг и бросить в трюм. Потом продаст… или в жертву Кхархи…
И велел бы. Как говорится, у него дружба мякинная, до первого ветра. Но Шершень его опередил:
— Удирать — это еще полгоря! А вот глянь, старина, как нас новый хозяин обрядил! — комично раскинув руки, он повернулся, давая оглядеть себя со всех сторон. — Прямо шуты балаганные, верно?
Свет от факела, который держал рядом с капитаном смуглый Варрах, мягко скользнул по бархату, сверкнул на золотом шитье.
Это великолепие не произвело впечатления на пиратского капитана: мало ли с кого разбойник мог снять богатый наряд! А вот упоминание о новом хозяине его заинтересовало.
— Ты на кого-то работаешь?
— Ага. И ты тоже.
— Я? — удивился наррабанец. — Правда? И на кого же?
— На сумасшедшего, — убежденно сказал Шершень. — На очень опасного и очень богатого сумасшедшего. Кто таков — не спрашивай, сам не знаю. Но золото из него лезет, как икра из рыбы на нересте.
— И с чего вы с ним взяли, что я на него работаю?
— С того, что он прислал задаток.
Шершень поднял широкий левый рукав до плеча. Сарх ленивым движением снял с предплечья разбойника узкий золотой браслет. Подняв брови, вгляделся в сложный цветочный узор, оплетающий густо-красные, почти черные камни. Взвесил браслет на ладони, разочарованно хмыкнул и хотел сказать что-то ехидное, но Шершень вновь точно рассчитал, когда надо вставить реплику.
— Ты бы еще на зуб его попробовал! Вижу, совсем ты, наррабанец, в драгоценностях не разбираешься!
— Я, может, и не разбираюсь, — покладисто отозвался капитан. — Другие разберутся. Эй, Пучеглазика сюда!
На зов явился пожилой человек неожиданно степенной — для пирата — наружности и в поношенной, но вполне приличной одежде. Глаза у него были как глаза… впрочем, лишь до тех пор, пока он не увидел браслет. Туг уж они выкатились под самый лоб. Пучеглазик бережно принял украшение на ладонь, рассмотрел под факелом, который Варрах предупредительно наклонил пониже.
— Огненные Времена, — с чувством проговорил Пучеглазик. — Королевство Алых Скал. Правление короля Джайката. Очень редкий стиль — «плывущая линия». Гениальный бунт против «канона пяти установлений».
И тут с неожиданной властностью протиснулся ближе к свету забытый всеми Недомерок. На нем скрестились недоуменно-неприязненные взгляды. Деревенский дуралей с волосами, похожими на ворох прошлогодней соломы, и с вытянутой бессмысленной физиономией — он-то с какой стати вылез?
Деревенский дуралей открыл рот и высказался:
— Да простит меня мой почтенный и, безусловно, образованный собеседник, если я позволю себе небольшую поправку: не правление короля Джайката, а царствование отца его, Джиликата. Великий ювелир Риаваш, сотворивший этот браслет, был еще молод и не окончательно порвал с «каноном пяти установлений». Об этом говорят избыточная декоративность, усложненность цветочного узора, вступающие в противоречие с…
Он получил пинок от опомнившегося Шершня и гневно обернулся:
— Да как ты смеешь!..
— Захлопнись, болван, размажу! Ты уж, Сарх, прости его, он у нас головой ушибленный. В одном трактире была драка, так об его башку скамью разбили, вот и заговаривается, бедняга. — Заметив, что Пучеглазик, заинтересованно глядящий на Недомерка, хочет что-то сказать, Шершень строго потребовал: — А ты, дядя, про Огненные Времена байки не лепи. Ты цену вещички скажи, коли разбираешься!
— Цена, да… — В голосе Пучеглазика зашелестела скука. — Что ж, Сарх, если захочешь приобрести еще один корабль, получше этого, поручи мне переговоры по продаже браслета. Разумеется, не у каждого ювелира найдутся средства на приобретение такой редкой вещи. Надо связаться с солидным торговым домом. Яншагр может купить, Сауфест. Лучше бы напрямую предложить раритет кому-нибудь из королей, но это сложно.
Все ошеломленно уставились на браслет.
— Гратхэ грау дха, Кхархи, — прошептал Сарх, но справился с волнением, протянул руку, взял изящную вещицу. — Ладно, Пучеглазик, ступай… Стало быть, Шершень, наш с тобой господин прислал эту безделушку мне в задаток за будущую службу? И что я должен сделать, чтобы угодить этому достойному человеку?
— Для начала его интересуют двое из тех, кто у тебя на борту. Хранитель крепости Найлигрим и Охотник по имени Шенги Совиная Лапа.
— Да? Эти люди попали мне в руки сегодня утром. А господин уже успел пустить вас наперехват?
— Он колдун. Только про то никто не знает.
— Понимаю. Что ж, Охотника отдам без сожаления, но с Ралиджем сложнее. Этот грайанский пес убил моего бога.
— Да, ты рассказывал. Но на кону такие деньжищи, что я, например, готов своих Безликих-Безымянных, как котят, в мешок да в воду. И тебе советую благочестие на время свернуть в трубочку и засунуть куда подальше! Господин заплатит за такое неудобство.
— Деньги — серьезный довод. Золотая лопата подроет и стену храма. Впрочем, поговорим об этом за ужином. Обсудим, за какую сумму я согласился бы с кровью вырвать из души благородное чувство мести. Ступайте с Варрахом, вам дадут вина. А я проведаю пленников…
Пленники не вызвали у Сарха беспокойства. Белобрысый крысенок что-то замешкался на корабле. Остальные мелкие поганцы слушают наемника, который рассказывает какую-то грайанскую сказку. Охотник растянулся рядом на лапнике — то ли слушает, то ли задремал. А где проклятый Сокол? А, вот он! Отошел в сторонку, любуется рекой.
Сарха скрутило от ненависти. Реку этот гад разглядывает! Наслаждается дивным вечером!
Приблизившись к врагу, наррабанец хотел сказать что-нибудь небрежно-любезное, но злоба, тугим комком бьющаяся в горле, против воли выплеснулась наружу хриплым:
— Я все равно убью тебя!
В этот миг Сарх не помнил о заманчивых посулах неведомого «хозяина». Забыл и о своих планах ночью взять уснувших пленников без боя и посвятить их мучения памяти мертвого божества.
Сокол повел взглядом в сторону пирата и благодушно произнес:
— До чего вы, кхархи-гарр, нудные да скучные! Как рот раскроете, так «убью» да «убью». Нет чтобы побеседовать со мной о жизни, о поэзии, о философии…
Неизвестно, что сказал бы (или сделал бы) взбешенный Сарх. Ему помешал истошный вопль с палубы:
— Карау-ул! Здесь убива-ают! Пиявку порешили!
* * *
— Да кто ж его… — бормотал пират, наклонившись над трупом. — Да как же… Капитан! Капитану сказать надо! Я сейчас, сейчас…
Он выпрямился, не отводя глаз от убитого, шагнул назад, ударился спиной о лестницу. Видимо, боль помогла ему опомниться. Он забухал сапогами по ступенькам, и тут же с палубы донеслись бессвязные вопли.
Дайру отстраненно подумал, что бедняга либо новичок, повидавший мало мертвых тел, либо ошалел от неожиданности. Сам мальчик чувствовал себя так, словно видел тяжелый сон. Его пугал вид задушенного человека, но другое чувство пересилило страх. Дайру узнал плащ, шнур которого обвился вокруг шеи мертвеца. Коричневое сукно, меховая опушка, нелепая зеленая заплатка на капюшоне.
Плащ Ралиджа!
Преодолев отвращение, Дайру нагнулся. Одна пола плаща топорщилась, словно была обмотана вокруг чего-то продолговатого. Уже догадываясь, что он увидит, мачьчик сдвинул коричневое сукно и увидел краешек потертых кожаных ножен. Разумеется, это была прославленная Сайминга! Какой еще меч может быть завернут в плащ Хранителя? А ну-ка, посветить хорошенько! Может, и бочонки обнаружатся?
Мальчик качнул светильником на цепочке и не удивился, когда слабый свет отвоевал у мрака желтое круглое днище. Маленький бочонок лежал рядом с рукой мертвого пирата. Дайру представил себе, как часовой слез в трюм, чтобы отведать дорогого господского вина, но кто-то его остановил.
Кто-то… или что-то?
Эти раздумья отняли у Дайру лишь несколько мгновений. Затем он пристроил светильник на тюки и решительно поднял бочонок. На миг прихлынул ужас: а вдруг в бочонке плеснется вино? Обычное вино, никакой тайны? Нет, вроде ничего не плещется… а тяжелый-то какой! Нужно вытащить его на палубу и припрятать, и меч тоже, пока на крики этого придурка не сбежалась вся шайка. Хранитель говорил о двух бочонках, но второй искать некогда. Как же подняться по лестнице с бочонком и мечом в руках? Неудобно. Надо положить добычу на плащ… ох, придется отматывать шнур от шеи мертвеца… бр-р-р!
К удивлению Дайру, понадобилось лишь дернуть плащ. Шнур легко соскользнул с шеи пирата, словно отпустил жертву.
И подниматься по ступенькам оказалось не тяжело — словно кто-то помогал мальчику нести громоздкую ношу.
Куда спрятать это добро? Разве что под скамью. Скорее, пока не помешали!
Второпях Дайру не вспомнил, что оставил в трюме светильник. Более того, не заметил, что, уходя, зацепил его плечом. Светильник упал, но не погас. Крошечный огонек заплясал в лужице разлитого масла, разгораясь все смелее.
* * *
Крик с палубы переполошил все становище. Пираты толпой ринулись к кораблю. Никто не собирался спокойно ждать объяснений.
— Дайру! — воскликнул Охотник, вскочив с груды лапника. — Там Дайру!
И помчался к реке, расшвыривая пиратов, оказавшихся у него на пути.
Айфер без команды ринулся за ним.
— Расступись, бродяги! — радостно заорал он. — Буду бить до хруста!
Сокол, разом утратив лениво-благодушный вид, вскочил на ноги.
— Куда?! — рявкнул Сарх, выхватив из-за голенища нож. Но пустить его в ход не успел: рука более быстрая, чем его собственная, перехватила и стиснула запястье. И тут же кулак Ралиджа врезался пирату в лицо.
Отброшенный в сторону, как тряпка, Сарх поднялся на четвереньки, смахнул с физиономии кровь и бешено взглянул туда, где уже шел настоящий бой.
Пираты наконец-то увидели перед собой врага. Все ясно и понятно: пленники взбунтовались — вяжи их!
Темнота сгустилась над кораблем. В заварушке немало ударов перепало своим от своих. Впрочем, Айфера и во мраке нельзя было спутать ни с кем. Гигант сдержал обещание: бил до хруста и хряска! В него вцепились трое пиратов, он стряхнул их и пробился к трапу, рядом с которым Шенги, сомкнув когти на горле одного из врагов, взывал:
— Дайру! Где ты, сынок? Пробивайся к нам! Отзовись!
Охотник оставался единственным из пленников, кто не добыл себе в драке оружия. Впрочем, его лапа сама была оружием. Ралидж вырвал у кого-то меч, Айфер отобрал у наскочившего на него Порченого толстую палку. Нургидан и Нитха выдернули из костра по горящей ветке и, очертив вокруг себя пылающий круг, сдерживали врагов на расстоянии.
Отбив у врага трап, Шенги двинулся наверх, продолжая звать пропавшего ученика.
А Дайру, успевший избавиться от своей находки, оказался лицом к лицу с тремя противниками: поднявший тревогу пират указал на мальчика двум своим дружкам, успевшим взбежать на палубу:
— Без этого гаденыша не обошлось! А ну, парни, хватай его!
Дайру коснулся пряжки пояса. Она тут же расстегнулась, ремень скользнул в ладонь. Холщовые штаны поддерживал другой пояс — тонкий, матерчатый. А ремень заплясал в натренированной руке подростка — только воздух загудел! Иру-кхао, оружие-невидимка! Первый удар тяжелой заточенной пряжки не просто обезоружил ближайшего пирата — сломал ему запястье!
Тем временем Сарх, пошатываясь, встал на ноги. Оскалился, поднял нож для броска, высматривая в толпе дерущихся Ралиджа. Нашел, но не успел послать в полет хищное лезвие. Сам с трудом увернулся от брошенной в лицо горящей ветки. А следом за веткой на него с криком ярости налетел Нургидан. Сарх принял в ненавидящие объятия не по годам сильного подростка, и оба, сцепившись, покатились по берегу.
И тут произошло нечто страшное. Корабль с грохотом содрогнулся, расселся пополам. Сорванная крышка люка улетела в воду, из трюма рванулось рассевающее искры пламя.
По расколотой, накренившейся палубе Дайру кувырком скатился к трапу — прямо под ноги учителю.
Шенги едва заметил появление ученика. Вскинув голову, он тревожно вглядывался в небо. Десятилетия странствий меж мирами не прошли даром: Охотник почувствовал приближение чего-то чуждого, несовместимого с этим лесом, рекой, звездами. То же самое он ощущал, проходя сквозь Врата.
— Держаться друг задруга! — приказал он, левой рукой хватая Хранителя за локоть, а правой, когтистой, вцепляясь в куртку Айфера.
Ученики привыкли исполнять эту команду не раздумывая. Дайру, не вставая, ухватился за сапог учителя. Нитха повисла на руке Айфера. Лишь Нургидан не откликнулся на призыв Шенги — беспощадные руки наррабанца стиснули его, добравшись почти до горла.
А времени вырваться у мальчика не было.
Взрыв корабля послужил роковым толчком. Грань Миров, которую сотрясали порывы магической силы, связывавшей мертвых колдунов и чародейное зеркало, не выдержала, расплеснулась волной, как поверхность озерка, в которое рухнул тяжелый камень.
В отсветах горящего корабля мир исказился, закачался. Словно полупрозрачная пелена легла на берег и воду и исчезла.
Краткий миг длилось это наваждение. А когда оно развеялось, на берегу осталось лишь несколько потрясенных, ужаснувшихся человек.
И только два мертвых мага поняли, что произошло. Они глянули друг на друга из глубины глаз Недомерка и Шершня. Слова были не нужны. И так ясно: Грань Миров распахнулась, поглотила тех, до кого смогла дотянуться, и вновь сомкнулась.
Фолиант и Ураган быстро оглядели тех, кто остался на берегу, и чуть не взвыли на два голоса от горького отчаяния.
Добыча ушла!
16
Утро было испоганено подлым представлением, которое устроила под окном нахальная Шаунара. Айрунги понимал, что прислуга пересмеивается у него за спиной. А может, и в глаза начнут хихикать.
Ну и ничего страшного. Не смертельно. Рано или поздно конфуз забудется. А пока лучше заняться чем-нибудь в уединении. Почему бы не побывать за садовым павильоном, где взяли привычку играть принц и принцесса? Не рискуют ли малыши там покалечиться?
Бросив сорванцов на Чизи, наставник осмотрел запущенный угол сада меж стеной павильона и железной оградой. Результаты неутешительные: развалины беседки, глубокая яма, груда камней, накренившаяся старая сосна, корни которой наполовину вылезли из земли — бурые, толстые, как удавы. Да еще крапива — высокая и ужасно жгучая.
И что тянет сюда ребятишек — из дворца-то?
Свобода, наверное, тянет. Возможность укрыться от взрослых. Заброшенный уголок, до которого у рабов-садовников не доходят руки — хватает хлопот с нежными яблонями.
Айрунги зажмурился и представил себя ребенком. А когда открыл глаза, увидел совершенно иной мир, волшебный, принадлежащий лишь ему. Развалины беседки, которые могут превратиться и в замок черного колдуна, и в пиратский корабль. Яма, края которой можно оборонять от лезущих снизу вражеских воинов и чудовищ, сталкивая камни им на головы. Древняя корявая сосна, ровесница острова, так не похожая на дурацкие капризные яблони, над которыми трясется главный садовник. И великолепная крапива, боевая, отважная крапива, преграждающая путь в волшебный мир любому, кто боится обжечь ручки-ножки. Нянька уж точно сюда не сунется. А ребята — вон, протоптали тропку вдоль стены павильона. И не заметишь, если не приглядишься.
Айрунги усмехнулся. Во всяком случае, теперь ясно, как озорники удирают из дворца. Сосна почти легла на ограду. Пустяк — вскарабкаться по стволу, а потом съехать по пруту решетки. Вот обратно сорванцам уже не влезть.
Вдруг наставник почувствовал зависть к ребятишкам. Не потому, что они росли во дворце и один из них должен унаследовать корону. Просто у самого Айрунги в детстве не было уголка, который он мог бы назвать своим… места, где можно представить себя героем, разбойником, чародеем. Если растешь в цирковом фургоне, какой уж тут потаенный уголок, убежище души! Все детство — в тесноте, на виду, вместо игр — работа. Со стороны она выглядит веселой игрой, но циркач-то знает ей истинную цену!
Айрунги с досадой отогнал воспоминания, которые считал постыдными. Надо осмотреть руины беседки — не поранят ли доски играющих детей? И спуститься в яму — не засыплют ли камни ребенка, который полезет исследовать дно?
По неровным каменным обломкам, торчащим из земли, Айрунги слез вниз. Ого! А ведь это не просто яма — это небольшая каверна, подземная полость. Можно предположить, что возникла она в результате землетрясения, о котором рассказывал Вьянчи на празднике.
При мысли о праздничном вечере Айрунги испытал неловкость, огорчение и, к досаде своей, слабый всплеск того неистового желания, что жгло его вчера. Усилием воли он заставил себя не думать о мечущемся в такт пляске подоле и выныривающих из-под него золотистых коленях.
Яма… Каверна… Ну да. Кто-то от большого ума водрузил на этом месте беседку. У эрнидийских королей помешательство на почве строительства. На троне им ерзается до тех пор, пока не кликнут каменщиков да не повелят воздвигнуть что-нибудь уродливое и бесполезное. Кому нужна беседка, если рядом садовый павильон (в который, кстати, никто не заходит)? Да еще она и провалилась, сложившись, как веер. Тогда, наверное, и сосна накренилась.
Мощные корни повисли в пустоте, а потом дотянулись до почвы и вновь вгрызлись в каменистый грунт.
Размышляя, Айрунги рассеянно сел на толстый изогнутый корень, словно в кресло. Внезапно корень шевельнулся под ним, отъехал в сторону.
Айрунги вскочил и уставился на коварное корневище. Оно приняло прежнее положение и вновь было невинно-неподвижным.
Странно. Такой толстый корень… Заинтригованный, Айрунги растянулся на дне ямы… Да он же подрублен! — У самой земли, это совсем не заметно. На соседнем корне тоже следы топора. И сделали это не дети. Вряд ли малышам такое под силу.
Но зачем? С какой стати кто-то возился в яме, стараясь, чтобы следы работы по возможности не бросались в глаза?
Посерьезнев, Айрунги взялся левой рукой за один корень, правой — за другой и попытался раздвинуть их. Это удалось неожиданно легко. Корни разошлись, как дверные створки, меж ними смог бы протиснуться человек. За ними открылась чернота — что-то вроде пещерки в каменном склоне каверны.
Не пещерка даже, а пещера. Она глубже, чем кажется в первый момент…
В Наррабане Айрунги видел зверька, похожего на ласку. Его называли мангуст и держали вместо кошки — давить крыс и змей. Ни у кого Айрунги не встречал такого неистового любопытства, такой тяги обшарить и обнюхать каждый уголок, презирая опасность.
Нигде не встречал. Кроме собственной души. Было в самом Айрунги что-то от мангуста.
Вот и сейчас: ну, зачем соваться в эту пещерку? Будь она где-то на берегу, можно бы вообразить, что в ней контрабандисты прячут товары… или пираты — добычу. Но кто и что станет прятать в дворцовом саду?
И все же кто-то подрубил корни! Зачем? Интересно же!
Слово «интересно» было могущественным заклинанием, бороться с силой которого Айрунги не мог и не хотел. Даже раздумывать не стал — пролез меж корнями…
Это не пещера! Это широкая расселина, уводящая вниз. Пожалуй, такими трещинами изрезан после землетрясения весь скальный массив Эрниди.
Эх, нет факела! Айрунги непременно вернется сюда с огнем. А пока проползет еще немножечко, еще чуть-чуть… ну, пока безопасно…
Щель расширяется и становится выше, можно идти не нагибаясь. А вот развилка. Айрунги жадно вздохнул из-за невозможности одновременно исследовать оба хода и свернул наугад направо. Тут же — новая развилка. Теперь выбора нет — только направо. Любой лабиринт можно пройти, сворачивая все время в одну и ту же сторону. Тогда из всякой точки найдешь обратный путь.
Еще раз направо… Что за свет брезжит впереди? Ого!
Щель прорезала свод, солнечные лучи проникли в расселину. Интересно, что там, наверху? Выбраться на поверхность — это исключено. А вот стены при тусклом освещении разглядеть можно. Во многих местах камень раздроблен мелкими корешками, еле держится. Не хватало только обвала! А внизу меж камней — глина: должно быть, с дождями сверху натекла.
Вдруг Айрунги остановился. Опустился на одно колено. Вгляделся в слой грязно-серой глины, на котором отпечатался след сапога.
А следок-то свежий… ну, не совсем, края слегка оплыли… пожалуй, на рассвете здесь прошел человек. Весьма интересно! Не зря Айрунги обтирает боками стены подземного хода, словно крот! Ну, какие еще находки ждут впереди?
А очень даже неприятные!
И ведь чуял Айрунги издали этот запах, трудно было бы не учуять… Но проклятое любопытство не дало вернуться обратно. И за поворотом — свод снова сомкнулся, вокруг темнота! — отважный исследователь подземных переходов ухнул в нечто неизъяснимое…
Нет, почему неизъяснимое? Наоборот! Не надо быть алхимиком, чтобы сообразить: над головой — хлев. Кто-то в поселке свиней держит. И хлев, мерзавец, не чистит. Чтоб его Хозяйка Зла макнула рожей в это самое… в то, что через трещинки в скале стекает в подземный резервуар.
Выбравшись из пахучей ловушки, Айрунги хотел повернуть, но впереди вновь забрезжил свет. Чувствуя отвращение к самому себе, хлюпая полными доверху сапогами, Айрунги продолжил путь.
Свод все шире раскрывался навстречу небу, стены становились все ниже, и наконец шустрый «мангуст» понял, что находится в узкой расселине и может выбраться на поверхность. Что, разумеется, и проделал.
Безлюдная скалистая местность — и море, море рядом!
Айрунги спустился по откосу, разулся, выплеснул из сапог мутную жижу и прямо в одежде бросился в воду. Потом посидел на камнях, чтобы солнце хоть немного высушило одежду. И с огорчением убедился, что от мерзкого запаха избавиться не удалось.
Но во дворец возвращаться пора, не то его отсутствие будет замечено. Причем возвращаться придется тем же путем (не забыв перепрыгнуть вонючую яму). Не может он позволить себе в таком виде проследовать через главные дворцовые ворота!
Выбравшись из-под сосны, Айрунги навалил на корни несколько увесистых камней. Кто бы ни шлялся подземными коридорами, незачем давать ему возможность в любое время вылезти в дворцовом саду. В конце концов, Айрунги живет в этом самом дворце и не хочет для его обитателей никаких неприятностей. Сам он, если понадобится, каменную пирамидку легко раскатает, а изнутри, из пещерки, это сделать невозможно.
Ну и ничего страшного. Не смертельно. Рано или поздно конфуз забудется. А пока лучше заняться чем-нибудь в уединении. Почему бы не побывать за садовым павильоном, где взяли привычку играть принц и принцесса? Не рискуют ли малыши там покалечиться?
Бросив сорванцов на Чизи, наставник осмотрел запущенный угол сада меж стеной павильона и железной оградой. Результаты неутешительные: развалины беседки, глубокая яма, груда камней, накренившаяся старая сосна, корни которой наполовину вылезли из земли — бурые, толстые, как удавы. Да еще крапива — высокая и ужасно жгучая.
И что тянет сюда ребятишек — из дворца-то?
Свобода, наверное, тянет. Возможность укрыться от взрослых. Заброшенный уголок, до которого у рабов-садовников не доходят руки — хватает хлопот с нежными яблонями.
Айрунги зажмурился и представил себя ребенком. А когда открыл глаза, увидел совершенно иной мир, волшебный, принадлежащий лишь ему. Развалины беседки, которые могут превратиться и в замок черного колдуна, и в пиратский корабль. Яма, края которой можно оборонять от лезущих снизу вражеских воинов и чудовищ, сталкивая камни им на головы. Древняя корявая сосна, ровесница острова, так не похожая на дурацкие капризные яблони, над которыми трясется главный садовник. И великолепная крапива, боевая, отважная крапива, преграждающая путь в волшебный мир любому, кто боится обжечь ручки-ножки. Нянька уж точно сюда не сунется. А ребята — вон, протоптали тропку вдоль стены павильона. И не заметишь, если не приглядишься.
Айрунги усмехнулся. Во всяком случае, теперь ясно, как озорники удирают из дворца. Сосна почти легла на ограду. Пустяк — вскарабкаться по стволу, а потом съехать по пруту решетки. Вот обратно сорванцам уже не влезть.
Вдруг наставник почувствовал зависть к ребятишкам. Не потому, что они росли во дворце и один из них должен унаследовать корону. Просто у самого Айрунги в детстве не было уголка, который он мог бы назвать своим… места, где можно представить себя героем, разбойником, чародеем. Если растешь в цирковом фургоне, какой уж тут потаенный уголок, убежище души! Все детство — в тесноте, на виду, вместо игр — работа. Со стороны она выглядит веселой игрой, но циркач-то знает ей истинную цену!
Айрунги с досадой отогнал воспоминания, которые считал постыдными. Надо осмотреть руины беседки — не поранят ли доски играющих детей? И спуститься в яму — не засыплют ли камни ребенка, который полезет исследовать дно?
По неровным каменным обломкам, торчащим из земли, Айрунги слез вниз. Ого! А ведь это не просто яма — это небольшая каверна, подземная полость. Можно предположить, что возникла она в результате землетрясения, о котором рассказывал Вьянчи на празднике.
При мысли о праздничном вечере Айрунги испытал неловкость, огорчение и, к досаде своей, слабый всплеск того неистового желания, что жгло его вчера. Усилием воли он заставил себя не думать о мечущемся в такт пляске подоле и выныривающих из-под него золотистых коленях.
Яма… Каверна… Ну да. Кто-то от большого ума водрузил на этом месте беседку. У эрнидийских королей помешательство на почве строительства. На троне им ерзается до тех пор, пока не кликнут каменщиков да не повелят воздвигнуть что-нибудь уродливое и бесполезное. Кому нужна беседка, если рядом садовый павильон (в который, кстати, никто не заходит)? Да еще она и провалилась, сложившись, как веер. Тогда, наверное, и сосна накренилась.
Мощные корни повисли в пустоте, а потом дотянулись до почвы и вновь вгрызлись в каменистый грунт.
Размышляя, Айрунги рассеянно сел на толстый изогнутый корень, словно в кресло. Внезапно корень шевельнулся под ним, отъехал в сторону.
Айрунги вскочил и уставился на коварное корневище. Оно приняло прежнее положение и вновь было невинно-неподвижным.
Странно. Такой толстый корень… Заинтригованный, Айрунги растянулся на дне ямы… Да он же подрублен! — У самой земли, это совсем не заметно. На соседнем корне тоже следы топора. И сделали это не дети. Вряд ли малышам такое под силу.
Но зачем? С какой стати кто-то возился в яме, стараясь, чтобы следы работы по возможности не бросались в глаза?
Посерьезнев, Айрунги взялся левой рукой за один корень, правой — за другой и попытался раздвинуть их. Это удалось неожиданно легко. Корни разошлись, как дверные створки, меж ними смог бы протиснуться человек. За ними открылась чернота — что-то вроде пещерки в каменном склоне каверны.
Не пещерка даже, а пещера. Она глубже, чем кажется в первый момент…
В Наррабане Айрунги видел зверька, похожего на ласку. Его называли мангуст и держали вместо кошки — давить крыс и змей. Ни у кого Айрунги не встречал такого неистового любопытства, такой тяги обшарить и обнюхать каждый уголок, презирая опасность.
Нигде не встречал. Кроме собственной души. Было в самом Айрунги что-то от мангуста.
Вот и сейчас: ну, зачем соваться в эту пещерку? Будь она где-то на берегу, можно бы вообразить, что в ней контрабандисты прячут товары… или пираты — добычу. Но кто и что станет прятать в дворцовом саду?
И все же кто-то подрубил корни! Зачем? Интересно же!
Слово «интересно» было могущественным заклинанием, бороться с силой которого Айрунги не мог и не хотел. Даже раздумывать не стал — пролез меж корнями…
Это не пещера! Это широкая расселина, уводящая вниз. Пожалуй, такими трещинами изрезан после землетрясения весь скальный массив Эрниди.
Эх, нет факела! Айрунги непременно вернется сюда с огнем. А пока проползет еще немножечко, еще чуть-чуть… ну, пока безопасно…
Щель расширяется и становится выше, можно идти не нагибаясь. А вот развилка. Айрунги жадно вздохнул из-за невозможности одновременно исследовать оба хода и свернул наугад направо. Тут же — новая развилка. Теперь выбора нет — только направо. Любой лабиринт можно пройти, сворачивая все время в одну и ту же сторону. Тогда из всякой точки найдешь обратный путь.
Еще раз направо… Что за свет брезжит впереди? Ого!
Щель прорезала свод, солнечные лучи проникли в расселину. Интересно, что там, наверху? Выбраться на поверхность — это исключено. А вот стены при тусклом освещении разглядеть можно. Во многих местах камень раздроблен мелкими корешками, еле держится. Не хватало только обвала! А внизу меж камней — глина: должно быть, с дождями сверху натекла.
Вдруг Айрунги остановился. Опустился на одно колено. Вгляделся в слой грязно-серой глины, на котором отпечатался след сапога.
А следок-то свежий… ну, не совсем, края слегка оплыли… пожалуй, на рассвете здесь прошел человек. Весьма интересно! Не зря Айрунги обтирает боками стены подземного хода, словно крот! Ну, какие еще находки ждут впереди?
А очень даже неприятные!
И ведь чуял Айрунги издали этот запах, трудно было бы не учуять… Но проклятое любопытство не дало вернуться обратно. И за поворотом — свод снова сомкнулся, вокруг темнота! — отважный исследователь подземных переходов ухнул в нечто неизъяснимое…
Нет, почему неизъяснимое? Наоборот! Не надо быть алхимиком, чтобы сообразить: над головой — хлев. Кто-то в поселке свиней держит. И хлев, мерзавец, не чистит. Чтоб его Хозяйка Зла макнула рожей в это самое… в то, что через трещинки в скале стекает в подземный резервуар.
Выбравшись из пахучей ловушки, Айрунги хотел повернуть, но впереди вновь забрезжил свет. Чувствуя отвращение к самому себе, хлюпая полными доверху сапогами, Айрунги продолжил путь.
Свод все шире раскрывался навстречу небу, стены становились все ниже, и наконец шустрый «мангуст» понял, что находится в узкой расселине и может выбраться на поверхность. Что, разумеется, и проделал.
Безлюдная скалистая местность — и море, море рядом!
Айрунги спустился по откосу, разулся, выплеснул из сапог мутную жижу и прямо в одежде бросился в воду. Потом посидел на камнях, чтобы солнце хоть немного высушило одежду. И с огорчением убедился, что от мерзкого запаха избавиться не удалось.
Но во дворец возвращаться пора, не то его отсутствие будет замечено. Причем возвращаться придется тем же путем (не забыв перепрыгнуть вонючую яму). Не может он позволить себе в таком виде проследовать через главные дворцовые ворота!
* * *
Выбравшись из-под сосны, Айрунги навалил на корни несколько увесистых камней. Кто бы ни шлялся подземными коридорами, незачем давать ему возможность в любое время вылезти в дворцовом саду. В конце концов, Айрунги живет в этом самом дворце и не хочет для его обитателей никаких неприятностей. Сам он, если понадобится, каменную пирамидку легко раскатает, а изнутри, из пещерки, это сделать невозможно.