Страница:
При виде этого зрелища Юншайла даже рот раскрыла. А потом завизжала на весь двор:
— И этот! Связан! Вы все такие! Вся компания! Сумасшедшие! Думаете, люди не узнают? Еще как узнают!
— Что узнают люди? — благодушно вопросил неслышно подошедший Ралидж. Он еще не успел заметить Дайру.
Юншайла ошалело взглянула на знатного гостя и бухнула:
— А тебя уже развязали?
Сын Клана потерял дар речи, ошарашенный и сутью вопроса, и хамской формой, в которой тот был задан.
— Я все расскажу отцу! — продолжала неистовствовать хозяйская дочь.
И тут, словно нарочно подгадав момент, во двор вошел Вьянчи.
Юншайла бросилась к нему:
— Иди сюда! Тут такое творится!..
И замолчала. Таким она отца еще не видела. Лицо Вьянчи было жалким, точно смятым. Из покрасневших глаз текли по щекам слезы.
Не обратив внимания ни на слова дочери, ни на ее вид, он поспешно подошел, взял девушку за руки:
— Доченька, горе-то, горе какое… Наша мама… нет больше мамы!
— Как — нет? — непонимающе отстранилась от него дочь. Взглянула в потухшие глаза и разом поверила. Вскрикнула, заголосила, запричитала.
Постояльцы, понимая, что помочь они не могут, а вмешиваться сейчас нельзя, осторожно обошли плачущих отца и дочь и направились к крыльцу, на которое как раз вышел прекрасно выспавшийся Шенги.
Охотник свежим глазом оценил ситуацию, выслушал короткий рассказ Нитхи и принял командование:
— Сейчас лучше отсюда уйти. Совсем съезжать не будем, просто отчалим на время, пока погребальный костер, то да се… Девочка, проверь, не забыли ли мы чего, и принеси плащ и меч Сокола.
Дайру, которому ночные странствия среди скал и кустов — со связанными руками! — не прибавили хорошего настроения, заговорил сварливо:
— Может быть, господа все-таки соизволят обратить внимание на мою ничтожную персону? Я, конечно, всего-навсего раб, но сам от веревки избавиться не могу, уж развяжите, окажите милость!
— Во имя богов! — охнул Шенги. — Сынок, что ж ты за спинами стоишь, я и не заметил, что ты… кто это тебя?
— Да так, пустяки, всего-навсего Сарх. И его новая пиратская команда. В порту стоит «Белопенный». Кстати, на борту непонятные дела творятся — какая-то чародейная жуть!
Сообщение произвело такую сенсацию, что Дайру пришлось еще раз напомнить: он нуждается в помощи.
— Да-да, конечно, — откликнулся Шенги. — Нургидан, займись веревкой. Потом оба приведите себя в порядок. Пойдем во дворец, сообщим о пиратах.
И ушел в дом, оставив ворчащего Дайру на попечении Нургидана.
— Не бубни, — оборвал тот жалобы приятеля, трудясь над узлом. — Я сам только-только от веревки избавился, и ничего, не скулю!
— Некоторым это, может, и нравится, — желчно отозвался Дайру. — Некоторым, может, по душе всю ночь по кустам прыгать да на луну выть. А вот я не из таких!
— Ты не получишь по шее, — благородно ответствовал Нургидан. — Я не бью связанных. Повернись… вот так, готово!
Он поднялся на крыльцо. С верхней ступеньки обернулся и надменно закончил:
— И вообще — волк не воюет с крысами!
— Правильно делает, — мрачно сообщил ему Дайру. — Иначе рискует сдохнуть от заражения крови в прокушенной лапе.
У себя в комнате Нитха озабоченно встряхнула над ухом фляжку. Ни капли! А в странствиях под рукой всегда должна быть полная фляга!
Взгляд девочки наткнулся на кувшин, стоящий на столике у кровати. Нитха улыбнулась и аккуратно перелила в свою фляжку сладко пахнущую медовую воду, которую за хлопотами и волнениями пока даже не попробовала.
34
35
— И этот! Связан! Вы все такие! Вся компания! Сумасшедшие! Думаете, люди не узнают? Еще как узнают!
— Что узнают люди? — благодушно вопросил неслышно подошедший Ралидж. Он еще не успел заметить Дайру.
Юншайла ошалело взглянула на знатного гостя и бухнула:
— А тебя уже развязали?
Сын Клана потерял дар речи, ошарашенный и сутью вопроса, и хамской формой, в которой тот был задан.
— Я все расскажу отцу! — продолжала неистовствовать хозяйская дочь.
И тут, словно нарочно подгадав момент, во двор вошел Вьянчи.
Юншайла бросилась к нему:
— Иди сюда! Тут такое творится!..
И замолчала. Таким она отца еще не видела. Лицо Вьянчи было жалким, точно смятым. Из покрасневших глаз текли по щекам слезы.
Не обратив внимания ни на слова дочери, ни на ее вид, он поспешно подошел, взял девушку за руки:
— Доченька, горе-то, горе какое… Наша мама… нет больше мамы!
— Как — нет? — непонимающе отстранилась от него дочь. Взглянула в потухшие глаза и разом поверила. Вскрикнула, заголосила, запричитала.
Постояльцы, понимая, что помочь они не могут, а вмешиваться сейчас нельзя, осторожно обошли плачущих отца и дочь и направились к крыльцу, на которое как раз вышел прекрасно выспавшийся Шенги.
Охотник свежим глазом оценил ситуацию, выслушал короткий рассказ Нитхи и принял командование:
— Сейчас лучше отсюда уйти. Совсем съезжать не будем, просто отчалим на время, пока погребальный костер, то да се… Девочка, проверь, не забыли ли мы чего, и принеси плащ и меч Сокола.
Дайру, которому ночные странствия среди скал и кустов — со связанными руками! — не прибавили хорошего настроения, заговорил сварливо:
— Может быть, господа все-таки соизволят обратить внимание на мою ничтожную персону? Я, конечно, всего-навсего раб, но сам от веревки избавиться не могу, уж развяжите, окажите милость!
— Во имя богов! — охнул Шенги. — Сынок, что ж ты за спинами стоишь, я и не заметил, что ты… кто это тебя?
— Да так, пустяки, всего-навсего Сарх. И его новая пиратская команда. В порту стоит «Белопенный». Кстати, на борту непонятные дела творятся — какая-то чародейная жуть!
Сообщение произвело такую сенсацию, что Дайру пришлось еще раз напомнить: он нуждается в помощи.
— Да-да, конечно, — откликнулся Шенги. — Нургидан, займись веревкой. Потом оба приведите себя в порядок. Пойдем во дворец, сообщим о пиратах.
И ушел в дом, оставив ворчащего Дайру на попечении Нургидана.
— Не бубни, — оборвал тот жалобы приятеля, трудясь над узлом. — Я сам только-только от веревки избавился, и ничего, не скулю!
— Некоторым это, может, и нравится, — желчно отозвался Дайру. — Некоторым, может, по душе всю ночь по кустам прыгать да на луну выть. А вот я не из таких!
— Ты не получишь по шее, — благородно ответствовал Нургидан. — Я не бью связанных. Повернись… вот так, готово!
Он поднялся на крыльцо. С верхней ступеньки обернулся и надменно закончил:
— И вообще — волк не воюет с крысами!
— Правильно делает, — мрачно сообщил ему Дайру. — Иначе рискует сдохнуть от заражения крови в прокушенной лапе.
* * *
У себя в комнате Нитха озабоченно встряхнула над ухом фляжку. Ни капли! А в странствиях под рукой всегда должна быть полная фляга!
Взгляд девочки наткнулся на кувшин, стоящий на столике у кровати. Нитха улыбнулась и аккуратно перелила в свою фляжку сладко пахнущую медовую воду, которую за хлопотами и волнениями пока даже не попробовала.
34
— Нет, к самому королю пробиться не удалось, — морщась, говорил ученикам Шенги. — Он, понимаете ли, всю ночь работал в библиотеке — искал в старинных рукописях упоминания о разных морских чудовищах. И способы борьбы с ними. Даже на ночной молебен не ходил. И сейчас ищет. А слуги уж так приучены, что если король работает в библиотеке, его нельзя тревожить, хоть дворец гори!
— Все-таки у правителей жизнь нелегкая, — посочувствовал Нургидан эрнидийскому государю. — Столько вся-кого, о чем думать надо… никакой головы не хватит. Вот уж ни за что не согласился бы стать королем!
— А тебе предлагали? — заинтересованно вскинулась Нитха.
— И что ж, так без толку вы и проходили? — возмутился Дайру. — С такими важными вестями?
— Нет, что ты! Во-первых, вести и впрямь очень, очень важные. Во-вторых, я же пришел вместе с Сыном Клана! Дарнигар нас сразу же выслушал и каждое слово учел и запомнил. Но никого за похищение Дайру арестовывать не будет. На него вот-вот полезет чудовище из моря, так не хватало ему еще схватки с пиратским экипажем. К тому же дело… — Шенги замялся.
— Мелкое, да? — сообразил Дайру. — Подумаешь, похитили раба… да к тому же он сам от них сбежал, так что все в порядке!
— Не ворчи, сынок, но так оно и есть. Почти слово в слово так дарнигар и сказал. Конечно, обещал, что стражники, которые несут караул на пристани, заодно приглядят за «Белопенным». На корабль уже нацелены два копьемета с утеса, дарнигар при мне распорядился. И намекнул, что если пираты захотят воспользоваться суматохой из-за чудища и поживиться на острове, их будут ждать кое-какие приятные неожиданности. Толковый здесь дарнигар, хоть и молодой.
— У него к тому же на Сарха большой и крепкий зуб, — добавил Ралидж. — Он после молебна спросил наррабанца, не поможет ли тот со своими людьми стражникам, если чудовище вылезет на корабельную пристань. А тот наотрез отказал. Мол, людей у самого мало, и вообще ему свой корабль дороже чужого острова. Ладно, пойдем к оружейнику. Хватит тратить серебро, пустим волчком золотые. Нужны хорошие мечи.
Нитха задумчиво вздохнула:
— Сарх… Надо же, привела судьба! Интересно, что сейчас делает этот сын гиены?
«Сын гиены» был в этот миг занят весьма необычным делом: руководил матросами, которые деловито ломали спасательную шлюпку.
Этой ночью престижу капитана был нанесен серьезный ущерб — когда его на глазах у всей команды снимали с марса-рея.
Ну, не умел Сарх карабкаться по всей этой корабельной верхотуре, не умел! Не морской человек — из племени джахак, потомок кочевников. Все, что выше верблюжьего горба, для него уже томительная, мучительная высота! Он извелся, ожидая, когда схлынет паника и пришибленная, растерянная команда вернется на борт.
Натерпелись пираты страха, а тут им такое развлечение: капитана на веревках спускать на палубу!
Подорванный авторитет необходимо было срочно восстановить. Мрачный Сарх собрал команду на палубе и объявил: раз не помогли очистительные обряды — в ход пойдет наррабанское колдовство! Он здесь капитан, а значит, на борту «Белопенного» место лишь тем демонам, что покорно служат ему, Сарху. Всю прочую нечисть — за борт!
Наррабанец скинул куртку и рубаху — мышцы играли под смуглой кожей, покрытой правильным узором тонких белых шрамов. Это была память о родном племени: следы ритуального истязания, через которое проходил мальчик, становясь мужчиной.
Этот странный человек взял в каждую руку по факелу и двинулся по палубе, читая нараспев заклинания.
О, как развернулась актерская натура Сарха! Под устремленными на него взорами наррабанец то шел медленно, почти крадучись, по-собачьи принюхиваясь, то вдруг пускался в неистовый, но подчиненный яростному ритму танец, притопывая и размахивая факелами. Заклинания текли из его уст то тихим ручьем, то раскаленной лавой.
Команда была заворожена, кроме Варраха, которому было трудно сохранять серьезный вид. Он-то понимал, что капитан говорит даже не по-наррабански — любой из матросов мог знать этот язык! — а на родном наречии джахак. Очень выразительное наречие. Варрах в кровь искусал губы, чтобы не засмеяться, слушая, какими словами Сарх честит команду — этих ублюдков чесоточной ослицы, которые родились в позорном доме, росли в свином закуте, а теперь бороздят моря на помойной лохани, которую по глупости называют кораблем!
Когда капитан отвел душу и как следует покрасовался перед матросами, он выбросил оба факела за борт и объявил, что ему все ясно. Вчерашний очистительный обряд был проведен с толком, жрец честно отработал свои деньги. Виновата сама команда: все забыли про висящую за бортом шлюпку. Там, бок о бок со связанным пленником, и нашли убежище незримые демоны.
Гнев команды обрушился на несчастную шлюпку. Крушили ее не просто так. Каждый пират по очереди выламывал топором кусок доски, поджигал и выбрасывал за борт под монотонные заклинания, творимые капитаном. Это занятие целиком захватило экипаж. Пираты не видели, как за их спинами в открытую ухмыляется Варрах: главарь перестал честить команду скопом и теперь обрисовывал облик каждого матроса отдельно.
Со стороны обряд выглядел настолько внушительно, что стражник, наблюдавший за этим безобразием с пристани, встревожился и послал напарника с донесением к дарнигару: на борту «Белопенного» творится какое-то непотребное чародейство!
Только этого и не хватало несчастному острову, который и без того ожидает нападения морского чудовища!
Недолгим оказалось благоволение капризного лесовика! Только что путники, весело переговариваясь, брели по удобной, широкой тропе, и вдруг перед ними встало нечто невообразимое. Это даже непролазными дебрями не назовешь — крепостная стена, свитая из корявых, тесно растущих стволов, упрямых ветвей, колючего, вредного подлеска.
Все густое, неподатливое и настолько плотное, что руку не просунуть в этот живой войлок — не то что человеку сквозь него продраться.
Неуверенно заговорили два топора, и тут же выяснилось, что проще рубить железо или камень. Толстые стволы и сучья были непоколебимо тверды, а гибкие ветви ускользали от топора и тут же возвращались на место, по-прежнему угрожая людям колючками.
— Огнем, что ли, попробовать, — задумчиво произнес Ильен.
Пожилой наемник поспешил отвесить подзатыльник неукротимо мыслящему сопляку. Незачем еще сильнее гневить лес!
— За что сердишься, лесной хозяин? — растерянно спросила Арлина, протянув руки к зелено-коричневой преграде. — Чем мы тебе не угодили?
И тут из-за спины госпожи раздался голос Лопоухого, который безуспешно пытался скрыть облегчение и радость:
— А он на нас и не сердится. Он понял, что мы в такое место идем, где человеку верная смерть. Вот и не пускает, бережет.
Правота наемника была настолько очевидной, что даже Аранша, вопреки своей привычке, не одернула наглеца.
— Поворачиваем? — с надеждой спросил пожилой наемник.
Не ответив, Волчица шагнула вперед. Провела рукой по непроглядной листве, пытаясь развести шелестящую преграду. Разлапистая ветка ткнулась ей в плечо, словно желая остановить, урезонить.
— Не вернусь, лесной хозяин. — Женщина говорила негромко, но каждое слово рвалось из души с болью. — Убить сможешь, заставить повернуть — никогда. Все уйдут — я одна останусь. Прорвусь — топором, мечом, руками, зубами! Потому что это обязательно нужно… Я не согласна остаться без любимого! Пойми, его хотят убить, а я умру раньше него, я давно так решила. Мне без него нельзя. Ну, как тебе объяснить? Вот представь: у твоего леса отнимают солнечный свет — совсем, навсегда. Вечный мрак, мертвые коряги, воют бешеные волки… Или останешься без дождя. Ни капельки с неба, деревья иссохнут в тоске — это можешь понять? Вот такая у меня будет жизнь, если Ралиджа убьют. А я так не хочу. Ты уж посторонись, пропусти, ладно?
По щекам Волчицы струились слезы, капали на подрагивающие листья.
Детская рука дернула ее за куртку.
— Не плачь, госпожа! — глядя на нее снизу вверх, утешил Денат. — Лесовик уже понял! Он пропустит… кому и правда нужно…
Мальчишка легко отвел в сторону широкую, резко прошумевшую ветвь — словно приоткрыл калитку. И юркнул в приоткрывшийся проем.
На мгновение все опешили, а потом Аранша бросилась вслед за своим отчаянным ребенком. Забыв обо всем на свете, она бежала сквозь расступающуюся перед ней густую листву и с тревогой ловила звенящий впереди смех.
Так что Волчица оказалась лишь третьей. Скользнула за ветку и исчезла в тугом переплетении зелени.
— Надо и нам… — неуверенно протянул пожилой наемник. Он потянул на себя ветку. Та не шелохнулась — словно железный засов на прочной двери.
Наемники загалдели — возмущенно, но не слишком громко, а то как бы лесной хозяин не передумал.
Ильен, к своему стыду, тоже почувствовал облегчение. Да, он упрашиват Хранителя взять его в поход на призраков.
И ужасно гордился, когда уезжал из Найлигрима вместе с Волчицей. Но здесь, рядом с жуткими развалинами, в голову лезли тяжелые воспоминания. Ведь он уже был в Кровавой крепости! И проклятые призраки, чтобы припугнуть его взрослых спутников, наслали на Ильена такую боль, что и сейчас вспомнить — все внутри в узел скручивается!
Может, оно и к лучшему, что так получилось. Ведь Ильен не виноват, верно? Он не струсил, да?
И вдруг глаза мальчика расширились: он увидел на плече Лопоухого дорожную суму, забытую Арлиной.
Душа Пламени!
Госпожа ушла во вражеский стан безоружной! Грозное зелье, созданное Ильеном, осталось у дурня-наемника, который помер бы от страха, узнав, что именно тащил он на плечах всю дорогу!
И рядом со страхом за приемную мать — страхом искренним, горячим — полыхнуло разочарование: он не увидит, как действует Душа Пламени! Не будет поставлен такой потрясающий опыт!
А разве Айрунги не учил его, что нет такой цены, которую было бы жаль заплатить за крупицу познания?
— Дай сюда! — крикнул парнишка, сдернул суму с плеча ошарашенного наемника и ринулся сквозь зеленую стену, даже не поняв сгоряча, что она пропустила его ласково и покорно.
Позади — сомкнутые полчища дикой малины и боярышника, впереди — замшелые руины крепостной стены. И еще впереди — самая опасная часть похода. Сердце приключения. Встреча с призраками древних магов.
А люди, стоящие на подступах к вражеской крепости, уже чувствовали себя победителями. В их душах не остыл накал чувств, что оказались сильнее лесного чародейства.
Любопытство ребенка.
Забота матери.
Тревога за любимого.
Тяга к знанию.
Издали всплесками доносились голоса наемников. Иногда слышался стук топора — какой-то робкий, неуверенный.
— Они-то почему не прошли? — возмутилась Аранша. — Следовать за десятником — это для них пустяк, да? Ну, дайте только мне вернуться! Я этих обормотов выучу плясать на канате! В рот мне будут глядеть, по глазам приказы читать научатся!
— Не сердись! — улыбнулась Арлина. — Вспомни, как сама в рядовых наемницах ходила. Конечно, ты выполняла приказы десятника и сотника, но всегда ли тебе хотелось их выполнять? Всей душой, всем сердцем, а? Все, что начальству в дурную голову взбредет?
Аранша хмыкнула, что-то припомнив, сплюнула и махнула рукой.
— Все-таки у правителей жизнь нелегкая, — посочувствовал Нургидан эрнидийскому государю. — Столько вся-кого, о чем думать надо… никакой головы не хватит. Вот уж ни за что не согласился бы стать королем!
— А тебе предлагали? — заинтересованно вскинулась Нитха.
— И что ж, так без толку вы и проходили? — возмутился Дайру. — С такими важными вестями?
— Нет, что ты! Во-первых, вести и впрямь очень, очень важные. Во-вторых, я же пришел вместе с Сыном Клана! Дарнигар нас сразу же выслушал и каждое слово учел и запомнил. Но никого за похищение Дайру арестовывать не будет. На него вот-вот полезет чудовище из моря, так не хватало ему еще схватки с пиратским экипажем. К тому же дело… — Шенги замялся.
— Мелкое, да? — сообразил Дайру. — Подумаешь, похитили раба… да к тому же он сам от них сбежал, так что все в порядке!
— Не ворчи, сынок, но так оно и есть. Почти слово в слово так дарнигар и сказал. Конечно, обещал, что стражники, которые несут караул на пристани, заодно приглядят за «Белопенным». На корабль уже нацелены два копьемета с утеса, дарнигар при мне распорядился. И намекнул, что если пираты захотят воспользоваться суматохой из-за чудища и поживиться на острове, их будут ждать кое-какие приятные неожиданности. Толковый здесь дарнигар, хоть и молодой.
— У него к тому же на Сарха большой и крепкий зуб, — добавил Ралидж. — Он после молебна спросил наррабанца, не поможет ли тот со своими людьми стражникам, если чудовище вылезет на корабельную пристань. А тот наотрез отказал. Мол, людей у самого мало, и вообще ему свой корабль дороже чужого острова. Ладно, пойдем к оружейнику. Хватит тратить серебро, пустим волчком золотые. Нужны хорошие мечи.
Нитха задумчиво вздохнула:
— Сарх… Надо же, привела судьба! Интересно, что сейчас делает этот сын гиены?
* * *
«Сын гиены» был в этот миг занят весьма необычным делом: руководил матросами, которые деловито ломали спасательную шлюпку.
Этой ночью престижу капитана был нанесен серьезный ущерб — когда его на глазах у всей команды снимали с марса-рея.
Ну, не умел Сарх карабкаться по всей этой корабельной верхотуре, не умел! Не морской человек — из племени джахак, потомок кочевников. Все, что выше верблюжьего горба, для него уже томительная, мучительная высота! Он извелся, ожидая, когда схлынет паника и пришибленная, растерянная команда вернется на борт.
Натерпелись пираты страха, а тут им такое развлечение: капитана на веревках спускать на палубу!
Подорванный авторитет необходимо было срочно восстановить. Мрачный Сарх собрал команду на палубе и объявил: раз не помогли очистительные обряды — в ход пойдет наррабанское колдовство! Он здесь капитан, а значит, на борту «Белопенного» место лишь тем демонам, что покорно служат ему, Сарху. Всю прочую нечисть — за борт!
Наррабанец скинул куртку и рубаху — мышцы играли под смуглой кожей, покрытой правильным узором тонких белых шрамов. Это была память о родном племени: следы ритуального истязания, через которое проходил мальчик, становясь мужчиной.
Этот странный человек взял в каждую руку по факелу и двинулся по палубе, читая нараспев заклинания.
О, как развернулась актерская натура Сарха! Под устремленными на него взорами наррабанец то шел медленно, почти крадучись, по-собачьи принюхиваясь, то вдруг пускался в неистовый, но подчиненный яростному ритму танец, притопывая и размахивая факелами. Заклинания текли из его уст то тихим ручьем, то раскаленной лавой.
Команда была заворожена, кроме Варраха, которому было трудно сохранять серьезный вид. Он-то понимал, что капитан говорит даже не по-наррабански — любой из матросов мог знать этот язык! — а на родном наречии джахак. Очень выразительное наречие. Варрах в кровь искусал губы, чтобы не засмеяться, слушая, какими словами Сарх честит команду — этих ублюдков чесоточной ослицы, которые родились в позорном доме, росли в свином закуте, а теперь бороздят моря на помойной лохани, которую по глупости называют кораблем!
Когда капитан отвел душу и как следует покрасовался перед матросами, он выбросил оба факела за борт и объявил, что ему все ясно. Вчерашний очистительный обряд был проведен с толком, жрец честно отработал свои деньги. Виновата сама команда: все забыли про висящую за бортом шлюпку. Там, бок о бок со связанным пленником, и нашли убежище незримые демоны.
Гнев команды обрушился на несчастную шлюпку. Крушили ее не просто так. Каждый пират по очереди выламывал топором кусок доски, поджигал и выбрасывал за борт под монотонные заклинания, творимые капитаном. Это занятие целиком захватило экипаж. Пираты не видели, как за их спинами в открытую ухмыляется Варрах: главарь перестал честить команду скопом и теперь обрисовывал облик каждого матроса отдельно.
Со стороны обряд выглядел настолько внушительно, что стражник, наблюдавший за этим безобразием с пристани, встревожился и послал напарника с донесением к дарнигару: на борту «Белопенного» творится какое-то непотребное чародейство!
Только этого и не хватало несчастному острову, который и без того ожидает нападения морского чудовища!
* * *
Недолгим оказалось благоволение капризного лесовика! Только что путники, весело переговариваясь, брели по удобной, широкой тропе, и вдруг перед ними встало нечто невообразимое. Это даже непролазными дебрями не назовешь — крепостная стена, свитая из корявых, тесно растущих стволов, упрямых ветвей, колючего, вредного подлеска.
Все густое, неподатливое и настолько плотное, что руку не просунуть в этот живой войлок — не то что человеку сквозь него продраться.
Неуверенно заговорили два топора, и тут же выяснилось, что проще рубить железо или камень. Толстые стволы и сучья были непоколебимо тверды, а гибкие ветви ускользали от топора и тут же возвращались на место, по-прежнему угрожая людям колючками.
— Огнем, что ли, попробовать, — задумчиво произнес Ильен.
Пожилой наемник поспешил отвесить подзатыльник неукротимо мыслящему сопляку. Незачем еще сильнее гневить лес!
— За что сердишься, лесной хозяин? — растерянно спросила Арлина, протянув руки к зелено-коричневой преграде. — Чем мы тебе не угодили?
И тут из-за спины госпожи раздался голос Лопоухого, который безуспешно пытался скрыть облегчение и радость:
— А он на нас и не сердится. Он понял, что мы в такое место идем, где человеку верная смерть. Вот и не пускает, бережет.
Правота наемника была настолько очевидной, что даже Аранша, вопреки своей привычке, не одернула наглеца.
— Поворачиваем? — с надеждой спросил пожилой наемник.
Не ответив, Волчица шагнула вперед. Провела рукой по непроглядной листве, пытаясь развести шелестящую преграду. Разлапистая ветка ткнулась ей в плечо, словно желая остановить, урезонить.
— Не вернусь, лесной хозяин. — Женщина говорила негромко, но каждое слово рвалось из души с болью. — Убить сможешь, заставить повернуть — никогда. Все уйдут — я одна останусь. Прорвусь — топором, мечом, руками, зубами! Потому что это обязательно нужно… Я не согласна остаться без любимого! Пойми, его хотят убить, а я умру раньше него, я давно так решила. Мне без него нельзя. Ну, как тебе объяснить? Вот представь: у твоего леса отнимают солнечный свет — совсем, навсегда. Вечный мрак, мертвые коряги, воют бешеные волки… Или останешься без дождя. Ни капельки с неба, деревья иссохнут в тоске — это можешь понять? Вот такая у меня будет жизнь, если Ралиджа убьют. А я так не хочу. Ты уж посторонись, пропусти, ладно?
По щекам Волчицы струились слезы, капали на подрагивающие листья.
Детская рука дернула ее за куртку.
— Не плачь, госпожа! — глядя на нее снизу вверх, утешил Денат. — Лесовик уже понял! Он пропустит… кому и правда нужно…
Мальчишка легко отвел в сторону широкую, резко прошумевшую ветвь — словно приоткрыл калитку. И юркнул в приоткрывшийся проем.
На мгновение все опешили, а потом Аранша бросилась вслед за своим отчаянным ребенком. Забыв обо всем на свете, она бежала сквозь расступающуюся перед ней густую листву и с тревогой ловила звенящий впереди смех.
Так что Волчица оказалась лишь третьей. Скользнула за ветку и исчезла в тугом переплетении зелени.
— Надо и нам… — неуверенно протянул пожилой наемник. Он потянул на себя ветку. Та не шелохнулась — словно железный засов на прочной двери.
Наемники загалдели — возмущенно, но не слишком громко, а то как бы лесной хозяин не передумал.
Ильен, к своему стыду, тоже почувствовал облегчение. Да, он упрашиват Хранителя взять его в поход на призраков.
И ужасно гордился, когда уезжал из Найлигрима вместе с Волчицей. Но здесь, рядом с жуткими развалинами, в голову лезли тяжелые воспоминания. Ведь он уже был в Кровавой крепости! И проклятые призраки, чтобы припугнуть его взрослых спутников, наслали на Ильена такую боль, что и сейчас вспомнить — все внутри в узел скручивается!
Может, оно и к лучшему, что так получилось. Ведь Ильен не виноват, верно? Он не струсил, да?
И вдруг глаза мальчика расширились: он увидел на плече Лопоухого дорожную суму, забытую Арлиной.
Душа Пламени!
Госпожа ушла во вражеский стан безоружной! Грозное зелье, созданное Ильеном, осталось у дурня-наемника, который помер бы от страха, узнав, что именно тащил он на плечах всю дорогу!
И рядом со страхом за приемную мать — страхом искренним, горячим — полыхнуло разочарование: он не увидит, как действует Душа Пламени! Не будет поставлен такой потрясающий опыт!
А разве Айрунги не учил его, что нет такой цены, которую было бы жаль заплатить за крупицу познания?
— Дай сюда! — крикнул парнишка, сдернул суму с плеча ошарашенного наемника и ринулся сквозь зеленую стену, даже не поняв сгоряча, что она пропустила его ласково и покорно.
* * *
Позади — сомкнутые полчища дикой малины и боярышника, впереди — замшелые руины крепостной стены. И еще впереди — самая опасная часть похода. Сердце приключения. Встреча с призраками древних магов.
А люди, стоящие на подступах к вражеской крепости, уже чувствовали себя победителями. В их душах не остыл накал чувств, что оказались сильнее лесного чародейства.
Любопытство ребенка.
Забота матери.
Тревога за любимого.
Тяга к знанию.
Издали всплесками доносились голоса наемников. Иногда слышался стук топора — какой-то робкий, неуверенный.
— Они-то почему не прошли? — возмутилась Аранша. — Следовать за десятником — это для них пустяк, да? Ну, дайте только мне вернуться! Я этих обормотов выучу плясать на канате! В рот мне будут глядеть, по глазам приказы читать научатся!
— Не сердись! — улыбнулась Арлина. — Вспомни, как сама в рядовых наемницах ходила. Конечно, ты выполняла приказы десятника и сотника, но всегда ли тебе хотелось их выполнять? Всей душой, всем сердцем, а? Все, что начальству в дурную голову взбредет?
Аранша хмыкнула, что-то припомнив, сплюнула и махнула рукой.
35
Гигантское слизистое тело штурмовало набережную. Как выросла Тварь! Стражники, которые бились с ней на руинах рыбацкого поселка, были поражены. Они не ожидали увидеть гору подрагивающей полупрозрачной жижи под белесой пленкой. На существо приходилось смотреть снизу вверх.
Но молодого дарнигара ничто уже не могло потрясти после того, что открылось ему в собственной душе на вершине Тень-горы. На чудовище Бронник глядел с ледяным спокойствием человека, чья жизнь все равно кончена, а значит, и бояться уже нет смысла.
— Не подходить близко! — негромко приказал он. — Пусть ползет до канав с хворостом. Будьте осторожны: оно плюется едкой слизью!
Ни один приказ стражники не исполнили бы с такой охотой, как этот. Никто из них и не собирался обниматься с мерзким слизняком.
А студенисто подрагивающая масса уже почти вся влезла на доски причала, которые трещали и гнулись под ее весом.
— Командир, может, зажигательными? — азартно спросил десятник.
— Рано, — строго ответил Бронник. — Пусть в ловушку глубже заползет.
Ни дарнигара, ни прочих островитян не удивило, что дочь Морского Старца, вчера отбившая нападение монстра, сегодня даже не попыталась преградить ему путь. Эрнидийцы — народ крепкий и отважный, битый ветрами и волнами — не привыкли просить у богов слишком многого. Будешь чересчур долго молиться на берегу — останешься без улова!
Помогла вчера дори-а-дау, и спасибо ей. А сегодня жители Эрниди сами постоят за свои семьи, за свой остров, а заодно и за свою богиню!
Слизняк тащится туда, куда Бронник хотел его гнать зажигательными стрелами. В широкий полукруг хвороста, политого маслом. Пусть заползет подальше, и заполыхает огненная стена, а стражники замкнут кольцо.
Хорошо, что Бронник не позволил приблизиться к полю битвы этому краснобаю Айрунги и его отряду, сколоченному из рыбаков. Огонь — серьезное оружие, не то что какое-то ноздреватое каменное крошево.
Молодой дарнигар старался не думать о том, что случится после битвы. Для него было совершенно ясно: какой бы доблестной ни была расправа над чудовищем, она не заставит короля забыть о том, что произошло на вершине Тень-горы. Фагарш — человек добродушный, но в серьезных делах жесткий. Все правильно, так и надо. Бронник и сам не умеет прощать. Весь в отца.
Впервые за пять столетий Ураган чувствовал себя счастливым. Крепкое, сильное тело, позаимствованное у Шершня, подчинялось воину-магу так же послушно, как некогда свое собственное. Никто из союзников не оспаривал его право на командование, даже Фолиант.
Маги, вдохновленные успешным разгромом рыбацкого поселка и тем, как разъелся и вырос хищный слизняк, решили расширить свои планы. Теперь они намеревались, запугав и терроризировав остров, захватить власть над смятенной столицей, устроить там временную штаб-квартиру, а после уж завладеть серебряной пластиной. В принципе реальный план, особенно если учесть новые свойства боевой Твари, вчера замеченные Фолиантом.
Грот дори-а-дау потеряет целебные свойства с гибелью правящей династии? Ну и плевать! Маги все равно не намерены царствовать здесь долго и счастливо. Остров Эрниди не успеет даже прийти в упадок — он обречен на гибель.
Там, где речь идет о каком-нибудь завоевании, Урагану честь и место, меч в руки и вражью рать навстречу! Тут его авторитет признают все — и подозрительный Фолиант, и вздорная Орхидея, и даже Ящер, считающий человеческий способ вести войну полнейшим идиотизмом.
Но больше всего уверенности и радости доставляла Урагану почти забытая тяжесть меча у бедра. Причем не скверно заточенной железяки с неудобной рукоятью, какая была у Шершня, когда спрутомыши загнали его в Кровавую крепость. Нет, в переломный миг судьбы Урагану достался восхитительный старинный клинок, игрой случая попавший из-за моря к эрнидийскому торговцу. Тот собирался предложить меч дарнигару, раз уж король равнодушен к оружию, и сомнительным незнакомцам пришлось выложить на прилавок целое состояние в старинных золотых монетах, прежде чем расплывшийся в непривычно нежной улыбке Ураган смог вынести за порог лавки свое стальное сокровище. Кстати, сам Ураган считал, что дешевле попросту убить наглого торговца и забрать все, что нужно. Однако союзники шепотом убедили древнего вояку не создавать лишних сложностей.
Ураган пережил мгновения чистого восторга, когда на рассвете встал на лужайке меж скал, держа свой дивный, уже любимый меч. В этот миг воин-призрак понял Лейтису и Орхидею, которые среди великих дел, когда на счету каждая капля магической энергии, надеются урвать крохи на восстановление своей юности и красоты. Урагану тоже плевать на высокие дела и общие запасы силы. Он сделает то, чего жаждет душа, а там хоть все лети в Бездну!
Подняв перед собой клинок, поблескивающий в рассветных лучах, воин-маг принял полную власть над мускулами и нервами разбойничьего атамана.
Прозвучало короткое заклинание, позволяющее мгновенно вернуть утраченные навыки и умения. И разминка, короткая, легкая, быстрая — не для пользы, для удовольствия, под беззвучные восхищенно-завистливые вопли Шершня из глубин души.
Ураган тогда не сдержался, похвастался перед разбойником:
— У вас помнят, что такое карраджу? А ты знаешь, что именно я некогда заложил основы этого боевого искусства? И название придумал тоже я!
Если и приврал, то совсем немного.
От воспоминаний чародея-воина отвлек заикающийся голос Красавчика:
— Г-гляд-дите! Они зажгли х-хворост! Огонь-то, огонь к-какой!
Морщась от пронзительного голоса смазливого придурка, Ураган ответил:
— Ничего. Здешний дарнигар недооценивает нашу зверюшку. Мы…
Договорить ему помешал стон из-за плеча. Воин в тревоге обернулся к Орхидее, которая следила за потоком магической энергии.
Женщину била дрожь, лоб покрылся каплями пота. Но самое страшное — лицо беспрерывно менялось. Кожа становилась то пятнисто-желтой, то нежно-розовой. Морщины появлялись и тут же исчезали. Волосы то отливали тугой яркой медью, то вновь свисали седыми старушечьими космами.
— Что случилось?!
— Чуткий, — с трудом вымолвила Орхидея. — Чуткий… Он говорит: немой малышке трудно держать ровный, четкий луч. Говорит: часть энергии потребуется им самим. К крепости подошли люди.
— Что еще за твари? — тревожно глянула Арлина на большие бурые «капли», унизавшие ветви старого граба.
Ильену еще не встречались такие существа, но опознал он их сразу:
— Это спрутомыши! Мне Дайру рассказывал.
— Ух ты, сколько! — оценила Аранша возможного противника. — А чего так спокойненько висят?
— Может, заколдованы? — Арлина не сводила взгляда с туго свернутых кожистых крыльев, из-под которых виднелись кончики увенчанных когтями щупальцев. — Помните, Охотник рассказывал, как они несли зеркало?
— Охотник? Эти наговорят! — В голосе Аранши звучало великолепное презрение ко всем россказням Подгорных Охотников во все времена. Она сбросила с плеча арбалет и привычным движением взвела тетиву. — Пошли. Надо найти пролом в стене.
— Постой-ка! — Ильен распустил завязки мешка, вынул стоящий поверх бочонка маленький глиняный горшочек и вновь завязал мешок. — У тебя есть кремень и огниво? Я свои в овраге обронил, лесовику на потеху. Выбей для меня искру. Самое время.
Араншу не заинтересовало содержимое горшочка. Обыкновенная трутница с сухим древесным грибом, пропитанным чем-то по тайному рецепту Ильена. (В крепости был знаменит великолепный трут его изготовления: долго тлеет и не гаснет.) Гораздо больше удивилась женщина-десятник спокойному непререкаемому тону молокососа.
— Эй, сопляк, не рано ли начинаешь старшими командовать?
— Не спорь с ним, — напряженно перебила Араншу Волчица. — Делай, что сказано. Тут, моя милая, такие дела завертелись, что мы с тобой в них не смыслим. А он хоть немного, хоть на стрекозиное крылышко, да разбирается… ну, хочется думать, что разбирается!
Хворост был заблаговременно полит маслом, и пламя жаркой стеной встало над неглубокой канавой.
Стражники с факелами обходили незамкнутый круг, беря тварь в кольцо. Арбалетчики уже взвели тугие пружины; короткие толстые стрелы с наконечниками, обмотанными промасленной паклей, ждали только огня.
Бронник поднял руку с факелом, готовясь дать команду. Красивое лицо молодого дарнигара в отсветах пламени было вдохновенным и грозным. Он был похож на божество Темных Времен.
Чудовищу некуда деться, оно повернет и двинется на людей. Его встретят стрелы, оно начнет метаться от одной полосы огня до другой, будет с боем пробиваться к морю, шарахаться от факелов.
Ну, давай же, давай!
Но слизняк повел себя не так, как ожидал дарнигар. Не обращая внимания на людей, он подполз к пылающей канаве так близко, что из белесого стал багровым. А затем от туши начали отделяться широкие лепешки слизи и шлепаться в огонь.
Густая вонь заставила людей отпрянуть. По нервам ударил беззвучный вой: каждый из кусков слизи был живым, каждый испытывал боль, но послушно падал в костер, обволакивая полупрогоревший хворост.
Все произошло быстро. Потрясенные люди увидели, как в стене пламени возникло «окно». На черных сучьях еще пузырилась слизь, а чудовище, вытянувшись в длину, уже протискивалось в «проем» — прочь из ловушки.
— Заплевал огонь, гад! — потрясенно произнес старый десятник.
— За ним! — приказал дарнигар. — Он медленно движется! Не уйдет!
Вдохновленные примером командира, стражники бросились за уползающим врагом. Окружили его кольцом, но никто не мог заставить себя ткнуть факелом в этот кисельный сгусток.
И тут произошло нечто неожиданное. Гора слизи качнулась, просела посередине. Вот перед людьми уже два белесых кома, соединенных перемычкой… вот лопнула перемычка… Два слизняка, на ходу обрастая бурыми длинными «хлыстами», ринулись в атаку. Они двигались проворнее и легче гигантского «родителя».
— Стрелы! — крикнул Бронник.
Огненные дуги прочертили воздух, с чмоканьем впиваясь в студенистую плоть и угасая в ней с шипением и вонью. Неслышные крики боли, которые испускал слизняк, слились с очень даже слышными криками стражников, в лица которым прицельно били ядовитые плевки тварей. А хлысты стегали налево и направо, пробивая черепа, сокрушая ребра, переламывая позвоночники.
Но молодого дарнигара ничто уже не могло потрясти после того, что открылось ему в собственной душе на вершине Тень-горы. На чудовище Бронник глядел с ледяным спокойствием человека, чья жизнь все равно кончена, а значит, и бояться уже нет смысла.
— Не подходить близко! — негромко приказал он. — Пусть ползет до канав с хворостом. Будьте осторожны: оно плюется едкой слизью!
Ни один приказ стражники не исполнили бы с такой охотой, как этот. Никто из них и не собирался обниматься с мерзким слизняком.
А студенисто подрагивающая масса уже почти вся влезла на доски причала, которые трещали и гнулись под ее весом.
— Командир, может, зажигательными? — азартно спросил десятник.
— Рано, — строго ответил Бронник. — Пусть в ловушку глубже заползет.
Ни дарнигара, ни прочих островитян не удивило, что дочь Морского Старца, вчера отбившая нападение монстра, сегодня даже не попыталась преградить ему путь. Эрнидийцы — народ крепкий и отважный, битый ветрами и волнами — не привыкли просить у богов слишком многого. Будешь чересчур долго молиться на берегу — останешься без улова!
Помогла вчера дори-а-дау, и спасибо ей. А сегодня жители Эрниди сами постоят за свои семьи, за свой остров, а заодно и за свою богиню!
Слизняк тащится туда, куда Бронник хотел его гнать зажигательными стрелами. В широкий полукруг хвороста, политого маслом. Пусть заползет подальше, и заполыхает огненная стена, а стражники замкнут кольцо.
Хорошо, что Бронник не позволил приблизиться к полю битвы этому краснобаю Айрунги и его отряду, сколоченному из рыбаков. Огонь — серьезное оружие, не то что какое-то ноздреватое каменное крошево.
Молодой дарнигар старался не думать о том, что случится после битвы. Для него было совершенно ясно: какой бы доблестной ни была расправа над чудовищем, она не заставит короля забыть о том, что произошло на вершине Тень-горы. Фагарш — человек добродушный, но в серьезных делах жесткий. Все правильно, так и надо. Бронник и сам не умеет прощать. Весь в отца.
* * *
Впервые за пять столетий Ураган чувствовал себя счастливым. Крепкое, сильное тело, позаимствованное у Шершня, подчинялось воину-магу так же послушно, как некогда свое собственное. Никто из союзников не оспаривал его право на командование, даже Фолиант.
Маги, вдохновленные успешным разгромом рыбацкого поселка и тем, как разъелся и вырос хищный слизняк, решили расширить свои планы. Теперь они намеревались, запугав и терроризировав остров, захватить власть над смятенной столицей, устроить там временную штаб-квартиру, а после уж завладеть серебряной пластиной. В принципе реальный план, особенно если учесть новые свойства боевой Твари, вчера замеченные Фолиантом.
Грот дори-а-дау потеряет целебные свойства с гибелью правящей династии? Ну и плевать! Маги все равно не намерены царствовать здесь долго и счастливо. Остров Эрниди не успеет даже прийти в упадок — он обречен на гибель.
Там, где речь идет о каком-нибудь завоевании, Урагану честь и место, меч в руки и вражью рать навстречу! Тут его авторитет признают все — и подозрительный Фолиант, и вздорная Орхидея, и даже Ящер, считающий человеческий способ вести войну полнейшим идиотизмом.
Но больше всего уверенности и радости доставляла Урагану почти забытая тяжесть меча у бедра. Причем не скверно заточенной железяки с неудобной рукоятью, какая была у Шершня, когда спрутомыши загнали его в Кровавую крепость. Нет, в переломный миг судьбы Урагану достался восхитительный старинный клинок, игрой случая попавший из-за моря к эрнидийскому торговцу. Тот собирался предложить меч дарнигару, раз уж король равнодушен к оружию, и сомнительным незнакомцам пришлось выложить на прилавок целое состояние в старинных золотых монетах, прежде чем расплывшийся в непривычно нежной улыбке Ураган смог вынести за порог лавки свое стальное сокровище. Кстати, сам Ураган считал, что дешевле попросту убить наглого торговца и забрать все, что нужно. Однако союзники шепотом убедили древнего вояку не создавать лишних сложностей.
Ураган пережил мгновения чистого восторга, когда на рассвете встал на лужайке меж скал, держа свой дивный, уже любимый меч. В этот миг воин-призрак понял Лейтису и Орхидею, которые среди великих дел, когда на счету каждая капля магической энергии, надеются урвать крохи на восстановление своей юности и красоты. Урагану тоже плевать на высокие дела и общие запасы силы. Он сделает то, чего жаждет душа, а там хоть все лети в Бездну!
Подняв перед собой клинок, поблескивающий в рассветных лучах, воин-маг принял полную власть над мускулами и нервами разбойничьего атамана.
Прозвучало короткое заклинание, позволяющее мгновенно вернуть утраченные навыки и умения. И разминка, короткая, легкая, быстрая — не для пользы, для удовольствия, под беззвучные восхищенно-завистливые вопли Шершня из глубин души.
Ураган тогда не сдержался, похвастался перед разбойником:
— У вас помнят, что такое карраджу? А ты знаешь, что именно я некогда заложил основы этого боевого искусства? И название придумал тоже я!
Если и приврал, то совсем немного.
От воспоминаний чародея-воина отвлек заикающийся голос Красавчика:
— Г-гляд-дите! Они зажгли х-хворост! Огонь-то, огонь к-какой!
Морщась от пронзительного голоса смазливого придурка, Ураган ответил:
— Ничего. Здешний дарнигар недооценивает нашу зверюшку. Мы…
Договорить ему помешал стон из-за плеча. Воин в тревоге обернулся к Орхидее, которая следила за потоком магической энергии.
Женщину била дрожь, лоб покрылся каплями пота. Но самое страшное — лицо беспрерывно менялось. Кожа становилась то пятнисто-желтой, то нежно-розовой. Морщины появлялись и тут же исчезали. Волосы то отливали тугой яркой медью, то вновь свисали седыми старушечьими космами.
— Что случилось?!
— Чуткий, — с трудом вымолвила Орхидея. — Чуткий… Он говорит: немой малышке трудно держать ровный, четкий луч. Говорит: часть энергии потребуется им самим. К крепости подошли люди.
* * *
— Что еще за твари? — тревожно глянула Арлина на большие бурые «капли», унизавшие ветви старого граба.
Ильену еще не встречались такие существа, но опознал он их сразу:
— Это спрутомыши! Мне Дайру рассказывал.
— Ух ты, сколько! — оценила Аранша возможного противника. — А чего так спокойненько висят?
— Может, заколдованы? — Арлина не сводила взгляда с туго свернутых кожистых крыльев, из-под которых виднелись кончики увенчанных когтями щупальцев. — Помните, Охотник рассказывал, как они несли зеркало?
— Охотник? Эти наговорят! — В голосе Аранши звучало великолепное презрение ко всем россказням Подгорных Охотников во все времена. Она сбросила с плеча арбалет и привычным движением взвела тетиву. — Пошли. Надо найти пролом в стене.
— Постой-ка! — Ильен распустил завязки мешка, вынул стоящий поверх бочонка маленький глиняный горшочек и вновь завязал мешок. — У тебя есть кремень и огниво? Я свои в овраге обронил, лесовику на потеху. Выбей для меня искру. Самое время.
Араншу не заинтересовало содержимое горшочка. Обыкновенная трутница с сухим древесным грибом, пропитанным чем-то по тайному рецепту Ильена. (В крепости был знаменит великолепный трут его изготовления: долго тлеет и не гаснет.) Гораздо больше удивилась женщина-десятник спокойному непререкаемому тону молокососа.
— Эй, сопляк, не рано ли начинаешь старшими командовать?
— Не спорь с ним, — напряженно перебила Араншу Волчица. — Делай, что сказано. Тут, моя милая, такие дела завертелись, что мы с тобой в них не смыслим. А он хоть немного, хоть на стрекозиное крылышко, да разбирается… ну, хочется думать, что разбирается!
* * *
Хворост был заблаговременно полит маслом, и пламя жаркой стеной встало над неглубокой канавой.
Стражники с факелами обходили незамкнутый круг, беря тварь в кольцо. Арбалетчики уже взвели тугие пружины; короткие толстые стрелы с наконечниками, обмотанными промасленной паклей, ждали только огня.
Бронник поднял руку с факелом, готовясь дать команду. Красивое лицо молодого дарнигара в отсветах пламени было вдохновенным и грозным. Он был похож на божество Темных Времен.
Чудовищу некуда деться, оно повернет и двинется на людей. Его встретят стрелы, оно начнет метаться от одной полосы огня до другой, будет с боем пробиваться к морю, шарахаться от факелов.
Ну, давай же, давай!
Но слизняк повел себя не так, как ожидал дарнигар. Не обращая внимания на людей, он подполз к пылающей канаве так близко, что из белесого стал багровым. А затем от туши начали отделяться широкие лепешки слизи и шлепаться в огонь.
Густая вонь заставила людей отпрянуть. По нервам ударил беззвучный вой: каждый из кусков слизи был живым, каждый испытывал боль, но послушно падал в костер, обволакивая полупрогоревший хворост.
Все произошло быстро. Потрясенные люди увидели, как в стене пламени возникло «окно». На черных сучьях еще пузырилась слизь, а чудовище, вытянувшись в длину, уже протискивалось в «проем» — прочь из ловушки.
— Заплевал огонь, гад! — потрясенно произнес старый десятник.
— За ним! — приказал дарнигар. — Он медленно движется! Не уйдет!
Вдохновленные примером командира, стражники бросились за уползающим врагом. Окружили его кольцом, но никто не мог заставить себя ткнуть факелом в этот кисельный сгусток.
И тут произошло нечто неожиданное. Гора слизи качнулась, просела посередине. Вот перед людьми уже два белесых кома, соединенных перемычкой… вот лопнула перемычка… Два слизняка, на ходу обрастая бурыми длинными «хлыстами», ринулись в атаку. Они двигались проворнее и легче гигантского «родителя».
— Стрелы! — крикнул Бронник.
Огненные дуги прочертили воздух, с чмоканьем впиваясь в студенистую плоть и угасая в ней с шипением и вонью. Неслышные крики боли, которые испускал слизняк, слились с очень даже слышными криками стражников, в лица которым прицельно били ядовитые плевки тварей. А хлысты стегали налево и направо, пробивая черепа, сокрушая ребра, переламывая позвоночники.