Страница:
Некоторые стражники бросились бежать, но не Бронник. Молодой дарнигар был охвачен высоким безумием боя даже в миг, когда гибкий конец хлыста оплел и раздавил ему грудь.
И последним словом, которое на кровавом хрипе произнес умирающий парень с острова Эрниди, было страстное, из самой души:
— Дори-а-дау!
Смех застиг людей в тот миг, когда они издали разглядели пролом в стене.
Скверный смех — лязгающий, неживой, нечеловеческий.
Арлина тревожно вскинулась, переглянулась с Ильеном — оба прекрасно помнили эти звуки со своего первого посещения Кровавой крепости. Кажется, маги называли своего вечно хохочущего приятеля Безумцем. В прошлый раз его не удалось увидеть, вот и хорошо, вот и сейчас не нужно.
Объяснить Аранше они ничего не успели: воздух вокруг неожиданно наполнился странными звуками. Не лесными. Какое-то постукивание, позвякивание, легкий скрежет.
— Это еще что? — почти не шевеля губами, спросила Аранша. Арбалет в ее руках мягко задвигался, выискивая невидимую цель.
Арлина честно пожала плечами.
После короткого колебания наемница решительно тряхнула головой: мол, пойдем.
А звуки становились отчетливее, и выявился ритм, монотонный и навязчивый. Словно кружево повисло в воздухе, понемногу оплетая людей. Притянуло-затянуло-стянуло, сковало движения… Дыхание невольно подстраивалось под этот медленный, тягучий ритм, сердце застучало неторопливо и глуховато, мысли стали неповоротливыми, неспешными. Что-то в этом было странное, но лень было все обдумать, лень было даже встревожиться… Глаза заволокла пелена, и хорошо, ведь они так устали… Не видишь даже, куда ступаешь… ну и нечего смотреть, все равно под ногами словно мягкая перина, бесконечная мягкая перина, до края света мягкая перина, и хочется мягко опуститься на эту мягкую перину, и мягко сомкнуть обмякшие веки, и спать, спать…
Под ноги Ильену подвернулся корень. Не сам подвернулся — боги подставили. Но это он понял гораздо позже, через несколько мгновений. А сначала просто растянулся на животе, больно ударившись локтем и угодив двумя пальцами в горшочек с тлеющим трутом.
Выругался. Зашипел, дуя на обожженные пальцы. Вскочил. Огляделся протрезвевшим взором. И увидел…
Маленький Денат, свернувшись калачиком, посапывает на замшелых камнях — беспомощный, похожий на толстого щенка.
Аранша, склонившись над сыном, пытается нашарить его плечо. Глаза ее открыты, но явно ничего не видят. Лицо равнодушное, тупое. Вот сейчас забудет, что же она ищет вслепую, и сама растянется на моховой подстилке.
Арлина, прижав руки к груди, раскачивается на месте, бледная, с отрешенным выражением лица. Должно быть, ей кажется, что она куда-то идет.
И над всем царит сплетенный из странных звуков мотив, прилипчивый, как паутина.
Паутина, да, она вновь опускается на глаза, разум, душу Ильена. Порвалась на мгновение, но ее уже штопает этот простенький, однообразный, навязчивый мотив.
Мотив…
И вдруг Ильен пронзительно и немузыкально завопил:
Аранша подхватила сына на руки. Денат, обиженно кривя губы, тер кулачками глаза.
— Надо же! — уважительно сказала Аранша. — А я-то думала, что это я пою противнее всех на свете!
Ильен хотел было обидеться, но вовремя заметил веселые искорки в глазах наемницы.
Волчица притянула мальчика к себе, поцеловала куда пришлось — в висок.
— Остановить нас хотят, да? — нехорошо сощурилась Аранша. — А хрена им болотного! Вот же он, пролом! Полезли! Мы тут такого учудим, что на этих древних руинах мох дыбом встанет!
Она встретилась глазами с Ильеном, и оба грянули разом (а мгновение спустя к ним присоединилась Арлина):
Гибель Бронника заставила стражников попятиться, отступить. Еще немного — и они бросились бы врассыпную. Но другая воля, еще более властная, чем воля дарнигара, остановила панику.
— А ну, не трусить! — загремел король Фагарш. — Держитесь подальше, чтоб эти твари до вас не доплюнули. У кого погасли факелы — зажечь! Где этот пустозвон с его известью?
— Здесь, — откликнулся «пустозвон». — И моя армия здесь.
И повел рукой в сторону мрачной, тесно сгрудившейся толпы с корзинами. Большинство из этих людей лишились крова, многие потеряли близких. Они глядели на тварей, которые вновь делились пополам, такими глазами, что непонятно, почему слизняки не вскипели на этом самом месте.
Обернулся на чудовищ и Фагарш. Их было уже четыре. И одно из этих мерзких существ поглотило тело старшего сына короля.
Фагарш стряхнул отчаяние и приказал Айрунги:
— Ну-ка, дай сюда свои жареные камешки.
Айрунги поспешно спрятал корзину за спину:
— Мы все в рукавицах, а государь себе руки сожжет!
— Так сними свои и дай мне! — До Фагарша не сразу дошло, что его не берут в опасную игру.
Продолжая держать руки за спиной, Айрунги отступил на шаг:
— А если не выйдет? Я эту слизь не исследовал — так, вычислил в уме, что должно произойти. Это называется «мысленный опыт».
— А вот я тебе сейчас в морду… — выдохнул король. Он верил в познания Айрунги, и мысль, что затея с известью может оказаться пшиком, потрясла его.
Айрунги не обиделся.
— Вот и надо провести эксперимент! Это пока еще не военное дело, а чистая алхимия. Так что я пошел.
Он не бравировал и не храбрился. Предстоял опасный, но невероятно увлекательный эксперимент. И попробовал бы кто-нибудь помешать Айрунги!
Стражники встретили его напряженной негромкой бранью: слизняки, уменьшившись в размерах, резко прибавили в активности и выгнали людей с набережной. Этакие шустро катающиеся комья слизи, хлещущие налево-направо смертоносными бичами или выставившие перед собой тугие клешни.
— Плохо! — доложил старый десятник. — Не мы их гоняем, а они нас. Да хитрые такие! Гляди: одна делится, одна к морю поползла — сил набирается. А две их прикрывают.
— Надо же, — бормотнул Айрунги, — соображают! Ладно, попробуем, как им понравится известь.
Но как предложить им известь? Попробуй подойти к этой гадине… Айрунги для пробы швырнул кусок, тот скользнул по тугому щупальцу и отлетел прочь.
— Может, рассыпать известь по доскам и заманить эту дрянь сюда? — деловито предложил один из стражников.
— Доски мокрые, — с сожалением отозвался Айрунги. — Известь должна быть сухой.
Оба напряглись: одна из тварей, угрожающе размахивая щупальцами, двинулась в их сторону. Похоже, пора удирать.
Вдруг за спиной раздался женский голос, спокойный, небрежно-насмешливый:
— Надо вдвоем. Один отвлекает, другой подходит ближе.
От ужаса Айрунги не смог сразу оглянуться: шея словно одеревенела. Конечно, это ему померещилось! Не могла же на самом деле здесь оказаться Шаунара!
Усилием воли он заставил себя обернуться.
Карие лучистые глаза дерзко и повелительно глянули в его онемевшую душу.
— Не хлопай ушами! Я отвлеку, а ты… Подожди, сперва надо кое-что проверить!
Шаунара выхватила у опешившего стражника факел и, левой рукой подхватив край юбки, легко побежала навстречу монстру.
Айрунги сам не заметил, как ринулся за ней. Ему показалось, что он стоит неподвижно, а слизняк гигантским прыжком придвинулся так близко, что можно было разглядеть перламутровые разводы, кругами разбегающиеся от основания щупальцев.
Пританцовывая в опасной близости от чудовища, Шаунара испустила такой вопль, что Айрунги чуть не выронил корзину с известью.
Тварь всем телом колыхнулась в сторону дерзкой женщины.
— Я знала! — прокричала Шаунара. — Я догадалась! Оно должно хорошо слышать!
«Конечно, оно должно хорошо слышать, у него вся поверхность тела — слуховая мембрана. Верно сообразила, умница, гениальная головка… но, во имя Безликих, как убрать эту идиотку из боя?!»
— Не зевай! — скомандовала Шаунара. И завертелась перед чудовищем, как тогда, на берегу, перед партнерами по пляске. При этом она во все горло выкрикивала:
Весомый сгусток слизи, промахнувшись, шмякнулся возле ног женщины и сразу пополз догонять стучащие по доскам деревянные башмачки. Не прекращая смертельной пляски,
Шаунара ткнула в полупрозрачную лепешку факелом.
«Дура! — хотелось закричать Айрунги. — Ведьма!»
Ничего он, конечно, не крикнул. Без единого звука выждал, когда рядом оказался беззащитный, слизисто блестящий бок монстра, увлеченного погоней. Зачерпнул рукой в холщовой рукавице горсть извести. И от души вляпал эту пригоршню в студенисто-упругую плоть чудовища.
Тварь резко прекратила погоню, шлепнулась «на брюхо», источая невыносимую вонь. Забыв даже про Шаунару, алхимик с острым интересом исследователя глядел, как вскипела, помутнела белесая жижа, как взметнулась вихрем крупинок белая взвесь. По нервам ударил беззвучный вопль, и мутная, с белыми вкраплениями лепешка плюхнулась к ногам Айрунги.
«Тварь извергла пораженное место! — возликовал алхимик, впитывая новое знание. — Отбросила, как ящерица хвост, чтобы процесс не пошел дальше!»
Миг радостного познания обошелся ему дорого. Удар, обрушившийся сбоку, был так силен, что сбил человека с ног и швырнул на доски причала.
Вонючая скользкая стена накатывалась на него, словно волна на берег, и это был конец, и не было спасения, и…
И Айрунги не успел додумать эту паническую мысль. Чьи-то крепкие руки выдернули его из-под самой туши монстра. Тут же два человека, вскинув факелы, заслонили Айрунги и его спасителя, угрожая чудовищу огнем, отгоняя его прочь.
Приподнявшись на локте, Айрунги тревожно оглядел поле боя. И понял, что, увлеченный схваткой, многое упустил.
Его «армия», вдохновленная примером двух смельчаков, бросилась на причал. На каждого монстра насели по несколько человек, молниеносно перенявших тактику Шаунары: одни отвлекают тварь, другие забрасывают ее кусками извести.
В самой гуще схватки размахивал факелом король Фагарш.
Айрунги с трудом встал — ну и крепко же приложила его лопатками о причал поганая Тварь! Спаситель бережно поддержал его за плечи.
— Ничего? Кости целы?
Где-то Айрунги уже слышал этот голос…
Взгляд в лицо спасителю — и слова благодарности застряли в горле.
Рядом стоял человек, которого не могло быть на Эрниди! Старый враг, с которым у Айрунги такие серьезные и затейливые счеты, что хоть садись и сочиняй балладу.
Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Хранитель крепости Найлигрим!
Аранша со слов госпожи и Ильена знала, что предстоит увидеть на развалинах крепости. Но когда маленький отряд под разудалое «дильбурти-дильберти» преодолел полуразрушенную стену и начал прорубаться сквозь кусты, ей понадобилось все мужество. Лучше мечи врагов, чем чародейство!
Впереди, посверкивая на солнце, поднялся световой столб. Аранша внутренне сжалась. Но руки ее, размеренно работающие топором, не дрогнули, не прервали своего занятия.
Все правильно, она ведь сюда и шла! Там, за кустами, — черные плиты с непонятными знаками… вот-вот заросли кончатся, и тогда…
А что тогда? Страхолюдные призраки будут являться? А вот наплевать! Когда управляешься с десятком отпетых мерзавцев, непокорных и вредных, это как-нибудь похуже любого привидения. Один Лопоухий чего стоит!
Правда, Волчица говорила, что эти мертвые уроды мучили Ильена страшной пыткой…
И опять-таки наплевать! Если сопливый мальчишка выдержал боль, то уж Аранша — воин, десятник! — и вовсе не расползется грязной лужей по этим самым плитам!
Ага, вот и один из здешних хозяев. Ух ты, жуть какая: синяя чешуя, змеиный язык, а уж клыки-то, клыки!..
— Мама, гляди, какой смешной! — заверещал на материнских плечах Денат. — У него три глаза! Правда, три глаза!
Волна гордости за храброго сынишку смыла с души страх, и Аранша не дрогнула, услышав сверху шипение:
— С-с-стойте! С-спеш-шите отс-с-сюда! Здес-с-сь с-с-смерть! С-с-смерть!
Не Волчица, не Ильен, а именно Аранша дерзко закричала в ответ:
— А ну, захлопнись, шепелявый! Помер, так не цепляйся к живым!
— С-с-смелые? — нехорошо протянул Ящер. — С-с-слав-но! С-с-смотрите!
Кусты закачались, поплыли горячим маревом и растаяли. Земля дрогнула, с грохотом раскололась, просела, и между ящером и людьми легла узкая, но глубокая пропасть.
— Ничего себе! — бормотнул Ильен. — Нашего бы дракона сюда…
— Обойдешься и без дракона, — преодолела короткое потрясение Аранша. — Есть веревка. Попробуем слезть на дно и выбраться с той стороны.
— Ага, а этот трехглазый махнет хвостиком — и пропасть захлопнется, — опасливо заглянул вниз Ильен.
Озадаченная Аранша не успела ответить, вмешалась Волчица:
— Не верю! Я их разговоры через зеркальце подслушивала — вот оно, видите? У них сейчас волшебной силы мало, боятся хоть чуть-чуть лишку истратить. А тут — земля разорвалась! Да у них бы кишки с натуги лопнули!
Дочь Клана повернулась спиной к световому столбу, подняла на вытянутой руке обломок каменного зеркала так, чтобы отразилось то, что за плечом.
— Ага! Я так и думала! Морочат нас! Кусты почти кончились, дальше гранитные плиты. Тоже мне чародеи! Лупоглазый гад на «постоялом дворе» почище наводил картины, а как Аранша ему стрелу в лоб вляпала, сразу перестал глупостями заниматься!
— Могу и этому вляпать! — охотно вызвалась наемница, подняв арбалет и ловя в прицел изумрудный глаз Ящера.
— Не надо. О нем позаботились пятьсот лет назад… Ладно, вы как хотите, а я пошла!
Волчица бесстрашно шагнула за край пропасти и побрела по воздуху, раздвигая перед собой руками невидимые кусты.
Аранша и Ильен замешкались. И тут маленький Денат ловко соскользнул с материнской шеи и с хохотом побежал вдогонку за госпожой. Ему казалось очень забавным шагать по воздуху над видневшимся далеко внизу дном ущелья.
Тут уж Ильену и Аранше пришлось двинуться тем же путем.
«Пропасть» была почти позади… но тут по нервам полоснул женский крик. И тут же видение исчезло. Волчица и Ильен обернулись и сразу поняли, что произошло.
Одна из плит повернулась под ногой Аранши, и наемница рухнула в открывшийся провал. С ее воплем слился жестяной хохот Безумца.
Ничего не сказали друг другу давние враги. Только посмотрели глаза в глаза и молча разошлись. Айрунги, держась за ушибленный бок, взглядом искал Шаунару, Сокол высматривал свою компанию.
Разве до старых счетов, когда кругом идет сражение? Разве время вспоминать былые обиды, когда воздух полон мерзкого шипения, запаха горелой слизи, возбужденных голосов, стонов и криков раненых? Когда король Фагарш, бешено работая двумя факелами, на лету отбивает плевки ядовитой слизи? Когда трактирщик Вьянчи, умирая в тугих кольцах щупальцев, из последних сил тянется, чтобы втиснуть в хлюпающее тело врага остатки извести вместе с корзиной?
Запах был даже страшнее, чем удары хлыстов и плоских «ладоней». Рвота выворачивала людей наизнанку, заставляла сгибаться пополам, падать на колени. Друзья помогали самым измученным выбраться из гущи боя, оставляли их на попечение стариков и детей, а сами возвращались и с новым ожесточением набрасывались на врага.
Как ни странно, Нургидан, с его тонким волчьим нюхом, почти не страдал от густой вони. А если и страдал, виду не показывал. Подросток был в сердце боя, неистово размахивая двумя факелами — не хуже короля Фагарша.
Осторожная умница Нитха нашла себе другое занятие. Подобрав оброненную кем-то корзину и сделав из оторванных рукавов некое подобие рукавиц, девочка сновала среди дерущихся. «Плевки», которыми направо и налево сыпали монстры, превращались, упав на доски, в самостоятельных Тварей — мелких, но шустрых и опасных. На них и открыла охоту Нитха — высматривала, догоняла, посыпала известью.
А Дайру разыскал в свалке Шенги:
— Учитель, надо поговорить!
— Что, сейчас? — не понял Охотник. — Бой же!
— А что — бой? — пожал плечами подросток. — Люди его, считай, уже проиграли.
Охотник испытующе взглянул в лицо ученику: губы плотно сжаты, глаза поблескивают сухим лихорадочным блеском.
И Шенги, удивляясь самому себе, покладисто сказал:
— Ладно, отойдем.
Они выбрались на пригорок, откуда поле битвы видно было как на ладони.
— Почему бой проигран? — в упор спросил Охотник.
— Сколько той извести запасено? На исходе уже! А Твари… да их уже семь! Две тянут воду из моря — насосутся, разбухнут и начнут делиться пополам. Одного монстра закидаем известью, а ему на смену другой ползет. Ты нам три года говоришь про работу в команде. По-моему, это она и есть!
— Да, слизняки дерутся дружно. Предлагаешь побросать оружие и с воплями разбежаться?
— А что, хорошая идея. Но я имел в виду другое. Весь остров знает, что Тварей наслали на Эрниди злые колдуны. Не они ли командуют чудищами?
— Возможно. Ну и что?
— А ничего. Просто интересно: откуда они смотрят на драку? Или засели поблизости в скалах, или пялятся в какое-нибудь волшебное зеркало. Если попросишь свой талисман разыскать тех, кто гонит чудовищ в бой… как думаешь, уважит он твою просьбу?
Несколько мгновений Шенги расширившимися глазами глядел на своего гениального ученика. Затем дернул ворот рубахи так, что «с мясом» вырвал завязки. Левая ладонь привычно вжала в кожу серебряную пластину. Лицо побледнело, стало отрешенным.
— Есть!
Аранша цеплялась за край черной гранитной плиты и с ужасом чувствовала, как немеет тело от проносящегося внизу ледяного ветра. Пальцы свело судорогой. Еще немного — и…
Но рядом уже очутилась Волчица, вцепилась в плечи, с неожиданной силой поволокла.
Ильен тоже рванулся на помощь, но остановился, увидев, что Волчица справляется и без него. Оглянулся — не подкрадывается ли враг? — и обнаружил, что стоит у подножия светового столба, а сверху на него в упор смотрит клыкастое чешуйчатое чудовище.
— Тьфу на тебя, гад хвостатый! — с ненавистью бросил Ильен, который намерен был до погребального костра не забывать, как мучили его на этой самой поляне призраки семи чародеев.
Быстро и осторожно опустил он с плеча дорожную суму, ловко развязал ее. Не вынимая бочонка из сумы, размотал промасленную веревку. Опустил один ее конец в трутницу, на тлеющий трут. Все это он проделал четко и красиво, без единого лишнего движения, словно заранее тренировался в ожидании этого момента. А может, и тренировался тайком, кто знает!
Подпалив веревку, подросток бросился бежать. Поравнявшись с Арлиной, которая уже помогла Аранше выбраться из ловушки, он подхватил на руки маленького Дената, стоявшего рядом, и крикнул:
— Бежим отсюда! Скорее!
Бросил взгляд через плечо: долго ли еще гореть веревке? И остановился, прижав малыша к груди.
В световом столбе вместо жуткого Ящера стояла девочка лет восьми, в длинном сером платье и светлом чепце. Она склонилась над бочонком так низко, что белокурые волосы закрыли лицо. Простерла руки над веревкой, по которой бежал огонек.
И огонек погас.
Некогда было объяснять все королю и требовать себе на подмогу стражников. Некогда было даже вытаскивать из гущи боя Нургидана. Разбираться с магами поспешили трое: Ралидж, Шенги и Дайру.
Как быстро выяснилось, Дайру можно было в расчет не принимать. Он вышел из игры очень быстро. Красавчик, первым заметивший появление противника, швырнул несколько увесистых камней в бегущих к обрыву людей. Гранитный обломок ударил подростка по голове, оглушил, заставил плашмя растянуться среди жесткой травы.
Сообщники Красавчика приняли бой. Не остался в стороне даже Фолиант. Он послал своим боевым Тварям приказ «Не отступать!» и передал власть над телом Недомерку, который имел больше опыта в драках.
Недомерок, Красавчик и Лейтиса втроем насели на Шенги. Охотник встретил их с дорогой душой: в левой руке — меч, правая сама пострашнее меча — когти грозно смыкаются и размыкаются.
А Сокол сошелся лицом к лицу с Ураганом. Именно с Ураганом, а не с Шершнем: разбойничий атаман без спора уступил призраку-магу, великому воину, право на поединок.
Уже первый удар клинком о клинок показал каждому из врагов, что против него стоит огромного умения мастер. И оба закружились над обрывом, прикидывая, как бы сбросить врага с утеса.
Карраджу предполагает, что бойцы во время поединка не молчат. Умение уязвить соперника, разозлить, вывести из себя ценится очень высоко. Ралидж, привыкший работать клинком и языком одновременно, улыбнулся врагу:
— Ой, какой удачный день! Бежал сюда — не знал, кого бить буду… а тут, оказывается, старые знакомые! Помнишь, твои ребята меня хотели продать в рабство? Вот заодно и за это посчитаемся!
И красиво ушел от легкого, разведывающего выпада «дождь над ручьем».
Ураган тоже не привык в бою мрачно молчать. Он с удовольствием разъяснил Соколу, что старых приятелей у него здесь куда больше, чем кажется с первого взгляда.
И что считаться придется задела куда более серьезные, чем какие-то разбойничьи похождения мелкой шайки.
Ралидж так изумился, что чуть не пропустил удар.
— Вей-о! Моя знакомая дохлятина! И что вы за чудаки такие: в Бездне вам не горится, в Кровавой крепости не сидится…
И сам перешел в атаку, тесня врага на заросли дикого шиповника.
У мага словно глаза на затылке — на уловку не попался.
— Ты не знаешь, с кем связался, мальчишка! Я один из тех, кто создал карраджу! Я стоял у самых его истоков! Еще пятьсот лет назад!
Это гордое заявление не повергло Сокола в шок.
— У истоков река — не река, а ручеек! Подумаешь, карраджу он создал! Да за пятьсот лет люди столько приемов придумали!.. Ну, создал — и спасибо, а теперь гляди и учись!
И Урагану показалось, что его атаковало несколько врагов со всех сторон одновременно!
А в стороне троица разбойников тоже убедилась, что нарвалась на сильного противника. Такой всем троим накостыляет и спокойно пойдет ужинать.
— Красавчик, «мельница»! — крикнула Лейтиса.
Старый и подлый разбойничий прием: двое нападают на жертву спереди, отвлекая на себя внимание, а третий возникает сзади и бьет под лопатку.
Возможно, знакомый план сработал бы, но дело испортила сама Лейтиса. Вернее, Орхидея.
Прекрасная чародейка не раз говорила, что битвы — не ее стихия. И была права. Единственная рукопашная схватка, в которой ей довелось участвовать, произошла, когда ревнивый любовник застал ее в постели с соперником и незабываемо отлупил изменницу. Этого опыта Орхидее вполне хватило на все прошлые и будущие времена.
И когда у ее лица щелкнули, чуть промахнувшись, длинные сизо-стальные когти, колдунья не выдержала. Без предупреждения перехватив власть над телом Лейтисы, она позорно кинулась наутек с поля боя. Причем была в такой панике, что не соображала, куда улепетывает. Вместо того чтобы убежать как можно дальше, она зачем-то вскарабкалась на высокий утес. Ей, обезумевшей от ужаса, показалось, что там будет безопаснее.
Очутившись на верхушке утеса — небольшой, усеянной валунами площадке, — Орхидея сумела успокоиться настолько, что даже прислушалась к звучавшим в глубине ее души словам Лейтисы.
И последним словом, которое на кровавом хрипе произнес умирающий парень с острова Эрниди, было страстное, из самой души:
— Дори-а-дау!
* * *
Смех застиг людей в тот миг, когда они издали разглядели пролом в стене.
Скверный смех — лязгающий, неживой, нечеловеческий.
Арлина тревожно вскинулась, переглянулась с Ильеном — оба прекрасно помнили эти звуки со своего первого посещения Кровавой крепости. Кажется, маги называли своего вечно хохочущего приятеля Безумцем. В прошлый раз его не удалось увидеть, вот и хорошо, вот и сейчас не нужно.
Объяснить Аранше они ничего не успели: воздух вокруг неожиданно наполнился странными звуками. Не лесными. Какое-то постукивание, позвякивание, легкий скрежет.
— Это еще что? — почти не шевеля губами, спросила Аранша. Арбалет в ее руках мягко задвигался, выискивая невидимую цель.
Арлина честно пожала плечами.
После короткого колебания наемница решительно тряхнула головой: мол, пойдем.
А звуки становились отчетливее, и выявился ритм, монотонный и навязчивый. Словно кружево повисло в воздухе, понемногу оплетая людей. Притянуло-затянуло-стянуло, сковало движения… Дыхание невольно подстраивалось под этот медленный, тягучий ритм, сердце застучало неторопливо и глуховато, мысли стали неповоротливыми, неспешными. Что-то в этом было странное, но лень было все обдумать, лень было даже встревожиться… Глаза заволокла пелена, и хорошо, ведь они так устали… Не видишь даже, куда ступаешь… ну и нечего смотреть, все равно под ногами словно мягкая перина, бесконечная мягкая перина, до края света мягкая перина, и хочется мягко опуститься на эту мягкую перину, и мягко сомкнуть обмякшие веки, и спать, спать…
Под ноги Ильену подвернулся корень. Не сам подвернулся — боги подставили. Но это он понял гораздо позже, через несколько мгновений. А сначала просто растянулся на животе, больно ударившись локтем и угодив двумя пальцами в горшочек с тлеющим трутом.
Выругался. Зашипел, дуя на обожженные пальцы. Вскочил. Огляделся протрезвевшим взором. И увидел…
Маленький Денат, свернувшись калачиком, посапывает на замшелых камнях — беспомощный, похожий на толстого щенка.
Аранша, склонившись над сыном, пытается нашарить его плечо. Глаза ее открыты, но явно ничего не видят. Лицо равнодушное, тупое. Вот сейчас забудет, что же она ищет вслепую, и сама растянется на моховой подстилке.
Арлина, прижав руки к груди, раскачивается на месте, бледная, с отрешенным выражением лица. Должно быть, ей кажется, что она куда-то идет.
И над всем царит сплетенный из странных звуков мотив, прилипчивый, как паутина.
Паутина, да, она вновь опускается на глаза, разум, душу Ильена. Порвалась на мгновение, но ее уже штопает этот простенький, однообразный, навязчивый мотив.
Мотив…
И вдруг Ильен пронзительно и немузыкально завопил:
Почему припомнилась именно эта песенка? А одновременно всплыло воспоминание: кареглазая Ирлеста — еще не барышня-задавака, а смешная девчушка с торчащими косичками — сидит на заборе и распевает, полная беспричинного, светлого веселья:
Мой дядя поехать решил на базар.
В тележку сложил свой нехитрый товар.
Дильбурти-дильберти, все правда-да-да!
Хотите — проверьте, мои господа!
Ильен вскинул обожженные пальцы к висящему на шее мешочку с корешком болотной лапчатки, что подарила ему на счастье насмешливая дочка сотника. Подросток продолжал не столько петь, сколько орать во все горло, чувствуя, как с каждым словом отступает сонный морок:
Да только забыл он спросить — вот беда!
А хочет ли ехать лошадка туда?
Дильбурти-дильберти, все правда-да-да!
Хотите — проверьте, мои господа!
Арлина вскинула голову, тревожно огляделась.
Лошадка его на лужок привезла
И стала пастись — вот такие дела!
Дильбурти-дильберти, все правда-да-да!
Хотите — проверьте, мои господа!
Аранша подхватила сына на руки. Денат, обиженно кривя губы, тер кулачками глаза.
Хрипота перехватила горло. Ильен замолчал.
Смеется лошадка: «Трава хороша!
Тележку ты сам довезешь не спеша!»
Дильбурти-дильберти, все правда-да-да!
Хотите — проверьте, мои господа!
— Надо же! — уважительно сказала Аранша. — А я-то думала, что это я пою противнее всех на свете!
Ильен хотел было обидеться, но вовремя заметил веселые искорки в глазах наемницы.
Волчица притянула мальчика к себе, поцеловала куда пришлось — в висок.
— Остановить нас хотят, да? — нехорошо сощурилась Аранша. — А хрена им болотного! Вот же он, пролом! Полезли! Мы тут такого учудим, что на этих древних руинах мох дыбом встанет!
Она встретилась глазами с Ильеном, и оба грянули разом (а мгновение спустя к ним присоединилась Арлина):
Ушедшие глубоко в землю, поросшие травой обломки гранитных укреплений внимали пришельцам со смутной тревогой. Дубы и грабы недоуменно пожимали ветвями. Ничего подобного Кровавая крепость не слышала ни во времена своего мрачного расцвета, ни позже, когда стала обителью грозных призраков.
Мой дядя, ругаясь, тележку везет,
А лошадь вдогонку бессовестно ржет.
Дильбурти-дильберти, все правда-да-да!
Хотите — проверьте, мои господа!
А если не верите мне, господа,
В тележку и вы припрягайтесь тогда!
Дильбурти-дильберти, все правда-да-да!
Тащите тележку, мои господа!
* * *
Гибель Бронника заставила стражников попятиться, отступить. Еще немного — и они бросились бы врассыпную. Но другая воля, еще более властная, чем воля дарнигара, остановила панику.
— А ну, не трусить! — загремел король Фагарш. — Держитесь подальше, чтоб эти твари до вас не доплюнули. У кого погасли факелы — зажечь! Где этот пустозвон с его известью?
— Здесь, — откликнулся «пустозвон». — И моя армия здесь.
И повел рукой в сторону мрачной, тесно сгрудившейся толпы с корзинами. Большинство из этих людей лишились крова, многие потеряли близких. Они глядели на тварей, которые вновь делились пополам, такими глазами, что непонятно, почему слизняки не вскипели на этом самом месте.
Обернулся на чудовищ и Фагарш. Их было уже четыре. И одно из этих мерзких существ поглотило тело старшего сына короля.
Фагарш стряхнул отчаяние и приказал Айрунги:
— Ну-ка, дай сюда свои жареные камешки.
Айрунги поспешно спрятал корзину за спину:
— Мы все в рукавицах, а государь себе руки сожжет!
— Так сними свои и дай мне! — До Фагарша не сразу дошло, что его не берут в опасную игру.
Продолжая держать руки за спиной, Айрунги отступил на шаг:
— А если не выйдет? Я эту слизь не исследовал — так, вычислил в уме, что должно произойти. Это называется «мысленный опыт».
— А вот я тебе сейчас в морду… — выдохнул король. Он верил в познания Айрунги, и мысль, что затея с известью может оказаться пшиком, потрясла его.
Айрунги не обиделся.
— Вот и надо провести эксперимент! Это пока еще не военное дело, а чистая алхимия. Так что я пошел.
Он не бравировал и не храбрился. Предстоял опасный, но невероятно увлекательный эксперимент. И попробовал бы кто-нибудь помешать Айрунги!
Стражники встретили его напряженной негромкой бранью: слизняки, уменьшившись в размерах, резко прибавили в активности и выгнали людей с набережной. Этакие шустро катающиеся комья слизи, хлещущие налево-направо смертоносными бичами или выставившие перед собой тугие клешни.
— Плохо! — доложил старый десятник. — Не мы их гоняем, а они нас. Да хитрые такие! Гляди: одна делится, одна к морю поползла — сил набирается. А две их прикрывают.
— Надо же, — бормотнул Айрунги, — соображают! Ладно, попробуем, как им понравится известь.
Но как предложить им известь? Попробуй подойти к этой гадине… Айрунги для пробы швырнул кусок, тот скользнул по тугому щупальцу и отлетел прочь.
— Может, рассыпать известь по доскам и заманить эту дрянь сюда? — деловито предложил один из стражников.
— Доски мокрые, — с сожалением отозвался Айрунги. — Известь должна быть сухой.
Оба напряглись: одна из тварей, угрожающе размахивая щупальцами, двинулась в их сторону. Похоже, пора удирать.
Вдруг за спиной раздался женский голос, спокойный, небрежно-насмешливый:
— Надо вдвоем. Один отвлекает, другой подходит ближе.
От ужаса Айрунги не смог сразу оглянуться: шея словно одеревенела. Конечно, это ему померещилось! Не могла же на самом деле здесь оказаться Шаунара!
Усилием воли он заставил себя обернуться.
Карие лучистые глаза дерзко и повелительно глянули в его онемевшую душу.
— Не хлопай ушами! Я отвлеку, а ты… Подожди, сперва надо кое-что проверить!
Шаунара выхватила у опешившего стражника факел и, левой рукой подхватив край юбки, легко побежала навстречу монстру.
Айрунги сам не заметил, как ринулся за ней. Ему показалось, что он стоит неподвижно, а слизняк гигантским прыжком придвинулся так близко, что можно было разглядеть перламутровые разводы, кругами разбегающиеся от основания щупальцев.
Пританцовывая в опасной близости от чудовища, Шаунара испустила такой вопль, что Айрунги чуть не выронил корзину с известью.
Тварь всем телом колыхнулась в сторону дерзкой женщины.
— Я знала! — прокричала Шаунара. — Я догадалась! Оно должно хорошо слышать!
«Конечно, оно должно хорошо слышать, у него вся поверхность тела — слуховая мембрана. Верно сообразила, умница, гениальная головка… но, во имя Безликих, как убрать эту идиотку из боя?!»
— Не зевай! — скомандовала Шаунара. И завертелась перед чудовищем, как тогда, на берегу, перед партнерами по пляске. При этом она во все горло выкрикивала:
На мгновение Айрунги посетила дикая мысль: тварь понимает человеческий язык. Уж очень рьяно рванулась она в погоню за обидчицей! Из белесой студенистой поверхности выныривали все новые щупальца. А Шаунара с хохотом плясала, уворачиваясь от чудовища, как от неловкого деревенского кавалера.
Эй, ползучая сопля!
Эй, пятно от киселя!
Отшвырну тебя пинком!
Пришибу тебя плевком!
Весомый сгусток слизи, промахнувшись, шмякнулся возле ног женщины и сразу пополз догонять стучащие по доскам деревянные башмачки. Не прекращая смертельной пляски,
Шаунара ткнула в полупрозрачную лепешку факелом.
«Дура! — хотелось закричать Айрунги. — Ведьма!»
Ничего он, конечно, не крикнул. Без единого звука выждал, когда рядом оказался беззащитный, слизисто блестящий бок монстра, увлеченного погоней. Зачерпнул рукой в холщовой рукавице горсть извести. И от души вляпал эту пригоршню в студенисто-упругую плоть чудовища.
Тварь резко прекратила погоню, шлепнулась «на брюхо», источая невыносимую вонь. Забыв даже про Шаунару, алхимик с острым интересом исследователя глядел, как вскипела, помутнела белесая жижа, как взметнулась вихрем крупинок белая взвесь. По нервам ударил беззвучный вопль, и мутная, с белыми вкраплениями лепешка плюхнулась к ногам Айрунги.
«Тварь извергла пораженное место! — возликовал алхимик, впитывая новое знание. — Отбросила, как ящерица хвост, чтобы процесс не пошел дальше!»
Миг радостного познания обошелся ему дорого. Удар, обрушившийся сбоку, был так силен, что сбил человека с ног и швырнул на доски причала.
Вонючая скользкая стена накатывалась на него, словно волна на берег, и это был конец, и не было спасения, и…
И Айрунги не успел додумать эту паническую мысль. Чьи-то крепкие руки выдернули его из-под самой туши монстра. Тут же два человека, вскинув факелы, заслонили Айрунги и его спасителя, угрожая чудовищу огнем, отгоняя его прочь.
Приподнявшись на локте, Айрунги тревожно оглядел поле боя. И понял, что, увлеченный схваткой, многое упустил.
Его «армия», вдохновленная примером двух смельчаков, бросилась на причал. На каждого монстра насели по несколько человек, молниеносно перенявших тактику Шаунары: одни отвлекают тварь, другие забрасывают ее кусками извести.
В самой гуще схватки размахивал факелом король Фагарш.
Айрунги с трудом встал — ну и крепко же приложила его лопатками о причал поганая Тварь! Спаситель бережно поддержал его за плечи.
— Ничего? Кости целы?
Где-то Айрунги уже слышал этот голос…
Взгляд в лицо спасителю — и слова благодарности застряли в горле.
Рядом стоял человек, которого не могло быть на Эрниди! Старый враг, с которым у Айрунги такие серьезные и затейливые счеты, что хоть садись и сочиняй балладу.
Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Хранитель крепости Найлигрим!
* * *
Аранша со слов госпожи и Ильена знала, что предстоит увидеть на развалинах крепости. Но когда маленький отряд под разудалое «дильбурти-дильберти» преодолел полуразрушенную стену и начал прорубаться сквозь кусты, ей понадобилось все мужество. Лучше мечи врагов, чем чародейство!
Впереди, посверкивая на солнце, поднялся световой столб. Аранша внутренне сжалась. Но руки ее, размеренно работающие топором, не дрогнули, не прервали своего занятия.
Все правильно, она ведь сюда и шла! Там, за кустами, — черные плиты с непонятными знаками… вот-вот заросли кончатся, и тогда…
А что тогда? Страхолюдные призраки будут являться? А вот наплевать! Когда управляешься с десятком отпетых мерзавцев, непокорных и вредных, это как-нибудь похуже любого привидения. Один Лопоухий чего стоит!
Правда, Волчица говорила, что эти мертвые уроды мучили Ильена страшной пыткой…
И опять-таки наплевать! Если сопливый мальчишка выдержал боль, то уж Аранша — воин, десятник! — и вовсе не расползется грязной лужей по этим самым плитам!
Ага, вот и один из здешних хозяев. Ух ты, жуть какая: синяя чешуя, змеиный язык, а уж клыки-то, клыки!..
— Мама, гляди, какой смешной! — заверещал на материнских плечах Денат. — У него три глаза! Правда, три глаза!
Волна гордости за храброго сынишку смыла с души страх, и Аранша не дрогнула, услышав сверху шипение:
— С-с-стойте! С-спеш-шите отс-с-сюда! Здес-с-сь с-с-смерть! С-с-смерть!
Не Волчица, не Ильен, а именно Аранша дерзко закричала в ответ:
— А ну, захлопнись, шепелявый! Помер, так не цепляйся к живым!
— С-с-смелые? — нехорошо протянул Ящер. — С-с-слав-но! С-с-смотрите!
Кусты закачались, поплыли горячим маревом и растаяли. Земля дрогнула, с грохотом раскололась, просела, и между ящером и людьми легла узкая, но глубокая пропасть.
— Ничего себе! — бормотнул Ильен. — Нашего бы дракона сюда…
— Обойдешься и без дракона, — преодолела короткое потрясение Аранша. — Есть веревка. Попробуем слезть на дно и выбраться с той стороны.
— Ага, а этот трехглазый махнет хвостиком — и пропасть захлопнется, — опасливо заглянул вниз Ильен.
Озадаченная Аранша не успела ответить, вмешалась Волчица:
— Не верю! Я их разговоры через зеркальце подслушивала — вот оно, видите? У них сейчас волшебной силы мало, боятся хоть чуть-чуть лишку истратить. А тут — земля разорвалась! Да у них бы кишки с натуги лопнули!
Дочь Клана повернулась спиной к световому столбу, подняла на вытянутой руке обломок каменного зеркала так, чтобы отразилось то, что за плечом.
— Ага! Я так и думала! Морочат нас! Кусты почти кончились, дальше гранитные плиты. Тоже мне чародеи! Лупоглазый гад на «постоялом дворе» почище наводил картины, а как Аранша ему стрелу в лоб вляпала, сразу перестал глупостями заниматься!
— Могу и этому вляпать! — охотно вызвалась наемница, подняв арбалет и ловя в прицел изумрудный глаз Ящера.
— Не надо. О нем позаботились пятьсот лет назад… Ладно, вы как хотите, а я пошла!
Волчица бесстрашно шагнула за край пропасти и побрела по воздуху, раздвигая перед собой руками невидимые кусты.
Аранша и Ильен замешкались. И тут маленький Денат ловко соскользнул с материнской шеи и с хохотом побежал вдогонку за госпожой. Ему казалось очень забавным шагать по воздуху над видневшимся далеко внизу дном ущелья.
Тут уж Ильену и Аранше пришлось двинуться тем же путем.
«Пропасть» была почти позади… но тут по нервам полоснул женский крик. И тут же видение исчезло. Волчица и Ильен обернулись и сразу поняли, что произошло.
Одна из плит повернулась под ногой Аранши, и наемница рухнула в открывшийся провал. С ее воплем слился жестяной хохот Безумца.
* * *
Ничего не сказали друг другу давние враги. Только посмотрели глаза в глаза и молча разошлись. Айрунги, держась за ушибленный бок, взглядом искал Шаунару, Сокол высматривал свою компанию.
Разве до старых счетов, когда кругом идет сражение? Разве время вспоминать былые обиды, когда воздух полон мерзкого шипения, запаха горелой слизи, возбужденных голосов, стонов и криков раненых? Когда король Фагарш, бешено работая двумя факелами, на лету отбивает плевки ядовитой слизи? Когда трактирщик Вьянчи, умирая в тугих кольцах щупальцев, из последних сил тянется, чтобы втиснуть в хлюпающее тело врага остатки извести вместе с корзиной?
Запах был даже страшнее, чем удары хлыстов и плоских «ладоней». Рвота выворачивала людей наизнанку, заставляла сгибаться пополам, падать на колени. Друзья помогали самым измученным выбраться из гущи боя, оставляли их на попечение стариков и детей, а сами возвращались и с новым ожесточением набрасывались на врага.
Как ни странно, Нургидан, с его тонким волчьим нюхом, почти не страдал от густой вони. А если и страдал, виду не показывал. Подросток был в сердце боя, неистово размахивая двумя факелами — не хуже короля Фагарша.
Осторожная умница Нитха нашла себе другое занятие. Подобрав оброненную кем-то корзину и сделав из оторванных рукавов некое подобие рукавиц, девочка сновала среди дерущихся. «Плевки», которыми направо и налево сыпали монстры, превращались, упав на доски, в самостоятельных Тварей — мелких, но шустрых и опасных. На них и открыла охоту Нитха — высматривала, догоняла, посыпала известью.
А Дайру разыскал в свалке Шенги:
— Учитель, надо поговорить!
— Что, сейчас? — не понял Охотник. — Бой же!
— А что — бой? — пожал плечами подросток. — Люди его, считай, уже проиграли.
Охотник испытующе взглянул в лицо ученику: губы плотно сжаты, глаза поблескивают сухим лихорадочным блеском.
И Шенги, удивляясь самому себе, покладисто сказал:
— Ладно, отойдем.
Они выбрались на пригорок, откуда поле битвы видно было как на ладони.
— Почему бой проигран? — в упор спросил Охотник.
— Сколько той извести запасено? На исходе уже! А Твари… да их уже семь! Две тянут воду из моря — насосутся, разбухнут и начнут делиться пополам. Одного монстра закидаем известью, а ему на смену другой ползет. Ты нам три года говоришь про работу в команде. По-моему, это она и есть!
— Да, слизняки дерутся дружно. Предлагаешь побросать оружие и с воплями разбежаться?
— А что, хорошая идея. Но я имел в виду другое. Весь остров знает, что Тварей наслали на Эрниди злые колдуны. Не они ли командуют чудищами?
— Возможно. Ну и что?
— А ничего. Просто интересно: откуда они смотрят на драку? Или засели поблизости в скалах, или пялятся в какое-нибудь волшебное зеркало. Если попросишь свой талисман разыскать тех, кто гонит чудовищ в бой… как думаешь, уважит он твою просьбу?
Несколько мгновений Шенги расширившимися глазами глядел на своего гениального ученика. Затем дернул ворот рубахи так, что «с мясом» вырвал завязки. Левая ладонь привычно вжала в кожу серебряную пластину. Лицо побледнело, стало отрешенным.
— Есть!
* * *
Аранша цеплялась за край черной гранитной плиты и с ужасом чувствовала, как немеет тело от проносящегося внизу ледяного ветра. Пальцы свело судорогой. Еще немного — и…
Но рядом уже очутилась Волчица, вцепилась в плечи, с неожиданной силой поволокла.
Ильен тоже рванулся на помощь, но остановился, увидев, что Волчица справляется и без него. Оглянулся — не подкрадывается ли враг? — и обнаружил, что стоит у подножия светового столба, а сверху на него в упор смотрит клыкастое чешуйчатое чудовище.
— Тьфу на тебя, гад хвостатый! — с ненавистью бросил Ильен, который намерен был до погребального костра не забывать, как мучили его на этой самой поляне призраки семи чародеев.
Быстро и осторожно опустил он с плеча дорожную суму, ловко развязал ее. Не вынимая бочонка из сумы, размотал промасленную веревку. Опустил один ее конец в трутницу, на тлеющий трут. Все это он проделал четко и красиво, без единого лишнего движения, словно заранее тренировался в ожидании этого момента. А может, и тренировался тайком, кто знает!
Подпалив веревку, подросток бросился бежать. Поравнявшись с Арлиной, которая уже помогла Аранше выбраться из ловушки, он подхватил на руки маленького Дената, стоявшего рядом, и крикнул:
— Бежим отсюда! Скорее!
Бросил взгляд через плечо: долго ли еще гореть веревке? И остановился, прижав малыша к груди.
В световом столбе вместо жуткого Ящера стояла девочка лет восьми, в длинном сером платье и светлом чепце. Она склонилась над бочонком так низко, что белокурые волосы закрыли лицо. Простерла руки над веревкой, по которой бежал огонек.
И огонек погас.
* * *
Некогда было объяснять все королю и требовать себе на подмогу стражников. Некогда было даже вытаскивать из гущи боя Нургидана. Разбираться с магами поспешили трое: Ралидж, Шенги и Дайру.
Как быстро выяснилось, Дайру можно было в расчет не принимать. Он вышел из игры очень быстро. Красавчик, первым заметивший появление противника, швырнул несколько увесистых камней в бегущих к обрыву людей. Гранитный обломок ударил подростка по голове, оглушил, заставил плашмя растянуться среди жесткой травы.
Сообщники Красавчика приняли бой. Не остался в стороне даже Фолиант. Он послал своим боевым Тварям приказ «Не отступать!» и передал власть над телом Недомерку, который имел больше опыта в драках.
Недомерок, Красавчик и Лейтиса втроем насели на Шенги. Охотник встретил их с дорогой душой: в левой руке — меч, правая сама пострашнее меча — когти грозно смыкаются и размыкаются.
А Сокол сошелся лицом к лицу с Ураганом. Именно с Ураганом, а не с Шершнем: разбойничий атаман без спора уступил призраку-магу, великому воину, право на поединок.
Уже первый удар клинком о клинок показал каждому из врагов, что против него стоит огромного умения мастер. И оба закружились над обрывом, прикидывая, как бы сбросить врага с утеса.
Карраджу предполагает, что бойцы во время поединка не молчат. Умение уязвить соперника, разозлить, вывести из себя ценится очень высоко. Ралидж, привыкший работать клинком и языком одновременно, улыбнулся врагу:
— Ой, какой удачный день! Бежал сюда — не знал, кого бить буду… а тут, оказывается, старые знакомые! Помнишь, твои ребята меня хотели продать в рабство? Вот заодно и за это посчитаемся!
И красиво ушел от легкого, разведывающего выпада «дождь над ручьем».
Ураган тоже не привык в бою мрачно молчать. Он с удовольствием разъяснил Соколу, что старых приятелей у него здесь куда больше, чем кажется с первого взгляда.
И что считаться придется задела куда более серьезные, чем какие-то разбойничьи похождения мелкой шайки.
Ралидж так изумился, что чуть не пропустил удар.
— Вей-о! Моя знакомая дохлятина! И что вы за чудаки такие: в Бездне вам не горится, в Кровавой крепости не сидится…
И сам перешел в атаку, тесня врага на заросли дикого шиповника.
У мага словно глаза на затылке — на уловку не попался.
— Ты не знаешь, с кем связался, мальчишка! Я один из тех, кто создал карраджу! Я стоял у самых его истоков! Еще пятьсот лет назад!
Это гордое заявление не повергло Сокола в шок.
— У истоков река — не река, а ручеек! Подумаешь, карраджу он создал! Да за пятьсот лет люди столько приемов придумали!.. Ну, создал — и спасибо, а теперь гляди и учись!
И Урагану показалось, что его атаковало несколько врагов со всех сторон одновременно!
А в стороне троица разбойников тоже убедилась, что нарвалась на сильного противника. Такой всем троим накостыляет и спокойно пойдет ужинать.
— Красавчик, «мельница»! — крикнула Лейтиса.
Старый и подлый разбойничий прием: двое нападают на жертву спереди, отвлекая на себя внимание, а третий возникает сзади и бьет под лопатку.
Возможно, знакомый план сработал бы, но дело испортила сама Лейтиса. Вернее, Орхидея.
Прекрасная чародейка не раз говорила, что битвы — не ее стихия. И была права. Единственная рукопашная схватка, в которой ей довелось участвовать, произошла, когда ревнивый любовник застал ее в постели с соперником и незабываемо отлупил изменницу. Этого опыта Орхидее вполне хватило на все прошлые и будущие времена.
И когда у ее лица щелкнули, чуть промахнувшись, длинные сизо-стальные когти, колдунья не выдержала. Без предупреждения перехватив власть над телом Лейтисы, она позорно кинулась наутек с поля боя. Причем была в такой панике, что не соображала, куда улепетывает. Вместо того чтобы убежать как можно дальше, она зачем-то вскарабкалась на высокий утес. Ей, обезумевшей от ужаса, показалось, что там будет безопаснее.
Очутившись на верхушке утеса — небольшой, усеянной валунами площадке, — Орхидея сумела успокоиться настолько, что даже прислушалась к звучавшим в глубине ее души словам Лейтисы.