Страница:
Шенги молча проследовал к очагу, подбросил хвороста в огонь и лишь тогда заговорил — раздраженно, словно оправдываясь:
— Я же клятву давал! В храме! Разве я мог его бросить? Его б живьем сожрали… почище чем у Хашузара в садке.
И замолчал. Дайру на миг поднял голову. Ясно было, что эти двое сейчас во власти одного и того же горького и гордого воспоминания.
Немного помолчав, учитель пустился в подробный рассказ.
От обвинения в укрывательстве беглого удалось отбодаться сразу. Тагиарри, спасибо ему, лично примчался успокаивать приезжего грайанца. Тот не стал ссориться с Хранителем города, где предстояло жить, и согласился считать, что Охотник не знал, кого взял в ученики. Окрыленный успехом, Шенги предложил грайанцу любые деньги за мальчишку. Но этот тип (которого, кстати, зовут Бавидаг Поздний Путь из Рода Ветфест) и слушать ничего не хотел. Заладил, что не все можно измерить деньгами. И что гаденыш чуть не убил единственного сына Бавидага…
Тут учитель замолчал, протянув руку к стоящему на столе кувшину. В наступившей тишине все расслышали, как Дайру бормотнул:
— Его, суку, убьешь…
Все обернулись к мальчишке. Тот вжался в стену. Молчание длилось, и Дайру понял, что объяснений не избежать.
— Я… он… — выдавил из себя мальчишка, и вдруг его словно прорвало: — Да я все понимаю, но если ему не угодишь! Если ему нравилось меня мучить! Просто так, для забавы! Да с бродячей собакой нельзя, как он со мной!
Нитха и Нургидан смотрели в пол. Происходящее шло вразрез со всем, что они усвоили с детства. Рабы, конечно, не люди… но Дайру — он же свой!
— Я, дурень, разошелся, — продолжил учитель. — Такие деньги предлагал — пришлось бы городскую казну ограбить! Он почти сломался, но его сынок поднял визг. Мерзкий сопляк. Был бы моим сыном, я б его выдрал. Я в запале брякнул, что пропади тогда пропадом Издагмир, пусть его Подгорные Твари съедят, я уезжаю! Хранитель велел мне не дурить, а Бавидагу объяснил, что не у всякого хозяина невольник может такому доходному ремеслу выучиться. Собственно, первый случай в истории Гильдии… мне Лауруш еще устроит грайанскую баню с веником! Бавидаг смекнул, что из мести теряет крупную выгоду. Договорились, что я парнишку нанимаю на время ученичества, а там видно будет. Но ты, горе мое, запомни: я за тебя поручился, что не сбежишь, пока учишься!
Дайру, не поднимая глаз, неловко кивнул.
— Надо в Гильдию написать, — вздохнул Шенги. — Ох, задал ты мне хлопот!
— Хлопот!.. — фыркнула Нитха. — Тут не хлопоты, тут беда могла выйти!
И сразу пожалела, что влезла в разговор. Когтистая лапа впилась в столешницу.
— Беда? Нет, девочка, в беду меня могла втравить ты! Болото — тьфу, а вот угадай, зачем меня Хранитель с утра пораньше во дворец потребовал!
Нитха непонимающе глянула на учителя и вдруг побледнела, ойкнула, прикрыла рот ладонью.
— Ага! Поняла, голубушка? Болото — ладно, а если бы мою голову в Наррабан повезли? Солью бы засыпали, чтоб не протухла, — это тебе как, солнышко мое?
От таких странных слов даже Дайру забыл про свое горе и с приоткрытым ртом уставился на Шенги. Нургидан — тот и вовсе вскочил со скамьи, готовый бежать куда угодно, драться, спасать учителя.
А Нитха сидела, как мышонок в мышеловке, — тихая, несчастная.
— Она у нас тоже хитрая, вроде Дайру, — сообщил мальчикам Совиная Лапа. — Я, говорит, из хорошей, уважаемой семьи…
— А кто мою семью не уважает?! — вскинулась Нитха. — Покажите мне таких!
— Все уважают, все… А только ты забыла сказать, что у твоего отца очень, очень интересное ремесло. И редкое. Он работает Светочем.
В наступившем молчании Нургидан медленно переводил взгляд с гневного лица учителя на багровое личико Нитхи, пытаясь понять, шутят с ним или нет. А Дайру произнес неуверенно, сам изумляясь своим словам:
— Выходит, она…. то есть светлая госпожа… выходит — принцесса?
— Настоящая! — кивнул Шенги. — Сейчас, госпожа моя, во дворце Хранителя сидит наррабанский вельможа, которого твой царственный отец отправил на розыски. Кстати, что у вас делают с девочками из знатных семей, которые убегают из дома?
— Закапывают живыми в землю, — думая о своем, рассеянно ответила Нитха. Подняла голову, увидела искаженные ужасом лица и поспешила успокоить собеседников: — Нет-нет, отец не допустит! Он меня любит, он добрый. Прикажет держать взаперти, потом выдаст за кого-нибудь замуж, вот и все…
Это «вот и все» прозвучало грустно и беспомощно.
— Да, девочка, отец тебя любит. Больше, чем заслуживаешь. Знаешь, что он приказал этому вельможе? Разыскать дочурку. Если она в беде и дела ее плохи, хватать в охапку и тащить в Наррабан. А если эта ненормальная ухитрилась стать ученицей Подгорного Охотника, как в прощальной записке грозилась, тогда оставить все как есть. Пусть нахалка ходит в свой Подгорный Мир.
Восторженный визг Нитхи сотряс башню от подвала до смотровой площадки. Из стены высунулась встревоженная вислоусая физиономия Старого Вояки. Убедившись, что для шума нет причин, призрак выбранился и опять исчез в стене.
— А ты не радуйся, не радуйся, — проворчал Шенги. — Еще не все знаешь. Этот вельможа — его зовут Рахсан-дэр — домой не вернется. Тагиарри выделил ему покои во дворце, дал слуг. Очень, очень наш Хранитель горд и счастлив, что в городе живет принцесса, пусть даже не наследная… ты ведь не единственное дитя Светоча, верно?
— Шутишь, учитель? — ответила сияющая принцесса. — У отца от старшей жены семеро детей да от мамы четверо. Восемь сыновей и три дочери, вот!
— Правильная наррабанская семья! — одобрил Шенги. — Так вот, этот самый дэр приглядит, чтоб дочь Светоча не забыла обычаи родной страны. Будешь читать по-наррабански, слушать рассказы о Гарх-то-Горхе и подвластных ему богах…
Радость девочки разом потускнела.
— Ой! Рахсан-дэр… он такой зануда! Учитель, заступись!
— И не подумаю. Не жалко. Терпи, раз принцесса.
— В Наррабане говорят: «Собаке мало радости, что на ней золотой ошейник…»
— Ничего-ничего! Будешь знать, как врать учителю! Теперь у тебя нас сразу двое!
— Когда я врала?!
— Когда говорила, что тебе про мои приключения вместо сказок… Это во дворце-то Светоча?
И тут девчушка сказала такое, что мир закачался перед глазами Шенги:
— Мне рассказывала мама. Она была твоей напарницей. Может, помнишь: силуранка Ульнита…
Девочка говорила еще что-то, но мимо Шенги ревущим потоком понеслись вспять годы. Перед глазами встало надменное, прекрасное, бесконечно дорогое лицо в короне цвета спелой пшеницы.
— Учитель! Ты меня слышишь, учитель?
— Что?.. Извини, маленькая, немножко задумался.
Проклятые годы, дотла ограбившие Шенги, все же дали ему ценный дар — умение владеть собой. Сейчас оно пригодилось.
— Я про маму рассказываю. Ее похитили и увезли в Наррабан. Отец освободил ее и взял второй женой.
Вот так. И наверняка ее никто за косы на свадьбу не волок. Не осталась бы с нелюбимым, не тот человек. И ребенок бы ее не удержал.
— Ты говорила, у твоей мамы было четверо детей?
— Три брата и я.
Да… Но дочку она растила на рассказах о своей юности, о Подгорном Мире.
И умерла в далекой чужой стране…
Чему смеются эти суслики? Ах да… Вспоминают, как Нургидан хвастался перед Нитхой своей знатностью! Даже Дайру робко улыбается…
Совиная Лапа заставил воспоминания умолкнуть и стал прежним.
— Давайте, смейтесь, а мне только плакать остается! Повезло с учениками, ничего не скажешь! Знал бы заранее, что у каждого по кошмарной тайне за душой, — бежал бы от вас до Ксуранга!
И тут же прикусил язык, сообразив, что сказал лишнее. Надо бы сначала все обдумать, дело-то серьезное.
Поздно. Смышленый Дайру заметил промах учителя. Обернулся, сказал с ударением:
— У каждого?
И тут же смех стих. Поняли. Умные ребятишки.
Нургидан резко выпрямился, бросил по сторонам затравленный взгляд, и сразу лицо его стало непроницаемым. Он холодно спросил:
— Так ты знаешь? Давно?
— Недавно, — так же сухо ответил Шенги. — Случайно увидел.
— И что собираешься делать?
— Не знаю. Думаю.
— Что уж там думать… — вздохнул Нургидан и вдруг горько усмехнулся: — Но теперь-то хоть веришь, что я в честном поединке убил Летучего Скорпиона?
— Верю. У бедной твари наверняка не было надежды на спасение!
— Это точно. А мне, пожалуй, пора отсюда убираться?
Учитель не успел ответить: вмешалась возмущенная Нитха:
— Ой, опять какие-то тайны? Вроде все выяснили, а тут снова…
Нургидан самолюбиво поднял голову:
— Учитель молчит, меня жалеет. А мне защита не нужна! Сам могу рассказать!
Аргидан Золотой Арбалет, властитель Замка Западного Ветра, считал себя главным человеком на свете просто потому, что ни разу в жизни не встречал персон более значительных. Конечно, существовал король, которому Аргидан платил налоги, но тот жил в немыслимой дали, в Аргосмире, и представлялся властителю персоной почти мифической. Вроде богов.
Мир был устроен прекрасно. Кормили властителя огород и охота. Того, что можно было выжать из двух лесных деревушек, хватало на вино, налоги и нарядную одежду для выездов в соседний городок Расмир. А больше человеку ничего и не надо. (Если с деньгами все-таки становилось туго, можно было ограбить торговца побогаче, но этим средством Аргидан старался не злоупотреблять.)
Властитель походил на кабана — коренастый, могучий, бесстрашный и упрямый. Был он вдов, растил двоих таких же кабаноподобных сыновей и не жаловался на жизнь.
Но Многоликая сумеет уязвить даже человека, счастливого, как медведь в малиннике.
Как-то в Расмире Аргидан заметил девушку-крестьянку, неумело пытающуюся продать корзинку ягод. Хороша была неимоверно! Темные косы, ярко-зеленые глаза, гибкий стан…
Властитель заговорил с красавицей и узнал, что она из Силурана. Они с отцом пытали счастья на чужбине, но отец умер, а она не знает, куда идти и что делать.
Аргидан объяснил девчонке, что ей делать: сесть на круп его коня и крепче держаться сзади за пояс. В замке у нее будет новое платье. И даже своя служанка.
На щедрое и великодушное предложение дуреха ответила по-крестьянски грубо.
Не привыкший к отказам властитель объяснил дерзкой девчонке, что сгребет ее в охапку и увезет в замок. И никто ему не помешает.
Девица пообещала, что зачахнет с горя, после чего будет бродить по замку призраком и сеять зло, пока не изведет весь Род Айхашар под корень.
Мысль об изведении Рода под корень не понравилась Аргидану, но отступать он не привык. Раз чего-то хочется — разбейся, а достань!
Тогда-то и сорвалось с его языка неосторожное и могучее слово: «Женюсь!» Против этого старинного заклинания девчонка устоять не сумела.
Выходя из храма после короткой церемонии, Аргидан жалел о своей поспешности, но что сделано, то сделано.
Появление молодой и, возможно, плодовитой мачехи не обрадовало пасынков, которым и на двоих-то наследство делить не хотелось. Но властитель посоветовал сыновьям не беспокоиться: он, Аргидан, все равно намерен их обоих пережить. А если наглые сопляки не заткнутся, он переживет их прямо сейчас, не сходя с этого места…
Опасения сыновей подтвердились: через год в люльке запищал темноволосый, зеленоглазый малыш, названный Нургиданом.
Властитель был бы доволен послушной и ласковой женой, если б не одна ее странность. Временами женщина становилась раздражительной, запиралась на ночь в комнате и не пускала мужа на порог. Но Аргидан прощал красавице этот каприз. (К тому же она не единственная женщина в замке, есть и служанки.)
Все кончилось в страшную летнюю ночь, жаркую и душную. Нургидан раскричался в люльке так, что потревожил сон отца. Разгневанный властитель потребовал, чтоб нянька заткнула горластому гаденышу пасть. Измученная рабыня предположила, что ребенок мог бы успокоиться на руках у матери.
Слова эти показались невыспавшемуся господину убедительными. Он прошествовал к комнате жены и по весь голос приказал супруге сейчас же проснуться и унять молокососа. Не дождавшись ответа, Аргидан пинком вышиб дверь.
Сквозь распахнутое окно полная луна заливала светом пустую комнату.
Властителю сразу расхотелось спать. Он бросил угрюмый взгляд на несмятую постель, сел у окна и стал ждать с терпением зверолова в засаде.
— Дайру рассказывал про Полуночную деревню, — ровным мертвым голосом говорил Нургидан. — Про людей-волков… Моя мать была родом из этой деревни.
Нитха ойкнула.
— Когда отец увидел, в какое чудище превращается его молодая жена, он убил ее на месте. А я… Да что говорить! Сегодня же уберусь на все четыре стороны, не бойтесь.
— Потому отец и позволил тебе уйти из замка и жить как хочешь? — спросил, помолчав, Шенги.
— Конечно. Кому нужен такой сын?
— Как же… — с запинкой сказала Нитха, — как же тебе было… одиноко!
Все посмотрели на девочку. Она смутилась. Как ни странно, смутился и Нургидан.
Тут всех удивил Дайру. Он пересек комнату, встал перед Нургиданом и заговорил так твердо и спокойно, словно не пережил только что позорное разоблачение:
— Ты превращаешься в волка? По своей воле или само собой выходит?
К удивлению учителя, Нургидан ответил не огрызаясь:
— В полнолуние. Само собой выходит.
— Нашего призрака ты в ту ночь напугал?
— Я.
— Бороться с этим можешь?
— Пока могу…
— Что значит — «пока»?
Вопросы были резкими, но задавались не для того, чтобы унизить собеседника. Нургидан понял это и ответил задумчиво:
— В замке была рабыня, очень предана маме. Мама ей о себе рассказывала, старуха потом пересказала мне… В той проклятой деревне дети рождаются как дети, не волчата. Подрастают — начинают в полнолуние оборачиваться волками, но лишь на несколько мгновений. С этим можно бороться, заставлять себя быть человеком, пока в волчьем обличье не отведаешь крови. После этого — все, конец. Тебе приказывает луна, по ее воле ты порвешь горло лучшему другу!
— А ты?.. — с замиранием прошептала Нитха.
— Нет. Никогда.
— А Летучий Скорпион? — строго спросил Дайру.
— Так у него ж крови нет! Он такой… будто весь из когтей.
Шенги маялся от жалости. Будь он один, ни за что не отпустил бы мальчишку! Но имеет ли он право рисковать жизнью двух других детей?
— Думаю, Нургидан может остаться, — негромко сказал Дайру, — если позволит в лунные ночи запирать себя в конюшне или на верхнем ярусе.
Нургидан пристально взглянул ему в глаза. Все ожидали взрыва ярости… но лицо мальчика вдруг расплылось в широкой растерянной улыбке:
— Кто? Я? Да я согласен хоть на цепь…
— Смотрите! — озабоченно сказал учитель. — Скоро останетесь одни, так чтоб беды не вышло!
Ребятишки дружно потребовали объяснений. Охотник нехотя ответил, что хозяин Дайру заломил дурную цену, хоть иди побираться. Придется махнуть в Подгорный Мир и разжиться добычей.
— Там же осенью опасно! — возмутился Нургидан.
— Ты когда-нибудь научишься слушать, что учитель говорит? В Подгорном Мире опасно всегда одинаково. Но сам переход зимой и осенью — штука очень, очень поганая, потому что неустойчивая!
— А тебе ни к чему идти за Грань, учитель! — подал голос Дайру.
Шенги метнул в его сторону грозный взгляд: мол, не тебе бы возникать… Но мальчишка продолжал твердо и уверенно:
— Куда сбывал свои ракушки Хашузар из Замка Серого Ручья?
— Ну, в Грайан, в Силуран, чтоб тут не узнали, — удивленно ответил учитель.
— А в Издагмире на такой товар покупатель бы нашелся?
— Погоди, — оживился Совиная Лапа, — ты это про озеро?
— И про ручей.
— Можно поговорить с красильщиками… Ну, Дайру! Молодец, хорошо придумал!
— А я вообще умный, — усмехнулся мальчик. — Даже умею считать до десяти… Как ее ловят, эту мразь?
— Тонкостей в деле много, но главное — железный сетчатый сачок и напарник с факелом.
— Сачок сделает Каршихоут, — вмешался Нургидан, — а напарников у тебя трое. Надо взять вьючную лошадь, чтоб больше добычи уволочь.
— А пройдет лошадь по бурелому? — засомневался Дайру.
— А далеко твари уходят от воды? — спросила Нитха.
Призрак из угла изумленно смотрел, как эти четверо — Подгорный Охотник, оборотень, раб и заморская принцесса — азартно обсуждали детали будущего похода.
— Так это и есть медведь? У-у, какая пасть!
— Поправь мешок, дуреха… то есть ясная госпожа. Прохожие пугаются.
— А я думала, он больше! Мама рассказывала…
— Ясное дело, больше. Это так, медвежонок. Был бы матерый зверь, нам бы его не допереть, хоть и солома внутри… или чего там Вайсувеш напихал…
— Дураки мы, — мрачно вступил в разговор молчавший до сих пор Дайру. — За паршивый медяк на брата волочь эту тяжесть через весь город!
— Ладно! — добродушно откликнулась Нитха. — Почему не помочь по-соседски?
— Тебе хорошо, — возразил Дайру. — Ты со своей пустельгой не надорвешься. А на нас этот медведь так насел…
— Ой, дайте поглядеть! Думаете, много я медведей видела?
— Ладно, передохнем! — скомандовал Нургидан, опустив мешок наземь. — Любуйся, пока прохожих нету.
Нитха тоже поставила на землю свою ношу — чучело пустельги с распахнутыми крыльями — и, развязав мешок, который волокли мальчики, с восхищением уставилась на оскаленную морду с плоскими стеклянными глазами.
— Какой все-таки Вайсувеш мастер! Даже погладить зверюгу страшно!
— Темнеет, — огляделся Дайру. — Не обернемся до ночи.
— Ну и что? — ответила Нитха, не отводя взгляда от клыкастой черной пасти. — Учитель с красильщиками до утра сделку обмывать будет. Что ты дергаешься?
— Он темноты боится! — хмыкнул Нургидан.
— Не темноты, — выдохнул Дайру и окинул тревожным взглядом узкую кривую улочку. Слева поднимался каменный забор в рост человека, справа заплатами на белой стене темнели деревянные щиты, закрывшие на ночь окна какой-то лавчонки.
— Плохое место мы выбрали отдыхать, — дрогнувшим голосом вымолвил он. — Это Грайанская Сторона, да? То-то мне лавчонка знакома! В стене за углом должны быть ворота с железными завитушками, а дальше — тупик. Так?
— Так, — подтвердил Нургидан, выглянув за угол.
— Тогда это дом моего хозяина!
— Ой, верно! — встревожилась Нитха. — Зря мы тут встали! Выйдут, привяжутся!
— А у них песни поют! — прислушался Нургидан.
— Новоселье… — задумчиво ответил Дайру. Он нагнулся над мешком, нежно погладил жуткие зубы медведя. Глаза мальчишки мечтательно затуманились. — Хорош, верно? Вот бы им в окно показать… ох, визгу было бы!
— Они б дверь лбами вышибли, — согласился Нургидан. — А если еще повыть немножко…
— Решили бы, что это демон! — восхитилась Нитха. — Древняя Сова!
— Ну, демон… — усомнился Нургидан. — Крыльев-то нету!
Дайру скользнул взглядом по оживившимся физиономиям друзей и сказал коварно равнодушным голосом:
— Крылья — ерунда. Можно к нему пустельгу привязать веревкой от мешка… Да ладно, пошли! Стена высокая, не перелезть. И вообще я в это дело вязаться не хочу.
— Это — высокая стена? — обиделся Нургидан. — Это через нее мне не перелезть?!
— Вся в выбоинах! — поддержала его Нитха, деловито распутывая веревку. — Прямо лестница!
— А ты, — покровительственно обернулся к Дайру юный Сын Рода, — вообще в этом деле ни при чем. Это все мы затеяли.
— Не мы, а я, — поправила Нитха. — Принцессу как-нибудь простят!
— Не попадемся! — усмехнулся Нургидан и обернулся к Дайру: — Если хочешь, подожди здесь.
Дайру заколебался между осторожностью и жаждой увидеть незабываемое зрелище.
— Я с вами! Если что — я вам помешать пытался!
— Но ворота… — недоумевал Хранитель. — Как оказались выломаны ворота?
— Мои гости были… э-э… возбуждены! — ответил желтолицый, желчный Бавидаг и бросил убийственный взгляд на стоящего в стороне Шенги. Охотник не дрогнул: убийственный взгляд был по крайней мере двадцать седьмым за сегодняшний вечер — было время привыкнуть.
— Хорошо! — Хранитель старался остаться сдержанным. — Итак, толпа твоих гостей… возбужденных, очень хорошее слово… выбежала со двора. Но это не объясняет, почему чуть ли не половина города оказалась разгромленной.
— Ну, уж и половина! — вмешался Шенги. — Две-три улочки! И не разгромлены, а так, драка была…
Его перебил грозный ропот. Бавидаг, Вайсувеш и несколько незнакомых Охотнику горожан были возмущены. Грозила вспыхнуть перебранка, но Хранитель твердым взглядом заставил всех замолчать и сам гневно и язвительно ответил:
— Две-три улочки, почтенный Охотник? Хочешь сказать, что твои ученики еще не показали, с каким размахом могут действовать?
Шенги промолчал. Нургидан и Нитха, стоя рядом с ним, понуро глядели в пол. Дайру исчез за их спинами — в подобные мгновения он становился невидимкой.
По знаку Хранителя Бавидаг продолжил:
— Мои гости выбежали за поворот и столкнулись с толпой, которая кричала и размахивала факелами…
— Тоже была возбуждена, не так ли? Но мы, похоже, забегаем вперед. Может быть, молодые люди соизволят объяснить мне странное поведение толпы?
— Мы бросились убегать, — трагическим голосом поведала Нитха, не поднимая глаз. — Чучело мешало лезть на ограду. Мы раскачали его и перебросили на улицу…
— Мы ж не знали, — встрял Нургидан, — что там шла похоронная процессия!
Вмешался небогато одетый толстячок, который давно порывался высказаться, но не решался. Теперь он набрался храбрости и заговорил быстро, сбивчиво и сердито:
— Похоронная процессия? Да! Он был простым кондитером, наш Тирасур, но он заслуживал честного погребения! И не кричали мы «бей грайанцев!», это ложь! Мы шли к воротам… на Черную Прогалину! С факелами? Да! Как же без них, если обряд ночью? Про нас говорят, что мы громили лавку, а мы не громили лавку! Но если с неба падает демон с крыльями… прямо на носилки с покойником… и крики… и какие-то со стены прыгают…
— Ах, вы лавку не громили? — с грайанским акцентом завопил долговязый нервный человек, наступая на толстячка и тесня его к Хранителю. — А кто ее громил? Демон с крыльями?
— Да не нужна нам твоя лавка! — оборонялся толстячок. — Мы в дверь стучались.
— Ломились!
— Стучались! Да! Просили убежища от демона! А ты открыл, изверг? Открыл, а? Ты людей на съедение бросил! Да!
— Открыть? Нашли дурака! Я сразу раба черным ходом — к соседям за помощью! Если толпа… если факелы… если кричат… Я-то помню, как вы, гурлианцы, девять лет назад всю Грайанскую Сторону в щебень разнесли!
— Это дело давнее! — встрепенулся Тагиарри. — Еще при прежнем Хранителе! А теперь город стал мирным… со всех земель люди, никто никому горло не рвет.
— Не рвет? А зачем они щиты выломали на окнах?
— Мы — чтобы в дом!.. Чтобы от демона спрятаться!.. Да!
— Спрятаться?! Я сам слышал: на улице кричали, что здесь уже убивают!
Из-за спины учителя вынырнул Дайру, что-то шепнул Нургидану на ухо и вновь исчез. Нургидан шагнул вперед и уточнил:
— Про убийство кричал Бавидаг. Это он о покойника споткнулся… покойник выпал из носилок.
— Да! — воспрянул духом толстячок. — Наш дорогой Тирасур! Чужеземцы пинали его ногами! — Он взглянул на Бавидага, как на людоеда, пойманного в разгаре кулинарных трудов. — А когда со всех улиц набежали свирепые грайанцы…
— Не свирепые, а соседи! — переорал его лавочник. — На помощь! А что делать, если подлые гурлианцы…
— Господа мои! — воззвал Хранитель. — Стыдитесь! Весь шум начался из-за пары озорников и вот этого…
Тагиарри брезгливо тронул носком сапога валяющееся на ковре вещественное доказательство — чучело медведя с прикрученными к нему растерзанными останками пустельги. Натворивший столько бед медведь отнюдь не напоминал демона. Он больше походил на пьяницу, которого вышвырнули из кабака и который уснул в грязной придорожной канаве.
Если Хранитель хотел унять страсти, то добился одного: в нестройный хор голосов вплелись горестные причитания чучельника, оплакивающего свои погибшие творения.
Кульминацией безумия стал момент, когда распахнулись двери и в зал в сопровождении двух чернокожих рабов ворвался высокий, тощий, неестественно прямой человек в пестрой развевающейся одежде и мягких сапогах с загнутыми носами. Седеющие волосы были схвачены серебряным обручем. Длинные прямые усы грозно топорщились на смуглом горбоносом лице. Темные глаза сверкали. Голос, подобный клекоту орла, перекрыл шум:
— Мне сообщили, что произошло нечто возмутительное и в этом как-то замешана моя юная госпожа! Я хочу знать, во что втянули дочь Светоча… и чему вообще тут учат нашу жемчужинку!
Жемчужинка показала ему язык, спохватилась и приняла вид скромный и невинный.
Хранитель тяжело вздохнул и безнадежным ровным голосом ответил:
— Да, уважаемый Рахсан-дэр. Хорошо, что ты почтил нас приходом. Твоя юная госпожа вызвала на Грайанской Стороне беспорядки с дракой и порчей имущества. Не уверен, что ваше войско с боевыми слонами смогло бы нанести Издагмиру больший урон, чем эта барышня…
Накричавшись, горожане разошлись, успокоенные заверениями Хранителя, что убытки оплатят пополам Шенги и Рахсан-дэр.
Ушел Вайсувеш, безутешно унося в объятиях то, что осталось от демонического медведя.
Ушли Нургидан и Дайру, зорко глядя, чтобы не встретиться с Бавидагом: грайанец горел желанием расспросить своего раба, почему демон посетил именно его дом.
— Я же клятву давал! В храме! Разве я мог его бросить? Его б живьем сожрали… почище чем у Хашузара в садке.
И замолчал. Дайру на миг поднял голову. Ясно было, что эти двое сейчас во власти одного и того же горького и гордого воспоминания.
Немного помолчав, учитель пустился в подробный рассказ.
От обвинения в укрывательстве беглого удалось отбодаться сразу. Тагиарри, спасибо ему, лично примчался успокаивать приезжего грайанца. Тот не стал ссориться с Хранителем города, где предстояло жить, и согласился считать, что Охотник не знал, кого взял в ученики. Окрыленный успехом, Шенги предложил грайанцу любые деньги за мальчишку. Но этот тип (которого, кстати, зовут Бавидаг Поздний Путь из Рода Ветфест) и слушать ничего не хотел. Заладил, что не все можно измерить деньгами. И что гаденыш чуть не убил единственного сына Бавидага…
Тут учитель замолчал, протянув руку к стоящему на столе кувшину. В наступившей тишине все расслышали, как Дайру бормотнул:
— Его, суку, убьешь…
Все обернулись к мальчишке. Тот вжался в стену. Молчание длилось, и Дайру понял, что объяснений не избежать.
— Я… он… — выдавил из себя мальчишка, и вдруг его словно прорвало: — Да я все понимаю, но если ему не угодишь! Если ему нравилось меня мучить! Просто так, для забавы! Да с бродячей собакой нельзя, как он со мной!
Нитха и Нургидан смотрели в пол. Происходящее шло вразрез со всем, что они усвоили с детства. Рабы, конечно, не люди… но Дайру — он же свой!
— Я, дурень, разошелся, — продолжил учитель. — Такие деньги предлагал — пришлось бы городскую казну ограбить! Он почти сломался, но его сынок поднял визг. Мерзкий сопляк. Был бы моим сыном, я б его выдрал. Я в запале брякнул, что пропади тогда пропадом Издагмир, пусть его Подгорные Твари съедят, я уезжаю! Хранитель велел мне не дурить, а Бавидагу объяснил, что не у всякого хозяина невольник может такому доходному ремеслу выучиться. Собственно, первый случай в истории Гильдии… мне Лауруш еще устроит грайанскую баню с веником! Бавидаг смекнул, что из мести теряет крупную выгоду. Договорились, что я парнишку нанимаю на время ученичества, а там видно будет. Но ты, горе мое, запомни: я за тебя поручился, что не сбежишь, пока учишься!
Дайру, не поднимая глаз, неловко кивнул.
— Надо в Гильдию написать, — вздохнул Шенги. — Ох, задал ты мне хлопот!
— Хлопот!.. — фыркнула Нитха. — Тут не хлопоты, тут беда могла выйти!
И сразу пожалела, что влезла в разговор. Когтистая лапа впилась в столешницу.
— Беда? Нет, девочка, в беду меня могла втравить ты! Болото — тьфу, а вот угадай, зачем меня Хранитель с утра пораньше во дворец потребовал!
Нитха непонимающе глянула на учителя и вдруг побледнела, ойкнула, прикрыла рот ладонью.
— Ага! Поняла, голубушка? Болото — ладно, а если бы мою голову в Наррабан повезли? Солью бы засыпали, чтоб не протухла, — это тебе как, солнышко мое?
От таких странных слов даже Дайру забыл про свое горе и с приоткрытым ртом уставился на Шенги. Нургидан — тот и вовсе вскочил со скамьи, готовый бежать куда угодно, драться, спасать учителя.
А Нитха сидела, как мышонок в мышеловке, — тихая, несчастная.
— Она у нас тоже хитрая, вроде Дайру, — сообщил мальчикам Совиная Лапа. — Я, говорит, из хорошей, уважаемой семьи…
— А кто мою семью не уважает?! — вскинулась Нитха. — Покажите мне таких!
— Все уважают, все… А только ты забыла сказать, что у твоего отца очень, очень интересное ремесло. И редкое. Он работает Светочем.
В наступившем молчании Нургидан медленно переводил взгляд с гневного лица учителя на багровое личико Нитхи, пытаясь понять, шутят с ним или нет. А Дайру произнес неуверенно, сам изумляясь своим словам:
— Выходит, она…. то есть светлая госпожа… выходит — принцесса?
— Настоящая! — кивнул Шенги. — Сейчас, госпожа моя, во дворце Хранителя сидит наррабанский вельможа, которого твой царственный отец отправил на розыски. Кстати, что у вас делают с девочками из знатных семей, которые убегают из дома?
— Закапывают живыми в землю, — думая о своем, рассеянно ответила Нитха. Подняла голову, увидела искаженные ужасом лица и поспешила успокоить собеседников: — Нет-нет, отец не допустит! Он меня любит, он добрый. Прикажет держать взаперти, потом выдаст за кого-нибудь замуж, вот и все…
Это «вот и все» прозвучало грустно и беспомощно.
— Да, девочка, отец тебя любит. Больше, чем заслуживаешь. Знаешь, что он приказал этому вельможе? Разыскать дочурку. Если она в беде и дела ее плохи, хватать в охапку и тащить в Наррабан. А если эта ненормальная ухитрилась стать ученицей Подгорного Охотника, как в прощальной записке грозилась, тогда оставить все как есть. Пусть нахалка ходит в свой Подгорный Мир.
Восторженный визг Нитхи сотряс башню от подвала до смотровой площадки. Из стены высунулась встревоженная вислоусая физиономия Старого Вояки. Убедившись, что для шума нет причин, призрак выбранился и опять исчез в стене.
— А ты не радуйся, не радуйся, — проворчал Шенги. — Еще не все знаешь. Этот вельможа — его зовут Рахсан-дэр — домой не вернется. Тагиарри выделил ему покои во дворце, дал слуг. Очень, очень наш Хранитель горд и счастлив, что в городе живет принцесса, пусть даже не наследная… ты ведь не единственное дитя Светоча, верно?
— Шутишь, учитель? — ответила сияющая принцесса. — У отца от старшей жены семеро детей да от мамы четверо. Восемь сыновей и три дочери, вот!
— Правильная наррабанская семья! — одобрил Шенги. — Так вот, этот самый дэр приглядит, чтоб дочь Светоча не забыла обычаи родной страны. Будешь читать по-наррабански, слушать рассказы о Гарх-то-Горхе и подвластных ему богах…
Радость девочки разом потускнела.
— Ой! Рахсан-дэр… он такой зануда! Учитель, заступись!
— И не подумаю. Не жалко. Терпи, раз принцесса.
— В Наррабане говорят: «Собаке мало радости, что на ней золотой ошейник…»
— Ничего-ничего! Будешь знать, как врать учителю! Теперь у тебя нас сразу двое!
— Когда я врала?!
— Когда говорила, что тебе про мои приключения вместо сказок… Это во дворце-то Светоча?
И тут девчушка сказала такое, что мир закачался перед глазами Шенги:
— Мне рассказывала мама. Она была твоей напарницей. Может, помнишь: силуранка Ульнита…
Девочка говорила еще что-то, но мимо Шенги ревущим потоком понеслись вспять годы. Перед глазами встало надменное, прекрасное, бесконечно дорогое лицо в короне цвета спелой пшеницы.
— Учитель! Ты меня слышишь, учитель?
— Что?.. Извини, маленькая, немножко задумался.
Проклятые годы, дотла ограбившие Шенги, все же дали ему ценный дар — умение владеть собой. Сейчас оно пригодилось.
— Я про маму рассказываю. Ее похитили и увезли в Наррабан. Отец освободил ее и взял второй женой.
Вот так. И наверняка ее никто за косы на свадьбу не волок. Не осталась бы с нелюбимым, не тот человек. И ребенок бы ее не удержал.
— Ты говорила, у твоей мамы было четверо детей?
— Три брата и я.
Да… Но дочку она растила на рассказах о своей юности, о Подгорном Мире.
И умерла в далекой чужой стране…
Чему смеются эти суслики? Ах да… Вспоминают, как Нургидан хвастался перед Нитхой своей знатностью! Даже Дайру робко улыбается…
Совиная Лапа заставил воспоминания умолкнуть и стал прежним.
— Давайте, смейтесь, а мне только плакать остается! Повезло с учениками, ничего не скажешь! Знал бы заранее, что у каждого по кошмарной тайне за душой, — бежал бы от вас до Ксуранга!
И тут же прикусил язык, сообразив, что сказал лишнее. Надо бы сначала все обдумать, дело-то серьезное.
Поздно. Смышленый Дайру заметил промах учителя. Обернулся, сказал с ударением:
— У каждого?
И тут же смех стих. Поняли. Умные ребятишки.
Нургидан резко выпрямился, бросил по сторонам затравленный взгляд, и сразу лицо его стало непроницаемым. Он холодно спросил:
— Так ты знаешь? Давно?
— Недавно, — так же сухо ответил Шенги. — Случайно увидел.
— И что собираешься делать?
— Не знаю. Думаю.
— Что уж там думать… — вздохнул Нургидан и вдруг горько усмехнулся: — Но теперь-то хоть веришь, что я в честном поединке убил Летучего Скорпиона?
— Верю. У бедной твари наверняка не было надежды на спасение!
— Это точно. А мне, пожалуй, пора отсюда убираться?
Учитель не успел ответить: вмешалась возмущенная Нитха:
— Ой, опять какие-то тайны? Вроде все выяснили, а тут снова…
Нургидан самолюбиво поднял голову:
— Учитель молчит, меня жалеет. А мне защита не нужна! Сам могу рассказать!
* * *
Аргидан Золотой Арбалет, властитель Замка Западного Ветра, считал себя главным человеком на свете просто потому, что ни разу в жизни не встречал персон более значительных. Конечно, существовал король, которому Аргидан платил налоги, но тот жил в немыслимой дали, в Аргосмире, и представлялся властителю персоной почти мифической. Вроде богов.
Мир был устроен прекрасно. Кормили властителя огород и охота. Того, что можно было выжать из двух лесных деревушек, хватало на вино, налоги и нарядную одежду для выездов в соседний городок Расмир. А больше человеку ничего и не надо. (Если с деньгами все-таки становилось туго, можно было ограбить торговца побогаче, но этим средством Аргидан старался не злоупотреблять.)
Властитель походил на кабана — коренастый, могучий, бесстрашный и упрямый. Был он вдов, растил двоих таких же кабаноподобных сыновей и не жаловался на жизнь.
Но Многоликая сумеет уязвить даже человека, счастливого, как медведь в малиннике.
Как-то в Расмире Аргидан заметил девушку-крестьянку, неумело пытающуюся продать корзинку ягод. Хороша была неимоверно! Темные косы, ярко-зеленые глаза, гибкий стан…
Властитель заговорил с красавицей и узнал, что она из Силурана. Они с отцом пытали счастья на чужбине, но отец умер, а она не знает, куда идти и что делать.
Аргидан объяснил девчонке, что ей делать: сесть на круп его коня и крепче держаться сзади за пояс. В замке у нее будет новое платье. И даже своя служанка.
На щедрое и великодушное предложение дуреха ответила по-крестьянски грубо.
Не привыкший к отказам властитель объяснил дерзкой девчонке, что сгребет ее в охапку и увезет в замок. И никто ему не помешает.
Девица пообещала, что зачахнет с горя, после чего будет бродить по замку призраком и сеять зло, пока не изведет весь Род Айхашар под корень.
Мысль об изведении Рода под корень не понравилась Аргидану, но отступать он не привык. Раз чего-то хочется — разбейся, а достань!
Тогда-то и сорвалось с его языка неосторожное и могучее слово: «Женюсь!» Против этого старинного заклинания девчонка устоять не сумела.
Выходя из храма после короткой церемонии, Аргидан жалел о своей поспешности, но что сделано, то сделано.
Появление молодой и, возможно, плодовитой мачехи не обрадовало пасынков, которым и на двоих-то наследство делить не хотелось. Но властитель посоветовал сыновьям не беспокоиться: он, Аргидан, все равно намерен их обоих пережить. А если наглые сопляки не заткнутся, он переживет их прямо сейчас, не сходя с этого места…
Опасения сыновей подтвердились: через год в люльке запищал темноволосый, зеленоглазый малыш, названный Нургиданом.
Властитель был бы доволен послушной и ласковой женой, если б не одна ее странность. Временами женщина становилась раздражительной, запиралась на ночь в комнате и не пускала мужа на порог. Но Аргидан прощал красавице этот каприз. (К тому же она не единственная женщина в замке, есть и служанки.)
Все кончилось в страшную летнюю ночь, жаркую и душную. Нургидан раскричался в люльке так, что потревожил сон отца. Разгневанный властитель потребовал, чтоб нянька заткнула горластому гаденышу пасть. Измученная рабыня предположила, что ребенок мог бы успокоиться на руках у матери.
Слова эти показались невыспавшемуся господину убедительными. Он прошествовал к комнате жены и по весь голос приказал супруге сейчас же проснуться и унять молокососа. Не дождавшись ответа, Аргидан пинком вышиб дверь.
Сквозь распахнутое окно полная луна заливала светом пустую комнату.
Властителю сразу расхотелось спать. Он бросил угрюмый взгляд на несмятую постель, сел у окна и стал ждать с терпением зверолова в засаде.
* * *
— Дайру рассказывал про Полуночную деревню, — ровным мертвым голосом говорил Нургидан. — Про людей-волков… Моя мать была родом из этой деревни.
Нитха ойкнула.
— Когда отец увидел, в какое чудище превращается его молодая жена, он убил ее на месте. А я… Да что говорить! Сегодня же уберусь на все четыре стороны, не бойтесь.
— Потому отец и позволил тебе уйти из замка и жить как хочешь? — спросил, помолчав, Шенги.
— Конечно. Кому нужен такой сын?
— Как же… — с запинкой сказала Нитха, — как же тебе было… одиноко!
Все посмотрели на девочку. Она смутилась. Как ни странно, смутился и Нургидан.
Тут всех удивил Дайру. Он пересек комнату, встал перед Нургиданом и заговорил так твердо и спокойно, словно не пережил только что позорное разоблачение:
— Ты превращаешься в волка? По своей воле или само собой выходит?
К удивлению учителя, Нургидан ответил не огрызаясь:
— В полнолуние. Само собой выходит.
— Нашего призрака ты в ту ночь напугал?
— Я.
— Бороться с этим можешь?
— Пока могу…
— Что значит — «пока»?
Вопросы были резкими, но задавались не для того, чтобы унизить собеседника. Нургидан понял это и ответил задумчиво:
— В замке была рабыня, очень предана маме. Мама ей о себе рассказывала, старуха потом пересказала мне… В той проклятой деревне дети рождаются как дети, не волчата. Подрастают — начинают в полнолуние оборачиваться волками, но лишь на несколько мгновений. С этим можно бороться, заставлять себя быть человеком, пока в волчьем обличье не отведаешь крови. После этого — все, конец. Тебе приказывает луна, по ее воле ты порвешь горло лучшему другу!
— А ты?.. — с замиранием прошептала Нитха.
— Нет. Никогда.
— А Летучий Скорпион? — строго спросил Дайру.
— Так у него ж крови нет! Он такой… будто весь из когтей.
Шенги маялся от жалости. Будь он один, ни за что не отпустил бы мальчишку! Но имеет ли он право рисковать жизнью двух других детей?
— Думаю, Нургидан может остаться, — негромко сказал Дайру, — если позволит в лунные ночи запирать себя в конюшне или на верхнем ярусе.
Нургидан пристально взглянул ему в глаза. Все ожидали взрыва ярости… но лицо мальчика вдруг расплылось в широкой растерянной улыбке:
— Кто? Я? Да я согласен хоть на цепь…
— Смотрите! — озабоченно сказал учитель. — Скоро останетесь одни, так чтоб беды не вышло!
Ребятишки дружно потребовали объяснений. Охотник нехотя ответил, что хозяин Дайру заломил дурную цену, хоть иди побираться. Придется махнуть в Подгорный Мир и разжиться добычей.
— Там же осенью опасно! — возмутился Нургидан.
— Ты когда-нибудь научишься слушать, что учитель говорит? В Подгорном Мире опасно всегда одинаково. Но сам переход зимой и осенью — штука очень, очень поганая, потому что неустойчивая!
— А тебе ни к чему идти за Грань, учитель! — подал голос Дайру.
Шенги метнул в его сторону грозный взгляд: мол, не тебе бы возникать… Но мальчишка продолжал твердо и уверенно:
— Куда сбывал свои ракушки Хашузар из Замка Серого Ручья?
— Ну, в Грайан, в Силуран, чтоб тут не узнали, — удивленно ответил учитель.
— А в Издагмире на такой товар покупатель бы нашелся?
— Погоди, — оживился Совиная Лапа, — ты это про озеро?
— И про ручей.
— Можно поговорить с красильщиками… Ну, Дайру! Молодец, хорошо придумал!
— А я вообще умный, — усмехнулся мальчик. — Даже умею считать до десяти… Как ее ловят, эту мразь?
— Тонкостей в деле много, но главное — железный сетчатый сачок и напарник с факелом.
— Сачок сделает Каршихоут, — вмешался Нургидан, — а напарников у тебя трое. Надо взять вьючную лошадь, чтоб больше добычи уволочь.
— А пройдет лошадь по бурелому? — засомневался Дайру.
— А далеко твари уходят от воды? — спросила Нитха.
Призрак из угла изумленно смотрел, как эти четверо — Подгорный Охотник, оборотень, раб и заморская принцесса — азартно обсуждали детали будущего похода.
* * *
— Так это и есть медведь? У-у, какая пасть!
— Поправь мешок, дуреха… то есть ясная госпожа. Прохожие пугаются.
— А я думала, он больше! Мама рассказывала…
— Ясное дело, больше. Это так, медвежонок. Был бы матерый зверь, нам бы его не допереть, хоть и солома внутри… или чего там Вайсувеш напихал…
— Дураки мы, — мрачно вступил в разговор молчавший до сих пор Дайру. — За паршивый медяк на брата волочь эту тяжесть через весь город!
— Ладно! — добродушно откликнулась Нитха. — Почему не помочь по-соседски?
— Тебе хорошо, — возразил Дайру. — Ты со своей пустельгой не надорвешься. А на нас этот медведь так насел…
— Ой, дайте поглядеть! Думаете, много я медведей видела?
— Ладно, передохнем! — скомандовал Нургидан, опустив мешок наземь. — Любуйся, пока прохожих нету.
Нитха тоже поставила на землю свою ношу — чучело пустельги с распахнутыми крыльями — и, развязав мешок, который волокли мальчики, с восхищением уставилась на оскаленную морду с плоскими стеклянными глазами.
— Какой все-таки Вайсувеш мастер! Даже погладить зверюгу страшно!
— Темнеет, — огляделся Дайру. — Не обернемся до ночи.
— Ну и что? — ответила Нитха, не отводя взгляда от клыкастой черной пасти. — Учитель с красильщиками до утра сделку обмывать будет. Что ты дергаешься?
— Он темноты боится! — хмыкнул Нургидан.
— Не темноты, — выдохнул Дайру и окинул тревожным взглядом узкую кривую улочку. Слева поднимался каменный забор в рост человека, справа заплатами на белой стене темнели деревянные щиты, закрывшие на ночь окна какой-то лавчонки.
— Плохое место мы выбрали отдыхать, — дрогнувшим голосом вымолвил он. — Это Грайанская Сторона, да? То-то мне лавчонка знакома! В стене за углом должны быть ворота с железными завитушками, а дальше — тупик. Так?
— Так, — подтвердил Нургидан, выглянув за угол.
— Тогда это дом моего хозяина!
— Ой, верно! — встревожилась Нитха. — Зря мы тут встали! Выйдут, привяжутся!
— А у них песни поют! — прислушался Нургидан.
— Новоселье… — задумчиво ответил Дайру. Он нагнулся над мешком, нежно погладил жуткие зубы медведя. Глаза мальчишки мечтательно затуманились. — Хорош, верно? Вот бы им в окно показать… ох, визгу было бы!
— Они б дверь лбами вышибли, — согласился Нургидан. — А если еще повыть немножко…
— Решили бы, что это демон! — восхитилась Нитха. — Древняя Сова!
— Ну, демон… — усомнился Нургидан. — Крыльев-то нету!
Дайру скользнул взглядом по оживившимся физиономиям друзей и сказал коварно равнодушным голосом:
— Крылья — ерунда. Можно к нему пустельгу привязать веревкой от мешка… Да ладно, пошли! Стена высокая, не перелезть. И вообще я в это дело вязаться не хочу.
— Это — высокая стена? — обиделся Нургидан. — Это через нее мне не перелезть?!
— Вся в выбоинах! — поддержала его Нитха, деловито распутывая веревку. — Прямо лестница!
— А ты, — покровительственно обернулся к Дайру юный Сын Рода, — вообще в этом деле ни при чем. Это все мы затеяли.
— Не мы, а я, — поправила Нитха. — Принцессу как-нибудь простят!
— Не попадемся! — усмехнулся Нургидан и обернулся к Дайру: — Если хочешь, подожди здесь.
Дайру заколебался между осторожностью и жаждой увидеть незабываемое зрелище.
— Я с вами! Если что — я вам помешать пытался!
* * *
— Но ворота… — недоумевал Хранитель. — Как оказались выломаны ворота?
— Мои гости были… э-э… возбуждены! — ответил желтолицый, желчный Бавидаг и бросил убийственный взгляд на стоящего в стороне Шенги. Охотник не дрогнул: убийственный взгляд был по крайней мере двадцать седьмым за сегодняшний вечер — было время привыкнуть.
— Хорошо! — Хранитель старался остаться сдержанным. — Итак, толпа твоих гостей… возбужденных, очень хорошее слово… выбежала со двора. Но это не объясняет, почему чуть ли не половина города оказалась разгромленной.
— Ну, уж и половина! — вмешался Шенги. — Две-три улочки! И не разгромлены, а так, драка была…
Его перебил грозный ропот. Бавидаг, Вайсувеш и несколько незнакомых Охотнику горожан были возмущены. Грозила вспыхнуть перебранка, но Хранитель твердым взглядом заставил всех замолчать и сам гневно и язвительно ответил:
— Две-три улочки, почтенный Охотник? Хочешь сказать, что твои ученики еще не показали, с каким размахом могут действовать?
Шенги промолчал. Нургидан и Нитха, стоя рядом с ним, понуро глядели в пол. Дайру исчез за их спинами — в подобные мгновения он становился невидимкой.
По знаку Хранителя Бавидаг продолжил:
— Мои гости выбежали за поворот и столкнулись с толпой, которая кричала и размахивала факелами…
— Тоже была возбуждена, не так ли? Но мы, похоже, забегаем вперед. Может быть, молодые люди соизволят объяснить мне странное поведение толпы?
— Мы бросились убегать, — трагическим голосом поведала Нитха, не поднимая глаз. — Чучело мешало лезть на ограду. Мы раскачали его и перебросили на улицу…
— Мы ж не знали, — встрял Нургидан, — что там шла похоронная процессия!
Вмешался небогато одетый толстячок, который давно порывался высказаться, но не решался. Теперь он набрался храбрости и заговорил быстро, сбивчиво и сердито:
— Похоронная процессия? Да! Он был простым кондитером, наш Тирасур, но он заслуживал честного погребения! И не кричали мы «бей грайанцев!», это ложь! Мы шли к воротам… на Черную Прогалину! С факелами? Да! Как же без них, если обряд ночью? Про нас говорят, что мы громили лавку, а мы не громили лавку! Но если с неба падает демон с крыльями… прямо на носилки с покойником… и крики… и какие-то со стены прыгают…
— Ах, вы лавку не громили? — с грайанским акцентом завопил долговязый нервный человек, наступая на толстячка и тесня его к Хранителю. — А кто ее громил? Демон с крыльями?
— Да не нужна нам твоя лавка! — оборонялся толстячок. — Мы в дверь стучались.
— Ломились!
— Стучались! Да! Просили убежища от демона! А ты открыл, изверг? Открыл, а? Ты людей на съедение бросил! Да!
— Открыть? Нашли дурака! Я сразу раба черным ходом — к соседям за помощью! Если толпа… если факелы… если кричат… Я-то помню, как вы, гурлианцы, девять лет назад всю Грайанскую Сторону в щебень разнесли!
— Это дело давнее! — встрепенулся Тагиарри. — Еще при прежнем Хранителе! А теперь город стал мирным… со всех земель люди, никто никому горло не рвет.
— Не рвет? А зачем они щиты выломали на окнах?
— Мы — чтобы в дом!.. Чтобы от демона спрятаться!.. Да!
— Спрятаться?! Я сам слышал: на улице кричали, что здесь уже убивают!
Из-за спины учителя вынырнул Дайру, что-то шепнул Нургидану на ухо и вновь исчез. Нургидан шагнул вперед и уточнил:
— Про убийство кричал Бавидаг. Это он о покойника споткнулся… покойник выпал из носилок.
— Да! — воспрянул духом толстячок. — Наш дорогой Тирасур! Чужеземцы пинали его ногами! — Он взглянул на Бавидага, как на людоеда, пойманного в разгаре кулинарных трудов. — А когда со всех улиц набежали свирепые грайанцы…
— Не свирепые, а соседи! — переорал его лавочник. — На помощь! А что делать, если подлые гурлианцы…
— Господа мои! — воззвал Хранитель. — Стыдитесь! Весь шум начался из-за пары озорников и вот этого…
Тагиарри брезгливо тронул носком сапога валяющееся на ковре вещественное доказательство — чучело медведя с прикрученными к нему растерзанными останками пустельги. Натворивший столько бед медведь отнюдь не напоминал демона. Он больше походил на пьяницу, которого вышвырнули из кабака и который уснул в грязной придорожной канаве.
Если Хранитель хотел унять страсти, то добился одного: в нестройный хор голосов вплелись горестные причитания чучельника, оплакивающего свои погибшие творения.
Кульминацией безумия стал момент, когда распахнулись двери и в зал в сопровождении двух чернокожих рабов ворвался высокий, тощий, неестественно прямой человек в пестрой развевающейся одежде и мягких сапогах с загнутыми носами. Седеющие волосы были схвачены серебряным обручем. Длинные прямые усы грозно топорщились на смуглом горбоносом лице. Темные глаза сверкали. Голос, подобный клекоту орла, перекрыл шум:
— Мне сообщили, что произошло нечто возмутительное и в этом как-то замешана моя юная госпожа! Я хочу знать, во что втянули дочь Светоча… и чему вообще тут учат нашу жемчужинку!
Жемчужинка показала ему язык, спохватилась и приняла вид скромный и невинный.
Хранитель тяжело вздохнул и безнадежным ровным голосом ответил:
— Да, уважаемый Рахсан-дэр. Хорошо, что ты почтил нас приходом. Твоя юная госпожа вызвала на Грайанской Стороне беспорядки с дракой и порчей имущества. Не уверен, что ваше войско с боевыми слонами смогло бы нанести Издагмиру больший урон, чем эта барышня…
* * *
Накричавшись, горожане разошлись, успокоенные заверениями Хранителя, что убытки оплатят пополам Шенги и Рахсан-дэр.
Ушел Вайсувеш, безутешно унося в объятиях то, что осталось от демонического медведя.
Ушли Нургидан и Дайру, зорко глядя, чтобы не встретиться с Бавидагом: грайанец горел желанием расспросить своего раба, почему демон посетил именно его дом.