Страница:
в успехе этой выразительной и лаконической
речи не приходилось.
Сказав эти слова, Пален, боясь запоздалых приступов раскаяния, ушел из дома и
возвратился лишь поздно ночью; чтобы наверняка не встретиться ни с кем из
заговорщиков прежде назначенного часа, он принялся объезжать городские казармы:
его интересовали
настроения в войсках.
Назавтра в пять утра Александр стал императором и прослыл
отцеубийцей, хотя дал согласие (я в это верю) лишь на арест своего отца, ибо хотел
спасти свою мать, да и самого себя, от тюрьмы, а может быть, и от смерти, а всю
страну -- от приступов ярости
и безумных прихотей самодержца.
Сегодня русские проходят мимо старого Михайловского замка,
не осмеливаясь поднять на него глаза: в школах, да и вообще где бы то ни было
запрещено рассказывать о смерти императора Павла;
более того, запрещено принимать на веру этот эпизод, объявленный
выдумкой.
Мне странно, что замок, пробуждающий столь неудобные воспоминания, не снесли:
для путешественника увидеть старинное здание в стране, где по воле деспота повсюду
царят новизна и единообразие, где мысль правителя ежедневно уничтожает следы
прошлого,-- большая удача. Впрочем, именно изменчивость мнений и спасла
Михайловский замок: о нем забыли. Эта квадратная громада, окруженная глубокими
рвами, этот замок, овеянный трагическими воспоминаниями, с его потайными
дверями и лестницами, вдохновляющими на преступление, имеет величественный
вид, что в Петербурге встречается не так уж часто; вдобавок -- и это тоже большая
редкость -- он устремлен ввысь, в отличие от всех прочих здешних построек,
распластавшихся по земле. На каждом шагу я с изумлением замечаю, что
петербургские архитекторы смешивают воедино два таких различных искусства, как
возведение зданий и постройка декораций. Петр Великий и его преемники приняли
столицу за театр.
Меня поразила растерянность, с какой мой проводник выслушивал мои вполне
естественные вопросы касательно событий, происшедших некогда в старом
Михайловском замке. На лице у этого человека было написано: "Сразу видно, что
вы у нас недавно".
Как видите, здесь есть вещи, о которых все думают, но никто не говорит вслух.
Изумление, ужас, недоверие, деланная невинность, притворное неведение,
опытность старого пройдохи, которого трудно провести,-- все эти чувства
выражались поочередно на лице
135
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 ^ДУ
слуги, помимо воли этого человека превращая его лицо в забавную и
поучительную книгу.
Шпион, обезоруженный вашим мнимым спокойствием, становится смешон,
ибо, поняв, что вы не боитесь его, начинает бояться вас; шпион верит только в
шпионство и, если вам удается выскользнуть из его сетей, воображает, что сам
немедленно попадется в ваши.
Прогулка по петербургским улицам под охраной местного слуги -- вещь,
уверяю вас, крайне увлекательная и ничуть не похожая на поездки по столицам
других стран цивилизованного мира. В государстве, управляемом с той железной
логикой, какая лежит в основе русской политики, нет ничего случайного.
Покинув трагический и старинный Михайловский замок, я пересек широкую
площадь, просторами и безлюдностыо напоминающую парижское Марсово поле.
Общественный сад по одну сторону, несколько домов по другую, посередине песок
и повсюду пыль -- вот и вся площадь; форма ее неопределенна, величина огромна;
она подходит к самой Неве; там, ближе к воде, установлен бронзовый памятник
Суворову.
Нева, ее мосты и набережные составляют истинную славу Петербурга. Она так
широка, что рядом с ней все кажется крохотным. Нева-- сосуд, наполненный до
краев водой, которая готова во всякое время выплеснуться за эти края. По-моему,
Венеция и Амстердам куда лучше защищены от моря, нежели Петербург.
Я не люблю плоских городов; без сомнения, соседство с рекой, широкой, как
озеро, и текущей по заболоченной равнине среди небесных туманов и морских
испарений, ничуть не на пользу столице. Рано или поздно вода покарает человека
за его гордыню: даже гранит бессилен противостоять зимним морозам,
свирепствующим в этом сыром леднике; стены и основания крепости, возведенной
Петром Великим, уже дважды терпели поражение в битве с природой. Их
восстановили -- и придется восстанавливать еще не раз, дабы сохранить это
чудесное творение гордыни и воли.
Мне захотелось тотчас же перейти на другой берег и получше рассмотреть
знаменитую крепость; для начала слуга привел меня к расположенному перед ней
домику Петра Великого; от крепостных стен его отделяет пустырь, пересеченный
дорогой. Хижина эта, как утверждают русские, выглядит сегодня точно так же, как
выглядела при Петре. В крепости погребают императоров и содержат
государственных преступников-- странный способ чтить мертвецов!.. Размышляя
обо всех слезах, которые проливаются там, под могилами русских самодержцев,
начинаешь думать, что попал на похороны какого-нибудь азиатского властителя.
Даже могила, омытая кровью, представляется мне меньшим святотатством; слезы
текут дольше избыть может, причиняют больше мучений.
Живя в хижине, император-работник наблюдал за строительст-
136
Письмо девятое
вом своей будущей столицы. В похвалу ему следует сказать, что тогда он больше
заботился о городе, чем о дворце. Одна из комнат этой прославленной лачуги -- та,
что служила царю-плотнику мастерской, -- нынче превращена в часовню; люди
входят в нее с таким же благоговением, как в самые прекрасные храмы империи.
Русские охотно делают из своих героев святых. Им нравится смешивать воедино
устрашающие добродетели своих повелителей и чудотворную мощь их небесных
заступников; они стремятся освятить жестокости истории авторитетом веры.
Другой русский герой, на мой вкус нимало не заслуживающий восхищения,
провозглашен греческим духовенством святым: это Александр Невский, образец
осторожности, но не жертвенности. Русская церковь канонизировала этого
монарха, скорее мудрого, чем отважного. Это -- Улисс среди святых. Мощи его
покоятся в построенном для этой цели огромном монастыре.
Могила князя-святого в соборе Александра Невского -- сама по себе
настоящий памятник; на ней установлен массивный серебряный алтарь,
увенчанный серебряной же пирамидой, устремленной к сводам этого просторного
храма. Монастырь с его церковью и гробницей -- одно из русских чудес.
Расположен он в конце улицы, которая называется Невский проспект, в части
города, противоположной крепости. Я разглядывал гробницу Александра Невского
скорее с изумлением, нежели с восхищением; искусства в этом памятнике нет и в
помине, но роскошь его поражает воображение. Одна мысль о том, сколько людей
и слитков серебра потребовалось для возведения такого мавзолея, исполняет душу
ужасом. Я побывал в монастыре час назад.
Возвратимся к хижине царя. Мне показали построенный им ботик и
некоторые другие вещи, принадлежавшие ему и сберегаемые с благоговейным
почтением; подле них несет караул солдат-ветеран. В России при церквях, дворцах
и многих общественных заведениях, а равно и частных домах служат сторожами
отставные солдаты. Эти несчастные покидают казарму в столь преклонных летах,
что им не остается ничего другого, кроме как сделаться привратниками. На новом
посту они продолжают носить солдатскую шинель -- грубый шерстяной балахон
тусклого, грязного цвета; у дверей любого дома, у ворот любого общественного
заведения вас встречают люди, одетые таким образом,-- призраки в мундирах,
напоминающие вам, что вы живете в царстве дисциплины. Петербург -- военный
лагерь, ставший городом.
Проводник мой не оставил без внимания ни одну картину, ни одну деревушку
в императорской хижине. Охраняющий ее ветеран, зажегши несколько свечей в
часовне -- иными словами, прославленной конуре, показал мне спальню Петра
Великого, императора всея Руси: нынешний плотник постыдился бы поселить в
ней своего ученика.
137
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 ГОДУ
Эта блистательная скромность дает нам понятия об эпохе, стране и человеке;
русские выбивались из сил ради будущего, ибо те, кому предназначались
великолепные дворцы, тогда еще не родились на свет, те же, кто их строили, не
испытывали никакой нужды в роскоши и, удовлетворяясь ролью просветителей,
гордились возможностью приготовить палаты для своих далеких потомков, неве-
домых властителей будущего. Спору нет, в желании народа и его вождя укрепить
могущество и даже потешить тщеславие грядущих поколений выказывается
немалое величие души; подобная вера в славу внуков благородна и своеобычна. Это
чувство бескорыстное, поэтическое и намного превосходящее чувства обычных
людей и наций, питающих почтение не к потомкам, но к предкам.
В других краях великие города строятся в память о великих деяниях прошлого
или вырастают сами по воле обстоятельств и истории, без видимого вмешательства
людских расчетов, Петербург же с его роскошными постройками и необъятными
просторами -- памятник, который русские возвели во славу своего будущего могу-
щества; надежда, подвигающая людей на такие труды, кажется мне
величественной! Со времен постройки Иерусалимского храма вера народа в свою
судьбу не создавала ничего более чудесного, чем Санкт-Петербург. Самое же
замечательное в этом наследстве, завещанном императором его честолюбивой
державе, состоит в том, что история его не отвергла.
Пророчество Петра Великого, воплощенное в гранитных глыбах посреди моря,
в течение целого столетия сбывается на глазах всего мира. Когда понимаешь, что
подобные фразы, остающиеся в любой другой стране простыми словами, здесь
служат совершенно точным описанием достоверных фактов, исполняешься
почтения и говоришь себе: такова Господня воля! Впервые гордыня кажется
трогательной:
всякое деяние, в котором сполна выказывается могущество человеческой души,
достойно восхищения.
Впрочем, история России, что бы ни утверждала на этот счет невежественная
и легкомысленная Европа, начинается отнюдь не при Петре I: Санкт-Петербурга не
понять, не зная Москвы; явление императора Петра подготовили цари Иваны.
Освобождение Московии от многовекового чужеземного ига;
осада и взятие Казани Иваном Грозным; ожесточенные сражения со шведами и
многие другие более или менее блистательные происшествия -- вот на чем
держались гордыня Петра и смиренная вера в него русского народа. Поклонение
неведомому всегда почтенно. Этот железный человек имел право положиться на
будущее; люди с таким характером свершают то, о чем другие мечтают. Я представ-
ляю себе, как с простотой истинного вельможи, более того, истинного гения, сидел
он на пороге этой хижины, наблюдая, как по его велению созидаются на страх
Европе город, нация и история. Величие 'Петербурга исполнено глубокого смысла;
этот могуществе
Письмо девятое
венный город, одержавший победу над льдами и болотами, дабы впоследствии
одержать победу над миром, потрясает -- потрясает не столько взор, сколько ум! А
между тем это чудо обошлось в сотню тысяч человеческих жизней: русские
крестьяне безропотно принесли их в жертву смертоносным болотам, ставшим
сегодня столицей России.
В Германии нынче рождается научный шедевр: одну из столиц умело
превращают в город, подобный городам Греции или старинной Италии; однако
новому Мюнхену недостает древнего народа:
русским недостало бы Петербурга.
Выйдя из домика Петра Великого, я вновь миновал мост через Неву, ведущий
на острова, и вошел в петербургскую крепость.
Я уже говорил, что, хотя крепости этой, само название которой наводит ужас,
не исполнилось еще и ста сорока лет, ее гранитные основания и стены уже дважды
требовали обновления! Что за
страшная борьба!
Здесь камни так же страждут от насилия, как и люди. Мне не позволили заглянуть
в казематы, ни в те, что находятся под водой, ни в те, что расположены под
крышей; все они полны узников. Меня допустили лишь в собор -- усыпальницу
царствующей фамилии. Я стоял перед этими могилами и продолжал искать их
глазами, не в силах вообразить, что эти покрытые зеленым сукном с
императорским гербом простые каменные плиты, длиной и шириной не больше
постели, скрывают под собой прах Екатерины I, Петра I, Екатерины II и многих
других монархов вплоть до
императора Александра.
Греческая религия изгнала скульптуры из храмов, которые по этой причине
утратили немалую долю роскоши и великолепия, но не сделались особенно
аскетичными, ибо византийская религия мирится с позолотой, резьбой и даже
живописью, и не стали больше располагать к молитве. Греки -- потомки
иконоборцев, но раз уж они сочли возможным немного смягчить в России
суровые взгляды их отцов, они могли бы проявить и еще большую снисходитель-
ность.
В этой мрачной цитадели мертвые, как мне показалось, куда
свободнее живых. Я задыхался в ее стенах. Если бы мысль поместить в одной
могиле пленников императора и пленников смерти, заговорщиков и монархов,
против которых они злоумышляли, была продиктована философическими
взглядами, я отнесся бы к ней с уважением, но здесь я не вижу ничего, кроме
цинизма абсолютной власти, кроме грубой самонадеянности деспотизма.
Сверхъестественная мощь позволяет тирану пренебрегать мелкими человеческими
чувствами, присущими любому другому властителю: российский император
настолько преисполнен почтения к самому себе, что вершит свой суд, не
вспоминая о суде Божьем. Мы, жители Запада, роялисты-революционеры, видим в
государственном преступнике, заключенном в петербургскую крепость, лишь
невинную жертву
139
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
деспотизма, русские же видят в нем отверженного. Вот до чего доводит
политическое идолопоклонство. Россия -- страна, где беда покрывает
незаслуженным позором всех, кого постигает.
Во всяком шорохе мне слышалась жалоба; камни стенали под моими ногами,
сердце мое разрывалось от сочувствия к страдальцам, претерпевающим
жесточайшие из всех мучений, какие человек когда-либо причинял себе подобным.
О! как мне жаль узников этой крепости! Если судить о существовании русских,
томящихся взаперти под землей, по жизни тех русских, что ходят по земле, нельзя
не содрогнуться...
Мне приходилось видеть крепости в разных странах, но там это слово
означает совсем не то, что в Петербурге. Я не в силах без ужаса думать о том, что
люди, отличающиеся самой безответной преданностью, самой безукоризненной
честностью, могут в любую минуту очутиться в подземных казематах
петербургской крепости;
сердце мое едва не выскочило из груди, когда я вновь перешел по мосту ров,
окружающий эти печальные стены и отделяющий их от мира.
О! кто не преисполнился бы сострадания к этому народу? Русские -- я имею в
виду тех, кто принадлежит к высшим сословиям, -- выказывают нынче невежество
и предрассудки, на самом деле им уже не свойственные. Притворное смирение
кажется мне величайшей гнусностью, до какой может опуститься нация рабов;
бунт, отчаяние были бы, конечно, более страшны, но менее подлы; слабость,
которая пала так низко, что не позволяет себе даже жалобного стона -- этого
утешения невольников; страх, изгоняемый страхом еще более сильным,-- все это
нравственные феномены, которые невозможно наблюдать, не проливая кровавые
слезы;
Посетив усыпальницу русских самодержцев, я возвратился в квартал, где
расположена моя гостиница, и велел отвести меня в католическую церковь, где
службу отправляют монахи-доминиканцы. Я хотел, чтобы они отслужили мессу по
случаю годовщины, которую я всегда, где бы ни оказался, отмечал в католической
церкви. Доминиканский монастырь находится на Невском проспекте,
прекраснейшей улице Петербурга. Церковь скромна и не отличается особым
великолепием; монастырские помещения пустынны, дворы загромождены
обломками камня, и повсюду царит печаль: кажется, несмотря на благоволение
властей, община живет небогато и не чувствует уверенности в завтрашнем дне. В
России религиозная терпимость не имеет опоры ни в общественном мнении, ни в
государственном устройстве: как и все прочее, она -- результат милости одного
человека, способного завтра отнять то, что ему заблагорассудилось пожаловать
сегодня.
Ожидая, пока освободится настоятель, я принялся осматривать церковь и
внезапно увидел под ногами камень, на котором прочел имя, живо"меня
взволновавшее: Понятовский!.. Жертва собственного
140
Письмо девятое
фатовства, этот легковерный любовник Екатерины II погребен здесь, в безвестной
могиле; однако, лишенный того величия, какое сообщает власть, он в полной мере
сохранил то величие, какое даруется несчастьем; бедствия этого монарха, его
слепота, за которую он так жестоко поплатился, коварство его политических про-
тивников -- все это будет вечно привлекать к его могиле всех путешественников-
христиан.
Подле короля-изгнанника предано земле изувеченное тело Моро. Император
Александр приказал доставить его сюда из Дрездена. Мысль воссоединить останки
двух столь достойных жалости людей, дабы возносить единую молитву в память
об их несчастьях, представляется мне одной из самых великодушных идей
монарха, который -- не забудем об этом! -- сохранил, благородство при въезде в
город, только что покинутый Наполеоном.
Около четырех часов пополудни я наконец вспомнил, что прибыл в Россию не
только для того, чтобы осматривать более или менее любопытные памятники и
предаваться более или менее философическим размышлениям, и бросился к
французскому послу.
Там меня постигло жестокое разочарование: я узнал, что бракосочетание
великой княжны с герцогом Лейхтенбергским состоится послезавтра и я уже не
успею представиться императору прежде этой церемонии. Меж тем побывать в
стране, где все самое важное вершится при дворе, и не увидеть придворного
празднества -- значит не увидеть ровно ничего.
Поездка на острова.-- Своеобразие пейзажа.-- Искусственные красоты.--
Протяженность русских городов. -- Русские "украшают улицы". -- Их манера
располагать цветы в доме. -- Англичане поступают наоборот.-- Самые
заурядные растения наших лесов здесь-- редкость.-- Воспоминания о пустым в
глубине садов.-- Цель цивилизации на Севере.-- Счастье в России невозможно.--
Жизнь светских людей на островах.-- Мимолетность хорошей погоды. --
Переселение в город в конце августа. -- В других больших городах жизнь куда
более основательна, нежели в Петербурге.-- Равенство при деспотической
власти.-- Суровость правительств, действующих чересчур логично.--
Деспотизм в полный рост.-- Чтобы жить в России, следует быть русским. --
Основные черты русского общества. -- Деланная верность монарху. -- Несчастье
всемогущего властителя. -- Источник частных добродетелей абсолютного
монарха.-- Павильон императрицы на островах.-- На что похожа толпа,
ожидающая появления императрицы. -- Клопы на постоялых дворах. -- Они
встречаются и в императорском дворце.-- Портрет славянина-простолюдина.--
Его красота.-- Красивых женщин здесь меньше, чем красивых мужчин. --
Национальный головной убор женщин. -- Неуклюжие типажи.-- Состояние русских
крестьян.-- Взаимоотношения крестьян с помещиками.-- Они выкупают себя
сами.-- Богатство частных лиц зависит от императора.-- Помещики, убитые
крепостными.-- Размышления.-- Живой товар.-- Отвратительная роскошь.--
Различия между положением рабочих в свободных странах и участью крепостных
крестьян в России. -- Торговля и промышленность изменят нынешнее положение.
-- Обманчивая видимость.-- Никто не желает разъяснят, вам истинное
положение дел.-- Старания скрыть истину от чужестранцев.-- Петр f
узурпировал религиозную власть: smozo зла не искупить всем тем добром, какое
совершил этот император.-- Русская аристократия не исполняет своего долга
перед самой собой и перед народом. -- Недоверчивые взгляды русских. -- Их
поведение по отношению к путешественникам-литераторам. -- Состояние
медицины в России. -- Всеобщая скрытность.-- Русские доктора не слишком
хорошие врачеватели, но из них вышли бы неплохие летописцы.-- Позволение
присутствовать на свадьбе великой княжны Марии.-- Особая милость.
Петербург, 12 июля 1839 года, вечер
Меня повезли на острова; это-- прелестное болото; никогда еще никому не
удавалось так удачно скрыть тину цветами. Вообразите себе сырую низину, откуда,
однако, в летнее время вода отступает благодаря осушительным каналам: низину
эту засадили
142
Письмо десятое
великолепной березовой рощей и выстроили здесь множество очаровательных
загородных домов. Видя здешние березовые аллеи (а березы и сосны --
единственные деревья, произрастающие в северных ледяных пустынях),
воображаешь, будто попал в английский парк. Острова -- не что иное, как
огромный сад, усеянный виллами и коттеджами и заменяющий жителям
Петербурга загородную местность; бивуак царедворцев, густо населенный в
течение недолгой летней поры и пустующий во все остальное время года.
Туда ведут несколько очень красивых дорог и переброшенные через разные
рукава реки мосты.
Гуляя по тенистым аллеям, чувствуешь себя за городом, однако загородная эта
местность однообразна и лишена естественности. Почва повсюду совершенно
ровная, а деревья одни и те же: откуда же взяться живописным видам? Старания
людей лишь в очень малой мере исправляют изъяны природы. Усовершенствуя
Господне творение, люди сделали здесь все, что могли, но добились очень
немногого. В северных широтах тепличные растения, экзотические плоды, даже
подземные сокровища -- золото и драгоценные камни -- не так редки, как самые
обычные деревья, произрастающие в наших лесах: за деньги здесь можно
раздобыть все, что добывается из-под земли и выращивается под стеклом; для
волшебной сказки этого достаточно, для парка -- нет. Каштановая или дубовая
роща из тех, что украшают наши холмы, показалась бы в Петербурге чудом:
дома итальянской архитектуры, окруженные лапландскими деревьями и
украшенные цветами, которые привезены со всех концов света, производят
впечатление странное, но не слишком приятное.
Парижане, никогда не забывающие свой родной город, назвали бы эту
аккуратную сельскую местность русскими Елисейскими полями, однако
петербургские острова обширнее, имеют вид одновременно и более деревенский, и
более разукрашенный, более искусственный. Кроме того, они гораздо дальше от
аристократических кварталов, чем парижские Елисейские поля. Острова -- разом и
город, и загородная местность; иной раз, увидев луга, отвоеванные у торфяных
болот, вы начинаете верить, будто попали в настоящую деревню, с лесами и
полями, однако дома в виде храмов, теплицы, украшенные пилястрами, колоннады
перед дворцами, театральные залы с античными перистилями напоминают вам, что
вы находитесь в городе.
Русские по праву гордятся садами, ценой бесчисленных усилий разбитых на
пористой петербургской почве, однако природа, даже побежденная, не забывает о
своем поражении и подчиняется человеку с большой неохотой: за оградой парка
простирается неухоженная земля. Счастливы страны, где земля и небо соревнуются
в щедрости, украшая и облегчая жизнь людей!
Я не стал бы упоминать о недостатках этой обделенной Богом земли, не стал
бы, путешествуя по северной стране, скучать о южном
43
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
солнце, не подчеркивай русские своего полного презрения ко всему, чего лишено
их отечество: они довольны всем, вплоть до климата, вплоть до почвы; фанфароны
от природы, они хвастают не только обществом, но и природой своей страны;
притязания их изгоняют из моей души смирение, каковое я почитал своим долгом и
каковое намеревался выказать, странствуя по северному краю.
Нынче все пространство, отделяющее город от одного из устьев Невы, занято
своеобразным парком, входящим, однако, в пределы Петербурга: всякий русский
город -- целая страна. Острова сделались бы очень многолюдным кварталом, если
бы наследники Петра более точно следовали его плану. Однако мало-помалу в
надежде спастись от наводнений жители нового города начали отодвигать
строительство к югу, а болотистые острова отвели исключительно для загородных
домов богатейших и элегантнейших придворных;
в течение девяти месяцев эти дома остаются наполовину залиты водой и покрыты
снегом; в эту пору подле летнего дворца императрицы воют волки. Зато в
оставшиеся три месяца на месте льдов расцветают роскошнейшие цветы; впрочем,
сквозь эту искусственную элегантность просвечивает туземная природа;
стремление блистать-- главная страсть русских, поэтому цветы в своих гостиных
они зачастую располагают не так, чтобы сделать комнату уютнее, но так, чтобы
произвести впечатление на прохожих; совершенно противоположным образом
поступают англичане, не желающие ук-рашать улицу. Англичанам лучше, чем
любому другому народу земли, удалось заменить стиль вкусом: их памятники
смехотворны, зато частные дома их -- образцы изящества и здравого смысла.
На островах все дома и дороги похожи. Впрочем, чужестранец гуляет здесь, не
испытывая скуки, по крайней мере в первый день. Тень, отбрасываемую березами,
не назовешь густой, однако от северного солнца и не хочется укрываться. На смену
озеру приходит канал, на смену лугу -- роща, на смену хижине -- вилла, на смену
аллее -- другая аллея, в конце которой вас ждут виды, в точности похожие на те,
которыми вы наслаждались только что. Картины эти пленяют воображение, хотя и
не вызывают живого интереса, не возбуждают любопытства: здесь царит покой, а
покой для русских придворных вещь драгоценная, хотя они и не умеют его ценить.
В течение нескольких месяцев русских аристократов, переселившихся на
летние квартиры, развлекает театр. Театральная зала окружена искусственными
реками, тенистыми каналами, образующими своего рода водные аллеи, причем вода
эта иногда растекается в небольшие озера, берега которых поросли травой...
речи не приходилось.
Сказав эти слова, Пален, боясь запоздалых приступов раскаяния, ушел из дома и
возвратился лишь поздно ночью; чтобы наверняка не встретиться ни с кем из
заговорщиков прежде назначенного часа, он принялся объезжать городские казармы:
его интересовали
настроения в войсках.
Назавтра в пять утра Александр стал императором и прослыл
отцеубийцей, хотя дал согласие (я в это верю) лишь на арест своего отца, ибо хотел
спасти свою мать, да и самого себя, от тюрьмы, а может быть, и от смерти, а всю
страну -- от приступов ярости
и безумных прихотей самодержца.
Сегодня русские проходят мимо старого Михайловского замка,
не осмеливаясь поднять на него глаза: в школах, да и вообще где бы то ни было
запрещено рассказывать о смерти императора Павла;
более того, запрещено принимать на веру этот эпизод, объявленный
выдумкой.
Мне странно, что замок, пробуждающий столь неудобные воспоминания, не снесли:
для путешественника увидеть старинное здание в стране, где по воле деспота повсюду
царят новизна и единообразие, где мысль правителя ежедневно уничтожает следы
прошлого,-- большая удача. Впрочем, именно изменчивость мнений и спасла
Михайловский замок: о нем забыли. Эта квадратная громада, окруженная глубокими
рвами, этот замок, овеянный трагическими воспоминаниями, с его потайными
дверями и лестницами, вдохновляющими на преступление, имеет величественный
вид, что в Петербурге встречается не так уж часто; вдобавок -- и это тоже большая
редкость -- он устремлен ввысь, в отличие от всех прочих здешних построек,
распластавшихся по земле. На каждом шагу я с изумлением замечаю, что
петербургские архитекторы смешивают воедино два таких различных искусства, как
возведение зданий и постройка декораций. Петр Великий и его преемники приняли
столицу за театр.
Меня поразила растерянность, с какой мой проводник выслушивал мои вполне
естественные вопросы касательно событий, происшедших некогда в старом
Михайловском замке. На лице у этого человека было написано: "Сразу видно, что
вы у нас недавно".
Как видите, здесь есть вещи, о которых все думают, но никто не говорит вслух.
Изумление, ужас, недоверие, деланная невинность, притворное неведение,
опытность старого пройдохи, которого трудно провести,-- все эти чувства
выражались поочередно на лице
135
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 ^ДУ
слуги, помимо воли этого человека превращая его лицо в забавную и
поучительную книгу.
Шпион, обезоруженный вашим мнимым спокойствием, становится смешон,
ибо, поняв, что вы не боитесь его, начинает бояться вас; шпион верит только в
шпионство и, если вам удается выскользнуть из его сетей, воображает, что сам
немедленно попадется в ваши.
Прогулка по петербургским улицам под охраной местного слуги -- вещь,
уверяю вас, крайне увлекательная и ничуть не похожая на поездки по столицам
других стран цивилизованного мира. В государстве, управляемом с той железной
логикой, какая лежит в основе русской политики, нет ничего случайного.
Покинув трагический и старинный Михайловский замок, я пересек широкую
площадь, просторами и безлюдностыо напоминающую парижское Марсово поле.
Общественный сад по одну сторону, несколько домов по другую, посередине песок
и повсюду пыль -- вот и вся площадь; форма ее неопределенна, величина огромна;
она подходит к самой Неве; там, ближе к воде, установлен бронзовый памятник
Суворову.
Нева, ее мосты и набережные составляют истинную славу Петербурга. Она так
широка, что рядом с ней все кажется крохотным. Нева-- сосуд, наполненный до
краев водой, которая готова во всякое время выплеснуться за эти края. По-моему,
Венеция и Амстердам куда лучше защищены от моря, нежели Петербург.
Я не люблю плоских городов; без сомнения, соседство с рекой, широкой, как
озеро, и текущей по заболоченной равнине среди небесных туманов и морских
испарений, ничуть не на пользу столице. Рано или поздно вода покарает человека
за его гордыню: даже гранит бессилен противостоять зимним морозам,
свирепствующим в этом сыром леднике; стены и основания крепости, возведенной
Петром Великим, уже дважды терпели поражение в битве с природой. Их
восстановили -- и придется восстанавливать еще не раз, дабы сохранить это
чудесное творение гордыни и воли.
Мне захотелось тотчас же перейти на другой берег и получше рассмотреть
знаменитую крепость; для начала слуга привел меня к расположенному перед ней
домику Петра Великого; от крепостных стен его отделяет пустырь, пересеченный
дорогой. Хижина эта, как утверждают русские, выглядит сегодня точно так же, как
выглядела при Петре. В крепости погребают императоров и содержат
государственных преступников-- странный способ чтить мертвецов!.. Размышляя
обо всех слезах, которые проливаются там, под могилами русских самодержцев,
начинаешь думать, что попал на похороны какого-нибудь азиатского властителя.
Даже могила, омытая кровью, представляется мне меньшим святотатством; слезы
текут дольше избыть может, причиняют больше мучений.
Живя в хижине, император-работник наблюдал за строительст-
136
Письмо девятое
вом своей будущей столицы. В похвалу ему следует сказать, что тогда он больше
заботился о городе, чем о дворце. Одна из комнат этой прославленной лачуги -- та,
что служила царю-плотнику мастерской, -- нынче превращена в часовню; люди
входят в нее с таким же благоговением, как в самые прекрасные храмы империи.
Русские охотно делают из своих героев святых. Им нравится смешивать воедино
устрашающие добродетели своих повелителей и чудотворную мощь их небесных
заступников; они стремятся освятить жестокости истории авторитетом веры.
Другой русский герой, на мой вкус нимало не заслуживающий восхищения,
провозглашен греческим духовенством святым: это Александр Невский, образец
осторожности, но не жертвенности. Русская церковь канонизировала этого
монарха, скорее мудрого, чем отважного. Это -- Улисс среди святых. Мощи его
покоятся в построенном для этой цели огромном монастыре.
Могила князя-святого в соборе Александра Невского -- сама по себе
настоящий памятник; на ней установлен массивный серебряный алтарь,
увенчанный серебряной же пирамидой, устремленной к сводам этого просторного
храма. Монастырь с его церковью и гробницей -- одно из русских чудес.
Расположен он в конце улицы, которая называется Невский проспект, в части
города, противоположной крепости. Я разглядывал гробницу Александра Невского
скорее с изумлением, нежели с восхищением; искусства в этом памятнике нет и в
помине, но роскошь его поражает воображение. Одна мысль о том, сколько людей
и слитков серебра потребовалось для возведения такого мавзолея, исполняет душу
ужасом. Я побывал в монастыре час назад.
Возвратимся к хижине царя. Мне показали построенный им ботик и
некоторые другие вещи, принадлежавшие ему и сберегаемые с благоговейным
почтением; подле них несет караул солдат-ветеран. В России при церквях, дворцах
и многих общественных заведениях, а равно и частных домах служат сторожами
отставные солдаты. Эти несчастные покидают казарму в столь преклонных летах,
что им не остается ничего другого, кроме как сделаться привратниками. На новом
посту они продолжают носить солдатскую шинель -- грубый шерстяной балахон
тусклого, грязного цвета; у дверей любого дома, у ворот любого общественного
заведения вас встречают люди, одетые таким образом,-- призраки в мундирах,
напоминающие вам, что вы живете в царстве дисциплины. Петербург -- военный
лагерь, ставший городом.
Проводник мой не оставил без внимания ни одну картину, ни одну деревушку
в императорской хижине. Охраняющий ее ветеран, зажегши несколько свечей в
часовне -- иными словами, прославленной конуре, показал мне спальню Петра
Великого, императора всея Руси: нынешний плотник постыдился бы поселить в
ней своего ученика.
137
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 ГОДУ
Эта блистательная скромность дает нам понятия об эпохе, стране и человеке;
русские выбивались из сил ради будущего, ибо те, кому предназначались
великолепные дворцы, тогда еще не родились на свет, те же, кто их строили, не
испытывали никакой нужды в роскоши и, удовлетворяясь ролью просветителей,
гордились возможностью приготовить палаты для своих далеких потомков, неве-
домых властителей будущего. Спору нет, в желании народа и его вождя укрепить
могущество и даже потешить тщеславие грядущих поколений выказывается
немалое величие души; подобная вера в славу внуков благородна и своеобычна. Это
чувство бескорыстное, поэтическое и намного превосходящее чувства обычных
людей и наций, питающих почтение не к потомкам, но к предкам.
В других краях великие города строятся в память о великих деяниях прошлого
или вырастают сами по воле обстоятельств и истории, без видимого вмешательства
людских расчетов, Петербург же с его роскошными постройками и необъятными
просторами -- памятник, который русские возвели во славу своего будущего могу-
щества; надежда, подвигающая людей на такие труды, кажется мне
величественной! Со времен постройки Иерусалимского храма вера народа в свою
судьбу не создавала ничего более чудесного, чем Санкт-Петербург. Самое же
замечательное в этом наследстве, завещанном императором его честолюбивой
державе, состоит в том, что история его не отвергла.
Пророчество Петра Великого, воплощенное в гранитных глыбах посреди моря,
в течение целого столетия сбывается на глазах всего мира. Когда понимаешь, что
подобные фразы, остающиеся в любой другой стране простыми словами, здесь
служат совершенно точным описанием достоверных фактов, исполняешься
почтения и говоришь себе: такова Господня воля! Впервые гордыня кажется
трогательной:
всякое деяние, в котором сполна выказывается могущество человеческой души,
достойно восхищения.
Впрочем, история России, что бы ни утверждала на этот счет невежественная
и легкомысленная Европа, начинается отнюдь не при Петре I: Санкт-Петербурга не
понять, не зная Москвы; явление императора Петра подготовили цари Иваны.
Освобождение Московии от многовекового чужеземного ига;
осада и взятие Казани Иваном Грозным; ожесточенные сражения со шведами и
многие другие более или менее блистательные происшествия -- вот на чем
держались гордыня Петра и смиренная вера в него русского народа. Поклонение
неведомому всегда почтенно. Этот железный человек имел право положиться на
будущее; люди с таким характером свершают то, о чем другие мечтают. Я представ-
ляю себе, как с простотой истинного вельможи, более того, истинного гения, сидел
он на пороге этой хижины, наблюдая, как по его велению созидаются на страх
Европе город, нация и история. Величие 'Петербурга исполнено глубокого смысла;
этот могуществе
Письмо девятое
венный город, одержавший победу над льдами и болотами, дабы впоследствии
одержать победу над миром, потрясает -- потрясает не столько взор, сколько ум! А
между тем это чудо обошлось в сотню тысяч человеческих жизней: русские
крестьяне безропотно принесли их в жертву смертоносным болотам, ставшим
сегодня столицей России.
В Германии нынче рождается научный шедевр: одну из столиц умело
превращают в город, подобный городам Греции или старинной Италии; однако
новому Мюнхену недостает древнего народа:
русским недостало бы Петербурга.
Выйдя из домика Петра Великого, я вновь миновал мост через Неву, ведущий
на острова, и вошел в петербургскую крепость.
Я уже говорил, что, хотя крепости этой, само название которой наводит ужас,
не исполнилось еще и ста сорока лет, ее гранитные основания и стены уже дважды
требовали обновления! Что за
страшная борьба!
Здесь камни так же страждут от насилия, как и люди. Мне не позволили заглянуть
в казематы, ни в те, что находятся под водой, ни в те, что расположены под
крышей; все они полны узников. Меня допустили лишь в собор -- усыпальницу
царствующей фамилии. Я стоял перед этими могилами и продолжал искать их
глазами, не в силах вообразить, что эти покрытые зеленым сукном с
императорским гербом простые каменные плиты, длиной и шириной не больше
постели, скрывают под собой прах Екатерины I, Петра I, Екатерины II и многих
других монархов вплоть до
императора Александра.
Греческая религия изгнала скульптуры из храмов, которые по этой причине
утратили немалую долю роскоши и великолепия, но не сделались особенно
аскетичными, ибо византийская религия мирится с позолотой, резьбой и даже
живописью, и не стали больше располагать к молитве. Греки -- потомки
иконоборцев, но раз уж они сочли возможным немного смягчить в России
суровые взгляды их отцов, они могли бы проявить и еще большую снисходитель-
ность.
В этой мрачной цитадели мертвые, как мне показалось, куда
свободнее живых. Я задыхался в ее стенах. Если бы мысль поместить в одной
могиле пленников императора и пленников смерти, заговорщиков и монархов,
против которых они злоумышляли, была продиктована философическими
взглядами, я отнесся бы к ней с уважением, но здесь я не вижу ничего, кроме
цинизма абсолютной власти, кроме грубой самонадеянности деспотизма.
Сверхъестественная мощь позволяет тирану пренебрегать мелкими человеческими
чувствами, присущими любому другому властителю: российский император
настолько преисполнен почтения к самому себе, что вершит свой суд, не
вспоминая о суде Божьем. Мы, жители Запада, роялисты-революционеры, видим в
государственном преступнике, заключенном в петербургскую крепость, лишь
невинную жертву
139
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
деспотизма, русские же видят в нем отверженного. Вот до чего доводит
политическое идолопоклонство. Россия -- страна, где беда покрывает
незаслуженным позором всех, кого постигает.
Во всяком шорохе мне слышалась жалоба; камни стенали под моими ногами,
сердце мое разрывалось от сочувствия к страдальцам, претерпевающим
жесточайшие из всех мучений, какие человек когда-либо причинял себе подобным.
О! как мне жаль узников этой крепости! Если судить о существовании русских,
томящихся взаперти под землей, по жизни тех русских, что ходят по земле, нельзя
не содрогнуться...
Мне приходилось видеть крепости в разных странах, но там это слово
означает совсем не то, что в Петербурге. Я не в силах без ужаса думать о том, что
люди, отличающиеся самой безответной преданностью, самой безукоризненной
честностью, могут в любую минуту очутиться в подземных казематах
петербургской крепости;
сердце мое едва не выскочило из груди, когда я вновь перешел по мосту ров,
окружающий эти печальные стены и отделяющий их от мира.
О! кто не преисполнился бы сострадания к этому народу? Русские -- я имею в
виду тех, кто принадлежит к высшим сословиям, -- выказывают нынче невежество
и предрассудки, на самом деле им уже не свойственные. Притворное смирение
кажется мне величайшей гнусностью, до какой может опуститься нация рабов;
бунт, отчаяние были бы, конечно, более страшны, но менее подлы; слабость,
которая пала так низко, что не позволяет себе даже жалобного стона -- этого
утешения невольников; страх, изгоняемый страхом еще более сильным,-- все это
нравственные феномены, которые невозможно наблюдать, не проливая кровавые
слезы;
Посетив усыпальницу русских самодержцев, я возвратился в квартал, где
расположена моя гостиница, и велел отвести меня в католическую церковь, где
службу отправляют монахи-доминиканцы. Я хотел, чтобы они отслужили мессу по
случаю годовщины, которую я всегда, где бы ни оказался, отмечал в католической
церкви. Доминиканский монастырь находится на Невском проспекте,
прекраснейшей улице Петербурга. Церковь скромна и не отличается особым
великолепием; монастырские помещения пустынны, дворы загромождены
обломками камня, и повсюду царит печаль: кажется, несмотря на благоволение
властей, община живет небогато и не чувствует уверенности в завтрашнем дне. В
России религиозная терпимость не имеет опоры ни в общественном мнении, ни в
государственном устройстве: как и все прочее, она -- результат милости одного
человека, способного завтра отнять то, что ему заблагорассудилось пожаловать
сегодня.
Ожидая, пока освободится настоятель, я принялся осматривать церковь и
внезапно увидел под ногами камень, на котором прочел имя, живо"меня
взволновавшее: Понятовский!.. Жертва собственного
140
Письмо девятое
фатовства, этот легковерный любовник Екатерины II погребен здесь, в безвестной
могиле; однако, лишенный того величия, какое сообщает власть, он в полной мере
сохранил то величие, какое даруется несчастьем; бедствия этого монарха, его
слепота, за которую он так жестоко поплатился, коварство его политических про-
тивников -- все это будет вечно привлекать к его могиле всех путешественников-
христиан.
Подле короля-изгнанника предано земле изувеченное тело Моро. Император
Александр приказал доставить его сюда из Дрездена. Мысль воссоединить останки
двух столь достойных жалости людей, дабы возносить единую молитву в память
об их несчастьях, представляется мне одной из самых великодушных идей
монарха, который -- не забудем об этом! -- сохранил, благородство при въезде в
город, только что покинутый Наполеоном.
Около четырех часов пополудни я наконец вспомнил, что прибыл в Россию не
только для того, чтобы осматривать более или менее любопытные памятники и
предаваться более или менее философическим размышлениям, и бросился к
французскому послу.
Там меня постигло жестокое разочарование: я узнал, что бракосочетание
великой княжны с герцогом Лейхтенбергским состоится послезавтра и я уже не
успею представиться императору прежде этой церемонии. Меж тем побывать в
стране, где все самое важное вершится при дворе, и не увидеть придворного
празднества -- значит не увидеть ровно ничего.
Поездка на острова.-- Своеобразие пейзажа.-- Искусственные красоты.--
Протяженность русских городов. -- Русские "украшают улицы". -- Их манера
располагать цветы в доме. -- Англичане поступают наоборот.-- Самые
заурядные растения наших лесов здесь-- редкость.-- Воспоминания о пустым в
глубине садов.-- Цель цивилизации на Севере.-- Счастье в России невозможно.--
Жизнь светских людей на островах.-- Мимолетность хорошей погоды. --
Переселение в город в конце августа. -- В других больших городах жизнь куда
более основательна, нежели в Петербурге.-- Равенство при деспотической
власти.-- Суровость правительств, действующих чересчур логично.--
Деспотизм в полный рост.-- Чтобы жить в России, следует быть русским. --
Основные черты русского общества. -- Деланная верность монарху. -- Несчастье
всемогущего властителя. -- Источник частных добродетелей абсолютного
монарха.-- Павильон императрицы на островах.-- На что похожа толпа,
ожидающая появления императрицы. -- Клопы на постоялых дворах. -- Они
встречаются и в императорском дворце.-- Портрет славянина-простолюдина.--
Его красота.-- Красивых женщин здесь меньше, чем красивых мужчин. --
Национальный головной убор женщин. -- Неуклюжие типажи.-- Состояние русских
крестьян.-- Взаимоотношения крестьян с помещиками.-- Они выкупают себя
сами.-- Богатство частных лиц зависит от императора.-- Помещики, убитые
крепостными.-- Размышления.-- Живой товар.-- Отвратительная роскошь.--
Различия между положением рабочих в свободных странах и участью крепостных
крестьян в России. -- Торговля и промышленность изменят нынешнее положение.
-- Обманчивая видимость.-- Никто не желает разъяснят, вам истинное
положение дел.-- Старания скрыть истину от чужестранцев.-- Петр f
узурпировал религиозную власть: smozo зла не искупить всем тем добром, какое
совершил этот император.-- Русская аристократия не исполняет своего долга
перед самой собой и перед народом. -- Недоверчивые взгляды русских. -- Их
поведение по отношению к путешественникам-литераторам. -- Состояние
медицины в России. -- Всеобщая скрытность.-- Русские доктора не слишком
хорошие врачеватели, но из них вышли бы неплохие летописцы.-- Позволение
присутствовать на свадьбе великой княжны Марии.-- Особая милость.
Петербург, 12 июля 1839 года, вечер
Меня повезли на острова; это-- прелестное болото; никогда еще никому не
удавалось так удачно скрыть тину цветами. Вообразите себе сырую низину, откуда,
однако, в летнее время вода отступает благодаря осушительным каналам: низину
эту засадили
142
Письмо десятое
великолепной березовой рощей и выстроили здесь множество очаровательных
загородных домов. Видя здешние березовые аллеи (а березы и сосны --
единственные деревья, произрастающие в северных ледяных пустынях),
воображаешь, будто попал в английский парк. Острова -- не что иное, как
огромный сад, усеянный виллами и коттеджами и заменяющий жителям
Петербурга загородную местность; бивуак царедворцев, густо населенный в
течение недолгой летней поры и пустующий во все остальное время года.
Туда ведут несколько очень красивых дорог и переброшенные через разные
рукава реки мосты.
Гуляя по тенистым аллеям, чувствуешь себя за городом, однако загородная эта
местность однообразна и лишена естественности. Почва повсюду совершенно
ровная, а деревья одни и те же: откуда же взяться живописным видам? Старания
людей лишь в очень малой мере исправляют изъяны природы. Усовершенствуя
Господне творение, люди сделали здесь все, что могли, но добились очень
немногого. В северных широтах тепличные растения, экзотические плоды, даже
подземные сокровища -- золото и драгоценные камни -- не так редки, как самые
обычные деревья, произрастающие в наших лесах: за деньги здесь можно
раздобыть все, что добывается из-под земли и выращивается под стеклом; для
волшебной сказки этого достаточно, для парка -- нет. Каштановая или дубовая
роща из тех, что украшают наши холмы, показалась бы в Петербурге чудом:
дома итальянской архитектуры, окруженные лапландскими деревьями и
украшенные цветами, которые привезены со всех концов света, производят
впечатление странное, но не слишком приятное.
Парижане, никогда не забывающие свой родной город, назвали бы эту
аккуратную сельскую местность русскими Елисейскими полями, однако
петербургские острова обширнее, имеют вид одновременно и более деревенский, и
более разукрашенный, более искусственный. Кроме того, они гораздо дальше от
аристократических кварталов, чем парижские Елисейские поля. Острова -- разом и
город, и загородная местность; иной раз, увидев луга, отвоеванные у торфяных
болот, вы начинаете верить, будто попали в настоящую деревню, с лесами и
полями, однако дома в виде храмов, теплицы, украшенные пилястрами, колоннады
перед дворцами, театральные залы с античными перистилями напоминают вам, что
вы находитесь в городе.
Русские по праву гордятся садами, ценой бесчисленных усилий разбитых на
пористой петербургской почве, однако природа, даже побежденная, не забывает о
своем поражении и подчиняется человеку с большой неохотой: за оградой парка
простирается неухоженная земля. Счастливы страны, где земля и небо соревнуются
в щедрости, украшая и облегчая жизнь людей!
Я не стал бы упоминать о недостатках этой обделенной Богом земли, не стал
бы, путешествуя по северной стране, скучать о южном
43
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
солнце, не подчеркивай русские своего полного презрения ко всему, чего лишено
их отечество: они довольны всем, вплоть до климата, вплоть до почвы; фанфароны
от природы, они хвастают не только обществом, но и природой своей страны;
притязания их изгоняют из моей души смирение, каковое я почитал своим долгом и
каковое намеревался выказать, странствуя по северному краю.
Нынче все пространство, отделяющее город от одного из устьев Невы, занято
своеобразным парком, входящим, однако, в пределы Петербурга: всякий русский
город -- целая страна. Острова сделались бы очень многолюдным кварталом, если
бы наследники Петра более точно следовали его плану. Однако мало-помалу в
надежде спастись от наводнений жители нового города начали отодвигать
строительство к югу, а болотистые острова отвели исключительно для загородных
домов богатейших и элегантнейших придворных;
в течение девяти месяцев эти дома остаются наполовину залиты водой и покрыты
снегом; в эту пору подле летнего дворца императрицы воют волки. Зато в
оставшиеся три месяца на месте льдов расцветают роскошнейшие цветы; впрочем,
сквозь эту искусственную элегантность просвечивает туземная природа;
стремление блистать-- главная страсть русских, поэтому цветы в своих гостиных
они зачастую располагают не так, чтобы сделать комнату уютнее, но так, чтобы
произвести впечатление на прохожих; совершенно противоположным образом
поступают англичане, не желающие ук-рашать улицу. Англичанам лучше, чем
любому другому народу земли, удалось заменить стиль вкусом: их памятники
смехотворны, зато частные дома их -- образцы изящества и здравого смысла.
На островах все дома и дороги похожи. Впрочем, чужестранец гуляет здесь, не
испытывая скуки, по крайней мере в первый день. Тень, отбрасываемую березами,
не назовешь густой, однако от северного солнца и не хочется укрываться. На смену
озеру приходит канал, на смену лугу -- роща, на смену хижине -- вилла, на смену
аллее -- другая аллея, в конце которой вас ждут виды, в точности похожие на те,
которыми вы наслаждались только что. Картины эти пленяют воображение, хотя и
не вызывают живого интереса, не возбуждают любопытства: здесь царит покой, а
покой для русских придворных вещь драгоценная, хотя они и не умеют его ценить.
В течение нескольких месяцев русских аристократов, переселившихся на
летние квартиры, развлекает театр. Театральная зала окружена искусственными
реками, тенистыми каналами, образующими своего рода водные аллеи, причем вода
эта иногда растекается в небольшие озера, берега которых поросли травой...