Страница:
убеждения;
это значит протестовать против насилия и приносить в дар вечной истине
молитвы, терпение, любовь и веру; такова ли, однако, современная терпимость?!
Равнодушие как принцип, лежащий уже более столетия в основании нового
богословия, меркнет в глазах
* См. письмо двадцать восьмое.
15
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
истинных христиан тем стремительнее, чем больший урон наносит оно
вере; истинная терпимость, терпимость, ограниченная пределами
благочестия, -- не обыденное состояние души, но лекарство, каким
милосердная религия и мудрая политика врачуют болезни духа.
А что означает недавнее изобретение -- шокатолииизм? Став новым,
католицизм тотчас прекратит свое существование.
Конечно, может найтись и находится немало умов, которые, устав
плыть по воле всевозможных теорий, укрываются от бурь, рожденных
идеями нашего века, под сенью алтаря; этих новообращенных можно
назвать неокатоликами, но, говоря о неокатолици-зме, мы неизбежно
признаемся в непонимании самой сущности религии, ибо в слове этом
заложено противоречие.
Нет ничего менее двусмысленного, чем наша вера; она-- не
философская система, от которой каждый может взять, что хочет, а
остальное -- отбросить. Человек либо становится католиком, либо не
становится им; нельзя сделаться католиком наполовину или на новый лад.
Неокатолицизм, скорее всего -- не что иное, как секта, которая до поры до
времени скрывается под маскарадным платьем, но вскоре отринет
заблуждения, дабы возвратиться в лоно церкви; в противном случае
церковь осудит его, ибо она гораздо более озабочена сохранением чистоты
веры, нежели показным увеличением сомнительного числа своих
ненадежных чад. Когда человечество уверует воистину, оно примет
христианство таким, каким оно пребыло от века. Главное, чтобы это
священное сокровище не оскверняли никакие примеси.
Впрочем, католическая Церковь способна меняться в том, что касается
нравов и образа жизни духовенства, и даже в некоторых положениях своей
доктрины, не связанных с основаниями веры; да что там говорить? ее
история, ее жизнь -- не что иное, как постоянные изменения, но эти
законные и непрерывные изменения непременно должны быть освящены
церковным авторитетом и отвечать каноническому праву.
Чем более я странствовал по миру, чем более видел различных наций и
государств, тем более убеждался в том, что истина неизменна: в варварские
эпохи варвары отстаивали ее варварскими средствами; в будущем ее станут
защищать средствами более гуманными, но ни сверкание заблуждений,
ослепляющее ее врагов, ни преступления ее поборников не способны
запятнать ее чистый покров.
Я желал бы послать в Россию всех христиан, не принадлежащих к
католической церкви, дабы они увидели, во что превращается наша
религия, когда ее проповедует национальное духовенство в национальном
храме.
Униженное состояние духовенства в обширной стране, где Церковь
всецело подчинена государству, заставило бы ужаснуться самого ярого
протестанта. Национальная церковь, национальное духовенство -- этим
словосочетаниям не место в языке; церковь по сути своей выше любого
человеческого сообщества; покинуть вселенскую
i6
Предисловие
церковь ради некоей политической церкви-- значит не просто
заблуждаться, но отринуть веру, уничтожить самое ее основание, пасть с
неба на землю.
Меж тем сколько порядочных, превосходных людей в эпоху рождения
протестантизма мечтали с помощью новых доктрин очистить свою веру --
увы, на деле они лишь ограничили ее пределы!.. С тех пор равнодушие,
прославленное под прекрасным именем терпимости, неустанно увлекало
людей на ложный путь...
Если сегодня Россия -- одно из любопытнейших государств в мире, то
причина тому в соединении крайнего варварства, усугубляемого
порабощенным состоянием Церкви, и утонченной цивилизованности,
заимствованной эклектическим правительством у чужеземных держав.
Чтобы узнать, каким образом из столкновения столь разных стихий может
родиться покой или неподвижность, надобно последовать за
путешественником в самое сердце этой диковинной
страны.
Способ, который я употребляю для изображения местностей и
описания характеров, кажется мне если не самым удачным для писателя, то
по крайней мере самым удобным для читателя, которого я веду за собой,
позволяя ему самостоятельно судить о ходе моих
мыслей.
Я приезжаю в неведомую мне страну, свободный от всякой
предвзятости, кроме той, от которой не в силах освободиться ни один
человек: той, которую прививает нам добросовестное изучение истории. Я
исследую предметы, наблюдаю за людьми и событиями, с чистой душой
отдаваясь ежедневным впечатлениям, которые неминуемо изменяют мои
взгляды. Я не обременен политическими идеями, которые, имея надо мной
исключительную власть, могли бы помешать этому стихийному
превращению; неизменна в моей душе лишь религиозная вера, да и ее
читатель может не разделять: это никак не помешает ему отнестись к
моему рассказу о событиях и вытекающих из них нравственных итогах без
того осуждения, какое я вызываю -- и тем горжусь! -- у безбожников.
Меня можно обвинить в том, что я страдаю предрассудками, но никто
никогда не сможет упрекнуть меня в том, что я сознательно исказил
истину.
Я описываю увиденное по свежим следам; я пересказываю
услышанное в течение дня вечером этого же дня. Поэтому записи бесед с
императором, воспроизведенных в моих письмах слово в слово, обладают
по крайней мере одним неоспоримым достоинством-- они точны.
Надеюсь, они помогут публике лучше узнать этого монарха, о кагором и в
нашей стране, и повсюду в Европе высказываются самые различные
суждения.
Не все письма, предлагаемые здесь вниманию читателей, пред-
назначались для публики; в начале книги много очень личных признаний;
устав писать -- но не путешествовать, -- я намеревался
I?
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
на этот раз наблюдать новые для меня нравы без всякой системы и посвящать в свои
наблюдения только ближайших друзей; из дальнейшего изложения станет ясно,
какие причины заставили меня изменить решение.
Главная из этих причин состоит в том, что знакомство с совершенно
неизвестным мне обществом ежедневно изменяло мои убеждения. Я счел, что,
сказав правду о России, совершу поступок необычный и отважный: прежде страх
или корысть внушали путешественникам лишь преувеличенные похвалы; ненависть
вдохновляла на клевету; мне не грозит ни та, ни другая опасность.
Я ехал в Россию, дабы отыскать там доводы против представительного
правления, я возвращаюсь сторонником конституций. При смешанном правлении
нации не так деятельны, но под старость им нет особой нужды в героических
деяниях; смешанное правление более всего благоприятствует расцвету
промышленности, обеспечивает людям наибольший уют и достаток; оно
вдохновляет человеческий ум на открытия в сфере практической, наконец, оно
дарует человеку независимость по закону, а не по доброте душевной; бесспорно, все
это -- немалая награда за немалые неудобства.
Чем ближе узнавал я страшное и удивительное государство, узаконенное,
чтобы не сказать: основанное, Петром I, тем яснее понимал миссию, возложенную
на меня случаем.
Чрезвычайное любопытство, которое вызывал мой труд у русских, явственно
встревоженных сдержанностью моих речей, уверило меня в том, что я способен
свершить больше, чем думал; я сделался внимателен и осторожен, ибо очень скоро
постиг, сколько опасностей навлекла бы на меня искренность. Не осмеливаясь
отправлять письма по почте, я хранил эти подозрительные бумаги при себе, пряча их
как можно более тщательно, вследствие чего возвратился во Францию с готовой
книгой. Тем не менее целых три года я не отваживался обнародовать ее: все это
время я прислушивался к голосу собственной совести, пытаясь сделать выбор между
правдивостью и признательностью!!! В конце концов я выбрал первую из них,
заботясь, как мне казалось, об интересах моего отечества. Я никогда не забываю, что
пишу прежде всего для Франции, и почитаю своим долгом сообщать ей сведения
важные и полезные.
Я думаю, что вправе судить, и судить со всей строгостью, какой потребует моя
совесть, страну, где я оставил друзей; вправе исследовать, не допуская
оскорбительных выпадов против личностей, характеры государственных мужей;
вправе приводить слова политиков, начиная с главы государства, рассказывать об их
деяниях и делиться всеми выводами, к которым я пришел, размышляя об увиденном,
-- лишь бы я сохранял то, что именуется писательской честностью, и, повинуясь
прихотливой игре моего ума, не выдавал собственного мнения за мнение
большинства.
Но, исполняя свой долг, я, надеюсь, не нарушил никаких
i8
Предисловие
условленных приличий, а тот, кто уважает приличия, имеет -- я в этом уверен--
право высказывать самые жестокие истины;
главное здесь -- говорить лишь то, в чем ты убежден, не идя на
поводу у собственного тщеславия.
Вдобавок, поскольку многое в России восхищало меня, я не мог
не выразить в своей книге и этого восхищения.
Русские останутся мною недовольны -- но кому под силу удовлетворить
запросы честолюбия? Между тем никто более меня не был потрясен величием их
нации и ее политической значительностью. Мысли о высоком предназначении этого
народа, последним явившегося на старом театре мира, не оставляли меня на
протяжении всего моего пребывания в России. В массе своей русские показались
мне грандиозными даже в отвратительнейших пороках, поодиночке они держались
со мной любезно; характер русского народа, по моему убеждению, достоин
интереса и сочувствия; на первый взгляд, эти лестные утверждения вполне
способны вознаградить за наблюдения куда менее восторженные. Но большинство
моих предшественников обходились с русскими как с балованными детьми.
Дух их правления, решительно чуждый моим убеждениям и привычкам, а
также очевидные противоречия, раздирающие сегодня их общество, исторгли из
моих уст упреки и даже возгласы негодования; что ж! тем больше весу приобретают
мои похвалы,
в той же степени безотчетные.
Но эти жители Востока настолько привыкли курить и вдыхать фимиам,
настолько привыкли верить льстивым речам, какими они тешат друг друга, что
обратят внимание лишь на хулу. Всякое неодобрение кажется им предательством;
всякую жестокую истину они именуют ложью; они не разглядят в моих-- по
видимости критических-- наблюдениях робкое восхищение, в моих строгих
замечаниях -- жалость и даже симпатию.
Русские не обратили меня в свои веры (а вер этих у них несколько, и
политическая -- не самая нетерпимая из всех); напротив, они заставили меня по-
новому взглянуть на монархическую идею и предпочесть деспотизму
представительное правление; уже один этот выбор оскорбит их. Я весьма сожалею
об этом, но
предпочитаю сожаление раскаянию.
Не смирись я заранее с несправедливостью их суждений, я не стал бы
публиковать эти письма. Вдобавок, на словах русские могут жаловаться сколько
угодно, в глубине души они меня простят -- этого сознания мне довольно. Всякий
русский, если он порядочный человек, подтвердит, что если я, по недостатку
времени, и допустил ошибки в деталях, в целом я изобразил Россию такой, как она
есть. Они учтут все трудности, с какими я столкнулся, и признают, что я верно и
скоро сумел разглядеть под политической маской, вот уже столько веков
искажающей исконный характер русской нации, ее превосходные задатки.
'9
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
События, происходившие на моих глазах, описаны в моей книге пером
очевидца; те, о которых я знаю с чужих слов, изложены так, как были мне
пересказаны; я не стал обманывать читателя, приписывая себе впечатления других
людей. Я постарался не только не называть имен своих собеседников, но даже не
намекать на их положение в обществе и происхождение; надеюсь, что скромность
моя будет оценена по заслугам; она лишний раз доказывает, что просвещенные
умы, разъяснявшие мне суть некоторых происшествий, коих я не мог быть
свидетелем, заслуживают всяческого доверия. Нет нужды добавлять, что я
приводил лишь те рассказы, какие слышал от людей, чей характер и звание суть
ручательство достоверности описанных фактов.
Благодаря моей щепетильности читатель сам сможет судить о том, насколько
правдоподобны эти второстепенные сведения, занимающие, впрочем, в моем
повествовании очень мало места.
Прибытие в 9мс цесаревича. -- Отличительные черты русских царедворцев. -- Их поведение в
присутствии повелителя и в его отсутствие.-- Портрет цесаревича.-- Его облик, его болезненный
вид.-- Портреты его оту,а и дяди в его возрасте.-- Кареты цасаревича.-- Неряшливый выезд.--
Скверно одетые слуги.-- Превосходство англичан в вещах материальных. -- Закат, над Речном. --
Река, затмевающая красотой свои берега. -- Невыносимая жара.
Эмс, 5 июня 1839 года
Вчера я начал свое путешествие в Россию: наследник российского престола
прибыл в Эмс, предшествуемый десятью-- двенадцатью экипажами и
сопровождаемый толпой придворных.
Увидев русских царедворцев при исполнении обязанностей, я тотчас поразился
необычайной покорности, с какой они исполняют свою роль; они -- своего рода
сановные рабы. Но стоит монарху удалиться, как к ним возвращаются
непринужденность жестов, уверенность манер, развязность тона, неприятно
контрастирующие с полным самоотречением, какое они выказывали мгновение
назад;
одним словом, в поведении всей свиты цесаревича, как господ, так и слуг, видны
привычки челяди. Здесь властвует не просто придворный этикет, подразумевающий
соблюдение условленных приличий, уважение более к званиям, нежели к лицам,
наконец, привычное распределение ролей -- все то, что рождает скуку, а иной раз и
навлекает насмешку; нет, здесь господствует бескорыстное и безотчетное
раболепство, не исключающее гордыни; мне казалось, что я слышу, как, бунтуя в
душе против своего положения, эти русские придворные говорят себе: "За
неимением лучшего возьмем, что дают". Эта смесь надменности с низостью не
понравилась мне и не внушила особенного расположения к стране, которую я
собрался посетить.
Мне случилось оказаться в толпе зевак, наблюдавших за тем, как цесаревич
выходит из экипажа; он остановился у дверей
21
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
купальни и долго беседовал с русской дамой, графиней ***, что позволило мне как
следует рассмотреть его. Ему двадцать семь лет, и выглядит он не старше и не
моложе; он высокого роста, но, на мой вкус, полноват для своего возраста; лицо его
было бы красиво, если бы не некоторая одутловатость, размывающая его черты и
придающая ему сходство с немцем; вероятно, так же выглядел в этом возрасте
император Александр; впрочем, наследник ничуть не похож на калмыка. Лицу его
предстоит претерпеть еще немало изменений, прежде чем оно обретет свой
окончательный вид; нынче оно, как правило, выражает доброту и
благожелательность, однако контраст между смеющимися молодыми глазами и
постоянно поджатыми губами выдает недостаток искренности, а может быть, и
какую-то тщательно скрываемую боль. Печали юности -- эпохи, когда человек
имеет все права на счастье,-- суть тайна, хранимая тем более тщательно, что ее не
умеет разгадать и сам страдалец. Взгляд юного принца исполнен доброты; походка
изящна, легка, благородна; он выглядит так, как и должен выглядеть монарх;
держится он скромно, но без робости, и это приятно; принужденность великих
мира сего так тягостна для окружающих, что их естественность кажется нам самой
любезностью, да, впрочем, и является таковой. Воображая себя священными
идолами, властители только и думают, что о мнении, которое имеют о себе они
сами и которое отчаиваются внушить окружающим.
Великому князю эти глупые тревоги не знакомы; он держится прежде всего
как человек прекрасно воспитанный; вступив на престол, он будет повелевать не с
помощью страха, но с помощью обаяния, если, конечно, титул российского
императора не изменит его характер.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРЕДЫДУЩЕГО ПИСЬМА
6 июня, вечер
Я еще раз видел наследника и долго рассматривал его с очень близкого
расстояния; он расстался с мундиром, который ему тесен и не красит его; штатское
платье, на мой вкус, ему больше к лицу;
у него приятные манеры и благородная походка, в которой нет ничего
солдафонского; вообще его отличает то особое изящество, что присуще славянским
народам. Это не страстная живость обитателей южных стран и не бесстрастная
холодность жителей Севера, но смесь южной простоты и легкости со
скандинавской меланхоличностью. Славяне -- суть белокурые арабы; цесаревич
больше чем наполовину немец, но в Мекленбурге, равно как и в некоторых
областях Голштинии и России, живут немцы славянского происхождения.
Лицо наследника, несмотря на его молодость, не так привлекательно, как
фигура; он бледен и выглядит больным *; полуприкры-
Цесаревич незадолго до приезда в Эмс перенес тяжелую болезнь. 22
Письмо первое
тыс грустные глаза выдают заботы, присущие обычно людям более преклонных
лет; изящно очерченный рот свидетельствует, пожалуй, о кротости нрава;
греческий профиль напоминает античные медали или портреты императрицы
Екатерины, однако, несмотря на добродушный вид, какой почти всегда сообщают
красота, молодость и немецкая кровь, во всех чертах великого князя заметна
скрытность, пугающая в столь юном существе. Эта его особенность знаменательна;
она утверждает меня в мысли, что этот принц призван стать императором. Голос
его мелодичен, что в его роду большая редкость; говорят, этим он пошел в мать.
Он блистает среди своего окружения, на первый взгляд не отличаясь от
сверстников ничем, кроме чрезвычайного изящества. Меж тем изящество есть
верный признак тонкого ума: в походке, выражении лица, манерах человека всегда
выражается его душа!.. Великий князь держится разом и величественно и любезно.
Русские путешественники много говорили мне о его исключительной красоте; не
распиши они ее в столь ярких красках, она поразила бы меня сильнее; к тому же я
хорошо помню романический, ангельский вид, каким потрясли Париж в 1815 году
отец цесаревича и его дядя, великий князь Михаил, прозванные во французской
столице северным сиянием; я сужу строго оттого, что испытал разочарование. Но
даже и таков, каков он есть, наследник российского престола кажется мне одним из
самых красивых государей, каких мне доводилось видеть.
Поразила меня убогость его экипажа, беспорядок в его багаже и
неряшливость сопровождавших его слуг. Когда, глядя на этот царский выезд,
вспоминаешь великолепную простоту английских карет и исключительную
аккуратность английских слуг, не оставляющих без внимания ни единой мелочи,
понимаешь, что, дабы достичь материального совершенства, каким в наш
положительный век блистает Англия, недостаточно заказывать кареты у
английских
мастеров.
Вчера я видел закат на берегу Рейна; это величественное зрелище. В здешнем
чересчур прославленном краю самыми красивыми кажутся мне отнюдь не берега с
их однообразными руинами и бесплодными виноградниками, которых здесь, на
мой вкус, слишком много; мне случалось видеть берега более красивые, более
разнообразные, более веселые, случалось любоваться более густыми лесами и
более живописными склонами, но что кажется мне истинным чудом, особенно
вблизи, так это сама река. Ее бескрайняя водная гладь, неуловимо скользящая вдоль
берегов, которые она освещает и оживляет своим блеском, потрясает мой ум, ибо
здесь творение выдает изумительную мощь творца. Когда я смотрю на течение этой
реки, я напоминаю себе врача, щупающего пульс человеку, дабы узнать, силен ли
он: реки -- артерии нашей планеты, и я исполняюсь восхищения при виде
бьющейся в них могучей всемирной
23
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 WAY
жизни; я чувствую рядом с собой своего повелителя, я вижу вечность,
верую в бесконечность, дотрагиваюсь до нее рукой; в этом зрелище скрыта
какая-то величественная тайна, между тем если я чего-то не понимаю в
природе, ато лишь умножает мой восторг; невежество мое укрывается под
сенью обожания. Вот отчего я не испытываю такой тяги к науке, какая
присуща людям, всем недовольным.
Мы поистине умираем от жажды: вот уже много лет в душной Эмской
долине солнце не палило так нещадно; прошлой ночью, возвращаясь с
берега Рейна, я видел в лесах целые стаи светящихся мошек; это мои
любимые итальянские luccioli; я всегда полагал, что они водятся лишь в
южных странах.
Через два дня я уезжаю в Берлин, а оттуда в Петербург.
Успехи материальной цивилизации в Германии.-- Прусский протестантизм.--
Музыка как средство обучения крестьян. -- Поклонение искусству приуготовляет
душу к поклонению Богу. -- Пруссия под властью России.-- Связь между немецким
характером вообще и характером Лютера.-- Французский посол в Пруссии.--
Письма моего отца, хранящиеся в архиве французского посольства в Берлине.--
Мой отец в i^ga году, в двадцать два года, получает назначение французским
посланником при брауншвейгском и прусском дворах.-- Господин де Сегюр. -- Удар
ножом. -- Нескромность императрицы Екатерины. -- Неизвестный анекдот,
касающийся Пильницкой декларации. -- Мой отец заменяет господина де Сегюра.
-- Его успехи при прусском дворе. -- Отца уговаривают изменить Франции. -- Он
возвращается на родину, несмотря на подстерегающие его там опасности. -- В
качестве добровольца он. участвует в двух кампаниях под командой своего отца.
-- Письма господина де Ноая, в ту тру французского посла в Вене. -- Моя мать. --
Ее поведение во время суда над генералом Костимом, ее свекром. -- Она
присутствует рядом с ним на всех заседаниях.-- Опасность, которой она при
SIMM подвергается.-- Лестница Дворца правосудия.-- Каким образом моей матери
удается избежать смерти. -- Две матери. -- Смерть генерала. -- Его
благочестивое мужество. -- Камеру моего деда в Консьержери занимает
королева.-- Воспоминания о Версале у подножия эшафота.-- Мой отец печатает
речь в защиту генерала де Костина.-- Его арестовывают.-- Матушка пытается
помочь ему бежать из тюрьмы. -- Самоотверженность дочери консьержа. --
Героизм пленника. -- Газета. -- Трагическая сцена в тюрьме. -- Мой отец --
жертва собственного человеколюбия. -- Последнее свидание в Консьержери. --
Странное происшествие. -- Первые впечатления моего детства.-- С гувернером
моего отца, прочитавшим в газете о смерти его воспитанника, случается
апоплексический удар.
Берлин, 23 июня 1839 годе
Как это ни стыдно для человечества, следует признать: существует
блаженство сугубо материальное -- то, которым наслаждаются нынче
жители Германии и в особенности-- Пруссии. Благодаря содержащимся в
отличном состоянии дорогам, продуманной таможенной системе,
превосходному управлению эта страна, колыбель протестантизма, сегодня
опережает нас в том, что касается материальной цивилизации; здесь царит
некая чувственная
25
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
религия, соделавшая своим Богом -- человечество. Мы имеем все основания
утверждать, что нынешние правительства покровительствуют этому утонченному
материализму, последнему отзвуку религиозной реформации XVI столетия.
Заботясь об одном лишь земном блаженстве, они, кажется, видят свою
единственную цель в том, чтобы доказать миру: нация может быть счастлива и не
помышляя о Боге. Такие правители -- старцы, которым довольно того, что они
живы *.
Тем не менее пруссаки имеют все основания гордиться мудрой и экономной
политикой своего государства. В их сельских школах обучение ведется
продуманно и под строгим наблюдением. Во всех деревнях музыка служит
средством воспитания народа и одновременно источником развлечения: в каждой
церкви есть орган, в каждом приходе -- школьный учитель, знающий нотную
грамоту. В воскресенье он учит крестьян пению, аккомпанируя им на органе;
благодаря этому жителям самых отдаленных уголков знакомы шедевры
итальянской и немецкой старинной музыки. Строгие эти песнопения рассчитаны не
больше чем на четыре голоса: в какой деревне не найдется одного баса, одного
тенора и двух мальчишек-альтов? Всякий школьный учитель в Пруссии --
сельский Хорон или Вильхем **. Сельское хоровое пение воспитывает любовь к
музыке, противостоит кабацким радостям и готовит воображение народа к
усвоению религиозных истин. Протестанты низвели религию до курса
практической морали; однако не за горами то время, когда религия вновь вступит в
свои права; создание, наделенное бессмертием, не сможет долее удовлетворяться
земными радостями, и народы, более других привыкшие наслаждаться изящными
искусствами, первыми услышат голос небес. Итак, справедливость требует при-
знать, что прусское правительство достойным образом готовит своих подданных к
грядущему религиозному обновлению, о чьей близости свидетельствуют многие
неопровержимые приметы.
Очень скоро Пруссия почувствует, что ее философия не способна даровать
душам покой. В ожидании же этого славного будущего город Берлин подчиняется
наименее философической из стран, России, что, впрочем, не мешает народам,
населяющим другие немецкие княжества, обращать свои взгляды в сторону
Пруссии, чья превосходная система управления их пленяет. Они полагают, что
именно отсюда придут к ним либеральные установления, которые большинство
людей по сей день путает с завоеваниями промышленности, словно роскошь и
свобода, богатство и независимость, наслаждения и добродетель суть синонимы!
Прошло три года, и с переменой монарха наблюдения мои утратили едва ли не всю
свою справедливость.
* Не найдутся ли во Франции люди, которые пожелают перенять у пруссаков это
благотворное установление и распространить по нашей стране искусство, насаждающее
цивилизацию? Вильхем приобщил к нему парижских рабочих: отыщутся ли у него
это значит протестовать против насилия и приносить в дар вечной истине
молитвы, терпение, любовь и веру; такова ли, однако, современная терпимость?!
Равнодушие как принцип, лежащий уже более столетия в основании нового
богословия, меркнет в глазах
* См. письмо двадцать восьмое.
15
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
истинных христиан тем стремительнее, чем больший урон наносит оно
вере; истинная терпимость, терпимость, ограниченная пределами
благочестия, -- не обыденное состояние души, но лекарство, каким
милосердная религия и мудрая политика врачуют болезни духа.
А что означает недавнее изобретение -- шокатолииизм? Став новым,
католицизм тотчас прекратит свое существование.
Конечно, может найтись и находится немало умов, которые, устав
плыть по воле всевозможных теорий, укрываются от бурь, рожденных
идеями нашего века, под сенью алтаря; этих новообращенных можно
назвать неокатоликами, но, говоря о неокатолици-зме, мы неизбежно
признаемся в непонимании самой сущности религии, ибо в слове этом
заложено противоречие.
Нет ничего менее двусмысленного, чем наша вера; она-- не
философская система, от которой каждый может взять, что хочет, а
остальное -- отбросить. Человек либо становится католиком, либо не
становится им; нельзя сделаться католиком наполовину или на новый лад.
Неокатолицизм, скорее всего -- не что иное, как секта, которая до поры до
времени скрывается под маскарадным платьем, но вскоре отринет
заблуждения, дабы возвратиться в лоно церкви; в противном случае
церковь осудит его, ибо она гораздо более озабочена сохранением чистоты
веры, нежели показным увеличением сомнительного числа своих
ненадежных чад. Когда человечество уверует воистину, оно примет
христианство таким, каким оно пребыло от века. Главное, чтобы это
священное сокровище не оскверняли никакие примеси.
Впрочем, католическая Церковь способна меняться в том, что касается
нравов и образа жизни духовенства, и даже в некоторых положениях своей
доктрины, не связанных с основаниями веры; да что там говорить? ее
история, ее жизнь -- не что иное, как постоянные изменения, но эти
законные и непрерывные изменения непременно должны быть освящены
церковным авторитетом и отвечать каноническому праву.
Чем более я странствовал по миру, чем более видел различных наций и
государств, тем более убеждался в том, что истина неизменна: в варварские
эпохи варвары отстаивали ее варварскими средствами; в будущем ее станут
защищать средствами более гуманными, но ни сверкание заблуждений,
ослепляющее ее врагов, ни преступления ее поборников не способны
запятнать ее чистый покров.
Я желал бы послать в Россию всех христиан, не принадлежащих к
католической церкви, дабы они увидели, во что превращается наша
религия, когда ее проповедует национальное духовенство в национальном
храме.
Униженное состояние духовенства в обширной стране, где Церковь
всецело подчинена государству, заставило бы ужаснуться самого ярого
протестанта. Национальная церковь, национальное духовенство -- этим
словосочетаниям не место в языке; церковь по сути своей выше любого
человеческого сообщества; покинуть вселенскую
i6
Предисловие
церковь ради некоей политической церкви-- значит не просто
заблуждаться, но отринуть веру, уничтожить самое ее основание, пасть с
неба на землю.
Меж тем сколько порядочных, превосходных людей в эпоху рождения
протестантизма мечтали с помощью новых доктрин очистить свою веру --
увы, на деле они лишь ограничили ее пределы!.. С тех пор равнодушие,
прославленное под прекрасным именем терпимости, неустанно увлекало
людей на ложный путь...
Если сегодня Россия -- одно из любопытнейших государств в мире, то
причина тому в соединении крайнего варварства, усугубляемого
порабощенным состоянием Церкви, и утонченной цивилизованности,
заимствованной эклектическим правительством у чужеземных держав.
Чтобы узнать, каким образом из столкновения столь разных стихий может
родиться покой или неподвижность, надобно последовать за
путешественником в самое сердце этой диковинной
страны.
Способ, который я употребляю для изображения местностей и
описания характеров, кажется мне если не самым удачным для писателя, то
по крайней мере самым удобным для читателя, которого я веду за собой,
позволяя ему самостоятельно судить о ходе моих
мыслей.
Я приезжаю в неведомую мне страну, свободный от всякой
предвзятости, кроме той, от которой не в силах освободиться ни один
человек: той, которую прививает нам добросовестное изучение истории. Я
исследую предметы, наблюдаю за людьми и событиями, с чистой душой
отдаваясь ежедневным впечатлениям, которые неминуемо изменяют мои
взгляды. Я не обременен политическими идеями, которые, имея надо мной
исключительную власть, могли бы помешать этому стихийному
превращению; неизменна в моей душе лишь религиозная вера, да и ее
читатель может не разделять: это никак не помешает ему отнестись к
моему рассказу о событиях и вытекающих из них нравственных итогах без
того осуждения, какое я вызываю -- и тем горжусь! -- у безбожников.
Меня можно обвинить в том, что я страдаю предрассудками, но никто
никогда не сможет упрекнуть меня в том, что я сознательно исказил
истину.
Я описываю увиденное по свежим следам; я пересказываю
услышанное в течение дня вечером этого же дня. Поэтому записи бесед с
императором, воспроизведенных в моих письмах слово в слово, обладают
по крайней мере одним неоспоримым достоинством-- они точны.
Надеюсь, они помогут публике лучше узнать этого монарха, о кагором и в
нашей стране, и повсюду в Европе высказываются самые различные
суждения.
Не все письма, предлагаемые здесь вниманию читателей, пред-
назначались для публики; в начале книги много очень личных признаний;
устав писать -- но не путешествовать, -- я намеревался
I?
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
на этот раз наблюдать новые для меня нравы без всякой системы и посвящать в свои
наблюдения только ближайших друзей; из дальнейшего изложения станет ясно,
какие причины заставили меня изменить решение.
Главная из этих причин состоит в том, что знакомство с совершенно
неизвестным мне обществом ежедневно изменяло мои убеждения. Я счел, что,
сказав правду о России, совершу поступок необычный и отважный: прежде страх
или корысть внушали путешественникам лишь преувеличенные похвалы; ненависть
вдохновляла на клевету; мне не грозит ни та, ни другая опасность.
Я ехал в Россию, дабы отыскать там доводы против представительного
правления, я возвращаюсь сторонником конституций. При смешанном правлении
нации не так деятельны, но под старость им нет особой нужды в героических
деяниях; смешанное правление более всего благоприятствует расцвету
промышленности, обеспечивает людям наибольший уют и достаток; оно
вдохновляет человеческий ум на открытия в сфере практической, наконец, оно
дарует человеку независимость по закону, а не по доброте душевной; бесспорно, все
это -- немалая награда за немалые неудобства.
Чем ближе узнавал я страшное и удивительное государство, узаконенное,
чтобы не сказать: основанное, Петром I, тем яснее понимал миссию, возложенную
на меня случаем.
Чрезвычайное любопытство, которое вызывал мой труд у русских, явственно
встревоженных сдержанностью моих речей, уверило меня в том, что я способен
свершить больше, чем думал; я сделался внимателен и осторожен, ибо очень скоро
постиг, сколько опасностей навлекла бы на меня искренность. Не осмеливаясь
отправлять письма по почте, я хранил эти подозрительные бумаги при себе, пряча их
как можно более тщательно, вследствие чего возвратился во Францию с готовой
книгой. Тем не менее целых три года я не отваживался обнародовать ее: все это
время я прислушивался к голосу собственной совести, пытаясь сделать выбор между
правдивостью и признательностью!!! В конце концов я выбрал первую из них,
заботясь, как мне казалось, об интересах моего отечества. Я никогда не забываю, что
пишу прежде всего для Франции, и почитаю своим долгом сообщать ей сведения
важные и полезные.
Я думаю, что вправе судить, и судить со всей строгостью, какой потребует моя
совесть, страну, где я оставил друзей; вправе исследовать, не допуская
оскорбительных выпадов против личностей, характеры государственных мужей;
вправе приводить слова политиков, начиная с главы государства, рассказывать об их
деяниях и делиться всеми выводами, к которым я пришел, размышляя об увиденном,
-- лишь бы я сохранял то, что именуется писательской честностью, и, повинуясь
прихотливой игре моего ума, не выдавал собственного мнения за мнение
большинства.
Но, исполняя свой долг, я, надеюсь, не нарушил никаких
i8
Предисловие
условленных приличий, а тот, кто уважает приличия, имеет -- я в этом уверен--
право высказывать самые жестокие истины;
главное здесь -- говорить лишь то, в чем ты убежден, не идя на
поводу у собственного тщеславия.
Вдобавок, поскольку многое в России восхищало меня, я не мог
не выразить в своей книге и этого восхищения.
Русские останутся мною недовольны -- но кому под силу удовлетворить
запросы честолюбия? Между тем никто более меня не был потрясен величием их
нации и ее политической значительностью. Мысли о высоком предназначении этого
народа, последним явившегося на старом театре мира, не оставляли меня на
протяжении всего моего пребывания в России. В массе своей русские показались
мне грандиозными даже в отвратительнейших пороках, поодиночке они держались
со мной любезно; характер русского народа, по моему убеждению, достоин
интереса и сочувствия; на первый взгляд, эти лестные утверждения вполне
способны вознаградить за наблюдения куда менее восторженные. Но большинство
моих предшественников обходились с русскими как с балованными детьми.
Дух их правления, решительно чуждый моим убеждениям и привычкам, а
также очевидные противоречия, раздирающие сегодня их общество, исторгли из
моих уст упреки и даже возгласы негодования; что ж! тем больше весу приобретают
мои похвалы,
в той же степени безотчетные.
Но эти жители Востока настолько привыкли курить и вдыхать фимиам,
настолько привыкли верить льстивым речам, какими они тешат друг друга, что
обратят внимание лишь на хулу. Всякое неодобрение кажется им предательством;
всякую жестокую истину они именуют ложью; они не разглядят в моих-- по
видимости критических-- наблюдениях робкое восхищение, в моих строгих
замечаниях -- жалость и даже симпатию.
Русские не обратили меня в свои веры (а вер этих у них несколько, и
политическая -- не самая нетерпимая из всех); напротив, они заставили меня по-
новому взглянуть на монархическую идею и предпочесть деспотизму
представительное правление; уже один этот выбор оскорбит их. Я весьма сожалею
об этом, но
предпочитаю сожаление раскаянию.
Не смирись я заранее с несправедливостью их суждений, я не стал бы
публиковать эти письма. Вдобавок, на словах русские могут жаловаться сколько
угодно, в глубине души они меня простят -- этого сознания мне довольно. Всякий
русский, если он порядочный человек, подтвердит, что если я, по недостатку
времени, и допустил ошибки в деталях, в целом я изобразил Россию такой, как она
есть. Они учтут все трудности, с какими я столкнулся, и признают, что я верно и
скоро сумел разглядеть под политической маской, вот уже столько веков
искажающей исконный характер русской нации, ее превосходные задатки.
'9
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
События, происходившие на моих глазах, описаны в моей книге пером
очевидца; те, о которых я знаю с чужих слов, изложены так, как были мне
пересказаны; я не стал обманывать читателя, приписывая себе впечатления других
людей. Я постарался не только не называть имен своих собеседников, но даже не
намекать на их положение в обществе и происхождение; надеюсь, что скромность
моя будет оценена по заслугам; она лишний раз доказывает, что просвещенные
умы, разъяснявшие мне суть некоторых происшествий, коих я не мог быть
свидетелем, заслуживают всяческого доверия. Нет нужды добавлять, что я
приводил лишь те рассказы, какие слышал от людей, чей характер и звание суть
ручательство достоверности описанных фактов.
Благодаря моей щепетильности читатель сам сможет судить о том, насколько
правдоподобны эти второстепенные сведения, занимающие, впрочем, в моем
повествовании очень мало места.
Прибытие в 9мс цесаревича. -- Отличительные черты русских царедворцев. -- Их поведение в
присутствии повелителя и в его отсутствие.-- Портрет цесаревича.-- Его облик, его болезненный
вид.-- Портреты его оту,а и дяди в его возрасте.-- Кареты цасаревича.-- Неряшливый выезд.--
Скверно одетые слуги.-- Превосходство англичан в вещах материальных. -- Закат, над Речном. --
Река, затмевающая красотой свои берега. -- Невыносимая жара.
Эмс, 5 июня 1839 года
Вчера я начал свое путешествие в Россию: наследник российского престола
прибыл в Эмс, предшествуемый десятью-- двенадцатью экипажами и
сопровождаемый толпой придворных.
Увидев русских царедворцев при исполнении обязанностей, я тотчас поразился
необычайной покорности, с какой они исполняют свою роль; они -- своего рода
сановные рабы. Но стоит монарху удалиться, как к ним возвращаются
непринужденность жестов, уверенность манер, развязность тона, неприятно
контрастирующие с полным самоотречением, какое они выказывали мгновение
назад;
одним словом, в поведении всей свиты цесаревича, как господ, так и слуг, видны
привычки челяди. Здесь властвует не просто придворный этикет, подразумевающий
соблюдение условленных приличий, уважение более к званиям, нежели к лицам,
наконец, привычное распределение ролей -- все то, что рождает скуку, а иной раз и
навлекает насмешку; нет, здесь господствует бескорыстное и безотчетное
раболепство, не исключающее гордыни; мне казалось, что я слышу, как, бунтуя в
душе против своего положения, эти русские придворные говорят себе: "За
неимением лучшего возьмем, что дают". Эта смесь надменности с низостью не
понравилась мне и не внушила особенного расположения к стране, которую я
собрался посетить.
Мне случилось оказаться в толпе зевак, наблюдавших за тем, как цесаревич
выходит из экипажа; он остановился у дверей
21
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
купальни и долго беседовал с русской дамой, графиней ***, что позволило мне как
следует рассмотреть его. Ему двадцать семь лет, и выглядит он не старше и не
моложе; он высокого роста, но, на мой вкус, полноват для своего возраста; лицо его
было бы красиво, если бы не некоторая одутловатость, размывающая его черты и
придающая ему сходство с немцем; вероятно, так же выглядел в этом возрасте
император Александр; впрочем, наследник ничуть не похож на калмыка. Лицу его
предстоит претерпеть еще немало изменений, прежде чем оно обретет свой
окончательный вид; нынче оно, как правило, выражает доброту и
благожелательность, однако контраст между смеющимися молодыми глазами и
постоянно поджатыми губами выдает недостаток искренности, а может быть, и
какую-то тщательно скрываемую боль. Печали юности -- эпохи, когда человек
имеет все права на счастье,-- суть тайна, хранимая тем более тщательно, что ее не
умеет разгадать и сам страдалец. Взгляд юного принца исполнен доброты; походка
изящна, легка, благородна; он выглядит так, как и должен выглядеть монарх;
держится он скромно, но без робости, и это приятно; принужденность великих
мира сего так тягостна для окружающих, что их естественность кажется нам самой
любезностью, да, впрочем, и является таковой. Воображая себя священными
идолами, властители только и думают, что о мнении, которое имеют о себе они
сами и которое отчаиваются внушить окружающим.
Великому князю эти глупые тревоги не знакомы; он держится прежде всего
как человек прекрасно воспитанный; вступив на престол, он будет повелевать не с
помощью страха, но с помощью обаяния, если, конечно, титул российского
императора не изменит его характер.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРЕДЫДУЩЕГО ПИСЬМА
6 июня, вечер
Я еще раз видел наследника и долго рассматривал его с очень близкого
расстояния; он расстался с мундиром, который ему тесен и не красит его; штатское
платье, на мой вкус, ему больше к лицу;
у него приятные манеры и благородная походка, в которой нет ничего
солдафонского; вообще его отличает то особое изящество, что присуще славянским
народам. Это не страстная живость обитателей южных стран и не бесстрастная
холодность жителей Севера, но смесь южной простоты и легкости со
скандинавской меланхоличностью. Славяне -- суть белокурые арабы; цесаревич
больше чем наполовину немец, но в Мекленбурге, равно как и в некоторых
областях Голштинии и России, живут немцы славянского происхождения.
Лицо наследника, несмотря на его молодость, не так привлекательно, как
фигура; он бледен и выглядит больным *; полуприкры-
Цесаревич незадолго до приезда в Эмс перенес тяжелую болезнь. 22
Письмо первое
тыс грустные глаза выдают заботы, присущие обычно людям более преклонных
лет; изящно очерченный рот свидетельствует, пожалуй, о кротости нрава;
греческий профиль напоминает античные медали или портреты императрицы
Екатерины, однако, несмотря на добродушный вид, какой почти всегда сообщают
красота, молодость и немецкая кровь, во всех чертах великого князя заметна
скрытность, пугающая в столь юном существе. Эта его особенность знаменательна;
она утверждает меня в мысли, что этот принц призван стать императором. Голос
его мелодичен, что в его роду большая редкость; говорят, этим он пошел в мать.
Он блистает среди своего окружения, на первый взгляд не отличаясь от
сверстников ничем, кроме чрезвычайного изящества. Меж тем изящество есть
верный признак тонкого ума: в походке, выражении лица, манерах человека всегда
выражается его душа!.. Великий князь держится разом и величественно и любезно.
Русские путешественники много говорили мне о его исключительной красоте; не
распиши они ее в столь ярких красках, она поразила бы меня сильнее; к тому же я
хорошо помню романический, ангельский вид, каким потрясли Париж в 1815 году
отец цесаревича и его дядя, великий князь Михаил, прозванные во французской
столице северным сиянием; я сужу строго оттого, что испытал разочарование. Но
даже и таков, каков он есть, наследник российского престола кажется мне одним из
самых красивых государей, каких мне доводилось видеть.
Поразила меня убогость его экипажа, беспорядок в его багаже и
неряшливость сопровождавших его слуг. Когда, глядя на этот царский выезд,
вспоминаешь великолепную простоту английских карет и исключительную
аккуратность английских слуг, не оставляющих без внимания ни единой мелочи,
понимаешь, что, дабы достичь материального совершенства, каким в наш
положительный век блистает Англия, недостаточно заказывать кареты у
английских
мастеров.
Вчера я видел закат на берегу Рейна; это величественное зрелище. В здешнем
чересчур прославленном краю самыми красивыми кажутся мне отнюдь не берега с
их однообразными руинами и бесплодными виноградниками, которых здесь, на
мой вкус, слишком много; мне случалось видеть берега более красивые, более
разнообразные, более веселые, случалось любоваться более густыми лесами и
более живописными склонами, но что кажется мне истинным чудом, особенно
вблизи, так это сама река. Ее бескрайняя водная гладь, неуловимо скользящая вдоль
берегов, которые она освещает и оживляет своим блеском, потрясает мой ум, ибо
здесь творение выдает изумительную мощь творца. Когда я смотрю на течение этой
реки, я напоминаю себе врача, щупающего пульс человеку, дабы узнать, силен ли
он: реки -- артерии нашей планеты, и я исполняюсь восхищения при виде
бьющейся в них могучей всемирной
23
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 WAY
жизни; я чувствую рядом с собой своего повелителя, я вижу вечность,
верую в бесконечность, дотрагиваюсь до нее рукой; в этом зрелище скрыта
какая-то величественная тайна, между тем если я чего-то не понимаю в
природе, ато лишь умножает мой восторг; невежество мое укрывается под
сенью обожания. Вот отчего я не испытываю такой тяги к науке, какая
присуща людям, всем недовольным.
Мы поистине умираем от жажды: вот уже много лет в душной Эмской
долине солнце не палило так нещадно; прошлой ночью, возвращаясь с
берега Рейна, я видел в лесах целые стаи светящихся мошек; это мои
любимые итальянские luccioli; я всегда полагал, что они водятся лишь в
южных странах.
Через два дня я уезжаю в Берлин, а оттуда в Петербург.
Успехи материальной цивилизации в Германии.-- Прусский протестантизм.--
Музыка как средство обучения крестьян. -- Поклонение искусству приуготовляет
душу к поклонению Богу. -- Пруссия под властью России.-- Связь между немецким
характером вообще и характером Лютера.-- Французский посол в Пруссии.--
Письма моего отца, хранящиеся в архиве французского посольства в Берлине.--
Мой отец в i^ga году, в двадцать два года, получает назначение французским
посланником при брауншвейгском и прусском дворах.-- Господин де Сегюр. -- Удар
ножом. -- Нескромность императрицы Екатерины. -- Неизвестный анекдот,
касающийся Пильницкой декларации. -- Мой отец заменяет господина де Сегюра.
-- Его успехи при прусском дворе. -- Отца уговаривают изменить Франции. -- Он
возвращается на родину, несмотря на подстерегающие его там опасности. -- В
качестве добровольца он. участвует в двух кампаниях под командой своего отца.
-- Письма господина де Ноая, в ту тру французского посла в Вене. -- Моя мать. --
Ее поведение во время суда над генералом Костимом, ее свекром. -- Она
присутствует рядом с ним на всех заседаниях.-- Опасность, которой она при
SIMM подвергается.-- Лестница Дворца правосудия.-- Каким образом моей матери
удается избежать смерти. -- Две матери. -- Смерть генерала. -- Его
благочестивое мужество. -- Камеру моего деда в Консьержери занимает
королева.-- Воспоминания о Версале у подножия эшафота.-- Мой отец печатает
речь в защиту генерала де Костина.-- Его арестовывают.-- Матушка пытается
помочь ему бежать из тюрьмы. -- Самоотверженность дочери консьержа. --
Героизм пленника. -- Газета. -- Трагическая сцена в тюрьме. -- Мой отец --
жертва собственного человеколюбия. -- Последнее свидание в Консьержери. --
Странное происшествие. -- Первые впечатления моего детства.-- С гувернером
моего отца, прочитавшим в газете о смерти его воспитанника, случается
апоплексический удар.
Берлин, 23 июня 1839 годе
Как это ни стыдно для человечества, следует признать: существует
блаженство сугубо материальное -- то, которым наслаждаются нынче
жители Германии и в особенности-- Пруссии. Благодаря содержащимся в
отличном состоянии дорогам, продуманной таможенной системе,
превосходному управлению эта страна, колыбель протестантизма, сегодня
опережает нас в том, что касается материальной цивилизации; здесь царит
некая чувственная
25
Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
религия, соделавшая своим Богом -- человечество. Мы имеем все основания
утверждать, что нынешние правительства покровительствуют этому утонченному
материализму, последнему отзвуку религиозной реформации XVI столетия.
Заботясь об одном лишь земном блаженстве, они, кажется, видят свою
единственную цель в том, чтобы доказать миру: нация может быть счастлива и не
помышляя о Боге. Такие правители -- старцы, которым довольно того, что они
живы *.
Тем не менее пруссаки имеют все основания гордиться мудрой и экономной
политикой своего государства. В их сельских школах обучение ведется
продуманно и под строгим наблюдением. Во всех деревнях музыка служит
средством воспитания народа и одновременно источником развлечения: в каждой
церкви есть орган, в каждом приходе -- школьный учитель, знающий нотную
грамоту. В воскресенье он учит крестьян пению, аккомпанируя им на органе;
благодаря этому жителям самых отдаленных уголков знакомы шедевры
итальянской и немецкой старинной музыки. Строгие эти песнопения рассчитаны не
больше чем на четыре голоса: в какой деревне не найдется одного баса, одного
тенора и двух мальчишек-альтов? Всякий школьный учитель в Пруссии --
сельский Хорон или Вильхем **. Сельское хоровое пение воспитывает любовь к
музыке, противостоит кабацким радостям и готовит воображение народа к
усвоению религиозных истин. Протестанты низвели религию до курса
практической морали; однако не за горами то время, когда религия вновь вступит в
свои права; создание, наделенное бессмертием, не сможет долее удовлетворяться
земными радостями, и народы, более других привыкшие наслаждаться изящными
искусствами, первыми услышат голос небес. Итак, справедливость требует при-
знать, что прусское правительство достойным образом готовит своих подданных к
грядущему религиозному обновлению, о чьей близости свидетельствуют многие
неопровержимые приметы.
Очень скоро Пруссия почувствует, что ее философия не способна даровать
душам покой. В ожидании же этого славного будущего город Берлин подчиняется
наименее философической из стран, России, что, впрочем, не мешает народам,
населяющим другие немецкие княжества, обращать свои взгляды в сторону
Пруссии, чья превосходная система управления их пленяет. Они полагают, что
именно отсюда придут к ним либеральные установления, которые большинство
людей по сей день путает с завоеваниями промышленности, словно роскошь и
свобода, богатство и независимость, наслаждения и добродетель суть синонимы!
Прошло три года, и с переменой монарха наблюдения мои утратили едва ли не всю
свою справедливость.
* Не найдутся ли во Франции люди, которые пожелают перенять у пруссаков это
благотворное установление и распространить по нашей стране искусство, насаждающее
цивилизацию? Вильхем приобщил к нему парижских рабочих: отыщутся ли у него