Кюстин А.Д.. Россия в 1839 году (текст не вычитан)

не менее, когда я гляжу снаружи на эти хижины, столь разукрашенные с улицы, они
развлекают меня; но я не в силах поверить, что их назначение -- служить жилищем
для крестьян, которых я вижу в полях. Со всей своей невероятной отделкой из
досок, высверленных насквозь и сверкающих тысячью красок, они напоминают
увитые цветочными гирляндами клетки, а обитатели их представляются мне
эдакими ярмарочными торговцами, чьи шатры уберут, как только кончится
праздник.
Повсюду тот же вкус ко всему, что бьет в глаза! С крестьянином господин его
обращается так же, как и с самим собой; и те и другие полагают, что украсить
дорогу естественнее и приятнее, чем убрать свой дом изнутри; все здесь живут тем,
что внушают другим восхищение, а быть может, зависть. Но где же удовольствие,
настоящее удовольствие? сами русские, если бы задать им этот вопрос, пришли бы
в большое замешательство.
В России изобилие-- предмет непомерного тщеславия; я же люблю
великолепие, только когда оно существует не для видимости,
збз


Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
и мысленно проклинаю все, что здесь пытаются сделать предметом моего
восхищения. Нации украшателей и обойщиков не удастся внушить мне ничего,
кроме опасения быть обманутым; ступая на эти подмостки, в это царство
декораций, я испытываю одно-единствен-ное желание -- попасть за кулисы, мной
владеет искушение припод- | нять уголок холщового задника. Я приезжаю, чтобы
увидеть стра- | ну, -- а попадаю в театр. |
Я велел приготовить мне перемену лошадей в десяти лье от Петербурга, и в
одной из деревень меня поджидала свежая, в полной упряжи четверка. Там я
обнаружил нечто вроде русской venta и зашел внутрь. Когда я путешествую, то не
люблю упускать ничего из первых впечатлений; я для того и разъезжаю по свету,
чтобы испытать их, а описываю, чтобы освежить их в памяти. Итак, я вышел из
коляски, чтобы взглянуть на русскую ферму. Впервые передо мною крестьяне у
себя дома. Петергоф -- это еще не настоя- ' щая Россия: сгрудившаяся там
праздничная толпа меняла обычный облик местности, перенося в деревню
городские привычки. Так что в сельской местности я оказываюсь в первый раз.
Обширный, весь из дерева сарай; с трех сторон дощатые стены, под ногами
доски, над головой тоже доски -- вот что первым делом бросается мне в глаза; я
ступаю под крышу этого громадного склада, занимающего большую часть
деревенского жилища, и, несмотря на сквозняки, в нос мне бьет запах лука, кислой
капусты и старых смазных сапог, который испускают все деревни и их обитатели в
России.
Внимание нескольких человек целиком поглощал заводской жеребец,
привязанный к столбу: они подковывали его, что было не так-то легко. В руках у
этих людей были веревки, чтобы стреножить буйное животное, куски шерсти,
чтобы закрыть ему глаза, капцун и завертка, чтобы обуздать его бешеный нрав. ,
Эта отменная лошадь -- с конного завода соседнего барина, сказали мне; в глубине
того же сарая крестьянин, стоя на очень маленькой, как все русские повозки, телеге,
мечет на чердак не связанную в снопы солому, вилами поднимая ее над головой;
другой крестьянин подхватывает ее и уминает под крышей. Человек восемь по-
прежнему возятся вокруг лошади -- все они отличаются ростом и внешностью и
приметно одеты. Однако ж в областях, прилегающих к столице, население
некрасиво; собственно, его даже нельзя назвать русским, ибо здесь множество
представителей финской расы, напоминающих лапландцев.
Говорят, что во внутренних землях Российской империи мне снова встретятся
те люди, схожие обликом с греческими статуями, ^ которые попадались мне
несколько раз в Петербурге: столичные господа из высшего общества набирают
себе прислугу из уроженцев своих отдаленных владений. К огромному сараю, о
котором я веду речь, примыкает низкое, не слишком просторное помещение; я вхо-
Зб4


Письмо двадцатое
жу -- и словно попадаю в главную каюту какой-нибудь плывущей по реке
плоскодонки или же внутрь бочки; стены, потолок, пол, скамейки, стол-- все здесь
деревянное и все являет собою груду балок и бочарных досок разной длины, но
равно грубо отесанных. По-прежнему воняет кислой капустой и смолой.
В этом закутке, душном и темном, поскольку двери в нем низкие, а окошки не
больше чердачных, вижу я старуху, разливающую чай четырем-пяти бородатым
крестьянам, которые одеты в бараньи шубы мехом внутрь (уже несколько дней, с i
августа, стоят довольно сильные холода); люди эти, по преимуществу низкорослые,
сидят за столом; их меховые шубы выглядят на каждом по-разному, у них есть свой
стиль, но гораздо больше от них вони -- ничего нет хуже нее, кроме разве
господских духов. На столе сверкает медный самовар и заварочный чайник. Чай и
здесь такой же хороший, умело заваренный, а если вам не хочется пить его просто
так, везде найдется хорошее молоко. Когда столь изящное питье подают в чулане,
обставленном, словно гумно-- "гумно" я говорю из вежливости,-- мне сразу
вспоминается испанский шоколад. Это всего лишь один из тысячи контрастов,
поражающих путешественника на каждом шагу, который делает он, оказавшись в
гостях у двух этих народов, равно необычных, но отличающихся друг от друга
столь же сильно, сколь и климат, в каком они живут.
Мне снова представляется случай повторить: русские живописны от природы;
художник нашел бы среди окружавших меня людей и животных сюжет для не
одной прелестной картины.
Красная либо голубая крестьянская рубаха с застежкой на ключице, стянутая
на чреслах поясом, на который верх этого своеобразного военного плаща спадает
античными складками, тогда как нижняя его часть разлетается, словно туника,
закрывая собой штаны (его в них не заправляют) *; длинный, на персидский манер
кафтан, зачастую незастегнутый, который носят поверх блузы в часы досуга;
длинные волосы, падающие на щеки и разделенные надо лбом пробором, но сзади,
чуть повыше затылка, коротко остриженные и открывающие мощную шею,-- не
правда ли, все это вместе образует убор неповторимый и изящный?.. Кроткий и
вместе свирепый облик русских крестьян не лишен изящества; статность, сила, не
нарушающая легкости движений, гибкость, широкие плечи, кроткая улыбка на
устах, та смесь нежности и свирепости, что читается в их диком, печальном
взоре,-- все это придает им вид, настолько же отличный от вида наших
землепашцев, насколько места, в которых обитают они, и земли, которые они
возделывают, отличны от остальной Европы. Для иностранца все здесь внове. В
здешних людях есть какая-то явная, но неизъяснимая прелесть, сочетание
восточной
См. в письме восемнадцатом описание костюма Федора князем *** в истории Теленева.
Зб5


Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
томности с романтической мечтательностью северных народов, -- и все это
облечено в первозданные, неотшлифованные, однако благородные формы, отчего
обретает ценность врожденных дарований. Народ этот внушает к себе участие, но
не доверие -- вот еще один оттенок чувств, который я познал в России. Здешние
простолюдины-- забавные пройдохи. Их можно было бы многому научить, но
тогда их не нужно обманывать; когда же крестьяне видят, что господа либо
прислужники господ лгут чаще, чем они сами, то продолжают еще сильнее коснеть
в хитрости и низостях. Чтобы суметь привнести цивилизованность в народ,
надобно чего-то стоить самому: варварство раба обличает испорченность
господина.
Если вас удивляет неприязненность моих суждений, удивлю вас еще больше и
прибавлю, что всего лишь выражаю общее мнение:
я только простодушно произношу вслух то, что все здесь скрывают из
осторожности, которую вы бы перестали презирать, когда бы видели, как я,
насколько сия добродетель, исключающая множество других, необходима всякому,
кто хочет жить в России.
В этой стране нечистоплотно все и вся; однако в домах и одежде грязь
бросается в глаза сильнее, чем на людях: себя русские содержат довольно хорошо;
по правде говоря, их парные бани выглядят отталкивающе: в них моются
испарениями горячей воды -- я бы предпочел просто чистую воду, и побольше;
однако ж этот кипящий туман омывает и укрепляет тело, хоть и старит прежде
времени кожу. Благодаря привычке к этим баням вам нередко встречаются
крестьяне с чистой бородой и волосами, чего не скажешь об их одежде. Теплые
вещи стоят дорого, поэтому их по необходимости носят долго, и они становятся
грязными на вид гораздо раньше, чем истреплются; комнаты, призванные служить
лишь защитой от холода, проветриваются, естественно, реже, чем жилища южан.
Как правило, неопрятность у северян, вечно запертых в доме, глубже и
отвратительнее, чем у народов, живущих на солнце: девять месяцев в году русским
недостает очистительного воздуха.
В некоторых губерниях работный люд носит на голове картуз темно-синего сукна
в форме мяча. Он похож на головной убор бонз;
русские знают и множество иных способов покрывать голову, и все эти шляпы и
колпаки довольно приятны на взгляд. Сколько в них вкуса -- по сравнению с
вызывающей небрежностью простонародья в окрестностях Парижа!
Когда русские работают с непокрытой головой, то длинные волосы могут
стать им помехой; чтобы избавить себя от этого неудобства, они придумали
венчать себя диадемой *, иначе говоря, завязывать вокруг головы ленту, тесьму,
камышинку, стебель трост-" ника, кожаный ремешок; эта диадема, грубая, но
всегда изящно повязанная, идет через лоб и не дает растрепаться волосам; моло-
См. историю Теленева в письме восемнадцатом.
366


Письмо двадцатое
дым людям она к лицу, а поскольку у мужчин этой расы голова, как правило,
овальная и приятной формы, то из рабочей прически они сделали себе украшение.
Но что вам сказать о женщинах? Все те, что встречались мне до сих пор,
выглядели отталкивающе. В этой своей поездке я надеялся увидеть хоть несколько
красивых селянок. Однако здесь, как и в Петербурге, они толсты, низкорослы, а
платье подпоясывают под мышками, повыше груди, которая свободно болтается у
них под юбкой -- омерзительное зрелище! Прибавьте к этому бесформенному
облику, принятому по доброй воле, большие мужские сапоги из вонючей, жирной
кожи и нечто вроде кожуха из бараньей шкуры, наподобие той, из которой сшиты
шубы их мужей, и у вас составится представление о существе вполне
непривлекательном; к несчастью, представление это будет абсолютно точным. В
довершение уродства меховая одежда у женщин не такого изящного покроя, как
полушубок у мужчин, и к тому же обычно сильней изъедена червями -- что,
вероятно, объясняется похвальной бережливостью; это в буквальном смысле
лохмотья!.. Таков женский убор. Без сомнения, ни в одной стране прекрасный пол
так не отвергает всякое кокетство, как крестьянки в России (говорю о том уголке
страны, который видел); и тем не менее женщины эти приходятся матерями
солдатам, гордости императора, и тем красавцам кучерам, которых видишь на
петербургских улицах и на которых так ладно сидит армяк и персидский кафтан.
По правде говоря, большинство женщин, встречающихся в окрестностях
Петербурга, принадлежат к финской расе. Меня уверяли, что в глубинных областях
страны, куда я еще отправлюсь, есть крестьянки редкой красоты.
Дорога, что ведет из Петербурга в Шлиссельбург, на некоторых участках
довольно скверная: то попадаешь на ней в глубокий песок, то в жидкую грязь,
поверх которой набросаны доски, ничем не помогающие пешеходам и создающие
препятствия для карет; эти дурно пригнанные куски дерева, раскачиваясь, обдают
вас брызгами даже в глубине коляски -- и это еще самое малое из неудобств, какие
испытываешь на этой дороге; тут есть кое-что и похуже досок:
я говорю о круглых нерасколотых бревнах, которые так, необработанными,
положены поперек дороги на некоторых болотистых участках, какие вам
приходится время от времени пересекать: их зыбкая почва поглотила бы любой
другой материал, кроме бревен. На беду, сей грубый, ходящий ходуном паркет,
положенный поверх грязи, составлен из плохо пригнанных и неравных по
величине кусков дерева; и все это шаткое сооружение пляшет под колесами в
вечно раскисшей почве, не имеющей дна и проседающей при малейшем нажиме.
При тех скоростях, на каких путешествуют в России, карета на подобных дорогах
вскоре разлетается на куски;
люди ломают себе кости, и на каждой версте из колясок со всех
Зб7


Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
сторон вылетают болты; железные ободья колес раскалываются, рессоры
разлетаются; из-за этого всего экипажи по необходимости сводятся к своему
простейшему обличью, к чему-то вполне примитивному, вроде телеги.
Если не считать знаменитого шоссе между Петербургом и Москвой, дорога на
Шлиссельбург -- одна из тех, где меньше всего этих устрашающих кругляков. И все
же по пути я насчитал множество скверных дощатых мостов, один из которых
показался мне просто опасным. В России человеческая жизнь не ставится ни во что.
Как можно испытывать отцовские чувства, имея шестьдесят миллионов детей?
В Шлиссельбурге меня ждали, и я был принят инженером, руководившим
работами на шлюзах.
Ладожский канал в теперешнем своем виде идет вдоль той части озера, что
расположена между городом Ладога и Шлиссельбургом; сооружение это
великолепно; служит оно для того, чтобы предохранить корабли от тех опасностей,
каким они некогда подвергались из-за бурь на озере; ныне лодки огибают это
бурное море, и ураганы больше не угрожают навигации, которая в свое время слыла
чрезвычайно рискованной среди даже самых отчаянных моряков *.
Погода была облачная, холодная, ветреная; едва успел я выйти из коляски
перед домом инженера, добротным деревянным жилищем, как он сам препроводил
меня во вполне приличную гостиную и, предложив слегка перекусить, со
своеобразной супружеской гордостью представил молодой красивой женщине; то
была его жена. Она поджидала меня в одиночестве, сидя на канапе, и не встала,
когда я вошел; она все время молчала, потому что не знала по-французски, и не
осмеливалась пошевелиться, уж не знаю почему;
быть может, она принимала неподвижность за изъявление учтивости, а натянутый
вид за свидетельство хорошего вкуса; принимая меня у себя дома, она оказывала
мне честь по-своему -- не позволяя
"Соединив каналом Мету с Тверью, Петр I установил сообщение между Каспийским
морем и Ладожским озером, иначе говоря, между берегами Персии и Балтийского моря;
однако на озере часто случались бури, и оно щетинилось подводными камнями, отчего Россия
всякий год теряла изрядное число кораблей. Император Петр I замыслил избавить торговые
суда от этого пагубного прохода по озеру, соединив посредством нового канала Волхов и
Неву. Он приступил к работам, но помощники у него оказались скверные. Инженеры,
вошедшие к нему в доверие, допустили ошибку и обманули его самого; они дурно провели
нивелировку, и сие полезное сооружение было завершено лишь в царствование Петра II"
("История России и основных наций Российской империи" Пьера Шарля Левека, 4-е издание,
подготовленное Мальт-Бреном и Деппингом).
Я привожу этот отрывок из чувства справедливости. Я сужу о Петре I иначе,. нежели
большинство людей пишущих, и почел, что в связи с работами, сделавшими честь
последующим царствованиям, уместно привести черточку, которая наглядно показывает
проницательность ума основателя нынешней Российской империи. Он ошибся в общей
направленности своей внутренней политики, однако в деталях управления обнаруживал
безошибочность суждений и тонкий такт.
368


Письмо двадцатое
себе ни единого движения; казалось, она старательно изображает передо мною
статую гостеприимства, облаченную в белый с розовым подбоем муслин; наряд ее
был скорее прихотлив, нежели элегантен;
разглядывая ее затканную узорами юбку на шелковой подкладке, открытую
спереди, и все те помпоны, которые она навесила на себя, чтобы ослепить
иностранца,-- глядя, повторяю, на эту восковую фигуру, розовую, бесстрастную,
расположившуюся на большой софе, от которой она словно не в силах была
оторваться, я представлял ее греческой мадонной на алтаре; для полной иллюзии ей
недоставало лишь не таких розовых губ и не таких свежих щек, оклада да золотых и
серебряных накладок. Я молча ел и грелся; она же глядела на меня, едва
осмеливаясь отвести взгляд, направленный куда-то выше моей головы -- это
значило бы пошевелить глазами, а неподвижная поза была ею принята столь твердо,
что самый взор ее словно застыл. Когда бы я заподозрил, что причиной сего необык-
новенного приема была застенчивость, я бы проникся к ней некоторой симпатией;
но я не почувствовал ничего, кроме удивления, а в подобных случаях чутье никогда
меня не обманывает -- в застенчивости я разбираюсь отлично.
Хозяин предоставил мне созерцать сколько душе угодно этого занятного
фарфорового болванчика, который стал для меня лишним подтверждением того, что
я уже знал,-- а именно, что северянки редко бывают естественными и что
наигранность их, случается, выдает себя даже и без слов; славный инженер был,
казалось, польщен впечатлением, произведенным его супругою на иностранца:
изумление мое он приписывал восхищению; однако ж, стремясь исполнить долг
свой честь по чести, он в конце концов сказал:
"Сожалею, но я вынужден поторопить вас, у нас не так много времени, чтобы
осмотреть работы, которые мне было велено показать вам во всех подробностях".
Я заранее был готов к этому удару и, не в силах отразить его, принял со
смирением и позволил провожать себя от шлюза к шлюзу, неотступно и с
бесполезным сожалением думая о крепости, усыпальнице юного Ивана, к которой
меня не желали подпускать. Я ни на минуту не забывал об этой цели своей поездки,
хоть и скрывал ее;
скоро вы узнаете, как мне удалось ее достигнуть.
Вас совершенно не интересует число кусков гранита, которые я видел за это
утро, щитов, вставленных в желоба, что выточены посредине гранитных глыб,
гранитных же плит, какими выложено дно канала, -- и слава Богу, ибо сообщить его
я бы не смог; знайте только, что за первые десять лет работы шлюзы ни разу не
потребовали ремонта. Для такого климата, как на Ладожском озере, где самый
крепкий гранит, булыжник, мрамор выдерживают лишь несколько лет, подобная
прочность поразительна.
Великолепная постройка эта предназначена для того, чтобы выравнивать уровень
воды Ладожского канала и русла Невы у ее
Зб9


Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
истока, на западной оконечности водоспуска, который через несколько сливов
соединяется с рекой. Чтобы сделать навигацию, которая из-за суровых зим
открывается всего на три-четыре месяца в году, сколько возможно легкой и
быстрой, число водоспусков было умножено с расточительностью, достойной
восхищения.
Использовались все возможности для того, чтобы выполнить работы надежно
и точно; где только представлялся случай, для мостов, парапетов и даже, повторяю
с восхищением, для русла канала брали финский гранит; деревянные постройки по
тщательности своей отвечают этому роскошному материалу, -- короче, здесь
пустили в дело все изобретения, все достижения современной науки, и в
Шлиссельбурге был исполнен труд, настолько совершенный в своем роде,
насколько позволяют здешняя суровая природа и неблагодарный климат.
Внутренняя навигация в России достойна того, чтобы привлечь к себе
пристальное внимание всех специалистов; это один из главных источников
богатства страны; благодаря колоссальной, как все, что вершится в этой Империи,
системе каналов здесь со времен Петра Великого сумели соединить Каспийское
море с Балтийским через Волгу, Ладогу и Неву, избавив корабли от опасностей.
Тем самым воды, связующие север с югом, текут через всю Европу и Азию. Из
идеи этой, дерзкой по замыслу и дивной по осуществлению, родилось на свет одно
из чудес цивилизованного мира: знать об этом прекрасно и полезно, однако я
нашел, что смотреть на это весьма скучно, особенно под водительством одного из
исполнителей сего шедевра; специалист питает к своему творению почтение,
которого оно, бесспорно, заслуживает, но у простого зеваки вроде меня
восхищение гаснет под грузом ничтожных подробностей, от которых я вас
избавляю. Вот еще подтверждение тому, о чем я уже имел случай вам писать: когда
в России путешественник предоставлен сам себе, он не видит ничего; когда ему
покровительствуют, иначе говоря, дают сопровождающих и не спускают с него
глаз, он видит слишком много -- что в конечном счете одно и то же.
Наконец я счел, что потратил и времени, и похвал ровно столько, сколько
заслуживают те чудеса, какие пришлось мне осмотреть благодаря так называемой
милости, мне оказанной, и обратился к первоначальной цели своего путешествия,
скрывая ее, дабы тем вернее достигнуть; я с невинным видом попросил показать
мне исток Невы. Коварство мое не помогло мне вовсе скрыть нескромность моего
желания, и поначалу инженер мой вовсе ушел от ответа, сказав: "Источник
находится под водой, на выходе из Ладожского озера, на дне глубокого канала,
которым озеро отделено от острова, где возведена крепость".
Это я знал.
-- Здесь одна из достопримечательностей русской природы, -- настаивал я. --
Нет ли способа взглянуть на этот источник?
370


Письмо двадцатое
-- Сейчас слишком сильный ветер; мы не увидим, как бурлит источник; чтобы
глаз мог различить струю воды, бьющую под волнами, нужна тихая погода; однако
я сделаю все, что в моих силах, дабы удовлетворить ваше любопытство.
С этими словами инженер подозвал красивую лодку с шестью изящно
одетыми гребцами, и мы отправились -- будто бы взглянуть на исток Невы, а на
самом деле чтобы приблизиться к стенам крепости, а вернее, заколдованной
тюрьмы, попасть в которую мне не давали на редкость ловко и учтиво; но
препятствия лишь разжигали мой пыл; если бы мне предложили освободить оттуда
какого-нибудь несчастного узника, даже и тогда нетерпение мое не могло бы стать
сильнее.
Шлиссельбургская крепость построена на плоском острове, вроде скалы, лишь
немного возвышающемся над уровнем воды. Утес этот делит реку пополам; еще он
отделяет реку от собственно озера, указывая, где именно их воды смешиваются
между собой. Мы обогнули крепость, дабы, говорили мы друг другу, подойти как
можно ближе к истоку Невы. Вскоре челнок наш оказался как раз над водоворотом.
Гребцы бороздили волны столь искусно, что, несмотря на дурную погоду и малые
размеры нашего суденышка, мы едва ощущали качку, при том что валы в этом
месте вздымались, словно в открытом море. Не сумев различить бурление
источника, скрытого от нас неспокойными, сносящими нас волнами, мы сначала
совершили прогулку по озеру, а затем, на обратном пути, когда ветер слегка
притих, разглядели на довольно большой глубине какие-то клочки пены: это и был
пресловутый исток Невы, над которым мы проплывали.
Когда при западном ветре на озере бывает отлив, канал, что служит
водоспуском для этого внутреннего моря, почти пересыхает, и этот прекрасный
источник выходит на поверхность. Моменты такие весьма редки -- по счастью,
ибо жители Шлиссельбурга тогда понимают, что в Петербурге наводнение, и с часу
на час ожидают вестей о новом бедствии. Весть эта неизменно доходит до них на
следующий день, ибо тот самый западный ветер, что выталкивает воды
Ладожского озера и обнажает русло Невы поблизости от истока, вызывает при
известной силе прилив воды из Финского залива в устье Невы. Река немедленно
останавливает свое течение, и вода, чей ток перегорожен морем, ищет обходного
пути, затопляя Петербург и его окрестности.
Вдоволь навосхищавшись видами Шлиссельбурга, рассыпавшись в похвалах
сей природной достопримечательности, наглядевшись в подзорную трубу на
позиции батареи, с которых Петр Великий вел обстрел шведской крепости,
наконец, навосторгавшись всем, что мне было совершенно не интересно, я
произнес с самым непринужденным видом:
-- Давайте посмотрим на крепость изнутри; по-моему, она
371


Асгольф де Кюстин
Россия в 1839 году
расположена очень живописно, -- добавил я уже не так ловко, ибо когда дело
касается хитрости, нельзя делать ничего лишнего. Русский бросил на меня
испытующий взгляд, и я понял, что он означал;
математик на глазах превратился в дипломата и возразил:
-- Крепость эта для иностранца совсем не интересна, сударь.
-- Это неважно, в такой любопытной стране, как ваша, инте- ;
ресно все. I
-- Но если комендант не ждет нас, нас туда не пустят. |
-- Вы испросите у него разрешения впустить в крепость путе- ' шественника;
впрочем, я думаю, он нас ждет. |
И действительно, нас впустили по первому слову инженера, что навело меня на
мысль о том, что о визите моем предупредили -- ' если не объявили о нем
положительно, то во всяком случае намек- ;
нули на его возможность.
Нас приняли с военными почестями и, препроводив через до-вольно скверно
защищенные ворота во двор, поросший травой, провели через него в... тюрьму,
думаете вы? отнюдь нет, в апартаменты коменданта. По-французски он не знал ни
слова, но оказал ;
мне вполне достойный прием; сделав вид, что визит мой он принимает за изъявление
учтивости по отношению лично к нему, он заставил инженера переводить мне
слова благодарности, которую не мог выразить сам. Лукавые его комплименты
показались мне не столько приятными, сколько занятными. Пришлось принять свет-
ский тон и для виду поболтать с женой коменданта, тоже не знавшей по-французски;
пришлось выпить шоколаду -- короче, заниматься чем угодно, кроме как
осматривать тюрьму Ивана, сказочную награду за все труды, хитрости, вежливые
слова и тяготы этого дня. Никому и никогда так страстно не хотелось попасть в
волшебный замок, как мне -- в эту темницу.
Наконец, когда я почел, что время, приличествующее визиту, истекло, то
спросил у моего провожатого, можно ли осмотреть крепость изнутри. Комендант и