литературной композиции, но имеющая тем не менее известную философскую и
нравственную цель, нечто вроде развязки, что лишена ухищрений, но отнюдь не
интереса или пользы; развязка эта наступает исключительно в сознании человека и
состоит в проверке целой кучи предрассудков и предубеждений. Путешествующий
человек подвергается своего рода нравственной операции, которую благотворное
правосудие Божье, являющее себя в зрелище окружающего мира, вершит над его
способностью к познанию; человек, описывающий свое путешествие, подвергает
этой операции и читателя.
Русский юноша, автор этого отрывка, хотел оправдать зверскую жестокость
своих соотечественников, припомнив ужасы нашей революции, и упомянул
бесчеловечное деяние, совершенное у нас в стране -- кровавое убийство г-на де
Бельзенса в Кане. Он мог бы продолжить сей список: мадемуазель де Сомбрёй
заставили выпить стакан крови, чтобы выкупить жизнь ее отца, архиепископ Арль-
ский и славные его товарищи по мученичеству героически погибли в кармелитском
монастыре в Париже, в Лионе участников восстания расстреливали картечью и--
вечный позор усердию революционных палачей!! -- стрелки обманными
обещаниями понуждали тех из
3"4


Письмо восемнадцатое
своих жертв, кто остался в живых после первого залпа, снова встать на ноги; в
Нанте топили людей -- по слову Каррье, справляли республиканские свадьбы; эти
и множество иных жестокостей, которые даже не упомянуты историками, могли бы
послужить доказательством тому,, что и у самых цивилизованных наций зверство в
людях не исчезло, а всего лишь задремало; и все же методичная, бесстрастная и
неизменная жестокость мужиков отличается от недолговечного бешенства
французов. Для последних их война против Бога и человечества не была
естественным состоянием: мода на кровь изменила их характер, и поступки их
диктовались разгулом страстей -- ибо никогда не были они менее свободны, чем в
эпоху, когда все у них совершалось во имя свободы. У русских же наоборот: вы
увидите, как они убивают друг друга, ни в чем не изменяя своему характеру; они
как будто исполняют свой долг.
У этого покорного народа столь велико влияние общественных установлений
на все классы, а безотчетно впитанные привычки столь властно подчиняют себе
характеры, что даже самые крайние проявления мести, похоже, упорядочены у
русских какими-то правилами. Здесь убийство рассчитано и осуществляется
размеренно;
люди умерщвляют других людей по-военному, скрупулезно, без гнева, без
волнения, без слов, и их спокойствие ужаснее любых безумств ненависти. Они
толкают друг друга, швыряют наземь, избивают, топчут ногами, словно
механизмы, что равномерно вращаются вокруг своей оси. Физическая
бесстрастность при совершении самых буйных поступков, чудовищная дерзость
замысла, холодность его исполнения, молчаливая ярость, немой фанатизм -- вот из
чего слагается преступление, так сказать, добросовестное; в этой удивительной
стране самые бурные вспышки подчинены какому-то противоестественному
порядку; тирания и бунт идут здесь в ногу, сверяя друг по другу шаг.
Сама здешняя земля, однообразный вид сельского пейзажа определяют
симметрию во всем: полное отсутствие рельефа на повсюду одинаковой и большей
частью голой равнине, не слишком разнообразная растительность, которая всегда
скудна в северных странах, вечные ровные пространства, совершенно лишенные
каких бы то ни было живописных холмов и долин,-- на них виднеется селение,
похоже, одно-единственное на всю империю и, словно наваждение, всюду
преследующее путешественника; в общем, все, что Бог забыл сделать для этой
страны, укрепляет и без того неколебимое единообразие политической и
общественной жизни ее жителей. Здесь повсюду одно и то же, а потому, невзирая
на необъятные просторы, в России от края до края все исполняется с дивной
четкостью и согласованностью. Если кому-нибудь когда-нибудь удастся
подвигнуть русский народ на настоящую революцию, то это будет смертоубийство
упорядоченное, словно эволюции полка. Деревни на наших глазах превратятся в
казармы,
3 5


Астольф де Кюстин
Россия в 1839 ГОДУ
и организованное кровопролитие явится из хижин во всеоружии, выдвигаясь цепью,
в строгом порядке; одним словом, русские точно так же подготовятся к грабежам от
Смоленска до Иркутска, как готовятся ныне к парадному маршу по площади перед
Зимним дворцом в Петербурге. В результате подобного единообразия естественные
наклонности народа приходят в такое согласие с его общественными обычаями, что
последствия этого могут быть и хорошими, и дурными, но равно невероятными по
силе.
Будущее мира смутно; но одно не вызывает сомнений: человечество еще
увидит весьма странные картины, которые разыграет перед другими ата Богом
избранная нация.
Русские почти всегда нарушают общественный порядок из слепого почтения к
властям. Так, если верить тому, о чем все шепчутся, когда бы император не
произнес перед депутацией от крестьян своих знаменитых слов, те не взялись бы за
оружие.
Надеюсь, этот факт, равно как и те, что я приводил в других местах, позволит
вам понять, сколь опасно прививать либеральные взгляды народам, не
подготовленным к их восприятию. Что касается политической свободы, то чем
более вы привержены ей, тем более должны избегать произносить имя ее перед
людьми, которые способны лишь скомпрометировать святое дело, защищая его на
свой лад;
по этой самой причине я сомневаюсь, что император действительно произнес те
неосторожные слова, какие ему приписывают. Государь этот лучше чем кто-либо
знает нрав своего народа, и я не могу себе представить, чтобы он, пускай сам того
не желая, спровоцировал крестьянское восстание. Однако ж не могу не добавить,
что многие хорошо осведомленные люди держатся на сей счет иного мнения.
Автор "Теленева" описал ужасы мятежа тем более подробно и тщательно, что
основное действие разворачивалось как раз в семье этого рассказчика.
Если он и позволил себе несколько облагородить характеры и любовь
молодых людей, то лишь по воле своего поэтического воображения; но, даже и
приукрасив чувства, он сохраняет за людьми их национальные обычаи; короче
говоря, ни факты, ни страсти, ни нравы, изображенные в его небольшой повести, не
кажутся мне неуместными в сочинении, чье единственное достоинство --
правдивость описаний.
Добавлю, что и по сей день в тех же краях, где был столь ужасающим образом
нарушен, а затем восстановлен общественный порядок, вновь вспыхивают то тут,
то там кровавые сцены. Как видите, негоже русским попрекать Францию ее
политическими беспорядками и делать из них выводы в пользу деспотического
правления. Предоставьте русской печати свободу на двадцать четыре часа, и вы
узнаете такое, что в ужасе отшатнетесь. Угнетение не может существовать без
всеобщего молчания. При абсолютизме иная несдержанность стоит
государственной измены.
Зоб


Письмо восемнадцатое
Среди русских дипломатов есть такие мастера своего дела, каких не сыщешь у
самых развитых и цивилизованных народов: это потому, что из наших газет они
заранее узнают обо всех наших событиях и замыслах, ибо мы, вместо того чтобы
осмотрительно скрывать от них свои слабости, всякое утро страстно разоблачаем их
перед всем миром, в то время как их собственная византийская политика вершится
в тени и они старательно скрывают от нас свои мысли, поступки и страхи. Мы
движемся вперед при ярком свете, они --- тайком: игра идет не на равных. Они
оставляют нас в слепом неведении, сами же просвещаются за счет нашей
искренности; наша слабость -- в болтливости, их сила -- в скрытности; вот главная
причина их дипломатического искусства.
ИСТОРИЯ ТЕЛЕНЕВА *
Вот уже много лет поместье князя *** находилось в руках управляющего;
звали его Теленев. Князь *** был поглощен другими делами и вовсе не заботился о
своих владениях; обманувшись в своих честолюбивых ожиданиях, он надолго
отправился в путешествие -- развеивать тоску впавшего в немилость вельможи;
потом, устав искать в искусстве и природе лекарство от политических
разочарований, он возвратился на родину, дабы, снова приблизившись ко двору,
больше его не покидать и попытаться усердием и искательной настойчивостью
вернуть расположение государя.
Но покуда жизнь его и состояние растрачивались впустую то на придворные
хлопоты в Санкт-Петербурге, то на любовь к древностям на юге Европы, он терял
привязанность своих крестьян, которых дурное обращение Теленева довело до
отчаяния.
В обширных вологодских ** владениях человек этот был настоящим
самодержцем и заслужил проклятия за то, каким образом осуществлял он
господскую власть.
Но у Теленева была прелестная дочь по имени Ксения ***;
кротость была врожденным свойством этой девушки, ибо она рано лишилась
матери и не получила иного воспитания, кроме того, какое мог дать ей отец. Он
научил ее французскому языку, и она, можно сказать, вызубрила наизусть
несколько классиков века Людовика XIV, забытых в вологодской усадьбе отцом
князя. Ее любимыми книгами была французская "Библия", "Мысли" Паскаля,
"Теле-мак"; когда человек читает немногих, но хорошо отобранных авторов и часто
их перечитывает, он получает от чтения большую
* Имена людей и названия я выбрал наугад, с единственной целью -- скрыть
настоящие; там, где я не боялся повредить ясности рассказа, я даже избегал их вовсе;
наконец, я позволил себе исправить стиль нескольких выражений, чуждых духу нашего
языка.
** Этим названием я заменил подлинное. * Это
милое имя -- имя русской святой.
307


Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
пользу. Одна из причин легковесности нынешних умов -- в обилии книг,
заполнивших мир: книг не столько скверно написанных, сколько скверно
прочитанных. Мы оказали бы услугу грядущим поколениям, если бы научили их
читать, ведь с тех пор, как вес выучились писать, сей талант становится все
большей редкостью...
В свои девятнадцать лет Ксения славилась своей ученостью и пользовалась
заслуженным уважением во всех принадлежащих князю *** землях. К ней
приходили за советом из окрестных деревень; Ксения была для бедных крестьян
вожатой, опорой в делах, болезнях, горестях.
За свое миротворство нередко выслушивала она гневные упреки отца; но
уверенность, что она совершила добро или помешала свершиться злу, была для нее
превыше всего. В стране, где влияние женщин, как правило, невелико '", она имела
власть, которую не мог бы у нее оспорить ни один из уездных мужчин -- власть
разума над грубыми умами.
Даже ее отец, человек буйный по натуре и по привычке, ощущал на себе
благотворное воздействие ее души; нередко он краснел, чувствуя, что боязнь
причинить страдание Ксении не позволяет ему дать волю гневу, и он, словно
тиран-самодержец, который стал бы корить себя за милосердие, сокрушался, что
чересчур добродушен. Свои бурные вспышки он почитал за праведный суд и
ставил их себе в заслугу, однако крепостные князя *** имели о них иное мнение.
Отец с дочерью жили в вологодском имении, расположенном на равнине,
огромной по размерам, но по русским понятиям довольно уютной.
Усадьба стоит на берегу озера, омывающего его с трех сторон. Берега озера
плоски, и оно сообщается с Волгой через водоспуски, чье небыстрое и недолгое
течение делится на множество рукавов. Ток извилистых ручейков глубоко
прорезает обширную поверхность равнины, и глаз, не имея возможности
наслаждаться зрелищем этих потайных узоров, безотчетно следит издалека их
изгибы, отмеченные купами жалких, худосочных ив и других хилых кустарников,
что разбросаны там и сям вдоль глубоких каналов, которые перерезают луг и
бороздят его во всех направлениях, не придавая ему ни красоты, ни плодородия,
ибо блуждающие воды не улучшают болотистой почвы.
В облике самого здания есть нечто величественное. Из окон его открывается с
одной стороны вид на озеро, похожее на море, ибо утром и вечером его ровные
песчаные берега тонут в дымке на горизонте, а с другой -- на широкие пастбища,
изрезанные рвами и покрытые ивняком. Некошеные луга-- главное богатство этих
мест, а уход за скотом, что привольно пасется на них, -- единствен-ное занятие
крестьян.
Всем известно, что вплоть до XVIII века русских женщин держали, так сказать,
взаперти.
Зо8


Письмо восемнадцатое
По берегам Вологодского озера пасутся большие стада. Эти группы
животных -- единственные приметы пейзажа, лишь на них задерживается взор,
скользя по плоским, холодным полям, где непрочерченная линия горизонта и
вечно серое, туманное небо ни рисунком своим, ни цветом не оживляют
однообразных далей. Суровый климат наложил свою печать на этот скот, его
малорослую, хилую породу; и все же, пусть и жалкие на вид, коровы пестротой
своей шкуры слегка расцвечивают возвышенности, пересекающие болото, и
благодаря этой перемене тонов глаза отдыхают от торфянистых оттенков луга -- а
скорее лощины, где растут не столько травы, сколько шпажник. Бесспорно, в
пейзажах этих нет ничего прекрасного, однако ж они покойны, величавы,
необозримы, внушительны, и глубокая их безмятежность не лишена ни
царственности, ни поэзии: это Восток, но без солнца.
Однажды утром Ксения вышла из дому вместе с отцом, чтобы присутствовать
при пересчете скота: эту процедуру он производил каждый день сам. Стадо,
живописно разбросанное перед дворцом на берегу озера, радовало глаз; шкуры
животных поблескивали в рассветных лучах; колокол окрестной церквушки сзывал
на молитву нескольких женщин, оставшихся без дела из-за своих увечий, и
дряхлых стариков, что безропотно вкушали отдых, дарованный годами. Их
благородное, увенчанное сединами чело, живые еще краски на лицах,
окаймленных серебристыми бородами, свидетельствовали о том, насколько здоров
воздух в этой ледниковой зоне и как красива здешняя человеческая порода. О
красоте людей, живущих в какой-либо местности, судить следует не по юным
лицам.
-- Взгляните, батюшка,-- сказала Ксения, когда они шли по плотине,
соединяющей с лугом полуостров, где стояла усадьба,-- взгляните, над избой
моего молочного брата развевается флаг.
Русские крестьяне нередко бывают в отлучке: получив разрешение, они
отправляются искать приложения своим силам и смекалке куда-нибудь в
окрестные города и доходят до самого Санкт-Петербурга; хозяину они платят
оброк, а все заработанное сверх него берут себе. Когда такой странствующий
крепостной возвращается к жене, на крыше их хижины воздвигается сосна,
наподобие мачты, а на самой верхушке этого дерева возвращения плещется и
сверкает хоругвь, дабы жители села и соседних деревень, увидев этот знак веселья,
порадовались вместе с супругой.
В согласии с этим старинным обычаем и был вывешен флаг на коньке избы,
где жила старуха Елизавета, мать Федора и кормилица Ксении.
-- Стало быть, этот негодяй, твой молочный брат, сегодня ночью вернулся? --
переспросил Теленев.
-- Ах! я так рада,-- воскликнула Ксения.
-- Еще одним злодеем больше,-- возразил Теленев,-- а то у нас в уезде своих
не хватает.
3"9


Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
И без того вечно хмурое лицо управляющего стало еще мрачнее.
-- Его нетрудно было бы сделать добрым,-- ответила Ксения, -- но вы не
хотите воспользоваться своим влиянием.
-- Ты-то мне и мешаешь, ты с вечной твоей кротостью и неуместными
советами вести себя осмотрительно! Ты портишь господское ремесло. Нет, отец
мой и дед не так обращались с крепостными отца нашего господина.
-- Неужели вы забыли,-- возразила Ксения дрожащим голосом, -- что
детство у Федора было счастливее, чем у обыкновенных крестьян? Так почему же
ему быть похожим на других? Поначалу его воспитывали так же заботливо, как и
меня.
-- Он должен был стать лучшим из лучших, а стал хуже всех:
хороши плоды просвещения... Это все ты... Вы с кормилицей вечно зазывали его в
замок, а я по доброте своей, желая тебе угодить, забывал и ему позволял забывать о
том, что он рожден вовсе не для того, чтобы жить с нами.
-- Зато впоследствии вы ему напомнили об этом со всей жестокостью, -- со
вздохом возразила Ксения.
-- У тебя какие-то нерусские мысли в голове; рано или поздно ты поймешь на
собственной шкуре, как надо обращаться с нашими крестьянами. -- И продолжал
сквозь зубы: -- Почему же этот чертов Федор вернулся сюда, невзирая на мои
письма князю? Выходит, князь их не читает... А тамошний управляющий мне
завидует.
Ксения расслышала реплику Теленева и с горечью поняла, как усилилось
раздражение управителя, даже у себя дома не избавленного от дерзостей
непокорного крепостного; желая смягчить его сердце, она обратилась к нему с
такими разумными словами:
-- Два года назад моего бедного молочного брата едва не до смерти избили по
вашему приказанию; и чего вы добились, обидев его? ничего; из уст его не
прозвучало ни слова извинения; он предпочел бы отдать Богу душу под розгами,
чем унизиться перед вами. А все потому, что наказание было слишком суровым по
сравнению с нанесенным оскорблением; если виновный возмущен, он не раскается.
Согласна, он ослушался вас; но он был влюблен в Катерину; причина проступка
отчасти искупала вину, вот чего не захотели вы понять. После этой сцены Федор
женился и уехал, но все наши крестьяне возненавидели вас так ужасно, что я боюсь
за вас, батюшка.
-- И оттого-то радуешься возвращению одного из злейших моих врагов? --
раздраженно воскликнул Теленев.
-- Ах! его я как раз не боюсь; нас поили одним молоком, и он скорее умрет,
чем огорчит меня.
-- И впрямь, разве он этого не доказал?.. Если б он посмел, он бы первый
перерезал мне глотку.
-- Вы к нему несправедливы; напротив, Федор защищал бы вас от всех и вся,
хоть вы и нанесли ему смертельную обиду; вы ведь
Зю


Письмо восемнадцатое
постараетесь, чтобы он забыл вашу суровость -- правда, батюшка? Он теперь
женат, у него маленький сын; счастье должно смягчить его нрав, ведь дети меняют
отцовские сердца.
-- Замолчи, я с ума сойду от твоих идей, вычитанных из романов! Твои
нежные крестьяне и благородные рабы водятся только в книжках. Я лучше тебя
знаю, с какими людьми мне приходится иметь дело: они ленивы и мстительны, как
и их отцы, и ты никогда не обратишь их к добру.
-- Если бы вы мне позволили обращать их, если бы помогли мне, мы бы
сделали это вместе. Но вот и милая моя Пахомовна идет с заутрени.
С этими словами Ксения бежит к кормилице и бросается ей на шею.
-- Вот и счастье к тебе пришло!
-- Может быть,-- отвечает старуха чуть слышно.
-- Он вернулся.
-- Но ненадолго; я боюсь...
-- Что ты хочешь сказать?
-- Они все с ума посходили; только тс-с!
-- Что ж, матушка Пахомовна, -- произнес Теленев, косо взглянув на
старуху,-- вот твой негодник сын и вернулся домой... Его жена может быть
довольна. А вам всем должно быть ясно, что раз он вернулся, значит, я на него не
сержусь.
-- Тем лучше, господин управляющий, нам так нужно ваше покровительство...
Ведь скоро приедет князь, а мы его не знаем.
-- Как? какой князь? наш господин? -- И, осекшись: -- Ах, да, конечно, --
воскликнул Теленев, не желая показывать своего удивления перед какой-то
крестьянкой, которая, похоже, знала больше него, -- конечно, я вам окажу
покровительство. К тому же приедет он не завтра; эти слухи идут каждый год об
эту пору.
-- Простите, господин Теленев, он будет здесь на днях. Управляющему
хотелось засыпать вопросами кормилицу Ксении, но самолюбие не позволяло ему.
Ксения, угадав его замешательство, пришла ему на помощь.
-- Скажи-ка, кормилица, откуда это ты так хорошо знаешь, когда и куда едет
наш господин князь ***?
-- Мне сказал Федор. Ах! мой сын знает и много чего еще! он стал настоящим
мужчиной. Ему двадцать один год, он как раз на год старше вас, девочка моя; но он
еще вырос, и если б я посмела... я бы сказала... он такой красивый!.. я бы сказала,
что вы похожи.
-- Замолчи, пустомеля! с чего это моя дочь будет похожа на твоего сына?
-- Они сосали одно. и то же молоко; люди и не такие близкие тоже бывают
похожи; и даже... но нет... когда вы больше не будете над нами главный, я скажу,
что думаю про их характеры.
-- Когда я больше не буду над вами главным?
зи


Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
-- Конечно... Сын видел Батюшку.
-- Императора?
-- Да; и государь император самолично велел передать нам, что скоро мы
будем свободными; такова его воля; когда бы все зависело только от него, это бы
уже случилось *.
Теленев пожимает плечами, потом продолжает:
-- А как это Федору удалось поговорить с императором?
-- Как?.. он присоединился к нашим людям, тем, которых послали все наши
деревенские и соседские тоже, чтобы они пошли и попросили Батюшку...
Тут Пахомовна вдруг осеклась.
-- Попросили о чем?
Старуха, спохватившись, что проболталась, решила прикусить язык, несмотря
на торопливые расспросы управителя. В ее внезапном молчании было нечто
непривычное и, быть может, исполненное глубокого смысла.
-- Да что же вы тут, в конце концов, против нас замышляете? -- в бешенстве
вскричал Теленев, схватив старуху за плечи.
-- Нетрудно догадаться,-- сказала Ксения, делая шаг вперед и вставая между
отцом и кормилицей, -- как вам известно, прошлой весной государь купил
поместье ***, по соседству с нашим. С тех самых пор наши крестьяне ни о чем не
мечтают, как только о счастье принадлежать короне. Они завидуют соседям, чье
положение... как они считают, намного улучшилось, притом что прежде во всем
было схоже с их собственным; многие старики, из самых почтенных в уезде,
просили у вас под разными предлогами дозволения отправиться в город; после их
отбытия я узнала, что их избрали ходоками от других крепостных, чтобы они
отправились к императору и молили его купить их, как он купил их соседей.
Многие окрестные губернии присоединились к вологодским депутатам, дабы
принести государю ту же просьбу. Уверяют, что они вручили ему деньги,
необходимые для покупки имения князя ***-- земель вместе с людьми.
-- Верно,-- сказала старуха,-- и Федор, мой мальчик, повстречал их в
Петербурге и присоединился к ним, чтобы поговорить с Батюшкой; вчера они все
вместе вернулись.
-- Я не предупредила вас об их попытках,-- продолжала Ксения, глядя на
изумленного отца, -- потому что заранее знала, что из этого ничего не получится.
-- Ты была неправа, ведь они встретились с Батюшкой.
-- Даже сам Батюшка не может сделать того, о чем они просят, иначе ему бы
пришлось купить всю Россию.
-- Вы только посмотрите, что за хитрецы,-- возразил Теленев.-- Эти
мошенники настолько богаты, что делают подобные
* Исторический факт.
312


Письмо восемнадцатое
подарки императору, а перед нами разыгрывают нищих и имеют бесстыдство
утверждать, будто мы лишаем их последнего. Вот если бы у нас было побольше
здравого смысла да поменьше доброты, мы бы отняли у них все, включая веревку,
на которой они нас вздернут.
-- Не успеете, господин управляющий, -- произнес очень тихо и очень
ласково молодой человек, что незаметно приблизился к ним и стоял теперь с видом
диковатым, но отнюдь не робким, держа шапку в руке, перед ивняком, из-за
которого он и появился словно по волшебству.
-- А, это ты... бездельник! -- вскричал Теленев.
-- Федор, ты ни слова не говоришь своей молочной сестре,-- перебила его
Ксения. -- А ведь ты столько раз обещал не забывать меня! Я крепче держу слово,
чем ты, ведь не было дня, чтобы я не помянула твоего имени в молитве, там, в
глубине часовни, перед иконой Святого Владимира, в память о твоем отъезде. Ты
помнишь? именно там, в часовне, попрощался ты со мной уже почти год назад.
С этими словами она бросила на брата нежный, укоризненный взгляд,
неотразимо кроткий и строгий.
-- Как я могу вас забыть! -- воскликнул юноша, воздевая глаза к небу.
Ксения умолкла, испугавшись набожного, но чуть свирепого выражения этих
глаз, обычно опущенных долу; в них было что-то тревожное, что не вязалось с
кротостью в голосе, словах и повадках молодого человека.
Ксения была из тех северных красавиц, каких не встретишь больше нигде;
черты ее казались почти неземными: чистота их, вызывавшая в памяти Рафаэля,
выглядела бы холодной, когда бы на лице ее, еще не потревоженном страстями, не
запечатлелась тончайшая чувствительность. В тот день ей как раз исполнилось
двадцать лет, но она не ведала еще того, что волнует сердце; высокая, тонкая,
немного хрупкого сложения, она была наделена какой-то неповторимой грацией,
хотя обычно гибкость ее скрывалась за неторопливостью движений; глядя, как
ступает она по траве, еще белой от росы, можно было подумать, что это последний
лунный луч скользит по недвижному озеру перед зарею. В томности ее было то
обаяние, какое отличает лишь здешних женщин -- их не назовешь хорошенькими,
но они красивы, а иные -- чаще всего не из низких сословий -- безупречно
прекрасны; ибо в России красота аристократична, и крестьянки, как правило, не
столь щедро одарены природой, как знатные дамы. Ксения же была красива, как
царица, и свежа, как поселянка.
Волосы ее, разделенные на две пряди, окаймляли высокий, цвета слоновой
кости лоб; лазурные глаза, прозрачные, словно хрустальный родник, оттенялись
длинными, загибающимися вверх черными ресницами, тень от которых падала на
свежие, но едва тронутые румянцем щеки; брови, совершенного рисунка,
УЗ


Астольф де Кюстин
Россия в 1839 ГОДУ
но довольно светлые, были все же темнее волос; чуть крупноватый рот открывал
взору зубы такой белизны, что сиянием их озарялось все лицо; розовые губы
блистали невинностью, а лицо, почти круглое, но исполненное большого
благородства, несло на себе выражение тонкости чувств и набожной нежности,
обаяние которого захватывало всех с первого взгляда. Будь у нее серебряный нимб,
она стала бы прекраснейшей из византийских мадонн, изображением которых
дозволено украшать русские церкви *.
Ее молочный брат был один из красивейших мужчин в этих краях, чьи