– Позвольте узнать, каким образом вы намереваетесь лечить больную? – спросил Симэнь.
   Во время этого обсуждения доложили о прибытии доктора Чжао, которого привели Циньтун и Ван Цзин.
   – Кто прибыл? – спросил Хэ.
   – Слуги привели еще одного медика, – отвечал Симэнь. – Прошу вас, почтенный сударь, не придавать этому значения. Пусть и он обследует пульс. Тогда я попросил бы вас вдвоем обсудить состояние больной и решить, какое лекарство скорее облегчит недуг.
   Вскоре появился доктор Чжао. Симэнь, а за ним и все остальные, приветствовали вошедшего. Почтенный Хэ сидел в центре. Доктору Чжао предложили место слева от него. Ин Боцзюэ расположился справа, а Симэнь занял место хозяина. Лайань подал чай. После чаепития посуду убрали.
   – Позвольте узнать высокие имена почтенных господ, – обратился Чжао к сидевшим рядом с ним.
   – Фамилия этого господина – Хэ, а моя – Цяо, – сказал сват Симэня.
   – Ваш покорный слуга – Ин, – отрекомендовался Боцзюэ. – Позвольте узнать ваше почтенное имя, сударь. Где вы проживаете? Чью школу чтите?
   – Ваш покорнейший слуга, – начал Чжао, – обитает за Восточными воротами, в Первом переулке, у храма Второго отрока,[969] у моста Трех поворотов, у Четвертого колодца. Прозываюсь я Чжао Лунган по кличке Каверзник,[970] живу врачеванием. Мой дед занимал пост старшего медика в Коллегии врачей Его Величества, отец был знаменитым врачом округа Жуфу.[971] Три поколения в нашем роду посвятили себя исцелению болящих. Изо дня в день я упорно изучаю труды Ван Шухэ,[972] читаю «Трактат о свойствах лекарств» Утин-цзы, почтенного старца из Дунъюань,[973] «Исконные вопросы Хуан-ди»,[974] «Канон трудностей»,[975] «Книгу исцеления»,[976] «Главное из принадлежащего Даньси»,[977] «Профессиональные тайны Даньси»,[978] «Тайны пульса старца Цзегу»,[979] «Тринадцать неизменных рецептов»,[980] «Рецепты сильнодействующих составов ценой в тысячу золотых»,[981] «Чудодейственные рецепты предельного долголетия»,[982] «Священные рецепты с моря»,[983] – Словом, нет книг, которые бы я не читал, нет книг, которые бы я не изучал. Мне открыты лекарственные способы излечения грудной полости, под пальцами моими проясняется тайная пружина пульса, понятны мне пометы различения сил тьмы и света по шести пневмам и четырем сезонам[984] всякие там внешние и внутренние признаки.[985] Я определяю глубинные и поверхностные колебания разъединяющего пульса.[986] явления в теле ветра и недостаточности, холода и жара[987] С первого взгляда постигаю струнный и наводняющий, лукообразный и окаменелый пульсы.[988] Но мое косноязычие не позволяет даже перечислить всего, что я знаю. Вот несколько поэтических строф. Они лучше раскроют вам суть моих достоинств. Внемлите:
 
Я – всем известный Чжао-врачеватель,
Талантов медицинских обладатель.
И у меня больных – невпроворот:
С утра так и толпятся у ворот!
Неведомы мне снадобья и травы,
Лекарств не отличаю от отравы.
Недужных я по-своему лечу –
При них в бубенчик весело бренчу:[989]
Наукою пренебрегая грубо,
Больному заговариваю зубы
И серебро раздобываю ловко…
Стяну больную голову веревкой,
Прижгу глаза настойкою полынной,
В ушах иглою ковыряю длинной,
На боли в сердце сетовать начнешь –
Уверенно берусь за острый нож.
Чем кончится болезнь – гадать не надо.
Моя забота – за труды награда.
Беда нередко в тот приходит дом,
Где практикуюсь в ремесле своем.
 
   Да,
 
Он, подвиги свершая, не забудет,
что чрево ублажить необходимо.
Целителей пути, как и блаженных,
воистину же неисповедимы!
 
   Все громко рассмеялись.
   – Смею узнать, вы причисляете себя к прямым наследникам предков или же к побочным? – обратился к Чжао почтенный Хэ.
   – Что это значит? – недоумевал Чжао.
   – А то, что прямой наследник перенимает науку предков, – пояснил Хэ. – Побочный же лишь осведомляется о болезни и прописывает лекарство.
   – Неужели нам, почтенный сударь, неведомо завещание древних?! – удивился Чжао. – Осмотри, принюхайся-прислушайся, расспроси, ощупай,[990] и только тогда ты найдешь чудодейственное волшебное средство. Так говорили древние, и так поступаю я, потомственный медик в третьем поколении. Прежде всего расспрашиваю о болезни, а потом смотрю пульс. Еще нужно наблюдать за общим состоянием духа, подобно тому, как сам Цзыпин сопоставлял свои расчеты с пятью небесными телами[991] Также надо наблюдать отражение судьбы на руках и в лице, и только тогда можно увидеть истинную картину и наверняка не ошибиться.
   – В таком случае прошу вас, почтенный сударь, осмотреть больную, – предложил Хэ.
   Симэнь велел Циньтуну предупредить горничных и пригласил медика Чжао в спальню. Лекарь в сопровождении хозяина вошел туда. Пинъэр только что успокоилась и забылась, но ее снова подняли и посадили на постель среди подушек. Чжао ощупал пульс сперва на левой руке, потом на правой. Затем попросил ее поднять голову и стал всматриваться. Пинъэр едва подняла голову.
   – Почтеннейший сударь! – обратился Чжао к Симэню. – Попрошу вас, спросите сударыню, знает ли она, кто я.
   – Кто этот господин? – спросил Симэнь.
   Пинъэр подняла голову и взглянула на сидевшего перед ней Чжао.
   – Наверное, господин доктор, – наконец проговорила она тихо.
   – Не беспокойтесь, сударь! – воскликнул Чжао. – Раз еще распознает людей, стало быть, не умрет.
   – Осмотрите как можно внимательней, прошу вас, доктор! – говорил Симэнь, улыбаясь. – Щедро вас отблагодарю.
   Чжао долго осматривал больную.
   – Судя по цвету лица, биению пульса, – наконец заговорил лекарь, – у вашей почтенной супруги, только прошу, сударь, на меня не обижаться, если не поражение от холода, то разные внутренние болезни, если не после родов, то до зачатия.
   – Да нет, совсем не это! – воскликнул Симэнь. – Еще раз повнимательнее исследуйте, сударь.
   – Должно быть, сударыня переела, – гадал Чжао. – От обильной пищи страдает.
   – Да она днями крошки в рот не берет.
   – Значит, желтуха изводит.
   – Да нет же.
   – Нет?! Но отчего же так пожелтело лицо? – недоумевал Чжао. – Может понос от явления недостаточности в селезенке, а?
   – Нет у нее никакого поноса, – говорил Симэнь.
   – Ну тогда что за болезнь такая? – совсем недоумевал Чжао. – Прямо и ума не приложу.
   Почтенный Чжао долго сидел молча.
   – А! Вспомнил! – оживился он наконец. – У сударыни если не шанкр, то точно расстройство месячных.
   – Откуда у замужней женщины может быть шанкр? – воскликнул Симэнь. – А насчет месячных вы близки к истине.
   – Будда милостливый! – вскрикнул Чжао. – И как это меня осенило! Наконец-то попал в точку.
   – Что же происходит при таких расстройствах? – спрашивал Симэнь.
   – Месячные либо совсем прекращаются, либо начинается маточное кровотечение, – пояснил Чжао.
   – Так вот! – не выдержал Симэнь. – У моей жены они хлещут, не переставая, поэтому она и похудела. Есть ли у вас для нее хороший препарат быстрого действия? Я очень щедро отблагодарю.
   – Не беспокойтесь, сударь! – успокаивал его Чжао. – Я найду средство. Чудесное лекарство составлю. Когда выйдем в залу, я рецепт выпишу.
   Симэнь проводил лекаря в залу, где все еще сидели сват Цяо и почтенный Хэ.
   – Какой же недуг у сударыни? – спросили они Чжао.
   – Обильные кровотечения, насколько я могу судить, – отвечал он.
   – Чем же вы полагаете лечить больную? – поинтересовался Хэ.
   – Есть у меня чудодейственный состав, – отвечал Чжао. – Исцеляет без промедления. А состоит он вот из чего. Слушайте:
 
Безвременник, кровохлебку, зверобой
С бузиною растереть и беленой,
Из крапивы, сонной одури простой
Приготовить с волчьей ягодой настой,
Заманиху, хрен, желтушник серый взять,
С луком, с медом, с миндалем перемешать,
Хмель добавить, подмешать мышьяк и мак,
Принимать по целой чашке натощак.[992]
 
   – Но таким зельем немудрено и отравить больную, – заметил почтенный Хэ.
   – А что говорили в старину? – возражал лекарь Чжао. – Отрава горечь во рту оставляет, а хворь изгоняет. Чем лямку тянуть, страдать, лучше уж отмучиться раз и навсегда.
   – Какую же чушь несет этот балбес! – воскликнул Симэнь и обернулся к слугам: – Гоните его вон!
   – Раз его ваш приказчик рекомендовал, с пустыми руками неудобно отпускать, – заметил сват Цяо.
   – Ладно! Отвесьте в лавке два цяня и пусть идет своей дорогой, – распорядился Симэнь.
   Получив два цяня серебра, медицинское светило Чжао стрелой пустился восвояси.
   – Это же самый настоящий неуч! – обернувшись к свату Цяо, сказал Симэнь, едва Чжао вышел из залы.
   – Разве вы его не знали? – вставил почтенный Хэ. – Это же Чжао Каверзник. За Восточными воротами живет, в бубенчик бренчит, прохожим голову морочит. Я только сказать не решился, а ведь он в медицине полный профан. Я займусь составлением лекарства тотчас же по возвращении домой. Если прекратится кровотечение и полегчает в груди, значит, почтенная супруга ваша пойдет на поправку. Если же мне не удастся облегчить недуг и восстановить аппетит, тогда я бессилен чем-нибудь помочь.
   Почтенный Хэ стал откланиваться. Симэнь вручил ему лян серебра и отправил с ним за лекарством Дайаня.
   Под вечер Пинъэр приняла снадобье, но и оно не принесло ни малейшего улучшения.
   – Нельзя ей давать столько лекарств! – предупреждала хозяина Юэнян. – Тем более на голодный желудок. К чему зря человека травить? Помнишь, еще У Бессмертный предсказывал ей обильное кровотечение на двадцать седьмом году жизни? А ведь ей как раз двадцать семь. Послать бы за Бессмертным. Он сказал бы, что ей на роду написано. Может, какая зловещая звезда ее судьбой правит? Тогда молебен заказали бы Бессмертному.
   Симэнь тотчас же вручил слуге свою визитную карточку и направил его к командующему Чжоу, но там сказали, что Бессмертный У – странник, который не задерживается подолгу на одном месте, подобно плывущему облаку.
   – Когда Бессмертный У появляется в здешних краях, – объяснили слуге, – он обыкновенно останавливается в храме Духа Земли на юге от города. Но в этом году он еще в четвертой луне отбыл в горы Удан.[993] Советуем вам обратиться к прорицателю Хуану. Он проживает в храме Истинного Воина.[994] Известный вещатель. И берет только три цяня серебра. Но по домам он не ходит. Будущее видит словно в зеркале.
   Симэнь послал к прорицателю Чэнь Цзинцзи. Тот взял с собой три цяня и направился на север к храму Истинного Воина. На воротах Хуана висела надпись: «За три цяня предсказываю грядущих дней судьбу по начертаниям преднебесной схемы „Книги Перемен“.[995]
   Чэнь Цзинцзи отвесил прорицателю поклон.
   – Не могли бы вы, учитель, сказать судьбу одной особы? – обратился он к Хуану, вручая серебро. – Двадцати семи лет от роду,[996] родилась в полуденный час под седьмым знаком, пятнадцатого дня в первой луне.
   Прорицатель углубился в расчеты.
   – Жизнь этой женщины, – начал он, – связана с восьмым годом синь-вэй, двадцать седьмым месяцем гэн-инь, двадцать восьмым днем синь-мао и девятнадцатым часом жэнь-у, когда она появилась на свет, и нерасторжима с тем, кто носит пояс и печать.[997] Судьба ее определяется годами с четверкой. Ее четырехлетний возраст – под пятьдесят шестым знаком цзи-вэй, четырнадцатилетний – под пятьдесят пятым знаком моу-у, двадцатичетырехлетний – под пятьдесят четвертым знаком дин-сы, тридцатичетырехлетний – под пятьдесят третьим знаком бин-чэнь. Действие этих роковых лет.[998] одновременно проявилось в текущем году, соответствующем тридцать четвертому знаку дин-ю, так как последний поражает знак небесного ствола в обозначении его рождения[999] Ее судьба теперь зависит от звезды Кету.[1000] Нарушен так же покой Пяти демонов Погребальных Врат, которые готовят страшное несчастье. Кету – звезда непроглядного мрака. Непостоянство и перемены, одна загадочней другой, – ее натура. Своим видом он напоминает спутавшийся шелк, где не найти конца. Когда же Кету вторгается в судьбу человека, его подстерегают таинственные испытания и недуги. Их роковой исход, равно разоренье, гибель детей, обыкновенно приходятся на месяцы первый, второй, третий, седьмой, девятый. Человека ничтожного, невоздержанного на язык, постигает разорение. Крайне опасно такое совпадение для особ женского пола. Из чего можно заключить:
 
На чью судьбу прольется свет
Звезды Кету, тот тянет след
В своей рассохшейся ладье
По суше, а не по воде.
Всем близким обреченного, увы,
Не приподнять с надеждой головы,
Скорбя душой, им не к кому воззвать,
Им остается молча горевать.
Коль женщина Кету озарена,
Судьба ее и вовсе не длинна,
Особенно когда родить должна
Или недавно родила она!..
 
   Что же касается той, о чьей судьбе вы хотите узнать, то:
 
Она родителей своих так рано потеряла,
Вот отчего и счастье к ней намного опоздало,
Но чаровница что ни год, то становилась краше,
Взросла красавица – и вот жизнь стала полной чашей.
Потом у любящей четы на свет дракон родился,[1001]
Почетом упоен, супруг пред слабыми гордился.
Он, потонув в своих страстях, расстанется с любимой,
Она, как лист сухой, падет, попав в «чертог куриный».[1002]
 
   Записав судьбу, предсказатель Хуан запечатал конверт и вручил его Цзинцзи. Когда тот вернулся домой, Симэнь сидел с Ин Боцзюэ и сюцаем Вэнем. Хозяин взял конверт и пошел в дальние покои к Юэнян.
   – Предсказание не предвещает ничего доброго, – сказал он.
   Не узнай Симэнь дурных предвестий, все бы шло своим чередом, а тут у него на лбу три морщины залегли, и душу многопудовая печаль терзала.
   Да,
 
И богачу в расцвете сил
грозит тяжелая утрата.
Так узнает он невзначай,
сколь беден он, – близка расплата.
Дни нашей жизни сочтены,
и как достатки ни обильны,
Переиначить срок нельзя –
перед судьбою мы бессильны.
 
   Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
ДАОС ПАНЬ СОВЕРШАЕТ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ И МОЛЕБЕН С ЗАЖЖЕННЫМИ СВЕТИЛЬНИКАМИ
СИМЭНЬ ЦИН В ГОЛОС ОПЛАКИВАЕТ ПИНЪЭР

   Судьба и щедрой и лихой бывает.
   Своим поступкам каждый цену знает.
   Ты молод иль состариться успеешь –
   За все тебе воздастся, что содеешь.
   Заботы дня, всех дел твоих теченье
   Продумывай в часы отдохновенья.
   Будь сердцем вечно к правде устремлен –
   Природы высший выполнишь закон.

   Итак, Симэнь не знал, что и делать, когда увидел, что никакие снадобья не помогают Пинъэр, а врачи и прорицатели не предвещают ничего утешительного.
   Первое время Пинъэр еще как-то боролась с недугом: сама причесывалась, умывалась и по надобности вставала с постели. Но потом у нее пропал аппетит. Изнурительные кровотечения подорвали силы. Еще совсем недавно она напоминала распустившийся цветок, теперь же, худая и непривлекательная, настолько ослабла, что была не в силах подняться с проложенной бумагой подстилки. А чтобы не пахло, она наказывала горничным жечь благовония. Руки ее исхудали и повисли, как серебряные нити. Симэнь через день бывал на службе, а все остальное время проводил около больной, плакал и рыдал.
   – Шел бы ты, дорогой, в управу, – уговаривала его больная, – а то службу упустишь. А я уж как-нибудь. Только вот кровотечения покою не дают. Может, перестанут. Аппетит появится, тогда и поправлюсь. А ты ведь мужчина. Нельзя тебе как на привязи дома сидеть.